Издание четвертое, переработанное

и дополненное

Открытие далеко не полного доступа в архивы советской державы позволило лучше понять многие критически важные вопросы в истории СССР ¹ . Касается это и истории политического диктата в советской науке. Российские ученые, особенно биологи лидировали в научном прогрессе в конце XIX-го и начала XX-го веков. И.П.Павлов и И.И.Мечников были удостоены Нобелевских премий, в генетике работало несколько выдающихся школ ученых. Н.К.Кольцов на четверть века опередил научный прогресс, первым предположив, что в хромосомах находятся одиночные гигантские наследственные молекулы, несущие информацию в генах, С.С.Четвериков создал научные основы генетической изменчивости популяций и тем облегчил понимание эволюции на генном уровне, группа А.С.Серебровского впервые показала экспериментально, что гены имеют внутреннюю структуру. Эти примеры могут быть дополнены множеством других. Однако поддержанный партией коммунистов Т.Д.Лысенко добился запрещения генетики в СССР как науки буржуазной и вредной. Затем О.Б.Лепешинская заявила, что клеточная теория не просто ошибочна, но и вредна для СССР, ученые ей возражали, но по команде из ЦК партии их заставили замолчать, а клеточную биологию в СССР запретили на много лет. К.М.Быков, А.А.Асратян и их сторонники начали разрушать достижения физиологической школы Павлова, и будучи поддержанными ЦК партии, добились своего. В результате СССР потерял приоритет в важных направлениях науки.

Долгое время было принято считать, что все эти уродливые тенденции стали возможными в силу поддержки шарлатанов и проходимцев лично Сталиным. Однако сегодня, основываясь на множестве документов, добытых в архивах бывшего ЦК партии коммунистов и в ряде других архивов, можно утверждать, что нельзя списывать все на личный вклад Сталина в эти процессы, что можно видеть, как другие руководители страны, члены Политбюро ЦК ВКП(б) - КПСС, наркомы и министры правительства создавали то, что принято называть коллективной мыслью и волей партии. Гораздо понятнее стала и роль многих предателей науки в сфере самой науки.

Рассказ об этих событиях важен для понимания динамики развития советского общества. Но этот же рассказ позволяет указать на болезненные явления в сегодняшнем обществе и предостеречь от слишком наивного отношения к неминуемым отрицательным последствиям возрождения тоталитарных методов в управлении, а то, что они возрождаются, видно невооруженным взглядом. К тому же приходится с болью сознавать, что в российском обществе так и не сложилось ясного осознания вреда, нанесенного стране и обществу коммунистическим правлением. Многие так называемые патриоты любят вспоминать про гигантские стройки, про военные победы, про развитие индустрии и полеты в космос. Эти люди приписывают успехи страны мудрости коммунистической партии, поддерживавшей все новое и прогрессивное, державшей в узде врагов внутренних и внешних, приведших к расцвету науки и искусство, театр и балет, музыку и кино. Никто не вспоминает сотни миллионов рублей, выброшенных на ветер в голодной послевоенной стране для Сталинского Плана Преобразования Природы. Эти же люди не упоминают десятки миллионов зэков, строивших Днепрогэс, Беломорканал, изуродованные судьбы гигантов науки Кольцова и Четверикова, недолго отсидевших в коммунистических застенках, но десятилетиями подвергавшихся публичным оскорблениям партийцами. С.П.Королев и А.Н.Туполев так и не избавились до конца дней от страха перед тюрьмой, в которую безвинно и несправедливо попали по лживым политическим обвинениям. Их искалеченные судьбы были не частным делом каждого, страна теряла самых умных и продуктивных, а в это время партия восхваляла других. Как раз на примере деятельности Лысенко можно воочию показать сущность вмешательства коммунистов в сферу, где их участия не требовалось, где они нанесли урон, не преодоленный и сегодня.

Парадоксальной стороной сегодняшней жизни в России стало то, что вред лысенкоизма до сих пор здесь не понят, хотя на Западе пример Лысенко стал аксиоматической формулой доказательства уродливости тоталитаризма. Умиление неоцененными трудами шарлатанов было бы невозможно в цивилизованных странах, но еще находит себе лазейки в обществе российском. Ведь до сих пор в России встречаются люди, публикующие статьи о якобы неоцененном современниками положительном вкладе Лысенко в науку, с напыщенным видом разглагольствующие на эту тему с экранов телевизора. Недавно мне прислали несколько номеров газеты, издающейся сегодня коммунистами в Сибири, в которой без тени юмора автор печатала очерки о якобы великом вкладе в науку некоего Геворга Бошьяна, который в 1949 году вызвал гомерический хохот заявлением, что наблюдал своими глазами превращение частиц вирусов в клетки и распад клеток на вирусы "через стадию кристаллов". Тогда этому супершарлатану, провозглашавшему верность марксизму-ленинизму-сталинизму, удалось втереть очки крупным коммунистическим боссам, и с одобрения Политбюро создать секретные лаборатории в Москве по изучению природы вирусов, в которых несколько сот таких же шарлатанов занимались неизвестно чем. С большим трудом после смерти Сталина ученые убедили власти убрать этот "флюс" советской науки. Но, оказывается, безумная чушь и сейчас находит поддержку и рекламу. К сожалению, еще есть люди, которые злопыхают в адрес генетиков. Так, после публикации в "Огоньке" моей статьи "Горький плод" некто В.Молоканов, указавший свой адрес (Москва, ул. маршала Федоренко, д. 6/2, кв. 44), сообщил в редакцию свое мнение: "Советская контрразведка правильно сделала, что разместила перед войной генетиков по тюрьмам. Они готовились сдаться Гитлеру, а в годы войны они передохли". Эти примеры показывают, что рассказ о том, чем действительно занимались Лысенко, Бошьян, Лепешинская, своевременен, что рано думать, будто бы они ушли в небытие и что современный научный прогресс оставил далеко позади себя лженауку.

Настоящее издание сильно отличается от предыдущих большим объемом новых материалов, что потребовало внести несколько новых глав, изменить структуру прежних и усилить аргументацию по главным линиям повествования. При подготовке настоящего издания я воспользовался помощью Ю.Н.Вавилова, В.А.Драгавцева, Э.А.Жебрака, А.Е.Левина, Н.Я.Крекнина, Л.И.Корочкина, К.О.Россиянова , Т.К.Лассан, Д.В.Лебедева, Джошуа Ледерберга, передавших мне дополнительные материалы к книге или помогших в поиске архивных документов, а также советами Е.В.Аглицкого, Марка Б. Адамса, В.В.Власова, Ю.Ю.Глебы, Ю.А.Жданова, Ю.М.Маркиша, Я.С.Юфика. В своей памяти я всегда буду хранить чувство благодарности ко всем им. Выражаю признательность доктору исторических наук В.Д.Есакову за предоставление в мое распоряжение нескольких журналов и книг, опубликованных им в 1991-2000 годах, а также сотруднице архива ВИР З.И.Михайловой, помогавшей в поиске материалов для данного издания. Частично работа над книгой была поддержана компанией "Айкон Джинетикс", которой я искренне признателен за помощь. Неоценимую помощь оказала мне моя жена Н.И.Сойфер, которая сделала много замечаний по тексту книги.

Март 2001 года, Фэйрфакс (США)

Обстановка террора, развязанного властями в Советском Союзе сильнейшим образом повлияла на мышление и поведение жителей страны. Все были запуганы безжалостной системой репрессий, к концу 30-х годов люди стали скрытными, закомплексованными и часто лживыми. Слов правды, идущих вразрез с политическими декларациями лидеров, старались не произносить, а постоянная и часто откровенная ложь на страницах главной газеты - будто в насмешку названной "Правдой" - входила в сознание людей, будучи повторенной тысячи раз.

После смерти Сталина в марте 1953 года люди начали осторожно освобождаться от гнета страха. Инициированию этого процесса сильно помогло выступление Хрущева с разоблачениями "культа личности Сталина". Период раскрепощения общественной и индивидуальной мысли был метко назван писателем Ильей Эренбургом "оттепелью". Мое повзросление пришлось как раз на эти годы, и я думаю, что не только в силу личных свойств характера, но и в результате заметных изменений в общественном климате многие из моих сверстников оказались менее запуганными, чем их старшие родственники. Мы еще верили свято в идеи коммунизма и воспринимали как должное поношение капитализма и объявленного властями главного врага советской страны - Соединенных Штатов Америки. Но "крамольных" по тем временам мыслей мы уже от себя не гнали и думали определенно более свободно. Наверное, поэтому я и был открыт для встреч и знакомств, в том числе с людьми, коих ранее многие избегали.

Самой важной встречей, определившей вектор моего будущего развития, стало знакомство с основателем генетики в России - Сергеем Сергеевичем Четвериковым. После ареста по политическому обвинению в 1929 году Четвериков был сослан на Урал, а по прошествии 5 лет ему не разрешили вернуться в Москву. Так он оказался в Горьком (сейчас Нижний Новгород), где стал работать в университете. В 1948 году Четверикова, как и большинство других советских генетиков, выгнали с работы. С тех пор опальный профессор жил в уединении и вскоре ослеп.

Первая встреча с ним произошла в 1955 году, через год после окончания мною средней школы в городе Горьком и поступления в Московскую сельскохозяйственную Академию имени Тимирязева. Один из доцентов Горьковского университета, Петр Андреевич Суворов, привел меня к Четверикову домой, когда я приехал в Горький на летние каникулы. В каждый из моих последующих приездов мы проводили вместе дни и вечера и подружились.

Моральный облик потомственного дворянина Четверикова оказал на меня огромное влияние. Сын миллионера, в молодости разделявший социалистические идеи, от которых сама жизнь его отвернула, Сергей Сергеевич после революции вынужден был познать и бедность, и незаслуженную ссылку, и предательство учеников и друзей.

Четвериков как-то незаметно и в то же время быстро помог мне познакомиться с многими другими выдающимися генетиками. Я думаю, что и для них контакты с молодежью были тогда очень важными - ведь генетика еще так и оставалась в середине 50-х годов наукой запрещенной. Эти люди осознавали, каким тяжелым оказался для Советского Союза груз ошибок Лысенко, поддержанного партийными руководителями страны. Благодаря новым связям, я естественно, без особых с моей стороны усилий, узнавал из первых рук детали разгрома генетики, которые позже так пригодились при работе над книгой.

Одновременно я не мог не видеть, как от навешивания политических ярлыков страдали генетики, как они отстаивали свои научные позиции, как боролись за то, чтобы наравне с другими участвовать в жизни общества, каким благородством были пронизаны их слова и действия.

Противный лагерь - сторонников Лысенко - стал мне приоткрываться в 1954-1957 годах, когда я учился в Тимирязевке. Я описываю в книге мои встречи и долгие беседы с Лысенко, которые мы вели, пока я был студентом. Сам он казался мне человеком малосимпатичным, но по-своему интересным. Его по-крестьянски простецкая речь, логика, построенная на поверхностном сравнении предметов и явлений, разительно отличались от логики генетиков. В то же время он был изощрен в понимании извивов политики коммунистов, то есть в той сфере, в которой многие другие ученые проявляли слабину.

В 1957 году я познакомился с физиком Игорем Евгеньевичем Таммом и с его помощью перешел учиться на кафедру биофизики физического факультета Московского университета, а затем - в 1961 году - в аспирантуру Института атомной энергии. В те годы физики в СССР были в большом почете. Хотя в сталинскую пору нашлись политиканы, требовавшие запрещения в СССР теории относительности и ряда других физических дисциплин, физики избежали участи генетиков или кибернетиков и не были разгромлены, так как могущество государства стало зримо зависеть от атомного оружия, атомной энергии, полупроводников. Именно физики старались возродить в СССР генетику. Будущие нобелевские лауреаты И.Е.Тамм, А.Д.Сахаров, Н.Н.Семенов, П.Л.Капица начали активно поддерживать генетиков.

После защиты кандидатской диссертации я работал сначала в Академии медицинских наук, а затем в Академии наук СССР. В 1970 году меня пригласили в Академию сельскохозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ), где я участвовал в создании нового института - Всесоюзного НИИ прикладной молекулярной биологии и генетики. Начиная с 1938 года, ВАСХНИЛ стала почти на три десятилетия вотчиной Лысенко, домом родным для его сторонников. Годы работы в ВАСХНИЛ помогли мне узнать как многих приближенных Лысенко, так и тех партаппаратчиков, которые поддерживали его на самых высоких уровнях в партийных и государственных организациях.

