|
11.04.2001
13:33 |
Истерика в "Русском переплете" Если попытаться определить основное достоинство "Русского переплета", то им окажется все-таки благодушие. В углекислом литературном Интернете он смотрится этаким неторопливым увальнем, Пьером Безуховым посреди Бородинского побоища. Попытки зачислить его в ретрограды, в коричнево-красные патриоты прекратились сами собой: слишком бесхитростные здесь собрались ребята.
И вот эта безуховская манера поведения сделала в конце концов "Переплет" одним из самых симпатичных Интернет-изданий; местом сетевого отдыха, если угодно. Здесь можно не опасаться, что ни с того ни с сего на тебя из-за угла выскочит какой-нибудь постсатанист и огреет по голове своим гинекологическим опусом.
Тем удивительнее недавнее появление на страницах "Русского переплета" целой простыни из анафем, проклятий и криков "чур!" Речь идет о филиппике "Мертвые духом сраму не имут", подписанной сразу двумя именами: "Василий Пригодич, Александр Богатырев". Что же проклинается? Внутренние супостаты России. Но делается это в таком истерическом тоне, что, честное слово, становится неудобно за двух почтенных петербургских литераторов, отличавшихся до сих пор незлобливостью и вальяжностью тона.
"Кр-ровавый кошмар-р р-революции!.., К-ровавое безмолвие ГУЛАГа!., адский дым и сера.., нежить.., криво подскакивая! Растлители малолетних, духовные убийцы!" - и так далее и тому подобное, и в результате роковая ассоциация с гоголевским учителем истории.
Под занавес автор то ли авторы объясняют свою взвинченность тем, "что наболело". Они долго таили свои язвы и раны, и вот, претворили их в громы и перлы и обрушили на тех, кто от века терзал русскую культуру. Кто же это, однако?
Свой мартиролог авторы начинают с "чернышевских-добролюбовых-писаревых". Напишут эти паскудники статью,
" и вся Россия до последнего провинциал-гимназиста знает - никудышный писатель Достоевский, да и граф Лев Николаевич тоже весьма посредственный литератор. Кто бы вспомнил всех этих добролюбовых-писаревых, если бы не генералы от агитпропа? В каком бреду можно было восхищаться занудными пошлостями Михайловского? А ведь не то, что читали - зачитывали до дыр, передавая друг-дружке "на ночь" А как боялись этих "творцов общественного мнения"! Трепетал Гоголь, дрожали Толстой, Достоевский, Лесков. Лабазники от музыкальной критики травили Бородина, Римского-Корсакова, Мусоргского, Чайковского. Не слышали, не чувствовали, не понимали, потому что не любили. Хамское бесчувствие и презрение к своему, родному "
В музыкальном искусстве мы не осведомлены, но вот на литературе позволим себе остановиться. С чего это уважаемые авторы решили, что Чернышевский считал Льва Толстого "посредственным литератором"? Позвольте, именно он ввел Толстого в большую литературу своим тончайшим, артистически выполненным разбором "Детства" и "Юности". А "занудный пошляк" Николай Михайловский поддержал эту славу громадной энциклопедической статьей "Десница и шуйца Льва Толстого", написанную, кстати, в форме ответа и защиты Толстого от наскоков некоего Евгения Маркова.
Чернышевский и Гоголь. Перу Чернышевского принадлежат "Очерки гоголевского периода русской литературы". Как бы ни относиться к этой работе, ее название говорит само за себя: Гоголь поставлен Чернышевским в основатели целой литературной эпохи. Более концептуального взгляда на роль Гоголя в истории русской литературе никем в 60-е годы не было высказано.
Чернышевский и Достоевский. Ну, разумеется, первый ненавидел и поедом ел второго. Как, однако, быть вот с этими дневниковыми записями Чернышевского:
" Когда начал читать "Белые ночи" вечером, боялся влияния Вас. Федоровича (В. Лободовского - В. С.) похвал: "конечно, покажутся хороши, потому что он хвалит",- но нет, кажется, сам увидел, что в самом деле хорошо." ( апрель 1950 года; Ч, 1, 219.)
"Прочитал "Неточку"; хотя содержание мне не нравится, но мне кажется, что это решительно не то, что "Капельмейстер Суслов" (повесть Д. Григоровича - В. С.): то чушь, а это писано человеком с талантом." ( январь 1949 года; Ч, 1, 221.)
