Сергей Васильевич Гречишкин,
или Письма с войны, письма из войны,
Великой Победе в Великой войне
Часть II.
За мной, читатель! Вечер Великого дня Великой Победы; я сел за машину бесовскую. Прочитав первую часть этой публикации, замечательный историк, архивист Д.И.Раскин сказал замечательную фразу: ╚Таких писем очень много и очень мало╩. Я истолковал бы ее так. Писем с войны много, но огромное их количество истреблено после смерти корреспондентов, при переездах с квартиры на квартиру, из города в город. Уничтожено, разумеется, не умышленно, а в силу стандартного людского небрежения. Таких писем мало в государственном хранении. Недавно я получил любезное предложение от Рукописного отдела Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом) передать свой архив на вечное хранение. Я еще не умер, посему с этим повременю, но рано или поздно ЭТИ письма попадут туда.
Прошу простить за назойливость: я еще раз повторю общую характеристику писем моего отца с войны:
╚┘они монотонны, как кружение чичиковской брички по губернской распутице. В них нет описаний сражений, воинских подвигов, лишений, любви к Сталину и партии, клокочущей ненависти к врагу, призывов к мести и т.д. Любящий военный врач пишет любимой жене в блокадный Ленинград. Какова же тематика-проблематика писем? Люблю, люблю, люблю, береги себя, держись, выслал деньги, устал, много раненых, долг, стоицизм и т.д. Никакого пафоса, никакой героики, нервозности, истерии. Все четко, ясно, просветленно (читатель, ей-Богу, похоже на самурайские письма). Все согрето высокой любовью и высокой надеждой на грядущую встречу╩.
Поехали┘ Помнит ли кто-нибудь что это гагаринское словечко сделало его протагонистом еврейской эмиграции (была такая шутка). Летопись семьи √ одна буквица в летописи Родины┘
6.
17 сентября <1941 г.>.
Мой дорогой и нежный друг Валюша!
Благодарю тебя за открытку от 9 сентября. Я рад, что ты здорова, бодра. Милая Валюшенька, я очень беспокоюсь о тебе. Так хотелось бы быть с тобой , вместе переживать это трагическое время и ждать, когда наконец наступят лучшие дни, когда мы соберемся все вместе и будем жить одной счастливой семьей.
Милая Валюшенька, пиши мне чаще. Я больше ни с кем не переписываюсь и ни от кого не получаю писем. Ты одна √ и всегда со мной. Пиши мне подробнее. Я уже давно не знаю почти ничего о Ленинграде. Жена Тафило несколько расстроила нас. Мы пока работаем там же и без особых переживаний. Я писал тебе, что послал второй перевод и послезавтра пошлю третий. Очень прошу тебя: сходи в фотографию и пришли мне свою фотокарточку. Об этом я теперь только мечтаю. Все мои искания Вадика безуспешны. Очевидно, увидим мы его после войны. Получила ли ты мое удостоверение и не хочешь ли ты эвакуироваться.
Дорогая Валюшенька, я пишу тебе с каждой почтой, часто, но если ты не получаешь некоторые мои письма, то не беспокойся. Привет Нине, жене Тафило. Сергей.
В письме упоминается мой старший брат Вадим Сергеевич Гречишкин, ныне √ доктор физико-математических наук, профессор Калининградского университета, который с бабушкой, двоюродной сестрой и двоюродным братом остались ╚под немцем╩. Нина √ моя тетка. Тафило √ служил с моим отцом. ╚Без особых переживаний┘╩ Читатель, представь себе полевой госпиталь, близко от передовой, тысячи раненых, неиссякаемый поток, рентгеновская установка, работа без всякой лучевой защиты┘ Война┘ 5 июля 1941 г. отец писал маме: ╚Вчера работал по специальности всю ночь┘ За это был премирован ночью в Порхове┘ Спал на кровати, первый раз сняв одежду. Как мы не ценим то, что имеем┘╩. О ╚переводах╩. Военврач (до 1943 г. слова офицер в употреблении было запрещено) мог послать жене ╚аттестат╩ (часть жалования √ 1000 рублей в месяц, как правило, не больше; папа переживал по этому поводу, ибо на войне деньги были просто не нужны; эти остававшиеся средства шли на сберегательную книжку, куда перечислялись выплаты и за ордена √ было такое). Все эти огромные суммы (за годы аккумулировались) пропали в денежную реформу 1947 г. (Гайдарочубайсов еще и на свете не было). Поясню: у отца накопилось больше 200 000 рублей (фантастическая сумма по тем временам; он не воровал, не спекулировал, а честно служил). После реформы осталось 3000 рублей. Эти переводы помогли маме выжить: килограмм хлеба в блокадном Ленинграде стоил 500-700 рублей.
7.
23 сентября 1941 г.
Мой любимый дорогой друг Валюша!
Я получил от тебя открытку, спасибо тебе. Ты пишешь, что у тебя все благополучно и хорошо. Я рад, бесконечно рад, что ты жива. Вместе с тем я знаю твое положение. Я переживаю за тебя, почему ты не эвакуировалась. Милая Валюшенька, может быть, представится еще возможность уехать, тогда все бросай и уезжай куда-нибудь. Я буду посылать все свое жалование, как-нибудь ты проживешь. Меня гнетет: как это получилось, что ты все же не смогла уехать. Я знаю твой характер, твою честность, любовь к Ленинграду и русскому народу. Я знаю, что все это удерживает тебя. Но все же, если ваше учреждение будет эвакуироваться, то ты, Валюшенька, поезжай. У меня на глазах были слезы, когда т. Дмитриев, который видел тебя в Ленинграде, рассказывал, какая ты стала худенькая.
