27.09.2015
17:11

Соврис.

12.09.2015
18:40

На что именно подняла руку "Божья воля".

10.09.2015
11:40

Отрывок

04.09.2015
09:29

Письмо не Лисинкеру.

25.08.2015
07:59

И я против.

10.08.2015
09:46

Тыняновская заноза.

05.08.2015
13:26

Бедный-пребедный Высоцкий.

03.08.2015
15:36

Как ни скажешь - всё не так.

02.08.2015
09:06

Против Максима Солохина.

31.07.2015
15:43

Рою землю.

30.07.2015
15:51

Сытый голодного не понимает.

27.07.2015
08:25

Найти подсознательное у Бальзака.

22.07.2015
20:54

Польза от акцента на подсознательном.

19.07.2015
18:02

Я - всем враг.

15.07.2015
16:21

Глаголева.

10.07.2015
13:21

Нос по ветру.

08.07.2015
08:31

Я в провале?

06.07.2015
13:16

Эврика!

Я придумал, как литературоведение сделать экспериментальной наукой. В будущем.

Уже сейчас же экспериментально узнают, какое слово подумал человек…

Наступит время, когда можно будет отличать, где мозговой процесс протекал: в подсознании или в сознании. – Ну есть же там какая-то разница в электрических потенциалах, скажем, что идут из области, находящейся сейчас в подсознании, от сигналов из области сознания…

И вот можно будет обязать, скажем, поэта, чтоб он надевал на голову спецшлем, который будет записывать все эти сигналы, - чтоб надевал тогда, когда чувствует приближение вдохновения… И не снимал бы, пока не кончит стихотворение сочинять и править. И для публикации чтоб приносил не только текст стихотворения, а и электрограмму мозга.

А к тому времени, предположим, будет принята идея, что искусством произведение является только тогда, когда хоть какой-то элемент текста родом из подсознания.

И вот в издательстве проанализируют электрограмму и текст и опубликуют в месте, предназначенном для произведений искусства, только в том случае, если это “родом из подсознания” будет засечено электрограммой.

А если не найдётся такого в тексте, то, с согласия автора, опубликуют его стихотворение в месте, не предназначенном для произведений искусства.

И всё.

А пока у меня (на вкус я не полагаюсь) единственный критерий, есть или нет в тексте произведения что-то родом из подсознания: если есть какая-то непонятность, то это искусство, а если всё ясно – не искусство.

Хотя… Если человек всё же помешался, то этот критерий даёт сбой.

Вот скажите, откуда: из сознания или из подсознания, - обращение в первом двустишии?

Куда как страшно нам с тобой, Товарищ большеротый мой! Ох, как крошится наш табак, Щелкунчик, дружок, дурак! А мог бы жизнь просвистать скворцом, Заесть ореховым пирогом... Да, видно, нельзя никак. 1930

Откуда вообще всё в стихотворении? Если это обращение к жене… Если вы знаете, что она большеротая. Да и про него вы знаете, что он большеротый. Оба – как большеротые Щелкунчики (а Щелкунчик же – несчастный, ибо заколдованный, и это вы тоже знаете). Если вы знаете, что это про пребывание в Ереване, когда от бедности пришлось покупать самый плохой табак. И бедность – от гордости: писать стихи только без притворства. И не писать вообще, если они не пишутся. Как бы заколдован. А был как раз период стихового молчания: с 1925 по 1930. И первое, что написалось, был цикл “Армения” и не вошедшее в него вот именно это стихотворение, пришедшее самым первым и как раз на день рождения жены (на который родственница принесла ореховый пирог).

Валентин Катаев, человек достаточно квалифицированный и осведомлённый, написал об этом стихотворении:

"Он сам напророчил свою гибель, мой бедный, полусумасшедший щелкунчик, дружок, дурак”.

То есть непонятность постороннему человеку данного стихотворения не доказательство принадлежности его к искусству. Как и громкое имя автора – Мандельштам.

Так неужели доказательством признать оценки признанных знатоков?

