|
16.02.2003
20:35 |
Предисловие к книге: С.С.Гречишкин, А.В.Лавров. Символисты вблизи. Статьи. Публикации
Все работы, собранные в этой книге, были написаны и опубликованы в 1970-е-1980-е годы, в условиях советских идеологических и цензурных ограничений. Особенно тяжко эти ограничения сказывались на исследованиях, посвященных истории русской литературы эпохи модернизма. Политическая нетерпимость по отношению к тем писателям, кто <не понял> и <не принял> Октябрьского переворота (или Великого Октября, согласного тогдашней норме высказывания), сочеталась с нетерпимостью эстетической: применительно к авторам, творившим в XX веке, нормой и эталоном был социалистический реализм, исторически объяснимым и в целом <прогрессивным явлением> - критический реализм; символисты же, акмеисты и футуристы были приемлемы лишь в той мере, в какой они <преодолевали> в себе символизм, акмеизм и футуризм. Сравнительно благополучно проскакивали между политической Сциллой и эстетической Харибдой Александр Блок и Валерий Брюсов - и то исключительно благодаря верноподданническим заклинаниям присяжных советских литературоведов; с трудом протискивались Андрей Белый и Максимилиан Волошин; остальным символистам путь в эмпиреи, уготованные для дозволенных и почитаемых <отечественных классиков>, был наглухо прегражден.
Сказанное отчасти объясняет, почему в печатаемых ниже работах в центре внимания оказываются прежде всего упомянутые имена. Однако о <разрешенных>, по квалификации О.Мандельштама, авторах мы пытались говорить так, как это принято в сочинениях, <написанных без разрешения>. Касаясь тех или иных личностей, проблем, реалий, мы зачастую были лишены возможности сказать всё, что могли в данном случае сказать. Но мы не писали от своего имени того, чего не думали, с чем не солидаризировались; не прибегали к цитатам из <основоположников> и к оценочным ритуальным формулировкам, лишенным какого-либо подлинного содержания, кроме одного - готовности тех, кто их переносит на бумагу, исполнять <разрешенное> в общем хоре и по утвержденной программе. Поэтому и сейчас, возвращаясь к своим давним писаниям, мы не пытаемся переписать их заново, довести до того уровня, которого достигло изучение истории русской литературы символистской эпохи на сегодняшний день, не вносим в них принципиальных коррективов. Ограничиваемся лишь мелкой стилистической правкой, устранением отдельных смысловых и фактических погрешностей, допущенных в прежних публикациях, частичным обновлением библиографического аппарата (прежде всего это касается замены архивных шифров на отсылки к публикациям, появившимся после выхода в свет соответствующих работ). Восстановлены также сокращения, сделанные редакторами, вопреки воле авторов, при подготовке работ к печати. Некоторые материалы дополнены краткими пояснениями, помещенными в конце текста (); там же - сведения о первоначальных публикациях работ.
Читатель, предпочитающий в историко-литературных исследованиях глобальные подходы и обобщающие характеристики, вправе предъявить избираемым нами сюжетам упрек в <мелкотемье>. Отчасти эта особенность объясняется, опять же, временем написания работ. Оставаясь в рамках частных, сугубо фактографических аспектов, можно было иногда не прибегать к тем идеологическим шорам, которые были непременным условием для появления в советской печати трактовок более широкого звучания. Но в предпочтении, которое мы отдавали <мелкотемью>, сказывалась и принципиальная установка. Нам представлялось, что все попытки воссоздания общей картины символистской литературной эпохи - даже в воображаемых условиях полной свободы от внешних ограничений и предписаний - обречены оставаться неполными, нечеткими и приблизительными до тех пор, пока не будут устранены белые пятна на поверхности осваиваемого культурного пространства. То пространство, которое нас интересовало, и состояло тогда в основном из белых пятен, которые невозможно было воспринять с птичьего полета. Мы предпочитали ориентироваться непосредственно на местности - двигаться небольшими шажками, обнаруживать неизвестное, копаться в архивах, вглядываться не только в великих, но и в малых, поскольку и в малых авторах, и в малозначительных явлениях и событиях так же на свой лад запечатлелась эпоха.
Один из наших университетских наставников, замечательный ученый И.Г.Ямпольский подчеркивал во вступлении к сборнику своих работ: <Я всегда считал, что одной из существенных задач историка литературы является расширение фактического материала, на котором основываются его наблюдения и выводы, при помощи которого они уточняются и совершенствуются. Я считаю эту задачу насущной и в наши дни, поскольку мы нередко сталкиваемся с демонстративным пренебрежением к фактам и эффектными концепциями, обнаруживающими свою несостоятельность при первой проверке>. Эти слова - в сегодняшних условиях ставшие, может быть, еще более актуальными - кажутся самой удачной формулировкой тех подходов, которыми мы руководствовались в нашей работе.
За пределами сборника остались наши большие соавторские публикации, напечатанные в брюсовских и блоковских томах <Литературного наследства> (т. 85, 92, 98).
Февраль 2003.
|
