30.03.2016
11:45

Джорджио Кирико и Карло Карра.

29.03.2016
10:59

Сколько-то ненужных слов?

24.03.2016
21:19

На волнах истории.

21.03.2016
12:17

Ницшеанец Владимир Абрамов.

14.03.2016
11:26

Прикладное искусство Соколкина.

08.03.2016
09:08

В пику Г. Королёву.

06.03.2016
17:15

В пику Лисинкеру.

01.03.2016
16:44

Интересно.

26.02.2016
11:50

Почему из слона сделали муху.

23.02.2016
12:47

Почему анархия - мать порядка.

21.02.2016
16:02

Ай да я... Айги...

20.02.2016
11:45

Почему я побаиваюсь современных безвестных поэтов.

16.02.2016
11:24

Коэффициент полезного действия - ноль.

10.02.2016
12:38

То, что не захотели публиковать в другом журнале.

09.02.2016
18:12

К годовшине смерти Пушкина.

05.02.2016
11:19

Нравится, и всё.

30.01.2016
18:24

Жаль, что не принят термин околоискусство.

26.01.2016
10:23

Поплыла Поплавская.

20.01.2016
22:14

Украйина цэ Йевропа.

13.01.2016
15:46

Даёшь "ЗАЧЕМ ТАК"!

Я люблю читать корифеев. У них можно осознать массу нюансов касательно того, КАК сделано произведение искусства. Воспитанный в советской школе, нацеленной на содержание, я изрядно глух к форме. Теперь происходит некое повторение советской односторонности – всё большее и большее вмешательство православной церкви в российскую культуру.

"Если не дать зрителю надежду, искусство в какой-то мере теряет смысл… Очень важно не только, какой сюжет у того или иного кинофильма, как актёры играют, но очень важно в конечном итоге и с чем люди выходят. Выходят ли они после фильма опустошёнными, или они выходят чем-то наполненными… В каждом фильме, даже если этот фильм трагический, даже если этот фильм тяжёлый, о войне, о страданиях людей в нём должна быть надежда… В любом случае он [зритель] хочет, чтоб луч надежды присутствовал… Уводить в негатив, даже если в драматургии это присутствует… всё плохо, всё погибло и так далее… и что? Эта… прямая констатация, которая не даст ни художнику, ни зрителю никакого нового психологического ощущения: “А что же дальше? Куда тебе идти? По какой дороге?” И если этот путь не указать, даже слабый, даже с каким-то одним лучиком только, то вся-вся тогда работа бессмысленна… Необходимое ощущение, что всё, может быть, сложится хорошо… Во-первых, кино отражает реальную жизнь, во-вторых, оно влияет на реальную жизнь… Как фильм влияет на судьбы людей… Из этого рассказа [рассказа Гиббона о съёмках фильма о Христе] становилось понятно, что для этого человека это было действительно глубокое и серьёзное христианское переживание. Он не просто вжился в образ Христа, а он действительно как-то, я думаю, для себя совершенно по-новому прочувствовал всю эту евангельскую историю…” (Церковь и мир. Эфир от 9.01.2016).

Такое вмешательство продолжает эстетическую порчу людей.

И мне представляется ценным – по противоположности – чуть не само перечисление нюансов формы:

""скупость слов"… сжатый "размер стихотворений, размер фраз, самый объем эмоций или поводов для лирического повествования”… “ограниченность и устойчивость тематического материала”…” (Эйхенбаум. http://philologos.narod.ru/eichenbaum/eichen_akhmat.htm).

Ну и, конечно, интересно, как постепенно это ведёт к идее произведения (к вседозволенности у Ахматовой, насколько я знаю, не уступающей по духовному потенциалу упомянутому вышеприведённому примеру типа "серьёзное христианское переживание”).

Что за постепенность предъявляет Эйхенбаум? – Это "впечатление необычной интимности”. С акцентом (я уточняю) на слове "необычной”. Так как кому позволена вседозволенность? – Исключительному. Супермену. Супервуменше. Что и было идеалом Ахматовой.

Можно предполагать, что вся эта её "скупость слов" резко бросалась в глаза современникам, привыкшим к "лирике символистов с ее религиозно-философским и эмоционально-мистическим размахом”. Но для нас-то и символисты так же далеки, как и их противница Ахматова. И такому вот мне самый смак – в замечании формальных нюансов и в постепенности хотя бы мысленного, если не чувственного, перехода от них к категории идейности, за которые ратовала советская власть, а теперь – “Церковь и мир”. К категории, повторяю. Ибо Бог и Демон – понятия одной категории, одного идейного масштаба с точки зрения эстетики.

Если же какие-то идеи подвергнуть дискриминации, это будет антиэстетическим деянием, им и занимались советские догматики-извратители-гуманитарии (лгущие, что они не догматики), им и занимается “Церковь и мир” (гордая своим догматизмом).

