ОСЕНЬ
Пока высокий не остыл простор
И дни к надеждам августа не строги,-
Не торопись вмешаться в разговор
Пустого неба и пустой дороги.
На небо не взбежать, а на земле
Уже укрыли ангельские крылья
Ту с выбоинкой чашку на столе
И книгу, что за лето не раскрыл я.
Но и теперь, когда глаза сухи,
Мне с тихими не разминуться днями,
И сладко забываются стихи,
Отмеченные в детстве уголками.
Их можно разогнуть - и умереть,
Чтоб жить и плакать слез забытых ради,-
И птичий клин уже нельзя стереть
В иной - блаженной - без полей тетради.
Мир не остался без высоких строк,
А чем свою исправишь ты ошибку:
Ты ни воспеть, ни умолить не смог
Потрескавшихся жалких губ улыбку.
И жизнь не обнесет хоть невзначай
Согретой чашей синевы беспечной.
Щербинки на краю ее считай:
Пора терять - теперь уже навечно.
И замечай, как утомились дни,
Переливая сини постоянство,
И в тишину нестрогую шагни
Простившего осеннего пространства.
Все дальше шум божественных охот.
Ах, осень, ты помолишься за сына?
Что ж пусто серебро твоих тенет
И оборвалась дыма пуповина?
Раскинь стихов щебечущий шатер,
Открой свою любимую страницу, -
И я на небо посмотрю в упор,
В которое я так хотел влюбиться.
На помощь слабую возьми меня с собой
За дятлом вспоминать цезуру лета,
Певцом любви - с германскою тоской -
В дубравах гулких пить сентябрь согретый,
Всходить на холм, искать Ее следы,
И, становясь и ласковей и чище,
Срывать шиповника румяные плоды
Как обещание духовной пищи.
1978, 1990, 1998
* * *
Ах, под окном
Три старухи.
Темнело.
У каждой свое.
Они долго расставались:
Их разлучала ночь,
Соединяющая молодых.
1973
* * *
Уже не кружиться белым стаям,
Напевы снежинок пропали,
Возвращаются зыбкие ночи,
Весенний туман.
Ночи в мае
Встретят цветами
Редкими
Снежными
Белыми,-
Словно рядом руки любимые,
А когда никого не любишь -
К чьим снегам прижаться губами?
Но страхи окажутся мнимыми.
Злое ты вскоре забудешь,
И хорошо, мой друг,-
Тысячи зыбких рук
В жизни удержат тебя.
1975
НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ
I.
Он страстно оттепели ждал,
Но не с раскаяньем:
Над белой пропастью вставал
Свободы чаяньем.
Но все порывы - с теплотой
И окрылением -
Он сжег на западе зарей -
С восточным рвением,
И только сон себе сберег
Надежды, спасшейся
Как мокрый воздуха комок
В руке разжавшейся.
Свежеет ночь. Апрельских лип
Лучинки светятся.
Распятого уже знобит.
Прохожий крестится.
1976, 1999
П.
Весна, ломая ритм, звучит,
Где монастырские аллеи:
Здесь ходят немцы и грачи,
И птицы по весне смелее.
Для них гнездятся купола,
И серый снег с лихвой подтаял,
Соборов груда поплыла
С их шоколадом крепких ставен...
Но, возвышая небосвод
Для угловатых воспарений,
Россия новый смысл найдет
И для иных - чужих - речений:
Сквозь птичьих ссор родной пустяк
Плывя, она переплавляет
Европы скаредный медяк
В меч, что любовью разделяет.
Конец 1980-х годов, 1998
ОКНО
Сегодня хочется взъерошить Бенуа,-
Но тишиной дождя
Уже сменился жестких платьев шелест,
И садовник
Труды оставил о садах Версаля,
И деревья
Уже одни - счастливые - стоят
Недвижимы и нетревожны
Всего лишь для того,
Чтоб кто-то мог сказать:
"Мое окно выходит прямо в сад,
И для дождя в саду сбежались кроны".
1978
* * *
Что за волненье
В несмелой листве? -
Неба крушенье
Сегодня в Москве.
Люди укрыты
Синим драпри,
Ни веселы, ни грустны, -
Просто встречают .
Свое избавленье,
Сняв пиджаки:
Лучшие воды
Новой весны
Нынче дарованы им.
