В 1609 году итальянский ученый Галилей начал наблюдения звездного неба с помощью телескопа. Московская обсерватория, на базе которой возник потом Государственный астрономический институт им. Штернберга, основана в 1831 году. Доктор физико-математических наук, профессор МГУ Владимир Михайлович Липунов работает здесь с 1981 года.

Красивая (хотя и не лишенная смысла) фраза "интеллигентный человек не может быть победителем" не особенно-то веско звучит в устах человека, который, имея на то основания, числит за собой четыре жизненных достижения. Фраза эта, если быть точным, принадлежит не профессору Липунову, а писателю Хлумову, автору романа "Мастер дымных колец". Но заметил же однажды профессор по поводу своей первой повести "Санаторий": "я написал повесть (по цензуным соображениям - ВМ), а можно было вместо этого написать публицистическую статью". Это сильное заявление, отчасти (по намерению, по крайней мере) стирающее разницу между прямым, авторским высказыванием публицистики и образным миром литературы, имеющим свойство обособленной внутренней жизни, заявление, объясняющее, кстати, до некоторой степени тот дистиллированный характер, который носит "интеллигентская хроника" Хлумова, - это заявление дает нам право не разделять профессора и писателя.

Да в любом случае это было бы затруднительно, раз только ты пытаешься понять как одно целое мальчишку из обычной, советской семьи, который провел детство "в непрерывном научно-техническом восторге", безоглядно засев в трех кружках дворца пионеров сразу; в меру пижонистого, склонного к диссидентскому скепсису и отрицанию интеллигента; крупного ученого-астрофизика с мировым именем; русского патриота - создателя общественно - политического и литературно-художественного интернет-журнала "Русский переплет" (www.pereplet.ru).

Примечательно, что, озирая мысленным взором вехи жизненного пути - "четыре крупных проекта", - Владимир Михайлович Липунов упустил из виду много чего стоивший, по видимости, азартно выписанный роман - предмет настолько большой, что его-то, казалось бы, уж никак не затеряешь. Не засчитав, намеренно или нет, в крупные проекты роман, он держит зато в памяти построенную в детские годы на огороде у бабы Тани астрономическую обсерваторию - на месте того незабвенного, с телескопом помощнее, чем у Галилея, сооружения цвела потом синенькой рябью картошка - и столбов не осталось. Бесследно рассеялись за переездами уличные друзья - Вовка Америка и Сашка, с которыми трижды разругался он и сошелся в тот нескончаемый, как жизнь, праздничный и солнечный месяц, когда вывели они все-таки свое творение под крышу и написали по черной толи белой краской: "Любительская астрономическая обсерватория "Альтаир" - чтоб с самолетов видели! Хрумкая ворованным белым наливом, ночь напролет до утра, каждую ночь и все лето переносились они в усыпанную блеском бездну... И с истовой важностью заполняли журнал наблюдений. Журнал этот по коварному навету бабы Тани изъял потом участковый. Обсерваторию смыло половодьем. Осталось обращение к бесконечности, все то, что так чарует, пугает и притягивает человека, что заставляет его ощущать себя жизнью в противопоставлении бесконечному равнодушию вселенной.

Двадцать пять лет спустя писатель Хлумов формулировал это чувство уже так: "потому красиво, что страшно... тут как раз бесконечность сталкивается с нулем... Дурная бесконечность". Роман нежданно-негаданно предвосхитил событие из жизни самого Липунова: по роману в родном городе героя, который он надолго оставил, построили космодром, и то же произошло позднее в городе Свободном Амурской области, где Липунов родился. Случайное совпадение лишь только подчеркивает, однако, как много в романе вывернулось наоборот, - не только потому, что это фантасмагорическая "интеллигентская хроника", но и по самому существу понятий, по намеренной, несколько даже однообразной страсти к парадоксам. Тихонько приоткрывши дверь в комнату, где собрались юные астрономы, Володька Липунов услышал, как незнакомый еще тогда человек - так много потом значивший для него бессребреник, блаженный космоса преподаватель Киевского дворца пионеров Юрий Константинович Филиппов - рассказывает о звездных кораблях будущего. Володька затаил дыхание... и пропал. В романе космические путешествия бессмысленны (летят на подобии старого угольного утюга), потому что лететь некуда. И впереди маловдохновляющий мрак безыдейных столетий.

