Станислав Лебедев

Несносный Наблюдатель или Синие Глаза Огородов

(о "Моторчике" Юрия Нечипоренко).

Задача рассказа Юрия Нечипоренко понятна сразу - это попытка воссоздать прошлое, с деталями и нюансами, почти неуловимыми движениями души взрослеющего мальчика.

(Я не в восторге от таких произведений, весь эффект которых заключается в реакции некоего гипотетического читателя - а вот и у меня было тоже самое! Как это он точно подметил! Об этом писал А.С. Пушкин: "Стерн говорит, что живейшее из наших наслаждений кончится содроганием почти болезненным. Несносный наблюдатель! Знал бы про себя; многие того не заметили б".)

Все верно, и о моторчике и о прочем, сужу из своего жизненного опыта.

Тем не менее, в рассказе есть и другой вектор, не сразу воспринимаемый, поскольку автор говорит о нем как бы сквозь зубы, словно сам для себя не определил, как же ему относится к затронутой сексуальности, и как это все изложить в ностальгическом ключе.

Вульгарный фрейдист непременно бы отметил явные и прямые отсылы к классическим символам - "железная штука" между ног "размером с курицу", "чуть больше человеческого сердца", "лошадиная сила, вмонтированная в железку". Волшебное чувство потока, полета, качели (!) и тп.

Не смотря на вульгарность подобного подхода, он помогает понять, почему вдруг герой рассказа охладел к "моторчику" -

"Время это закончилось внезапно и необъяснимо. Меня вдруг начисто перестало интересовать все, связанное с моторами".

Появляется другое увлечение, Вернее, два - "спорт и нежность". Со спортом понятно - сублимация юношеской гиперсексуальности. Символ "моторчик", замещается конкретным сексуальным объектом (да простит меня автор) - это Ольга.

Автор верен себе, он не оставляет фрейдистских мотивов. И вот появляется абзац о туалете, мотив "табуированности", запретности (прямо по учебнику) -

"Только раз я видел ее во гневе - когда мой одноклассник, носящий невероятную фамилию Липодат, как-то умудрился заглянуть в туалетную команту, где находилась в этот момент она. Липодат тут же бросился рассказывать об этом мне - и в этот самый момент мимо нас прошествовала разьяренная Ольга: ее глаза были особенно ярко невидящими тогда, она презрительно не замечала нас, еще сильнее не замечала, чем прежде! Ее страсть к туалетной комнате я знал - и вертелся у спортзала, где и находился тот злополучный туалет, где любила бывать на переменках моя богиня. Ничего особенного не заметил господин Липодат, все это было обычной школьной хохмой. Туалет этот был особым, без знака на двери - им могли пользоваться девочки и мальчики, учителя и спортсмены. Негласно считалось, что это туалет директорский, он имел высокий статус - может быть, потому, что в нем водилась туалетная бумага висело зеркало над чистеньким рукомойником, в то время как прочие коллективные сортиры были лишены лоска?"

Но совершенно не понятно, что значит фраза:

"Ее страсть к туалетной комнате я знал - и вертелся у спортзала, где и находился тот злополучный туалет, где любила бывать на переменках моя богиня".

Что хотел сказать автор? В чем, собственно, заключается страсть? В контексте любовной истории это двусмысленно. Да и вообще, страсть к туалетной комнате - звучит как-то странновато.

В попытке поймать ускользающее прошлое, автор, к сожалению, являет все трудности, которые, мне кажется, он не смог преодолеть. Необходимость не пропускать детали, вступает в противоречие с романтическим настроем, отчего неловкость, проявляемая в канцеляризмах и провалы стиля особенно видны - вдруг ни с того ни с сего в тексте появляется кусок научно-популярной статьи -

"Где-то здесь, в южнорусских степях, человек приручил коня. Было это неколько тысяч лет назад - и с этого момента начинает свой отсчет история культуры. Культура - это умение сопрячь свои силы с силами природы: с зверями и растениями, с конем и зерном. Недаром символом искусности, и хранителем древних знаний был Кентавр, символом вдохновения - крылатый конь Пегас". Или -

"Она могла встретится мне через год в городской поликлинике - но там девушка, неотличимая от Ольги, громко смеялась и шутила с парнем - и я отмел ее кандидатуру на роль богини." (курсив мой -С.Л.). Или -

"Директор школы, человек вежливый и тактичный, как-то при встрече намекнул моему отцу, что я рискую потерять лицо" (курсив мой -С.Л.). Или -

"Ездили мы порой в отдаленные и опасные места, на окраины города, где водились злые мальчишки, склонные к хулиганству" (курсив мой -С.Л.).

