Читатель милый, прочитал я некую книжку дивную, о которой хочу тебе поведать. Итак: Александр Житинский. Потерянный дом, или Разговоры с милордом. Санкт-Петербург. Издательство <Амфора>. 2001. 608 С. Тираж 5000 экземпляров. Э, скажешь ты, мол, какой кирпич неподъемный, романище толстенный, тут и детектив в карманном формате в метро не почитаешь толком из-за давки. Не спеши с выводами, друг мой высокий, серьезная (спародируем Маяковского - сериозная) литература жива, слухи о ее кончине весьма преувеличены. Хоронили раз сто с оркестрами духовыми и симфоническими, а она, матушка, жива-живехонька.
Несколько слов об авторе. А.Н.Житинский - почтенный литератор старопитерской выделки-выпечки, известный-популярный и прочее. 19 января сего года мы шумно гуляли на его славном шестидесятилетии. По рассказам писателя О'Санчеса (<Лондонский Курьер> и интернет-журнал "Русский Переплет" любезно напечатали мою статью о его романе <Кромешник>) я - дважды инфарктник и радикулитчик - плясал вприсядку. Питер - не Лондон и не Москва, а питерские литераторы - не чопорные британцы или москвичи. Шутки в сторону: издательство <Амфора> сейчас публикует собрание сочинений Житинского. Уже вышел том стихов и несколько фолиантов прозы. В новейшей русской литературе это - весьма редкий случай, свидетельствующий о чрезвычайно высоком ранге сочинителя. Писатель родом из той ярчайшей плеяды питерских литераторов, к которой принадлежат: И.Бродский, Е.Рейн, С.Довлатов, В.Уфлянд, А.Кушнер и др.
Жизнь газетной статьи коротка, как у бабочки: два-три дня. Может быть, кто-либо из благосклонных читателей вспомнит мою давнишнюю статью <Сетевая литература ("сетература")> (<Лондонский Курьер>, 2000, N 123). В этой заметке имя писателя было впервые названо в рубрике <Книжная поЛКа> как владельца-лидера-руководителя известнейшего международного сетевого Литературного объединения имени Лоренса Стерна. Напоминаю электронный адрес этого мощного сайта: lito.spb.ru. К чему все это, а вот к чему.
Гениальный английский писатель, основатель литературного направления, получившего название сентиментализм, Лоренс Стерн (1713-1768; автор блистательного и глубоко новаторского романа <Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена> и непревзойденного <Сентиментального путешествия по Франции и Италии>) является одним из центральных персонажей романа Житинского, а может быть, и главным героем. <Разговоры с милордом> следует трактовать как беседы с Лоренсом Стерном. Вот так. Сразу скажу, что эти <разговоры> чрезвычайно остроумны и элегантны.
Роман написан в 1979-1985 годах. Странное было время: воздух разреженный, <застой> цвел буйным чертополохом, литературная жизнь Питера подвергалась мощному прессингу всемогущего КГБ (напоминаю молодым читателям: Комитета государственной безопасности СССР). Э, кто не жил тогда, тот и вовсе не жил - переиначим слова хитроумного министра-прохиндея Талейрана о Французской революции. Советская Империя была снаружи гранитно-железобетонной, а внутри - гнилой. Автор в издательской аннотации пишет о своем детище: <Этот главный роман своей жизни я писал семь лет с некоторыми перерывами, понимая, что опубликовать его невозможно>. Потом приключилась нежданно-негаданно <перестройка>, <Потерянный дом> был напечатан журналом <Нева>, позднее вышел отдельным томом. Следовательно, у меня в руках уже третье издание.
