Василий Пригодич
╚Я сам расскажу о времени и о себе╩,
или интервью Бродского
Любезный читатель, осмелюсь предложить Твоему вниманию замечательную высокодуховную книгу: Иосиф Бродский. Книга интервью. Четвертое, исправленное и дополненное издание. М. Издатель Захаров. 2008. 784 С. Тираж 3000 экземпляров.
Все в полном порядке в нашем литературном саду-╚вертограде╩, если такая книга выходит четвертым изданием. Тираж ╚всего╩ 3000 экземпляров, так это же не Маринина-Донцова-Устинова. Заголовок статьи я заимствовал из гениального поэтического завещания Владимира Маяковского ╚Во весь голос╩┘ В интервью выдающемуся литовскому поэту Томасу Венцлове Бродский так отозвался о своем великом предшественнике: ╚┘ у Маяковского я научился колоссальному количеству вещей╩ (С. 359; журнал ╚Страна и мир╩, ╧ 3, 1988).
Составитель книги (Валентина Полухина, ╚профессор русской литературы, Англия╩) и знаменитый издатель, ╚первооткрыватель╩ Бориса Акунина, Игорь Захаров в кратком предисловии свидетельствуют: ╚Выбрать из 176 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто┘ Многие интервью печатаются в этой книге впервые, причем не только по-русски, но и вообще впервые в мире╩ (С. 5). В книгу включены наиболее значимые интервью поэта 1963-1995 гг., данные разным ╚совопросникам╩ из разных средств массовой информации в разных странах и на разных языках.
Сразу зафиксирую: издание завершается весьма глубокой, тонкой и содержательной статьей Валентины Полухиной ╚Портрет поэта в его интервью╩, исчерпывающей ╚Библиографией интервью Иосифа Бродского╩ и именным указателем. Составитель специально оговаривает, что в книгу не включена ни одна ╚беседа╩ Бродского с известным музыковедом Соломоном Волковым по той простой причине, что эти тексты тщательно редактировались, микшировались, переиначивались и т.д. (Соломон Волков. Разговоры с Иосифом Бродским. N.-Y, 1997; Соломон Волков. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 1998). Книги чудесные, но в них затушевана живая неповторимая вербальная повадка поэта. В интервью, вошедших в рецензируемое издание иногда в ╚обратных╩ переводах, прекрасно ощутима живая, нервная, иногда сбивчивая речь Мастера-мыслителя.
Поэзию Бродского многие преданно любят, многие преданно ненавидят. Дело житейское: каждый человек имеет право на частное мнение по частной проблеме. Замечу, что когда я был молод, все подражали Есенину (самые ╚продвинутые╩ √ Блоку), сегодня бесчисленные эпигоны Бродского заполонили поэтические разделы буквально всех ╚бумажных╩ и ╚сетевых╩ изданий. Это неоспоримое явление длится уже четверть века. Сам я, грешный, Бродского "обожаю" (прелестное словечко из лексикона барышень √╚институток╩ √ благородных девиц), осознанно и продуманно числю его величайшим метафизическим поэтом прошлого века. Почему метафизическим? Читайте √ и ╚обрящете╩.
Я думаю ТАК, Ты, читатель, возможно, считаешь иначе (ради Бога). На мой вкус и взгляд, Бродский, медальным профилем ╚наплывший╩ (словечко Осипа Мандельштама) на мировую литературу, реформировал русскую поэзию. Как? А так: уподобим русскую классическую поэзию великолепной ╚лакированной карете╩ (первоначальное название романа Андрея Белого ╚Петербург╩) с дивными лошадками, мягкими рессорами, венецианскими стеклами, шелковыми обоями, меховыми ╚полостями╩. Красиво до обморока, величаво, шедевр словесного искусства. Поэзия Бродского √ некий ╚Ягуар╩ или ╚Бугатти╩╩ с иным дизайном, выверенным в аэродинамической трубе ураганного двадцатого века, с иными мощностями и скоростями. И ╚Ягуар╩, и ╚Бугатти╩ с их ╚обводами╩, моторами, ╚подвесками╩, кожаными сидениями √ неоспоримые шедевры. Как говаривали в старой России: кто любит попадью, а кто √ попову дочку.
