|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Поэзия
15.VIII.2008
Летние стихи 2008 годаЛетние стихи 2008 года
Ностальгия
В.
Куклину
Далеко,
в Америке случайной,
Под ворон не наших перекрик
Мне пригрезился в пустыне сад прощальный,
Сгорбленный, как саксаул, старик.
Не понятно, сон иль полудрема,
Но родное что-то в старике
Мне откликнулось живой тоской по дому,
О тебе в далеком далеке.
В грустную элегию сливалась
Нежность к саду, детству,
голыдьбе
Самой главной музыкой осталось,
Все, что было дорого в судьбе.
И очнувшись, глядя на пустыню,
Где вороны ходят не спеша,
Я сказала маленькому сыну:
"Родина - когда болит душа"
Московское
метро
Опять
метро,
вагон.
И сотни лиц мелькают,
Кто весел, кто страдает,
Кто грустью заражен.
Старуха с рюкзаком,
Как божий одуванчик,
Стоит, а рядом мальчик,
Сидит, спокоен он.
Вот девушка с цветком,
Задумчиво - прекрасна,
Мечтает, но напрасно:
Ее не любит Он.
Цветок - душевный стон,
А женщина напротив,
В неловком обороте,
Упала на бутон.
Весна, звенит апрель,
Усталость пролетает,
И поезд уезжает
С надеждою в тоннель.
Поэту
Ты
любишь всех, кто хоть немного
Тебя
когда-то полюбил:
Дев
Милосердия от Бога,
Всех
тех, кому хватало сил,
Тебя
и твой талант лелеять,
В
несчастьях милого жалеть.
В
своей душе надежду сеять,
Что
смогут холод cвой
согреть.
Но
ты лишь пьешь их бабьи соки,
Не
понимая, что творишь.
Ты
жжешь любовь, как уголь, в строки,
Где
сам когда-нибудь сгоришь.
Тихие
мысли
Ах, этот тихий
смех
И плавное движенье.
Ты - Ангел, нет сомненья,
И ты прекрасней всех!
Скользишь, едва дыша,
Ты в танце по паркету,
И незаметность эту
Приветствует душа.
И мимолетный взгляд,
И нежное признанье,
И тонких рук касанье -
Всему я тихо рад.
Не то - огонь страстей,
И громкие восторги!
В них паузы недолги,
Средь бури новостей.
Дурна желанья страсть,
Груба, бесчеловечна!
И в Небеса навечно,
С ней точно не попасть.
Так почему же я,
Все больше замирая,
Боюсь тебя, родная,
А может ты - змея?
Свистопляска
Летает
земля по кругу,
Летают
над ней тарелки.
Гудят
полюса. С
испугом,
В
небо таращатся белки.
Разные
звери в чащах,
Дети
в огромных колясках,
Боятся
не волка в сказках,
А
мать нашу - Землю чаще.
О
чем ей свистят эти блюдца?
Зачем
на людей клевещут?
Вот
нам бы к началу вернуться
От
пляски этой зловещей.
Кипрская ночь
Грек
танцевал. В размахе рук
Дрожал
горячий кипрский воздух.
И
виноград,
и небо в звездах,
И сад -
мелькало все вокруг.
Прыжок,
подскок, опять прыжок,
И
разворот,
и на колено.
Но где
же,
грек, твоя Елена?
Где
сладостной любви ожог?
Услышал,
вроде спохватился:
Одну,
другую
вывел в круг,
С
четвертой,
с пятой в пляс пустился
И утонул
в
толпе подруг.
Сиртаки.
Топот, гул, веселье,
Вино и
музыка рекой.
Но
грустно
мне. Долой похмелье!
Грек,
извини, хочу домой!
Ночь на Ивана-Купалу
Вике
Та
девушка
огнем играла.
И блеском
вторила река,
Когда в
кольце огня сверкала
Ее
парящая
рука.
Взвивались
искры огневые
Под
гулкий,
темный свод небес.
Стояли
зрители немые,
Дрожал от
напряженья лес.
Звериный
зов
шаманской силы
В зовущем
теле оживал.
И так она
была красива,
Что ужас
смерти отступал!
Затменье
Затменье
бывает у солнца,
Затменье
бывает у сердца.
В
затменье
бывает спасенье
Гудящей,
больной голове.
Затменья
бояться не стоит.
Так
темное
солнце красиво!
Затменье
-
полезное дело,
Когда
слишком много любви.
Август
Народных
не
хватает сил.
Кто
только
Сильных не просил.
Но словно
Бухенвальдский звон
Слетает с
гор Кавказа стон.
И никого
не
удивит,
Что под
огнем дитя горит.