Теперь надо остановиться на том, каким образом у меня появились горы документов и письменных материалов о той поре. Одна из отличительных черт советского уклада жизни заключалась в отсутствии того всепроникающего глаза юристов в любые стороны жизни, который так характерен для сегодняшнего американского общества. В СССР в повседневной жизни люди прибегали к помощи юристов лишь в одном случае - судебном преследовании. Во всех остальных случаях каждый должен был сам строить свою самооборону, а, значит, запасаться справками и копиями разнообразных документов. В результате каждый человек обрастал за свою жизнь солидным архивом, содержащим подчас уникальную информацию. Так и я собирал разные документы, касавшиеся сначала моей собственной персоны, а затем всего, что касалось истории генетики. С 1965 года я стал публиковать статьи, а затем и книги по истории генетики, а это влекло за собой расширение поиска старых документов.

Поскольку я знал многих генетиков старшего поколения, я нередко расспрашивал их о тех или иных событиях, и почти всегда мне удавалось найти кого-то, кто хранил в своих домашних архивах копии протоколов ученых советов, стенограммы выступлений на конференциях и совещаниях, копии приказов директоров институтов и пр. и пр. Таким образом для многих событий, описанных в книге, я смог найти обширные, подчас исчерпывающие материалы и документы, не прибегая к поискам в государственных архивах. Часть материалов я все-таки сумел получить из архивов, прежде всего ВАСХНИЛ и прежнего Министерства сельского хозяйства. Получил я также доступ к архиву Горьковского государственного университета, что было важно для описания судьбы Четверикова. Папки мои разбухали, но времени на выполнение больших проектов по истории советской генетики не было.

Однако в конце 1978 года все мое время стало свободным: власти узнали, что участвую в правозащитной деятельности, у меня сначала возникли трудности на работе, а затем я потерял ее вовсе ¹ . Чтобы хоть чем-то себя занять, я решил работать над книгой о Лысенко и лысенковщине.

КГБ, разумеется, знало о том, чем я занимаюсь. В квартирах моих соседей, как я узнал, поставили подслушивающую аппаратуру, всю мою переписку перлюстрировали, значительная часть корреспонденции вообще исчезала. Меня не раз под конвоем милиционеров доставляли на "беседы" с представителями КГБ, где открыто угрожали. Но и я теперь был начеку.

В 1983 году я закончил первую редакцию книги и сумел переправить ее на Запад. Теперь можно было вздохнуть свободнее, и я начал давать читать рукопись кое-кому из коллег. И тут сработала так важная для меня обратная связь. Многие ученые, особенно биологи старшего поколения - В.П.Эфроимсон, В.Я.Александров, Д.В.Лебедев и другие - снабдили меня огромным количеством нового материала. Я засел за вторую, а затем в связи с поступлением все новых материалов за третью, четвертую и, наконец, седьмую редакцию книги. В 1986 году профессор Питер Дэй, руководивший тогда Американским обществом генетиков, взял последнюю редакцию книги и передал ее в Издательство Ратгерского университета в штат Нью-Джерси, США.

В те годы я все более и более активно участвовал в правозащитном движении: собирал информацию о преследованиях в СССР ученых и евреев-отказников, старался передавать эту информацию на Запад, участвовал в "Эмнисти Интернейшионал".

Часто я задавал себе вопрос, почему, несмотря на постоянные запугивания и угрозы ареста, власти этого не сделали? Ведь многие из моих знакомых оказались за решеткой за действия, сходные с моими. Я вижу только один ответ на этот вопрос: за нашей судьбой следили на Западе, и это защитило нас от дальнейших преследований. А связи с Западом у нас в те годы ширились. И ранее, когда я был преуспевающим официальным ученым, и тем более в то время, когда меня по политическим мотивам выбросили с работы, я старался поддерживать контакты со свободным миром, не только с учеными, но со всеми, кто готов был со мной дружить. Именно поэтому я не отказывался от приглашений на приемы в посольства США, ФРГ, Великобритании и Нидерландов. Мы часто проводили вместе время с замечательными дипломатами, работавшими тогда в Москве, и их семьями, у нас дома постоянно бывали корреспонденты газет, журналов, телевидения, американские, голландские, немецкие, английские парламентарии и сенаторы посещали меня в каждый из их приездов в СССР. Власти знали о наших беседах с тогдашним Государственным Секретарем Джорджем Шульцем и его заместителями Ричардом Шифтером и Полом Вульфовцем или многочасовых обсуждениях с Робертом Кэннеди, Джеком Кемпом, Деннисом де Консини, Патришей Шредер и другими.

Первый отрывок из этой книги появился в печати в самиздатском сборнике, посвященном 60-летию Андрея Дмитриевича Сахарова в 1980 году ² (позже этот сборник был опубликован на многих языках, в том числе на английском ³ ). Собственно говоря, именно эта публикация была использована как один из формальных мотивов для моего увольнения с работы. В 1986 году несколько глав книги были опубликован в парижском "Континенте" ⁴ . В 1987 году редактор журнала "Знамя" Г.Я.Бакланов подписал со мной договор об издании журнального варианта книги, но тогда КГБ воспрепятствовал этой публикации, и Бакланов с этим смирился. Однако статья о Лысенко, содержавшая куски из книги, была опубликована в журнале "Огонек" ⁵ , самом читаемом тогда в СССР. В это время на дважды повторенную М.С.Горбачеву просьбу президента Рональда Рейгана разрешить нашей семье выехать в США, наконец-то, был получен положительный ответ, и нас даже начали торопить с отъездом. Главный редактор "Огонька" В.А.Коротич передал мне просьбу М.С.Горбачева обратиться к нему с письмом, в котором я попросил бы сохранить нам гражданство (что я немедленно сделал). Но выяснилось, что моими публикациями недоволен секретарь ЦК партии Е.К.Лигачев, и он оказался сильнее: Хотя в начале, как того хотел Горбачев, нам разрешили уехать с советскими паспортами, через две недели по требованию Лигачева решение о сохранении паспортов было отменено, нас лишили гражданства, и в марте 1988 года мы уехали в США как политические беженцы. Насколько я знаю, это был последний случай лишения гражданства диссидентов в СССР. Но и на этом Лигачев не успокоился. По его требованию "Огонек" был вынужден опубликовать серию откликов на отрывки из моей книги ⁶ . Вскоре на Х1Х Всесоюзной партконференции, задуманной Горбачевым как съезд, призванный реформировать партию, один из членов ЦК партии - 1-й секретарь Ростовского обкома партии Б.Володин произнес речь, в которой назвал меня предателем родины и дезертиром с битвы за перестройку ⁷.

Большой отрывок из книги появился в 1988 году в американском журнале "Проблемы Восточной Европы" ⁸ . В 1989 году британский журнал "Nature" ¹⁰ напечатал мою большую статью, основанную на материалах этой книги, другой отрывок из нее появился в мюнхенском журнале "Страна и мир" ⁹ . Полностью русский вариант книги был опубликован в 1989 году в США под названием "Власть и наука. История разгрома генетики в СССР" в издательстве "Hermitage" ¹¹ . Второе издание на русском языке вышло в свет в России в 1993 году в издательстве "Радуга" ¹² . Для настоящего англоязычного издания книга существенным образом переработана и сокращена.

В заключение хочу подчеркнуть, что тяжелое наследие лысенкоизма заключается в том, что во многих российских университетах и институтах работают по-прежнему приверженцы идей Лысенко, что не может не отражаться на уровне преподавания и на воспитании новых биологов. Известно, что труднее всего изменить ментальность людей, и мне хочется, чтобы моя книга способствовала не только сохранению памяти об ушедшей эпохе, но и помогла людям бороться с тенями прошлого. Это так важно в сегодняшней России, повернувшей, наконец-то, к свету демократии и трудной дорогой идущей к тем идеалам, которые в течение многих десятилетий попирались властителями этой великой страны.

Валерий Н. Сойфер

профессор, директор лаборатории молекулярной генетики Университета имени Джорджа Мейсона

Январь 1993 года

Не безнадежное ли это дело - тщиться восстановить не просто события давно минувших лет, а атмосферу ушедших дней? Можно ли надеяться правдиво рассказать о жизни героев тех лет, жизни звонкой, видной - и, одновременно, страшной, кровавой?...

Признаюсь, в начале работы над книгой не о том я заботился, и не эти мысли одолевали меня. Итоги случившегося в СССР и схема событий казались мне ясными, и все время я употреблял на поиск фактов, кои бы наполнили схему содержанием. Я засиживался в библиотеках, вдыхал пыль истлевающих страниц, с жадностью набрасывался на пожелтевшие от старости документы, иногда счастливо попадавшие мне в руки, записывал рассказы очевидцев, которые воспоминали... Их седые головы порой тряслись, но очи блистали, горели яростью. Многие из этих людей жаждали отмщения. Причем роли со временем явственно менялись. История делала очередной поворот, и теперь с обеих сторон слышалось бряцание оружием. Отмщения искали и те, кто был некогда унижен, и те, кто тогда унижал, а теперь терял силу.

Мои папки разбухали от бумаг, выписок, копий документов, фотографий. Главный герой книги - Трофим Лысенко - живой и язвительный, восставал во всем блеске. То он клеймил противников, то хвастался успехами, то излагал свои, далекие от научных, взгляды. Я познакомился с академиком Лысенко лично в ту пору, когда он уже потерял зверскую силу и лишь пытался запугать окружающих своим видом. Мне посчастливилось найти старые фотографии, запечатлевшие моменты, когда Лысенко выступал перед главным коммунистическим вождем Сталиным, когда он объяснял что-то ему: оба были увлечены... Атмосфера тех дней начала материализоваться, герои снова двигались, как живые, - в живой, всамделишной жизни.

И когда я добился этого воскрешения, когда из небытия, из потускневших строк, пыльных страниц, фотографий, кинопленок восстали и академик Николай Вавилов - плечистый красавец с бархатным басом и академик Трофим Лысенко - сухой как жердь, сутулившийся с детства, с его застуженным сиплым тенором, когда задвигались, заговорили, перебивая друг друга, окружавшие их люди, создававшие соперничавшие хоры... вот тогда мне стало совсем трудно, а порой бывало и жутко. Борение страстей заслоняло порой факты, и буквализм исследователя, бесстрашно следящего за развитием действия, естественно уступал место иному стремлению. Тогда я подумал, что может быть было бы лучше отойти от утомительного следования за цитатами и событиями и обратить основное внимание на описание характеров и обстоятельств.

Но потом я понял, что не имею права лишать читателя возможности самому нарисовать желанную картину, самому воссоздать хронику из этих тысяч цитат, что без них я рискую утерять доказательность, утратить доверие читателя, хотя, разумеется, число тех, кто захочет скрупулезно следить за перипетиями борьбы в науке, явно меньше числа тех, кто предпочел бы сюжетное повествование с готовыми выводами.

Для всякого пишущего желание донести свой труд до максимального числа читателей вполне понятно, и все же я решил, что избранный мною первый путь предпочтительнее и что, не потакая нетерпеливым, я допускаю меньший грех.

Вот в таком виде я предаю гласности свой труд с описанием истории партийного буйства в советской биологии.

Октябрь 1987 года. Москва

"Концлагерями, голодом, войной

Вдруг обернулась Марксова химера".

С.И.Липкин. Современность (1).

Ф.М.Достоевский. Бесы (2).

После ноябрьского переворота 1917 года, осуществленного коммунистами, в России сложился новый общественный порядок и была укоренена новая система рекрутирования научной и технической интеллигенции из так называемых неэксплуататорских классов.

Наиболее открыто природу этого варварского отношения коммунистов к интеллигенции старой выучки и рецепт формирования "красной" интеллигенции выразил еще до ноябрьского переворота 1917 года вождь нового общества В.И.Ленин (Ульянов). Обдумывая в августе-сентябре 1917 года будущее государственное устройство России, Ленин, повторяя тезисы Маркса, сформулировал свои взгляды в написанной в эти дни книге "Государство и революция". Коммунистический вождь заявил, что никаких хлопот с "господами интеллигентиками" после захвата власти не будет - подразумевалось, что они поголовно и без сопротивления перейдут в услужение новой власти:

Утопичность ленинского рецепта выяснилась сразу после ноября 1917 года. Большинство представителей интеллигенции не стало "работать еще лучше, подчиняясь вооруженным рабочим". В первые же месяцы коммунисты убедились, насколько они ошибались, надеясь на безропотную поддержку интеллигенцией их власти, ее "имманентную" приверженность к услужению.