Канцеляризм, который автор мнит иронией, на самом деле разрушает доверие к рассказу, потому что принадлежит не мальчику, а взрослому дяде, появление которого в тексте рассказа ничем не оправдано, эти персонажи не могут существовать в одном времени и пространстве.

Тщательность в воспроизведении деталей разрушает флер, туман, саму ауру прошлого.

Я удивлен, да тот ли это автор, что так хлестко, весело и ярко рассказывал об "Аспиранте на Фортране"?

О чем же, все-таки, пишет автор? Автор пишет, по сути, на тему инициации.

А.Долинин, в послесловии к антологии американской новеллы ХХ века, приводит следующие цитаты:

В литературе США широчайшее распространение получает так называемая "новелла инициации" или "новелла узнавания", в которой "обычно изображается движение персонажа от невинности к знанию. Говоря языком теологии, он узнает или познает зло. В терминах же более секулярных - познает ограниченность природы (настоящее), так и мифа (прошедшее)" (R.B.West,Jr. The Short Story in America.1900-1950.Chicago, 1952. p.96).

Поэтому типичный герой американской "новеллы инициации", однажды выйдя за пределы "устоявшегося мира", очень редко мирится с новым статусом, который уготован ему по возвращении; чаще он выбирает себе роль одиночки, изгоя, бунтаря, тоскующего по утраченной "невинности духа"; как заметил Р.Льюис, он не возвращается в общество, а, постигнув его природу, уходит из него. (R.B. Lewis. The American Adam. Innocence, Tragedy and Tradition in the 19^th Century. Chicago-Lnd., 1971. P.115).

Подобными инициационными мотивами пронизаны буквально все новеллы Э.Хемингуэя о Нике Адамсе ("Индийский поселок" - символическое путешествие в другой мир через озеро, познание тайны рождения, смерти, страдания. "Какими вы не будете" - Ник вернулся, пройдя через смерть и утратив невинность. Т.е. - существование в старом мире, путешествие, изменение героя, возвращение в старый мир, отторжение старого мира)

Подобную схему, достаточно безыскусно, воспроизвел, что называется под копирку, С. Магомет в рассказе "Вышел месяц из тумана", на который я написал рецензию в "РП".

Ю.Нечипоренко в своем рассказе как будто затрагивает тему инициации - и не доводит до логичного финала, как будто пишет о мальчике на велосипеде с моторчиком - и не завершает истории, как будто рассказывает о любви - и заканчивает ничем.

Автор пытается совместить две задачи, которые совмещать, я думаю, не стоит изначально, - строить рассказ на сюжете и настроении.

Ю.Нечипоренко совместил - ностальгию по детству и историю юношеской любви (вот она, тоска по утраченной невинности!), юношеской сексуальности и инициации, истории спортивного роста, и так далее, скрепив (достаточно ловко - мне понравилось) две главные истории последним абзацем, избавив от мучительного вопроса, - почему эти истории связаны между собой?

С одной стороны ощущение незавершенности, миража, вызывает чувство раздражения, с другой стороны, как будто работает на создание особого ностальгического настроения. Что ближе читателю - решит сам читатель.

Ю.К. Олеша, якобы, говорил В. Катаеву, что любой рассказ спасет последняя фраза. Можно написать что угодно, но если в конце поставить - "А вслед ему глядели синие глаза огородов" - рассказ спасен. И все же рассказ Ю.Нечипоренко заслуживает внимания не только из-за последнего абзаца.

