АЛЕКСАНДР РУБАШКИН
ЮБИЛЕЙНОЕ?
(Иосиф Бродский и его критик)
Это - не "самое талантливое",
и если это "явление", - то я против него.
Лев Куклин, 1968
Питерский журнал "Нева" (2001, N 1) своеобразно отметил пятилетие со времени смерти Иосифа Бродского: двумя статьями, в которых столкнулись полярные точки зрения. Из текстов видно, что поэт и критик Лев Куклин сохраняет стойкую неприязнь к Бродскому, а критик и эссеист Самуил Лурье всегда понимал, кто есть наш бывший земляк в литературе ХХ века.
После вынужденного отъезда из страны (1972) Бродский упоминался в советской печати редко и всегда негативно. Что с него возьмешь? Эмигрант (как Бунин, Набоков, Г.Иванов, Солженицын и пр. и пр.). Творческое возвращение было бурным. До 1996-го это терпели, по крайней мере выпады в отношении поэта были редкими. Но вот его не стало. В дополнение к многочисленным книгам и даже собраниям сочинений пошли воспоминания: "Он между нами жил..." Возникли некоторые здравые наблюдения, были замечены "пятна на солнце". Оставалось надеть темные очки, понять, что солнце есть солнце и у него свои законы. Можно вообще не глядеть, объясняя всем: <Солнце не так светит, не то греет>. Похоже, критик-поэт получил солнечный удар.
Если перейти с языка образного на весьма приземленный, Лев Куклин вступил в сферу, где "дышат почва и судьба". Или же отсутствует почва, поскольку он объявил о существовании "гидропонной поэзии", подобной такой же сельхозпродукции, которую рождает не земля, а водные вливания. Вот оно что!.. Отсюда прямой путь к объявлению этой продукции (и поэзии) искусственной, не имеющей почвы, говоря определенней - родной почвы. В отличие от наших Антеев, черпающих силу в земле, Бродский (по Куклину) - фигура искусственная, придуманная, а значит, преувеличенная.
Стоит ли объяснять, что почва Бродского - это родной город, о котором он написал замечательные стихи (помните кораблик, плывущий из Александровского сада, или горькие, уже хрестоматийные (по Куклину - "затасканные") строки - "на Васильевский остров я приду умирать"); это деревня Норенская, где он был в ссылке и откуда привез "В деревне Бог живет не по углам...". Он не был "комнатным мальчиком", знал жизнь народа. К сведению геолога Куклина выпишу несколько строк из биографии поэта: "фрезеровщик на заводе, прозектор в морге, сезонный рабочий в геологических экспедициях, картограф, кочегар, матрос, смотритель маяка". Надо ли напоминать, что все эти профессии были освоены не за океаном, а дома: здесь им прочитаны главные книги, здесь жили и живут его друзья. Это к вопросу о почве. Запад дал ему прежде всего свободу писать и печататься. Мир открылся для него. Он не кончал университета или института, но настолько образовал себя , что его профессорство в американском колледже было естественным. Впрочем, о глубине познаний Бродского главное свидетельство - его поэзия.
Куклин мерит масштаб поэта тем, насколько запоминаются стихи того или иного автора. Он утверждает, что стихи Бродского трудно запомнить. Думаю, что такое "запоминание" зависит от конкретного читателя, свойств его памяти. Я, например, не могу похвастаться, что без усилий вспоминаю стихи даже самых любимых поэтов. Но строки о тех, кто <в пехотном строю смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою>, помню, не заучивая. Бродский написал стихотворение <На смерть Жукова> вскоре после своего отъезда, и оно было не только о Маршале, о судьбе страны.
Высказывая запоздалые сожаления о нелауреатстве Ахматовой (ей тоже отказывали в "почве"), хорошо бы помнить, как оценивала она "волшебные" стихи Бродского. Анна Андреевна хорошо знала, "из какого сора" вырастает поэзия.