Но что прикажете делать мне, который и писать-то начал от недовольства так называемыми знатоками, и который заимствовал себе теорию художественности как противоречивости, никем на практике не применяемую… Пусть я ту теорию теперь дополнил более широким понятием - “родом из подсознания”…

Может ли свидетельствовать про “родом из подсознания” трудность обнаружения и связывания какой-нибудь детали текста с идеалом художника?

Идеал обычно трудно- или совсем не- достижим. Оттого тянет его вновь и вновь выражать. Автор вдохновляется. И – подсознание выдаёт детали: образы или противоречия. А моё сознание с трудом их осознаёт в качестве таковых.

Ламарк.

Был старик, застенчивый, как мальчик, Неуклюжий, робкий патриарх. Кто за честь природы фехтовальщик? Ну конечно, пламенный Ламарк. Если все живое лишь помарка За короткий выморочный день, На подвижной лестнице Ламарка Я займу последнюю ступень. К кольчецам спущусь и к усоногим, Прошуршав средь ящериц и змей, По упругим сходням, по излогам Сокращусь, исчезну, как протей. Роговую мантию надену, От горячей крови откажусь, Обрасту присосками и в пену Океана завитком вопьюсь. Мы прошли разряды насекомых С наливными рюмочками глаз. Он сказал: “Природа вся в разломах, Зренья нет, — ты зришь в последний раз!” Он сказал: “Довольно полнозвучья, Ты напрасно Моцарта любил, Наступает глухота паучья, Здесь провал сильнее наших сил”. И от нас природа отступила Так, как будто мы ей не нужны, И продольный мозг она вложила, Словно шпагу, в темные ножны. И подъемный мост она забыла, Опоздала опустить для тех, У кого зеленая могила, Красное дыханье, гибкий смех. 7–9 мая 1932

Вот, мой читатель! Правда, вы прочли стихотворение и ничего не поняли?

Так телепаю, что не по той причине не поняли, про которую я выше говорил – родом, мол, из подсознания этот текст. – Причина у вас другая. Вы просто не знаете (или забыли), кто такой Ламарк, в чём что он открыл, и что думали до него.

До него (Кювье) думали, что всё разнообразие животных и растений произошло от природных катастроф. Каждая какой-то вид напрочь губила, а какой-то совершенно заново из-за новых условий рождался. Вот и получилось то, что теперь видим.

А Ламарк предположил, что без катастроф природа мирно эволюционирует от простого к сложному путём наследования каждым ребёнком опыта жизни родителей.

И вот название и первое четверостишие – это про эволюцию. И лирический герой – за неё. А всё остальное – про катастрофы. И лирический герой – против неё.

Причём лирический герой ведёт себя так, словно его небезразличие к альтернативным вариантам истории жизни на Земле… может повлиять на то, в чём состоит объективная правда.

Что таки бывает на поверхностный взгляд в науке при очередной научной революции. И называется сменой научной парадигмы. (Что на самом деле в науке не бывает категорического или-или, а старое оказывается частным случаем более широкого нового, того, думаю, не знаете ни вы, читатель, ни Мандельштам не знал.) Но я подозреваю, что Мандельштам заподозрил последнее, и в том художественный смысл стихотворения. Но – нецитируемый.

Лирическое “я”, как обиженный ребёнок, против катастроф и в обиде на природу, раз она такая. Никакого примирения с нею, раз она не ламаркистская. “Я” аж декларирует готовность проэволюционировать в обратном порядке с невозможностью никогда больше не проэволюционировать в порядке прямом. Как дети: назло маме простужусь и умру.

Столкновение же прекраснодушия с обидчивостью даёт то самое… нецитируемое. Процитировать, правда, можно стихами Мандельштама же первого периода творчества, к идеалу которого он к 30-м годам вернулся.

Мне все равно, когда и где существовать!

Тут возникает едкий вопрос, был ли Мандельштам художественным в первый период (самый знаменитый и успешный), - был ли художественным, раз художественный смысл его произведения (“Адмиралтейство”) можно, вот, процитировать.

