...после...
После всех моих побед,
наблюдаю - не дурак -
хаос, вылившийся в свет,
как сказал бы Пастернак.
Расстоянья - не беда,
коли, сердца слышен стук,
"север" - это точка, а
не антоним слова "юг"
В сонной, выцветшей судьбе
нам не сделаться умней:
ни зареванной тебе,
ни заплаканному мне.
Не осилить пустоты,
боли, криков бытия:
ни раскаявшейся "ты"
не обиженному "я".
Память - это вкус трески,
легкий дым над головой,
взмах твоей худой руки
над рыдающей строфой,
впрочем, нет, не перечесть
всех отсутствующих зим,
ибо счастье, в целом, есть -
хлопья снега на грязи...
Боль шагов по мостовой:
бесконечность, словно, вор,
подмигнет мне, и судьей
зачитает приговор
о пожизненном: о нас...
вместе, врозь - уже не суть,
все равно в последний раз
нас не рядом понесут...
Успокойся, пополам
разделяться - не на треть...
Все равно без крыльев нам
никуда не улететь
от прошедшего вчера,
оставляющего след,
повторяющий не шрам,
но надрезы на крыле.
Не скорби о прошлых днях -
ни тебе, ни ноябрю
не услышать от меня
бестолковое "люблю".
Мы ведь, как сыны земли,
начиная все с нуля,
никогда не скажем "пли",
подразумевая "б . я"...
Вот и вечер. Как оброс
тихо сумерками двор...
Слышу запах поздних роз,
странный с некоторых пор.
Это - только прикоснись! -
цвет совсем иных времен,
где сплетаются все сны
в наш с тобой единый сон.
Посмотри в мое окно:
в полупрофиль недвижим,
я гляжу напротив, но
не считаю этажи...
Так, в предчувствии конца,
грустью вязкою томим,
отмывая грим с лица,
старый вешается мим.
Пусть движения кривы,
без надежды на аванс,
понимаю, что, увы,
угол - смерть для всех пространств.
Что ни сделается до
или после, в этом сне,
счастье, если и придет,
то уж точно не ко мне:
се - симптом упадка сил┘
это, в принципе, не грех
ибо Бог меня родил,
чтоб отмаялся за всех┘
Знать, на мрамор упадет
георгиновый букет
через пять, наверно, сот
или даже тысяч лет┘
Так и кончимся, а жизнь -
не венок и пара свеч,
а последнее "держись"
над дрожаньем слабых плеч┘
Эх, грядущего "сейчас"
зря не розова заря:
мы уже не сыщем нас
вдоль чего-нибудь паря.
Вот и весь наш общий лик,
ангельский почти от мук┘
┘тройка пик, семерка пик┘
туз - не выпал никому┘
13.11.2002
Предисловие к осени
Я смотрю на сентябрь взглядом пытающегося чихнуть,
то есть, отбрасывая детали, оттенки, запахи, мишуру,
ибо мне так приятнее. Выдохнуть, чтоб вдохнуть
интересней, чем спать, не желая зевнуть к утру.
И меня не прельщает способность сидеть без дела,
согревая потертыми джинсами спины пустых скамеек
в оголившихся парках, рощах или аллеях,
потому, что окрест - не август, и,вроде бы как, стемнело.
Я иду по проспекту, скользя по пространству взглядом
молодого аллергика - отбрасывая детали -
где-то носятся шины, и мы, оставаясь рядом,
ничего не меняем... Мы все уже променяли...
┘молчи┘
молчи, дружок┘ кусай губу, молчи:
в постели, в летаргии, в полусне -
весь этот быт придуманный нечист,
а мы, малыш┘ а мы с ним спелись┘ Не
упорствуй в злости, выть и я мастак,
вцепись в свой волос мокрый и молчи,
последней румбе (плавающей в такт
дыханью аэробному свечи)
всем телом подыграв. Гнилье и пыль -
все то, что было, будет и чему
уже никак┘ Все ангелы слепЫ,
а Бог устал: ему, мол, одному
не так-то просто, стрессы, мол┘ Молчи,
не напрягая раковины век:
пространства пластилин слезоточив
и слишком гибок. Знаешь ли, побег
бессмыслен. Жди. Врастай в анабиоз.
