Патриотическая словесность.
На одном из "Круглых столов" И. Роднянская призвала к большей толерантности
по отношению к этому участку российского литпространства, высказавшись в том
смысле, что литературно-критический бойкот не есть лучшая форма полемики
с инакомыслящим оппонентом. Последуем ее совету и вступим на это
минное поле, будучи готовыми к "вонючему козлу" и "жидомасонской сволочи",
потому что в чем патриотическим литераторам не откажешь, так это в
энергии стиля. Вот, например, лично касающийся меня образец:
"Полемизировать с чудовищным бредом потенциального пациента
психоневрологической лечебницы вряд ли cтоит.
В какой-то мере можно понять Сердюченко, для которого наверняка
нет пророка, кроме Степана Бендеры, а все русское, в особенности советское,
ненавистно, подлежит лишь проклятию. А вот редакцию русской газеты
с весьма обязывающим названием..." - ну, и так далее, и под конец призыв к
физической расправе.
Но ведь и наиболее нарванные демократы призывают к чему-то подобному.
Между тем на страницах, например, "Москвы" публикуются не только
воители-заединщики, но и "просто" авторы, которым близка их тихая,
провинциальная, рубцовская Россия. Ну, любят они ее, проклятую,
и ничего не могут с собой поделать - и ведь там есть еще что любить,
не правда ли?.. Их литературная известность настолько мизерна,
что их фамилии ничего не скажут читателю. Как правило, это
одноразовое появление с коротким очерком, стихотворением, рассказом,
после чего автор вновь надолго, если не навсегда, исчезает в
районной глубинке, ища истины на дне стакана.
("Вот моя рукопись!",- восклицал один из них, поводя перед моим
носом бутылкой водки). Так и видишь эти бесчисленные Вышние Волочки и
Солигаличи с их деревянными тротуарами, огородами рядом
с главной улицей, заросшим городским парком, редакцией
"Вышневолочского коммунара" и опустевшим текстильным заводом по
ту сторону реки. Здесь совсем другое струение жизни и другие сюжеты.
Вон рыбаки возвращаются с ночного улова и задержались за столиком
местной ресторации; стайка школьников с чистыми лицами отправляется
под началом физрука и в сопровождении мам на автобусную остановку;
Колька-бизнесмен грузит в мотоциклетную коляску не-распроданную упаковку
с "Фантой"; местная милиция в виде участкового с кобурой
(где, впрочем, бутерброд вместо пистолета) распекает провинившегося
обывателя. А там, за околицей, вздымаются заросшие косогоры,
зеленеет облитый утренним серебром угол леса, а за ним новые
Вышние Волочки и Солигаличи, еще более неслышные и бесхитростные,
но именно поэтому мучительно близкие русскому сердцу.
Здесь прошло детство нашего автора. Но другие уехали, а он остался -
точнее, хлебнув столичной жизни, вернулся на круги своя, потому что
так устроенною оказалась его душа, что эта глушь обернулась ему милее
урбанистических мегаполисов, где воздвигаются олигархии и пламенные
прохвосты бросают в наэлектризованные толпы "За сърб и молд!".
Он любит свою Россию. По вечерам, выпив винца, он пишет о
ней патриотические рассказы и стихи. Кто бросит в него камень,
тот либо либеральный простак, либо критик Андрей Немзер,
что одно и то же.
К сожалению, другая интонация преобладает в сегодняшней патриотической
литературе.
И, к сожалению, чем этой интонации больше, тем сама литература хуже.
Одно дело грандиозность замысла, а другое его исполнение.
"Граждане, послушайте меня!" - взывает патриотический писатель
на площади. Сограждане начинают слушать. Но ничего, кроме
публицистических анафем, не слышат и возвращаются к своим насущным заботам.
Художественного таланта - вот чего недостает страницам
"Молодой гвардии" и "Нашего современника". Там из номера в номер
публикуются одни призывы, разоблачения и манифесты, в том числе
про гибельность космополитического дискурса для подлинного искусства.
Но продемонстрируйте противоположное произведениями,
эстетически совершенными именно потому, что они прошнурованы
национально-патриотическим тезисом! Этого не получится по причине
роковой несовместимости идеологии и искусства. Байрон велик, как создатель
"Чайльд-Гарольда", а не как автор путаных речей в английском
парламенте и инициатор нелепых ратно-патриотических вояжей
в воюющую Грецию Мицкевич остался в культурной памяти славян
благодаря своему поэтическом гению, а не клубным меморандумам
о польском мессианизме. "Один день (всего один!) Ивана Денисовича"
А.Солженицына перевешивает его циклопические трактаты о прошлом и
будущем России. И даже Достоевский, и даже Л. Толстой, поддаваясь
искушению поучать племена и народы, превращались в "просто" публицистов.
Передать любовь к родине средствами искусства можно, только растворив
эту любовь в объективной стихии художественного образа и слова,
как то выходило у Есенина, или Рубцова, или Шукшина, или у В.Белова и
В. Распутина - у двух последних до того, как они подались в политику
и тем совершили решительно антипатриотический поступок.
А вот авторы "Москвы" ни о чем таком не помышляют. Они вообще
непритязательные люди. Но в их бесхитростных сочинениях столько чистоты,
такое доверие к миру, что прощаешь им и невеликую образованность,
и отсутствие литературного шлифа, и короткое сюжетное дыхание.
А потому что "в них руский дух, в них Русью пахнет"...