В одной из предыдущих "Стрел" ("Литературные поминки-2004")
ваш слуга признался в глубочайшем разочаровании своей филологической профессией
и судьбой. Изменив на заре юности (и сдуру) специальности военного строителя,
он пожинает плоды собственного легкомыслия по сей
день. "Литературоведения умерла!" - возопил однажды с торжеством один
из персонажей Фазиля Искандера.
Вот именно. Многотысячный корпус кандидатов-докторов филологических
наук превращается на наших глазах в интеллектуальных бомжей, "согласных исследовать хоть этикетки на водочных
бутылках, если за это заплатят" (В. Сердюченко). На сверхбогатом
Западе нас ещё соглашаются содержать при более-менее пристойных университетских
пайках, но в нищенско-ковбойском СНГ эти сантименты преодолены. 80-100 баксов -
среднештатная месячная цена дипломированному СНГ-овскому специалисту в области
словесных граций и муз.
Перебиваясь упомянутым минимумом, ваш покорный слуга продолжает инспектировать
новейший Парнас и приходит к окончательному выводу: писательство - это болезнь.
Рождённого писать хлебом не корми, на бабу не клади, и
вообще, "бей, но дай высказаться". Борис Пастернак называл это
состояние "высоким недугом", но он
делал ударение на первом слове, в нынешних же условиях его можно
поставить только на втором. "Чокнутые" - вот
как это сегодня называется. Взрослый, а то и пожилой человек привинчивает себя
к стулу и пишет, пишет, пишет по двадцать пять часов в сутки под вздохи и
проклятья домочадцев, крутящих за его спиной пальцем у виска. Остановись,
несчастный! Стены твоего жилища покосились, комнаты не прибраны, детишки не
кормлены, в холодильнике пустынная зима, жена вот-вот уйдет к другому┘ - не слышит. Он весь в чаду говорения слов. Шансы
бумажной публикации приближены нулю,
некогда гордые ╚Новый мир╩, ╚Знамя╩ и прочие ╚Юности╩ перебиваются с хлеба на
квас и кормятся сдачей редакционных площадей в аренду, литературные издательства
готовы печатать хоть ╚Майн Кампф╩, хоть пособия по гомосексуализму, лишь бы
выжить √ нашему сочинителю кол на голове теши, ╚бей, но дай высказаться╩.
Вот ты, читатель, ты можешь представить себя в подобной позиции?
Автор √ ни за что на свете. Он долго размышлял над этим, пока не понял,
что имеет дело с определенным психофизическим типом, чей процент неуничтожим в
веках. Это √ графоманы.
Один из них -
"Осанчес". В нормальном человеческом миру он
известен под нормальным русским именем Александр Чесноков. Но именно
"Осанчесом" называется его изначальное, генетическое "я".
Вот уже несколько лет оно неустанно заявляет себя на всех
мыслимо-немыслимых инлайновско-оффлайновских
площадках и площадях. Сотни, тысячи страниц текстов! Тут вам и двухтомный (и
соответствующий своему названию) "Кромешник", и мегабайтные простыни
"Нечисти" и "Я люблю время", и "Одна из парфянских
стрел" (предполагаются последующие), и беллетризованные воспоминания об
армейской младости ("Рассказы о Люке"), и "Рассказы об истинном
самурае", и собственный livejournal "Жудень", и прочее и прочее, включающее в том числе угрозу обрушить
на читательские головы в ближайшее время беллетристическую энциклопедию из
жизни Древнего мира!
Автор не станет читать её ни за что на свете. С него достаточно
бессонных семи ночей, потраченных на предыдущие инкарнации этого постоянно беременного
литератора.
Сказать ли? Они не бездарны.