1978
* * *
Луна над городом - полуночный венец,
И так легко, и весело, и странно:
Снежинок ослепительный конец -
Или небес спасительная манна?
Но как зрачки у города горят -
Слепые - в студенистом постоянстве!
Не душно ли тебе? - Нет! - легкий снег -
нет - бабочки летят
Доверчивые - в теневом пространстве.
1978
ОРГАННЫЙ КОНЦЕРТ
Из пара создается вновь
Вечерней сказкой город белый.
Москва, Москва, как ты сумела,
Замерзнув, подарить любовь?
И люди, выйдя из метро,
Бредут в клубах почти слепыми,
И им не надо быть святыми,
Чтоб в низком холле пить ситро.
И опоздавшие взлетят
Наверх с портфелями под мышкой,
Где капельдинерши с одышкой
Еще с программками стоят.
Еще насущным зал живет,
И сердце топчется на месте,-
Как вдруг слетает vox caelestis
Неведомо с каких высот.
Но нет печали свыше сил:
Он в тишину ушел, страдая,
И ты, мотив перевирая,
В буфет в антракте поспешил.
Но, трижды прозвенев, звонок
Беседу с другом прерывает,
И снова в звуках возникает
Последний совести упрек.
Надолго ли? Несется вниз,
Дробясь, поток аплодисментов,
И вот уже на бис lamento
Сыграл любезно органист.
И снова улетает пар
К звезде над площадью хрустальной.
Куда тебе? Поклон прощальный -
И грусти неразменный дар...
Дек. 1978, 1998
II.
Вот что я должен оставить:
Все, что меня провожает,
Чтоб утром январским ранним
Без боли мог меня встретить
Покрытый инеем ослик.
1979
СУХУМ-КАЛЕ
Из рук у вечности побег валов крутых,
Крутящих голыши в немолчном Dolorosa,
И за грядой, в древах, по-зимнему скупых,
Свист вспугнутых дроздов с зеленого откоса.
И мудрых волн слепых рассказ еще нежней,
Как в брызгах солнечных, о родине моливший,
За Навзикаей вслед шел робко Одиссей,
Единственной любви своей не изменивший.
Но Одиссей забыт, бредущий по песку,
Трепещет на ветру Атланта прядь седая,
И по торцу земли, по самому виску
Грохочут поезда, от волн не отступая.
1979, 1998
ГОРЫ
Сей день пятнист, и быстр, и неуступчив
как вспугнутый жираф, как уточек-нырков
на море раннем бесноватая охота,
соленей и вольней, чем губы волн,-
давно уставший целовать прибой.
И можно слышать, уходя от моря:
в горах разлит губной органчик сё;
треск веток, и на самом склоне
дурной теленок тишину взрывает,
зарылся в гущу, в желтые глаза
мимоз, и чуть ли не с копыт слетает,
и ветку нежную ломает,
не отведенную ничьей рукой пока.
И оттого ли,
что этот день широк и шелковист,-
дробится склон крутым паденьем вниз -
весь в желваках зеленых,-
скулящих, шевелящихся, живых;
с устойчивостью древних валунов - горбатых
и в птичьем щебете;
везде сулят гор гребешки
ущелья по-китайски,
и над потоком молча ты кричишь,
а горы
стихами Тао глухо отвечают.
1979, 1999
ТБИЛИССКИЙ ЗООПАРК
В февральском воздухе прозрачном
Дрожит и плавится возок.
Ты здесь, Коро? Твоей ли властью
Прохвачен солнцем холодок?
Здесь турокозы в каплях дымных,
Вблизи задумчивых ослят,
С камнями слиты, в сетках длинных
Глазами добрыми косят.
Здесь ветви рушатся к асфальту -
Рабочие срубают - вниз:
Знать, будет день как кубик смальты
И золотушен, и тенист.
Но кто в щемящем беспорядке
Деревьям свет и тени дал
И в перспективе - не украдкой -
Аллею утром показал?
Ведь ты же спал, и лишь для рани
Открыл усталые глаза,
И вот - слезятся - воздух ранит -
Такая здесь голубизна.
И солнце - не вздохнуть - не надо;
Но, в волоски запряжена,
Лошадка - лучшая награда -
Идет из солнца неспеша.