Милая Валюша, ничего не жалей, но кушай, береги свои силы, свою жизнь, свое здоровье. Я сейчас так живо вспоминаю тебя, твою слабую худенькую ручку и всю тебя. Моя милая Валюшенька, я пишу тебе через день и знаю, что ты также не забываешь меня, и, если не доходят письма, значит, они теряются.
Валюша, вероятно, ты будешь от меня нерегулярно получать письма, но пусть тебя это не беспокоит. Я все время думаю о тебе, всегда буду тебя искать и пытаться связаться с тобой. Я верю, что еще наступит счастливое время, когда соберется вся наша семья вместе, и мы будем опять все вместе.
Ты пишешь, что Информбюро (Красный крест?) сообщил что-то о Вадике. Напиши мне, дорогая Валюшенька, подробнее. Какие сведения? Запрашивала ли ты Красный крест?
Милая Валюша, обо мне не беспокойся, я работаю в Валдайской городской больнице. Ты, вероятно, помнишь это здание, ведь ты часто была в командировке в этих местах.
Милая Валюшенька, ты пишешь мне очень мало, работаешь ли ты по-прежнему в своем институте. Как часто посещает тебя Нина. Пиши мне о всех мелочах, пиши ежедневно, Валюша, нет больше радости получить от тебя письмо. Нас здесь собралась целая группа ленинградцев, мы все делимся новостями из писем, проверяем числа, когда посланы письма. Я больше провожу время с Павлом Игнат<евичем>, а ты с его женой, какая ирония, как было бы хорошо так не разделяться на пары, а жить нормальной жизнью.
Мой нежный любимый друг, не забывай меня, что бы ни случилось. Пиши мне чаще. А главное, думай о себе, береги себя. Будь осторожна, ничего не жалей, береги свою жизнь! Твоя жизнь нужна для Вадика, для меня. Привет Нине, передай привет Володе, пусть он напишет мне. Что делают сейчас Шик, Сельков, позвони, передай им привет. В Ленинград я сейчас приехать не могу. Крепко тебя целую. Милая, милая Валюша, не забывай меня. Твой Сергей. Мой нежный дорогой друг, не забывай меня. Еще раз целую тебя.
Читатель, я √ конкретный пацан, опубликовавший изрядную десть писем ночлежников со ╚дна╩ Серебряного века. Хорошо писали, братки. Однако это письмо √ неискусный шедевр неискусной любовной эпистолярии. Так! Как все пронзительно и трогательно┘ Были люди, и нет их┘ А вот еще фрагмент из письма от 4 октября 1941 г.: ╚Получил сразу 2 письма от тебя. Опять перед моими глазами твой милый бисерный почерк. Опять, ярче, чем наяву, стоит перед моими глазами твой образ. Я беспокоюсь за тебя. Ты со своим характером можешь в минуту опасности не сохранить свою жизнь╩. Это любовь, читатель┘ Минута опасности. Годы опасности┘. Отец служил во 2-ой и 3-ей ударных армиях. Ударная армия прорывала оборону гитлеровцев, три недели вела бои ночью и днем (покушать √ только хлебушек и сухарики), теряла 70 процентов бойцов ранеными и убитыми, потом в прорыв входили другие войска, армия откатывалась на три-четыре месяца на переформирование┘ И вечный бой. И снова в бой. С такими ошеломляющими потерями НИКТО не воевал и воевать не будет┘ Полевые госпитали располагались в зоне обстрела германской артиллерии.
Папа монотонно уговаривает матушку эвакуироваться, когда до НАСТОЯЩЕЙ блокады осталось еще пара месяцев. Мама безоговорочно отказалась уехать (а возможности были). Командировки. Мама была инспектором ОБЛОНО, посему часто ездила инспектировать школы в Ленинградской области. Последнее место службы перед войной у нее Институт усовершенствования учителей. В письме упоминаются сослуживцы отца в армии и в Рентгеновском институте (до войны). Читатель, война, страшная война, разруха, хаос, а почта работала лучше, чем сейчас. О, Русь моя┘
8.
24 сентября <1941 г.> Вечер.
Мой незабвенный друг Валюша!
Вчера я отослал тебе письмо. Вероятно, эта открытка дойдет скорее. Милая Валюша, как я беспокоюсь о тебе. Как это получилось, что ты в опасности. Если можешь эвакуироваться, то уезжай. О Вадике не беспокойся, мы его еще найдем, я в этом глубоко убежден и твердо убежден. Моя детка, будь мужественна, береги себя. Помни, что, если не будут доходить письма, то это лишь временная задержка. Напиши мне адреса родственников в тылу (Пети, жены Коли, Бориса, Оли и т.д.), куда я мог бы заслать письма, если прервется почему-либо связь. Помни также, дорогая Валюша, о почтамтах до востребования. Если можешь, то пошли мне в письме открытки, то же передай жене Тафило. Ты пишешь, что ночуешь на службе, а как же ты получаешь мои письма, может быть, мне писать тебе на службу.
Я здоров, работаю так же много. Думаю о тебе. Крепко, крепко целую. Сергей.
Отец все уговаривает маму ╚уехать╩. Никто никогда не подсчитал и не подсчитает, сколько косточек людских лежат на дне Ладожского озера (эвакуация по ╚Дороге жизни╩) и сколько мирных ленинградцев нашли свою смерть в горящих взрывающихся самолетах. От них и косточек не осталось.
╚Ты в опасности┘╩. Первая массированная бомбардировка Ленинграда состоялась 8 сентября. Отец не знает, что осенью 1941 г. матушка была бригадиром в женской бригаде на рытье окопов и противотанковых рвов. Вот поэтому-то мама и ╚ночует на службе╩. Это была тяжелейшая изнурительная работа. Немцы обстреливали и бомбили создаваемые фортификационные сооружения и разбрасывали листовки в стишках (с детства запомнил):
Ленинградские дамочки,
Не копайте вы ямочки,
Все равно здесь пройдут наши таночки.