Иосиф Александрович старше меня на восемь лет: поэт пользовался высоким покровительством Анны Андреевны Ахматовой, а я √ одиннадцатиклассник √ присутствовал лишь на ее отпевании в Никольском соборе. В юные годы я видал его мельком много раз. Могу сказать с горькой печалью, что с годами я стал другом его друзей (╚иных уж нет╩). Жизнь странна и печальна. 30 января 1971 года мы хоронили великого гуманитария академика Виктора Максимовича Жирмунского √ теоретика литературы, стиховеда, лингвиста, непосредственного участника литературного процесса Серебряного века, ╚пестователя╩ нескольких поколений питерских филологов. Я был тогда весьма близок семье своего учителя. Ваш покорный слуга нес гроб ╚в ногах╩, слева был Бродский, справа √ выдающийся теоретик и практик русского стихотворного перевода профессор Ефим Григорьевич Эткинд. В накатанном процессе похорон покурили пару раз с ╚культовым╩ уже тогда ╚рыжим╩. Разговор состоялся пустяковый, но я его запомнил. Иосиф Александрович пророчески заметил, что после кончины Жирмунского не выйдут в свет ни том Джона Донна в серии "Литературные памятники" (основным переводчиком должен был быть Бродский: сбылось буква в букву √ книга так и не была издана), ни наша с Александром Лавровым статья с приложениями ╚Стиховедческое наследие Андрея Белого╩ в журнале ╚Вопросы языкознания╩ (академик был его главным редактором и всячески споспешествовал опубликованию данного ╚опуса╩). Статью (имя Андрея Белого, а тем паче его неопубликованные тексты были тогда практически запретными) опубликовал лет десять спустя легендарный Юрий Михайлович Лотман в одной из легендарных тартуских ╚Семиотик╩ ("Труды по знаковым системам"). В начале девяностых годов Иосиф Александрович хотел дописать пару страничек к моей рецензии на первое издание книги Константина Азадовского "Небесная арка" (переписка М.И.Цветаевой с Р.М.Рильке). Не сложилось по причине, о которой я умолчу. Вот и все. Не густо, но занятно.
Читатель, вероятно, я утомил Тебя столь затянувшейся преамбулой. Прости великодушно. О чем свидетельствует Бродский в своих интервью? Обо всем. О трагедийности жизни и смерти, о вере и неверии, о неизбывной ╚тоске по мировой культуре╩, о месте человека в мире и миропорядке, о поэзии и поэтах (прежде всего об Ахматовой, Цветаевой, Мандельштаме, Пушкине, Баратынском, Вяземском, Уинстоне Хью Одене, Дереке Уолкотте), о войне и мире, о судьбах государств и цивилизаций, о мировом литературном процессе, о писателе и тирании, о Тебе и обо мне. Поражает вселенская философская умудренность и просветленность поэта, его великодушие, милосердие, некий дзенский юмор, невероятная культурность и духовная опрятность. Мысль поэта (простите за пошлость сравнения) не стрелой, а ракетой пронизывает сверхбытийные слои эфирного ╚вещества╩, именуемого ныне ╚ноосферой╩.
Приведу лучшее из известных мне определений того служения, которому Бродский посвятил жизнь: ╚Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но скорее наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства √ речь, то поэзия √ высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от нее, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и тому подобное. Это колоссальный ускоритель сознания, и для пишущего, и для читающего. Вы обнаруживаете связи и зависимости, о существовании которых и не подозревали: данные в языке, в речи. Это уникальный инструмент познания╩ (С. 721; июль 1995 г.; интервью ╚Московским новостям╩).
Магистральная тема практически всех интервью Бродского √ Россия, ее тяжкое прошлое, непредсказуемое грядущее, фатальные болезни и сверхъестественная способность к исцелению-воскрешению, ее литература: одномоментно √ кривое зеркало и путеводительный прожектор. Многочисленные недоброжелатели поэта упрекают его в пресловутой ╚русофобии╩. Не удержусь, напомню ╚зоилам╩ фразу Бродского из интервью польскому журналу ╚Przekroj╩: ╚Бояться, опасаться за Россию не нужно. Не нужно бояться ни за страну, ни за ее культуру. При таком языке, при таком наследии, при таком количестве людей неизбежно, что она породит и великую культуру, и великую поэзию, и, я думаю, сносную политическую систему, в конце концов╩ (С.673; июль 1993 г.). Поверим гордым словам провидца.
Бродский сказал это полякам. Помнишь ли Ты, читатель, о том, что самые тяжелые и длительные войны Русь-Россия вела не с немцами и турками, а с Речью Посполитой. А воз и ныне там (натовские ракеты).
Изредка Бродский в своих высказываниях монотонен, впрочем, повторы высвечивают новые грани смысла. Эта книга √ одна из лучших,какие я прочел за последнее десятилетие.
Читатель, прибегну к кулинарной аналогии: едал ты, возможно, улиток, устриц, лягух склизкокожих. Не болит живот? Побаливает! Прочитай книгу Бродского √ ржаной горячий хлебушек, испеченный не на поточном хлебозаводе, а в русской печи русской литературы, по старым рецептам, но с изысканными заморскими пряностями. А дух-то какой идет от поджаристой корочки, голова кружится. Русская печь, кстати, √ величайшее создание нашего национального гения: отопление, приготовление еды и баня в одном агрегате. Сказанное целиком относится и к книге интервью Бродского. В одной отличной книге упрятаны три отличные книги: о литературе, о человеческой и нечеловеческой судьбе, о здравом житейском смысле.
P.S. В следующий раз обсудим роман Захара Прилепина ╚Грех╩ (премия ╚Национальный бестселлер╩ за текущий год).
21 августа 2008 г.