И можно спать, когда с любовью
Затянут крепкий волосок,
Когда, в поклоне гор подлобью,
К ручью спускается возок.
/979, 1998
НА КАРТИНУ ПИРОСМАНИ
Мальчик рыбу ловил,
А вытащил лучик.
Смотрит с улыбкой;
У ног-
Темные воды реки,
Глаза удивленных кувшинок.
1979
КОНЦЕРТШТЮК
Еще сугробы на дворе,
Еще березы голубеют,-
Но что ж сильней тебя согреет,
Чем солнце в сонном январе?
И мне дурацки повезло,
Хоть марта нет и на полушку,
Любить - цыганщину веснушек,
Знать - пересвиста ремесло.
И знаешь ты, влюбленный в свет:
Твоя судьба - за солнцем бегать,
Когда вздохнет опара снега,
Под голубиный взлет манжет.
И чем быстрей полет смычков,
Тем и беспечнее - и строже -
Круженье тающих дорожек,
Бег торопливых башмачков.
1979, 1999
ГОРОХОВЕЦ-НА-КЛЯЗЬМЕ
Ван-Гога огороды
Над синевой реки.
Чуть оступились в воду
Стиральные мостки.
Сжег облачную проседь
Соломенный закат,
И снова Брейгель просит
О возвращенье стад.
Мы в теплое заречье
Должны войти как в храм,
Где дремлят семисвечья
Сосенок по пескам,
И где колючей клятвой
Еще жнивье не спит,
И шмель гудит невнятно -
Задумчивый левит.
1979
ЛА ТУР. "МАГДАЛИНА СО СВЕТИЛЬНИКОМ"
"В мире скорбны будете, но дерзайте:
Я победил мир."
Ев. от Иоанна, 16, 33
Я принесла с базара масла
Наполнить лампу, и во мгле
Ты видишь - лампа не погасла,
И свет остался на земле.
Но с чем, пока не рассветало,
Мне одиночество справлять?
"Ты добрая" - я повторяла,
"Не тронь меня" - мне повторять.
Я голову поднять не смею
И спорить не могу с Тобой:
Ты возвратишься в Галилею
В сиянье славы неземной.
И сколько б мы ни потеряли -
Мы будем жить, терпеть и ждать,
Но ты пойми: лишь мне в печали
Не плакать - значит предавать.
1979
ПРЕДЧУВСТВИЕ ДОЖДЯ
"Il pleure dans mon coeur...."
Paul Verlaine
Как сразу вымокли дома -
Как будто вымокли глаза;
С чего? Не скажет и сама
Дождя негорькая слеза.
Но дождь уже неумолим,
И невозможно не понять,
Что город стал уже ничьим,
И ничего не удержать.
Но сердце бьется и хитрит:
Просить не хочет ни о чем,
И вечер не о нем грустит
За оплывающим стеклом.
1980-е годы, 1999
НА КНИГУ ВИОЛЛЕ ЛЕ ДКЖА "БЕСЕДЫ ОБ АРХИТЕКТУРЕ"
В час, когда крыши знобит голубями,
Словно в прочитанной вечером книге
Тени пропали, и стих за домами
Бронзовый топот последней квадриги.
Правды и стиля упрямый ревнитель,
В тихих рассветах - провалах искуса -
Как ты нашел - неудачник-строитель -
Нить путеводную строгого вкуса?
Пусть этим утром я только прохожий,
Но я пойму все, что ты напророчил:
Над разоренным становищем ночи
Купол поднялся, на небо похожий.
Купол волшебный не давит, не мучит,
Только ошибки людей исправляет:
Не унижая, правдивости учит,
Антаблементы домов разгружает.
1979-80
* * *
Дождем и снегом мартовский денек
Спускается в колодец Наркомзема
И проливает в этажи поток
Цветного сахара и резаного крема.
Всю ночь проплавав, стая черных "Волг"
Спит во дворе до нового прилива,
И сладкой жизни говорок примолк,
Чтоб вечера дождаться терпеливо.
И сказка жизни в лентах-этажах -
Как снегопад беззвучная - не скроет,
Что начиналась на ночных путях:
Кино цветное - и всегда немое.