Так я предлагаю оставить сей вопрос открытым в этой статье, удовлетворившись хотя бы тем, что данная строчка опубликована при стихотворении не была.

Главное, что такой идеал (очень скромное соединение несоединимого, особое такое барокко) оказывается совпадающим с тем, что выведено для других произведений тех годов (см. тут, тут, тут). Идеал же – штука инерционная и быстро не меняется.

Другое дело, что я как-то без особых проблем добрался до выведения этого идеала.

Нет, тут, конечно, сталкиваются противоречия… Но что если это происходит от того, что Мандельштам просто набил руку? Он познакомился с ламаркистом Кузиным; его удивила такая невидаль во дни господства дарвинизма… (Кто не знает: Ламарк был за наследование приобретённого при жизни, а Дарвин – за естественный отбор.) В своей (Мандельштама) статье того времени, посвящённой Дарвину, его, как художника, поразили "Приливы и отливы научной достоверности” (Жолковский http://magazines.russ.ru/voplit/2010/2/zh13.html) в науке. Вот он и… Вполне осознанно… А?.. Зная, что такая дразнилка – это самое то в искусстве… И – от сознания. А не из подсознания…

Вот вопрос!

Вывернуться я могу пока только тем, что это я набил руку, и мне легко то, что раньше было трудно (а многим – я почитал литературу о “Ламарке” – так и осталось неведомо).

То есть индикатором, искусство или не искусство, могут служить разные прочтения?

Увы, есть прочтения, прямо утверждающие сознательность:

"Обилие перекличек позволяет увидеть в “Ламарке” более или менее сознательное полемическое обращение меланхоличной, но в целом примиряющейся с Божьим миром парадигмы “Выхожу один я на дорогу...”.” (Там же)

Что я могу возразить? – Что верно тут слово "полемическое”. Лермонтов был маньеристом, так сказать, своего времени. А Мандельштам 30-х годов – представителем барокко, скажем так, времени своего. У Лермонтова примирение противоположностей – в сверхбудущем. А у Мандельштама – в настоящем. Просто качество "примиряющейся” ноты есть в каждом. Так тем паче Мандельштаму надо было с Лермонтовым полемизировать. И если "Релевантность для Мандельштама поэзии Лермонтова вообще и этого стихотворения в частности общеизвестна” (Там же), то известность это ошибочная.

Поэтому сам вывод о сознательности я смею отнести к полемичности, а не к происхождению противоречивости в стихотворении.

Самовыражение потому и требует непрерывного возвращения, что никак не ухватить подсознательное, которое будоражит, будучи так и не выражено в точности раз за разом.

Кому ещё я противоречу по поводу идеала, двигавшего Мандельштамом?

– Лекманову (http://bungalos.ru/b/lekmanov_osip_mandelshtam_zhizn_poeta/25). Он нашёл, что в образе Ламарка просвечивает Хлебников, которого Мандельштам более чем чрезвычайно уважал. – Следовательно, понимай, не мог Мандельштам относительно ТАКОГО оказаться над схваткой.

– Гаспарову (http://www.easyschool.ru/books/literatura/literaturnie-leitmotivi/lamark-shelling-marr). Мол, Мандельштам был за ламаркизм, как антипозитивизм, направленный против дарвинизма, как житейской пошлости. И как же после этого ТАКОЕ отстранение?

А кого я могу выставить на своей стороне?

– Даниила Данина (http://www.nkj.ru/archive/articles/9488/). Этот обнаружил компетентное уважение Мандельштама к Дарвину. Ну так уважение одного и влюблённая дружба с другим вполне годятся для выражения чего-то третьего.

Но. Всё это не касается подсознания Мандельштама.

Или касается? – Не зря все эти разнотолки.

Впрочем, надо признать, что в этот раз мне не удалось набрести на надёжный признак происхождения текстовой детали из подсознания. Остался – прежний: судить по себе – что мне не удалось увидеть (а увидел кто-то), то и признак подсознательности.