Русский поэт, человек европейской и мировой культуры, он черпал свою поэзию во всем, что его окружало: в воздухе Венеции, архитектуре Стамбула, воспоминаниях о родине, в поэзии Рима и Греции, в ритмах и анжанбеманах Цветаевой, оставаясь при этом самим собой. Куклину не нравится поэт Бродский. Слишком много наработал этот "тунеядец". Это, видимо, и раздражает скромного литератора, чье наиболее заметное и запоминающееся послание человечеству: <Снятся людям иногда голубые города, кому Москва, кому Париж".
В начале этих заметок упоминались два автора статей о Бродском. Они напрямую не спорят друг с другом. С.Лурье вообще не вспоминает имени Куклина. Куклин же не удерживается, высказывает свое несогласие с явным оппонентом. В таких случаях важны не взаимные критические стрелы, а скорее - аргументация. Отбрасываю все рассуждения о премиях вообще, о Нобелевской в частности, тем более о премии Бродскому. Дело не в премии, дело в личности поэта его художественных открытиях. Размышления Куклина о "русскоязычной поэзии", напоминающие тексты, знакомые по журналу "Наш современник", ничего нового нам не открыли. Упоминания Гамзатова или Айтматова и вовсе ни при чем. Стихи первого известны лишь в переводах, для Айтматова родной язык - киргизский. Как это связано с Бродским, выросшим в среде русского языка и русской культуры, - понять трудно. Ко времени отъезда из страны он был сложившимся поэтом, несколько томов которого (рукописи) собрал в начале семидесятых В.Марамзин. Спасибо Куклину за его слова: <Сочинителя Гоголя, живущего в Риме, мы считаем вполне российским писателем>. Гоголя считаем, Бродского не считаем. Какой-то сталинский стиль. Спросить бы у Бродского, каким писателем (поэтом) считал он Куклина. Не спросишь...
Для меня кощунственны размышления поэта-критика о мере наказания, которому подвергся молодой Бродский. Оказывается, его место могли бы преспокойно занять еще "добрый десяток имен (?) тогдашних талантливых поэтов". Называются Горбовский, Рейн, Соснора. Ах, друг Куклин. И вы тоже могли "занять это место"? Насколько помню, эта "случайность", к счастью, миновала вас и вы знакомились с гидропоникой в Японии, выезжая, порой, за границу во главе тщательно отобранных обкомом писательских групп У власти был нюх на самых талантливых. Что же до "незначительных биографических неприятностей", то они не показались таковыми ни Ахматовой, ни Чуковскому, ни Шостаковичу, тем более родителям молодого человека. Бродского хотели сломать. И мы не знаем, как бы все сложилось, не случись мировая огласка. Речь шла не только о поэте, но и о том, промолчат ли наши крупнейшие деятели культуры. Не промолчали.
Все построения Куклина кажутся мне ложными, все вердикты, кроме следующего (с резолюцией чью-то сильно напоминающей): "Он (Евтушенко. - А. Р.) есть и остается подлинно русским национальным поэтом". Евтушенко остается, в отличие от Бродского, чья поэзия "космополитична, лишена национальных корней". Что тут скажешь? Уместны будут слова Евтушенко о Бродском: "Ему удалось редкое - он создал свой стиль".
Поучительны и иные примеры и сопоставления в статье <Гидропонная поэзия>. Рядом с поэмой "Муха" ставится пушкинский "Медный всадник", сравнивается объем этих произведений - в первом оказывается 253 строки, во втором - 465. Вывод: "А ведь это количество стихотворных строк составляет более чем половину от "Медного всадника">. Оставим в стороне стилистику, зададимся вопросом - почему бы не сопоставить "Медного всадника" с "Домиком в Коломне", чтобы определить, как в них "различна смысловая и идейная нагрузка на единицу строки".