1980-е годы
* * *
Еще не лето, но судьбы нет краше,
Когда пьянит деревьев легкий дым:
Ах, Лотти, это - Вы, Йомелли, это - Ваше,
Вам прыгать по листочкам молодым,
Морщинить лужи, восхищаться миром,
И в квинту петь забытые псалмы,
И, щебеча по солнечным квартирам,
Игрой пылинок возмущать умы.
1980
* * *
Так просто вдруг тронуть клавишу,-
И Моцарта взгляд - как в сад,
И словно не давит на душу
Утрата из всех утрат.
И чтобы в Москве расстриженной
Ты легче Бога узнал,
Уже мотыльковой хижиной -
Соломенной - вспыхнул зал.
Ушла твоя боль щемящая
И возвратилась опять, -
Но музыка говорящая
Не скажет, как умирать.
1980-е годы
* * *
Бульваров юная игра,
Листвы нечаянная сила,
И, несомненно, наступила
Голубоглазости пора.
И в сеть разреженных теней
Без страха голуби вступают
И в пятнах солнечных решают -
С какого края свет вкусней?
И вдруг за солнечным лучом
Летят, взрывая мир юдольный,
Где солнце, словно мяч футбольный,-
У Грибоеда над плечом.
Пускай неопытен полет:
Державный мир, взглянув спросонок
На утро голубиных гонок,
Победу нежным отдает.
1980-е годы, 1998
МОСКОВСКИЙ ДВОРИК
Среди деревьев-часовых -
Застывших, мокрых и безлистых -
Блестят осколки лужиц чистых -
Скрижалей черно-голубых.
И окон заколочен ряд,
Но ржавчина кирпичной крошки,
И на стене белил дорожки
О неизбежном говорят:
Здесь будет "Мосчеготосбыт" -
Уже нестрашен, хоть неведом:
Ведь не ему ли заповедан
Московский коммунальный быт?
И будут вечны на дворе
Лишь детских грифелей рисунки,
И небосвода слепок гулкий
Застынет в цинковом ведре.
Но луж пророческих зрачки
Прикрыты падшею листвою,
И пес, плененный желтизною,
Значки уланов рвет в клочки.
И в этих играх я ли сам,
Лучи, иль ветви виноваты,-
Следы белил витиеваты
И к снам ведут - или стихам.
О, неспасающий родник!
Мне ни к чему твое кипенье.
Поэзия - не завершенье,-
Лишь дней осенних черновик.
И жизни нежную волну
Я под волненье луж подстрою,
И книгу новую открою,-
Иль желтый лист переверну.
1980-е годы, 1998
ГУМИЛЕВ
Перед ночью жестокой неправ
И у бедной весны в долгу -
Вот я вышел, шапки не сняв,
Перешагивать раны в снегу.
Я напрасно сегодня не сплю,
И бессонному марту шепчу,
Что я луж слепых не люблю
И кривых дорог не хочу.
Мне сегодня так важно спать,
Потому что только во сне
Можно профиль поэта искать
На упавшей в лужу луне.
А весна то молчит, то журчит
И не знает иных времен:
Не весной охотник убит.
Я один иду с похорон.
Лишь в трубе водосточной гром
Вдруг напомнит, как падал снег,
Чтоб добыть неземным трудом
Этот горький земной ночлег.
Он летел - не успел помочь,
Обернулся мокрой трухой...
Хорошо ль ты охотилась, ночь?
Чем поделишься, ночь, со мной?
Я звериную чуткость пойму
Оттого, что смерти боюсь,
Торопливо шапку сниму,
С недоступным сном разминусь.
А тот, кто сегодня спит,
Скажет: "Здравствуй, мартовский снег!
Ты Де Лилю пел целый век,
А теперь с тобой русский пиит".
1980-е годы, 1999
* * *
У эскалатора дружинник
Читает книгу Бытия.
Он этой пропасти пустынник -
Ему нет дела до меня.
Он холит мудрость государства
Как нарывающий бутон,
И аметистового царства
Он охранит лукавый сон.
И встреча эта не обманет -
В ней сонной вечности залог,
И прозвучит как бы в тумане:
"Блажен, кто душу не сберег."
Я так же шел, робея, к слову,
И узнавать, как он, привык
Про жизни грубую основу
Из богооткровенных книг.
Но я люблю его сутулость
За окрыленности испуг:
Душа к земному прикоснулась -
И вырвалась в весенний круг.