Агрессия
корежит мир.
В
кровавом
месиве эфир.
И снова
август на Кавказе,
И снова
батеньки
в экстазе.
Дрожит
страна, идет война,
А за
войною -
тишина.
Последний
звонок
Последний
звонок из жизни.
Последний взаправду, всерьез.
И
счастья весеннего ливни,
И
желтый осенний откос.
Всему
завершения - точка,
И перед глазами
плывут:
И юная мама, и
дочка,
И грубой общаги
уют.
Мальчишки, девчонки,
соседи,
Вокзалы, дворы,
поезда.
И в цирке смешные
медведи,
И в небе высоком
звезда.
Последний звонок - он
последний!
Их больше не будет
уже.
Прощай, пересуды и
сплетни
На том роковом
рубеже.
И все - таки грустно
немного.
И все - таки грустно,
дружок!
Что нас не окликнет в
дорогу,
Наш школьный последний
звонок.
Три
мгновенья
Мне
сон приснился, будто умираю.
Не
понарошку, а совсем,
всерьез.
И
что в гробу, и что венок из роз.
Народ
вокруг, и кое-кто рыдает.
А
я лежу, красивая вполне
И
вспоминаю жизнь свою не в шутку,
Стараюсь
я припомнить ту минутку,
В
которой счастье улыбалось мне.
Вот
утро, детство, еду с папой Шурой
На
"Волге", К морю, все тревоги позади.
А
сердце радостно волнуется в груди,
И
мама счастлива, хотя и смотрит хмуро.
Вот
я студентка, практика, завод,
И
цех сверлильный весь усыпан стружкой,
И
влюблена в него моя подружка,
А
он ко мне, сияющий, идет.
И
третий важный миг - рожденье сына.
И
красный кулачек, и первый крик.
Пожалуй,
это - самый главный миг,
И
самая счастливая картина.
И так мне
стало жалко умирать,
Что я
глаза
открыла и проснулась.
И вижу
день,
и солнце улыбнулось.
И я
готова
жить, любить, страдать!
|
Проголосуйте за это произведение |
|
Дорогая Марина, Вы настоящий рыцарь пера и Психеи. Ваши глубокие психологические портреты, трепетные посвящения говорят о незаурядном даре интуиции и поэтического прозрения. К сожалению, Валерий Васильевич вряд ли в состоянии оценить посвящённые ему строки, полные высокого лиризма. Он уже успел убедить меня в своём одностороннем взгляде на лирику. Да и не в этом только дело, а в том, что действительно у оставивших родину "душа болит". Что и приходится Вам наблюдать в этих сумбурных диалогах и монологах уехавших на ПМЖ, особенно в Германию. Есть, конечно, терпеливые и вдумчивые собеседники, как Владимир Эйснер, Валдемар Люфт, Антонина Шнайдер-Стремякова и другие, но в основном надрыв "болящей души" приводит к бессмысленным столкновениям не только на почве, но и без всякой почвы. Видно, что очень многим в Германии морально живётся очень трудно. Отсюда и "хамстеры", и прочие маски. И Вы, как психолог чувствуете это лучше меня. Просто не хочется оставлять Вас один на один с этой "дружеской" свалкой. Хотя Вы по-рыцарски держитесь очень твёрдо, но мне жаль Ваших молодых, талантливых сил. Думаю, что Вы правы, впустую никогда не бывает - тем более, что "болящий дух врачует песнопенье". Даст Бог, и к песнопенью кто-нибудь прислушается. Спасибо Вам за чудесную, разнообразную, искреннюю подборку, в ней всё выстраданное, проникновенное, интуитивное и настоящее. Удачи Вам! С праздником Преображения Господня.
|
|
Я бы не стала некоторым разъяснять их грубости, но больно за Переплет. Хороший ведь журнал, наш.
|
* * * Лугов разливы. Белые туманы До кромки леса молоком лежат. А в памяти и зрима, и свежат, Любовь моя, пришедшая нежданно В усталый дом над солнечной Окой, Разрушив зыбкий, глупый мой покой Своим теплом лучистым и желанным. Растаял образ, как туман речной. Но чувства все живут во мне, не тают. Лишь в строчки легкие синицами слетают. Не устают, кружатся надо мной...
|
|
Да не обращайте, пожалуйста, внимания на старого брехуна, на камлания Куклина. Все норовит под себя кого-нибудь на свою потребу "приспособить". Сейчас он сильно напоминает мне Буша, пытающегося приспособить под себя европейских политиков в крестовом походе против России. Правда колет ему глаза, вот и перевозбудился через край, вот и "возникает". Уж мы то, женщины, хорошо понимаем, что у таких субъектов в период климакса такое нередко бывает.