Не все начала требуют конца
и страшно неживого "что стряслось?"┘
Но только обещай мне - ни словца
о том, что лучше - сахар или мед,
об иммортели, мирте, трамонтане,
фальшивых па, о том, что фальшь убьет
не зрителей с танцорами, но танец┘
О том, зачем в сухой январский день
нам губы поцелуи горячат,
об ивовой печали, о воде,
в которой отражается печаль┘
Храни же за зубами тишину
за наши все "прощаи" и "приветы",
постели, летаргии, полусну
не станет за проблему обесцветить
сюжет самим - не труден сей почин,
мы скоро будем - через век ли, три ли┘
молчи, хорошая┘ любимая, молчи:
мы без того с лихвой наговорили┘
05.01.2003 г.
┘простое┘
Эти буквы о нас.┘ И о нас,
не случившихся нам вопреки┘
Я хреново горел и угас
до последней неполной строки,
потому, как примерзла гортань
к языку, говорившему, что
завтра будет не ты и не та,
да и после все будет не то┘
Это время глотать седуксен
рахитичных моих полуфраз,
и срывать с остывающих стен
наступившей проказы маразм
(задавить, завладеть, распороть -
все мои в перспективе концы:
на таких не скупится Господь,
им вгоняются пули в крестцы)┘
Это Розы момент и Креста,
где снобизмом нарочным ведом,
я врастаю в асфальт без зонта
под чугунным российским дождем┘
Дай мне с этим смириться чуток,
не слези моих карих зрачков┘
И еще, напиши мне, дружок,
что там слышно и климат каков?
И, сливаясь с придымленной тьмой,
помолившись способности быть,
уходи по случайной кривой
из отсюда (здесь долго знобит)┘
Там играет седой Иоганн
и Бобо увлеченно поет,
и бесцветный, напившийся ганс
не кончает тебе на живот┘
Там тебя не берут в оборот
за плебейство, акцент, красоту,
и известно уже наперед,
что закончим мы смертью, по ту
отдаленную сторону дна
не моей, не твоей пустоты┘
но, отмывши живот, ты одна,
да и я в этой массе без ты┘
┘эти буквы о нас. И о нас,
не случившихся нам вопреки┘
Я хреново горел и угас,
но дышу на свои кулаки┘
26.01.03
...верую... (Богу)
...ты покидал меня, невидимый никем,
опричь луны и прочих волопасов,
шепнув лишь на прощание, что мясо
бессмысленно без кости. Вдалеке
срастались горизонт и турникет,
борясь дуэтом с дефицитом красок.
...и, мастером чахоточным зачат,
читая рахитичность пустоты,
я кукла, червоточина, без ты -
я буду снов больное ча-ча-ча...
"сейчас, дружок... почти уже сейчас...", -
опять заплачет осень на зонты...
и я поверю... медленная лень
меня совсем заманит в пустоту...
и - ноль я, нанимающий не ту
карету в вечность, выпрошу: "налей
малиновой настойки, посмелей,
рифмуй же нас, пока я не потух...
...и нас тобою лишь зарифмовав,
ты осознаешь - времени совсем
не существует. Белкой в колесе
ты быть не можешь... Вскоре, подустав,
поймешь, что Ты немножечко картав,
но нам - глухим, бегущим по росе
безумной геометрии путей,
на это наплевать уже... Потом
ты возвратишься. Карточный мой дом
тебя дождется. Вязкой немоте
войну объявит музыка петель,
и мы опять останемся вдвоем...
и будет здорово...