Отличие меня, извиняюсь, от Эйхенбаума, что я восхожу от "необычной” к исключительности сверхчеловека, а он – нет:

"Действительно [напрасно соглашается он с просимволистскими критиками Ахматовой, толкующими о её "о "духовной скудости" и о том, что "огромное большинство человеческих чувств – вне ее душевных восприятий"” и неверно продолжает], перед нами – конкретные человеческие чувства, конкретная жизнь души, которая томится, радуется, печалится, негодует, ужасается, молится, просит и т. д. От стихотворения к стихотворению – точно от дня к дню. Стихи эти связываются в нашем воображении воедино, порождают образ живого человека, который каждое свое новое чувство, каждое новое событие своей жизни отмечает записью. Никаких особых тем, никаких особых отделов и циклов нет – перед нами как будто сплошная автобиография, сплошной дневник. Здесь – основная, наиболее бросающаяся в глаза разница между лирикой Ахматовой и лирикой символистов. Но она явилась результатом поэтического сдвига и свидетельствует не о душе поэта, а об особом методе”.

Метод-то рождён другим идеалом! Метод – доведения до НЕОБЫЧНОСТИ переживания.

Для меня важно ЗАЧЕМ ТАК, а для него – КАК. (А для “Церкви и мира” и советских догматиков важно – ЗАЧЕМ.)

Но как волшебно для меня столь неуловимое мною КАК… (В качестве примера я беру совершенно случайные два произведения. Оказалось, что я их впервые вижу.)

СИМВ	ОЛИЗМ	АКМ	ЕИЗМ
безудержного по-тока слов, значение которых затемняя-лось и осложнялось многообразными магическими ассо-циациями	Брюсов Звезды тихонько шептались, Звезды смотрели на нас. Милая, верь мне,— в тот час Звезды над нами смеялись. 16 сентября 1893	Словесная перспекти-ва сокра-тилась, смысловое простран-ство сжа-лось, но заполни-лось, стало насыщен-ным	Ахматова Чернеет дорога приморского сада, Желты и свежи фонари. Я очень спокойная. Только не надо Со мною о нем говорить. Ты милый и верный, мы будем друзьями... Гулять, целоваться, стареть... И легкие месяцы будут над нами, Как снежные звезды, лететь. 1914
выделяют именно метафору как способ сближения далеких смысловых рядов	Звезды над нами смеялись	Слова не сливаются, а только соприкасаются - как частицы мозаичной картины	Как снежные звезды, лететь
Произнесение как декларация, собеседников нет, собственно		речь как произнесе-ние, как обращен-ный к кому-то разго-вор, бога-тый мими-ческими и интонации-онными оттенками
Сюжета нет		Чувство вступило в связь с ве-щами, с событии-ями, сгус-тилось в сюжет

При всём при том, как ни поразительно, Эйхенбаум говорит о… Ну как это одним словом назвать? – О схожести обоих стилей.

"Здесь – не "преодоление" символизма, а лишь отказ от некоторых тенденций”. “…в акмеизме, а в том числе и в творчестве Ахматовой, нельзя видеть нового направления. Ни основные традиции, ни основные принципы не изменились настолько, чтобы у нас было ощущение начала новой поэтической школы”. “…критики, стоявшие близко к символизму и непосредственно с ним связанные (как Н. Недоброво, В. Чудовский), приветствовали поэзию Ахматовой, потому что видели в ней освобождение символизма от наложенных им на себя оков”.

А ведь идейно это полярно противоположные стили.

Я понимаю, что сейчас я напишу неочевидные соображения. Неочевидными они будут, потому что я базироваться стану всего на нескольких строчках процитированных выше стихов. А известны мне эти соображения по десяткам других, разобранных мною ранее стихов. Не предлагаю убеждать, давая ссылки, где у меня об этом прочитать. Слишком много было б ссылок. Предлагаю другое – отнестись лояльно.

Не согласитесь ли, что у Брюсова мы имеем дело с когдатошним самообманом влюблённых, предполагающим и тогда, и сейчас, что в Этом мире принципиально возможно без самообмана. Этот мир – не тот свет, христианский, скажем, а Этот. Нет, совершенно закономерно, что самообман случился. Он – от недостатка человеческого совершенства. Закономерного сейчас. Пока. Но, если есть нравственный прогресс, - а он предполагается существующим, раз в свидетели привлекаются звёзды (по Канту: "Две вещи поражают мое воображение: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас”)… Если есть нравственный прогресс человечества, то в каком-то (мало, что почти мистическом) сверхбудущем таких самообманов не будет. И это – ипостась коллективизма. Улётного в символистскую даль.