В романе ничего, считай, ничего не осталось от того "научно-технического восторга", в чаду которого провел Липунов счастливые годы во дворце пионеров, осталась разве что одна фраза: "Счастье - это когда хочется жить". Но, верно, именно тот самый заквашенный в детские годы восторг воображения побудил его по прошествии лет заронить жизнь в искусственную вселенную. Парадоксальная игра ума в литературе, в отличие от того, как обстоит дело в науке, - вещь далеко не абсолютная, однако и там, и здесь, что в литературе, что в науке, не обойтись без восторга. В сущности, это то же вдохновение - у вдохновения много имен. Что еще, кроме вдохновения, подсказало Липунову идею, которая в самом начале своего бытия не заинтересовала, пожалуй, никого, кроме учителя его академика Зельдовича, и представлялась пустой компьютерной забавой, - идею, которая ныне чем дальше, тем больше определяет самое направление поисков в астрономии!

К семидесятым годам стали понятны основные законы эволюции звезд, выяснилось, что огромное разнообразие звездных объектов, установленное с помощью радиотелескопов в шестидесятых и семидесятых годах, объясняется, главным образом, тем, что это звезды на разных этапах своего развития. Двойные звезды, о природе которых написал монографию В. Липунов, объект особенно мудреный, поскольку развитие их представляет собой дерево возможностей; такие звезды (а это половина всех звездных объектов вселенной) взаимодействуют друг с другом, могут обмениваться массой и сталкиваться. Для учета всех возможных вариантов, возникающих в процессе эволюции нужно учитывать восемь основных начальных параметров и это дает огромное разнообразие сценариев. С помощью друга, астронома Виктора Корнилова, который взял на себя математическую часть проекта, Липунов попробовал заложить пару таких звезд в компьютер. А если отработать десять тысяч различных объектов, десять тысяч различных начальных вариантов развития, скорректировать потом картину на реальное количество звезд в Галактике - 100 миллиардов? Получится живущая и развивающаяся в компьютере галактика.

Как будто бы просто. Да только и сейчас, почти через двадцать лет после первой редакции такого искусственного космоса - 1983 года, после того как работа получила всемирное признание, после поразительных предсказаний и открытий сделанных с помощью искусственной вселенной, после того как в научном мире начался подлинный бум публикаций о компьютерном космосе и шесть научных групп в разных странах пытаются создать свою искусственную вселенную, - и сейчас, после всего этого нигде в мире второй такой вселенной не создано. Есть программы, рассчитывающие (и, возможно, очень точно) отдельные параметры в пределах одной сотой возможностей нашей искусственной вселенной, но нет ни одной универсальной работы достигающей уровня хотя бы первой редакции Вселенной института имени Штернберга. За восемнадцать лет в искусственную вселенную заложено такое количество информации, она подверглась такому количеству модернизаций, дополнений и уточнений, что ни один человек в мире не знает ныне, как она работает.

Но она существует, развивается и работает - то есть предсказывает и открывает. С помощью первого и второго варианта Искусственной вселенной института им. Штернберга было предсказано более ста (!) новых типов двойных звезд, некоторые из которых были впоследствии открыты астрономами. Чтобы оценить это не совсем понятное как будто сообщение, нужно иметь в виду, что на небе мы видим лишь один-два процента реально существующих объектов - остальные молчат или недоступны наблюдению. В момент, когда на учете у астрономов имелось триста радиопульсаров, Машина космических сценариев, как ее еще называют, предсказала, что к тому времени, когда астрономам станут известны пятьсот радиопульсаров - это нейтронные звезды, - они откроют нейтронную звезду-пульсар, которая вращается вокруг обыкновенной, оптического диапазона звезды. И открытие это с какой-то мистической даже, неправдоподобной точностью произошло именно на пятисотом пульсаре! Когда вселенная предсказала, что существуют пары: нейтронная звезда - черная дыра, и что в реальной вселенной постоянно происходит известное число столкновений этих объектов, астрономы всего мира бросились на поиски. Потому что взаимодействие такой пары - единственный в своем роде физический прибор, позволяющий непосредственно наблюдать эффекты теории относительности! ("Я понял это - ночь потом не спал", - заметил Липунов.) Если нейтронная звезда представляет собой, по существу, элементарную частицу вселенной, это огромное, звездных размеров атомное ядро - такова ее плотность, то черная дыра - немыслимый, не поддающийся воображению провал, в котором искажены и опровергнуты все наши привычные представления о пространстве-времени.

В нескольких странах одновременно идет сейчас строительство гравитационно-волновых телескопов, которые должны засечь гравитационные волны происходящие от столкновения двух нейтронных звезд между собой или нейтронной звезды и черной дыры, идет развитие прорывных технологий будущего - Россия в будущем уже не участвует.

