ИМАНУИЛ ГЛЕЙЗЕР
Александру Кабанову
Неожиданно кончилось вечное лето.
От ветров и дождей я совсем поотвык.
Ночью глянул в окно и увидел Поэта,
Бесшабашной стихии услышал язык.
И откликнулось сердце на редкую милость,
Словно это случилось со мной, а не с Ним:
Что-то новое в мире кроилось, творилось
И привычный пейзаж становился иным.
Это Он, имярек, заржавевшие связи
Разрывал, отрывая от слов ярлыки,
И лепил, и ваял в сокровенном экстазе
Несказанное чудо стиха и строки.
Беспощадным бесстрашием меткого глаза
Он хватал за грудки этот мир, говоря:
<Ты прекрасен, старик, но - вовек недосказан,
А поэтом родиться - родиться не зря!>
За окном и по крыше гроза громыхала,
Бескорыстно расходуя пафос Творца,
А душа мне шептала, что это - Начало,
У которого нет и не будет Конца.
Пусть вернётся не раз ещё <вечное лето>,
Заглушая быльём безутешный родник,
Мир опять возродится явленьем Поэта,
Бесшабашной стихии услышав язык.
24.12.2002
ПАМЯТИ М.БУЛГАКОВА
Андрею Грязову
Я давно не ищу виноватых
И не мучаюсь верой слепой.
Стали чистыми руки Пилата
От помывки перед толпой?
И к чему показушное действо,
Если выжить Добру - не судьба,
Если Властью прикрыто злодейство
И подвластна психозу толпа?
Выражение стало крылатым,
А толпа остаётся толпой.
И горит под плащом у Пилата
Нелиняющий красный подбой.
10.2002
БЕДА
Елене Неменко
в минуту жизни трудную
Беда. Уходит из-под ног земля.
Пульс мечется от "вышки" до нуля.
Немеет тело. Мир поблёк насквозь.
Белеет соль на дне колодца слёз.
Беда. Беда. Как устоять в беде?
Душа, что щепка в штормовой воде.
И жизнь - не жизнь. И день - не день. И ночь
Беду ничем не в силах превозмочь.
Границы между днём и ночью - нет.
Так вездесущ беды нещадный свет.
Беда. Земля уходит из-под ног.
Мне больно, что не смог и не помог.
Не медиум, не врачеватель ран,
Лечу к тебе на дальний твой экран.
Пусть из-под ног беды уйдёт земля,
Чтобы на полпути начать с нуля.
9.19.2002
Сергею Брелю
Отболело, отлегло, забылось...
Сорок лет под ясным солнцем лжи.
Я благодарю судьбу за милость -
За свободу позднюю души.
Всё, что полюбить успел с рожденья,
Превратилось в золотой запас:
Языка родного наважденье,
Неизбывный свет любимых глаз.
Небеса нисколько не милее
И трава всё та же, и вода,
Но о клетке птичка не жалеет
Ни в полёте, ни в тепле гнезда.
Мне свобода душу распрямила,
Одарила собственной судьбой.
Помогла на перекрёстках мира
Быть не кем-то, а самим собой.
Отболело. Отлегло. Забылось.
Не померк Добра ориентир:
Жить любовью, уповать на милость,
Как подарок принимая мир.
09.2002
Стансы
***
Я не играл в игрушки века,
Не шёл с ним в ногу никогда.
Скрипя, судьбы моей телега
Тащилась юзом сквозь года.
В застойной буксовала жиже,
Закатывалась в тупики,
Но я не пёкся о престиже,
Не зарился на цветники
Наград - за верное служенье,
За вовремя прикрытый рот...
Не уповал на продвиженье,
Старался жить наоборот.
В ушибах, ссадинах, потравах,
Кумиров с лёгкостью творя,
Менял коней на переправах
И часто начинал с нуля.
Инстинктом самосохраненья,
Как панцирем, не наделён,
Жил ожиданьем вдохновенья.
Любим был реже, чем влюблён.
Изгой, отшельник и бродяга,
Но без ошейника пою.
Не флаг, но чистая бумага
Присягу слышала мою.
Гори, свеча! Мерцай, удача!
Терзай и мучь меня, судьба,
Доколе мне, смеясь и плача,
Сгорать от счастья и стыда.
