Присутствующий здесь профессор Jouli Андреев постоянно поражается количеству глупцов в адамовом племени. Одинокому интеллектуалу из Вены не приходит в голову, что это количество, может быть, запланировано природой и Господом. Если так, дела интеллектуалов плохи: составляя в человечестве исчезающе малый процент, они должны либо удалиться в пещеры и возжечь там огни условного общения, либо молчать всю жизнь , как рыбы , чтобы их не распознали и не подвергли экзекуции.
Роковым заблуждением умных является убеждение в своем превосходстве над глупыми. Им кажется, что они должны быть приглашены в начальники жизни. В ответ им пишут на спине "если ты такой умный, почему такой бедный?", надевают на голову медный таз и выставляют на улицу. Глупое большинство право биологической, первичной правотою, а умник-интеллигент внебиологичен, сколиозен, голова у него с пивной котел, но все остальное в горестном состоянии. Обратим внимание, что происходит, когда такой умник - тот же Jouli, например, - появляется в Internet. Абсолютное сетевое большинство под предводительством Игоря Зимина, Злобного Ыха или обозревателя Ивана Давыдова из "Русского журнала" моментально настораживается, мобилизуется и измельчает просветителя в порошок.
А потому что не положено. Не предусмотрено антропологической нормой и пропорциею. Это никакое не красное словцо, а стойкое убеждение Эразма Роттердамского и автора этих строк. Если кто-нибудь укажет на коллектив, общество, народ, проживший хоть одну историческую минуту по уложениям Гегеля или Канта, готов снять шляпу, вручить призовую сигару и удалиться под сень струй. Человек и человечество слишком любезны самим себе, чтобы терпеть наставления и укоризны яйцеголовых лапутян. "Сам дурак!" - и весь сказ.
До поры до времени автор сего восхищался "Носорогом" Эжена Ионеско. Там, если читатель помнит, в некоем городе появлялись носороги. Через некоторое время население этого города тоже превращалось в носорогов: не по принуждению, а потому, что носорогов становилось все больше, а людей все меньше, и оставшиеся начинали чувствовать себя уродами, ненормальными, а в носорогах, наоборот, находить все больше красоты. И только один отказался - при том, что постепенно носороги и ему начали нравиться. Не смел и не смею спорить с покойным Ионеско, но: а вдруг духовная носорожесть и есть нормальное состояние людского большинства?
Не будем спешить с возражениями. Во всяком случае, мудрый Екклезиаст (и духовный патрон этой рубрики) не торопился :
"Вздумал я... между тем, как сердце мое руководится мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих" (Еккл. 2, 3)
А ведь Екклезиаст был великим человековедом, не чета гуманистам-философам из группы "Аносенс".
В "Коньке-Горбунке" на спине у рыбы-Кит крошечный, но самонадеянны й народец понастроил своих жилищ, развел хозяйство, но кит шевельнулся однажды, и все это разлетелось на мелкие куски. Вот в таких же отношениях находится якобы умная интеллигенция со своими якобы глупыми народами. Народ не думает; он чувствует; а что - неизвестно. "Он сам себя не понимает", по гениальному наблюдению Тургенева.
Но вот с дальнейшим развитием тургегневской мысли автор сего решительно не согласен:
"Стало быть, вы идете против народа? " - воскликнул возмущенный Павел Петрович.
Базаров: "А хотя бы и так? /.../ Народ полагает, что, когда гром гремит, это Илья-Пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с этим?"
- Но почему бы и не согласиться, - возразим мы на это. А что если это и в самом деле так? Думать, что вся рота шагает не в ногу, один ты в ногу - стопроцентный шанс того, что тебя вызовут из строя, объявят два наряда вне очереди, отправят на кухню чистить картошку, посадят на гауптвахту, досрочно демобилизуют из армии и отправят на сто первый километр, где проходящие селяне станут показывать на тебя пальцами и говорить:
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм и худ и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
Случаются ли примеры противоположного рода? Случаются. Но лишь тогда, если инакомыслящий хватается за автомат и начинает переучивать окружение свинцовыми очередями над головою. Согласимся, что это уже будут очень своеобразные доводы в пользу правды и разума. "Пусть будет не Илья-пророк, а электричество, - соглашается тогда окружение. - Ишь железноносый... Как развоевался-то". Картофель, железную дорогу и Просвещение вводили в России - и у других народов - именно таким образом.