В своих разысканиях до меня аж не сразу дошло, что я на именно такое наткнулся:

"Одна из сложностей понимания стихотворения заключается в почти восторженном описании того, что по видимости кажется деградацией” (Ямпольский http://magazines.russ.ru/nlo/2003/59/iamp-pr.html).

В самом деле, противоречивость Ламарка бьёт по глазам: "мальчик”, “патриарх”, “честь”, “фехтовальщик”, “пламенный” - позитив, “старик”, “застенчивый”, “Неуклюжий, робкий” - негатив. Тут сразу чувствуешь, что автор не на стороне Ламарка, а трезв и объективен. А про антиламаркизм? С одной стороны: "всё живое на подвижной лестнице”, “По упругим сходням, по излогам”, “Протей” (морское божество), "мантию” (принадлежность высших персон), “природа вся”, “последний раз” - какая-то близость к Абсолюту, масштаб смотрения – предельный. С другой стороны: "помарка”, “выморочный”, “Сокращусь, исчезну”… Но самое-самое – неразрывное соединение противоположного и какое-то совсем неожиданное, хоть и совершенно знакомое: "наливными рюмочками глаз”, “глухота паучья”. Все ж видели и трогали рожки улитки, и пауки живут в закутках, куда никто не проникает, и где тихо и слух не нужен – тронутая кем-то паутина просигнализирует, если что. – А налитые рюмочки – это ж хорошо… Но чтоб глаза были залиты – это плохо…

Неожиданность, наверно, и есть метка происхождения из подсознания.

Проверка.

Мне пришло в голову такое соображение. Раз искусство – плод вдохновения, что является залогом участия в сочинении всего организма художника, в том числе и подсознания, то в данном стихотворении должны быть элементы, которые были неожиданными в незапамятные времена – звуковые повторы согласных на коротких участках текста. И которые теперь сознанием не засекаются. И сами по себе теперь часто не имеют отношения к идеалу. А просто ваше подсознание входит в резонанс с вдохновением художника, которое этими повторами и промаркировано.

Есть ли они тут у Мандельштама? Те, что состоят из звуков одной группы по Брику (Викитека).

Был старик, застенчивый, как мальчик, Неуклюжий, робкий патриарх. Кто за честь природы фехтовальщик? Ну конечно, пламенный Ламарк. Если все живое лишь помарка За короткий выморочный день, На подвижной лестнице Ламарка Я займу последнюю ступень. К кольчецам спущусь и к усоногим, Прошуршав средь ящериц и змей, По упругим сходням, по излогам Сокращусь, исчезну, как протей. Роговую мантию надену, От горячей крови откажусь, Обрасту присосками и в пену Океана завитком вопьюсь. Мы прошли разряды насекомых С наливными рюмочками глаз. Он сказал: “Природа вся в разломах, Зренья нет, — ты зришь в последний раз!” Он сказал: “Довольно полнозвучья, Ты напрасно Моцарта любил, Наступает глухота паучья, Здесь провал сильнее наших сил”. И от нас природа отступила Так, как будто мы ей не нужны, И продольный мозг она вложила, Словно шпагу, в темные ножны. И подъемный мост она забыла, Опоздала опустить для тех, У кого зеленая могила, Красное дыханье, гибкий смех.

Всё в порядке у Мандельштама с подсознанием.

Хм. Можно устроить и проверку проверки. Первое, процитированное здесь стихотворение, к искусству Катаевым не отнесено. Есть ли там подобные повторы?

Куда как страшно нам с тобой, Товарищ большеротый мой! Ох, как крошится наш табак, Щелкунчик, дружок, дурак! А мог бы жизнь просвистать скворцом, Заесть ореховым пирогом... Да, видно, нельзя никак.

Чей-то провал: или способа повторов, или Катаева…

Нет, надо скорей тот спецшлем.

4 июля 2015 г.

01.07.2015
21:53

Быка надо дразнить красной тряпкой.

27.06.2015
12:53

Ответ Наталье с компьютером 77.73.68.4