Мама рассказывала еще, что рядом с ними приземлился на парашюте ╚сбитый╩ немецкий пилот, так вот, женщины хотели его (употребим не наше словечко) линчевать, мама спасла его и передала по ╚принадлежности╩. В письме упоминаются мои тетки и дяди, их мужья и жены. Никого на свете давно нет┘
9.
28 сентября <1941 г.> Обратный адрес: Полев. почт. ст. ╧ 840. ППГ √ 188. Врачу Гречишкину.
Мой дорогой друг Валюшенька!
Вчера поздно вечером получил от 20 IX две <твои> открытки. Это была большая радость. Ты жива и здорова, а это самое главное. Милая Валюша, я пишу тебе через день, очевидно, не все письма ты получаешь. Валюшенька, пиши на открытках число отправления. Хорошо, что перебралась и на ночь в здание своей службы. Это очень хорошо. Береги себя, Валюша. Пришли, если сможешь, свою фотографию. Я по-прежнему много работаю, иногда устаешь по ночам, но мысли о тебе поддерживают меня. Пришли мне более подробное письмо о своей жизни. Привет Нине, Коле, жене Тафило. Я все с ним. Крепко тебя целую. Твой Сергей.
Помнит ли кто о том, что в годы войны был установлен 12-часовой рабочий день без выходных и отпусков?
Все нижеследующие открытки и письма проштемпелеваны:
Просмотрено военной цензурой.
10.
1 января 1942 года. 12 часов.
Адрес отправителя: 19 ОРМУ. Полевая почта ╧ 557. Врачу-рентгенологу С.В.Гречишкину.
С новым годом √ с новым счастьем, моя милая бесценная дорогая Валюшенька! Любящий тебя Сергей. <Весь текст>.
11.
1 марта <1942 г.>
Моя славная милая Валюшенька!
Дни проходят за днями. Все те же мысли и желания. Я уже писал тебе, что с отправкой писем и особенно с получением их у меня теперь большие трудности. Фактически я могу получить от тебя письмо один раз в месяц, в день получения зарплаты. Нет конвертов и открыток, не могу сдавать письма. Последнее письмо от тебя имею от 4 января.
Сейчас 1 Марта. Приближаются наши праздники. День встречи с тобой на катке. Когда удаляются во времени, то впечатления становятся более яркие <так!>, и только потом они покрываются туманом забывчивости. Сейчас так ярко вспоминаю этот счастливый день. Как с Ваничкой <так!> мы тебя несли к себе на Фонтанку. Где все это? В этом году уже не придется пойти с тобой на наш каток. Только что мечтал, что, быть может, придется приехать в Ленинград. Получить командировку, но все это не реально. Во-первых, я теперь на Калининском фронте и ближе к Москве, чем к Ленинграду, во-вторых, нет бензина, чтобы столько ехать к тебе. Со снабжением стали затруднения. Верны ли слухи, что в Ленинграде лучше стало с питанием.
Меня твоя судьба очень беспокоит. Имеешь ли ты письма от кого-нибудь еще. Я только получаю весточки от тебя. Борис теперь в связи с потерей квартиры в Москве, вероятно, весьма огорчен. Где он, в армии? Ольга, видимо, устроилась лучше всех, она хоть питается. Она что тоже потеряла комнату?
Хотя все это имеет небольшое значение.. Важно сохранить жизнь и обеспечить нормальное существование. Что делает Шик Я.Л. (зайди в Пединститут, расспроси его о рентгенологах, как-то хочется узнать о судьбе своих сотоварищей). Ему привет. Что с Евген. Алекс. Сельковым. А где Немёнов и Рейнберг.
Валюшенька, я отослал тебе 4 перевода, последний √ 3<-й> √ в феврале 500+500+1000 рублей. Получила ли ты их? Это я получил разницу за нахождение в ударной 3<-й> армии. Жизнь моя сейчас более осложненная, чем была. Трудности во всем. Но я не теряю надежду на благополучный конец и верю, что увижу тебя и буду в Ленинграде.
В связи с временным получением фотоаппарата отослал тебе в ряде писем свои фотокарточки, все может быть, что-нибудь дойдет. Вот и еще посылаю сейчас. Прошу тебя пошли мне свою. Твою фотокарточку я получил и хочу новую. О Дмитриеве ничего не знаю. Пав<вел> Игнат<ьевич> что-то ничего не пишет.
Я сейчас переехал недалеко в новую деревушку. Работаю все по специальности. Работы много. Попадаются немецкие журналы √ трофеи. О Вадике и маме ничего узнать не могу. Думаю, что они живы и здоровы и находятся в той деревушке, куда я их отвез.
Скоро весна, а главное, лето. Буду ли я иметь хотя бы связь с тобой. А что, может быть, даже и приеду на денек. С аппаратом. Все ведь может быть? Иногда и сказка становится реальностью. Привет Ниночке. Привет Коле. Работают ли у вас театры, кино. Как хотелось бы посмотреть здания Ленинграда, строгие контуры улиц.
Пиши мне по тому же адресу: Действ<ующая> ар<мия> 19 ОРМУ. Нач<альнику рентгенной <так?> группы в/врачу . . . . . . . . . . . . . . . . .
Крепко, крепко тебя целую. Твой Сергей.
Я ошибочно написал в ч. I-ой, что мои родители (аспирант и студентка) познакомились зимой 1931 г. На самом деле, судя по письмам отца, они впервые встретились 6 марта 1932 г. на катке в Юсуповом саду, т.е. в письме речь идет о десятой годовщине знакомства.
