Общество, небезразличное к своему будущему, не может не задумываться о необходимости своей защиты от произвола муз. Но такую защиту вряд ли удастся выстроить на внешнем подавлении потребности к самовыражению. Она не мыслима вне такой формы самореализации личности , как самоограничение. Эту форму легко представить как покушение на первейшие принципы соотношения человеческого сознания и бытия. Но даже самый крайний объективизм не сделает бытие независимым от человека. Даже придельный субъективизм не поставит человека над бытием. Хотя бы только потому, что ⌠Человек не господин сущего. Человек пастух бытия■. И в этом качестве ⌠┘человек ни с чем не расстается, он только приобретает, достигая истины бытия. Он приобретает необходимую бедность пастуха, чье достоинство покоится на том, что он самим бытием призван для сбережения его истины.■

В этих с виду простых словах Хайдеггера, как представляется, и заключена идея самоорганизации человечества ≈ идея самоосуществления через самоограничение. Озабоченный намерением вывести человека из самоуверенного предстояния бытию Хайдеггер намеренно снижает статус человека, помещая его на скромное место п р и бытие (не н а д , но п р и ). Но оценивает это понижение, как высочайшее приобретение: право быть заботливым хранителем, бдительным стражем, неутомимым блюстителем истины бытия. Бытие объективно. Но оно и таково, каким его, о с т о р о ж н о оберегая его истину , сумеет сохранить человек ┘

В качестве положительного ответа на данный вопрос (причем , ответа в самом общем виде )можно предложить одну публикацию ⌠Русского журнала■ ≈ ⌠Цензура, следовательно, элита■(http://www.russ.ru/politics/20020811-rem.html). Ответ целиком заложен уже в заголовке статьи ≈если подправить несколько его смысл: ЭЛИТА, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ЦЕНЗУРА.

Необходимость цензуры вычислена М. Ремизовым на кончике пера . Вот ход рассуждений. Поскольку, если уж заходит речь о регламентации в этике и эстетике, каждое произведения надо ограничивать отдельно, то регламентация практически невозможна как процедура чисто бюрократическая. А это является запросом на вмешательство в регламентацию элиты ≈ эстетической аристократии . Подчеркивается, что запрос этот сугубо социально-структурный: ⌠ наш народ хочет цензуры. Он ощущает в себе приливы той полудремотной нравственной субстанции, которая изнутри него противостоит свиной всеядности масс и которой не достает для полноценного самораскрытия лишь соответствующей инстанции■. Формой ⌠ объективизации ┘национальной системы нравов■ может быть только государство, но представлять целое вполне может и господствующее в нем меньшинство. Речь здесь идет естественно об эстетическом и этическом господстве, и именно отсюда следует возможность специфической ≈ аристократической≈ цензуры. ..

Мысль, вынесенная М. Ремизовым в заголовок, высказана вроде бы совершенно определенно: ⌠Пока народ жив, он хочет той или иной цензуры. Цензуры, следовательно, элиты┘Глубокая и здоровая потребность общества в символических репрессиях формирует запрос на некую аристократию как субъект и полномочный символический гарант этих репрессий.■. Но с другой стороны, указана и точка, в которой инверсия смысла этой мысли становится просто необходимой: ⌠Быть компетентным интерпретатором национальной нравственности, стиля, национального чувства границ возможного ┘ может только человек элиты. В вопросе ⌠что допустимо?■ он не может свериться с эталоном, но сам им является.■ То есть элита √ следовательно, цензура.

принципиальный характер, и, если разобраться, то оба смысла по-своему важны. В прямом смысле акцент на то, что если цензура есть или востребована, то она должна осуществляться не бюрократией, а элитой . Обратный смысл представляется более значительным: элита сама востребует цензуру. То есть осуществление именно этико-эстетической цензуры ≈ определяющий признак элиты. Если она такой цензуры в обществе не осуществляет, она ≈ не элита┘ М. Ремизов об этом прямо не говорит, но осторожно подводит к такой мысли. Хотя бы вот здесь: ⌠само слово ⌠цензура■ вызывает наибольшую идиосинкразию именно у той богемной чандалы, которая гнездится на пустующем пьедестале ⌠авторитета■, т.е. паразитирует на отсутствии этически и эстетически компетентной власти■.Или вот здесь: ⌠ Определяющей модальностью ⌠интеллигентной■ речи является глубоко эшелонированная безответственность. Несмотря на проскакивающие там и тут полугротескные репризы о распирающем ⌠чувстве колоссальной ответственности■┘■ И уж совершенно точно здесь: ⌠ Место эстета, обретающего свою миссию в эпатирующей профанов феноменологии дерьма, без сомнения, - ⌠у параши■■.

