20.01.2021
15:47

Написал (о Пуссене), но сомнение грызёт

19.01.2021
13:28

Зачем Пуссен преувеличил рост Геркулеса или Ошибки Кургиняна и Пуссена

18.01.2021
13:41

Лживые бравуры из-за 110-летия выставки «Бубновый валет»

16.01.2021
18:42

Метаморфозы великого художника Бирштадта

15.01.2021
14:28

Продолжаю серию разоблачений про подмену интернет-ресурсом искусствоведения развлекаловкой

14.01.2021
18:32

Нет! «Летний день» Герасимова не печаль

12.01.2021
16:16

С какой точки зрения лучше смотреть на живопись

10.01.2021
15:27

Ни в зуб ногой

09.01.2021
10:56

Почему все врут про «Чёрный квадрат» или Один сержант в ногу – я

07.01.2021
13:12

Вот, у кого в интернете на их улице праздник – у кидал народа

06.01.2021
19:23

Кульбиты Кульбина

04.01.2021
18:58

Любовь к мысли

03.01.2021
17:13

О пользе догматизма в искусствоведении

01.01.2021
13:31

Добром добра не будет – только через зло!

31.12.2020
14:20

3 Соломон Воложин Что вы прочли в стихах – не то, что хотел сказать поэт, если вы знаток и если произведение – неприкладного искусства

30.12.2020
13:26

Какой Гитлер художник

29.12.2020
13:19

Результат разговоров с рисующим

Рисующий – Святослав Котельников. Разговоры – по интернету.

 

Есть вариант, что всё – закономерно. Тогда и случайности – тоже закономерны.

И вот так случилось, что мне встретились три взаимосогласующиеся теории: происхождения человечества (заодно и искусства), Поршнева, главной функции искусства, Натева, и художественности, Выготского. Приблизительно в одно время они стали более-менее широко известны и до меня, самообразовывавшегося тогда в искусствоведении, дошли. Авторы друг друга не знали, и их теории – тоже. Сходились теории на понятии противоречие. Поршнев объяснял, почему не гиб предчеловек от стресса из-за одновременного действия противоположных стимулов. (Тот был мутант, недоношенный, сохранявший детские черты на всю жизнь: высоколобый, бесшёрстный и внушаемый. Шерстистый внушатель внушал бесшёрстным самкам отдать, а бесшёрстным самцам убить их детёныша на съедение стаду. Ни противоречить стаду нельзя, ни отдать ребёнка нельзя. – Стресс. Но он разряжается в новообразование, в лобную кору мозга. И рождается третье, экстраординарное и не запрещённое. Например, ожерелье из просверленных ракушек, протянутых через дырочки жилкой. Например, орнамент из нескольких царапин из прямых линий. Тем самым предчеловек становился человеком: со второй сигнальной системой и искусством. У остальных животных тоже было сознание – в бодрствующем состоянии и бессловесное мышление – зримостями и слышимостями. Но только у бесшёрстных, отбивших ребёнка у впавшего в ступор от ожерелья или иной экстраординарности, в подсознании сперва осело, что они – люди. Это было сокровенное. И они навсегда приобрели некую зависимость – хотеть испытывать сокровенное условностью.) Вот Натев и назвал непосредствененое и непрнуждённое испытание сокровенного мироотношения главной функцией искусства. Ибо оно обросло неисчислимыми второстепенными: компенсатороной, воспитательной, познавательной, развлекательной – несть числа. А что такое испытание? Это как сгибание палки в противоположные стороны. На что обратил внимание Выготский, назвал дразнением противочувствиями от противоречивых деталей произведения, осознаваемыми, ради получения результата – подсознательного третьего переживания, катарсиса, осознаваемого за пределами акта искусства. Например, искусствоведами.

Ясно, что занятия главной функцией, испытанием сокровенного, выражением подсознательного (в катарсисе) идеала занимается неприкладное искусство. А всем остальным, по преимуществу осознаваемым, - искусство прикладное.

При рождении искусства оно было синкретично. Польза от спасения ребёнка была прикладной стороной, а какое-то подсознательное переживание, что мы – люди, было стороной неприкладной: далеко не сразу люди удрали от внушателей.

От удирания началась история людей и искусства. Но всегда искусство как экстраординарное стремилось к противоречивости. И вся его история, как неприкладного, исторически эволюционировала между полюсами, среди которых оно родилось: коллективизма (всё – ради стада) и индивидуализма (всё – для продолжения вида). Исторически то коллективизма, то индивидуализма становилось больше. Например, удрав от внушателей, и осознав роль в этом ожерелья или орнамента, люди решили, что экстраординарность есть опасность для стада людей, и она была запрещена, под страхом отрубания фаланги пальца за каждое нарушение. Что мы и видим теперь в оттисках ладоней на мягкой глине, окаменевшей с тех пор. Нарушавший испытывал в себе сокровенное подсознательное в виде индивидуализма, не данного его сознанию. Было бы дано, он бы не подвергал себя опасности, не делал бы такую экстраординарность, как некое отображение себя (у всех людей пять пальцев + только у меня они такие длинные → Я.). Степень осознания “я” зависит от степени опасности поползновений “я” для племени.

"Так, у ряда африканских племен укравший домашнюю утварь не несет строгих наказаний, но укравший оружие (предметы, особенно важные для выживания племени) жестоко умерщвляется” (https://studopedia.ru/2_10243_chelovek-v-pervobitnom-obshchestve.html).

“Преобладают "руки" небольшого размера…” (https://a-fixx.livejournal.com/225291.html).