Более того, они чертовски, по-особенному
талантливы. Их протагонист воспринимает
мир не так, как абсолютное человеческое большинство. У него, вот именно,
какое-то особенное, "другое" сознание. Доказательства - в том же
"Кромешнике". Любителям добротной реалистической литературы не
рекомендуется, потому что на протяжении двух томов вы окажетесь в некоем quasy-мире, созданном по лекалам
восточных религий, исторических мифов и голливудских стандартов. И то и другое
(и третье, и четвёртое!) воспроизводится в романе с поразительной имитационной
грамотностью. Критики и рецензенты заходятся в аналогиях и параллелях, провозглашая автора наследником всего и вся:
"Практически все лучшие романы
современности, по сути, попытки создания все нового и нового "героя нашего
времени". "Игра в Бисер", "Человек без
свойств", "Наоборот" Гюисманса, "Посторонний" и
"Падение" Камю, "Уллис", "Процесс". К "Кромешнику" ближе всего "Дневник Вора" Жана Жене.
Но первый гораздо шире.
Вообще, примеров много, и именно они
служат нам теперь свидетельствами сменяющих друг друга эпох.
"Кромешник" глубоко символичен
и мифологичен. Буйство плоти, действия, как обозначения внутренних человеческих
процессов, да взять хотя бы убийство отца. Кромешник страдает от отца примерно
так же как Грегор Замза из "Превращения" Кафки. И если Стивен Дедалус
у Джойса, подобен Телемаку, ищущему родителя, то Гек
идет обратной дорогой. А обряд посвящения жреца из Фразера, где нимийский жрец
стоит под деревом с мечом, ожидая того, кто, убив его, займет опустевшее место.
День и ночь не спит он, ожидая своего неведомого наследника. Ведь именно Гек, по сути, стал причиной смерти Ванов. Не подними он руки
со злосчастным гвоздем, все было бы, хоть и похоже, но совершенно иначе, иные
сроки, иной исход. Стариков вообще
могли бросить назад в одиночки, где они умирали бы медленной смертью. А
последняя сцена Вана, разве не напоминает о повешенном боге из древнего мифа?" (К. С. Фарай. "Почему
Гек -- новый "человек-зверь"?")
Мы привели столь пространную цитату, чтобы избавить себя от прочих цитаций-песнопений в адрес романа. В его хвалителях замечены
Василий Пригодич, Евгений Медников, еще добрая дюжина литературно-критических
зоилов наших дней. И даже венский Jouli Андреев, Главный ругатель всех
народов и времён, разразился об "Осанчесе" настоящей эпиталамой:
Jouli Andreev
(iouli.andreev@chello.at) 2003/02/26 21:29
"Роман О'Санчеса
"Кромешник" представляется мне самым талантливым литературным произведением,
опубликованным в России за последние годы. Более широкой популярности романа
мешает тема, выбранная автором, так как отвращение к ворам и бандитам в стране
достигло сегодня весьма высокой степени. Другими словами, публика не хочет
читать про харизматических бандитов, она-то знает им подлинную цену. Возникает
также серьезное противоречие между фантастическими способностями главного героя
в "боевых искусствах" и его профессией. Человек с улицы более всего
любит химеры, и одна из самых любимых -это так называемые боевые искусства. Это
любимый наркотик слабых людей, им нравится ощущать себя на месте героя, который
колотит руками и ногами окружающих и тем доказывает, что и он, с виду простой
червяк, может никого не бояться. Но одновременно им не хочется видеть себя в
роли бандита, традиции законопослушания несмотря ни на что все еще существуют,
особенно среди читающей публики. Это противоречие производит эфффект песка на
зубах, мешая среднему человеку перечитывать роман и рекомендовать его знакомым,
что только и может создать ему популярность. Читатель, который полагает, что
его способности находятся выше среднего уровня должен обязательно роман
прочитать - это, как я уже отметил, талантливая книга."
Читательские способности вашего
покорного слуги безусловно находятся выше упомянутого уровня. Ну и что? Какой
ему с них прок, если он вынужден зарабатывать
основную житейскую копейку не высоколобыми филологическими публикациями,
а продажей огурцов со своего дачного участка?