Папа не совсем понимал положение дел в Ленинграде. В марте 1942 г. Питер был в абсолютной блокаде, ладожский лет растаял, в город можно было попасть только самолетом.
В письме упоминаются тетка Ольга и дядя Борис (крупный авиационный инженер), эвакуированный из Москвы на зауральские авиационные заводы. Дядя и тетя, в натуре, потеряли ╚жилплощадь╩ в Москве и Ленинграде. Борису Васильевичу (1909-1995) сразу дали комнату после войны, Ольга Артемьевна (1907-1992) была директором школы (после войны) на советской базе в Поркклауде (Финляндия). В 1955 г. базу закрыли и передали финнам. Тетка много лет мыкалась без жилья, несколько лет с дочкой жила у нас, получила комнату лет через десять после возвращения в Питер. Хорошо ее понимаю, ибо мы с женой, оставив квартиры в первых браках, много лет снимали квартиру и бедовали в коммуналке.
В письме вновь упоминаются коллеги отца в мирной жизни, в частности, академик Немёнов √ директор Рентгеновского института и профессор Я.Л.Шик. Он работал в ╚Пединституте╩ потому, что там размещался военный госпиталь.
Меня чрезвычайно удивила фраза отца о трофейных (немецких) журналах. Папа был очень осторожный человек (советская власть научила). Хорошо, что военный цензор не заметил, последствия могли быть предсказуемыми: трибунал, разжалование, штрафбат.
12.
14 мая 1942 г. Нине Арсеньевне Пригодич (для В.А.Гречишкиной).
Моя милая и славная Валюшенька!
Я уже писал тебе о получении твоих писем, написанных в апреле мес<яце>. Пишу еще раз свое мнение в отношении дополнительной работы. Ведь ты и так истощена, утомлена, √ зачем же еще тратить нервы! Лучше все бросить и уехать к Оле, Борису, вообще в деревню и там уже искать работу за кусок хлеба. Тебя я не понимаю, ты словно на меня в обиде, что я не могу прислать за тобой машину. Милая Валюша, напиши, если ты поедешь: я все силы положу, чтобы кто-нибудь вывез тебя из Ленинграда. Но ты ведь отказала Володе. За тобой машину присылали.
Есть ли к вам дорога? Не забудь, что я на Калининском фронте. Отсюда я не знаю, чтобы кто-нибудь ездил в Ленинград. Это ведь далеко, больше 1000 км; бензина на это расстояние взять почти нельзя. Но напиши мне скорей, может быть, что-нибудь выйдет.
Принимаю вновь меры: отослал тебе сухари, добиваюсь командировки, но условия изменились <так>, что пока не отпускают. Надежда есть, может быть, будет лучше. Может быть, будет лучше.
Я хочу тебе помочь, отдал бы жизнь свою за тебя. Но не упрекай меня, я не могу, пойми, не могу ничего сделать реально для тебя, кроме посылки ненужных денег. Я связан по рукам и ногам. Пойти на преступление √ нельзя: ты же первая от меня откажешься, да и это ни к чему не приведет. Тебя, Вадика люблю всей душой, но выкарабкивайся сама. Ты, если захочешь, сможешь. Бросай все и уходи в Сибирь. Прости за наивные советы, но жизнь свою сохрани. Это мое завещание, просьба, приказ.
Отослал письма Коле, Борису. Привет Нине. Твой Сергей.
Весной 1942 г. мама, пережившая с сестрой Ниной леденящую душу и тело блокадную зиму, устроилась референтом председателя Фрунзенского райисполкома. Это спасло ее и тетку. На работе давали тарелку супа и два кусочка хлеба (в Смольном товарищ Жданов с другими партийными радетелями за народ изволили клубнику-абрикосы кушать). Знаю об этом не только от матушки, но и от крестного моей Цыпочки Несравненной Федора Михайловича Семенова (1897-1976), который в войну работал зубопротезистом в смольнинской поликлинике. ╚Друзья народа╩ отнюдь не стеснялись┘ Люди с чистой совестью┘
Тетя Нина была тяжело ранена осколками немецкого снаряда, однако, матушка смогла ей отдавать свою пайку хлеба. Тетка выжила тогда (последствия ранений унесли ее в могилу в возрасте 55 лет). Она умерла вечером 11 января 1971 г.; через несколько часов родился мой сын┘
Мама при росте 154 сантиметра весила 34 кг (!!!). Редко (топливо было в чудовищном дефиците, жгли редкие книги из отцовской библиотеки) они с теткой на буржуйке грели воду для мытья, и Нина произносила лапидарную фразу: ╚Бросай свои кости в таз╩. Читательницы мои (если вы есть): от голода прекратились специфические функции дамского организма, тем паче √ детородные, посему дети, родившиеся в Питере в 1942-1944 гг., имели родителей, которые могли каким-то образом достать еду. Не верьте людям, которые рассказывают, что ели в блокаду голубей, собак, кошек и крыс (вначале грызунов было ужасающее количество, но весной 1942 г. они ╚ушли╩). Не было этих тварей в блокадном Ленинграде. Все покинули город. А кошек-собак съели первой блокадной осенью. Эти люди лгут, они людоеды (дети людоедов). А вот столярный клей, жмых, вываренная кожа на обед √ сколько угодно. Мама и тетка Нина рассказывали, что получили письмо от сестры Ольги, мол, в эвакуации голодно: одна картошка. Они рыдали несколько часов, мечтая хотя бы о картофельных очистках.