27.01.03
┘рахитиктура печали┘
пчела лепечет чаплин прячет чип
кричит чапаев прачке не кончай
мочить белье я скоро не почин
чай доплыву к чекистам окрепчав
прочти мой чайник просочившись в чат
чугунность почек чем бы похмелить
чеши за чаркой черти порешат
чего зачем межпрочим на мели
как в чушь чумы как в арочность речей
чапан впечатан в этот паралич
отчизна детство сказочнее чем
в чи чи чи пи с анализом на вич
черти круги на четверть черноты
ночь паричком отечество накрыв
печется о горчичниках четы
чья женщина заложница чадры
чеши чеширских вечером перчи
свой чио чио горечь чесночка
и потчуй чипполино отточив
часами часть чужого каблучка
и сочность черепашью отлучать
от чахлых губ в черешневой тени
мечетью точку дочки отучай
минет на чупа чупсы заменив
парча и порча череп пиночет
не прочит черчиль спячки на печи
почетный член из перечня ничей
печальный путч чэ пэ и кирпичи
на печень бога я его цирроз
песчаный мяч и пинчеру почет
не в чаппараль иосиф нет иос
зачтен сочтен и вычтен горячо
молчи пчела все притчи нипочем
почти что чепуха и черепиц
беспечность течь течет течет течем
печенья пачкой в чае от гринпис
черпни и чиркни спичкой лампы чад
чернеет впрочем очи только прочь
ну что ты чурка нечет и зачат
порочно срочно прочно и заоч
но чудный чих червонец за врача
палач уже чахоточный помочь
я чин я червоточина грача
я ча ча ча в зачуханную ночь
ну или полночь мачо не дрочи
прочти же почту вечность на аттач
пчела лепечет чаплин не молчи
и пепли плечи не молчи но плачь
26.01.03
┘вечер в городе┘
В это время суток обычно приходит осень┘
(из незавершенного)
┘говорить о тебе, все равно, что плескать пустоту
в ядовитый зрачок, переполненный болью до края,
посему - промолчу, ибо осень последних простуд
осушила гортань┘ но когда-нибудь я, умирая,
прошепчу о тебе на надкусанный цитрус Луны,
спрессовав твое имя в единственный выдох, и имя
провальсирует в воздухе; будучи поражены,
воспаленные звезды покажутся слишком иными┘
Говорить о тебе, все равно, что молиться стене
привокзальной уборной с ее освещением тусклым -
там шагают на ощупь, поскольку возможности нет
отыскать зажигалку в карманах прокуренной блузки,
но плевать на уборную: я ведь молчу о тебе:
знать, мы оба больны этим долгим и взрослым молчаньем -
вот такая любовь (ты - мещанка ли, я ли - плебей?)┘
Мы заткнулись. Мы даже не пишем уже. Мы - дичаем┘
04.03.03 г.
In malattia veritas
(московский цикл)
┘ полдень в ерболдинскую осень┘
Обычный день, привычная печаль
ерболдинскою осенью в Москве.
Я греюсь верой с божьего плеча,
иначе быть несносной голове,
но так же болен, терпок, суетлив,
в пустом кафе, в объятьях немоты:
сырой табак горчит, аперитив -
на редкость легок. Думаю о Ты,
о крыльях перепончатых твоих,
о запахе несдержанного "ах!",
о шаткости размокших мостовых,
о мороси, которая в местах,
где мы вдвоем, в поношенных пальто,
вдыхаем свинг больного сентября,
в котором тело - больше, чем ничто,
и истина, конечно, где-то ря┘
14.08.63 (кафе на ВВЦ)
City alone
Ветер носит мягкий кашель подворотен.
Мир усыпан ядовитой оспой ночи.
Если воздух в этом небе и свободен,
то, скорее, он отравлен, чем не очень.
Я плебействую под звездами немыми,
Боль ладоней остужая фонарями.
Если, знать, что мы и вправду не больные,
то зачем вся эта местность между нами?