Бухарин несомненно хорошо знал положение дел и говорил правду. Сходные высказывания можно найти и у Ленина. Но в чем была причина такого поведения интеллигенции? Произошло это не потому, что образованным слоям российского общества была чужда революция. Демократические традиции, вера в торжество разума, законности, уважения человеческого достоинства - укоренились именно в этой части общества. Многие интеллигенты с восторгом встретили переворот. Но первые же действия коммунистической власти показали, что прекраснодушным идеалам нет места в новом правопорядке. Интеллигенция как непролетарская общественная группа была ущемлена во всех правах. В особенности это касалось преподавателей высшей школы, профессоров, ученых. В партийной программе коммунистов было записано:

Само выделение понятия "классовой науки" было демонстративным. Приводя эти слова, некто Дегтярев, заведовавший в 1918 году Отделом высшей школы в газете "Правда", продолжал:

Сообщая с возмущением читателям "Правды" о том, что в Московском университете на юридическом и филологическом факультетах так и преподают, как при царе, юриспруденцию и филологию, историю права и лингвистику, якобы ненужные и даже вредные народу, Дегтярев, возможно искренне не осознавая губительности для будущего прогресса общества своего примитивизма, спрашивал:

Обострению классовой неприязни коммунисты придавали особо важное значение. Они будили низменные инстинкты в необразованных слоях общества, в полном смысле этого слова - натравливали простолюдинов на "господ интеллигентиков", считая, что только так они создадут опору в обществе для своей власти. Но помимо давления идейного существовало давление и вполне материального свойства. Людям "умственного труда" выдавали самый скудный паек (III-ей группы - по трехступенчатой системе, введенной новой властью), причем часто месяцами не платили даже этого жалованья. Например, М.Лигин в том же номере "Правды" за 1 декабря 1918 года жаловался на то, что учителя школ и зубные врачи попали в такое положение.

В этих условиях участь творческой интеллигенции и ученых, в первую очередь, стала трагической. Те же, кто пришли к власти, не хотели, да, впрочем, и вряд ли могли понять это. Необразованность большинства новых руководителей страны вынужден был признать даже сам Ленин. В марте 1919 года на VI съезде РКП(б) он сказал:

Таким образом, обойтись без интеллигенции старой выучки не удалось. Пришлось привлекать ее на службу в широком масштабе, но создать для нее такие условия, при которых не было возможности для проявления приверженности к иным идеалам, кроме идеалов коммунизма, когда оставалось лишь одно: безропотно повиноваться и исполнять приказы комиссаров.

В уже упоминавшейся речи на заседании памяти Дзержинского Бухарин, вспоминая отказ "почти всей интеллигенции" работать при власти коммунистов, говорил, что единственный выход из положения руководители страны видели в принуждении:

Таким человеком стал Ф.Э.Дзержинский, возглавивший специальный аппарат "по борьбе с контрреволюцией и саботажем" - Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию (создана постановлением СНК РСФСР от 7/20/ декабря 1917 г.), имевшую губернские и уездные, а также транспортные, фронтовые и армейские отделения. "В феврале 1918 г. ВЧК было дано право, наряду с передачей дел в трибунал, непосредственно расстреливать шпионов, диверсантов и других активных врагов революции" (12). К числу подлежащих расстрелу относили, в первую очередь (после того как были экспроприированы фабрики и заводы, отнята земля у ее владельцев и разогнаны органы управления), представителей интеллигенции.

говорил Ленин, противопоставляя им рабочих и крестьян (13).

Началась смертельная борьба со всеми интеллектуалами. В качестве внешнего предлога был выставлен предлог сочувствия представителей этой социальной группы к свергнутому строю. Из огульного обвинения вытекала примитивная практика: подозревать в сочувствии к врагам стали всякого, кто имел несчастье родиться в обеспеченных семьях, многих из тех, кто получил образование, приобрел право именовать себя российским интеллигентом.

Закрытие множества газет и непериодических изданий (включая издания социалистических и демократических партий России), запрещение собраний, митингов, демонстраций и другие крутые меры вызвали возмущение многих выдающихся деятелей культуры. Среди них оказались и те, кто был известен своими демократическими взглядами, кто ранее помогал как духовно, так и материально социалистам и коммунистам, и прежде всего "Буревестник революции", много лет передававший партии Ленина и ему самому личные сбережения и организовавший сбор денег в пользу Ленина, - Максим Горький. Он резко протестовал против такого отношения к интеллигенции в газете "Новая жизнь".

Уже через две недели после так называемого Октябрьского переворота Горький писал:

В конце 1917, весь 1918 и вплоть до 1919 года Горький публикует одну за другой статьи, в которых обвиняет большевистскую власть в незаконности террора, подавлении демократии, свобод, постоянно называет новых вождей "нечаевцами" - страшным для русских демократов именем убийцы Нечаева, прототипа героя романа Ф.М.Достоевского "Бесы".

Особое беспокойство вызывают у Горького страшные гонения на интеллигенцию:

Не менее определенно выражал чувства писатель Владимир Галактионович Короленко, опубликовавший знаменитые письма наркому Луначарскому. Он записал в своих дневниках сходные мысли:

Короленко с болью пишет о результате таких действий:

Надежды Горького и Короленко на то, что русский народ и, в особенности, его рабочий класс, узнав о гибели пролетарской интеллигенции, встанет на ее защиту, не сбывались. Избиение кадров интеллигенции продолжалось и в 1918, и в 1919 годах, и позже. Только за 1918 и первую половину 1919 года лишь в 20 губерниях России Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (без учета всевозможных армейских, рабочих и прочих трибуналов, ячеек, специальных отрядов, карательных групп и т.д.) расстреляла в 1920 году 8389 человек. Эту цифру привел Член Коллегии Наркомвнудела и ВЧК, председатель ЧК и Военного Трибунала 5-й армии Восточного фронта Мартын Иванович Лацис (псевдоним Судрабса Яна Фридриховича) опубликованным в советской печати (23),(Лацис при этом замечает: "ЦИФРЫ, ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ ЗДЕСЬ, ДАЛЕКО НЕ ПОЛНЫ"). Арестовано, по его же сведениям, за это время было 87 тысяч человек, раскрыто контрреволюционных организаций - 412, подавлено крестьянских восстаний - 344.

Для сравнения можно указать, что почти за 100 лет царские правительства (включая кровавый разгром революции 1905 года), то есть за период с 1826 по 1906 г. г., применили смертную казнь 894 раза (24).

Подавляющее большинство казненных за первые два года советской власти было представителями интеллигенции. (Наверное, всем тоталитарным режимам имманентна эта ненависть к людям умственного труда - вспомним Гитлера и Хомейни, тысячами истреблявших прежде всего интеллектуалов). С.П.Мельгунов, ведший счет политических убийств органами Чрезвычайной Комиссии по данным, публиковавшимся в советской печати, сумел собрать сведения, которые, конечно, не охватывали всей картины бедствий (его цифры, к слову сказать, были меньше цифр, приведенных Лацисом). Но зато в них была ясно видна направленность террора главным образом против интеллигенции. Вот каким было распределение расстрелянных ВЧК в 1918 году по социальным группам (25):

интеллигентов - 1286

заложников (чиновники, офицеры и пр.) - 1026

крестьян - 962

обывателей - 468

неизвестных - 450

преступных элементов - 438

за преступления по должности - 187

слуг - 118

солдат и матросов - 28

буржуазии - 22

священников - 19.

Сопоставление цифр - 28 казненных солдат и матросов (наверняка сохранивших верность присяге царю и Отечеству) и 1286 представителей интеллигенции - говорит красноречивее всяких слов! Если же учесть, что среди чиновников, офицеров, обывателей, неизвестных, представителей буржуазии были интеллигенты, также как почти все священники могли быть отнесены к интеллектуалам, то станет ясным, против кого направляли свое оружие большевики.

М.Лацис позже (1919-1921 г.г.) ставший председателем Всеукраинской ЧК, так объяснял массам "юридическую" обоснованность социального террора в статье "Красный террор", опубликованной 1 ноября 1918 года:

Без сомнения, ведущий сотрудник центрального аппарата ЧК Лацис хорошо знал, что пишет. Он пересказывал те директивы, которыми руководствовались в повседневной жизни чины рангом повыше. Еще более категорично, чем Лацис, высказывался в 1918 году редактор журнала "Красный меч" (орган Всеукраинской ЧК, Киев) Лев Крайний:

К чему могли привести малограмотный народ огромной отсталой страны такие пламенные призывы? Не пирровой ли победой оборачивался разгром интеллигенции?

Протесты против беззакония просочились и в центральную большевистскую печать. Известный большевик Емельян Ярославский (псевдоним Губельмана Минея Израилевича) писал в "Правде" 25 декабря 1918 года:

В том же номере "Правды", на той же странице М.Ольминский в статье "В глуши" приводил примеры беззакония ЧК в крупном городе страны - Нижнем Новгороде и Нижегородской губернии. Возможно, пытаясь снять накал страстей и обвинить "пролезших" в партию, Ольминский сообщал:

Но Ольминский вынужден признать:

Подобное отношение к интеллигенции обернулось неисчислимыми бедами, так как все отрасли хозяйства огромной страны разваливались. Новой власти приходилось разрываться между двумя взаимоисключающими тенденциями - с одной стороны, невозможностью наладить работу при отсутствии достаточного числа образованных коммунистов, а, с другой стороны, открыто отрицательным отношением к интеллигенции.

Однако уже через несколько месяцев после прихода к власти Ленин начал постепенно осознавать, что одним насилием и "выбрасыванием лозунгов" про-жить не удастся. Наивные идеи о том, что стоит лишь получше следить за людьми умственного труда, и они станут послушными и полезными исполнителями спускаемых сверху приказов, развенчивались самой жизнью. Нужда в "господах интеллигентиках" становилась все острее с каждым днем. Ни о какой "единой конторе с равенством труда и равенством платы", как писал Ленин осенью 1917 года, речи быть не могло.

Пока шло это отрезвление от просчета в отношении роли интеллигентов в обществе, положение ее месяц за месяцем становилось все более тяжелым.

1 июня 1918 года Горький обращался к властям со страстным призывом:

2 августа 1918 года Совет Народных Комиссаров утвердил написанное утром того же дня Лениным Постановление СНК "О порядке приема в высшие учебные заведения РСФСР". Очередной декрет коммунистов поручал:

Декрет определил на десятилетия вперед практику в отношении воспитания интеллигенции страны Советов. Хотя он начинался фразой, требовавшей принятия "самых экстренных мер, обеспечивающих возможность учиться для ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ", чуть ниже это требование отменялось, так как желающие учиться подразделялись на классы, и из числа "ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ" выбрасывался слой детей из "имущего класса".

Резонно спросить - из какого такого имущего? Какие могли быть имущие классы, если они перестали существовать после ноября 1917 года? И разве во главе революции не стояли в большинстве своем выходцы из самых что ни на есть имущих классов? Да и разве революция не несла освобождения всем людям страны, разве не ставила целью воспитать себе сторонников во всех слоях общества? Получалось, что нет, не ставила. Декрет был пропитан дискриминационным отношением к тем, кто мог бы и хотел учиться, и имел к тому не только желание, но и способности, и, тем не менее, лишался равных прав только на том основании, что несколькими годами раньше имел несчастье родиться не в той семье, не в той среде, которой теперь благоволила власть.

В августе 1918 года уже утихли первые радости от захвата власти, определились подводные камни и пороги на пути бурного потока, который смел старые порядки. И одним из наиболее мучительных откровений, явившихся перед взором новых вождей, был просчет в отношении социальной прослойки, презрительно названной в России "интеллигенцией". Было решено принять меры к подготовке новой - красной интеллигенции.

Но на ее воспитание и обучение должны были уйти годы, а помощь специалистов требовалась немедленно, сегодня же. Поэтому к концу 1918 года Ленин начал новую кампанию: за временное привлечение старой интеллигенции в ряды строителей коммунизма, который должен был наступить, по его раскладкам, через 10-20 лет.

