Александр Богатырев
ИСКУШЕНИЕ
Надо признаться, в Петербурге я радио не слушаю. Вернее не слушаю радиоточку с единственной обязательной программой ╚Радио России╩. А вот моя старенькая мама, живущая в Сочи, слушает его постоянно. Как повелось в коммунистические времена иметь единственный источник информации, так и продолжается. Ничего не изменилось. Тот же приемник, что в годы моего детства. Только песни из него льются другие. Несколько лет назад у нее сломался телевизор. Новый заводить никоим образом не желает. А я и рад. Так что, когда я живу у нее, о новостях узнаю из государственного радиоисточника.
Чудная, однако, у государственной компании новостная политика. При том, что в разных программах на радио России выступает много интересных и умных людей, без лукавства говорящих о современных проблемах и о необходимости воспитывать духовно здоровых граждан, новостные блоки представляют собой патологическое смакование непреходящими кошмарами, что духовному здоровью никак не способствует. Каждый день любители ужасов находят изрядную порцию любимой пищи. С раннего утра нашим дорогим согражданам бодрые голоса дикторов радостно сообщают о новом крушении самолета, о падении во вьетнамскую пропасть автобуса с российскими туристами, о суде над австрийским маньяком, о перестрелке с кавказскими террористами, об африканской чуме у ставропольских хрюшек, о летальном исходе катания на лыжах американской кинозвезды, о нескольких пожарах, сходах лавин, провалах посреди столичной автомагистрали, аварии на украинской шахте, взрыве бытового газа, захвата пиратами очередного судна, расстрелом новобранцем своих сослуживцев и прочих вселяющих оптимизм и желание ударно трудиться на стройках капитализма событиях. С поразительной настырностью то, что передали в восемь утра повторяют и в девять, и в десять, а вот то ли 13-го то ли 14-го марта в одиннадцать часов добавили ошеломительный сюжет: ╚в Японии на две недели раньше обычного расцвела сакура╩. И далее короткий пассаж о том, как японские люди любят кутить под цветущей сакурой и наслаждаться видом падающих лепестков.
Поскольку треть утреннего эфира Радио России посвящена проблемам здоровья и беспардонной рекламе дорогостоящих лекарственных препаратов и аппаратов, очень хотелось бы составителей новостных программ обязать прибегнуть к какой-нибудь новой рекламируемой этим радио панацее помогающей при психических расстройствах.
Та форма рекламы лекарств и чудо-аппаратов, с помощью которых после пятого сеанса слепые прозревают, глухие слышат, хромые бегают вприпрыжку, а гугнивые становятся цицеронами, не просто неприлична, но, без преувеличения, преступна. Совершенно очевидно, что эти инновации вольных СМИ приводят к массовой инвалидизации населения. Мало того, что на третий день постоянного слушания новостей и медицинской рекламы обыватель находит у себя симптомы всех без исключения разбираемых болезней, но он еще впадает в транс от невозможности купить чудодейственный агрегат и начинает ненавидеть всех без исключения москвичей √ ведь у этих баловней судьбы есть возможность мгновенно дозвониться куда надо и приобрести нужный прибор со скидкой. Лютой завистью наполняется сердце провинциального пенсионера √ ведь по Москве гуляют его сверстники, без особых проблем победившие инфаркты с инсультами, диабет вместе с панкреатитом и прочая, прочая и прочая. Как тут не взбелениться и не создать еще один очаг социального напряжения┘
Разрушительный эффект от вкрадчивых женских голосов, рассуждающих о мужских специфических заболеваниях и обещающих бессрочные радости геронтологического блуда, во много крат превышают урон от действий непотопляемых террористов.
Однако никому в голову не приходит объявить войну этим радио- господам и дамам с хорошо поставленными голосами.
Может быть, я бы и не взялся за электронное перо √ за полтора месяца непрерывного радио-гипноза привык к чернухе, но, услыхав новость о расцветшей сакуре, не удержался. Патриотизм подвел. У нас в Сочи алыча, слива и черешня уж три недели, как в цвету √ и ничего. Молчок. Полная тишина и игнорирование отечественного новостного сюжета. Обидно.
Особенно оттого, что на обсыпанные белыми и розовыми цветами деревья не обращают внимания не только отечественные СМИ, но и местноживущие граждане. А те из них, что распивают огненную воду под цветущими деревьями даже приходят в раздражение оттого, что в их стакан залетает трепетным мотыльком лепесток черноморской черешни.