|
|
Ты красавица. Мне неловко, что нечаянной и несовершенной правкой я выпросила посвящение. Спасибо. Поэт, ты, действительно, ╚жжешь любовь, как уголь, в строки╩ и потому сильней, нежели прозаик. У ╚умельца-аккомпаниатора, что подыгрывает сходу╩, стихи, насколько я помню, всегда были лёгкие, воздушные, но с того времени, как я их читаю, в них мудрости прибавилось. И это естественно. Желаю, чтобы их количество совпадало всегда с качеством.
|
Прочитал подборку "Летние стихи 2008 года",скукожился, прочитал ещё два раза и сделал себе выписки. Марина! Стихи хороши по звучанию и создают душевный настрой той самой светлой грусти о которой скал Поэт, но они очень разнятся по качеству (если можно так сказать),а местами в строфах плачет орфография и хромает стилистика. Автор на полном серёзе употребляет слово "голыдьба", которого в русском языке просто нет, а есть "голытьба". В. Высоцкий, частенько перелицовываший всё и вся, не рискнул даже в шуточной песне поменять "т" на "д": "Тоже ведь она по-своему несчастная, эта самая лесная голытьба!" Далее автор в пишет: "И поезд уезжает с надеждою в тоннель" ("Московское метро"). На мой взгляд,- коряво и не по-русски. Выражение "Дурна желанья страсть, груба, бесчеловечна" тоже чегой-то не тае... Тут сильно попахивает тавтологией, ведь страсть - это и есть сильное желание, не так ли? Стихотворение "Свистопляска", будь моя воля, я бы вообще удалил. Неудачное. Ложка дёгтя. "Летает земля по кругу, ("земля" - с маленькой буквы, а дальше по тексту - с большой) летают над ней тарелки. Гудят полюса. С испугом, в небо таращатся белки". Марина! Тарелки - да, в данном случае они летают. Но земля летит. Есть разница между глаголами совершенного и несовершенного вида. А почему полюса гудят? С чего бы это? "С испугом, в небо таращатся белки" А почему, собственно белки, а не какя-либо другая зверушка? Никак не могу отделаться от "вчепятления", что "белки" - потому что "тарелки". М-гм... "...Боятся не волка в сказках, а мать нашу - Землю чаще. "мать нашу..." Простите мне, Марина, мою испорченность, но этот намёк на пошлость, грубость, "уличность" - опять-таки ложка дёгтя. С. Есенин ведь написал "Клён ты мой опавший, клён заледенелый", а не "обледенелый", хотя "обледенелый" - слово общеупотребительное, но в потоке речи оно окутывается "низкой" фонетикой, в высокой лирике неприемлемой. Марина! На мой взгляд, "Поэту", "Последний звонок", "Ночь на Ивана Купала" "Три мгновения", - отличные вещи. Голосовал я за них. Но больше всего мне поглянулось "маленькое нежное стихотворение" из Вашего постинга. Оно - самое лучшее. С уважением, В. Э.
|
Эйснер: "И поезд уезжает с надеждою в тоннель" ("Московское метро"). На мой взгляд,- коряво и не по-русски. Никакой корявости я не нахожу. Эйснер: "Дурна желанья страсть, груба, бесчеловечна" тоже чегой-то не тае... Тут сильно попахивает тавтологией, ведь страсть - это и есть сильное желание, не так ли? Прости, Володя, ты не прав у Марины хорошо. Эйснер: "С испугом, в небо таращатся белки" А почему, собственно белки, а не какая-либо другая зверушка? Никак не могу отделаться от "вчепятления", что "белки" - потому что "тарелки". М-гм... А почему бы и не "белки"? И рифма, и содержание всё чин-чинарём. Мариночка, не обижайтесь на Эйснера. Было бы таких постингов больше, наше мастерство росло бы быстрее. Мою ╚Жизнь ЧТО простокваша╩ он отбросил было в сторону, потому что заметил ошибочки, но затем, отказавшись от карандаша, читал, ╚как в молодости, до утра╩ и отписал мне по интернету свои разносы и дифирамбы. Согласившись со многим, я текст подправила, так что спасибо таким читателям.