И в аметистовой могиле
Я знаю, за стихом следя,
Что те же книги нас учили
Не засыпать под шум дождя,
И выходить из думы мглистой
В сад, где, встречая чужака,
Смородины прекраснолистой
Прижмется мокрая щека.
1980-е годы, 1998
* * *
Река очистилась, и грустная весна
Затеплила огни, чтоб соблюсти Субботу,
И золотистые в воде веретена
Вновь завели свою тончайшую работу.
Сонату трудную усталая игла
Так нежно выпила, как молоко ребенок.
В канун седьмого дня душа еще спала
И словно шум дождя услышала спросонок.
Еще шуршит игла и не дает уснуть,
И вот - судьбой слепой иль по любви наитью -
В творенья день седьмой уходят звезды в путь,
И зыбь продернулась сверкающею нитью.
А мы любуемся проснувшейся рекой -
Купелью ветхою неузнанных страданий -
И слышим шорох сфер, зарывшись головой
В подушку свежую весенних упований.
Апрельская Москва нам стала первым сном.
Пластинка вертится, но нет судьбы над нами:
Холодным городом мы первыми идем,
Не отмечая путь скрипучими мелками.
Мы только в мир вошли, и нет разлуки нам,
И, отзвучавшую сонату вспоминая,
Мы доверяемся туманным фонарям,
А воздух спит, как еж, иголками играя.
И без боязни пьем мы этот дождь сухой,
И мира колыбель как маятник качает:
Нет для Москвы вестей в волшебный день седьмой,
Лишь златошвейка-ночь нить жизни продевает.
Друг друга мы храним над влажной темнотой,
Где тонут все слова, все звезды увлекая,
И лицемерит зыбь пред волею святой,
И обрывается дыханья нить чужая.
1980-е годы, 1998
ШМЕЛЬ
Июльских круч лазоревый отрог,
В зеленых нишах оползни и грезы,
И мы, чуть тронув глянцевый цветок,
Уже стучимся в домик дикой розы,
И - выпачканной мордочкой - в ладонь
Уткнется возглас недовольной твари:
Нам тайники колючие подарят
Слепую ласку черно-рыжих сонь.
Мир постижимого! Тревожа нас,
Ты сам меняешь чуткий строй тревоги:
Суть летние такие недотроги,
И вызов на любовь - ворчливый бас;
И тот, кто знал, чем надо угождать
Богам шиповника, ромашковой Ириде,
Совсем забыл, как можно жить в обиде,
Чтоб невзначай - самой обидой стать.
1980-е годы
ЕВПАТОРИЯ
Ты попробовал времени мед...
В Евпатории синь и дрема:
Здесь молчащее море живет,
Из ракушек строят дома.
Не износится в вечность песка
Позолота ракушечных плит,
И - как руку ищет рука -
Одинокая чайка парит.
Я к молчащему морю привык,
И в прозрачном зеленом дыму
Наш с тобой позабуду язык
И татарский горлиц пойму.
И с настойчивой нежностью пчел
Изменившимся слухом лови,
Как у горлинок полдень прошел
В неуверенных просьбах любви.
Но не пробуй теней золотых
Потянуть неподъемную сеть.
Это был разговор двух немых:
Подожди, ну хоть что-то ответь...
1980-е годы
ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ
Копится сладкая боль, а небо все шире и шире -
Только б хватило дождей о тебе до конца рассказать.
Дождь предрассветный умолк - ушел не услышанным в мире;
Есть расставанье в Москве, и тебя мне уже не назвать.
В третью стражу был дождь. Посмотри, как легко ты забыла
Все, что за серым окном нашептало озябшей листвой.
Верить ли утренним снам? Вот толпа нереид обступила,
Ворох беспомощных роз разметал равнодушный прибой.
Лето - всегда узнаванье. Теплы ото сна еще руки,
И не ослепла листва пред бедою нежданной твоей.
В скудных отгадками снах не узнать приближенья разлуки, -
Но бесконечно прощанье промокших покорных ветвей.
Дождь уходил из Москвы, неуклюже в садах оступаясь.
Густо роится листва из промокших раздавленных сот.
Лета кошница полна, но Европа, едва улыбаясь,
В беге чудесном своем лишь черемухи ветку сорвет.
