|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
31.VII.2006
ДЕВУШКА
СО
СТАНЦИИ СЕБЕЖ
Провожая меня, жена зашла в купе: "Чемодан далеко
не
ставь - не с твоим радикулитом..." Я безразлично кивнул. "А как
доберешься,
позвони..."
Она стрельнула глазами на ежившуюся в углу
попутчицу.
И не дожидаясь, развернулась на каблуках.
Поезд тронулся, поплыли провожающие, низкая
платформа,
далеко светивший в темноте вокзал. Глубокой осенью ездят мало, и в купе мы
остались вдвоем. Познакомились легко, едва замелькали огоньки. "Что же
это,
Ксения, за город такой Себеж?" "Древний, древнее Москвы..." А, доехав
до
Волоколамска, я уже знал про ее маленькую дочь, стареющих родителей,
пушистого,
вороватого кота. С провинциальной откровенностью она рассказывала про свое
детство, как помогала матери по хозяйству, вечерами вязала, а всех радостей
-
книжки да смутные мечты.
"Какая же я была - самой странно..."
"А теперь?"
"Ну, теперь я совсем
другая..."
"Какая же?"
"Самостоятельная..."
Она некрасивая - крупные черты лица, большой рот. К
тому же веснушки. Обычный для севера тип.
На чернеющих тучах качалась полная луна. "Едем,
едем, а она все рядом... - прошептала Ксения. "Как судьба", - сощурился
я,
напуская таинственность. Но она плотно сжала колени, точно собиралась слить
их
в одно целое, и я почувствовал, как бьется ее сердце.
Каждое утро Ксению за тридцать километров везет
автобус - ближе работу не найти. Она с улыбкой рассказывает, как встает на
час
раньше, чтобы отвести в школу дочь, как умывается, разбивая зимой наледь в
колодце, как, экономя электричество, одевается впотьмах перед бесполезным
зеркалом, а я представляю морозные сумерки, молчаливых, заспанных
пассажиров,
каждое слово которых падает, как топор, представляю колючий иней на стеклах,
по
которому от нечего делать скребут ногтем, мне слышится недовольный лай
шофера и
пробирает страх проехать остановку...
За окном тянулись бесконечные, грозно темнеющие
леса,
Москва, с ее шумной, крикливой жизнью, осталась позади, и я подумал, что вся
огромная Россия живет совсем иначе, как вот эта девушка, которую мне никогда
не
понять.
"Какая у нее грудь", - отвлекаясь, подумал я.
По вагону стали разносить чай. Немногочисленные
пассажиры, плотно закусив, готовились ко сну.
"Угощайтесь... - достал я коробку конфет. - Жена
положила..."
"Она у Вас строгая..."
"Трудоголичка... В офисах других не
держат..."
Но Ксения не услышала скрытого превосходства. У нее
огромные глаза, готовые сострадать каждому.
И мне сделалось неловко.
"В конце концов, ей хорошо
платят..."
Ксения промолчала.
Сосредоточенно разглядывая чаинки, она пыталась
представить нашу жизнь.
"Вы ее, верно, очень
любите..."
Я пожал плечами.
"У нас сложившиеся отношения, и настолько
близкие,
что, засыпая, я говорю: .Извини, дорогая, я хочу побыть один...." Она
смотрела недоверчиво, не понимая, шучу ли я. И тогда я рассмеялся: "Берите
конфеты..."
В Ржеве сошли на перрон. Холодный ночной воздух жег
лицо, под ногами кувыркались желтые листья. "Наденьте, просквозит..." -
сняла она с шеи шерстяной шарф.
"А Вы?"
"Ничего, я привыкшая..."
С мужем Ксения разошлась через год после свадьбы,
но
до сих пор не могла успокоиться.
"Бросил он нас... - кусала она губы. - А я бы и
сейчас жила... Мне ведь уже тридцать..."
"Ну что же тогда мне говорить?"
"А Вам сколько?"
"В два раза больше, чем в паспорте, - сострил я.
-
Писатель, Ксения, ведет двойную жизнь: тянет, как все, годы, а потом их еще
и
записывает..."
"Так Вы совсем старик... - рассмеялась она. И
вдруг
широко открыла глаза: "Счастливый, Вы живете
дважды..."
"А такое ли это счастье?"
Мне сделалось грустно.
Я подумал, что мне уже давно не с кем перемолвится.
Или помолчать. Таким для исповеди остается дорога.
"Вот Вы меня про жену спрашивали... - водил я по
столу хлебные крошки. - Какая там любовь! Мы давно живем по привычке, жалим
друг друга... И сын, как чучело, набит нашими колкостями... Раньше я думал,
ради него терплю, а он растет неуч, лодырь... Эх, Ксения, как ужасно везде
быть
своим, когда кругом чужие! Ладно бы еще в Бога верил - нес свой крест, так и
в
Бога..."
Ксения слушала, не отрываясь, казалось, еще
чуть-чуть
и она расплачется.
Наконец, я выговорился, стало
легче.
"А что, Ксюша, можно к Вам
приехать?"
Она посмотрела не мигая - так заманивают
русалки.
"Приезжайте... У нас в школе учителей не
хватает..."
И отвернулась к окну.
"А знаете, ведь у меня педагогическое
образование, я
раньше в интернате для слепонемоглухих работала... А потом ушла... Раз
увидела,
как две девочки, пожимая друг другу руки, рассказывают о приставаниях
интернатовского сторожа... Так не перенесла стыда..."
"Господи, а Вы то здесь при
чем?"