Остается пока теория. "Не представляю, как они, на Западе, смогли бы создать такую искусственную вселенную", - говорит объехавший весь мир профессор Липунов. Для этого пришлось бы собрать астрономов со всего света, нигде в мире нет учреждения, как институт Штернберга, где работают одновременно 150 астрономов, - "атавизм социализма", по выражению Липунова. С одной стороны, они получают одну ста пятидесятую возможной зарплаты, с другой стороны - это сто пятьдесят умов вместе. Советские, российские ученые, к тому же всегда отличались широтой кругозора и интересов, тогда как на Западе ученый, как правило, узкий специалист, знающий свой только свой объект. "При социализме, - продолжает Липунов, - мы имели некое эллинистическое время, было время поразмыслить, почитать Достоевского".

Будущее предрекают искусственной вселенной на сто лет вперед, она уже теперь обрела самостоятельное бытие, и Липунов, имея основания не беспокоиться за свое детище, поддался новому увлечению - позволил себе увлечься поражающими воображение возможностями другого космоса, искусственного космоса информации - он обратился к интернету.

Увлечение интернетом сказалось третьим крупным проектом, который Липунов засчитал себе в достижения. Разные по своему общественному значению, далекие по самой сфере приложения сил, они - и это справедливо - стоят в сознании рядом: отважно созданная мальчишкой астрономическая обсерватория, искусственная компьютерная вселенная и общественно-политический, литературно-художественной журнал.

Несколько лет Липунов бродил по замусоренным просторам интернета, куда перенеслось между прочим многое из того, что пишут на заборах и рисуют в общественных туалетах. Бродил, не смущаясь тем перегноем человеческой мысли и чувства, который так щедро устилает безбрежное приволье интернета, потому что искал то, что из этого перегноя должно прорасти и прорастает. Собственно, он искал людей. Он понял, что ищет, когда нашел. Вот сидит человек где-нибудь в Екатеринбурге и методично, ни чего ни от кого не ожидая, запускает в компьютерный космос Л. Толстого. Этот здесь, другой - там, все они, разбросанные по разным городам, занятые разным делом, видели, однако, в интернете нечто большее, чем возможность прокричать на весь мир свое маленькое - все равно маленькое, даже и в интернете - "я". С этими людьми можно было уже создавать журнал, замысел которого исподволь вызревал у Липунова.

Последние два года, едва проснувшись, он протягивает руку, чтобы включить компьютер: www.pereplet.ru. Нужно просмотреть поступившие за ночь на ленту новостей науки сообщения, отклики читателей, остудить, если возникнет надобность, их чрезмерно горячие препирательства между собой, вставить подготовленные с вечера свежие материалы... И так до глубокой ночи с перерывами на самые неотложные дела, на лекции, короткие указания студентам и разговор с аспирантом - без выходных, без отпусков. Два года.

Журнал "Русский переплет" существует как бы в пустоте, в "виртуальной реальности", это действительно нечто совсем необыкновенное - искусственный, в некотором смысле, журнал искусственного компьютерного космоса. У журнала нет помещения, которое можно было бы назвать редакцией - она там, где сейчас редактор - дома, на работе в институте, в любом другом месте возле компьютера. У журнала нет штата сотрудников, которых можно было бы видеть вместе за одним столом, сотрудники его, большинство из которых никогда не встречались въяве, разбросаны по разных городам и даже странам. У журнала нет ничего материально осязаемого - бумаги, типографских станков. У журнала, достигшего вдохновляющей цифры семьдесят тысяч посещений в месяц - семьдесят тысяч читателей, недосягаемая мечта для традиционных толстых журналов по нынешним временам, у журнала, имеющего развитый набор дочерних проектов, нет денег - вообще никаких, ни в наличности, ни на счету, нет их ни в прошлом, ни в настоящем, ни... увы, не видно откуда они могли бы появиться и в будущем. Журнал существует, и это действительно феномен интернета, одним волевым усилием своего создателя и редактора.

Журнал этот, разумеется, как всякое иное издание, подразумевает определенное мировоззрение и носит на себе отпечаток взглядов и убеждений своего создателя. "В романе "Мастер дымных колец" я хотел передать мысль, что опаснее всего не те люди, которые распространяют и воплощают в жизнь идеи, а те, которые эти идеи создают", - заметил в разговоре Липунов. Универсальная форма высказывания нисколько не мешала понять, какие именно идеи имеются при этом в виду, что и позволило мне тогда же возразить, что идеи, принятые ныне редактором журнала - христианство и православие, подпадают в таком случае под то же правило. В 391 году по рождеству Христову, христиане, руководствуясь своими представлениями о том, что хорошо и что плохо, сожгли Александрийскую библиотеку, потом они сожгли или уничтожили другим способом до девяти миллионов неправильно верующих - не было в истории человечества более кровавой религии, чем христианство. Следует ли по этой причине отрицать моральную революцию Христа?