Я устал от одиночества прогулок
(чем желательнее верх, тем глубже днище),
вечер вправду до предела жумагулов,
жумагуловей, пожалуй, не отыщешь┘
Этот час, увы, воистину ерболов;
если молвить о душе: за что боролась┘
и музЫка венновнутренних глаголов
превосходит в нервной оторопи морось,
чьей шаманской, легкой дроби барабанной
трудно вторить - пусть играет только соло.
Я слоняюсь по светящейся Басманной
и глушу уже вторую банку колы.
И мерцает надо мной болезный месяц,
растрепав свою придымленную проседь┘
Мы на разных континентах. Мы - не вместе.
Одиноко лает шавка. Ветер носит.
12.08.03 г.
Твоих предсердий странный квартирант
Твоих предсердий странный квартирант,
довольствуюсь ворованным глотком
столичной жизни, купленный Коран
листая за полночь, пока под потолком,
звеня, иммельманирует комар:
сие - моей бессонницы хрусталь.
А воздух сладок┘ сладок┘ будто март,
и ливень трогать стекла перестал┘
Но нет, не пере┘ в окнах - акварель,
Зевес играет в сумеречный дартс,
метая дротики по стеблям фонарей
и капиллярам улиц: фото-арт с
вкраплениями физики. Ма шер,
отдай мне мои вязаные сны,
или хотя бы будь в них (на душе -
такая погань!): будем же честны,
пока я здесь, на кухне - в немоте
протяжных вдохов (так, что ломит грудь),
а, между тем, смотри, дано мне те┘
возьми его┘ и сделай что-нибудь┘
┘листо(т?)падное┘
...шепелявь, листопад, режиссируй немое кино
интравертного августа, плавь пересохший мольберт
наступающей осени, пой в этот вечер со мной
полоумный молебен: о нас - обо мне, о тебе
и о женщине той, чьих тонических судорог нам
не хватает так долго, картавь, напрягая гортань,
подхвати "до-ре-ми", тишину отогнав от окна,
в объективе которого - будучи слишком горда -
бесконечная ночь накрывает худеющий сквер.
Ты не спишь, замерев - знать, кислинка томит твой язык,
отпевай свою партию: листья не падают вверх,
так не дай им, опавшим, впустую валяться в грязи!
...шепелявь, листопад, пусть и ты - ни хрена не певец,
а простое последствие ветра; юродствуй, фальшивь,
подпевай мне, дружок - голос мой истощается весь,
но, коль скоро, пою, то, наверное - все еще жив...
Скоро станет светать - горизонт совершит суицид,
распоров свои вены о крыши высоток, и я
осознаю, что Бог - нашей песней бессмысленной сыт,
только как ему скажешь, что в этом и суть Бытия?
М. 14.08.03
Вспоминаю впотьмах Мандельштама┘
Летней ночью, когда панорама за окном все темней и темней,
вспоминаю впотьмах Мандельштама - саблезубого пасынка дней
уязвленной эпохи. Ты помнишь, задыхаясь, шипя на ходу,
уходили составы в Воронеж, провожатых теряя в чаду?
Стен тенями косыми кормилец, засижусь у окна от тревог,
и подумаю: "Осип Эмильич, я ведь тоже по крови - не волк!
Но и я своим веком измучен, и - оплеснут сурьмой жития -
содрогаюсь, к бумаге приучен, и к ее обожженным краям!
Разве молодость стала отрадой в этой сумрачной глухоте
посреди молчаливого стада? Я такого себя - не хотел:
воспаленного в долгую полночь, избегающего всего,
что ничем не похоже на помощь и на мягкое слово Его┘"┘
Москва, 29.08.03 г.
┘возвращенческое┘
┘неотопленной комнаткой, окостенев,
насекомых внимая бессонному сонму,
вижу, как концентрация ночи в окне
превышает окном допустимую норму.
