09.07.2021
09:17

Почему русские на матрёшку не обижаются, а на Манижу обижаются

08.07.2021
09:57

Чудо

07.07.2021
08:33

Сокуров извратитель Платонова

Название я дал до смотрения фильма “Одинокий голос человека” (1978) Сокурова, - от предвзятости своей. От мысли, что не может не извратить прокоммуниста Андрея Платонова в повести “Потудань” (1937), - не может не извратить Сокуров. Не знаю, как одним словом его определить, помня то, что я сокуровское смотрел. Антикоммунист, что ли?

Грустно начинается у Платонова. По малолюдной (потому что усталой от войны) земле идёт домой Никита. Но у Платонова "Трава опять отросла по набитым грунтовым дорогам”. Никита, как и другие бывшие красноармейцы, идёт "жить точно впервые, смутно помня себя, какими они были три-четыре года назад”. А у Сокурова эти воспоминания – прекрасная музыка прошлого.

Немного погодя, когда воспоминания поддержаны старыми фотографиями, в том числе и Никиты – я понял – в гимназии, старый мир вспоминается, как исчезнувшая идиллия, которую жалко. А у Платонова отец Никиты жил "в печали по своей скучно прошедшей жизни”. И картины воспоминаний старого столяра о старой учительнице, на которой он хотел было жениться, омрачены невозможностью жить такой интеллигентной жизнью, как это обещала обстановка её дома. – Сокуров превратил это воспоминание-печаль отца Никиты в воспоминание-печаль самого Никиты о былом рае царского времени.

Встречаются у Сокурова Никита и Люба на фоне бурной стихии – сильного ветра в аллее старых деревьев. Их только двое на целом свете, кажется. Присутствие какого-то Абсолюта мерещится. Это предварение угрозы, какую несёт неудовлетворение физической стороны любви, о чём, казалось бы, и повесть у Платонова. А у Платонова эта встреча, на улице, среди гуляющих людей, и очень душевная, что в фильме совсем не передано (лица крупным планом своей задержанностью на экране зрителю ничего не говорят).

"…большая, выросшая Люба остановилась и смотрела в его сторону. Она грустно и смущенно улыбалась ему.

Никита подошел к ней и бережно оглядел ее — точно ли она сохранилась вся в целости, потому что даже в воспоминании она для него была драгоценность. Австрийские башмаки ее, зашнурованные бечевой, сильно износились, кисейное, бледное платье доходило ей только до колен, больше, наверно, не хватило материала, — и это платье заставило Никиту сразу сжалиться над Любой — он видел такие же платья на женщинах в гробах, а здесь кисея покрывала живое, выросшее, но бедное тело. Поверх платья был надет старый дамский жакет, — наверно, его носила еще мать Любы в свою девичью пору, — а на голове Любы ничего не было, одни простые волосы, свитые пониже шеи в светлую прочную косу.

— Вы меня не помните? — спросила Люба.

— Нет, я вас не забыл, — ответил Никита.

— Забывать никогда не надо, — улыбнулась Люба.

Ее чистые глаза, наполненные тайною душою, нежно глядели на Никиту, словно любовались им. Никита также смотрел в ее лицо, и его сердце радовалось и болело от одного вида ее глаз, глубоко запавших от житейской нужды и освещенных доверчивой надеждой”.

У Сокурова Люба неприятно поражает своей некрасивостью.

Меня резануло и изменение Сокуровым такого диалога (при конце первого посещения Никитой дома Любы):

"Никита растопил печку для освещения тетрадей огнем и собрался уходить к отцу на ночлег.

— Вы теперь не забудете меня? — попрощалась с ним Люба.

— Нет, — сказал Никита. — Мне больше некого помнить”.

Сокуров сделал акцент на том, что Люба навязывается Никите: Никита замедлил с ответом, и Люба второй раз повторила вопрос.

Чего я, наверно, никогда не угадаю, зачем Сокуров вставил сцену умывания в реке какого-то попа…

Ещё меня коробит, что у Никиты штаны на колене с огромной дыркой. В конце концов, пусть промышленность не изготовляла иголок, но та не могла не остаться со старых времён в доме у отца.

Совсем у Сокурова выпало, что Люба учится в академии медицинских знаний. Для Платонова это принципиально. Коммунизм для него это культура. Его Никита мимолётно комплексует, что он от Любы отстаёт в культурности. Люба у Платонова, пока дома и пока есть солнце, всё время читает, а Никита просто ждёт вечера, чтоб зажечь печку так, чтоб огонь светил побольше, чтоб Люба продолжала читать. – Сокуров, если и останавливает объектив на огне, то ради выдерживания стиля замедленного действия – в огонь же можно смотреть бесконечно, ничего не делая. Впечатление, что Сокуров, что ни снимает, всё – ради демонстрации метафизически текущего мимо всего времени.