Поворот в отношении к интеллигенции был встречен в ее рядах со сдержанным оптимизмом. Горький писал:

Призывая к сотрудничеству, Ленин никогда не забывал предупреждать своих товарищей по руководству партией, что, во-первых, это сотрудничество временное, а, во-вторых, возможно только при непрестанном и жестком контроле за каждым шагом привлеченных к работе интеллигентов, за их мыслями, намерениями, контактами. Говоря об использовании специалистов, Ленин следующим образом характеризовал свою позицию на заседании Петроградского совета 12 марта 1919 года:

О том, как осуществлялся на практике этот неусыпный контроль, дает некоторое представление инструкция, составленная для осведомителей ЧК:

"Задания" подобного рода воплощали в жизнь те наметки, которые содержались в некоторых выступлениях Ленина, не перестававшего вплоть до конца 1919 года твердить о необходимости привлечения специалистов на работу при неусыпном контроле за их деятельностью:

В то время Ленин еще верил, что ему удастся сделать все нужное для привлечения буржуазных "спецов" на свою сторону и этим добиться решения важнейшей (если не самой важной на этом этапе) задачи в развитии культурной революции - задачи кадров.

Чтобы скрасить террор и насилие, чтобы переманить на свою сторону максимально большое количество специалистов, оказавшихся к тому же в тяжелейшем материальном положении в тогдашних условиях разрухи и голода, Ленин совместно с народным комиссаром труда В.В.Шмидтом разрабатывает план увеличения ставок заработной платы "работникам интеллигентного труда". Правда, эта мера вызвала взрыв негодования среди партийцев, так как противоречила всем прежним заверениям и выкладкам Маркса и самого Ленина (вспомним его слова о "конторе с равенством труда и заработной платы"). Однако при сложившихся обстоятельствах Ленин не видел другого выхода, как платить специалистам больше, чем своим же, но не имеющим знаний, сторонникам. На протяжении 1919-1920 годов Ленин терпеливо и настойчиво разъясняет, что

При этом он объяснял политику кнута и пряника предельно откровенно:

Выступая на II Всероссийском съезде Советов народного хозяйства 29 декабря 1918 года, Ленин даже стращал работников совнархозов карами за плохое использование специалистов:

Такая философия примата материального над духовным вряд ли могла всерьез и, главное, надолго повлиять на умонастроения всей интеллигенции и в особенности той ее части, которая была наиболее нужна советской власти в стратегическом плане, то есть интеллигенции творческой. Можно даже допустить, что подавляющая часть специалистов, оставшихся в живых к этому времени и способных еще работать, будучи поставлена в условия красного террора и не имея в себе ни сил, ни желания противоборствовать комиссарам и голоду, пошла бы навстречу категорическому приглашению вождя мировой революции. Однако среди этой части интеллигенции, пусть даже и подавляющей в количестве, могло не оказаться того небольшого числа специалистов, которые творили истинно новое. А без их помощи все радужные надежды были обречены на провал. Правда, вряд ли Ленина мучили мысли о роли творческих личностей в его обществе; коммунистам нужно было ликвидировать разруху, хотя бы примитивно наладить любое производство , так что вряд ли у их вожака возникали мысли о ком-то, кроме "нужных специалистов к нашей работе". Обязать и мобилизовать надо было бухгалтеров, связистов, инженеров по обслуживанию техники, в конце концов офицеров технических родов войск.

Заставить же ученого, конструктора, писателя, композитора, педагога работать творчески, трудиться с полной отдачей в условиях стоокого надзора комиссаров в бушлатах и с револьвером за поясом, пусть даже за приличное вознаграждение, оказалось невозможно.

Смело выразил эти мысли в письме Ленину профессор Воронежского сельскохозяйственного института М.Дукельский. На его письмо - страстное и убедительное - Ленину пришлось давать ответ. Дукельский писал:

В своем ответе Ленин по сути даже не коснулся основных вопросов, поднятых Дукельским. Он свел все к старому обвинению интеллигенции в том, что она повинна в саботаже предписаний советской власти. Ошибка интеллигенции, по его словам, происходила из-за того, что она не соблаговолила понять природу октябрьского переворота и была склонна рассматривать его как "авантюру и сумасбродство большевиков", вместо того, чтобы расценить его "как начало всемирной смены двух всемирно-исторических эпох: эпохи буржуазии и эпохи социализма, эпохи парламентаризма капиталистов и эпохи советских государственных учреждений" (46). А это, по мнению Ленина, привело ее, интеллигенцию, к саботажу этих учреждений.

заявил Ленин, забывая упомянуть, что новая власть ввела красный террор до того, как саботаж мог начаться. И чтобы окончательно снять с себя обвинения, высказанные Дукельским, Ленин заканчивал:

Осознав, что пропасть между представителями интеллигенции и большевистской властью не перестает углубляться, и понимая, что дело воспитания полноценной интеллигенции не может быть решено наскоком, Ленин пытался найти иной выход из положения. Он сформулировал программу быстрой подготовки широкого контингента красных спецов из представителей рабочего класса и беднейшего крестьянства - людей, не имеющих образования, но зато, по его представлениям, более преданных советской власти. Ленин разбивал эту задачу на две: с одной стороны, рекрутирование детей пролетариев и крестьян для поступления в вузы, а, с другой стороны, срочное обучение тех, кто проявил преданность новой власти и кого не страшно было бы использовать на местах для руководства фабриками и заводами, предприятиями и учреждениями:

По-видимому, Ленин искренне верил, что для получения профессиональных знаний много времени не понадобится. Он все настоятельнее требует от различных органов, причастных к вопросам просвещения и образования, расширить сеть начальных учебных заведений, где бы можно было хотя бы примитивно подучить людей, близких "по своему умонастроению к большевикам" (59).

Задача воспитания новой, преданной коммунистической партии интеллигенции была признана одной из центральных на II Всероссийском съезде профсоюзов в январе 1919 года (60). Пытаясь привлечь на свою сторону союзников и призывая их не бояться работы по строительству коммунизма, он утверждал:

Тактический выигрыш от таких призывов был несомненным. Знаменитый лозунг Ленина: "Мы и кухарку научим управлять государством" будил у "выдвиженцев" честолюбие и рождал у власть предержащих надежду, что скоро станет возможным управлять огромным хозяйством страны без помощи интеллигентов. Утопичность таких надежд была очевидна для умудренных знаниями и опытом специалистов, но, как видим, не пугала новых лидеров. В то же время, признание главой нового правительства того, что в его распоряжении не было достаточного числа кадров, способных обеспечить долговременность коммунистического самоуправления, свидетельствовал лучше, чем много другое, в какой обстановке мифов действовали Ленин и его окружение.

Для ускорения подготовки кадров руководителей из лояльных к новой власти людей были организованы краткосрочные школы (некоторым из них были присвоены громкие названия "университеты" - Свердловский в Москве, Зиновьевский - в Петрограде, Университет народов Востока и т. д.). Ленин горячо радуется такой возможности:

Формы обучения, объем и содержание предметов, именуемых странным термином "курс советских знаний", приспосабливались к "текущему моменту". Ленин в связи с этим подчеркивал:

Как и чему можно научить вчерашних полуграмотных, а чаще неграмотных партийных активистов за несколько месяцев (называй это курсом "советских знаний" или как угодно иначе), чтобы они стали полноценными руководителями, да еще способными сразу после этого "сплоченно" взяться за "исправление тех громадных недостатков, которые еще остаются", Ленин не говорит. Он радуется возможности получить хотя бы эти первые несколько сот малограмотных помощников, постигших азы знаний. Печалит его лишь то, что придется, как он говорит, примерно половину этих людей отправить в качестве командиров на фронты гражданской войны.

В целом переход к срочному воспитанию управленцев показывает, насколько мизерным было число людей, которым коммунисты доверяли, и что это были за кадры. Однако Ленин придавал задаче формирования именно таких кадров огромное значение. Его постоянные уверения в том, что по своим деловым качествам полуобразованные люди ничем не хуже высококачественных специалистов, рождали самоуспокоенность на верхах и невероятную самоуверенность в низах.

Открытие ворот в управление, преподавательскую и научную деятельность для лиц с недостаточной профессиональной подготовкой и непрестанное поощрение этих людей к тому, чтобы они смелее брались за любое дело, и было началом "выдвижения" в науку (и даже руководство ею) полуобразованных людей, судивших о задачах науки с высоты своего полузнания и тем наносивших ей огромный вред. Лысенкоизм стал, быть может, одной из наиболее ярких форм этого явления.

Наряду с задачей быстрого обучения преданных людей азам профессиональной деятельности (чтобы формировать из них корпус будущих руководителей), Ленин ставит задачу изменения общеобразовательной школы. При этом главный упор делается опять-таки не на то, чтобы улучшить преподавание основ научных знаний (как в области естественных наук, так и гуманитарных), а на то, чтобы за счет сокращения времени преподавания этих знаний усилить преподавание идеологии и прикладных сведений. Ленин требует ускорить процесс замены гимназий и реальных училищ школами нового типа - общеобразовательными с политехническим уклоном. Так, в проекте Программы РКП(б) он пишет:

Таких в общем-то не очень четких и содержательных указаний, программных заявлений, призывов можно найти достаточно много и в последующих выступлениях и документах, написанных Лениным в 1920-1922 годах. Он понимал, что задача создания собственных красных специалистов гораздо труднее, чем все, что удалось сделать советской власти до сих пор, но он еще непоколебимо убежден в том, что эта задача будет решена в отведенные для этого сроки:

Временами он не без пафоса говорит о своей вере в победу на фронте культурной революции:

На I Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры 31 июля 1919 года Ленин признал, что новой власти не удалось найти общий язык даже с той прослойкой интеллигенции, которая всегда была сильна демократическими и революционными традициями, - с учителями. Сам выходец из семьи крупного деятеля просвещения, все дети которого пошли в революцию, Ленин признал:

Позже то же самое было сказано о медиках:

Поэтому коммунисты сохраняли все то же недоверие к кадрам интеллигенции, от правительства следовали наказы контролировать поступки и даже мысли специалистов. И ей же, интеллигенции, Ленин вменял в вину трудности на хозяйственном фронте. В известной статье "Великий почин", посвященной возвеличиванию бесплатной работы всех советских трудящихся во внеурочное время на так называемых "субботниках", Ленин пишет:

Он прямо обвиняет интеллигентов в том, что "они воспользовались своим образованием для того, чтобы сорвать дело социалистического строительства, открыто выступая против трудящихся масс" (52).

Отсюда вытекала тактика советской власти по отношению к специалистам: подчинять их, привлекать для работы в новых учреждениях, но не доверять им ни в коей мере.

Временами Ленин уверял соратников по партии, что на пути привлечения интеллигенции в свои ряды "мы встретим гораздо больше сочувствия" (49). В марте 1919 года он, как мы помним, был уверен, что "весь опыт неминуемо приведет интеллигенцию окончательно в наши ряды, и мы получим тот материал, посредством которого мы можем управлять" (50).

Постепенно тон Ленина по поводу интеллигенции меняется. Уходят в прошлое примирительные нотки в "отношении каждого спеца". Они прорываются лишь в тех случаях, когда надо на публике продемонстрировать незыблемость партийных установок. Так, например, в программном документе "О роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики", написанном Лениным в конце декабря 1921 - начале 1922 года и принятом в виде постановления ЦК РКП(б) 12 января 1922 г., говорилось:

Но такие высказывания слышатся все реже и реже. Зато все чаще прорываются у Ленина зловещие "предупреждения" в адрес "интеллигентской публики" (55), все чаще он характеризует "представителей буржуазной интеллигенции" как "беспощадных врагов" советской власти (см., например, /56/), предупреждает о возможном утяжелении их жизни в моральном и физическом плане, если только интеллигенция не станет послушной (57); именно в это время он частенько в качестве ругательного употребляет слово "интеллигентщина". В письме Горькому, жаловавшемуся на аресты интеллигенции, Ленин ответил: " ...на деле это не мозг нации, а говно" (Полное Собрание Сочинений, 5 изд., т. 51, стр. 48).

Осознав, что все более явственный переход от пряника к плетке и красный террор отпугнул от лозунгов коммунизма тех, кто входил в элиту прослойки мыслителей, философов, литераторов, Ленин не только не смягчает отношение к интеллигентам, он меняет тактику на еще более жесткую. 15 мая 1922 года к шести имевшимся статьям в проекте подготовленного Уголовного Кодекса, предусматривавших смертную казнь за действия против Республики, он добавил еще столько же новых карательных статей, сопроводив их фразой "с заменой [казней] высылкой за границу" (57а). Еще через три дня он придал этому замечанию форму секретного приказа, направленного через Дзержинского членам Политбюро коммунистической партии:

Через четыре дня, 19 мая 1922 года Ленина поразил первый удар, от которого он немного оправился лишь к октябрю 1922 года.