Может сложиться впечатление, что в этих рассуждениях мысль М. Ремизова упрощена ≈что он вовсе не предлагает противопоставить насилие одной системы ценностей и норм насилию другой . Но, нет, М. Ремизов понят все-таки здесь вполне адекватно: ⌠Одна из тем русской государственной реконструкции - объективация нравственности через цензуру и, шире, через налаживание механизма символических репрессий. То, что публично отправляемый ритуал символических репрессий необходим, что нравственность без него невозможна, что без него ничто в обществе не имеет смысла, - пережевыванием этих очевидностей я не буду здесь утомлять читателя■.

Теперь попытаемся глянуть на ту же проблему с противоположной стороны ≈ глазами не философа, а госчиновника.
     Когда работник, нанятый обществом , чтобы выявлять, оптимизировать и реализовывать его коллективные потребности , заявляет , что ⌠ Специфических этических норм, которые регулировали бы свободу слова, нет и не может быть■( http://www.russ.ru/politics/20020801-volin.html ),то это, как минимум, свидетельствует о том, что он уже достиг уровня своей некомпетентности, так как рассматривать подобный подход к проблеме позволителен лишь лицу частному. Но меня как и других разрешивших (через голосование на выборах ) нанять этого чиновника на общественные работы, совсем не интересуют его частные соображения. Более того, мне хотелось бы быть уверенными, что нанятый на общественное служение человек все-таки понимает, что никаких абсолютных свобод, то есть свобод вообще , не существует, а всякая индивидуальная свобода по существу своему коллектива. Именно поэтому всякая попытка отдельного индивидуума реализовать свое естественное право на свободу абсолютно, то есть неограниченно, произвольно и не принимая во внимание интересы других, является отрицанием принадлежности к обществу, а значит попыткой разрушения его. В пределах же ненарушенных общественных связей любая свобода будет относительной, частичной, управляемой ≈ она попросту не может быть другой.

Формально госчиновник, конечно же, здесь прав ≈этические нормы невозможно обратить в юридические законы. Но он явно увлекается, выстраивая между теми и другими принципиально непреодолимое препятствие. Юридические законы можно рассматривать в качестве части этических норм √ той части, которую общество нашло возможным и целесообразным формализовать на данном этапе своего существования . То есть этические нормы питают юридические законы и действуют через них, превращаясь из индивидуальных внутренних запретов (ими частное лицо защищает других от своего личного произвола ) в безусловные внешние нормы, которыми уже общество ограждает своих членов от произвола частных лиц. Этические нормы ≈ это сгустки многотысячелетнего опыта человеческого сосуществования. Но это такой глубокий уровень обобщения, отстранения от конкретного, что использовать их можно исключительно индивидуально ≈ как частное внутренне ограничение.

Непризнание в сего этого является источником, наверное, большинства недоразумений, связанных с проблематикой морали, в частности представление морали в качестве ⌠набора консервативных норм■, а литературы (искусства) в качестве средства), фиксирующего через язык ⌠ неосознанные еще сдвиги в нормах морали■( такую мысль высказал, например, в РЖ-дискуссии о литдеятельности В. Сорокина участник под псевдонимом г.N). Это представление , на первый взгляд, кажется вполне разумным. Но этика, мораль вовсе не консервативны ≈это типичная аберрация сознания. Этика √ всего лишь и н е р ц и о н н а. И является таковой именно потому, что лежит в о с н о в е межчеловеческих отношений ≈ за нравственные правила человечество заплатило самой большой кровью , в них сконцентрирован опыт, настолько адекватный реальности, что для его использования не требуется юридического оформления. Это своего рода зерна практически а б с о л ю т н о й истины, это ≈фундаментальное основание социальных отношений. А чем некоторая оформленная в словах истина ближе к сути, тем трудней ее опровергнуть ≈отсюда и эффект инерционности┘. И они настолько фундаментальны, что жить непосредственно по ним невозможно, да и никто не живет. Но каждый в большей или меньшей степени с этими нормами свою жизнь соизмеряет ≈ как с эталоном.