Критик-поэт задает простенький (после Нобелевской истории с Пастернаком) вопрос: можно ли критиковать Нобелевского лауреата? Логичный ответ: несомненно. Любого художника (но не сталинского лауреата в сталинское время, если критика исходит не от Сталина) и любого критика, в том числе и автора статьи <Бог и Бродский> (С.Лурье). Но Куклин заставляет думать, будто теперь можно все. Это и побудило меня взяться за перо.
Специально для критика-поэта приведу выписку из дневника А. Твардовского (март 1964 г.). Он, человек весьма далекий от Бродского, пишет об этом "парнишке", называя его "противноватым": "...безусловно одаренный, может быть больше, чем Евтушенко и Вознесенский вместе взятые".И это признает поэт, чья "почвенность" вряд ли у кого вызовет сомнения. Твардовский интересовался "делом" Бродского вопреки предупреждениям "верхов". Он спрашивал себя: "Почему это меня особенно задевает?.. Может быть, потому что в молодости я длительный срок был таким "тунеядцем"> ("Знамя", 2000, N 7). Эта история "развела" Твардовского с А. Прокофьевым, да и другими гонителями поэта. Думаю, и нынешняя полемика идет не по линии поэтической.
Пусть не обидится С. Лурье. Статей в журнале две, а пишу об одной. Почему? Да в них речь идет о разных поэтах. Один (у Лурье) - "создал собственную систему стихосложения (в ней метроном не звучит) и собственную метафизику (в ней небытие первично - и определяет сознание), и ни на кого не похожий слог, в котором вырезан, как иглой на пластинке, незабываемый голос..." Другой - "еврей, на языке православных каждый год пишущий стихотворение к протестантскому Рождеству..."
Я не думаю о национальности Бродского, о его <русскоязычности> (как и о национальности и родном языке родителей Л.Куклина), лишь удивляюсь ранней мудрости и зоркой памяти поэта, которого так рано поняла Ахматова. Что же до ее слов о биографии <нашего рыжего>, так часто цитируемых, то она все-таки осталась непредсказуемой.
Свою биографию Бродский сделал сам. Он слишком крупен, чтобы "гидропонные построения", основанные на песке, могли подмочить литературную репутацию одного из больших художников ушедшего века. Попытки "отменить" Бродского делаются уже 36 лет. Статья Льва Куклина одна из них. Малоплодотворная и малопочтенная.
P.S. Вышла только что (СПб.) книга Е.Эткинда <Записки незаговорщика. Барселонская проза>. Она возвращает нас к суду над Бродским, к выступлению на нем свидетеля обвинения прозаика Е.Воеводина. От его сочинений мало что осталось, но в историю литературы он уже попал - как гонитель Бродского. Среди аргументов против поэта была и ссылка на <друга, Льва Куклина>, который публично высказал свое мнение о творчестве этого <тунеядца>. (В духе эпиграфа к этой статье, недавно напечатанного <внутреннего> отзыва Куклина о Бродском). Подобное <мнение> (негативное) закрывало тогда дорогу в литературу, а могло, как мы знаем, вести к уголовному преследованию. Так что место Льву Куклину, другу Воеводина, в истории литературы (с учетом и последней статьи) обеспечено. С чем и поздравляю, в ожидании юбилея нашего поэта-критика.
P.P.S. Два слова о языке. Члены КПСС, включая Куклина, считали русский язык - <языком межнационального общения>. Сами-то они были - одни атеистами, другие - <воинствующими безбожниками>. Считал ли критик раньше русский язык <языком православных>? На каком языке позволено в России говорить атеистам? Являются ли в Румынии, Греции, Грузии и других странах, где исповедывается православие, соответственно румынский, греческий, грузинский - <языками православных>? А как быть с Северной Ирландией, где и католики и протестанты говорят на одном языке?.. Но это уже <вопросы языкознания>, а нового Сталина у нас, к счастью, пока нет.
Александр Ильич Рубашкин (род. 1930) - критик и литературовед, автор десяти книг и свыше 300 статей. Живет в Ленинграде.