В конце октября, когда из-за болезни он оторвался от каждодневной суеты, и у него появилось время трезво обдумать некоторые результаты собственной политики, он начинает понимать, насколько радужными были надежды на скорое решение задач коммунистической революции и сколь эти надежды оказались нереальными. Он видит, как медленно идет дело вперед, как минимально число тех, кто может быть с пользой привлечен к руководству на всех уровнях, особенно на высших уровнях управления. И ему становится отчетливо ясно, и он публично это признает, - что первоначальные расчеты на быстрое и качественное обучение активистов не оправдывается в той мере, в какой вначале казалось возможным. И тогда из-под его руки вырываются горькие строки признания в несостоятельности этих планов и расчетов, как это случилось в тексте речи, подготовленной им для IV сессии ВЦИК IX созыва, одной из последних речей в его жизни:

Это было сказано Лениным 31 октября 1922 года - за полтора месяца до болезни, от которой он уже не смог оправиться.

В конце 1922 года по распоряжению Ленина около двух тысяч выдающихся деятелей науки и культуры России было выдворено насильно за пределы Российской республики. Ленин играл в этом деле роль закоперщика и руководителя. 16 декабря 1922 года его поразил второй удар, он потерял сначала подвижность, а потом и рассудок, который не вернулся к нему вплоть до смерти в январе 1924 года.

Над гробом Ленина Сталин произнес страстную речь о верности "нашему учителю - нашему вождю", но утаил от народа завещание Ленина, в котором тот советовал наследникам его дела не подпускать именно Сталина к руководству партией и страной. Такое утаивание завещания было сделано при полном попустительстве тогда еще большого числа партийцев, узнавших текст ленинского предсмертного наказа. Легко получив власть над партией и государством, Сталин унаследовал от своего предшественника все проблемы с нехваткой интеллигенции, включая ученых. К тому же он понимал, что и в своей среде коммунистов может столкнуться с критикой со стороны образованных партийцев. Но с первых же шагов он предпринял меры, позволявшие утопить всякую критику в свой адрес в криках одобрения со стороны новых коммунистов, срочно набранных в ходе "ленинского приема в партию". За термином "Ленинский призыв" было спрятано демагогическое определение ловкого тактического хода, предусмотренного Сталиным для устранения влияния в партии ленинских сторонников. Объявленный "Ленинский призыв передовых рабочих в партию" привлек в ряды коммунистов сразу 241,6 тысяч членов, из которых 92,4% были рабочими (68а). Этот "Сталинский" призыв был осуществлен с 22 января по 15 мая 1924 года и сразу резко снизил удельный вес в партии интеллигентов и устранил опасность действенных критических мер против него самого со стороны ленинцев - возможных идейных противников Сталина. Этим шагом партия была превращена из узкого клуба соратников по революционной борьбе в массивную организацию, состоящую из послушных Сталину, хотя и не очень образованных людей "от станка" . Машина голосования могла теперь работать без сбоев.

Однако проблема нехватки образованных специалистов для управления народным хозяйством с приходом Сталина к власти не изменилась. Он точно так же, как и Ленин, пристально следил за тем, чтобы в учебных институтах была мощная прослойка партийцев и выходцев из рабоче-крестьянских кругов, хотя ему приходилось не раз откровенно признавать, что студенты-коммунисты учатся плохо, что им трудно даются специальные знания, что они предпочитают больше времени проводить на заседаниях партячеек, обсуждении мировых проблем и т. п., чем "грызть гранит науки".

Об этом же говорили и другие вожди партии. Бухарин на VI Всесоюзном съезде РКСМ 15 июля 1924 года сказал:

Выдвинутые Сталиным в 1925 году планы индустриализации промышленности России и в 1927 году коллективизации сельского хозяйства требовали невиданного числа кадров. Сеть учебных заведений страны разбухала. Было естественно ожидать, что в этих условиях Сталин призовет к поиску по всей стране талантов, откроет для них широко двери вузов, начнет массовую практику стажировки лучших студентов у лучших профессоров, даже, может быть (страшно подумать!), начнет посылать учащихся за границу. Но ничего этого не произошло (70).

Сталин еще более, чем Ленин, нажимал на подготовку красных спецов, отбираемых из детей рабочих и крестьян (71). XVI партконференция ВКП(б), состоявшаяся 23-29 апреля 1929 года, даже специально оговорила в своем постановлении необходимость "создания новых кадров красных специалистов из людей рабочего класса" (72). Несмотря на давление сверху, работа эта шла, по мнению руководителей страны, плохо. В октябре 1929 года в "Правде" появилась редакционная статья с характерным заголовком "Потерян год. Директивы партии о подготовке кадров промышленности не выполнены. Создадим красный инженерный костяк, который поведет всю инженерную массу в бой за пятилетку" (73).

Одновременно власти пытались поставить под партийный контроль работу специализированных научно-исследовательских учреждений. В это время казалось возможным использовать для этих целей созданную еще по декрету Ленина в 1918 году Социалистическую Академию, переименованную в 1924 году в Академию Коммунистическую (74). Хотя она была слабым научным центром, ее можно было рассматривать как вполне коммунистическую по идейным устремлениям входивших в нее членов. Поэтому ЦК партии принял специальное постановление (75), в котором был пункт о необходимости вовлечения Комакадемии в дело контроля за всеми научными учреждениями страны. Комакадемии предписывалось:

Возможно, понимая, что вряд ли ученым польстит возможность надзора за их деятельностью со стороны партийных функционеров, а, с другой стороны, от-лично представляя, что он нужен прежде всего для того, чтобы заставить ученых, пусть даже в ущерб их академическим занятиям, трудиться на поприще практической деятельности по вытаскиванию из прорыва промышленности и других сфер экономики, Центральный Комитет партии слегка подслащивал пилюлю нижеследующим пунктом:

В это же время благие призывы к максимально возможному использованию старых специалистов, которые иногда звучали из уст Ленина, были Сталиным перечеркнуты без всякого сомнения. 5 февраля 1931 года в ставшей на два десятилетия программной статье "О задачах хозяйственников", он писал:

Избранный коммунистическими лидерами рецепт для изменения сложившейся ситуации был прост: органы госбезопасности фальсифицировали факты и объявили о существовании в стране разветвленной сети вредительских организаций, которых на деле никогда не существовало. Основываясь на фальшивых "доказательстах" чекистов, партия круто повела дело к расправе со старыми специалистами. Прошли первые процессы над так называемыми вредителями - инженерами угольной промышленности (Шахтинский процесс, проходивший в Москве с 18 мая по 6 июля 1928 года), затем руководителями "Союза инженерных организаций (Промышленной партии)", арестованными в 1928-1929 годах и судимыми 25 ноября - 7 декабря 1930 года. Вслед за тем были арестованы руководители сельского хозяйства, якобы создавшие так называемую "Трудовую Крестьянскую Партию", разгромлены столь же мифические организации "Вредителей-экономистов", "Группы 35-ти", кондратьевцев-макаровцев-тулайковцев и др. Этими процессами Сталин подготавливал общественное мнение к легкому восприятию параллельно идущих процессов - над своими идейными противниками по руководству партией и всеми, кто вставал на его пути к монопольной власти (или кто мог рассматриваться им в качестве таковых).

Расправа со специалистами старой формации подстегнула подготовку новых спецов, кои бы не были классово-чуждыми. Спустя 10 лет, председатель Совнаркома Молотов открыто связал процессы над "вредителями" с развертыванием срочной программы по обеспечению страны новыми кадрами:

Продолжая, вместе с тем, утверждать в умах ленинскую идею о том, что уж если большевики взяли власть в свои руки, то им не составит особого труда наготовить и сколько-угодно классных специалистов во всех областях науки и техники, Сталин со страниц "Правды" уверял:

Однако при всей шапкозакидательской направленности речей Сталина было хорошо известно, что голыми призывами дело подготовки достаточного количества специалистов с высшим и средним техническим образованием не сдвинуть (81). Поэтому, чтобы решить проблему кадрового голода, Сталин сделал еще один, причем решительный, шаг по пути всемерного расширения практики привлечения в ряды "технической интеллигенции" передовых рабочих, не имеющих образования, но зато проявивших себя в иных сферах деятельности, как выразился Сталин - "борцов за новое дело", "вдохновителей трудового подъема", "ударников социалистического соревнования":

Опошление идеи высокого образования, воспитания людей с глубокими профессиональными знаниями достигло апогея. Такое пренебрежение людьми знания проявилось у Сталина не вдруг. Сам недоучившийся семинарист, в молодости главарь бандитов, он и ранее демонстрировал это отношение. В 1939 году он опубликовал фотокопию телеграммы, посланной им в 1921 году из Петербурга в Москву Ленину, где последний участвовал в работе X съезда партии. Телеграмма была отправлена в связи с подавлением в Кронштадте мятежа и захватом большевистскими частями укрепленных фортов "Красная горка" и "Серая лошадь":

Нельзя, разумеется, исключить того, что эта телеграмма, опубликованная лишь в 1939 году, была на самом деле фальшивкой, тем более, что главное участие в подавлении Кронштадтского мятежа принимали другие лица (84), но и в том и в другом случае желание Сталина поглумиться над наукой выпирает рельефно.

Поэтому не следует удивляться его желанию уравнять в правах тех, кто потратил годы на обучение в школах и вузах, и бойких "инициативных товарищей из низов", "вожаков соревнования", то есть людей, подобных Лысенко и его приспешникам. Как и все, под чем стояла подпись Сталина, эта установка "на бойких товарищей" имела второй смысл, внутренний подтекст, вполне очевидный для всех - и для "инициативных вожаков из низов" и для их окружающих. Вербально Сталин выражал озабоченность тем, чтобы никто не вздумал "оттирать этих инициативных товарищей" от занятия командных должностей, однако на самом деле этими словами он лишь подзадоривал активистов к тому, чтобы они смелее "оттирали" с ведущих должностей образованных, знающих специалистов . Для тех, кто принужден был продираться в интеллигенцию из рабочего класса через сито школ и вузов, существовало много преград - необходимость корпеть над книгами, работать в лабораториях, сдавать экзамены и пр. и пр. А в это же время многие из тех, кто попал из "выдвиженцев" в начальники, брался с легкостью необыкновенной, на одном "революционном дыхании" рапортовать о липовых успехах, о покорении вершин, высоту которых они себе толком и представить не могли.

Стоит ли удивляться, что, начав в 1928 году кампанию по выдвижению "ударников от станка", Сталин создал и на местах и на верхах опасную основу для сведения счетов между выдвиженцами и теми, кто серьезно оценивал размер реальных трудностей, пытался противопоставлять рецептам выдвиженцев строгие цифры научно обоснованных разработок. Хищные полуневежды не предавались мечтаниям, а быстро сообразили, что ждет система от них и начали строчить ложные доносы на своих более образованных коллег, и многие классные специалисты оказались в тюрьмах и лагерях как "враги народа", как "вредители и агенты мирового капитала". В годы "великих чисток", всеобщего страха и нагнетавшейся сверху истерии по поводу" усиления классовой борьбы по мере продвижения к социализму" и усиления влияния "капиталистического окружения и его внутренней агентуры" эта практика не затухала с годами.

После смерти Сталина кое-кого из тех, кого осудили в 1936-1939 годах, реабилитировали, но арестованные в более ранние годы даже этой запоздалой меры не дождались, и до сих пор никто не в состоянии оценить вред, нанесенный стране репрессиями тех лет, равно как и вред от засилия выдвиженцев, от их губительной "руководящей" роли в обществе.

Конечно, далеко не все выдвиженцы так и остались командующими профанами, кое-кто из них позже закончил заочные и вечерние вузы, прошел серьезную школу и стал специалистом своего дела. Но многие так и остались на прежнем уровне, хотя и пробились к высоким постам в народном хозяйстве и даже в науке. "Красные" спецы в большинстве своем были спецами серыми.

С какой легкостью они давали (и все еще дают) рецепты решения сложнейших народнохозяйственных проблем, с такой же легкостью они умели и умеют свалить на кого-угодно вину за собственные промахи. Среди таких выдвиженцев был и Трофим Лысенко, и все его ученики и подражатели, создавшие прочную базу лысенкоизма.