Я родился никем
Ивану ОБГ
Я родился никем и умру я никем,
Жизнь прожив, как свеча, как цветок.
Я пришёл налегке и уйду налегке
И Ничто - целой жизни итог.
Я не мрачен. Отнюдь! И не зол я ничуть,
И не лучше, не хуже других.
Жизнь одним - казино. Этим - водка, вино,
Ну а мне только песня и стих.
Соловей, свиристель, ты, любовная трель, -
И при чём тут мудрец на осле?
Кто решил наперёд, что и жало и мёд
Сопрягутся в жужжащей пчеле?
В чём причина всех бед? Неизвестен ответ.
И вопросом провисла душа.
Торжество суеты - неизбывность тщеты
И бездушный раёк торгаша.
Но всему вопреки средь беды и тоски
Жизнь я прожил в плену у любви.
Убеждаясь не раз, что незримо для глаз,
Но способны летать муравьи.
И не сдавшись тоске, я уйду налегке,
Никого и ни в чём не виня,
Не сочтя за беду, что вовек не приду
В мир, что будет сиять без меня.
Памяти Игоря Демичева
Игорь Демичев (1960-2000) - ярчайший поэт и бард.
Родился в Одессе. Безвременно скончался в Сан- Франциско.
5 марта 2000 г. ему бы исполнилось 42.
Я знал, что призовут одним из первых.
Игорь Демичев
Я тебя не знал живого,
Не слыхал твоей струны,
Только музыка и слово
За пределами земного
Круга твоего - слышны.
Он не первый, этот случай,
Ведь в любые времена
Роковая эта участь
Уносила самых лучших.
Всем известны имена.
Есть неписанное знанье,
Что сродни клейму в судьбе,
Будто яркие созданья
Бог торопит на свиданье
В кущи райские к себе.
Я не верю. Но неверьем
Не поможешь никому.
Неизбывен счёт потерям.
Лишь Харону виден берег,
Проступающий сквозь тьму.
Ну а нам? Привычных комнат
Суета? Хлопот запас?
Нет, не только. Повезло мне
Знать, что те, которых помнят
Живы! В нас и среди нас.
Я тебя не знал живого.
Не пожать руки уже...
Только Музыка и Слово
В будущее из былого
Продолжают путь в душе.
НЕЗНАКОМКЕ
Е.Н.
В тесной келье, не согрет никем,
Я сижу, твоим сияньем полон.
Пушкину такой явилась Керн
И с тех пор любовным жжёт глаголом.
И не скрыть мне видимый ожог
Так стихи выводят за порог
В пику временам и расстояньям.
Так волна смывает с валуна
Скуку и песок своим набегом.
Или сердобольная весна
Делится с пропащим человеком?
Всё равно! Благодарю тебя
За твоих даров сумбур и щедрость.
Может, старым пёрышком скрепя,
Нам не завтра суждено исчезнуть?
Вспоминай и ты, что где-то там,
В десяти часах сплошного лёта,
Ты живёшь, даря чужим глазам
И родной душе стихи и фото.
Мы с тобой не топчем тротуаров
Елене Неменко
Мы с тобой не топчем тротуаров,
На скамейках в парках не сидим,
И нигде не числимся мы парой -
Есть огонь, но неприметен дым.
Мы с тобою по другому кругу,
По другой спирали день за днём,
Никогда не видевши друг друга,
В свой обетованный край идём.
Этот путь душою не почерпан
Из настольных самых мудрых книг.
Знать не знаю, кем он предначертан,
Знаю только, что к нему приник
Двух сердец насторожённый посох,
Пульс, в четыре бьющийся руки.
Взлёты, как на чёртовых колёсах.
Спуски - парашютные прыжки.
Может, у кого-то крепче узы,
На листе судьбы видней печать,
Но от твоего я голос Музы
Перестал навеки отличать.
Февраль. А мне от счастья плакать
Февраль. А мне от счастья плакать
Случилось в этом феврале.
Стихи свечою Пастернака
Царить не позволяют мгле.
В единоборстве с глухоманью,
С разлучной далью тишины,
К душе твоей, к её вниманью
Всем пламенем обращены.
Стучат дожди, метут метели,
Но словно язычок свечи,
На потолок бросая тени,
Стихи безумствуют в ночи.