|
Володя, постарайся не обижаться на то, что я тебе тут скажу, хотя надеяться на это и бессмысленно, но мне просто необходимо сделать несколько очень важных замечаний, касающихся конкретно тебя. На седьмом десятке пора быть все-таки взрослее при оценке качества творчества коллег по перу. При чтении твоих постингов, где ты, как правило, высказываешься с восторгом юной пионерки набором дежурных эпитетов, ты делаешь замечания, имеющие значение сугубо для внутриредакционной работы. Это неправильно. Автор пишет не для того, чтобы ему ты ткнул в глаз пальцем и заявил, что лучше него знаешь, как надо писать. Он хочет самовыразиться и сказать о том, что для него сокровенно. Я тут как-то лет шесть тому назад напоминал, что поэт Кольцов был вопиюще безграмотен и гений Пушкина увидел в нём талант вселенского масштаба, несмотря на то, что в каждом слове у провинциала было по две-три ошибки. То же самое можно сказать и об авторе ╚Конька-горбунка╩ - на Ершова за непривычную стилистику набросилась армия защитников чистоты именно пушкинского слога. И все они, и ты по-своему правы. Но это работа редактора с автором, который на ДК, на самом деле ждёт ответа на вопрос: а правильно ли поступил 26-летний Евгений, отвергнув любовь тринадцатилетней Татьяны? Редакторы (которых официально, кстати, до Сенкевича не было на Руси) так заболтали Пушкина, что мы так и не узнали, чем закончилась его поэма. Далее по поводу Сервантеса. Вины Мигеля Сааведры по отношению к королеству Испания, за которые он отматывал свой срок, в сути своей и означают соучастие в коррупции, если их перевести на юридический язык. Я не поленился покопаться в имеющемся у меня академическом издании ╚Дон-Кихота╩ - и обнаружил в предисловии подтверждение этому факту. То же самое написано и в немецких работах, любезно предоставленных мне библиотекарями Университета имени Гумбольта. При этом при беседе с ними мы сошлись на том, что в Испании 16-17 века коррупция была нормой взаимоотношений чиновничества, к которому принадлежал Сервантес, с плебсом, не всех их альгвасилы хватали за руку, но кого хватали, те сидели в том числе и известные аристократы, то есть явлению коррупции мы обязаны появилением на свет великого романа. Почему же историкам литературы можно оценивать классиков по их делам даже в статьях, а мне запрещено даже в рассказе? Потому что я русский и живу в Германии? Защищаемые тобой с опять-таки инфантильной отвагой литераторы сами знают себе цену, потому не вопят в свою защиту, как делаешь ты за них. Про Булгакова лучше прочитай здесь статью В. Дворцова, а также тамошние наши комментарии, а потом имей мнение по поводу вопроса, о котором знаешь понаслышке лишь. А вот с Солженищыным и Айтматовым у меня особые отношения. Чингиз Торекулович был моим земляком, знакомы мы были более тридцати лет, встречались многажды и он был в принципе согласен с моим неоднократно высказываемым вслух и печатно мнением о том, что он перестал быть выдающимся писателем после того, как получил Ленинскую премию, стал чиновником и хапугой. Возражал редко, но и то так: ╚ Все мы такие. А ты завидуешь╩. Солженицын отбывал ссылку в той же области, где отбывал оную и я, а потом я там нашёл бывших учеников его, написал о них статью для ещё советских пор ╚Известий╩, чем, не желая того, и привлёк его внимание. А потом он стал обижаться на меня за то, что я не забыл, как главный диссидент страны признался в одном из итервью в том, что был Александр Исаевич стукачом в шарашке. Кстати, он и Шаламова не любил за это же самое. Вот Айтматов с Солженицыным умерли и что: мне считать их ангелами? Забыть, как Солженицын уничтожал мою Родину? Для этого надо быть инфантилом или продать себя врагам. Я уж тебе не раз говорил: нацисты всегда были врагами моими, независимо от вероисповедания, родного их языка или цвета кожи. Мне очень жаль, что ты с каждым годом всё сильнее правеешь. Но и не удивляет. Ибо всегда была видна в тебе коммерческая жилка и обнаруживался то и дело коммерческий расчет. Потому вся эта внешняя показуха, лепка образа эдакого полярного волка меня, в отличие от многих находящихся на ДК, не обмишуривает. Для меня охотник-промысловик, живущий, как собака, по девять месяцев в году, ради больших денег и ради того, чтобы одеть шкурками московских шлюшек, - существо неприличное. Но ты ещё ведь работал и на метеостанциях на Чукотке и именно поэтому я стал помогать тебе. Но всякий раз за всякую помощь получал в ответ по мордасам. Это тоже признак инфантилизма: чужой труд и чужую заботу, чужое время, потраченные на вас, вы не цените ни во что. Очень надеюсь, что ты всё-таки не скатишься к прибовщине и фитцевщине. Статью мою о тебе нигде не публикуй. Я ошибался в тебе. И это моё право: налагать на публикацию запрет.
|
|
|
