|
28.05.2001
00:54 |
Последние истины Посвящается С. Пригодичу.
В одной из "переплетовских" публикаций некоего В. Сердюченко имя Иисуса Христа было поставлено в одну строку с Марксом и Лениным. Редакции сочла такое соседство кощунственным и заменила "Христа" на "Энгельса".
В. Сердюченко интеллектуально отмобилизовался и отвечает следующим текстом:
В массовом обывательском сознании образ Иисуса Христа прочно закрепился, как воплощение голубиной кротости и всепрощающей доброты. Но в Евангелии явлен и другой Христос, который гневается и обличает, изгоняет торговцев из храма и объявляет, что он пришел крестить мир огнем и мечом. Этот Христос испепеляет взглядом смоковницу, грозит разорением нечестивому Израилю, дважды отрекается от родителей и братьев и призывает к тому же окружающих во имя новых отношений между людьми:
"Не думайте, что Я пришел принести мир на земле; не мир пришел Я принести, но меч; Ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, тот недостоин Меня. И кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот недостоин Меня" (Мат.10, 34-38.)
Дальше - больше: Христос поощряет человечество к добровольному самооскоплению:
"Не все вмещают слово сие, но кому дано; ибо есть скопцы, которые из чрева материнского родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит" (Мат. 19, 11-12.)
А в апокрифическом Евангелии от Фомы вообще отказывается в Божьем царстве тому, кто не станет андрогином, бесполым существом:
"Когда вы сделаете двоих одним/.../, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной/.../, - тогда вы войдете в Царствие" (Евангелие от Фомы.- В кн.: "Апокрифы древних христиан", М., 1989, с.253)
Но позвольте, того же требовали и идейные предтечи большевизма! Например, Чернышевский:
"Когда-нибудь будут на свете только "люди". Ни женщин, ни мужчин/.../ не останется на свете. Тогда люди будут счастливы" (Ч, 15, 152).
Сегодня Чернышевского положено считать позором русской культуры и бездарным оппонентом Достоевского. Но как тогда быть со следующим "прочернышевским" утверждением Федора Михайловича:
"Это будет/.../, когда человек переродится по законам природы окончательно в другую натуру, который не женится и не посягает." ("Литературное наследство", т. 83, с.174.)
А вот претензии, предъявленные Достоевским "общепринятому" Иисусу Христу:
"...Если за тобою во имя хлеба небесного пойдут десятки /.../, то что станется с миллионами и десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль тебе дороги лишь десятки /.../, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? /.../
Ты взял все, что есть необычайного, гадательного и неопределенного, взял все, что было не по силам людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе, - и это кто же: тот, кто пришел отдать за них жизнь свою! Вместо того, чтоб овладеть человеческой свободой, ты умножил ее и обременил ее мучениями душевное царство человека вовеки /.../.
Говорят и пророчествуют, что ты придешь /.../ со своими избранниками, но мы скажем, что они спасли лишь себя, а мы спасли всех /../ И мы, взявшие грехи их /.../ на себя, мы станем пред тобой и скажем: "Суди нас, если сможешь и смеешь". Знай, что я не боюсь тебя. Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу /.../, и я готовился стать в число избранников твоих, в число великих и могучих и сильных с жаждою "восполнить число". Но я очнулся и не захотел служить безумию. Я воротился и примкнул к сонму тех, кто исправили подвиг твой. Я ушел от гордых и примкнул к смиренным для счастья этих смиренных. То, что я говорю тебе, сбудется, и царство наше созиждется. Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором я сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был, кто всех более заслужил этот костер, то это ты."