И знаешь ты, какая тяга
Поддерживает тот огонь,
Который белая бумага
Возьмёт, как сердце на ладонь.
На стыке двух годов, веков, тысячелетий
На стыке двух годов, веков, тысячелетий
Перед экраном, как всегда, сижу
В вечерний час, не чувствуя, что эти
Минуты придвигают к рубежу.
Я помню страх двухтысячного года,
Прогнозы, панику и чехарду,
Но всё прошло своим обычным ходом
И грешники расслабились а аду.
На сколько ж нужно отлететь от стыка,
Чтоб осознать явленье рубежа,
Чтобы его условностью великой
Прониклась очевидица-душа?
Всё в свой черёд уляжется в анналы,
Трудись, историк, книжник, репортёр!
Я в ваш отчёт штришок добавлю малый:
С любимой телефонный разговор.
Незримый мост веков, тысячелетий,
Что над землёю праздничной возник.
Я - при дневном, она - в полночном свете.
И влажного <ЛЮ-Б-ЛЮ!> бессмертный стык.
31.12.2000
КОКТЕБЕЛЬ
Василию Пригодичу
И на скале, замкнувшей зыбь залива
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
М. Волошин
Эти складки земли
я запомнил ещё с Коктебеля.
Эти волны холмов,
словно давнего бунта следы.
Четверть века назад
первый раз
в день последний апреля
этот подвиг природы
сквозь призму отдельной судьбы
я увидел воочью,
поднявшись к могиле поэта,
Ханаанский пейзаж
мне открылся с горы Енишар.
Не вчера ли вот здесь
завершилось строительство Света,
первозданной красы
допроявлен божественный дар?
Я промчался один
на своём драндулетике старом
сквозь чужую страну,
сквозь толпу крутолобых холмов.
Так похожи они,
только нет среди них Енишара
и волошинский профиль единожды
без двойников
был изваян навек
из чернеющих скал Карадага,
И навряд ли
ещё раз
свиданья с поэтом дождусь
Я живу у холма,
где к стихам не привыкла бумага
и не знает никто
ни единой строфы наизусть.
Но с утра небесами
такие плывут акварели,
и стихией морской
так насыщены
воздух и свет,
что развяжется в памяти сам
узелок Коктебеля,
где Господь наяву
перед нами
предстал как Поэт.
Когда проснёшься у плеча
Когда проснёшься у плеча,
Как будто и не засыпала,
Подушка будет горяча
И невесомым одеяло,
Глаза расширены в глаза!
На голос телефонной трубки
Откликнуться не смогут за
Затылком сомкнутые руки.
В окошко глянувший Амур
На тетиве стрелу придержит,
А кот проглотит свой мур-мур,
Высокой зависти подвержен.
И только в памяти мелькнёт
Недавний образ океана,
Бессонницы блаженный гнёт
И лепет музы непрестанный.
Не уповай на всепрощенье
Не уповай на всепрощенье.
Куда б и как не занесло, -
К себе и к жизни отвращеньем
Любое обернётся зло.
Что толку в логике железной,
Когда её же остриё,
Неистребимой болью резкой
Карябает нутро твоё?
И не само ли в том повинно
Прощенье, ведь из-за него
Вихрящемуся злу не видно
В упор - паденья своего?
Да не будет дано
Да не будет дано умереть мне вдали от тебя
И.Бродский
Да не будет дано
Всё в одной уместилось строке.
Чем разбавлю первач,
От ожога спасая аорту?
Да не будет дано
самой чистой любви и тоске,
янтарю уподобясь,
диковинкой сделаться мёртвой.
Да не будет дано
подменить богоданную суть
самогоном таланта
в словесном его суррогате
и, хватаясь за воздух,
навеки бездарно уснуть
и тебя не увидеть хоть раз,
хоть и в белом халате.
Да не будет дано
шутнику, тамаде и творцу
сделать старой охотнице
этот нежданный подарок
на последней тропе,
подошедшей вплотную к венцу,
и свечу и струну
обрывая коварным ударом.
Да не будет дано и тебе
под усмешки молвы
ипостасью вдовы
опечатать цветение света
и бесплотный мой образ
беречь от бесстыжей травы,
что травою забвенья
зовут мудрецы и поэты.