Я не держал этих рук, только слышал их музыку где-то:
Рыжий загривок сжимали и знали, чем в снах дорожишь.
Как же плывется тебе на спине утомленного лета
Через дворы и листву и веселье ныряющих крыш?
Я только вот что скажу: лишь сегодня в Москве верховодит
Вихрь огоньков тополевых и вещая музыка снов.
Пальцы сожму - не пойму - это лето сквозь пальцы уходит,
Чайка-душа потерялась средь влажных кудрявых валов.
Морю смешон твой упрек, и свод голубой слишком молод.
Ветром соленым пахнуло, и море еще зеленей.
Только б сберечь удалось в небеса опрокинутый город
И бесконечный пожар расступившихся с лаской ветвей.
Жизни не жалко порой на чужие потратить дороги,
Если ведет не судьба - просто белой черемухи прядь.
В Кноссе ожог заживет под журчание сказок, как боги
Брали на небо детей, чтоб в созвездия их превращать.
Тот, кто страдать разучился, - где кончится бег, не узнает.
Розы песком занесло, обрывается тонкая боль,
И в океане ветров одинокое солнце блуждает,
После скупого дождя просыпая горящую соль.
1980-е годы, 1998
КОРО
Наивный сон редеющей листвы -
Прозрачность упований гибкой ивы...
Жизнь не томит. Нежны и кропотливы
Полудни осени в плетении канвы.
Я в удивительный пускаюсь путь:
Le pont de Mantes, купание Дианы,
Намек лазури - и деревья пьяны,
Но листьям с полотна не соскользнуть.
1980-е годы, 1999
* * *
Что обещалось - сбудется сегодня
На страшной и бессмертной высоте,
Где ты дрожишь, как капля на листе,
Готовая упасть, листа не помня.
Как долго дни лишали встречу смысла,
Однообразным шелестя дождем,
Но дождь прошел, и тишина повисла,
Которая не знает ни о чем -
Не знает, далеко ты или рядом,
Но кажется, что это ты молчишь,
И обнимаешь воздухом и садом,
И каждым мигом жизни дорожишь.
И мир расскажет сам, как он несложен:
Вот лист застыл, и разве потому
С молчащей каплей так он осторожен,
Что счастью не поверил своему?
Конец 1980-х годов
* * *
Хрупкое тельце шмеля,
Жесткий доспех стрекозиный...
Жизнь! я пришел не с повинной, -
Что ж обнимаешь меня?
День словно в прятки играл:
Миг - и заката не стало.
Что ты в тот вечер читала
Я от сирени узнал.
Начало 1990-х годов
* * *
Было сладко от тумана
И не поздно - час шестой,
И счастливей не бывало
Возвращения домой.
И всего-то два-три слова
Торопились обмануть,
Все оправдывали снова,
Бесконечно длили путь.
Начало 1990-х годов, 1999
* * *
Листвы расплавленной руно
Не возместит ничьей обиды,
И неба праздное вино -
Лишь сказка о полях Колхиды.
День задремал на полпути -
Давно ли плаванье начавший? -
И можно облаку войти
Надолго в окоем пьянящий.
Погонщик дивных облаков!
О сколько - страшных и веселых -
Неотплывающих веков
Ты задержал на злачных склонах.
Всему, что летний зной сжигал
На тропах жизни каменистых,
Ты тень давал, когда сплетал
Венки из мяты и душицы.
И если корабли вернуть
Хотел ты шепоту прибоя, -
Обманом зренья был им путь
К трудам, не знающим покоя.
Но скольким искренним венкам
Напрасно гавани сияют,
И по кузнечиков прыжкам
Любовь часы свои сверяет.
Стрекочущее время лжет!
Есть воскрешающее слово
Там, где ладони обожжет
Капелью солнца воскового.
И осыпающийся мир
Тому вернет любви стремнину,
Кто облачный овечий сыр
Сложил в дорожную корзину.
1998
* * *
Весенний воздух наплывал
Мольбой иль ласкою случайной,
Но ты перчатки надевал -
И вечер оставался тайной.
И оседает черный снег,
И жалости не переносит,
Но, вспомнив свой недолгий век,
Себе сердечных капель просит.