Быть может, самым ярким воспоминаем о блокаде была следующая незатейливая история. Мама накопила денег и купила с рук мешочек гречи (вожделенная мечта голодных, смертельно голодных людей). Очень дорого, но хотелось накормить раненную в грудь и голову сестру. Мешочек был аккуратно завязан, крупа была видна, она прощупывалась через тонкую холстину. Дома мама обнаружила, что крупы чуть-чуть сверху, а остальное √ крупная (специально подобранная) зола. Горе было великое. У матушки был сильный характер: именно она делила на три части (утро, день, вечер) каждый день пайки хлеба √ свою и сестринскую. Очень многие люди (преимущественно мужчины) быстро умирали от того, что СРАЗУ съедали пайку. Курильщики же погибали от того, что выменивали хлеб на папиросы.
13.
2 июня 1942 г.
Мое сердце, моя любовь.
Милая Валюшенька, в теплый весенний вечер как-то особенно чувствуешь, что недостает тебя, моего друга, жены моей верной, помощницы в жизни.
Счастливая, счастливая и иногда даже, кажется, неповторимая пора жизни с тобой в не разрушенном Ленинграде, неужели она не вернется. Нет, это не может быть. Воспоминания о тебе освежают мою душу и служат для меня источником наслаждения.
Я сейчас вижу √ вот ты взглянула на меня и улыбнулась. Твой голос┘ Я, кажется, готов заплакать √ слезами любви и восторга √ перед твоим образом, твоими страданиями в осажденном городе. Сейчас я ловлю себя на том, что задумался √ мои мечты неясны, расплывчаты, но они все полны надеждой на светлое счастье и чистую любовь к тебе. Пусть только настоящая суровая жизнь не оставит следы в наших сердцах, кроме воспоминаний.
Лишь бы скорей кончилась война. Милая Валюшенька, ты мне не ответила, как же ты решаешь вопрос с эвакуацией. Нужно все-таки уезжать. Ты и так довольно долго ждала. Ведь есть у нас в России люди, которые не видели войны. Живут себе как ни в чем не бывало. Даже вблизи фронта встречаются крестьяне √ звери, которые √ кроме наживы √ ничего от войны плохого не имеют. Накопили всяких вещей √ на ряд лет. Все у них есть. Хлеба запас на многие годы. Сухари. Консервы. Военных используют для себя. Даже странно √ как умеют приспосабливаться люди. Если, конечно, подобных людей можно считать за людей. Для родины, войны они ничего не делают.
Я сожалею, нужно было бы убедить тебя быть со мной. Рентгенотехником ты бы смогла быстро стать и работать, а не умирать с голоду.
Стоит дождливая погода, поэтому на нашем фронте никаких особенных активных действий нет. Нельзя закопаться в землю. О других фронтах мы ничего не знаем. Газеты получаем редко, радио нет. Питание в тылу армии сносное, кое-что меняем на хлеб у населения √ молоко, яйца. Если бы ты приехала, ты бы не пожалела √ поправилась. Настаивать я перед тобой не могу <так!>, так как это бесполезно. Убедить тебя в этом вопросе трудно. Нужно, Валюшенька, дорогая, уже думать о своей жизни. Нельзя же голодать много месяцев. Следовательно, раз трудно, нужно все бросать и ехать ко мне, Оле, Борису. Из-за бездорожья имеются затруднения с бензином, спичками и т.д. Поэтому приехать к тебе √ это почти нереально. О Вадике и маме ничего узнать не могу. Писем ни от кого последнее время не получал. Как Ниночка? Сердечный привет <нрзб>, Коле.
Любящий тебя твой Сергей.
Есть, есть, читатель, любовь, верность, преданность, долг, честь. Как отец мечтал прорваться к матери в блокадный Ленинград, увы, они увиделись лишь в 1946 г. (пять лет в разлуке). Он, конечно, не представлял масштаб голода в блокаду, иначе из великодушия не писал бы о хлебе, молоке, яйцах и консервах.
14.
4 июля 1943 г.
Милая Валюшенька!
Я вновь в пути, в новом госпитале. Вновь поток раненых. Когда же будет конец. Из газет ты уже знаешь, что у нас были бои местного значения. Но это дало нам интенсивной работы на много дней. Переезды, сборка, работа и так день за днем. Тревога, избы, ненормальное питание, отрыв от тебя √ вот моя жизнь.
Пожалуй, и писать даже нечего. Картинки фронта тебе знакомы не меньше, чем мне. Бог войны ТОР <так!> √ все еще торжествует. Устаешь от его лицезрения. Одиночество меня также гнетет. Кругом народу много. Но друзей нет. А тебя и в принципе никто не может заменить. Я люблю тебя, родная. И это все. Следовательно, ты не беспокойся. Два года это большой срок, да и еще протянутся годы, ну, ничего. Увижу и тем буду с тобой<так!>. Какая-то тишина. Ждем бури и конца войны. Тогда, вероятно, и приеду. Пиши мне, родная. Привет Ниночке. Крепко целую тебя и обнимаю. Сейчас на машине и еду ╚домой╩. Холодно и дождь. Твой Сергей.
Редкое письмо, в котором отец упоминает боевые действия и рассказывает о своей работе.
15.
4 октября 1942 г.
Родная Валюша!
Сейчас получил твое письмо от 21 сентября 1942 г. Оно лежит передо мной. Я перечитываю его. Ты пишешь о тревоге за зиму. Я также беспокоюсь. Ведь теперь, когда у нас нет фактически дома, что держит тебя в Ленинграде? Ведь уезжают же люди из города! Сейчас здесь к нам прибыли врачи из Алма-Аты. Говорят, что там не плохо с питанием А где-нибудь в более маленьком городишке вообще хорошо. Имеются фрукты, мясо, хлеб. Сравнительно недорого. Урожай хороший. Некому только его убирать. Работу, т.е. карточки, получить возможно. Ты, имея аттестат и зная, что я могу тебе высылать 1000 руб<лей>, могла бы просуществовать первое время, пока сама бы не обжилась.