Подозреваю, что он ницшеанец.

И тут случился конфуз.

У меня на сайте перед каждой статьёй стоит диаграмма, символизирующая положением точки подсознательный идеал автора, когда он создавал разбираемое мною произведение. Если диаграммы нет – подсознательного идеала не было.

И ещё одно обстоятельство: если нет открытия подсознательного идеала, я особо прочно забываю написанное.

Я не помнил, находил ли я подсознательный идеал у Сокурова. Я полез в свой сайт искать диаграммки перед моими статьями о Сокурове. Диаграммок не было. Но – самое удивительное – последней статьёй о Сокурове (см. тут) оказалась статья об этом фильме, что я сейчас обсуждаю. – Да, ницшеанцем оказался там Сокуров, но осознающим этот свой идеал.

Надо же… Настолько в память не врезался фильм, что я, вот, его пересматривая уже 33 минуты, не вспомнил, что я его уже видел. – Что значит, когда ничего, собственно, в фильме не происходит.

А вот Никита заболел, так Сокурову прямо сласть – звуки смерти, как Абсолюта какого-то, так и реют. У Сокурова потрясающе изображены странные звуки.

У Платонова, наоборот, всё очень материально:

"Под вечер он потерял память; сначала он видел все время потолок и двух поздних предсмертных мух на нем, приютившихся греться там для продолжения жизни, а потом эти же предметы стали вызывать в нем тоску, отвращение, — потолок и мухи словно забрались к нему внутрь мозга, их нельзя было изгнать оттуда и перестать думать о них все более увеличивающейся мыслью, съедающей уже головные кости. Никита закрыл глаза, но мухи кипели в его мозгу, он вскочил с кровати, чтобы прогнать мух с потолка, и упал обратно на подушку: ему показалось, что от подушки еще пахло материнским дыханием — мать ведь здесь же спала рядом с отцом, — Никита вспомнил ее и забылся…

. . . . . . .

Сильный жар уносил его в своем течении вдаль ото всех людей и ближних предметов, и он с трудом видел сейчас и помнил Любу, боясь ее потерять в темноте равнодушного рассудка; он взялся рукой за карман ее пальто, сшитого из красноармейской шинели, и держался за него, как утомленный пловец за отвесный берег, то утопая, то спасаясь. Болезнь все время стремилась увлечь его на сияющий, пустой горизонт — в открытое море, чтоб он там отдохнул на медленных, тяжелых волнах”.

По-разному изображено ожидание этих двоих после болезни Никиты весны, когда Люба кончит академию и когда они поженятся. У Платонова это разные образы зимней природы, ждущей весны. А у Сокурова – гроза, дождь и сильный ветер, раскачивающий летние берёзы. Нечто грозное. У Платонова всё время ожидание тихо возрождающейся жизни природы и страны. А у Сокурова…

Но акт регистрации бракосочетания дан у Платонова потрясающе скучно:

"К вечеру того же дня Никита Фирсов и Любовь Кузнецова записались в уездном Совете на брак, затем они пришли в комнату Любы и не знали, чем им заняться”.

А у Сокурова это удручающая сцена с небюрократическим бюрократом, у которого нет сдачи при оплате брачующимися регистрации этого акта, и он это делает в долг. И мрачнейший интерьер этому свидетель.



У Сокурова всё – ну очень плохо*.

И когда Платонов применил внутреннюю речь:

""Как он жалок и слаб от любви ко мне! — думала Люба в кровати. — Как он мил и дорог мне, и пусть я буду с ним вечной девушкой!.. Я протерплю. А может — когда-нибудь он станет любить меня меньше и тогда будет сильным человеком!””, -

Сокуров голос за кадром не применил.

Духовность Никитиной слабости у Сокурова исчезла.

Позитивный, скажем так, духовный перегиб у Платонова обоснован: страна утонула в материализме. (В стране местные начальники ради своих кресел устроили аж геноцид собственного народа, он-де контрреволюционер вопреки мнению Сталина, что пора забыть классовую распрю перед лицом внешнего врага.) Этак, материализмом, можно переродиться вплоть до реставрации капитализма (что и случилось через 54 года).

У Сокурова через 41 год после Платонова негативный, скажем так, духовный перегиб тоже обоснован: слишком некрасив стал лжесоциализм. Как, впрочем, и что бы то ни было другое мыслимое из жизненных устройств.

Только Платоновым руководил СМУТНЫЙ (из-за окружающей несоответствующей коммунизму практики коммунистов) идеал коммунизма-гармонии, который наступит явно когда-то в далёком сверхбудущем, раз в настоящем до него так далеко. А Сокуровым распоряжался уже сто лет известный ультрапессимизм – ницшеанство.