"Литературоведения
умерла" - хорошо это или плохо? С мужеством отчаяния заявляю: это хорошо.
Ещё лучше было бы, если бы вместе с нею умерла и гонорарная литература. Тогда
одержимые писаки принялись бы, наконец, за ум и стали обеспечивать родных и
близких не чадными выбросами своего таланта, а обустройством семейного очага, в
чём ваш покорный слуга преуспевает на протяжении пяти последних лет, достинув
изрядного совершенства в изготовлении дверных коробок и дачных теплиц.
"Литературоведения -
умерла". Могикане этого отменённого племени ютятся на окраинах социального
пространства, повторяя ещё более горестную фемиду тех, о ком пишут.
О ком же? Да вот о ком:
"Съезд СП России √ событие при
внешней заурядности очень показательное: более шести тысяч пьяниц в отдельном
областном центре помогли своим присутствием не только отмыть чьи-то денежки, но
и доказать полную недееспособность русских литераторов сформулировать мысль:
чего же они хотят от государства, в котором они живут?" (В. Куклин. Из неопубликованного.)
Пару раз
их мельком показали по телевизору: кучка бомжей в обшарпанных дубленках толчется
у входа в ⌠Дом Ростовых■, который они полагали своей пожизненной вотчиной, и из
которого их выставили в никуда.
Но не "Осанчеса"!
В отличие от своих
собратьев-лишенцев он демонстрирует поразительную, прямо-таки патологическую жизнепособность
и отнюдь не влачится. Недавно его безымянные фанаты прислали мне книжную бандероль с его прозой. Два отлично изданных
и оформленных кирпича в твёрдой обложке, о чём сегодняшнее писательское большинство
может только мечтать.
Последовавшие за
"Кромешником" "Нечисти" написаны в несколько иной манере,
хотя своим названием они неуловимо корреспондируют с "Кромешником". И
уж в совершенно ином ключе - роман
"Я люблю своё время". Вот, впрочем, авторский посткомментарий:
"Роман
"Я люблю время" (сказка-ларец), я старался писать иначе, другими
"мускулами", нежели "Кромешник", либо "Нечисти".
Прелюбопытное признание, не так
ли? Из него явствует, что мы имеем дело с личностью, которая вся, до
рибонуклеинового донышка состоит из литературно-писательского вещества. Анализировать
и тем более пересказывать эти романы мы не будем по причине невозможности
сделать то и другое традиционными эвклидовыми средствами. Ваш слуга долго
накренял череп в поисках ключевого слова к "феномену "Осанчеса"
и, кажется, вслед за Василием Пригодичем нашёл: пара-реализм, вот как это называется. Тому, кто возразит, что
подобного термина в литературоведческих словарях не существует, возразим в свою
очередь, что ведь и "Осанчесов" не появлялось до сих пор на преднаходимых
литературных горизонтах. Это никакой не комплимент, а констатация факта. Нас
много, "Осанчес" один.
Да, но в планетарных масшабах
этих единиц набирается до нескольких тысяч человек! Их-то и вычислил фигурант
нашего очерка вплоть до последней дроби и сплотил вокруг себя. Результат? Очередное
(третье!) издание его
"Кромешника". Воистину, перед нами образец писательского существования
не "благодаря", но "вопреки". Произведениями
"Осанчеса" можно восхищаться, можно возмущаться, но сам
"Осанчес" вызывает безусловное восхищение у автора этих строк. Это же
надо? Остаться верным тому, к чему тебя
предназачила природа и Бог, и, вместо того, чтобы подстраиваться под
объективную коньюнктуру времени - преодолеть её. "Ты победил,
Галилеянин!" - так и хочется завистливо воскликнуть в завершеиие этой
противоречивой статьи-рецензии и, возможно, вновь зауважать литератора в самом
себе.
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