Т.Д.Лысенко появился на научном горизонте в 1928 году. А уже в 1929 году он взлетел как ракета в поднебесье сталинской империи. В год, названный Сталиным "годом великого перелома", когда коллективизация изничтожила мир его сородичей, когда был разрушен вековечный крестьянский уклад и миллионы таких же, как он, земледельцев гибли от голода, тряслись в скотских вагонах по пути в ссылку в Сибирь, он оказался восславленным.

На первых порах его поддержали несколько крупных ученых и прежде всего Н.И.Вавилов, увидевший в нем новатора - народного самородка. Ученые приняли его в свою среду, а затем он быстро добился признания в кругах руководителей Советского Союза. Благодаря этому его карьера оказалась головокружительной.

Захватив власть в науке, Лысенко перешел к открытой и беспощадной борьбе со всеми, кто не признавал его нововведений или пытался осуществлять независимую линию в науке. В этой борьбе с учеными он был безоговорочно поддержан коммунистическими лидерами. Генетика стала одной из первых естественно-научных дисциплин, в полной мере испытавших на себе действие тотального диктата коммунистов. Но вслед за тем настоящее мамаево побоище было учинено в отношении учения о гормонах и вирусологии растений. Бездумно и жестоко были разгромлены физиология высшей нервной деятельности, клеточная теория и другие отрасли биологии, затем репрессии обрушились на другие науки.

Хотя физика, химия, математика не познали такого размаха репрессий, в них делались попытки такого же рода. Но без них был бы невозможен прогресс в технике вообще и в военной технике в особенности, и поэтому в них подобное гонениям на биологию не наблюдалось. Но уже новую дисциплину, пока еще не успевшую обрасти технологией, - кибернетику объявили буржуазным извращением, применяя ту же фразеологию, как и в отношении генетики ("кибернетика - реакционная лженаука, возникшая в США после второй мировой войны... форма современного механицизма... По существу своему кибернетика направлена против материалистической диалектики... выражает одну из основных черт буржуазного мировоззрения - его бесчеловечность, стремление превратить трудящихся в придаток машины... Поджигатели новой мировой войны используют кибернеитику в своих грязных практических делах. Под прикрытием пропаганды кибернетики... происходит привлечение ученых самых различных специальностей для разработки новых приемов массового истребления людей - электронного, телемеханического, автоматического оружия... Кибернетика является , таким образом, не только идеологическим оружием империалистической реакции, но и средством осуществления ее агрессивных военных планов", как объяснял "Краткий философский словарь", изданный Политиздатом в 1954 году в Иоскве под редакцией М.Розенталя и П.Юдина, стр.236-237).

Лысенко и его адепты нанесли стране огромный моральный и политический урон. Ведь по его подобию было воспитано поколение неучей и зазнаек, вставших во главе советской науки в последующие годы. Лысенко и его приверженцы дали яркие свидетельства того, как политический диктат приводил к закономерному явлению - непрестанной лжи. Лысенкоизм продемонстрировал всему миру, как насильственно внушенное видение того, что не существует, но о чем трубят на собраниях и в прессе вопреки жизненной правде, становится в сознании людей некоей реальностью. Советские правители не понимали, какой удар они наносят своей же репутации внутри страны и особенно в глазах западных людей, поддерживая Лысенко и загораживая его от критики, одновременно навешивая политические ярлыки на генетику, кибернетику, математическую экономику и другие науки, бурно развивавшиеся на Западе. Публикации переводов работ лжеученого на Западе каждый раз рождали бурю негодования у западных интеллектуалов и служили лучшим подтверждением чудовищного извращения морали в Советском Союзе. Существо советской системы раскрылось наиболее зримо именно на этом примере. Как правильно писал американский историк Лорен Грэм в 1987 году: "В самом деле, если среди даже слегка образованных жителей Западной Европы или Америки упоминаются "Марксизм и биология", то каждый думает, что речь идет о Лысенко" (84).

На Западе история лысенкоизма не раз становилась предметом пристального изучения ¹³ . Однако систематического описания научной и общественной деятельности Лысенко не существует, а вследствие этого в западной литературе нередко встречаются ошибки. Так, например, распространено заблуждение, что, дескать, в начале его карьеры Лысенко был еще вполне приличным исследователем, физиологом растений (101).

Поэтому первую задачу я видел в том, чтобы дать систематическое описание всей научной деятельности Лысенко, а для этого пришлось обратиться к первоисточникам и часто цитировать отрывки из его работ, поскольку доступ к живой ткани исторических событий возможен только через первоисточники, только через эти памятники эпохи. (Те разделы книги, которые содержат дополнительную информацию, возможно, интересную лишь части читателей, выделены мелким шрифтом ).

Вместе с тем факты научной деятельности Лысенко составляют только канву, фон, на котором разворачивалось самостоятельное по своему генезису и по силам, вовлеченным в него, явление - политиканство "новатора". Оно было порождено политическим диктатом, пронизавшим все стороны жизни в тоталитарной стране. На Западе феномену тоталитаризма уделено - правда, вне связи с Лысенко - огромное внимание, его исследовали ученые, принадлежащие к разным школам (102). Однако анализ лысенкоизма дает уникальную возможность как для понимания политиканства в управлении страной, так и для описания его характерологических особенностей на конкретном материале. Изучение этого явления было второй задачей книги. Как я надеюсь, мне удалось устранить некоторые заблуждения относительно природы лысенкоизма как политического течения. Главное из них заключается в том, что государственную поддержку лысенкоизма нельзя считать результатом культа одного Сталина. Сам термин "Культ личности Сталина", предложенный Хрущевым, был создан для камуфляжа коллективной ответственности партии коммунистов за их преступления в годы правления страной ⁷ . Предание гласности многих коллективных решений о поддержке Лысенко и его "учения" позволило мне показать в этой книге коллективную ответственность коммунистических руководителей СССР в процессе разрушения науки. Партийные лидеры страны совместными усилиями намеренно и целенаправленно поддерживали лысенкоизм и столь же намеренно шли к запрещению генетических исследований.

Третью задачу книги я видел в обосновании положения, что лысенкоизм - это вовсе не система ошибочных, антинаучных взглядов одного человека, поддерживаемого лидерами официальной идеологии и государственного аппарата, а социальное явление, возникающее в условиях внешне планового построения науки, а на деле жесткого и непрестанного диктата партии в науке. Уродливая суть этого диктата обусловливает извращение морали, ведет к бесконтрольной власти демагогов, шарлатанов и приспособленцев, ревностно исполняющих указания партийных органов и одновременно кормящих верхи пустыми обещаниями.

Характерной чертой тоталитарного общества является мифотворчество. Выдвиженец партии Лысенко проявил мудрость в том, что быстро понял, чего от него ждут, и как важно вовремя выступить с грандиозными проектами, сулящими в будущем молочные реки с кисельными берегами. Описанию мифов Лысенко, подхватываемых властителями страны, в книге уделено значительное место. Этот анализ позволяет лучше понять, до какой степени умышленного обмана доходили коммунистические лидеры, грозившиеся завоевать весь мир, догнать и превзойти США и другие капиталистические страны, построить коммунизм при жизни нынешнего поколения советских людей и т.д. и т. п. Понять, как обман и очковтирательство проедали всю структуру общества, можно на примере изучения истории лысенкоизма.

Еще одна задача книги - показать на реальных примерах механизмы физического устранения научных критиков Лысенко. Эти механизмы были схожи с теми, которые использовались в других сферах жизни, и потому их изучение не замыкается в рамках анализа лишь истории Лысенко. Борьясь с теми, кто критиковал его, Лысенко неизменно переводил разговор из категории научных дискуссий в политическую борьбу. Лысенко умело сваливал вину за провалы, когда его проекты лопались как мыльные пузыри, на якобы плохих исполнителей его гениальных разработок, а чаще на научных противников, обвиняемых им в скатывании на антимарксистские, или виталистические позиции, или якобы превращающихся во вредителей и заговорщиков. То, как властители страны подхватывали эти обвинения и репрессировали наиболее здравомыслящих и талантливых людей, как на смену уничтожаемым вставали беспринципные жулики, должно быть понято и усвоено сегодняшними читателями, чтобы осознать опасность тоталитаризма, неизменно использовавшего политические репрессии как единственный способ борьбы с инакомыслием.

Лысенко раз и навсегда усвоил для себя правило, успешно использованное многими политиканами в советском обществе: направляя острие критики на "идейных врагов", нужно всякий раз надувать новый мыльный пузырь, привлекая внимание к тому, как искрометно переливается всеми цветами радуги его эфемерная оболочка, а когда очередной пузырь лопается, вновь обвинять оклеветанных им ученых, даже тех, кто помогал ему выйти на первые роли в обществе. Одновременно он держал ухо востро на тот случай, если партийный ветер изменит курс и подует в неожиданном направлении. Используя эти приемы, Лысенко удерживался на роли властителя в советской биологии и во времена "культа" Сталина и в годы "борьбы с культом" при правлении Хрущева. Конечно, блефомания в советской науке и в советском обществе в целом была свойственна не только Лысенко, но именно в его деятельности пагубная страсть к блефам приобрела небывалый размах.

Мне представлялось важным осветить еще одну проблему: противостояния ученых псевдоноваторству Лысенко. Всю жизнь он чувствовал, что его собственный научный вес в глазах образованных коллег низок, что ученые не принимают его всерьез. Но задавить оппозицию полностью, подрубить ее под корень ему так и не удалось. Смельчаки находились даже в самые кровавые годы сталинского террора. В детальном описании борьбы немногих смельчаков с Лысенко и лысенкоизмом я видел свой моральный долг перед теми, кто был унижен в этой борьбе, удален из науки или даже физически истреблен. Страницы и отдельные главы, посвященные героям этой битвы, - слабая дань преклонения человека нашего времени перед героями предшествующих десятилетий, дань тем более необходимая, что имена героев уходят в небытие, исчезают из памяти людей. Растратив жар души и ума на борьбу с Лысенко, эти люди не могли полноценно реализовать свой творческий потенциал. Данный аспект в описании лысенкоизма важен еще и тем, что он показывает расслоение ученых в экстремальных ситуациях на борцов, соглашателей и предателей. Эвристическое значение рассказа об этих категориях людей несомненно велико, но еще более важен нравственный урок истории Лысенко: сиюминутный выигрыш, даруемый сегодняшним предательством, тяга к конформизму оборачиваются несмываемым позором в более протяженном временном интервале.

Серьезная проблема, требовавшая, на мой взгляд, пересмотра, - это проблема "падения лысенкоизма" в СССР. Согласно мнению подавляющего большинства исследователей лысенкоизма, и прежде всего Ж.А.Медведева, даже символично назвавшего свою книгу "Взлет и падение Лысенко" ⁸ , это течение потеряло силу в советской биологии после того, как Пленум ЦК КПСС 14 октября 1964 года осудил Н.С.Хрущева за его ошибки в управлении страной и в том числе за поддержку Лысенко. После этого в СССР стала возрождаться генетика, безудержная пропаганда лысенкоизма в открытой форме была прекращена. У многих сложилось впечатление, что лысенкоизм на самом деле пал, умер, навсегда исчез из обихода науки. Но, хотя лысенковский институт генетики был закрыт, все остальные - и крупные и мелкие - научные организации, где главенствовали лысенкоисты, сохранились нетронутыми, и все люди оставались на местах. Произошла некоторая мимикрия, но и только. Продолжают применяться даже сегодня аналогичные методы "делания" науки, когда многие крупнейшие руководители науки по-прежнему увлекаются пустым прожектерством и блефами в попытке удержать власть в своих руках или добыть деньги из правительственных источников (уводя этим средства от тех, кто мог бы на самом деле заниматься наукой, а не пустозвонством). Если все это живет, можно ли говорить, что со смертью Лысенко исчез лысенкоизм? ⁹

Да и самого Лысенко не подвергли развенчанию, его преступления перед наукой и народом не были публично раскрыты, не говоря уж о том, чтобы в судебном порядке рассмотреть все, им содеянное. Он как был, так и оставался до смерти, наступившей в 1976 году, академиком трех академий, Героем соцтруда, сохранил за собой все материальные блага (гонорар академика, зарплата, дача, персональная машина, спецбольница, снабжение продуктами и т. п.). Под его руководством так и работал огромный коллектив из почти полутораста сотрудников на Экспериментальной базе АН СССР - "Горки Ленинские". Не лишили его неправедным путем полученных званий и после смерти.