То есть шли на поводу своего индивидуализм ещё недостаточно социализировавшиеся дети. Однако знающие, что это почему-то нельзя. (Чему доказательство – тёмные и дальние места пещер с оттисками.)

Но история искусства многопланова. Искусство в большой степени отвлекалось от главной функции и надолго становилось прикладным. К религии, скажем. Или к превознесению главных людей. Там подсознательный идеал не требовался. Он и пропадал у изобразителей и выразителей. Но то и дело там и сям возрождался. – История неприкладного искусства – как пунктирная линия с очень редкими и коротким чёрточками.

И вид этой линии – синусоида. Именно в неё превращается траектория движения по кругу (от полюса “коллективизм” к полюсу “индивидуализм” и обратно) при вытягивании хода времени в прямую.

И на этой синусоиде подсознательных идеалов очень мало (6) характерных точек – типов идеалов.

Потому искусствовед, ограничивающий себя только выявлением подсознательных идеалов автора, превращается как бы в исповедующего канон средневекового деятеля.

Ибо он оторван от рассматривания произведений, порождённых сознательным замыслом. Которым нет числа.

К не ограничивающим себя деятелям (может и вследствие неимения подсознательного идеала) относится упомянутый Святослав Котельников.

 

У меня с ним случилось разногласие. Он счёл нормальным для Сезанна пространственные отклонения от натуры. А я возразил, что натуроподрбие надо считать нормой объективной, а не субъективной, например-де, и в средневековье есть выдерживание натуроподобия в изображениях зверей в церквах и портретов королей вне церквей. Теперь, в связи с этим вот экскурсом в искусство стотысячелетней давности, я вспоминаю и тех времён доказательство объективной нормальности натурподобия для людей.

Искусство родилось как условность (ожерелье, орнамент, ритм – как “мы люди”, оттиск ладони – как “я”. Но натуроподобие и тогда доказывало своё главенство в жизни (искусство – не жизнь, ибо условно). Когда матерям пришлось подтягивать умственно отсталых, не умеющих абстрагировать малышей, путём демонстрации им абсурда в виде "то же, но не то же” (Поршнев), путём рисования натуралистичных портретов конкретно знакомых малышам животных со своими индивидуальными чертами, - для женщин этих натуроподобие было сверхценно. Правда, те рисунки – как тренаж недоразвитых – не есть искусство, что, - из-за введения историчности для понятия натуроподробие в искусстве, - снижает мою доказательность объективности этого понятия в искусстве. Правда – в обратную сторону – если вспомнить, что в прикладном искусстве есть функция обучения то…

Святослав Котельников со мной согласился. И в благодарность мне хочется объективно (если смогу) показать место его рисунков в этой стране Искусство.

 

Одним из видов иметь дело со знаемым является иметь дело со знаемым неречевым сознанием и мышлением (которые, как сказано выше, есть и у животных). Если автор произведения прикладного искусства рождает замысел произведения в этом неречевом сознании и мышлении, то замысел этот ну очень трудно выразить словесно. – Получается сильная аналогия с ЧЕМ-ТО, словами невыразимым, являющимся подсознательным идеалом в искусстве неприкладном. Которое я тенденциозно считаю первосортным по отношению к искусству о знаемом, прикладном, из-за тонкости его восприятия.

Тонкость получается и с таким вот прикладным. Особенно, если тонкий автор не даёт название своему произведению.

Хорошо разбирать такое искусствоведу со вкусом (то есть смолоду видевшему много эстетически совершенного и способному его распознать, не пользуясь словами). Я не таков по обстоятельствам рождения и детства. Те несколько ЧТО-ТО, соответствующих упоминаемым 6-ти типам подсознательного идеала мне ещё удалось за долгую жизнь научиться чуять. Но я бессилен перед многими из бесконечных числом замыслов сознания (речевого и неречевого, последнего в особенности).

И всё же я рискну.



Котельников. Жизнь животных жжёт, и не чета ей человек.

Я это название придумал в поисках созвучия со словами жук и жужжат, после обнаружения божьей коровки



на нарочито грубо нарисованных листьях неясно каких трав. Что я не ошибся, говорит то, что позже этой придумки я обнаружил ещё двух шмелей на опять нарочито грубо нарисованных ромашках.



Человека в название я вставил из-за того, что узнал от автора, что заваливание назад правого из домов есть не результат негативизма к человеческому, а того, что нарисовано акварелью и ошибку исправить невозможно. Я названием подправил: не негативизм тут к человеку со стороны животных (тут кроме бросающихся в глаза ласточек есть очень красивая птичка {я не смог найти, как она называется}, мотылёк {подобного тоже не нашёл} и рыжий кот), - не негативизм тут, а словно человеческого и нет для животного мира. Даже для кошки, которая гуляет сама по себе.





Для тутошней живности, собственно, и вообще ничего нет, кроме того, что съедобно. Травы несъедобны - ноль им внимания, потому они так анонимны и нарисованы шаляй-валяй. С деревьями и небом – такая же история. И потому они тоже нарисованы небрежно. Непонятно, правда, почему и ромашки сделаны без тщания, а иные вознесены на большую высоту (справа).

Может, тут взгляд всё-таки не с точки зрения живности, а с точки зрения человека, лёгшего в высокую траву и принявшегося отрешённо думать теми самыми несловесными мыслями, которые побуждают рисовать.

Да простятся мне мои потуги влезть в душу к тому человеку.

25 ноября 2020 г.

 

27.12.2020
16:09

Опять эта из «Оборонсервиса», теперь уже академик РАХ

26.12.2020
20:41

Рассуждение о Грозном – простое

26.12.2020
15:10

Железная логика во всём вокруг Навального