И не согласитесь ли, что у Ахматовой Этот мир прямо противоположен. В Нём нет счастья взаимной любви. Принципиально нет. Потому что Этот мир – зол. А другого, христианского того света, например, не существует. А если и мыслим Иной мир, “над Добром и Злом”, то он принципиально недостижим. Разве что – приблизительно: это Вечность, которую сумеешь выразить колоссальнейшим отрицанием Этого мира, словно Иной – есть-таки. Выразить доведением до предвзрыва от скуки, например, слежения за движением звёзд так, будто это возможно, как со слежением за снежинками. И это – ипостась индивидуализма. Улётного в ницшеанскую метафизическую даль.

Мне кажется, что при доброй воле вам, читатель, можно согласиться, что я не погрешил против истины.

И очень грустно, что Эйхенбаум, из-за столь милого мне формализма не смог дойти до подобного умозаключения, совсем-совсем не формалистского.

Близко ли оно по духу с догматическим советским и нынешним у “Церкви и мира”? – Я думаю, да. Оба последние – улётные. Советский – самообманный сначала, доходящий к концу советской власти до лживости. “Церкви и мира” – может, и искренний, если митрополит Илларион и его гости не лгут нам или не самообманываются. Страшна ли эта, улётная, похожесть обоих?

Нет, ибо страшно иное: когда нет акцента ни на КАК, ни на ЗАЧЕМ, ни на ЗАЧЕМ ТАК. А когда есть иной акцент: "Осведомленность типа “кто, что, о чем?” оказывается важнее, чем эстетические переживания… Точнее сказать, они важны только как предмет речи о себе или с другими. Люди в наши дни порой [воспринимают искусство]… не особо взирая на собственные предпочтения, просто чтобы “быть в теме”” (Кудряшов). – Смотрите (читайте):

"Его называют “хамелеоном рок-музыки”, так как Боуи часто менял имидж в течение пятидесятилетней музыкальной карьеры”.

“Всемирная известность пришла к Боуи в начале 70-х годов. Его альбомы продавались миллионными тиражами по всему миру, в том числе и совместные записи с Джоном Ленноном и Фредди Мэркюри. Боуи обладатель 10 музыкальных премий, в том числе одной из самых престижных премий Грэмми. Он активно снимался в кино. Мировые таблоиды [малый формат, чтоб читать в транспорте в тесноте, много иллюстраций, не больше 1000 букв (“мало букав”), большие заголовки, активное использование цвета – самая-самая шваль, короче] включали его в списки самых влиятельных музыкантов столетия”.

“В 2000 году Дэвид Роберт Хэйвард-Джонс (так звучит настоящее имя певца) был признан журналом New Express самым влиятельным музыкантом ХХ века, а в 2002 году занял 29-е место в топе “100 величайших британцев”. Шесть альбомов Боуи вошли в список “500 величайших альбомов всех времён” по версии авторитетного издания Rolling Stone”.

“Артист, продюсер, художник, поэт, исполнитель — Боуи был человеком и певцом, которого очень сложно переоценить, точнее, наоборот, огромна опасность позабыть или не принять к сведению что-то важное.

Чтобы было понятнее: в последние недели стал распространен веб-сайт, на котором любой желающий способен ввести собственный возраст и выяснить то, что в данные года совершал Дэвид Боуи. Наиболее активные пользователи жалуются на депрессию, стимулированную осознанием пустоты собственной жизни”.

И т.д.

Я узнал о его существовании только из последних известий, сообщивших о его смерти.

И был бы я не я, если б не попробовал найти такого человека, как для Ахматовой Эйхенбаум, который бы рассказал, что специфического для музыки открыл Боуи, ну, хотя бы в своей, сделавшей (как я узнал) его знаменитым, песне “Странный случай в космосе” (1969). Я не смог такого найти, а сам я мало что могу. Стилофон (такой электроорган; извлекает звуки необычного тембра) был изобретён на 2 года раньше, и уж наверно, не только Боуи его стал применять, раз это изделие сразу продали в количестве 3 миллиона штук. Психоделический фолк, жанр, в котором создана песня, родился, похоже, в США, а Боуи – англичанин. Психоделия (вызывающая галлюцинации) связана с хиппи, искателями предельного опыта в обществе потребления. Фильм Кубрика “Космическая Одиссея”, вдохновивший Боуи на сочинение своей песни, движим явно тем же идеалом. При трагизме сюжета песни (и фильма) переживаешь всё же некую достижительность идеала, который очень похож на ницшеанскую метафизичность. Только истинное ницшеанство воспевает недостижимость, а тут – наоборот. Недоницшеанство, значит. – Становится понятна ультрапопулярность Боуи на Западе. Звучание действительно какое-то странно-потрясающее (слушать тут). Экстатическое. Понятно, почему подействовал наоборот ляп Би-би-си: под эту песню с плохим концом, вскоре после её создания, в Англии показывали по телевизору высадку американцев на Луне (что само по себе было экстраординарностью, очень кстати пришедшейся к месту для нужд Престижного Потребления). – Так что: “Даёшь ЗАЧЕМ ТАК!”

12 января 2016 г.