┘остается несдержанно сделать глоток
изподкранной воды, проливая немного
крупных капель на шею, и думать, что Бог
непременно уверен в наличии Бога.
┘остается - без права отхода ко сну -
выпускать в неживое пространство: "достало┘",
и с себя однотонную простынь стянув,
непрестанно глядеть в пустоту┘ непрестанно.
┘остается понять, что у жизни свои
отношенья со смертью. Душевную накипь
остужает мне то, что окрестный Аид -
лишь издержка пути в направленьи Итаки.
Москва, 18.08.03 г.
┘
┘неизбежное┘
Пустая площадь. Бронзовый А.С.
Сентябрь. Прохладно. Угольное небо
не многоглазо. Месяца надрез
плюется тусклым светом, ибо невод
сезонных туч свеченье свел на нет.
Безлюдно. Лишь слегка ссутулив плечи,
уныло курит юноша - поэт,
что крови не сумел противоречить.
А что - поэт? Шельмец и полубог,
ловец иллюзий голыми руками┘
Как на духу: нашел казах на камень,
иной дорогой, видимо, не мог:
и занемог - купился на басах,
сорвался на глухой (не фистуле ли?),
теперь он сумасшедший, в самом деле,
и слышит неземные голоса┘
Его тревожит только чернота
предутреннего, вязкого мгновенья,
а истина, похоже, где-то там -
в пространсвте между сном и пробужденьем.
Теперь он раб случившегося до,
поскольку память жизни не короче -
и стелется под влажную ладонь
конвертных тюрем пробовавший почерк.
И он поет с упорством дурака
о том, что будет время золотое,
и капающих звуков с языка
уже не испугаешь немотою┘
Густые звуки падают на лист
суглинком кириллического чуда,
сквозящим, непосредственно, оттуда,
где нас придумать некогда взялись┘
И он стоит на площади один,
а жизнь трещит по швам аппендицитным
его судьбы, которой он был сыт, но
пустая клетка много позади┘
И он стоит, мусоля словари,
над ним застыло птичье безголосье,
и все, что есть - способность говорить,
выкашливая душу в эту осень;
строчить, не поднимая головы,
о том, что нынче (выспаться бы надо)
сотрудничество грифеля с бумагой
приводит к слову - мертвому, увы┘
18.09.03, полночь, Пушкинская площадь
┘подмосковное┘
Я знаю анатомию корней,
лишенных почвы - сам один из них.
И ничего не может быть сильней
тоски по дому┘ Шелест расписных,
дырявых листьев - шепеляв и сух.
Березы разминают позвонки,
в такое время будучи тонки.
Такая осень выдалась в лесу,
который - километрами окрест
заросшею окраиной Москвы.
Мой шаг тяжел, и просеки кривы┘
И, воспаленный переменой мест,
мне ветер, в неизбывной ворожбе:
"дрожи", - пришептывает, - "шествуй и дрожи".
А надо мной - запутались в дожде
какие-то нездешние стрижи┘
01.10.03 г.
┘urbi et orbi┘
Ербол в России - больше, чем поэт;
смирись спокойно с этой полуправдой.
Покуда мне не сорок с лишним лет,
внутри меня - мышиная орава
штурмует речь, при возгласе: "гряду-
щее┘", тем самым оставляя
меня в ряду немеющих, в ряду
жующих звуки, всуе не пеняя
на сор душевный - почву для стихов;
я в нем умру - печалясь и беснуясь.
Как ни крути, но, кроме дураков,
любому веку нужен свой безумец┘
***
Окно скрипит под дудку сквозняка,
ему пространство вторит втихомолку┘
В такой четверг я не усну никак,
наверно, не проснулся еще толком┘
И хочется не пить, но выпивать,
и плавая в аквариумах комнат,
ронять себя на стул или кровать,
шепча о том, что - грустный и бездомный -
О.М. - не волк, я тоже - не койот,
душа в слезах от века, и теперь ей
осталось быть в печали терпкой от
тряпья потерь и патоки терпенья┘
Москва, 24.10.03 г.