Наконец, ты уже и так много перемучилась. Раз питание так доминирует вследствие современных обстоятельств, то нужно серьезно подумать об эвакуации. Тебя зовут и Женя, и Оля. Да ты и сама могла бы устроиться: уехать с каким-нибудь детсадом.
Напиши мне, какие мотивы заставляют тебя теперь не уезжать? Я, конечно, понимаю, но будет ли это лучше в будущем, мы не знаем. Но все же на некоторое время войны ты освободишься от мучений голода. Тем более, что нужно учитывать и то, что война, по-видимому, затянется. Тебе, конечно, видней. Я о положении Ленинграда знаю лишь с плохой стороны √ в отношении питания, зимы и т.д. Мой совет: эвакуируйся. Где сейчас Оля? Напиши Пете от меня привет. Сообщи ему мой адрес. Что он делает в Москве. От Бобика я тоже не имею писем. Увы, также с Мая не имею писем от сестры. В отношении Володи я вряд ли могу что-нибудь сделать. Я не имею его адреса, знаю только, что он уехал в Вологду и там ждал назначения. Не проделал ли он то, что один раз делал.
Фане от меня привет, она всегда производила на меня впечатление порядочного человека, отзывчивого и с большим сердцем.
Рад, что ты не на курсах. Напиши мне адрес своей службы. Справься: нельзя ли кое-что отослать мне из книг. Таблицу я получил, но это не та таблица, кажется, в левом верхнем ящике письменного стола среди бумаг был черновик таблицы ╚Биологическое действие рентгеновых лучей╩. Она составлена в виде столбиков со стрелками. Постарайся найти ее, может быть, я ее опубликую.
В связи с тем, что на Холмском направлении сейчас относительно спокойно, я занимаюсь педагогической работой среди врачей, читаю научные доклады и даже собираюсь писать статью. Для этой цели мне нужна таблица. Прости, что тебя обременяю и так тебе не легко.
Ты пишешь: не забывай меня и Вадика. Моя Валюшенька, разве я могу забыть тебя, никогда не забуду, что бы ни случилось, всегда найду тебя. Уже так глупо мы с Вадиком не поступим. Если бы ты знала, как я сожалею, что тогда не взял Вадика с собой. Теперь, если зимой представится возможность, я сразу заберу его и буду возить с собой. Ведь я относительно уже и не так далеко от него. Привет твоему боевому соратнику √ Ниночке. Все-таки она, как мне кажется, меньше изменилась, чем ты.
Крепко целую тебя. Прижимаю к своей груди. Привет. Будь здорова. Твой Сергей.
В письме упоминаются мои родственники.
О Нине Артемьевне (меньше изменилась). Тетка Нина была до войны чрезвычайно полной дамой, резко похудела в блокаду, но была похожа на женщину (формы). Все боялись, что ее зарежут. Тема людоедства в Ленинграде и сейчас не приветствуется. Впервые об этом сказал Д.С.Лихачев, эту тему подхватили Гранин-Адамович и┘ молчок. Ни в кинохронике, ни в мемуарах нельзя ни увидеть, ни прочитать, что у трупов, валявшихся на улицах, к утру были вырезаны ╚мягкие╩ части. На рынках из-под полы продавали (как в 1918 г.) студень из человечины. Никто еще не написал о том, что в блокаду функционировали ╚очаги╩ (детсады) для деток-людоедов. ИХ ПОТОМ ВСЕХ УБИЛИ┘ Впрочем, я сейчас не об этом. Коммунисты, разумеется, мерзавцы и сволочи: бросить Великий Город без продовольствия, но и гитлеровцы √ мерзавцы и сволочи бомбили и обстреливали мирных людей. Впрочем, англичане и американцы, разбомбившие в конце войны Гамбург-Лейпциг √ такие же (сказанное относится и к атомной бомбардировке Хиросимы-Нагасаки). Чума на оба ваши дома.
Кто такой Володя, увы, не ведаю. Бобик √ мой дядя, а Валя √ тетка (с отцовской стороны). Фаина √ подруга моей матушки, делившаяся с ней последней крошкой хлеба (у мамы украли карточки).
Что держит тебя в Ленинграде? В дом, где была родительская квартира на Лесном проспекте, попала фашистская авиабомба. Батюшка мой был настоящий ученый: война, а он читает лекции и думает о науке. Еще в открытке от 12 декабря 1941 г. он писал маме: ╚Наше положение стабилизировалось, поэтому я прошу тебя выслать заказной бандеролью на Полев. почт. стан. 557 19 ОРМУ 1. Мою книгу. 2. Мои 3 работы: ╚Короткофокусная рентгенография╩, ╚Опыт работы П<редвижной> Р<ентгеновской> С<танции> на фронте╩; ╚Терапия пограничными лучами Букки╩. Оттиски работ находятся на полочке справа, и затем вышли мне рукопись ╚Скорая рентгенотерапевтическая помощь╩. Рукопись запечатана в конверте и лежит в среднем ящике╩. ╚Моя книга╩: Гречишкин С.В. Введение в практическую дозиметрию рентгеновых лучей. М., Медгиз, 1940.
16.
6 марта 1943 г.
Моя родная Валюшенька!
Поздравляю тебя с нашим праздником √ днем первой весенней встречи. Будь здорова. Твой Сергей. Дни отечественной войны.
Эстонская открытка, выпущенная в Тарту. Откуда? Вряд ли папа возил (пустую) ее через фронты.
17.
1 сентября 1944. Латвия.
Я грустным сердцем одиноко
Вокруг себя с тоской гляжу,
Но милых лиц не нахожу
В толпе, куда я ни взгляну;
Могу любить я лишь одну.
На обороте любительской фотокарточки. Читатель, не надо потешаться над этим беспомощным текстом, это √ эманация любви.