11.03.2000

Ирина Арзамасцева

Ударим автопробегом по триллерам Стивена Кинга

(о творчестве Юрия Нечипоренко)

Юрий Нечипоренко пишет прозу и занимает пост литературного редактора в журнале для подростков Пампасы. Его виртуальную тень можно встретить также в зарослях русской части Интернета. Он двоится, троится и отражается в персонажах своих рассказов и романов. Более чистое отражение все-таки в рассказах. В романе оно получается смазанным из-за слишком быстрого мелькания событий и деталей.

Вообще мотоциклетная скорость полета глаголов характеризует речевой стиль Ю.Нечипоренко точнее всего. На такой скорости порой происходят мелкие поломки (вроде путаницы надел - одел, неакадемичных выражений у меня начались видения, рыскать глазами и руками), но Нечипоренко доведет повествование до финиша прежде, чем неспортивный читатель протрет очки.

Однако нарушать правила дорожного движения в отношении забредших в повествование персонажей никому не позволено. Автор думает, что он раскатывает на джипе по безлюдной пустыне, а между тем список жертв растет. В рассказе Шипка герой-рассказчик со вкусом повествует о том, как в восемь лет он бросил курить, к концу рассказа напрочь забыв, что курили-то они на пару с Гришкой. Где ты теперь, Григорий? Бросил ли ты курить или твои засохшие почернелые легкие теперь совсем не похожи на что-то вроде дерева с миллионом нежных листиков, которое растет и дышит внутри нас?.. Куда автор дел труп несчастного персонажа, зашедшего в сортир, на чердаке которого двое пацанов баловались Шипкой? Они понимали, что им угрожал (опять поломка в глагольной системе) крупный нагоняй от старших, вот вам и мотивировка убийства... Но автор, сбивший Неизвестного Персонажа, промчался мимо, а дети-герои оттащили труп с дороги, чтобы подслеповатый читатель ничего не заметил.

Помнится, саму Агату Кристи исключили из клуба писателей-детективистов за то, что она негуманно обошлась с одним из своих убиенных: потрясенный читатель вдруг обнаруживал, что это он виновен в смерти персонажа.

Итак, юридический прецедент есть, Юрий Нечипоренко на месте. Пусть даст ответ, что произошло в рассказе Страшный дядька с мамой, соседями, а также с героем-мальчишкой. Куда делся сам страшный дядька, и кто скрывался под его маской? Что за подозрительная ангина у ребенка, да еще с галлюцинациями на фрейдистский сюжет папанаработе, вдомприходитдядя, умамышары? Ребенок бежал по ледяным лужам в одних носках, папа ушел на обрыв связи, от него зависит жизнь и спасение (тут что-то не так с существительными), а есть ли у него алиби на момент покушения?

Земля уходит из-под моих ног. Я сползаю на диван. Где это мы? - в поле чистом, у рождественской елки в гостиной или около иллюминатора? А-а, это у нас ангина с галлюцинациями...

Но видения побоку, главное - что с мамой и соседями? Молчит автор, темнит до конца рассказа, а сыночка мамина и папина пугает своим рассказом до такой степени, что мальчонка в чем был убежал, бросив маму наедине со страшным Дедом Морозом.

Так на полном ходу исчезают навсегда персонажи, летят из-под колес осколки лексики, клубится пунктуационная пыль, не подметенная вовремя корректором. Но в чем Ю. Нечипоренко силен, так это в умении держать дорогу и выжимать из механизма интриги максимум. Ему бы не велосипед с моторчиком (ах, как вкусно он его изобразил, а заодно и воздух времени, когда это чудо техники было символом юности), а машину покрепче, чтобы детали на ходу не сыпались, да освоить навык торможения на поворотах фабулы.

Между прочим, Стивен Кинг, попавший в автодорожную историю, пока отказывается писать свои знаменитые триллеры. Случилось это с ним 13-го числа на пустой дороге, гулял себе краешком... Никак персонажи мстят. А уж он-то с ними возился, никто не остался без внимания и соответствующей площади текста.

Ю. Нечипоренко еще в 1998 году выступил с романом Инициация в Юность ( 5) (На самом деле, там была опбликована только первая часть, а полностью роман опубликован в Русском переплете под названием "Пенки" - прим. ред.). Тогда редакция Юности в полном составе занялась исследованием тайн: Великие Тайны Планет, Большие секреты кардинала Ришелье, странные случаи из жизни давно и далеко живущих людей...Номер открывает детские секреты окружающего мира на каждой почти странице.