И вечер не жалеет слез -
В самом молчанье виноватый, -
И нежно, как знакомый пес,
Тебе кладет на плечи лапы.
И ты бросаешься туда,
К несбывшемуся повторенью,
Но вечер будет - как всегда,
А тайна сделалась капелью.
1999
* * *
Я стал таким, как ты меня спасла,
И все во мне - от горького спасенья:
Вот талый снег, которым ты вела
За шаг от тишины невозвращенья.
И - безымянная - смогла забыть,
Как называть себя ты разрешила,
И там, где не догнать и не спросить,
Ты раннюю весну остановила.
И где глаза у вечера темней
И воздух теплой влагой набухает,-
На тот же снег меж голубых теней
Скользнет твоя - и их легко узнает.
1999
* * *
Еще не все сгорели тополя,
И - маревом потерянного рая -
Меня встречает летняя земля:
Все ближе - и молчит - еще чужая.
Уже давно оплакан первый грех,
И в жаркий день над дремлющей землею
Плывут ее мечты - всегда о тех,
Кто с ней делился смертной теплотою.
Она простила всех, познавших страх:
Теперь их сон спокоен и воздушен, -
Пусть Рим плывет на гордых парусах,
И Карфаген не мог быть не разрушен.
5-6 янв. 2000
ВОСПОМИНАНИЕ О СУХОНЕ
В облаках невозможный покой -
Кто отмеривал им бытие? -
И над каждою русской рекой
Бесконечное небо свое.
Не встревожит рассеянный взгляд
Этих синих полей благодать,
И не знаешь, придет ли закат,
С них кровавую жатву собрать.
И часами ты можешь смотреть,
Как - на взбитые сливки падуч -
Петуха отгоняет медведь
От манящих чудовищных круч.
И пока это только игра
Кучевых несерьезных обид,-
В два перста луговая герань
Это небо благословит.
12-13 янв. 2000
* * *
Я жду прыжка застывших акробатов -
Кузнечиков, прошедших рай земной:
С утра окрепших в вере росяной
И в проповедники жарою взятых,
В спор богословский с мокрою травой
О наслажденье ливнем и борьбой
Вступивших, пораженных немотой,
Отпущенных на волю и покой
Создателем безоблачных закатов.
Янв.-фев. 2000
* * *
День не сказал мне, кто же победил
В соревнованье света и движенья,
И тысячью сомнений уходил,-
И не вместил и одного прощенья.
Но я пойму, что каждой встрече рад,
В которой листья о своем лепечут,
И солнце ищет запад наугад,
Земли зеленой утешая плечи.
И если поведут тебя на суд
Болтливые вечерние цикады, -
Останься с ними несколько минут:
Им не уснуть и все просить пощады.
Янв.-фев. 2000
* * *
Я знаю - из солнечной плоти
Бывают и вера, и труд
На сладко-пугающем взлете
Еще не прожитых минут,
Которым сдаешься без боя,
Чтоб небу сказать поутру:
"Я вырасту вместе с тобою
И никогда не умру!"
1 фев. 2000
DIE TAUFE
Где мимолетный снег круженье замедляет,
Там рыбарю уже легко грести:
Что недалек ночлег, он по снежинкам знает,
Их тихой радости в конце пути.
И сладок их хорал - о том, как в Ханаане
Дают пришельцу хлеба и вина,
Христос к заснеженной спустился Иордани,
И впереди - последняя весна.
1980-е годы, янв.-фев. 2000
* * *
Не каждый твой взгляд повстречает
Такой же холодный рассвет,
Но в этом - лишь ночь остывает
И неба далекого нет.
И тяжесть, с которой не сладить,
Под утро темнеющих глаз -
Она уже вся в листопаде,
Обещанном ими не раз.
А я удержался за воздух
Немногих, но сказанных, слов
Среди незнакомых, негрозных,
Совсем ни о чем облаков:
Ведь там, где ты в ухо дышала,
Осталось все небо теперь -
Та, что нас легко поднимала -
Сама не тяжелая - твердь.
2001
ПОСЛЕДНИЙ РЫЦАРЬ
О.Т.
Я в тишине лишь по твоим губам
Нашел страну счастливого незнанья -
Так Сердце Льва стремилось к городам
Италии, не зная их названья.