ПОЭТАМ
Мои собратья по перу, по духу, по судьбе,
Кормильцы и поводыри блуждающей души,
Кто Бога грамоте учил, и скрипке, и трубе,
Искусству петь и говорить за сущие гроши.
Вам, обречённым высекать лишь собственный огонь,
И расточать свой взгляд на мир дыханием своим,
Не преуспевшим ни в одной из всех земных погонь,
Избрав себе на вкус и цвет грозу, туман и дым,
Вам всем, кому и золотой век - запертая клеть,
Кому не в ногу, но шагать лишь в пятой из колонн,
Я, неуклюже торопясь, спешу запечатлеть
Свой самый низкий до земли и до небес поклон.
Я прожил с вами сто эпох, тьму вёсен, бездну лет
И не был чужд мне ни один из ваших языков.
Мне Бог ни разу не помог, но помогал Поэт.
Целебным зельем был настой из первородных слов.
Примите заверенье в том, что в меру моих сил
С младых ногтей и уж на весь отпущенный мне срок
Бессмертье ваше я берёг, за пазухой носил
И зажигал, где только мог, созвездья ваших строк.
Мне нечего просить взамен - я счастлив лишь одним
Тем, что застал вас на земле и неразлучен был.
И не беда, что я для вас почти что аноним
И дай вам бог, чтоб вас всегда хоть кто-то, но любил.
Телефонных свиданий теплом
Телефонных свиданий теплом напоённая стая
Наконец-то в отлётный оформилась клин.
Я на Волгу к тебе в золотой наш зенит улетаю,
В гомон речи родной и берёз, и осин, и калин.
Сколько жизней я прожил с тех пор как сорвался оттуда,
Сквозь железные прутья протиснув худую судьбу?
Сколько раз мне казалось, что вот, улыбаясь, Фортуна
Прямо в руки летит с моей новой звездою во лбу
Но вернуть беглецу ипостась перелётного птаха,
Но вдохнуть в повидавшего мир этот клич новизны
Ты одна лишь смогла чистотою подспудного страха
За судьбу богоданной, незримой, но сущей весны.
Глянь - звездой бенефиса ушла за кулисы Разлука,
И дождавшись покоя, вкушает его телефон.
Я лечу на восток, чьим оскалом с рожденья испуган,
Я к тебе приближаюсь, чтоб явь узаконила сон.
Что нас ждёт впереди неизвестно ни чёрту, ни Богу,
Но была - не была, будь, что будет - я счастлив уже
Тем, что ты позвала, снарядила мне душу в дорогу
И надежду с тревогой никак не помиришь в душе.
Веронике Долиной
Эта книга пропахла твоим табаком.
В.Долина
Эта книга пропахла моим табаком
И моим о тебе говорит языком,
Из бессонниц души возникая.
Эта книга - разлуки родное дитя,
Что живёт за стеной проливного дождя,
Своё солнце увидеть мечтая.
Эта книга обходится без корешка,
Типографскою краской не пахнет пока
И страниц не считает до срока,
Но пахнув табаком в полуночной тиши,
Залетает в окно твоей светлой души
Как за пазуху Господа Бога.
Эта книга растёт, как трава сквозь бетон,
Не заботясь о том, что с ней будет потом,
Лишь бы к свету пробиться руками,
Чтоб, надеждою смутной себя озарив,
Покрывал, разрастаясь, зелёный массив
Ей на грудь навалившийся камень.
Эта книга с твоими чертами лица
Так боится себя дописать до конца,
Не дождавшись средь дальнего края,
Той, во имя которой она родилась,
Чьё дыханье и голос и прозелень глаз
В ней пребудут гореть, не сгорая.
Отвлекись от погоды, забудь
Отвлекись от погоды, забудь,
Как ведёт себя Цельсий за окнами.
Новостей отмирающих муть
Отруби - и да будь они прокляты!
Вынь себя из духовки земной,
Оторви от горелого противня.
Пусть останется всё за стеной,
Чем унылая потчует родина,
Где скребется судьба взаперти
Изначально порочного замысла.
Над собою вчерашней взлети,
Чтоб хоть что-нибудь выстроить заново.
Это я, прозевавший свою
В край удачи законную очередь,
Сквозь разлуку тебе говорю,
Заударные рифмы ворочая.