А почему тогда нельзя было напечатать роман - не скажу, как партизан на допросе, читай и обрящешь. Ну, напишу я, что книга очень хороша - и что толку. Книг хороших много. Читатель, поверь седому бумагомарателю, роман Житинского чрезвычайно добр и великодушен по отношению и к героям, и к читателям. Разумеется, сказанное относится и к лукавому автору. О чем книга? Да все та же старая и великая песнь: о жизни и смерти, о любви и предательстве, о прямом и косвенном сопротивлении абсурдной советской власти, о физическом разрешении величайшей метафизической теоремы <Пиво-водка>, о мелкотравчатом, но светоносном по сути обывательском бытии и, главное, о литературе не только как о странном образе писательского житья-бытья, но и таинственном эфемерном стержне всего мироздания. Есть в романе элементы социальной фантастики, но я не об этом. Автор, пользующийся самыми современными, в те годы просто непостижимыми писательскими технологиями, сочинитель до мозга костей, создал роман преимущественно о литературе: роман в романе и о романе. Такого интеллектуального кушания, в такой разблюдовке и расфасовке, читатель, ты еще не пробовал. Да, есть неназойливая перекличка с <Мастером и Маргаритой>, правда, романист приходит к прискорбному и доказательному выводу, что рукописи горят, да еще как горят (Часть IV. Превращение. Глава 47. Суд). Ответственно заявляю: рукопись <Потерянного дома> не сгорит, не по газете же <Правда> и бесстыдным советским <производственным> романам будут потомки реконструировать нашу прежнюю жуткую, но завораживающе пленительную жизнь.
Процитирую Житинского, отвергающего ложно приписываемые литературе принципы-функции: <Литературные сочинения постоянно путают с инструментами, которые должны бить, вскрывать, поднимать, протягивать, указывать, сигнализировать, вдалбливать, пронзать и тому подобное. Или же считают их зеркалом и одновременно осветительным прибором. Между тем, все перечисленные вами цели - суть частные следствия общей объединительной роли, которую призвана играть литература Литература есть игра, она сродни актерскому ремеслу, между тем как ее обычно поверяют не законами игры, выдуманными автором, а законами самой жизни Литература - игра, не более, но и не менее, и относиться к ней следует как к игре - не менее, но и не более. Великая это игра или мелочная, трагическая или пародийная - она всегда остается игрой, ибо дает читателю возможность проиграть в душе тысячи ситуаций, поступков, характеров, лежа при этом на диване и перелистывая страницы> (С. 515, 516-517). Как просто, и как мудро. Прошу прощения за столь пространную цитату. Эх, ввести бы эти положения в марксистско-ленинскую теорию литературы. Поздно, ибо оная приказала долго жить.
Автор не просто умен, а проникновенно мудр. Книгу можно растаскать на цитаты-афоризмы. Читатель, друг мой, ты только не подумай, что <Разговоры с милордом> - некая интеллектуальная тягомотина. Нет, в романе лихо закручен сюжет, читать его интересно, легко и сладко. Я читал книгу долго, с изумлением и наслаждением. И все мне мнилось-блазнилось, будто сижу я на берегу Староладожского канала с удочкой, тупо пялюсь на поплавок, солнышко светит, комары и слепни жалят, мрачный лес на горизонте, а в голове проносятся странные мысли: <Бытие определяет небытие Лишь пессимист может быть глубоко радостен> (С. 571), <Государственная система является одновременно внутренней, внешней и умозрительной> (С. 53), <К диссидентам /Сергей Сергеевич/ относился со смешанным чувством брезгливости и страха> (С. 295), и прочая, и прочая, и прочая.
Отменная книга, господа, созданная тонким и высокоталантливым автором, исписавшим тысячи страниц, много продумавшим и пережившим, перестрадавшим и перетерпевшим. Смело рекомендую роман читателям всех возрастов. Хорошо пожившие в сей юдоли печали господа вернутся в свою молодость-зрелость, ухватив верхним чутьем эманации прошлого. Вдумчивая молодежь, прочитав книгу, быть может, избегнет трагических ошибок <отцов и дедов>, впрочем, вряд ли. Уж так устроена жизнь. Да, помимо всего вышесказанного <Разговоры с милордом> - мастерская, тщательно спроектированная проза, отточенная, оперенная. Рекомендую.
9 мая 2001 г.