"Я ему (В.Лободовскому - В.С.) дрожащим голосом рассказывал "Двойника", и он думал, что это я написал." ( март 1950 года; Ч, 1, 365.)
Как быть с тем, что Чернышевский назвал "Бедные люди" (наряду с "Записками охотника", "Кто виноват?" и "Обыкновенной историей") новой главой в русской литературе? Или как толковать его печатные комплименты в адрес "Униженных и оскорбленных"?
Напротив того, Достоевский со своим восхищенным конфидентом не церемонился. В герое издевательского фельетона "Крокодил или пассаж в Пассаже" литературная общественность того времени с возмущением узнала только что сосланного в Сибирь Чернышевского. Хотя Достоевский воспротивился этому позорному для себя предположению, но дыма без огня не бывает, а, кроме того, перу Достоевского принадлежит анонимный стихотворный пасквиль "Офицер и нигилиста", где идеи и личность Чернышевского преданы презрительному поношению.
Так что ни Достоевский, ни Лесков, ни Тургенев, ни Лев Толстой отнюдь не "дрожали" и не "трепетали". Особенно два последних:
"Ах, да! Чуть было не забыл... Григорович!.. Я имел неоднократно несчастье заступаться перед вами за пахнущего клопами (иначе я его теперь не называю) - примите мое раскаяние - и клятву - отныне преследовать, презирать и уничтожать его всеми дозволенными и в особенности недозволенными средствами!.. Я прочел его книгу, эту поганую мертвечину, которую "Современник" не устыдился разбирать серьезно... Raca! Raca! Raca! Вы знаете, что страшнее этого еврейского проклятия нет ничего на свете." (И. Т у р г е н е в , Письма в 3-х тт., т. , 1987, с. 42-43.)
"Срам с этим клоповоняющим господином. Его так и слышишь тоненький, неприятный голосок, говорящий тупые неприятности и разгорающийся еще более от того, что говорить он не умеет и голос скверный... И возмущается в своем уголке, покуда никто не сказал цыц и не посмотрел в глаза." (Л. Т о л с т о й , Псс, т. 60, 1949, с. 74-75.)
Если Василий Пригодич и Александр Богатырев вот эту зычную ругань и это "цыц!" считают "дрожанием" и "трепетанием", тогда уж я и не знаю. У кого-то из нас не в порядке со слухом. И, по-моему, не у меня.
Дальше больше. В сопровождении восклицательных знаков, суффиксов превосходной степени и горестных многоточий подвергаются проклятиям 20-е, 30-е, 50-е годы, затем оба автора хватаются за голову по поводу происходящего сегодня. То есть двухвековая история русской культуры предстает в изображении двух разгорячившихся патриотов сплошным унижением и оскорблением, "кровавым безмолвием ГУЛАГа". Читаешь такое и думаешь про себя: "упаси Россию от таких свирепых радетелей, а от своих врагов она сама избавится". Какая-то анпиловщина наоборот, ей-Богу; гоголевский учитель истории.
Василий Пригодич и Александр Богатырев, скорее всего, замашут руками: они-де исходили из прекрасного намерения защитить и воздать, и какая разница, что на самом деле не Чернышевский и Добролюбов, а Чернышевского и Добролюбова называли "кухаркиными детями" и призывали пороть на съезжей господа парнасские помещики. Авторам это неинтересно. Им захотелось крикнуть "спасай Россию!", они и крикнули. А всякие там тонкости, детали, сложнейшая диалектика русской истории и культуры - это другая опера, им в ее нотах недосуг разбираться.
В результате получилось то, что получилось. Патриотический кич, дилетантская клюква. Нелепый Радищев пополам с комичным Степаном Трофимовичем Верховенским. Господин Пригодич завоевал себе в Сети репутацию симпатичного добряка, и вот, такая странная выходка. Если бы не неуловимая смехотворность всех этих зубовных скрежетов и стенаний, на г-на Пригодича и его соавтора можно было бы обидеться. А так обидно за господина Пригодича. Но читатели "Русского переплета" незлопамятны и покладисты. Автор сего тоже пару раз кусал себе локти за иные излишне темпераментные высказывания.
Так что договоримся: Василий Пригодич этой статьи не писал, а мы ее не читали.
|
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