Папа √ в майорских погонах, подполковником он станет в Германии, а полковником √ в начале 1950-х. На гимнастерке √ знаки двух наград: одна из них ╚За отвагу╩ , другая √ орден ╚Боевого Красного знамени╩ (не частые награды у военврача). К концу жизни у папы было много, очень много орденов и медалей.
Вильну хвостом справа налево. Сейчас гулял по ночному Петергофу с псиной, по бульвару, по направлению к улице братьев Горкушенко. Мальчикам (16-ти и 17-ти лет, старшеклассникам) взрослые дядьки дали пулемет и приказали оборонять Колонистский парк в сентябре страшного 1941-го года. Немецкие подразделения двигались со стороны железной дороги к Верхнему и Нижнему паркам. Дети смогли задержать гитлеровцев, ну, от силы 15 минут и┘ погибли. Вечная слава Героям. Однако ТАК нельзя воевать┘
18.
25 февраля 1945 г.
Милая, родная Валюша!
Получил от тебя газеты и письма от 9 февраля. Я рад, что ты здорова и все благополучно. Напиши мне, что для тебя важнее: продукты или вещи. Я отослал тебе пиш<ущую> машинку, гобелен. Сахар, сало сейчас собираю Вадику. Купил костюм шерст<яной> в военторге, купил тебе кожи на туфли и т.д. Вопрос в пересылке. Будет ли это все доходить. Вообще женские вещи достать трудно. Все тончится <так!>, рвется. Хорошего ничего нет.
Особых новостей у меня пока нет. Живу в том же замке (посылаю эскиз). Работы очень много. Нет минуты свободной. Условия жизни сейчас хорошие. Смешно, но все серебро, шелк, персидские ковры √ все тяжелое, все бросается при первом переезде. В лесу бродят коровы, свиньи √ мяса сколько угодно. Все приелось, безумно хочется домой. Ты даже себе не представляешь, как хочется домой.
Напиши мне адрес отца (не забудь), мой санитар кое-что ему соберет. Лес кругом опять стал опасен. Мечтаю только сохранить здоровье и жизнь, тебя вспоминая. Будь здорова, моя женулька. Целую Вадика и крепко, крепко тебя. Твой Сергей.
Письмо √ на обороте журнальной вырезки: Лиотар. Картина ╚Шоколадница╩. До берлинской операции несколько недель отцовский госпиталь размещался в родовом замке фон Арнимов (фамилия в Германии весьма знаменитая). В письме идет речь о пресловутых трофеях, грустно, но ЭТО было. Однако победителей не судят. За упоминаемой пишущей машинкой я просидел 35 лет, всю свою первую литературную карьеру. В начале 1945 г. мама и мой старший брат ╚воссоединились╩ в Ленинграде.
Подходит к концу моя ╚пронзительная╩ (Валерий Лебедев) ╚повесть╩ (Михаил Абельский). Есть еще странички военной истории, которые никто не хочет обнародовать. К примеру, мне рассказывал отец, что в городе Стендаль (так!) к нему подошла группа немецких женщин (девушек, зрелых дам, старух), которые попросили отца как врача упорядочить и, главное, сократить количество насилий над ними в день... Отец принял участие во взятии Берлина. Город был практически захвачен 30 апреля. Папа оставил надпись на стене Рейхстага. Мне было лет восемь, отец сводил меня в Военно-артиллерийский музей, где была собрана фотоколлекция русских надписей на Рейхстаге. Батюшка показал свою, незатейливую: С.Г.
Папа после войны стал Главным рентгенологом Группы советских оккупационных войск в Германии (памятна аббревиатура ГСОВГ). Мама и брат приехали к нему в 1947 г. Жила семья в районе Бух, недалеко от американской зоны оккупации Берлина. 24 марта 1948 г. я появился на свет Божий. Рождение мое отчасти тайна┘ Но сие отнюдь не относится к проблематике данной публикации. Я чуть-чуть помню разбитый на черепки Берлин, наземное метро и т.д. У меня были две няньки: фрау Мария и фрау Хелена. Мой первый разговорный язык √ немецкий, потом я его (уже в 1970-х) напрочь забыл.
В самом начале 1950-х семья вернулась в Ленинград, а отца, уже полковника, назначили Главным рентгенологом и радиологом Советской армии. Несколько лет он прожил в Москве, в гостинице Центрального дома Советской армии (мы с мамой на Красной стреле приезжали к нему из Ленинграда). Отец принимал самое деятельное участие в ╚водородном проекте╩, возглавителями которого были Берия, Зельдович, Харитон и Сахаров. Папа отвечал за медицинское обеспечение. Отец много раз присутствовал на испытаниях первых водородных бомб, был и на Тоцком полигоне, где в 1954 г. Жуков нанес преступный ядерный удар по СВОИМ войскам, получил хроническую лучевую болезнь. Почти год отец пролежал в московских и ленинградском госпиталях, в отделении кардиологии, диагноз был секретным. Сколько раз я упрашивал папу надиктовать мне воспоминания о водородном проекте, но он всегда отвечал, что дал расписку о неразглашении √ за нарушение √ расстрел. Кое-что он все-таки рассказывал, всю оставшуюся жизнь тяжело переживал, что на испытаниях было заражено лучевой болезнью огромное количество окрестных жителей (целые области в Казахстане). Кстати, на военной кафедре Ленинградского государственного университета я в 1968 г. штудировал духоносную дисциплину: ОМП (Оружие массового поражения). Показал отцу конспекты: медицинские инструкции по защите были написаны батюшкой.