Аргументы, которыми обменивались мы все запальчивее, соскальзывали и с того, и с другого без всяких видимых последствий, как это всегда бывает в споре, когда люди руководствуются не сегодняшними словами, а выработанной и принятой системой ценностей, которая привела их к известному душевному равновесию. Идея Бога для атеиста Хлумова ("зачем тогда вообще человек, если он всего лишь подобие? Зачем мозги подобию?" - энергично выражался Липунов-Хлумов десять лет назад) стала, как представляется, выходом из того безыдейного мрака, который, похоже, не особенно пугал Хлумова, когда эта была лишь литературная игра ума, и испугал впоследствии Липунова, когда стал жизнью. Идея Бога и принята была как идея в чистом виде. "Православный ученый, - говорит Липунов, - для меня тот, кто честно занимается наукой. А если ученый попытается привнести в науку религиозные, ненаучные представления, то это будет не верующий, а сатана".

По Достоевскому: "Без идеалов... никогда не может получиться никакой хорошей действительности". Идеалы, в сущности, те же идеи. Целиком принимая Достоевского, и не принимая основателей идей, ревнителей идеалов, Липунов оказывается в очевидном противоречии, которое по внешности нисколько как будто его не смущает, но, видно, все же достаточно хорошо осознается как некая шероховатость. Он говорит: "я боюсь формулировок", и слышится в суеверном этом, "первобытно-интеллигентском" страхе названий-имен нечто от нежелания доводить всякую мысль до конца. Но, кажется, тут не только это, да и не это вовсе прежде всего, угадывается тут мысль-ощущение, созвучное высказанному, по видимости, еще до рождества Христова положению: "Когда добрый человек проповедует ложное учение, оно становится истинным. Когда дурной человек проповедует истинное учение, оно становится ложным".

"Православный ученый", он остро переживает отмену преподавания астрономии в средней школе, потому что "астрономия - это мировоззрение". "Я не встречал ни одного компетентного человека, который поддерживал бы предлагаемую реформу образования. Единственная реформа, которая требуется, - повысить зарплату учителям, - говорит он. - Один из авторов нашего журнала, заслуженный учитель выражается так: мы хотим реформу образования по американскому образцу, но где же мы тогда возьмем деньги, чтобы покупать образованных людей? По слухам, сам министр образования в частном порядке, под рукой признается, что все это ни к чему. Но кто ж тогда реформу двигает? Кому нужно разрушать то, что как раз есть у нас хорошего? Не могу понять". Отказываясь разбирать причины, он дает в журнала слово каждому, у кого есть что сказать по существу проблемы.

Озабоченный "хорошей действительностью", он ищет способы поддержать молодых ученых и сумел возобновить на новых основаниях научный семинар по астрофизике, который безнадежно как будто бы заглох в девяностые годы. (Это четвертый крупный проект, который Липунову не стыдно за собой числить.) Он находит время переводить наши научные новости на английский и запускать их потом в интернет, потому что "на телевидении и в газетах публикуют только иностранные научные известия, то что приходит от западных агентств. И, если уж иначе не могут, пусть переводят наши новости обратно с английского на русский да хоть так используют".

Болея за судьбы русской культуры и ощущая свою деятельность как борьбу, при первом уже знакомстве по телефону, на третьей или на пятой фразе он заметил между прочим: "Мы победим!"

И вот теперь вспомним, что в романе "Мастер дымных колец", которому Хлумов отдал три года жизни, позаимствовав их едва ли не целиком у Липунова, герою "приписывается учение о неизбежности четвертой и последней революции", ее называют "интеллигентским путчем". Роман, законченный в 1990 году, не успел выйти вовремя, в то время, когда, выражая известные общественные настроения, он мог бы стать заметным событием, но революция (или контрреволюция - дело только в знаке), идеологическое обеспечение которой принадлежит интеллигенции, совершилась. Последствия ее теперь, десять лет спустя, и вынуждают профессора Липунова, который заметил однажды устами Хлумова, что "интеллигентный человек не может быть победителем", становиться в позицию "мы победим!"

"Атеист ты наш диалектический", - не без иронии воскликнул по случаю автор романа, но, может быть, ирония эта была все ж таки несколько преждевременной, как преждевременно было, по видимости, учение о завершении истории с "последней" революцией.

История не останавливается, и уж поэтому только, кстати сказать, славному тому давнему мальчишке, который "в непрерывном научно-техническом восторге" провел детство в пригородном поселке под Киевом с выразительным названием Куликово Поле, потребовалось бы, наверное, усилие, чтобы признать теперь своего старшего, прокуренного собрата с длинными редеющими и седеющими волосами "под Битлз". Но он его, надо думать, узнал бы - вопреки истории и всем возможным переворотам.

С другими очерками рубрики "Из века в век" можно познакомиться в интернете по адресу: www.maslyukov.com