Не плачь, не раскладывай карты
Не плачь, не раскладывай карты.
Все дамы, тузы и вальты
Не впишутся в светлые кадры,
В которые вписана ты.
Не бойся ни старой, ни новой,
Какой не разложишь пасьянс,
Пиковой, червовой, бубновой
Не светит и мизерный шанс.
А ты не из этой колоды,
Где всё предсказуемо, нет,
И масти ночной Барселоны
Твой цвет, излучающий свет.
Весь пафос душевной затеи -
С привычной сойти колеи,
Дорог серебристые змеи
Заставить запеть о любви!
И этой верховной заботе
Настолько подвластна судьба,
Что к призрачным прихотям плоти
Она и глуха и слепа.
Соблазны картёжного глянца
От глаз своих чудных запрячь.
Мне незачем в верности клясться.
Сейчас прилечу я. Не плачь.
От правды твоей не ищу я
От правды твоей не ищу я спасительной ниши,
Кривого ответа на заданный прямо вопрос,
И боли не спрячу в дневное, в ночное затишье,
Врубив никотина на полную мощность насос.
Я бьюсь головою о стенку, к небесному фарту
Взываю, а страхи растут между тем, как грибы.
Ты душу открыла вчера, как последнюю карту,
На карту поставив итоги любви и судьбы.
Что держит нас вместе по разные стороны света,
Прикрученных к месту железным канатом нужды?
Кто души обрёк воспарить телефонным дуэтом,
А руки связал в истомившейся страсти жгуты?
Нет, всё, что угодно, но только не литературой
Хотела душа воплотиться в полёте к тебе,
Ведь пуще разлуки привычка - вторая натура-
Пугала её, как пята Ахиллеса в судьбе.
Не этим ли страхом всех счётов рекорды побиты,
Нарушен баланс биоритмов и бденья, и сна?
Никто не спасёт нас от дикой сердечной обиды,
Какою бы вечной пока не казалась весна.
И ночь прилетает, как будто летучие мыши
Всей стаей кружат с омерзительным писком у глаз.
И нет у души ни щита, ни спасительной ниши,
И сон твой звонком телефонным прервётся сейчас.
Новый бард
Иссяк запас Творения?
Где шёпот? Где набат?
А сколько нужно времени,
Чтоб вызрел новый бард?
Повсюду дыры чёрные
И страх, и неуют.
Что музы обречённые
На пустырях поют?
<Смежили очи гении>,
Их свет идёт на спад.
А сколько нужно времени,
Чтоб вызрел новый бард?
Под крышкою, придавленной
Державною пятой,
Лишь тайно и затравленно
Дышали красотой.
Был сургучом и патокой
Законопачен мир,
Но жил за каждой пазухой
Какой-нибудь кумир.
Теперь младому племени
Дано с лихвою карт.
Но сколько нужно времени,
Чтоб вызрел новый бард?
Как и все, я не знаю...
Как и все, я не знаю своей окончательной доли
И, прижатый к нулю, и от мира так резко уйдя,
Я живу на стихах, как сердечники на валидоле,
Моих давних кумиров миры наобум бороздя.
Так от хилого света чужбины поблекли страницы!
Так подернулись тиной и память, и свежесть, и вкус...
Но любовью на круги своя эти книги, и строки, и лица,
И лета молодые в опальном сияньи искусств
Возвращаются! Милая! Словно подземные реки
Животворного солнца с дождем ощутили всевластный призыв,
В твои русла, стремглав, потянулось все то, что навеки
Чистым золотом заживо жизнь погребала в архив.
И своя от любви закипела словесная брага,
И свои из нее родились и пробились ключи,
И священнейшим трепетом снова прониклась бумага,
И душа превратилась в живое подобье свечи.
Стихи мои, скоропись - исповедь,
Лавровых забот лишены.
Словесных поделок изысканность
Страшнее любой тишины.
На ярмарке новые выкройки,
Галдёж ненасытной толпы
Стихи мои - тихие выкрики
От боли в аорте судьбы.
Разлук дневниковые записи,
Открытки и письма, звонки,
Но зависти чёрные завязи
Не сыщут в них даже враги.
Всю жизнь под обложку не собраны,
Вдали от похвальных клише.
Стихи мои - все - адресованы
Одной лишь любимой душе.