Оба не годились советской, так называемой, власти. Поэтому повесть, хоть и была опубликована, но раскритикована и изъята. А фильм Сокурова сразу был запрещён и плёнка не смыта только по случайности.

.

Зря Сокуров отказался от закадрового голоса. Такие глубокие мысли и чувства у платоновского Никиты… Утопиться… Остаться, пока Люба его терпит…

Зато у него гулы метафизические…

Бездумное у Платонова существование Никиты на базаре в другом городе в услужении у сторожа Сокуров сопровождает жуткими иномирными звуками. А платоновская мирная работа по уборке территории – иномирными же замедленными движениями. – Не каждый сможет вытерпеть смотреть такое кино. Только тот сможет, кто знает, что есть такой идеал – метафизическое иномирие, куда мысленно бегут во всё-всём-всём разочаровавшиеся люди. Но и таким знающим жутко, думаю, смотреть, как Никита (замедленная съёмка) проводит время в бессмысленном шевелении метлой воды в луже. – У Платонова такого ужаса нет. Просто Никита исправно исполнял грязную работу за сторожа. – Душевный ноль такой.

Вместо того, как у Платонова Никита прямо ночью, как услышал новость, бежит домой по степи – увидеть скорей Любу, топившуюся из-за него, у Сокурова иномирное качание головы Никиты с жутковатым оскалом на фоне облаков и дикие звучания. Долго-предолго.

А когда они увиделись, той же ночью, и, наконец, физиологическое свершилось… Можно только Сокурова пожалеть, что он отказался от закадрового голоса. Ибо прямая речь персонажей ничего не передаёт.

"Он пожелал ее всю, чтобы она утешилась, и жестокая, жалкая сила пришла к нему. Однако Никита не узнал от своей близкой любви с Любой более высшей радости, чем знал ее обыкновенно, — он почувствовал лишь, что сердце его теперь господствует во всем его теле и делится своей кровью с бедным, но необходимым наслаждением”.

Сокурова хватило только на передачу молчания.

А потом – отдалённые, метафизические какие-то гудки паровозов в жуткой дали, берег утренней реки, и… вылезающий из воды в лодку (я пропустил в пересказе) человек, хотевший было пожить – именно пожить! – в смерти и прыгнувший в воду. – И – музыка возрождения… – Но поздно, Сокуров, сверхпессимизм мы уже восприняли.

19 июня 2021 г.

*- А разве как плохое показывает Сокуров, как прекрасен человек в физическом труде (вначале – как какие-то люди крутят огромный ворот, или почти вначале, когда вернувшийся с войны Никита по пути домой заглядывает в знакомую, наверно, мастерскую – показывается прекрасная спина полуголого человека за станком)? Или как хороша эта человеческая любознательность, что там, за жизнью… Ведь, если оттуда никто не возвращается, может значить, что там очень хорошо! Чем не прекрасен этот познавательный порыв?

- Тем, что в конце фильма кончен этот прорыв поражением любознательного. По-прежнему жить ему так захотелось, что, несмотря на связанные ноги, он их распутал и всплыл наверх, и перевалился через борт лодки товарища. Слаб-с оказался перед таким Абсолютов, как Смерть. А в сценах труда люди тоже слабы: не могут почуять нуду повторяемости их трудовых движений. Они не могут почуять скуку потенциальной бесконечности, когда всегда можно сделать ещё один шаг. Скуку по сравнению с бесконечностью актуальной, уже данной целиком (когда бесконечности можно… складывать).

30.06.2021.

 

06.07.2021
09:42

Наобум Лазаря

05.07.2021
09:50

Я должен извиниться

04.07.2021
11:45

Простота сложного

03.07.2021
23:48

Как морить с помощью Моризо

02.07.2021
18:02

Контра

01.07.2021
13:55

Мертвящая систематичность науки

30.06.2021
12:11

Плохой писатель Островский и подлец Радзиховский

29.06.2021
13:28

Высасывание из пальца

28.06.2021
16:20

Что ошибочно почуяли шестидесятники

27.06.2021
10:33

Не верю художнику В.А. Сафронову

26.06.2021
11:48

Медленным шагом, ровным зигзагом…

25.06.2021
13:28

Горе мне

24.06.2021
13:50

Методичность Борхеса

23.06.2021
21:59

Кое-кто за Набокова

22.06.2021
21:15

Люблю себя любимого

21.06.2021
18:18

Это скучное-скучное голубое небо

20.06.2021
12:22

Боже! До чего же я ничтожен! (Рассуждения о Бабеле)