Когда я писал первые варианты книги, СССР и КПСС еще существовали, и я понимал утопичность надежд на то, чтобы заявлять, что если руководители СССР на самом деле озабочены, как они любили декларировать, думами о процветании науки, если они способны осознать специфику научного творчества и готовы считаться с законами как с юридическими ипостасями, а не как с чем-то из области демагогии, то они должны будут извлечь уроки из истории лысенкоизма и срочно отменить диктат в науке, восстановить демократические традиции, какими российская наука раньше славилась. Этого в действительности не произошло: курс коммунистической партии по руководству наукой не был изменен, и надежды на коренное улучшение судьбы науки и ученых в СССР остались в сфере беспочвенных фантазий! Смена власти в России в 1990-х годах убрала диктат из повестки дня (неясно, надолго ли?), но пришла новая беда - финансовая поддержка науки государством сведена до минимума. Ученых перестали притеснять политически, но стали третировать экономически, возникла угроза гибели ученых как специалистов. Это породило кое у кого ностальгические воспоминания о жизни ученых при коммунистах. Пусть эта книга послужит доброму делу - напомнит о страшных сторонах коммунистического диктата в науке и о трагической судьбе тысяч талантливых людей, которые были патриотами своего Отечества, которые не щадили себя в поиске научных истин, и над которыми надругались те, кто не имел к науке другого касательства, кроме как быть выкормышами властных структур - партийных или энкавэдэвских.

* *

*

Материалы к книге я собирал много лет и старался, как мог чаще, читать отрывки из написанного друзьям - как биологам, так и не-биологам, стремясь исправить все замечаемые ими недостатки. Огромную помощь оказала мне историк Евгения Эммануиловна Печуро, чьи конструктивные советы о структуре книги, концептуальной схеме, оценке социальных процессов и стиле рукописи были для меня очень важными. Начальные главы прочел академик А.Д.Сахаров. Его краткие советы были существенными для последующей работы. Полезными были советы писателей Г.Н.Владимова, Ю.А.Карабчиевского, С.И.Липкина, И.Л.Лиснянской и Е.Г.Макаровой, а также международного гроссмейстера Б.Ф.Гулько, читавшего все главы книги. Глубоко признателен я коллегам, в особенности В.Я.Александрову, В.В.Борисову, Ю.Б.Вахтину, Я.Е.Глузману, М.Д.Голубоватому, В.И.Иванову, В.С.Кирпичникову, Л.И.Корочкину, Д.В.Лебедеву, В.Л.Лейтину, С.И.Малецкому, К.М.Мюнцу, В.П.Эфроимсону, М.Д.Франк-Каменецкому, Т.Н.Щербиновской, И.М.Яглому. Многие из них облегчили поиск материалов для книги и предоставили некоторые иллюстрации. Неоценимую помощь своим критическим отношением оказала мне моя жена Н.И.Яковлева-Сойфер, которая также помогала при перепечатке и правке текста.

1 Семен Липкин. В книге: Кочевой огонь, изд. "Ардис", Анн Арбор. 1984, стр. 57.

2 Ф.М.Достоевский. Бесы. Полное собрание сочинений. Изд. "Наука", Ленинград, т. 10, 1974, стр. 322-323.

3 В.И.Ленин. Государство и революция. Сочинения. 4 изд., ОГИЗ-Госполитиздат, т. 25, стр. 44. Здесь и далее ссылки на работы В.И.Ленина даются по этому изданию, за ис- ключением отдельно оговоренных случаев.

4 Н.И. Бухари. Речь на траурном заседании Пленума Моссовета памяти тов. Дзержин- ского. Газета "Известия" 24 июля 1926 г., ╧168 (2799), стр. 2.

5 Газета "Правда" 1 декабря 1918 г., ╧261, стр. 2.

6 Дегтярев. О высшей школе. Газета "Правда" 1 декабря 1918 г., ╧261, стр. 2.

7 Там же.

8 Там же.

8а Т Ю.Ларин. Учреждения на две смены, а студентов - на свободную площадь (в порядке предложения). Газета "Правда", 29 июля 1929 г., ╧ 167 (4301), стр. 2.

9 М. Лигин. Важные мелочи (Комиссариатам Просвещения и Здравоохранения). Газета "Правда" 1 декабря 1918 г., ╧261, стр. 1.

10 В.И.Ленин. Доклад на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока 22 ноября 1919 г. Сочинения, т. 29, стр. 138.

11 См. прим. /4/.

12 М.Ю.Рагинский. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия. Большая Советская Энциклопе- дия (БСЭ), З изд., М., 1971, т. 5, стр. 456.

13 В.И. Ленин. Успехи и трудности советской власти. 1919 г. Цитиров. по: В.М. Молотов. О высшей школе. Журнал "Вестник АН СССР", ╧5, 1938, стр. 8.

14 Речь идет о боях между отрядами казаков, направленными в Петроград председателем Временного правительства А.Ф.Керенским и большевистскими отрядами в районе Пулково и Царского Села 30 октября 1917 г.

15 Горький говорит здесь о бессмысленных разрушениях Москвы (в особенности Кремля и центра города) красногвардейской артиллерией в боях с юнкерами за Москву.

16 Петроградский Военно-революционный Комитет сразу после переворота 26 октября (7 ноября) закрыл ряд правых, либеральных и даже социалистических газет.

17 М. Горький. "К демократии". Газета "Новая жизнь" 7(20) ноября 1917 г., ╧174, цитиров. по: М.Горький. "Несвоевременные мысли, статьи 1917-1918 г.г.". Составление, введение и примечания Г.Ермольева. Editions de la Seine, Paris, 1971, стр. 102-104.

18 М. Горький. "Вниманию рабочих". Газета "Новая жизнь" 10(23) ноября 1917 г., ╧177, цитиров. по: "Несвоевременные мысли", прим. /17/, стр. 111-112.

19 М. Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 17(30) января 1918 г., ╧11 (225), цитиров. по: "Несвоевременные мысли", прим. /17/, стр. 156.

20 М. Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 6(19) декабря 1917 г., ╧194, цитиров. по: "Несвоевременные мысли", прим. /17/, стр. 121.

21 М. Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 19 декабря 1917 г.,

(1 января 1918 г.), ╧ 205, цитиров. по: "Несвоевременные мысли", см. прим. /17/, стр. 134.

22 В.Г. Короленко. "Из дневников 1917-1921 г.г.". Перепечатано в сб.: "Память. Истори- ческий сборник". Вып. 2, Москва 1977 - Париж 1979, YMCA-Press, 1979, стр.

376-410.

23 М.И. Лацис (Судрабс). "Два года борьбы на внутреннем фронте". Гос. изд., М., 1920.

24 "Против смертной казни". Сборник под ред. Гернета, СПБ, 1907; Загоскин. "Очерк истории смертной казни в России", СПБ, 1892; Кистяковский. "О смертной казни". 2-е изд., СПБ, 1896.

25 С.П. Мельгунов. Красный террор в России. Изд. Brandy, Нью-Йорк, 1979, стр. 105.

26 М. Лацис. Красный террор. В журнале "Красный террор". Еженедельник Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контр-революцией на чехо-словацком фронте. Казань, ╧1,

1 ноября 1918 г., стр. 2.

27 Лев Крайний. Журнал "Красный меч", ╧1, 1918 г.

28 М. Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 22 февраля (9 марта) 1919 г., ╧48(263), цитиров. по : "Несвоевременные мысли", прим. /17/, стр. 173.

29 М.Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 9 апреля (27 марта) 1918 г., ╧62(277), цитиров. по: "Несвоевременные мысли", прим. /17/, стр. 193.

30 Арк. Ваксберг. Чувства добрые. "Литературная газета" 14 октября 1987 г., ╧ 42(5160), стр. 13.

31 Ем. Ярославский. Недопустимая мерка. Газета "Правда" 25 декабря 1918 г., ╧281, стр. 1.

32 М.Ольминский. В глуши. Там же, 25 декабря 1918 г., ╧281, стр. 1.

33 Там же.

34 М.Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 1 июня (19 мая) 1918 г., ╧105.

35 В.И.Ленин. О приеме в высшие учебные заведения РСФСР. Проект Постановления Совета Народных Комиссаров. Сочинения, т. 28, стр. 31.

36 В.И.Ленин. Доклад об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии на собра- нии партийных работников Москвы 27 ноября 1918 г. Там же, стр. 193.

37 М. Горький. "Несвоевременные мысли". Газета "Новая жизнь" 22 марта (4 апреля)

918 г., ╧59 (274).

38 В.И. Ленин. Доклад о внешней и внутренней политике Совета Народных Комиссаров на заседании Петроградского совета 12 марта 1919 г. Т.29, стр. 5-6.

Буквально через две недели в брошюре "Успехи и трудности Советской власти" Ленин еще раз повторяет это утверждение почти теми же словами, подчеркивая тем самым важность данного положения:

Он продолжал:

39 Впервые опубликованы в газете "Голос России" 16 апреля 1922 г., цитиров. по /25/, стр. 89.

40 В.И.Ленин. Речь при открытии VIII съезда РКП(б) 18 марта 1919 г. Т. 29, стр. 136.

41 В.И.Ленин. О кандидатуре М.И.Калинина на пост председателя ВЦИК. Т. 29, стр. 211.

42 В.И. Ленин. Ответы на записки. Заседание Петроградского совета 12 марта 1919 г.

Т. 29, стр. 17.

43 В.И.Ленин. Доклад о задачах профсоюзов в связи с мобилизацией на восточный фронт на пленуме Всероссийского ЦСПС 11 апреля 1919 г. т. 29, стр. 258.

44 В.И. Ленин. Речь на II Всероссийском съезде советов народного хозяйства 25 декабря 1918 г., т. 28, стр. 357.

45 Письмо М.Дукельского цитировано по статье В.И.Ленина "Ответ на открытое письмо спе- циалиста". Т. 29, стр. 204-205.

46 Там же, стр. 206.

47 Там же.

48 В.И.Ленин. Речь на I Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры 31 июля 1919 г. Т. 29, стр. 493.

49 В.И. Ленин. Речь на II Всероссийском съезде работников медико-санитарного труда

1 марта 1920 г. Т. 30, стр. 375.

50 Там же.

51 В.И. Ленин. Великий почин. О героизме рабочих в тылу. По поводу "коммунистических субботников". Т. 29, стр. 392.

52 В.И.Ленин. Речь на I Всероссийском съезде по просвещению 28 августа 1918 г. Т. 28, стр. 69.

53 В.И.Ленин. Ценные признания Питирима Сорокина. Т. 28, стр. 172.

54 В.И.Ленин. О роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики.

Т. 33, стр. 168-169.

55 В.И.Ленин. Итоги партийной недели в Москве и наши задачи. Т. 30, стр. 52.

56 В.И.Ленин. Политический отчет Центрального Комитета VIII Всероссийской конференции РКП(б), т. 30, стр. 155; его же: Доклад ВЦИК и Совнаркома 5 декабря 1919 г. на VII съезде РКП(б), т. 30, стр. 202; см. также там же, стр. 206; его же: Выборы в учредительное собрание и диктатура пролетариата, т. 30, стр. 236.

57 В.И.Ленин. Политический доклад Центрального Комитета 2 декабря VIII Всероссийской конференции РКП(б), т. 30, стр. 160; его же: Доклад ВЦИК и Совнаркома 5 декабря 1919 г. на VII съезде ВКП(б), т. 30, стр. 201.

57а Ленин В.И., ПСС, 5-е изд., т. 45, стр. 189.

57б Ленин В.И. ПСС, 5 изд., т. 54, стр. 265-266 .

58 В.И.Ленин. Успехи и трудности советской власти. Т. 29, стр. 56.

59 На объединенном заседании ВЦИК, Моссовета и ВСПС 17 января 1919 года, обсуждавшем

60 В.И.Ленин. Доклад на II Всероссийском съезде профессиональных союзов 20 января 1919

61 В.И.Ленин. Государство рабочих и партийная неделя. Т. 30, стр. 46-47.

62 В.И.Ленин. Речь перед слушателями Свердловского университета, отправляющимися на фронт 24 октября 1919 г. Т. 30, стр. 57.

63 В.И.Ленин. Речь в организационной секции VII Всероссийского Съезда Советов 8 декабря 1919 г. Т. 30, стр. 224-225.

64 В.И.Ленин. Проект программы РКП(б). Т. 29, стр. 11 2.

65 Там же, стр. 91-92.

66 В.И.Ленин. Речь на III Всероссийском совещании заведующих внешкольными подотде- лами губернских отделов народного образования 25 февраля 1920 г. Т. 30, стр. 354.