Из всех этих достаточно тривиальных рассуждений следует, однако, один важный вывод: и являясь сугубо индивидуальным средством, этические нормы лежат все же в ОСНОВЕ человеческого существования. И следовательно, не могут оставаться в стороне от процедур управления обществом.

Это будет, конечно же, сопротивление. Пусть частное, единичное, но зато вполне цивилизованное √не покушающееся на высшее достижение человечества ≈ парадигму либерализма. Однако, вы можете эту парадигму высшим достижением не признавать и считать, например , что опыт либерального существования у человечества не так уж и велик, что оно легкомысленно ухватилось за блага, следующие из этой парадигмы(все свободы и права ),но пока плохо осознает возможные издержки и их последствия; что счастливый конец истории не наступил, и куда более вероятным может оказаться конец апокалиптический . К тому же , скажем, у вас жена, дочь, внучки, престарелые родители, и вы обязаны их защищать не только от сукиного сына, который попытается ворваться в ваш дом через дверь, окно, но и от того, который лезет через экран телевизора, со сцены театра, с книжных развалов. Вот на этой основе и возникает идея уже не частного, а коллективного сопротивления.

Цитируемый мною представитель госчиновничества несомненно прав, когда говорит, что ⌠государственные структуры не могут определять морально-этические нормы, по которым должна осуществляться свобода слова и свобода печати.■. Он прав и далее: ⌠определять этические нормативы должны только профессионалы - филологи, литературоведы и т.д. - и только в каждом конкретном случае.■ Но он был бы совсем близок к истине, если бы попытался соединить два эти тезиса и ввести идею управления через экспертные оценки. Скажем. таким вот образом:
Государственные структуры через экспертные оценки профессионалов (филологов, литературоведов, писателей, художников и т. д )могут воздействовать на морально-этические ориентиры, по которым отдельные граждане осуществляют свое право на свободу слова, свободу печати.

Такого рода позицию в принципе нельзя не признать грамотной . К тому же, в ней четко и без словоблудия вскрывается вся сложность проблемы ≈ действительно, ни одна крайность не приемлема, но человек с к л о н я е т ся в своем выборе к той из них (не впадает, а именно склоняется ), в которой он с большей, как полагает, вероятностью сможет удержаться от того, чтобы в крайность все-таки сверзнуться.

Главным звеном приведенного выше суждения несомненно являются слова ⌠ здесь все ┘находят возможным вырабатывать коллективные конвенции и ограничения, а я не могу найти своих собственных┘■, которые свидетельствуют, что проблема индивидуального выбора все-таки не имеет последовательно индивидуального разрешения, что в той или иной форме, но коллективные конвенции неизбежны.

Ответ на это ⌠почему■ если и существует , то запрятан в глубинах коллективной психологии. Да, собственно, так уж ли важен ответ ┘ Не проще ли все-таки решиться и начать постепенно, не торопясь и с оглядкой выстраивать систему мягкого , рекомендательного общественного контроля за эстетической информацией на основе экспертных оценок эстетической элиты. Ее нужно пытаться создать, эту систему. Толька она открывает путь хоть к какому-то разрешению этого, действительно, тяжкого противоречия между ⌠частным злом во многих проявлениях■, и ⌠коллективным и узаконенным злом■.

И самое любопытное заключается в том, что у оспаривающих идею общественного влияния на деятельность муз нет особых иллюзий ≈ они готовы признать, что ⌠ всюду существует система жесткого ограничения ⌠свободы■, что и сам В. Сорокин всего лишь ⌠конформистский продукт определенной системы предпочтений ┘и вызревает из московской концептуалистской системы ⌠символического насилия■■(это мнение упоминавшегося здесь г.N ) . Одним словом, признается наличие системы групповых предпочтений ≈ зачаточной формы общественной самоорганизации. Значит, остается сделать следующий шаг≈ к системе предпочтений общественных, но при этом значительно более мягких ≈ рекомендательных. Опасаться, что такой переход непременно обернется насилием, нет оснований. Потому что в условиях свободы повышение статуса в с е г д а будет сопровождаться снижением жесткости. Жестка лишь частность, претендующая на универсальность. Истинно универсальное ≈ благородно и снисходительно: у него нет избыточных претензий, а значит нет и комплексов.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

254572  2003-12-06 15:14:39 -