Грустно наблюдать грубость нравов и полное игнорирование красоты.
Но какой спрос с обывателя, когда высокое начальство фактически приговорило к высшей мере этот дивный уголок субтропиков. Под гипнотизирующие заклинания о том, что сомневаться в необходимости проведения в Сочи олимпийских игр непатриотично, творятся очевидные безумства. На строительные нужды из русел рек в невероятных объемах выбирается галька. Мало того, что исчезают редкие породы рыб и животных, люди могут очень скоро остаться без питьевой воды. К тому же исчезнут галечные пляжи. Если так будет продолжаться, то хозяевам жизни придется прыгать в море с бетонных стен.
Местные экологи бьют тревогу, но мощный маховик запущен, и тут уж ложись √ не ложись под бульдозер, а пока корежимая природа не стряхнет неразумных обидчиков, похоже, не остановятся. Какую безответственность и дерзость нужно иметь, чтобы браться за проектирование в течение двух-трех месяцев магистралей в горной сейсмоопасной зоне с огромным количеством неисследованных карстовых пустот, с подземными реками, оползневыми склонами и массой прочих неизведанных сюрпризов. А ведь взялись земляки-петербуржцы┘
И что за напасть. Далась им эта олимпиада┘ Все-то у нас замечательно. Всего вдоволь. Только бобслею маловато.
Лучше уж, право слово, репу бы стали сажать во всероссийском масштабе.
Вот иду и ворчу в душе. А иду я в гору по бывшей пешеходной тропе, принадлежавшей некогда санаторию имени Климента Ворошилова.
Ходили по этой тропе в медицинских и эстетических целях советские офицеры с супругами и без, дышали горным воздухом, любовались многовековыми дубами, буками и каштанами бывшей священной рощи убыхов.
Последний убых умер в Турции сто лет назад, а последние реликтовые деревья уничтожают на наших глазах √ срубают, расчищая участки под коттеджи сумевших разбогатеть товарищей. В детстве и юности я любил бродить по этой горе. Знал каждую пядь √ где по весне расцветают цикламены и подснежники, где летом под кустом ежевики прячутся подберезовики и лисички, а поздней осенью на пнях вырастают огромные шапки опят. Были у меня любимые поляны. На одних я встречал восход, наблюдая за тем, как над снежными вершинами гор поднимается красноватый шар, и на глазах раскаляясь, превращается в сверкающий слепящий диск. А вечером, на другой поляне, смотрел в небо на то, как золотой диск превращается в багровый и быстро исчезает за кромкой моря, некоторое время озаряя низкие облака. Порой над морем возникает из облаков какая-нибудь гигантская √ в полнеба √ картина: всадники, несущиеся навстречу друг другу, гигантские седобородые головы, опрокинутые носами вверх. Все это сталкивается, разваливается на причудливые фрагменты или соединяется в подобие циклопического замка с вихреватым закрутом боковых башен┘
Лет двадцать назад я сидел на поляне, обращенной в сторону Большого Кавказского хребта. Ко мне подошел местный пастух. Он был одет в поношенную милицейскую форму, но на голове его была новенькая фуражка с кокардой. Постукивая кнутом по голенищу сапога, он наклонился ко мне и доверительно проговорил: ╚Придет большой желтый экскаватор √ и все здесь сроет. Все. Ничего не оставит╩.
Я попытался отшутиться. Видно было, что парень из болящих. Но он, увидев мою реакцию, отшатнулся от меня, как от безумца √ как я мог не поверить в очевидность его больной грезы!?
И вот теперь я бреду по тому, что осталось от бывшей заасфальтированной дорожки и слушаю, как за высокими бетонными заборами урчат большие желтые экскаваторы. Я вооружен Псалтирью и Иисусовой молитвой, но всякий раз перелезая через поваленные деревья, рвы и грязь очередной стройки невольно начинаю читать ╚Да воскреснет Бог и расточатся врази Его┘╩
Вместо сокрушения сердечного и покаянного чувства я скорблю о гибели того, что было так прекрасно и дорого. Вспоминаю эпизоды из детства и юности и как-то незаметно начинаю импровизированное причитание в подражание Ли Бо:
Я долго бродил по горе. Набрел на поляну, где мы любовались закатом.
Где ты, мой друг? И куда подевались годы, прошедшие с того дня?!
Нет вековых дубов, и море закрыто мрачными стенами.
Кто тот злой демон, лишивший нас прекрасного вида на море┘
Все умирает и лишь свежий ветер по-прежнему дует с гор.
