Внятность - невнятность, чужое - свое.

К отзыву Прокопьева о Птитарм.

Хочется поддержать затеянный Алексеем Прокопьевым "разговор о стихах" и пригласить к участию в нем поэтов, критиков и вообще всех, интересующихся поэзией. На мой взгляд, Прокопьев правильно сделал, что начал не с общих рассуждений, а с разбора конкретных стихов (Птитарм), потому что только такой "привязанный" разговор способен хоть что-то прояснить в сегодняшней мутноватой и странноватой ситуации. Заводить такой конкретный разговор рискованно - поэты на критику реагируют болезненно. Но давайте все-таки попробуем не только и не столько обижаться и негодовать, сколько услышать и понять друг друга.

Главное достоинство стихов Птитарм в том, что она пытается говорить всерьез. Результатом этой попытки является множество замечательных строчек. Главные недостатки ее стихов - это, во-первых, справедливо отмеченная Прокопьевым заемность интонаций и , во-вторых, то, что я бы назвал общей невнятностью.

Вообще, наличие "дара подражания", о котором Прокопьев отзывается с воодушевлением, на мой взгляд - не хорошо, не плохо. Важно другое: чтобы поэтический слух /благодаря которому и возможно подражание/ научился - и чем скорее это произойдет, тем лучше - не пускать в стихи чужие интонации, уместные исключительно в стилизациях и пародиях. Там, где прошел один поэт, другому делать нечего. Развитие поэтической традиции - особая тема. Очевидно, впрочем, что продолжение Державина и Тютчева Мандельштамом и Ходасевичем не имеет никакого отношения ни к стилизации, ни тем более к невольному подражанию. Между тем, как строки

"...Разгребая эпоху, луч не находит нас.
Все, что я различаю - середина века, Сибирь,

матерьяльность отчаянья, пыль изо всех дыр..." это, действительно, какое-то материализованное отчаянье и, так сказать, воплощенная неспособность автора написать не "бродское", а собственное стихотворение, призрачно присутствующее, кстати, и в этих страшноватых "саночках", и в "вывернутом наизнанку тулупе" и в "руке, трогающей ребра труб".

Но если с чужими ритмами все более или менее ясно, то с невнятностью дело сложнее. Прокопьев ставит в заслугу Птитарм "отсутствие страха перед перспективой быть не понятым родной страной", очевидно имея в виду архетипическую ситуацию "поэт и толпа" : мужественное нежелание поэта подлаживаться под тех, кто "плюет" на его алтарь и " в детской резвости колеблет" его компьютер. Прекрасно! Такая позиция, действительно, не может не вызывать уважения, как и то, что Птитарм предпочла зарифмованным "рассказикам" о вещах близких и всем понятных стремление дотянуться с помощью собственно поэтических средств до чего-то намного более таинственного и в конечном счете значительно более интересного. Но здесь-то и начинаются проблемы, поскольку такая "небытописательская" поэзия - вопреки распространенной практике - вовсе не синонимична поэзии "темной" и требует не меньшей, а большей отчетливости и прозрачности, Случайные метафоры и размытые смыслы тут совершенно не допустимы. Читая стихи Птитарм, я невольно вспомнил замечание Льва Шестова о том, что гораздо больше, чем быть не понятым, писатель боится быть понятым. Не стоит этого бояться!

Мне хочется пожелать Птитарм большей собранности /в мандельштамовском смысле этого слова(помните, он говорил, что именно собранность является величайшей добродетелью лирического поэта?)/, которая неизбежно приведет к большей внятности, и дальнейшего развития поэтического слуха, что попоможет избавиться от явных и неявных заимствований. Остальное приложиться.

Дмитрий Веденяпин