Вот и роман Ю. Нечипоренко Инициация преподнесен читателям как посвящение в Тайну. Название его маняще красиво (а для некоторых непонятно), Инициация значит Посвящение (был в древности обычай испытывать отроков страшным и трудным, чтобы доказать они могли право на взрослость). При этом Инициация - Посвящение действительно имеет обычное посвящение. Посвящается слепым - гласит оно. Это уже тайна, так сказать, второй степени. Реальные ли слепые имеются в виду, или это аллегории, скрывающие от недогадливых читателей, что не видят неприглядных истин мира, вроде той, что открывается в первой же главе: Коктебель был прекрасен, а стал ужасен, и негде теперь интеллигенту перемежать чтение с прогулками до утра. Впрочем, краешек завесы над посвящением приподнят: Слепые - одна из двух арт-групп (не путать с группой Пища богов), чьи атрибуты и образы были использованы автором. По логике и справедливости, посвящения должны быть удостоены и боги, чья пища пришлась по вкусу Ю. Нечипоренко.

А вот и сам автор на фотографии: удвоен, утроен, лицо с портрета смотрит с тяжелой задумчивостью в затылок себе самому, а на лице-то - маска! а за спиной-то - хвост! (хвоста не видно, но верю, верю!..). Тем более, что с других фотографий смотрит Она: в глазах - тина, в руках - маузер, шея голая.

Читатель попадает в тайны, как птичка в силок. Шесть пуль в неизвестном: Как вспомню, сердце кровью обливается. Где-то в середине повествования какой-то подозрительный пахан объяснит скороговоркой, за что его и как, но к той главе читателю будет не до убитого. Если ему сказать, что мужик и не умер, а уехал восвояси, отдохнувший и поздоровевший, то было бы еще лучше. Но это пока не Тайна, а так, попутная информация, не имеющая особой ценности.

Отцу и сыну не дает покоя реальный феномен, наблюдаемый в закусочной Фелисита: Как посетители могут разговаривать и заказывать выпивку? Как их слышат официанты?.

А мне не дает покоя вопрос: все ли в порядке с мальчиком? Он странно реагирует на музыку, красивых женщин, здоровым радостям юга предпочитает чтение книг по ночам.

Впрочем, с ним не скучно, и повесть дочитана до конца очень быстро.

Итак, ударим автопробегом по триллерам Стивена Кинга!

27.02.2000

Вячеслав Румянцев

Рыжий сенатор.

Интереснейший опыт своеобразного беллетристического исследования жизненного пути одного из наших современников. С самого момента рождения прослежены все трансформации обычного, казалось бы, советского во всех отношениях человека. Кто был ничем, то стал сенатором и лицом, приближенным к импера… к президенту. Сюжет - он же сама жизнь.

Кто такой этот рыжий сенатор? Вместо "рыжий" можно подставить какой-нибудь условный образный синоним вроде "лопоухий", например. А использованную для персонажа фамилию Мостовой (сборщик налогов на мосту) можно истолковать как профессию, - главный мытарь страны. А тогда уже несложно будет догадываться... да не нужно этого. Неважно, кто он на самом деле, какая его настоящая фамилия, кто явился прообразом. Речь не о политике и даже не о человеке. Речь идет об эпохе, которая, вроде бы, прошла. Произведение выполнено не совсем в традиции русской беллетристики (тут почти публицистика, почти, но…). Не прошло не то что бы ста лет, но и вообще ничего не прошло с момента последнего назначения главного персонажа в государственной номенклатуре. А уже повесть написана про это. Почему автор пошел на такой шаг? Да потому что не в Мостовом дело, а в нас.

"Летун", сменивший десятки профессий и мест жительства успел недолго побывать в каждой ипостаси, и читатель неизбежно столкнется с легко узнаваемыми переживаниями, которые экономно, но ярко нарисованы в повести. Политические страсти начала перестройки захлестывали многих из нас. Так что весьма и весьма узнаваемые эмоциональные состояния мы видим у главного героя и у сопутствующей ему переменной свиты. Что же сказать еще об этой повести? - Прочитайте ее, загляните в зеркало, - узнайте себя.

