В предыдущей "Стреле" ваш слуга воздал высшие почести роману
А. Фадеева "Разгром".
Он намерен сделать это и в отношении другого произведения 20-х годов,
также напрочь изъятого из сегодняшнего литературного-читательского оборота.
Повесьте уши на гвоздь внимания и слушайте сюда:
Это - тоже экзистенциальный роман. Перед нами образ прекрасного и
яростного мира, где ничего не совершается "просто так". Бытие
раскалено до психофизического максимума, все будничное, частное, промежуточное
выпарено из ткани повествования, состояние персонажей напоминает первых обращенных
иерусалимцев после смерти и вознесения Христа: "Беспрерывно
вознося молитвы, продавали имения свои и всякую собственность и раздавали всем,
судя по нужде каждого. И каждый день пребывали в храме, хваля Господа"
(Деян. 2:44).
По сравнению с "Разгромом" роман художественно и
психологически неприхотлив, но эта неприхотливость внутренне соотнесена с
аскетичностью идеи, организующей повествование. По бескорыстию помыслов и
поступков главный герой находится в ряду Иисуса Христа, Дон Кихота, Овода,
князя Мышкина, Рахметова. Он является как бы советской метафорой христианского
святого: если бы под названием романа стоял подзаголовок "Житие Павла
Корчагина", это ни у кого не вызвало бы недоумения.
Это во-первых, а во-вторых, его вполне можно было бы назвать романом о
любви. Ведь на всем его протяжении герой пребывает во влюбленном состоянии.
Тоня Туманова, Анна Борхардт, Рита Устинович, Тая Кюцам - не многовато ли для
рыцаря революции, не так ли?
Тоня Туманова - прелестная и умная девушка, она сумела рассмотреть в
кочегаре-оборванце незаурядного юношу. Ради него она рвет с богачом Лещинским,
ставит под угрозу благополучие аристократической родни, пряча у себя Павку
после покушения на петлюровского конвоира; она согласна пойти в своей любви
дальше, чем то позволяют общепринятые условности. Что же Павел? Рвет с ней; любя
его, она не любит его идейных сотоварищей. Павел физически здоровый и сильный
парень, ничего "мужское" ему не чуждо, и вот мы видим его уже с новой
избранницей, Ритой Устинович. Рита так же красива и умна, так же свободна от
мещанских условностей, но сверх того она еще и товарищ по комсомолу и партии,
пламенная революционерка.
Однажды, несясь на крыльях любви, Павел обнаруживает в комнатке возлюбленной
какого-то красноармейского хама, развалившегося прямо в сапогах на ее узкой
девичьей койке. Не помня себя от ярости, Павел скатывается вниз по лестнице,
всю ночь блуждает в помраченном состоянии по окраинам городка - выясняется, что
это был всего лишь брат Риты, приехавший на побывку, и, таким образом, инцидент
исчерпан, но ожидаемого примирения не происходит. Если любовь, оказывается,
связана с такими состояниями, если
она может надолго выбить революционера из седла, отнять у него часть сил,
предназначенных для революции - не нужно никакой любви вообще. Так примерно можно
объяснить самооскопляющую логику героя.
Однако же вскоре мы видим его объясняющимся в любви Тае Кюцам. Тая, в общем-то,
довольно бесцветная девица из мещанской семьи, никакого сравнения с предшественницами
она не выдерживает, однако, именное ей Павел настойчиво предлагает руку и
сердце. Не потому ведь, что ему потребовалась бесплатная сиделка, как мне с
обезоруживающей уверенностью заявила одна из нынешних студенток! Да, Павел стал
инвалидом, горизонты его революционного служения неотвратимо сужаются, но на последнем,
семейном рубеже он привлечет еще одну единицу в железную когорту революции.
Наивно и романтично, конечно, но не менее, чем готовность князя Мышкина стать
мужем сразу двух женщин.
В романе есть поразительная во многих отношениях сцена-объяснение.
Павел встречается на строительстве боярской узкоколейки со своей первой
любовью, Тоней Тумановой.
"Она с трудом узнала в оборванце Корчагина. В рваной,
истрепанной одежде и фантастической обуви, с грязным полотенцем на шее, с давно
не мытым лицом стоял перед ней Павел┘ И вот этот оборванец, похожий на бродягу,
был еще так недавно ею любим. Как все переменилось.. Ей даже неудобно было
подать ему руку. Что подумает Василий? Как неприятно, что Павел так опустился.
Видно, дальше рытья земли кочегар в жизни не продвинулся┘
- Здравствуй, Павлуша. Я, признаюсь, не ожидала увидеть тебя
таким. Неужели ты у власти не заслужил ничего лучшего, чем рыться в земле? Я
думала, что ты уже давно комиссар или что-нибудь в этом роде┘- заговорила Тоня,
идя рядом с ним.
Павел остановился, окинул Тоню удивленным взглядом.
- Я тоже не ожидал встретить тебя такой┘ замаринованной, -
нашел, наконец, Павел слово помягче┘- О моей жизни беспокоиться нечего, тут все
в порядке."
Перед нами предел взаимного непонимания. Нищий в рубище, "с
грязным полотенцем на шее" и новая советская патрицианка в драгоценных
мехах с одинаковым отвращением осматривают друг друга и искренне сожалеют о
несложившейся жизни другого. "О моей жизни беспокоиться нечего, тут все в
порядке".
Со злой и талантливой руки М. Булгакова русский пролетариат предстал
сегодня в облике дебильного Шарикова из повести и еще более талантливой экранизации
"Собачье сердце". Но ведь, если разобраться, и Шариков, и Павел
Корчагин списаны с одного и того же жизненного прототипа - таковы
антиномические полюса восприятия одной и той же действительности. Революционный
опыт Булгакова был сугубо отрицательным. Революция разрушила его дом, а затем
гналась за ним по пятам, рекрутируя то в белую, то в красную, то в национальную
украинскую армию. Она глумилась над его нравственными ценностями, топтала его
рукописи, унижала и поучала. Островский же стал благодаря революции тем, кем он
стал. Революция подарила ему неслыханную полноту жизнеощущения, апокрифировала
его биографию и судьбу - спрашивается, кто был более прав в своих анафемах и
осаннах этому преступно-героическому Молоху? Да оба, оба правы, и стремление
заместить в культурной памяти потомков роман Н. Островского "Собачьим
сердцем" так же неправомочно, как и попытка противоположного рода. И
кстати, не кремлевскими же литкомиссарами роман "Как закалялась
сталь" переведен и издан на всех континентах земного шара.
04.10.04
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