Но тот, кто города случайно брал,
Спеша прибоя ненадежным следом,
Не Палестину знойную искал,
А лишь свое распахнуте небо,
Где облаков порядки объезжать
Легко под стягом синевы нелгущей,
И дальше можно мир не покорять
И прах - не завещать земле цветущей.
Но ты сдуваешь сердце так легко,
Что тишина не может не сердиться:
Я так далек от мира облаков,
Как побежденный в Аялоне рыцарь,
И все, что я могу, - лишь отбегать
От волн, твое услышавших дыханье,
И, как миры невзятые, считать
Мгновенья твоего существованья.
2002
* * *
Неба уверена сила:
Дальше ее - не пройти.
Что ж синева не решила:
Стоит - не стоит спасти?
Даже царей и пророков
В ней не сбываются сны,
И облакам одиноким
Споры со мной не нужны.
Но из разбитых скрижалей
Я соберу тот рассвет,
Где в изголовье лежали
Все ее "да" и все "нет".
В них на мгновенье поверив,
Глубже - не полюбить;
Пропасть зрачков не измерив ∙
В вечности карей не быть.
Небо тот взгляд не вмещает,
И, словно небу в упрек,
Бог, что любовью спасает,
Землю оставить не смог
Ради всех глаз, не проживших
Жизнь невечернего дня,
Ради рассветов, погибших,
Просто спасая меня.
2002
* * *
Закат ошибался - те губы чужие:
Они не любили вкус вишен и снов,
Но он их улыбку увидел впервые -
И выбрал их цвет для своих облаков.
И я ухожу из вишневого плена,
Простив ничего не понявший закат:
Уплыть с облаками - совсем не измена,
А повод хоть раз оглянуться назад.
Теперь ты свободна пылать над землею
И взгляд уводить к самым дальним холм;
И если все небо плывет за тобою,
Отмщение мне - и я не воздам.
2001
МАНТ-ЛА-ЖОЛИ (ФАНТАЗИЯ НА ТЕМУ КОРО)
Художник для реки важнее всех,
А Бог ему лишь краски растирает,
И если синей небу не хватает,-
Для волн найдется - на чуть слышный смех.
И ветер за нежданной синевой
Погонится, и нет ему упора
Ни в парусе, ни в гибкости узора
Ветвей, поймавших солнце над водой.
Здесь Франция придумала закат,
В котором нет ни сна, ни умиранья,
И драгоценны легкие признанья
В любви, не ожидающей преград.
Имеющий то чувство не умрет:
Здесь никого всевластье не погубит,-
Лишь красок удивительных прибудет,
Коли угадан ветра поворот.
Доверь же Манту легкий смех побед
Над ветхим небом и твоим неверьем,
Что жизнь не будет скучным повтореньем,
И без любви последней - первой нет.
И если ты запомнил все места,
Где ты для новой грусти воскресаешь,-
К какой сегодня вечности пристанешь'/
Конечно, здесь - у этого моста.
2001
ШАРТР
("Бог задумывает Адама" и "Бог, создающий Адама"
скульптурные группы из шартрского собора, XIII век)
Во всем Шестодневе едва ли
Прекраснее звезды взошли,
Чем те, что над ивою ждали
Счастливого взгляда с земли.
И Бог понял с грустью мгновенной,
Что мир с ним расстаться готов,
А он задремавшей Вселенной
Не дал толкователя снов.
И вспомнил он песнь восхожденья,
И с нею рассеялся страх
Грозы ли, любви, иль рожденья
Соперника в днях и трудах.
И мир несговорчивый сдался
Испачканным в глине рукам,
И дерзко из праха поднялся
Взыскующий взгляд к небесам.
Я с просьбой о вечности личной
К тому в мастерскую приду,
Кто, вылепив душу, привычно
Над ивою даст ей звезду,
И чье не насытится зренье
Звездой и рекой до утра,
Лишь было б одно удивленье,-
Что все удалось, как вчера.
В любой на земле электричке
Ты едешь из Шартра теперь,
И чиркает солнцем, как спичкой,
С тобой не простившийся день,
И если задремлешь немного
Под стук первозванный колес,
Ты вспомнишь, что сном был у Бога
И грусть за собою увез
О том, как от ив ускользали
Простые мечты бытия,
И утки в каналах не знали,
Что созданы раньше меня.
2002