Читать Тургенева - сплошное удовольствие. Вот, например, Нежданов из "Дыма" отправляется просвещать народ:
"Иные мужики глядели на него с изумлением; другие шли дальше, мимо, не обращая внимание на его возгласы: они принимали его за пьяного; один - так даже, придя домой, рассказывал, что ему навстречу француз попался, который выражался - "непонятно таково, картаво."
Нежданова вовремя увез подальше от греха верный слуга его приятеля. А вот другой народный просветитель, Маркелов, оказался в кутузке:
"На душе у него было очень смутно, как ни тих был его наружный вид. Больше всего его грызло и мучило то, что выдал его - кто же? Голоплецкий Еремей! Тот Еремей, в которого он так слепо верил! Что Менделей Дутик н пошел за ним, это его в сущности не удивляло... Менделей был пьян и струсил. Но Еремей!!
/.../ И представлялись Маркелову подробности, как его схватили... Сперва молчание, перемигивания, крики в задних рядах... Вот один приближается боком, как бы кланяется. Потом эта внезапная возня! И как его оземь... "Ребята... ребята... что вы?" А они: "Кушак давай! Вяжи!.." Кости трещат... и бесильная ярость... и вонючая пыль во рту, в ноздрях... "Вали, вали его... на телегу". Кто-то густо хохочет... Фай!
- Не так... не так я взялся ...
Вот что собственно его грызло и мучило; а что он сам попал под колесо, то была его личная беда: она не касалась общего дела, - ее можно было бы перенести... но Еремей! Еремей!"
Вот именно: Еремей и Менделей, а также Иван, Петр и Сидор. А также те чеховские мужики, которые выслушали негодующую речь соседа-дачника о том, что он вынужден их презирать, и разошлись в твердой уверенности, что отныне их "призирать будут". Среди здесь присутствующих отмечено множество любителей поговорить о "русской идее" и метафизике народного сознания. Автор сам грешен. Но когда начитаешься классиков, начинаешь чувствовать себя краснобайствующим хлестаковым. Русская метафизика существует, но на то она и метафизика, чтобы не даться в руки никакому интеллигентскому сознанию. Интеллигент будет непременно доискиваться концов и начал в великолепной, языческой и бес-смысленной плазме жизни, он, подобно Сальери, станет развинчивать то, что не развинчивается, и вычислять то, что не вычисляется, а народная река жизни все равно будет течь мимо , не обращая малейшего внимания на нелепого типа, который стоит на берегу и что-то выкрикивает, размахивая руками. Воды жизни никогда не примут его в свои объятья. Прерфразируя, скажем: "Легче верблюду пройти через игольные уши, чем интеллигенту войти в Царство Божие".
Но нас занесло немного в сторону. Вернемся на первое. А именно на умников и глупцов. Обратим внимание, что вторые никогда не трогают первых, пока те сами к ним не прицепятся. Одинокий венский интеллектуал появляется в мировой Сети и требует от всех нас перестать быть самими собой , а стать такими, как он. Но с какой стати? Все разумное действительно и все действительное разумно. "Мы нравимся себе такими, какими мы есть. Мы ругаемся, миримся, ничего не понимаем, несем вздор, мозги у нас дырявые - тебе-то что за дело?"
Ответить на этот простой, как мычание, вопрос, решительно невозможно. Если Jouli где-то неподалеку, пусть попробует.
P.S. Однажды в ссылке Чернышевский, пользовавшийся единодушным уважением якутского населения Вилюйска, обратил внмание на то, что руки его соседа-якута изранены волосяными дужками от ведер, которыми он таскал воду. Чернышевский немедленно изготовил примитивное коромысло и вручил его охающему от боли водоносу. Тот рассыпался в благодарностях, но через некоторое времяя Чернышевский вновь обнаружил его таскающим ведра истертыми в кровь руками.
Вопрос к читателю:
- Дорогой читатель, ты с "Чернышевскими" или с "водоносами"?