А пару слов про авторский язык сказать все же стоит.

Повесть была мне представлена как то ли детская, то ли подростковая. Но вот тема мне таковой не показалась вовсе. Провести корректную выборку при опросе детей я не мог, но детской, повторюсь, эта повесть мне не показалась. Вот язык? - Да. Есть в нем дидактически выверенные приемы, обращения к читателю (обращения с читателем). Но почему же обязательно детская? Дидактика и в отношениях со взрослыми требуется. Как говаривал наш общий советский дедушка Ленин: "Воспитывать народные массы на их собственном опыте". Вот и получается такое воспитание. И мы, прочитав повесть, зададимся теперь вопросом: зачем мы так всерьез воспринимали эту запоздалую революцию со свержением номенклатуры. Она нас раздражала? Но ведь номенклатура (и это справедливо замечает автор) - образ нашей мысли, неотъемлемый атрибут. Мы без нее не можем. Мы ее снова и снова воспроизводим. Чего мы добились своей революцией? - Мостовой, наконец, попал в нее, в номенклатуру… А мы? - А мы читаем повесть про это.

Так я хотел сказать об авторском языке. Да, он есть. Игра словами, точнее их содержаниями, придает повествованию легкость. Из словесной игры рождаются особенности композиции. Игра продолжается в периодических отступлениях от основной линии повествования и в смене имени героя. Автор как бы говорит нам: не прикипайте к фамилии Мостовой и не ищите ее в справочниках аппарата президента, нет ее там. В себя лучше загляните.

Легкость языка сочетается с ироничностью. Когда читатель вдруг находит в судьбе героя какую-то перекличку со своей судьбой, начинает волноваться по этому поводу, то автор в тот самый момент напоминает своей еле заметной иронией, что не надо так сильно увлекаться собственными воспоминаниями. Мол, в конце концов, это не документальная повесть, а как бы все-таки выдуманная. Этакая сказка про политическую карьеру. Не смотря на важный статус что-то остается несерьезное в главном герое, какая-то насмешка над действительностью. Ее, эту насмешку, читатель постоянно чувствует через авторский язык.

Все-таки взрослая это повесть скорее, чем детская или подростковая.

На что бы я обратил внимание автора, как на недостаток?

Буквально на первой странице читаем: "С монголо-татарской любви начинается история Ига". Мне кажется, что даже в таком нейтрализованном виде не стоит употреблять термин, ставший в XIX веке результатом злостной фальсификации отечественной истории прозападно настроенными представителями российской интеллигенции. Ведь не было никакого монголо-татарского ига! Не надо и слова этого применять (в отношении татар).

А в остальном не считаю возможным критиковать предлагаемую повесть. Ее надо просто прочитать.

Текст повести можно найти здесь

 Две собаки.

Добросовестная зарисовка с натуры, весьма интересная, видимо, автобиографическая, снабженная рассуждениями о существе жизни. Рассказ преимущественно о собаках, но все же больше о людях, о душевных томлениях и о тщетных попытках человека превзойти самою природу (удаление гланд).

Что можно было подумать о рассказе по одному только названию? А на самом деле не про ЭТО. Три женщины - неплохая зарисовка о женщинах, но все три какие-то не совсем женщины по сути своей: одна - каменная Крупская на бульваре; другая - охранница из зоны с внематочной беременностью, способная родить ничто; третья - диссидент, борец за свободу. Первая - подруга вождя, а их ребенок - урод СССР. Вторая - умеет стрелять из пистолета, но ее дитя мертво еще до рождения. Третья - стреляет в режим стихами, за что и погибает. Конфликт рассказа в том, что все три женщины - совсем не женщины.

Образ растрепы диктует соответствующий стиль растрепанного рассказа, в котором суть и конфликт присутствуют, но они неуловимы, растрепаны, ибо невозможно понять, почему же она все-таки съехала из страны. То есть здесь форма изложения и суть адекватны.

Юрий Нечипоренко - представитель интуитивной литературы, наполненной томлением, грустью, но и жизнью тоже. Однако читать приятно, авторский язык прост и понятен.