По возвращении из Москвы папа несколько лет заведовал кафедрой рентгенологии и радиологии военно-морского факультета 1-го ленинградского медицинского института, одновременно возглавляя секретную радиологическую лабораторию, расположенную прямо в центре Питера, на улице Верейской. Я бывал там, охрана пропускала ребенка, видел контейнеры, вкопанные глубоко в землю. На доме красовалась вывеска: ╚Противомалярийная станция╩. Были времена, хорошо бы они никогда не вернулись. Отец носил форму капитана первого ранга, несколько раз был в дальних походах на крейсерах.
В 1959-1964 гг. отец служил Главным рентгенологом и радиологом Ленинградского военного округа (в гигантский округ входили прибалтийские, ныне так хорохорящиеся советские республики, Карелия, Мурманская область, Псков, Новгород, Калининград и т.д. и т.п.).
Выйдя в отставку, папа продолжал работать до последнего дня жизни: был Ученым секретарем Института радиологии, заведовал рентгеновским отделением в разных больницах, в последние годы командовал рентгенотерапевтическим отделением в больнице им. 25 Октября (новое название забыл). Человеком он был непростым, я много бунтовал против него, о чем теперь с грустью жалею. Папа был человеком своей эпохи, в сознании которого были хаотически перемешаны обрывки головорезных советских реалий-идеологем с общечеловеческими ценностями. Витиевато, зато в одну фразу вместил.
10 февраля 1993 г. папа с песиком переходил улицу Гороховую (в девичестве √ Дзержинского) и упал под машину (фура дальнобойная; именно не попал под нее, машина не сбила его). Странная история: менты отпустили водителя (за деньги?), потом машину искали и не нашли. Следующей ночью он умер в той больнице, где служил.
Теперь о маме. После возвращения из Германии она работала в Институте усовершенствования учителей, преподавательницей немецкого языка в школе, которую я окончил, районным методистом по немецкому языку┘ Матушка публиковала статьи в журналах ╚Советская педагогика╩ и ╚Семья и школа╩. Она перевела и издала в 1956 г. книгу воспоминаний дочери Э.Тельмана о ее отце (редактором перевода был легендарный филолог Е.Г.Эткинд).
После смерти папы мама четыре с лишним года жила у меня, за ней ухаживала моя жена (и я, разумеется). И мама была очень непростым человеком, но она √ мама.
24 марта 1997 г. (в мой день рождения) ее хватил инсульт (по-старинному √ удар). Поместили маму в больницу, нажали на ╚педали╩, легко купили хитрые лекарства (уже не было советского медикаментозного истребительного советского дефицита). Матушка пошла резко на поправку, вернулась речь, восстановились движения). Однако она попыталась встать с постели, упала и сломала шейку бедра. Вот этот перелом и утащил ее в могилу в мае 1997 г. Врачи боялись, что мы будем с ними судиться. Судись, не судись √ маму не вернешь.
На моих родителях, Царствие им Небесное, зиждилась большая семья. Не стало их √ семья истончилась, ушла в песок, рухнула, распалась, исчезла┘ Я, как начинающий дайвер, совершил детское, самое поверхностное погружение в холодную и темную пучину прошлого. А как страшно-то стало. Я не увидел в черной глубине опасных ╚левиафанов╩, склизких чудовищ, кошмарных кракеров, спрутов-убийц, но я их почувствовал┘
Завершив эту работу, я по-настоящему, окончательно, навечно и неотменимо похоронил своих родителей.
Унесенные дымом
I.
Погиб отец. Безбожно. Дико. Глупо.
Неплох сюжет для выспренных стишков.
Курю.., а он валяется меж трупов, -
Зальдевших пластикатовых мешков.
В мертвецкой батька мой. Ему там место
Негодник уготовил, пустозвон...
Возмездия дымящееся тесто
Из кадки мозга выползает вон.
Я был в больнице. Гнусная дерюга
Отца перерезала поперек...
Какой-то неумеха-шоферюга
Убил его и пакостно убег.
В беспамятстве отец лежал так тихо.
Был бел, как мел, как ангела перо...
Безносое всамделишное лихо
Разлило кровь, как пацанва ситро.
Двадцатый век старик прошил, как пуля.
Сломал две бойни. Казни. Голод. Мгла.
Какая ж стоеросовая дуля
В конце пути его подстерегла.
Ох, жизнь отца бессмысленно пустая:
Без веры, упований, скрипа сфер.
Пропел петух. Последний вздох истаял.
У изголовья - Бог и Люцифер.
Как жаль отца... Заплакать да заохать.
Вся жизнь его - невыразимый крах.
Он, бедный, думал: миром правит похоть,
Тщеславье, чистоган, топор и страх.
Какая гиль... Непониманье смысла.
Глухой безблагодатности сосуд...
Качается златое коромысло.
Уходит мой отец на частный суд.
Когда его душа рассталась с телом,
Вернулась мысль, исчез бесовский мрак,
Испуганно, смятенно, отупело
Он понял, что Христос ему не враг.
Господь, Ты - путь, скала, первопричина.
Склонив главу, пою Тебе хвалу...
Молю Тебя: за жуткую кончину
Прости отцу бездумную хулу.
14 февраля 1993 года
II.
Летних басен множество.
Пиво - из горла.
Что-то мне не можется.
Мама померла.
Истина полезная, -
Мол, все будем там...
Умерла, болезная,
Вздорная мадам.
Жизнь ее невинную
Стоимостью в грош
Вместе с паутиною
Тряпкой не сотрешь.
Гаснет в смерти кратере
Облик, образ, крик...
Нет со мною матери,
Я теперь - старик.
В неземной обители
В бытии ином
Ждут меня родители
С хлебом и вином.
Срок придет и свидимся.
Зарыдает мать.
Встретимся, обнимемся...
Важное сказать
Что-то попытаемся
В сердце и в уме...
И засобираемся
Исчезать во тьме.
21 июля 1997 года
11 апреля 2005 г. Ночь. 2 часа 51 минута.