"Как при чем? Невыносима стала своя полноценность
и
при этом абсолютное бессилие..."
В глазах у нее стояли слезы, губы
дрожали.
"Истеричка", - мелькнуло у меня
"А калеки? В церковь мимо идешь - не знаешь, куда
руки-ноги деть... Нет, нам грех жаловаться, мы по сравнению с ними
боги..."
Она задернула занавеску.
"А дауны? Разве они
виноваты?"
И посмотрела так, будто я знал
ответ.
"И дались Вам эти дауны... - проворчал я с глухим
раздражением. - Да и так ли мы далеки от них? - Я указал подбородком на
спящих.
- Не дальше, чем от этих .нормальных...."
Она вздохнула.
"Вы и, правда, чем-то от них
отличаетесь..."
"Всем, - безнадежно махнул я. - Белая
ворона..."
И она опять была готова меня жалеть.
В тамбуре, куда я вышел курить, стоял грохот. От
тряски я вцепился в лупившийся краской поручень и не заметил, как открылась
дверь. "Можно я с Вами постою? - перекрикивала она шум. - Одной страшно,
да и
за стенкой храпят... И как они могут спать?"
Ксения редко куда выбиралась, и теперь ее глаза
возбужденно блестели. Мы стояли очень близко, когда я разгонял дым, наши
руки
соприкасались, но я заговорил совсем не к месту. "Представляете, Ксюша,
что
сегодня в журналах печатают - читать стыдно..." Я назвал несколько
фамилий.
Она никого не знала. "В нашу глухомань и птица-то редкая долетит", -
залилась
она краской. И, отвернувшись, стала ковырять растрескавшуюся стену.
А я опять подумал, не плюнуть ли на все и не уехать
ли
в Себеж.
К стеклу, гримасничая, липла луна. "На нее долго
нельзя смотреть... - встав спиной, загородила ее Ксения. - Бабушка говорила:
.Луна душу притягивает...."
"Это у кого есть..."
Она посмотрела с удивлением.
"А как же без души? Душа и у камня
есть..."
Я глубоко затянулся.
"По Вашему, Ксения, все люди
добрые?"
"Конечно, добрые... - убежденно кивнула она. -
Только многие несчастны, как Вы..."
Я смял окурок.
"Да Вы, прямо, цыганка, может, ручку позолотить?
Она вспыхнула до корней
волос.
"Нежная Вы душа, - взял я ее за локоть, -
пойдемте в
купе..."
Ксения гостила у тетки в Воронеже, и в столице была
проездом. "Тяжело у вас, - выносила она приговор. - Торопятся все, бегут,
как
на пожар... А куда торопиться: где ждут, туда всегда
успеешь..."
"Вас-то дома ждут?"
"Еще бы, я же с
подарками..."
А я вспомнил, как, в одиночестве присев на дорожку,
хлопал себя по коленям: "Ну, пора, нечего кисели разводить..."
Мы были лежащими рядом рельсами, по которым
катилась
беседа, но ее колеса стучали для нас по-разному.
"Тебя никто не ждет, - слышалось мне, - никто,
никто, никто..."
В Себеже поезд стоял две минуты. "Ну,
прощайте..."
- просто протянула она руку. Пожимая ее узкую, теплую ладонь, я не выдержал:
"Вы
необыкновенная, Ксюша... Вы себе цену не знаете... Дай Бог Вам
счастья..."
Она покраснела.
"Будет Вам..."
И, выдернув руку, взялась за поклажу. На решетчатой
подножке обернулась: "И Вам счастья..." На мгновенье мне неудержимо
захотелось сойти следом. Бросить все, и уйти в ночь. Но проводница уже
поднимала железные сходни...
Вернувшись в купе, я долго не мог успокоиться, все
вокруг еще хранило ее присутствие. Я вышел в тамбур - она была и там.
Занимался
рассвет, прислонившись через кулак к холодному, дребезжащему стеклу, я
смотрел
на бледное, розовеющее небо, на медленно тускневшую луну. Но что, если бы
Ксения стала моей женой? Каждый день видеть ее преданные глаза, сносить
семейные обеды... Водить ее дочь в школу, учить детей тому, во что сам давно
не
веришь. Нет, это невозможно представить...
С прежней силой застучали колеса. Вынув из кармана
"мобильный",
я набрал номер жены.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
|
|
|
|
|
А вот рассказ мне понравился. Но не более того. Чуда встречи с новым автором не ощутил, как было здесь при чтении Волковича, например, или Нетребо, Ломова, Дворцова, Стародуба. Такой рассказ вполне мог бы написать чуть ли не любой автор РП. Это и хорошо, и плохо. Потому как ремесло есть ремесло, а литература - это всегда открытие. Не зря Ия обратила внимание именно на то, что все прочитанное здесь лишь ПОХОЖЕ на Бунина. А похожим настоящему писателю быть нельзя. На кой ляд походить мне, например, на даже великого Льва Толстого? Если стану походить, то пусть уж лучше люди читают Льва Николаевича, а не меня. Автор мастеровит - да. Но хочется прочитать о том, что его самого В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ трогает за сердце и не дает спать безмятежно. Валерий
|
|
Спасибо за ссылку на http://magazines.russ.ru/authors/z/izorin/ http://www.proza.ru/author.html?izorin http://soyuzpisateley.ru/colzo/sod34.htm http://koncheev.narod.ru/syn_ch.htm Однако, не сумел выйти на сайт - внутри почему-то знак вопроса. Но верю, что вы дали мне материал для осмысления. Попытаюсь отыскать его сам. С уважением, Валерий Куклин
|
|
|
|
