* * *

Безумствует и буйствует сирень,

Безумствует и буйствует сирень,
Каштаны жгут свои шальные свечи,
Но только ничего печаль не лечит,
Твоё лицо опять укрыла тень

Сомнений горьких, шёпота молвы
Дурных людей дурная страсть и сила.
Я знаю, как тебе невыносимо,
Но не склоняй же гордой головы.

Как часто зависть бойко точит нож
Казнить любовь палач всегда найдётся.
Но если так, то что нам остаётся?
Сума, тюрьма, да стёртый медный грош.

А были мы богатыми с тобой,
Не верили ни в сплетни, ни в наветы.
Одумайся, спаси же наше лето,
А нет так лучше в омут с головой.

Я в сердце не посмею поселить
Червей сомненья, коршунов раздора.
Не веришь уходи, но очень скоро
Вернёшься, а легко потом простить?

* * *

Я уеду в тот северный край,

Где меня не настигнет обида.

Пусть сегодня все козыри биты,

Я найду мой затеряный рай.

Вот он - серого неба глоток

С Петропавловским шпилем у сердца.

Знаю, в этих местах не согреться,

Но свободой здесь дышится впрок.

Невский руку протянет, как друг,

Проведет сквозь толпу, пожалеет,

Спрячет в сквере, на тихой аллее,

От упреков, наветов и вьюг.

Ночь придет... Успокоит, спасет,

Подытожит раздумья советом,

И в момент перед самым рассветом

Душу к небу на миг вознесет.

Этот мир площадей и дворцов,

И фонтанов, и дремлющих скверов,

Даст мне силы, чтоб выйти к барьеру

Против циников и подлецов.

Я люблю этот город давно -

Строгость линий, и веру, и нравы.

Да, вы правы, друзья мои, правы,

В том, что это ему - все равно.

Он ведь каменный, но как живой,

И каналы на вены похожи,

Прямо в душу мне смотрит все строже

Петр Великий над гордой Невой.

* * *

Нелепая тоска по питерскому лету -

Моей чудной души чудная маета -

Преддверие стихий, преддверие сонетов,

И стрелок чуткий ход и рельсы - в никуда...

Тревожная тоска по странно-белой ночи,

По тучам над Невой и шпилям в небеса.

Божественный покой восторженность пророчит,

Вливая дивный свет в уставшие глаза.

Невольная тоска по северному ветру,

По шуму темных вод и шепоту садов.

Там девочка-любовь бредет по парапету,

Любуясь высотой разведенных мостов.

Звенящая тоска по питерским туманам,

По Клодтовым коням, не терпящим узды.

Я знаю: сказки врут и миражи обманны,

Но белой ночью пусть разводятся мосты

Сегодня, завтра, век, - торжественно и строго,

Врезаясь в небеса, взлетая над Невой,

Рассвет, похитив ночь, укажет мне дорогу

Трепещущим лучом, скользнув по мостовой.

Нелепая тоска - любовь моя и мука.

Мой темно-синий ад и золотистый сон.

Мой тихий тайный мир - ни шороха, ни звука,

Лишь только сердца стук да колокольный звон.

***

Петербургский закат, разве ты виноват,

Что мгновеньям уже не вернуться назад,

Что уходит, уходит любимый мой прочь

В безоглядную белую горькую ночь.

Петербургский закат - затуманенный взгляд

В золотые дворцы, где все ангелы спят.

Но щемящая боль не дает мне уснуть

И как будто зовет в неизведанный путь.

Петербургский закат - это горечь и яд,
В мою душу пролитые вечность назад.

Крылья сломаны, рок отменяет мне взлет,

И в душе нет огня, только пепел и лед.

Петербургский закат, я иду наугад

Под твоих эполет золотой звездопад.

Ты спасаешь меня, ты врачуешь меня,

Ты мне руку даешь из беды и огня.

Петербургский закат горизонтом распят,

Своенравен и холоден, светел и свят.

Я спешу к твоим людям, в них выше, чем власть,

Группа крови, в которой свобода и страсть.

* * *

Нас время так хотело покорить,

Как атаман полублатной ватаги.

Скрывая страх, пытались мы шутить,

Готовя кулаки к неравной драке.

И нам юнцы цепляли ярлыки,

Что мы - слепая гвардия застоя.

Ах, знали б эти мамины сынки,

Чего нам стоит жить? Чего нам стоит

Всю жизнь башкой стучаться, как в гранит,

В глухие двери, в каменные души.

И только память трепетно хранит

Наш хриплый крик сиреной рвущий уши.

Мы не хотели рабства и оков,

Брыкались, отбивались, огрызались,

Но нас, как незадачливых щенков,

Побоями воспитывать старались.

Мы плакали, рыдания глуша,

И сердце истекало острой болью,

И безнадежность, яростней ножа,

Вскрывала вены, полные любовью.

И все, что было искреннего в нас,

Растаяло, ушло, затихло, сжалось.

Что нам осталось? Только холод глаз,

Да каменное сердце, да усталость.

Но мы держались, словно штрафники,

С последнею гранатой перед танком,

Надеясь, что запасные полки

За нами вслед в атаку завтра встанут.

Но в Завтра оказалось все не так.

Бездарный суд свершен без адвоката.

И место кровью политых атак

Приказано подчистить до заката.

Признать, что много лет ушло зазря,

Пытаться забросать эпоху грязью.

Все очернить, но вспомнить про царя,

И вновь себе искать по-рабски князя.

Судить других не очень пыльный труд -

Видны просчеты, рдеющие грубо.

Наш путь один: то памятник снесут,

То храм снесут - бесхитростно и тупо.

* * *

Меня в горах вчера распяли

Душманы в злобе, как Христа.

Я умирал, пока вы спали

С улыбкой нежной на устах.

Вы все, кому писал я письма,

Кого любил, о ком страдал.

Я жил, наверно, в ваших мыслях,

Но вот надежд не оправдал.

Я не вернусь - живым и смелым -

Вчерашний бравый лейтенант,

Мое истерзанное тело

Разыщет яростный десант.

И будет месть большой и жесткой,

Пройдя вдоль этих двух высот,

Дувал прочешет, как расческой,

Снарядами мой дерзкий взвод.

А я? Со мной уже все ясно.

Я - страшный сон, кошмарный бред.

Моя душа, как ангел страстный,

Гуляет между " да " и " нет ".

Рассвет я встретил на дороге

К тем небесам, где Суд вершат,

Я был представлен лично Богу,
Приписан в рай, пройдя сквозь ад.

Меня в горах вчера распяли,

И кровь текла, как алый шелк.

В ту ночь вы так спокойно спали,

Я всех простил вас - и ушел.