Просвещенный читатель возмутится и возразит, что это слова Великого Инквизитора, а не Достоевского. Как сказать. В них вложено слишком много страсти и силы, чтобы не почувствовать за ними самого Достоевского. Того Достоевского, который принял участие в тайном революционном заговоре, был осужден на смертную казнь и вместе с двадцати двумя петрашевцами ожидал на Семеновском плацу рокового залпа, а затем отправлен на каторгу. "Вообще в произведениях Достоевского трудно решить, где, собственно, кончается старец Зосима, где начинается Великий Инквизитор", - писал Константин Леонтьев
Тиражированное читательское сознание не воспринимает всего этого. Оно ориентировано не на исходные тексты, а на интерпретацию этих текстов - кем? Филологическими цеховиками, благонамеренными фарисеями от культуры. Уверены, что аудитория "Русского переплета" не имеет к этому племени никакого отношения, и сообщим ей, что Ленин был признан Мессией одной из восточных религиозных конфессий, а именно (и невероятно!) тибетским ответвлением ламаизма. Существует ленинский портрет кисти Рериха, где он изображен в ламаистской шапке, а на другой работе Рериха будда Шакьямуни соседствует с красной пятиконечной звездой. То есть глубинная, эсхатологическая связь между лидерами планетарных революций и основателями мировых религиозных учений - несомненна: Мессия "с миром" не исключает Мессии "с мечом".
Здесь было упомянуто имя Чернышевского. Все ли знают, что сей большевистский предтеча начинал, как восторженный христианин?
"Я должен сказать, что я решительно христианин, если под этим должно понимать верование в божественное достоинство Иисуса Христа, т. е., как это веруют православные, в то, что он был, и пострадал, и творил чудеса, во все это я верю" (Ч, 1, 132).
Или:
"Весьма мне жаль было бы расстаться с Иисусом Христом, который так благ, так мил душе своею личностью благою и так вливает в душу мир, когда подумаю о нем" (Ч, 1, 210).
Просвещенный читатель еще более удивится, если узнает, что в свое время Чернышевского (как и Ленина) рукополагали на роль мессии, пророка, Спасителя:
"Его покамест не распяли,
Но час придет - он будет на кресте.
Его послал Бог гнева и печали
Царям земли напомнить о Христе".
(Некрасов, "Пророк")
Уподобление Чернышевского Христу, воспринимаемое сегодня, как чрезвычайное, в девятнадцатом столетии никому не резало слуха. Так, известный революционер Николай Ишутин заявлял, что он знает лишь трех великих людей: Иисуса Христа, апостола Павла и Николая Чернышевского. "Его именем клялись, как правоверный магометанин клянется Магометом, пророком Аллаха", - вспоминал другой народоволец, Михаил Ашербреннер. А офицер Генерального штаба и одновременно пламенный "чернышевец" Гейнс, эмигрировав в Америку и став там знаменитым проповедником Вильямом Фреем, создал общественное движение, исповедовавшее мировоззренческую амальгаму идей Чернышевского и Христа. Так что рукоположение Чернышевского во "второго Спасителя" было в прошлом веке более, чем популярным, причем рукополагающие идентифицировали себя в роли его учеников-апостолов.
Для чего мы пишем и говорим все это? А вот чтобы воспротивиться промыванию мозгов, которое устраивают нам очередные начальники нашей жизни. Это с их хитрой подачи любое событие или факт начинает казаться таким или этаким, преступным или богоугодным, отвратительным или прекрасным. И поразительно, что наиболее внушаемой в этом смысле оказывается интеллигенция. Именно она первой подчиняется фантому и мифу, транслируя их затем в сознание обывательских масс. Недавно многоопытный и уважаемый литератор написал в "РП" статью, где представил разночинно-демократическую составляющую русской классики в виде крикливых бездарей, хамов и кухаркиных детей. Сам того не подозревая, он выполнил некий заказ. (Но такой же заказ выполняла и советская интеллигенция, выставившая Чернышевского художественным гением, а Достоевского - философствующим Фомою Опискиным.)
Но есть головы, не подчиняющиеся толмачам и интепретаторам. Они предпочитают работать не с культрегерским суррогатом, а с исходными текстами истории и культуры. Будем же приумножать это малое стадо и ежедневно очищать свои мозги от преходящего, навязываемого, "чужого". Укрепим свою интеллектуальную мышцу и отбросим клюку услужливых толкований. Только так можно познать подлинную, трагическую диалектику мира, где беспощадные Рахметовы оказываются иносущностью святых Мышкиных, а пальмовая ветвь соседствует с мечом.
|
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ
