07.10.2021
16:35

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…

05.10.2021
16:31

Риск – благородное дело

03.10.2021
10:24

Да здравствует, мол, упрощенство!

01.10.2021
10:29

Раскованный Ковальчук?

30.09.2021
21:26

Всё ли напрасно?

30.09.2021
00:55

Кто вы, художник Ульянов?

29.09.2021
03:59

Щелчок мне по носу (о Перове и Чернышове)

27.09.2021
22:40

Пониматель

27.09.2021
02:10

Мне посоветовали…

26.09.2021
01:44

Трёп

23.09.2021
21:04

Попытка высосать?..

23.09.2021
09:28

Но какой соблазн!..

22.09.2021
15:45

Я потом признаюсь, если окажусь не прав

21.09.2021
21:06

Блуждания мысли

20.09.2021
09:54

Власть тела над душой (об одном автопортрете Попкова)

19.09.2021
21:32

Фишер – ловец душ несчастных

18.09.2021
12:12

Нечистый Рейн

17.09.2021
08:43

Искусствоведение – наука, а я – миниучёный в ней

15.09.2021
14:00

Разоблачение Дали

14.09.2021
09:04

Что он есть такое – восторг художника?

Он почти объективно существует. Смотрите, как его описывает Александр Якимович. Будто воочию видит:

"Если вспомнить, как Толстой был недоверчив к власти, к социуму, к разуму [ибо он доверял тому, что сознанию не дано – подсознательному идеалу своему {что первочеловечество, т.е. крестьянство, есть движущая сила истории}], к морали, как он искал истину в природном целом, в космосе, в витальном начале [потому это перечисляет Якимович, что для него не существует как двигатель художества подсознательный идеал, вот он и находит другие слова, описывающие осознаваемое; космос и т.п. нездешности], то сразу возникает фигура Репина. Он тоже к тому склонялся [ибо и ему бог послал подсознательный идеал: русский-то народ, оказывается, расцветает].

Репин совершенно другого типа человек, из других социальных пластов. Просто другой породы. То есть он беспородный, иначе говоря. Репин такой разночинец, социальная мелкота, которого любой начальник, любой полицейский чин могли растоптать, до тех пор, пока Репин не приобрёл некоторые регалии академика.

Для Толстого кое-какие элементарные принципы творчества были сами собой разумеющимися. Ну как же… он же аристократ. Он же не может говорить не то, о чём он думает [на самом деле речь о результате не думания, а воздействия подсознательного идеала]. Вот захочу и скажу [в том числе и непроизвольно вырвавшееся, т.е. след подсознательного идеала] – никто не помешает. Ну там до известных пределов. Есть какие-то пределы. Это такой аристократический инстинкт.

Репин – совсем другое дело. Он был в течение 30-ти или даже 40-ка лет своей жизни таким незащищённым разночинцем. Маленький уязвимый человечек. Единственный для него выход – примкнуть к либеральной идеологии, к народнической идеологии, которая зовёт к революции. Репин вырос на этой почве разночинства и держится за это сообщество маленьких людей и интеллигентов, которые верят в общие идеи. – Демократы, враги трона, революционеры, ну до известной степени.



Репин. Бурлаки у костра. 1970. Этюд. Фрагмент.





Но когда этот художник в свои лучшие годы брался за кисть, писал большую картину или портрет, его захватывало своеобразное, такое языческое ощущение тела, жизни, солнца, энергии [годятся любые слова {но лучше – необычные: языческое}, лишь бы говорить их с придыханием, что соответствует необычности общения с подсознательным идеалом]. И когда он писал, он некоторым образом забывал о своём учении [требовавшем ультрапорванной рубахи, например; он впадал в транс, чтоб осознаваемое притупилось и не мешало подсознательному подкидывать руке то, что сознанием не допускалось]. Учил, учил, учил, а потом глаза широко раскрыл, и таким образом раскрытыми глазами увидел что-то [подсознательный идеал видения реалистом того, чего никто ещё не видит: народного духовного расцвета].

В начале 70-х годов он ещё совсем молодой начинающий художник собирает немножко денег и со своими такими же, в общем, нищими товарищами, как и он сам, едет на Волгу, чтобы посмотреть там, полюбоваться на жизнь тамошних крестьян, рыбаков, бурлаков, купцов – всего вот этого пёстрого народа по берегам великой русской реки.

Через 30 лет после того, уже в начале ХХ века, он издаёт свою книгу воспоминаний под названием “Далёкое близкое”, и там он вспоминает те разговоры и те впечатления, которые он получил от своего путешествия.

Едут они на Волгу, путешествуют по Волге и всё разговаривают с друзьями о чём? – Понятно, о чём. О несчастьях народа. Бедный люд. Ужасные царские порядки. Несправедливое общество. И любой студент, любой художник, любой интеллигент только об этом и говорили. Вся образованная Россия об этом говорила” (Временная метка 16:09 https://yandex.ru/video/preview/?text=%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80+%D1%8F%D0%BA%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87+%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%B4&path=wizard&parent-reqid=1631252517422351-8931834403656031584-man1-1497-6d0-man-l7-balancer-8080-BAL-4890&wiz_type=v4thumbs&filmId=1853182873875165625&url=http%3A%2F%2Fwww.youtube.com%2Fwatch%3Fv%3DxTlBClsrWNM ).

Не совсем так. Удивляться неожиданному в бурлаках Репин стал, ещё не уезжая на Волгу:

"Приблизились. О боже, зачем же они такие грязные, оборванные? У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие — не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара… Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висячих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели... Вот контраст с этим чистым ароматным цветником господ! Приблизившись совсем, эта вьючная ватага стала пересекать дорогу спускающимся к пароходу... Невозможно вообразить более живописной и более тенденциозной картины! И что я вижу! Эти промозглые, страшные чудища с какой-то доброй, детской улыбкой смотрят на праздных разряженных бар и любовно оглядывают их самих и их наряды. Вот пересекший лестницу передовой бурлак даже приподнял бечевку своей загорелой черной ручищей, чтобы прелестные сильфиды-барышни могли спорхнуть вниз.— Вот невероятная картина! — кричу я Савицкому. — Никто не поверит!” (Репин. https://librebook.me/dalekoe_blizkoe/vol10/1).

Итак, удивление детскости мимолётно.

А ещё нет на Волге этих разговоров о несчастье народном:

"Дoлжeн coзнaтьcя oткpoвeннo, чтo мeня ниcкoлькo нe зaнимaл вoпpoc бытa и coциaльнoгo cтpoя дoгoвopoв бypлaкoв c xoзяeвaми; я paccпpaшивaл иx, тoлькo чтoбы пpидaть нeкoтopый cepьeз cвoeмy дeлy. Cкaзaть пpaвдy, я дaжe pacceяннo cлyшaл кaкoй-нибyдь paccкaз или пoдpoбнocть oб иx oтнoшeнияx к xoзяeвaм и этим мaльчикaм-кpoвoпийцaм.

— Вы нe cмoтpитe, чтo oн eщe мoлoкococ, a вeдь тaкoe cтepвo: кaк зa xлeб, тaк зa бpaнь. Нeчeгo гoвopить, вeceлaя нaшa ceмeйкa, — жaлoвaлcя пoчтeнный cтapик в apecтaнтcкoй фypaжкe.

Нo мeня этo ниcкoлькo нe зaнимaeт” (Там же).

Зато есть удивление живописности [что это начинает зарождаться подсознательный идеал {расцвета народного}, идеал изрядно безнравственный из-за безразличия к страданию, до сознания Репина не доходит]:

"Бoжe, кaк дивнo y нeгo пoвязaнa тpяпицeй гoлoвa, кaк зaкypчaвилиcь вoлocы к шee, a глaвнoe — цвeт eгo лицa! Чтo-тo в нeм вocтoчнoe, дpeвнee. Рyбaxa вeдь тoжe нaбoйкoй былa кoгдa-тo: пo cypoвoмy xoлcтy пpoйдeнa пeчaть дocки cинeй oкpacки индигo; нo paзвe этo вoзмoжнo paзoбpaть? Вcя этa ткaнь пpeвpaтилacь в oднoцвeтнyю кoжy cepo-бypoвaтoгo цвeтa... Дa чтo этy pвaнь paзглядывaть! A вoт глaзa, глaзa! Кaкaя глyбинa взглядa, пpипoднятoгo к бpoвям, тoжe cтpeмящимcя нa лoб. A лoб — бoльшoй, yмный, интeллнгeнтный лoб; этo нe пpocтaк...” (Там же).



Канин.

Впечатление, что Якимович совершенно прав, не упоминая никакого подсознательного идеала, а "потом глаза широко раскрыл, и таким образом раскрытыми глазами увидел…", да не "что-то", а живописность.

Или всё-таки не живописность, раз "глyбинa взглядa”, раз "нe пpocтaк”.

Или Якимович просто дал студентам самим обобщить, что это за "что-то”? А я глуп, всегда вперёд выставляя подсознательный идеал?

А у Репина не только про расцвет народа не написано, а наоборот, всякие нехорошести. Канин, например, думая, что списанный с него портрет попадёт чёрт-те куда, и его потом накажут, запросил не 20 копеек за позирование, а 20 рублей. Художников считают слугами антихриста и, "кaзaлocь, втaйнe paдoвaлиcь бы кaкoмy-нибyдь нaшeмy нecчacтью” (Там же). Когда Канин согласился позировать, считалось, что он продавал душу дьяволу.

А я радуюсь: значит, и через 30 лет до сознания Репина не дошло содержание его тогдашнего подсознательного идеала угадки народного расцвета.

И вот – доказательство, что, когда рисовал, в сознании имел частный случай, а не обобщение:

"Кaнин пo cpaвнeнию c Тoлcтым пoкaзaлcя бы млaдeнцeм; нa eгo лицe яcнo выpaжaлacь тoлькo гpeзa. Этo былa гpeзa caмoй пpиpoды, нe cчитaющaя чacoв и лeт,— вceлeнcкaя гpeзa. Вceгo бoлee шeл к выpaжeнию лицa Кaнинa cтиx Нeкpacoвa:

Ты пpocнeшьcя ль, иcпoлнeнный cил? ...Иль... дyxoвнo нaвeки пoчил?

Кcтaти, cтыднo пpизнaтьcя, никтo и нe пoвepит, чтo я впepвыe пpoчитaл нeкpacoвcкий “Пapaдный пoдъeзд” тoлькo гoдa двa cпycтя пocлe paбoты нaд кapтинoй, пocлe пoeздки нa Вoлгy. И в caмoм дeлe, я нe имeл пpaвa нe знaть этиx дивныx cтpoк o бypлaкax. Вce cчитaют, чтo кapтинa мoя и пpoизoшлa-тo y мeня кaк иллюcтpaция к бeccмepтным cтиxaм Нeкрасовa. Нo этo нe тaк. Cooбщaю тoлькo paди пpaвды” (Там же).

Какое дикое извращение – иллюстративные стихи Некрасова считать бессмертными, а своим подсознательным – не гордиться, а стесняться: "я нe имeл пpaвa нe знaть”.

Прошло больше ста лет со времени писания Репина, а, смотрите на Александра Якимовича, понятие подсознательный идеал по-прежнему в общем-то не признано и прорывается у искусствоведа только иносказаниями (что хорошо для художников и плохо для науки об искусстве):

"Если не считать официальную чиновную Россию, - это довольно большой пласт, - и родовитую дворянскую Россию, консервативную, Россия образованная, разночинная сочувствует бедам народным и всё думает о том, как обустроить эту не очень счастливую страну. Как быть с самодержавием? Может быть его убрать вообще или сделать его конституционной монархией. Что делать с официальной церковью, которая перед властями пресмыкается, а перед интеллигенцией распоясывается? Что делать? Что делать? [Такое несоответствие Репиновским воспоминаниям верно методически, если подразумевать пропаганду реализма как чуяния того нового, которого никто, кроме автора, не чует. Но вредно ж и не проговаривать эту формулу реализма в явном виде. А она не проговаривается. На неё только намёк.]

Примечательно, что это учение русского интеллигента некоторым образом меркнет в его существе, когда он берётся и заканчивает свою первую значительную картину 1873 года, вот эти самые “Бурлаки на Волге” [Для подсознательного реализма подбирается слово с отрицательной аурой: "меркнет”].

Замысел, сюжет, ну, самые, что ни на есть, идейные [Будто безыдеен расцвет русского народа]. Вся прогрессивная общественность приветствует [И полностью умалчивается то следствие художественности по Выготскому {не чурающемуся подсознательности катарсиса}, что художественный смысл – катарсис – нецитируем, что если тема картины – страдания бурлаков, то художественный смысл не о том, а о чём-то противоположном]. Великий критик и публицист Стасов, властитель дум [а на самом деле извратитель художественного вкуса у целого поколения россиян] либеральной интеллигенции, читает эту картину как изображение тяжкой доли русского народа и обещанием будущего сведения счётов. Вот этот народ поднимется, и он покажет господам, накажет господ.

Вообще с Репиным эта история несколько раз повторялась [реализм тем хорош, что чуемое социальное мало ли каким конкретно может быть, лишь бы у художника подсознательным идеалом было это вот чуяние будущего {что совсем не типичность, не спрятанная, а просто требующая словесного оформления, если то ещё не произведено; чем обеспечена похожесть на реализм, вредная похожесть, ибо типизация требует усилий сознания, а не подсознания}]. В нём с самых первых картин хотели видеть идейного художника, который оплакивает положение несчастного русского народа [то есть не художника чего-то незнаемого, а иллюстратора, в общем-то, знаемого] и указывает на великие внутренние силы угнетённого гиганта [я подозреваю, что Якимович тут перегибает с революционностью либералов, тогда как они надеялись возбудить реформы сверху, а не революцию снизу]. И он сам на самом деле думал, - это видно из его воспоминаний, - думал про угнетённого гиганта [В главе “Бурлаки на Волге 1868—1870” книги “Далёкое близкое” поиск Find-ом “гигант” и “угнет” ничего не даёт] Там в самом центре находится



этот вот молодой парень с… в лохмотьях с полуобнажённой грудью, вот. Русый богатырь [натяжка:



у него плечи уже почти всех] остановился на мгновенье. То ли хочет поправить лямку и тянуть больше эту баржу, то ли он хочет сбросить эту лямку. Может быть, он действительно сейчас её сбросит и в революцию уйдёт [а вероятнее ж, что он самый молодой и потому просто непривычный]. И уже полтораста лет как эту картину понимают как картину о несчастьях русского народа и как призыв к интеллигенции освободить этот народ, просветить его и направить его, куда-то к лучшим берегам [что понимали так люди без художественного вкуса, и что Достоевский так картину не понял, Якимович почему-то молчит]. И сам Репин, создатель картины, с этим пониманием соглашался” (Временная метка 19:46, там же).

Согласился, но по какой причине… Читаем финал главы о “Бурлаках” в книге “Далёкое близкое”:

"…глaвным глaшaтaeм кapтины был пoиcтинe pыцapcкий гepoльд Влaдимиp Вacильeвич Cтacoв. Пepвым и caмым мoгyчим гoлocoм был eгo клич нa вcю Рoccию, и этoт клич ycлышaл вcяк cyщий в Рoccии язык. И c нeгo-тo и нaчaлacь мoя cлaвa пo вceй Рycи вeликoй.

Зeмнo клaняюcь eгo блaгopoднeйшeй тени”.

Репин совершенно беспринципно благодарен Стасову за славу.

Но вернёмся к Якимовичу:

"Но тут надо включать первый принцип герменевтики…” (Временная метка 22:36 там же).

Тут надо перескочить на первую лекцию (так говорит Якимович).

"Гуманитарные науки исторического плана издавна занимаются интерпретацией разного рода текстов и визуальных конструктов. И гуманитарные науки давно признали мысль Вальтера Беньямина о том, что во всяком послании есть непредумышленные смыслы [оно, может, и так, но слишком издалека заход; я б сразу перешёл к неприкладному искусству с его подсознательным идеалом]. То есть художник, как всякий человек в акте коммуникации, что-нибудь хочет нам передать, транслировать, обозначить, сказать, прокричать, проплакать, хочет сделать это сознательно и делает это сознательно. А дальше начинается странная область, куда мы, интерпретаторы, проникаем, иногда называя нашу методику герменевтикой. То есть мы проникаем в эти закрытые, герметические области посланий. И вот мы думаем, что мы там что-нибудь можем понять. Ну, действительно, понятно и признано, что художник, как всякий другой человек, когда что-нибудь делает или говорит, он не только говорит, он ещё проговаривается. Он говорит или даёт понять жестом или поведением ещё то, что он и не собирался дать понять [ну слишком это издали; я б хотел сразу про случай, когда не может жить, если не даст понять – вдохновение заставляет – а что – сознанию не дано, ибо есть только в подсознании в виде идеала бессловесного]. А оно само получается [в случае с подсознательным идеалом как раз НЕ получается {ибо сознанию не дано}, а если и получается, то в мучениях и как бы по наитию и против сознания, потому как чушь с того точки зрения]. ” (Временная метка 6:11 https://yandex.ru/video/preview/?filmId=16724658138846284956&text=Academia.+%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80+%D1%8F%D0%BA%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87+%D0%9B%D0%B5%D0%B2+%D0%A2%D0%BE%D0%BB%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%B9+%D0%B8+%D0%98%D0%BB%D1%8C%D1%8F+%D0%A0%D0%B5%D0%BF%D0%B8%D0%BD.+1+%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%86%D0%B8%D1%8F.+%D0%9A%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BB+%D0%9A%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0).

И вот теперь можно вернуться к продолжению второй лекции:

"Что хотел сказать Репин и что он сказал самой сюжетикой [как раз не сюжетикой, ибо ею он плакал о несчастье народа], самой мизансценой этой картины [мизансцен тут много]. Это дело ясное [неправда; как факт – разные толкования]. Это вот те самые мысли про народ, про страну, которые повторяли все его либеральные друзья. А если присмотреться? [Опять неточность. Присмотревшись к Канину, увидишь, что он не тут, а где-то в своих мыслях. И только. И лишь от столкновения сочувствия ужасному тут с противочувствием хорошему не тут рождается нецитируемый катарсис, третье переживание. Якимовичу предстоит всё это сказать тоже, но очень мутно {ибо теорией художественности по Выготскому никто не пользуется}]

Вот если действительно забыть на несколько минут о нашей суетливой жизни, постоять перед этой картиной в музее, всмотреться в неё. Может, мы там что-то увидим раскрытыми глазами? [Вот если б в школе обучили художественности по Выготскому, что надо искать противоречия, тогда да.] Вдруг Репин о чём-то проговаривается?

Мне кажется, что он проговаривается не просто проговаривается. Он очень громко, наивно кричит о том, что картина про другое [методически не верно: не про другое, а про третье, нецитируемое, так сказать]. Это картина про южное солнце. Там пылает южное солнце. Водные просторы. Удивительные места южной России, где жарко и где бурлит сила жизни [Саратов не юг. Всего на 600 км южнее Москвы. Главное "другое” не это, а лица первой тройки бурлаков]. Это мифологический мир. Это какой-то Египет. Междуречье. Это мифологическая страна плодородия, бурной жизни. Это не промозглая, тяжёлая для жизни Московская Русь [?]. Это какая-то южная Россия, где жить можно, но опасно и страшно. Горячо. Жарко. И, глядя на эту картину, прежде всего чувствуешь – горячо. Жарко. И люди тут тоже горячие и опасные.

Когда Репин в своих воспоминаниях, через 30 лет написанных, - 30 лет большой срок, - рассказывает про то, как он писал эту картину, он всегда начинает с того, что жалко этот народ, несчастный этот народ [поиск Find-ом “жал”, слов Якимовича не подтверждает, простая память только что всё прочитавшего – тоже. Поиск “несч” дал один результат, ещё до поездки на Волгу: предупреждение Васильева за эскиз акварелью, где противопоставлены барышни и бурлаки: "боюсь я, чтобы ты не вдался в тенденцию”. Я понимаю педалирование Якимовичем антитенденциозности Репина как защиту реализма, понимаемого как чуяние нового в социуме. Но зачем неправду писать?]. А потом он забывает про бедный народ и с восторгом пишет о том, какие типы! Какие физиономии! Какие ноги! Какие руки! Как они ходят! Как говорят! Какие закопчённые! Какие пропотелые! Какие вообще удивительные люди! Он их описывает как явление природы. [Якимович взял курс третьего не искать, а подменить жалость экзотикой. Он, наверно, не сторонник теории художественности по Выготскому].

Особенно он описывает вот этого переднего бурлака, о котором много что известно, с которым Репин близко познакомился, и этот человек известен по имени. Не важно, как его звали. Он был поп-расстрига. Он сложил с себя сан, пошёл на Волгу, там с бурлаками связался, баржи таскал. Наверно много ещё чего в своей жизни делал.

Вообще все эти люди, они друг другу под стать. Там про многих кое-что известно. Люди с бурными биографиями. В каждой из этих биографий столько страстей, столько драм, столько криминала, с только буйства [выдумка; в воспоминаниях Репина есть только про Канина], что смотреть на них – просто мороз по коже. Это компания отчаянных ребят. Это не несчастный народ, который надо просвещать, умыть, образовать, послать куда-нибудь на курсы повышения квалификации и потом устроить им светлое будущее [в воспоминаниях всё не так – про Канина – "Былo в лицe eгo ocoбaя нeзлoбивость челoвeкa, cтoящегo нeизмepимo вышe cвoeй cpeды”. Такой сам себя образует. Но это будет третье переживание, нецитируемый катарсис, а Якимовичу нужно второе – экзотика]. Вообще это опасные люди, это люди, живущие отчаянной, буйной жизнью. Ну здесь их буйная жизнь обернулась тем, что им нужно лямку тянуть. И некоторые из них уже просто падают на землю. Некоторые совсем доходяги. Видим, долго не протянут. Но они ненасытные до жизни люди, которые живут в яростном, очень горячем и очень опасном мире. Вот это Репин понимал [главное по принципу герменевтики, что не понимал, так как сознанию его не дано – расцвет народа, но Якимович понимает герменевтическое правило урезано] и об этом он написал в своих воспоминаниях [неправда, как я показал, а была б правда – пропала бы художественность.]" (Временная метка 22:46)

И получается у Якимовича передёрг. Художнический экстаз это у него не подсознательный идеал (расцвет народа), а живописание экзотики.

Ну да, это не передёрг, потому что Якимович не знает про катарсис Выготского. Но. Как могло стать, что он не прочитал “Психологию искусства”? Или, если прочитал, то, как смог забыть?

Не понимаю.

10 сентября 2021 г.