67 В.И.Ленин. Речь на II съезде работников медико-санитарного труда 1 марта 1920 г.

Т. 30, стр. 376.

68 В.И.Ленин. Речь на IV сессии ВЦИК IX созыва 31 октября 1922 г. Т. 33, стр. 358.

68а Большая Советская энциклопедия, 3-е изд., т. 14, стр. 329.

69 Н.И.Бухарин. Доклад на VI Всесоюзном съезде РКСМ "О политвоспитании молодежи и ленинизме" на заседании 15 июля 1924 г. Газета "Известия" 18 июля 1924 г., ╧162 (2197), стр. 3.

70 И.В.Сталин. О задачах хозяйственников. Сочинения. Госполитиздат, М., т. 13, 1951. Здесь и далее ссылки на работы Сталина даются по его собранию сочинений, если это не оговорено особо.

71 Выражая недовольство тем, что выходцы из рабочего класса проявляют слабый интерес к по-

72 Цитиров. по статье А.Вышинского "К ректорскому совещанию". Газета "Правда" 12 мая 1929 г., ╧106 (4240), стр. 4.

73 Редакционная статья "Потерян год. Директивы партии о подготовке кадров промышленнос- тью не выполнены. Создадим красный инженерный костяк, который поведет всю инженер- ную массу в бой за пятилетку". Газета "Правда" 9 октября 1929 г.,

╧ 233(4367), стр. 4.

74 Социалистическая Академия общественных наук была основана декретом ВЦИК РСФСР

75 О мероприятиях по укреплению научной работы в связи с итогами 2-й Всесоюзной Конфе- ренции марксистско-ленинских научно-исследовательских учреждений. Постановление ЦК ВКП(б). Газета "Правда" 13 июля 1929 г., ╧158 (4292), стр. 3.

76 Там же.

77 Там же.

78 И.В.Сталин. О задачах хозяйственников. Т. 13, стр. 36-37.

79 В.М. Молотов. О высшей школе. Речь на первом Всесоюзном совещании работников выс- шей школы 15 мая 1938 года. Журнал "Вестник АН СССР", 1938, ╧ 5, стр. 3.

80 И.Сталин. См. прим. /78/, стр. 38 и 41.

81 Была и еще одна серьезная причина для беспокойства Сталина. Время показало, что,

"Молодежь - вернейший барометр партии, она резче всего реагирует на партийный бю рократизм".

82 И.В. Сталин. Новая обстановка - новые задачи хозяйственного строительства. Речь на со- вещании хозяйственников 23 июня 1931 г. Т. 13, стр. 67-68.

83 Цитиров. по фотомонтажу телеграммы, опубликованному в журнале "СССР на стройке", 1939.

84 Loren R. Graham. 1987. Science, Philosophy, and Human Behavior in the Soviet Union. Columbia University Press, New York, p. 69.

85 J.P.S. Hudson and R.H.Richens. The New Genetics in the Soviet Union. Cambridge University Press, 1946

86 Julian Huxley. Heredity East and West: Lysenko and World Science, London, Schuman, 1949.

87 Zhores Medvedev. The Rise and Fall of T.D.Lysenko. Columbia University Press. New York and

London, 1969.

88 См., например, Roy Medvedev and Zh. Medvedev. Khrushchov: Years in Power. Columbia

University Press, New York.

8 9 David Joravsky. Soviet Marxism and Natural Sciences, 1917 - 1932. New York, 1961; D. Joravsky. The Lysenko Affair. Cambridge, Massachusetts, 1970. David Joravsky.The Lysenko Affiar. The University of Chicago Press, Chicago & London.1986.

90 D.Joravsky. The Lysenko Affair. Scientific Ameican. v. 207, No. 5, 1962, pp. 41-49. D. Joravsky. The first stage of Michurinism. In: J.S.Curtiss, ed., Essays in Russian and Soviet History, New York, 1963, pp. 120-132; David Joravsky. The Vavilov's Brothers. In: Slavic Review, Sept. 1965, pp. 381-394.

91 Dominique Lecourt. Lyssenko. Histoire ree_lle d'une "science prol_tarienne". Avant-propos de

Louis Althusser. Fra╧ ois Maspero, Paris, 1976; D.Lecourt. Proletarian Science: The Case of

Lysenko. New Left Books, London, 1977.

92 Марк Поповский. Дело академика Вавилова. Изд. Эрмитаж, Tenafly, 1983. Mark Popovsky. The Vavilov's affair (Foreword by Andrei Sakharov). Arc hon books. Hamden. Connecticut. 1984.

93 Семен Резник. Николай Вавилов. Изд. ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", М., 1968; его же:

Дорога на эшафот. Изд. "Третья волна", Париж-Нью-Йорк, 1983.

94 Loren Graham. Science and Philosophy in the Soviet Union, Alfred Knopf, New York, 1972, see

pages 195-256.

96 Alexander Vucinich. Empire of Knowledge. The Academy of Sciences of the USSR (1917-1970),

University of California Press, Berkeley, 1984.

96 Mark B. Adams. The Foundation of Population Genetics: Contribution of Chetverikov School

1924-1934, Journal of History of Biology, Spring 1968, pp. 23-29; M.B.Adams. Biology after

Stalin: A case Study, Survey, v. 23, No. 1 (102), Winter 1977-1978, pp. 53-80.

97 Nills Roll-Hansen. A New Respective on Lysenko? Annals of Science, 1985, v. 42, No. 3, pp.

261-278.

98 Richard Lewontin and Richard Levings. The Problem of Lysenkoism. In: The Radicalization of

Science, H.Rose and S.Ross, eds. The Macmillan Press Ltd., London, 1976, pp. 32-64. Авторы этой статьи критиковали Ж.А.Медведева и Д.Жоравского за сведение причин возникнове- ния лысенкоизма лишь к постоянной поддержке Лысенко Сталиным и к культу Сталина.

99 Р.Л.Берг. Суховей. Chalidze Publications, New York, 1983.

100 С.Э.Шнол. Герои и злодеи советской наука, М, ООО Изд. Дом "Крон-пресс", 1997.

101 Эта мысль высказана в статье Ролл-Хансена: Nils Roll-Hansen. Genetics under Stalin, Science, 1985, v. 227, p. 1329.

102 Hannah Arendt. Totalitarianism. Part Three of the Series" The Origins of Totalitarianism", A Harvest Book, Harcourt, Bruce & World, Inc., N.Y., 1968. Все три тома изданы в одной книге по-русски: Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма. М. Изд. "ЦентрКом", 1996, 672 стр.

103 Суд палача. Николай Вавилов в застенках НКВД - Биографический очерк. Документы". 1999, изд-во "Academia" при участии редакции журнала "Вестник РАН", Москва, 552 стр.

104 H.Mageshwari and Mathur Nirmala. The rise and fall of Lysenko. J. Science Club, March-May 1965, p. 167-172.

105 В.Н.Сойфер. Красная биология. Псевдонаука в СССР, М., Изд. "Флинта", 1998.

106 Ж.А.Медведев. Физиологическая природа формирования половых признаков у высших растений. Автореферат диссертации на соискание ученеой степени кандидата биологи- ческих наук. ТСХА-Государственный Никитский ботанический сад имени В.М.Моло- това. Ялта, 1950.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

248318  2002-08-08 03:38:26 д.б.н., к.ф.м.н.Манусаджян В.Г. - С 1961 по 1963 гг. мы с моим коллегой также физиком Мкртчяном А., жили на ул.Вавилова в одной квратире с автором В.Сойфером на 5 этаже общежития аспирантов АН СССР. Мы были очень шумными соседями, а наш также сосед В.Сойфер бурно протестовал против этого. Хотя наши отношения не располагают меня к нему как к товарищу по оружию, я тем не менее поздравляю его с публикацией интересного материала. Я был первым аспирантном института теперь молекулярной биологии РАН и тематика мне более чем известна. Все что пишет автор в большей части справедливо и заслуживает самой высокой оценке, как говорят оппоненты после защиты диссертации и перед банкетом. С группой моих коолег мы также стали публиковать в журнале Экология-21 век (www.ecology21.narod.ru) материалы парламентских слушаний в прямой речи. Это подобно стенограммам ВАСХНИЛ, но мы не клеймим кого-то , а это имеет большое значение для оценки ситуаций тогда и сейчас. Сейчас не лучше, но по-другому труднее.Надеемся на лучшее. Спасибо моему коллеге также биофизику как и я. Вольт Манусаджян, Берлин-Москва.

249223  2002-09-07 03:06:10 Дмитрий www.geocities.com/kedr1 - Я начал делать веб сайт по борьбе с лженаукой. Дал ссылку на эту замечательную книгу. www.geocities.com/barga44

292791  2010-04-30 16:52:55 Алла - Будем корректны. 1) Что вы скажете на это "Так что с публикацией документов список пароходов-участников акции увеличился. Увеличился и одновременно сократился список подвергшихся преследованию и высылке за границу представителей интеллектуальной элиты вряд ли отныне кто-то серьезно отнесется к цифре, называемой В.Н. Сойфером: ╚две тысячи выдающихся деятелей науки и культуры России╩, насильно выдворенных ╚за пределы Российской республики╩" (см http://scepsis.ru/library/id_2690.html) Откуда 2000? Оттуда же, откуда 60 миллилнов убитых Сталином(коммунистами)? 2) Если уж говорить о науке, то стоило бы писать пояснее, что ли "несмотря на фактически полное перекрытие каналов для получения образования выходцами из социальных прослоек, не относящихся к рабочим и крестьянам, надежды воспитать кадры интеллигенции, безропотно подчиняющиеся сегодняшнему руководству, не оправдались: стоило дать образование детям вчерашних рабочих и крестьян, как они превращались в "мудрствующих" оппонентов, вовсе не следующих бездумно "ценным указаниям" великого генсека." Что значит "фактически полное"? Что ни один (!) из нерабочих и некрестьян не попал в вуз? "Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович Сахаров - преподаватель физики, автор известного в своё время задачника и многих научно-популярных книг." Значит, Сахаров не попал в вуз, правильно? Ведь "фактически" он не мог? Ну, тем хуже для фактов Игорь Васильевич Курчатов Родился на Урале, в городе Сим, в семье землемера. Далее он Учился на физико-математическом факультете Таврического (с 1921 года Крымского) университета, окончил его в 1923 году. После поступает в Санкт-Петербурге в Политехнический институт и тд Одно из двух - или землемеры были рабочими и крестьянами (хотя бы и вчерашними) либо их дети могли и учились в вузах. И что значит "детям вчерашних рабочих и крестьян"? Почему "вчерашних"? Что, "сегодня" их родители уже не были рабочими? А ведь уже 4-е издание, переработанное и дополненное :(

324660  2015-06-08 08:25:44 Martabak paling enak di Jakarta https://livestream.com/accounts/13694523/events/4101641 - Martabak paling enak di Jakarta Martabak Pizza Orins adalah Martabak paling enak di Jakarta berbentuk unik seperti Pizza, dengan toping melimpah ruah dari bahan-bahan bermutu tinggi.Martabak paling enak di jakarta pertama kali diajak bergabung di Martabak Orins 4 tahun yang lalu, saya tidak pernah menyangka akan berkembang seperti sekarang ini. Dari mulai Nol di pertengahan tahun 2011 sampai sekarang telah memiliki 7 cabang, semua tidak diraih secara instan, dibutuhkan kerja keras dan pengorbanan. Saya akan berbagi sedikit rahasia mengapa Martabak Orins bisa menjadi martabak paling enak di Jakarta.

325591  2015-07-13 11:37:12 Первая - Я начал делать веб сайт по борьбе с лженаукой. Дал ссылку на эту замечательную книгу.

325636  2015-07-14 17:22:58 - Я начал делать веб сайт по борьбе с лженаукой. Дал ссылку на эту замечательную книгу.

326540  2015-08-08 20:29:02 - Oli Motor Terbaik – TOTAL Hi-Perf Наконец-то вы стали сам собой. То есть у вас все наоборот: осень а вы стали мыслить логмически и поэтично. А летом дуру гоняли. Большинство осенью и весной с ума сходят. Oli Mobil Terbaik di Indonesia – TOTAL Quartz, Словом, мне ваше стихотворение, Саша, понравилось. Басня, что надо! Пяток таких и можно в ╚День поэзии╩ предлагать. Котюкову тоже придется по душе.Belanja Di Elevenia Gratis Voucher 1 Juta

326702  2015-08-14 12:28:16 Первая - Отличная книга.