...несбывшееся...
... мне хотелось бы тенью теней,
неприкаянной и повторимой,
уходить переулками дней
до задворок Четвертого Рима:
но, гортань напрягая на зой,
на руладу о вечной Мадонне,
я, наверное, был не слезой,
а - мозолью на Божьей ладони;
посему и, похоже, один
под небесным гуртом полуярок;
посему, не дожив до седин,
я земле предназначен в подарок...
Остывает венозная ртуть,
ибо знает - смертельна простуда.
Надсадивши и горло, и грудь,
ускользаю, дружок, из отсюда...
Под фонетику утлых подошв -
господин этой осени, раб ли...
Небу впору цитировать дождь,
и запнуться на первой же капле...
09.10.03, Москва
┘глагольное┘
┘и я глаголю, шер ами
(не твой ли слух меня застукал?),
покуда надо мною - купол,
сиречь, изнанка пирамид┘
а ты, планеты на краю,
молчишь, ресницы расцепивши,
и я глаголю о небывшем,
верней, небудущем раю;
о том, что мы офлайн, и нас
Всевышний вырвал из контекста,
поскольку - время минус место
равно нулю в который раз...
М, 20.11.03
┘осадочное┘ (A.G.)
Твой Саарбрюккен бреется и ссыт,
и кофеварки держит наготове.
Ты, просыпаясь, смотришь на часы,
зеваешь, утомленная: на то ведь
оно и утро, чтобы прерывать
дурную режиссуру сновидений┘
В подобный час упругая кровать
сотрудничает с приступами лени,
но ты с нее сползаешь, ибо свет
анестезирует оконные проемы.
Паломничество в ванную на нет
исчерпывает время для подъема.
И далее - русалкою об лед -
до вечера: работа, репетитор,
звонок в Москву (в которой кто-то ждет
в отсутствие и сна, и аппетита),
и электричка в сторону "назад",
казенный ужин в обществе ребенка
чужого ┘ и хрустальная слеза,
ползущая виском до перепонки┘
И ты лежишь, догадываясь, что
за тридевять, над списком корабельным
болею я - услышан, перечтен,
но не увиден. Это все предельно
понятно, дорогая - так и есть.
Сижу в Москве, невесел и потерян,
у нас через минуту будет шесть,
и спать нет смысла. Знаешь, я уверен,
что мне уже не выпустить пера
из чутких рук.┘ В унылом списке будней -
ни завтра, ни, тем более, вчера
нас не было. И, видимо, не будет.
Флюоресцирует декабрьская ночь,
снежиночным командуя парадом.
И Бог глядит, прищуриваясь, но
не наблюдает нас под снегопадом.
М, 05.12.03
...экстравертная зарисовка с 10 февраля 2003 года... (A.G.)
В квартире - сумрачно и медленно,
часы споткнулись на предполночи.
Я молча пробираюсь стенами -
почти без помощи -
на кухню. Там - вожусь со спичками.
Слегка трезвею. Ем рогалик.
В карманах, как всегда, наличные -
не ночевали.
Герань стоит на подоконнике.
Я пью зеленый - без жасмина.
Зима - как мимика у комика -
необъяснима.
Перед компьютером - бумаги ком:
то рифмы нет, то некрасиво -
стихи - как вид немого трагика -
слезоточивы.
Что наша жизнь? Игла. Эклектика.
Судьба (банально, но не мимо),
как ток, сбивающий электрика,
необратима.
Вот оттого и плачет жемчугом
шершавых звезд больное небо,
а ветер своенравной женщиной
уходит влево.
Но все еще не так потеряно,
как будет найдено: годами,
и я дождусь крылатых меринов
над головами.
И буду жадными присосками
терзать себя в любовной сырости...
Возможно, выползу из Бродского...
Возможно, вырасту...
АлмаТЫ