ПРОВИНЦИЯ
Я покидаю этот город скучный -
Обкраденный, несчастный, злополучный,
Где тень скользит от лермонтовской тучки
Над давкою за водкой в день получки.
Я покидаю этот город сонный,
В окрошку, в пиво и в себя влюбленный,
Где мух жужжание, и блеск оконный,
И гипсовый Ильич посеребренный.
О, если б не акации-простушки,
Не бирюза, подвешенная к ушку
Девчонки, что одну цыплячью тушку
В пакетике проносит мимо пушки!
О, если бы не аромат сирени,
Не соловьев прерывистое пенье -
Кто жил бы здесь, какое поколенье
Не ускользнуло б за жемчужной тенью?
Но даже средь сиреней и акаций,
Где сто цыплят проносит сотня граций,
Есть цезарь, форум, Рубикон, мыс Акций
И, право же, грешно над тем смеяться.
Какие здесь гремят порою битвы!
Какие здесь возносятся молитвы!
Но тень от облака скользит, как тень от бритвы,
И отсекает игры и ловитвы.
Довольно! Хватит! Надоело! Будет!
Пускай судьба иль кто-нибудь рассудит:
Я вслед за облаком лечу над сором буден,
Уверенный, что город не убудет.
Прощай! Прощай! Кричу тысячекратно.
Кто виноват, что есть на солнце пятна?
Никто. И все. И так невероятно,
Что я вернусь когда-нибудь обратно.
МИТИНГОВЩИНА
Митинговщина! Флаги да вороны...
Кто-то речи толкает с крыльца,
А в деревне - не чинены бороны,
Не видать молодого лица.
Все кричим, все клянем, все витийствуем,
Ищем новых и новых врагов -
Не хватает лишь взрывов, да выстрелов,
Да дубья, да разбитых голов.
Но молчат дерева на околице,
И земля не качает права,
И с неслышимым шелестом молится,
На жнивье прорастая, трава.
Не помогут ни брань, ни проклятия,
Ни кулак, ни дубина, ни плеть
Там, где в грязь затоптали распятие,
Разучились работать и петь.
Не в гульбе, не в толпе, не на площади
Вековые вершатся дела.
Ты прости нас, безбожников, Господи!
Не кипи в котловане, смола...
СВЯТАЯ РУСЬ
Святая Русь! Великая Россия!
Два возгласа, два выклика в ночи.
Святая Русь... Но с вервием на вые.
Великая... Но мертвая почти.
За что тебя так бешено терзали?
За что тебя гноили в лагерях?
Не за твои ли пажити и дали,
Не за твои ль сокровища в ларях?
Все подожгли, все выжгли, все спалили.
Повсюду смерч столпом взвивает прах,
Горячей кровью углище залили,
И пировать уселись на костях.
Но белые снега тебя укрыли,
Но чистой влагой вымыли дожди,
Живой водой поэты напоили -
И в прах земной осыпались вожди.
Еще глухой пожар под спудом тлеет,
Еще кричат: ╚Вяжи ее! Вяжи!╩ -
Но тихий ветер, сладкий ветер веет,
И пахарь начинает от межи.
ПОИСКИ ИСТИНЫ
Все мы кружим, петляем, бродим √
Темной ночью и ясным днем.
Ничего-то мы не находим
Ни в крапиве и ни под пнем.
Все-то гоним богов распятых,
У крестов их сидим в пыли┘
Церкви, взорванные в тридцатых,
Прорастают из-под земли.
Как грибы, раздвигают почву
Золотые их купола.
Кличут, рыкают и пророчат
Стопудовые колокола.
Загораются жарко свечи,
Голоса в высоте поют,
О любви золотые речи
Кораблями во тьме плывут.
И глядим мы, глядим поблекло,
Из угла своего глядим,
Как из праха, золы и пепла
Храм за храмом встает, храним.
Пес приблудный нам руки лижет,
Путь нам голубь метет крылом┘
Что же мы не подходим ближе?
Что мы ищем? Чего мы ждем?
ВСТРЕЧА
Старый мрамор на старой могиле:
Белый лебедь с подбитым крылом -
И, над ним наклонясь, застыли
Двое ангелов с черным крестом.
Заросли чистотелом тропинки,
Заслонили простор дерева.
Здесь никто не уронит слезинки,
Не склонится ничья голова.
Тени, шелесты, камни и плиты,
Вязь и тяжесть чугунных оград┘
Навсегда, безвозвратно забыты
Те, кто в этих могилах лежат.
Погребальная церковь без крыши.
Внутрь снарядом обрушенный свод.
В алтаре - все стройнее и выше
Молодая рябина растет.
Дикий голубь над входом воркует,
Вяз надломленной кроной поник.
Над алтарной апсидой тоскует
Вероникой увиденный лик.
Здравствуй, Сын Человеческий! Ты ли
Победил беснованье и ад?
Плат дожди на три четверти смыли,
Но спокоен взыскующий взгляд.
╚Здравствуй, сын Мой возлюбленный! Знаю,
Ты пришел не напрасно ко Мне:
Я пшеницу Мою очищаю.
Я плевелы сжигаю в огне╩.
ХРАМ ВОЗНЕСЕНЬЯ
Что-то прибавилось в городе. Что-то
Восстановилось. Произросло.
Так в кошельке пустозвона и мота
Вдруг появляется серебро.
Что же прибавилось? Пятиэтажка,
Автовокзал - или мост, наконец?
Или в толпе промелькнула тельняшка,
А под тельняшкой - афганский рубец?
Может, и это. Не спорю. Не спорю.
Не догадались? Я вам помогу.
Приподнимитесь на цыпочки споро:
Видите - светится на берегу?
Видите, как над старинным обрывом,
Видите, как над плакучей травой,
Над магазином, торгующим пивом -
Храм Вознесенья встает молодой?
Белые стены сияют, и купол
Светится, и херувимы поют┘
В общем, атеистический жупел,
Ржевских старушек последний приют.
И не на ╚Волге╩, тем более - ╚Чайке╩,
На затрапезном своем ╚Москвиче╩
Русский мужик по фамилии Чайкин
службе спешит на последней свече.
Дверкой побитой отчаянно хлопнет,
Гулким баском постращает чертей┘
Ну, не пойму я, родные, хоть лопни:
Этим мы, что ли, пугали людей?
НАСЛЕДСТВО
Город судьбы и сирени,
Горестей и голубей┘
Бродят усталые тени
В гулкой тиши площадей.
Солнце, как яблоко, зреет,
Медленно падая в лес.
Кто о тебе пожалеет,
Край позабытых чудес?
Там, где над Волгой высоко
В небо взметнулся гранит,
Вижу я внутренним оком:
Чудная церковь стоит.
Белые, белые стены,
Кровля - травы зеленей...
Тени, избегшие тлена,
Реют доныне над ней.
Тени посадского люда,
Тени князей и бояр,
Русичей тени, и чуди,
Тени литвы и татар.
В ржавой земле огородов,
В поле, где ветер и хлеб -
Столпотворенье народов
И перекресток судеб.
Там, где шальные вороны
Каркают с неба на мир -
Алым плащом окрыленный,
Князь терема обходил.
Там, где дома на подбое
Встали, безликие, в ряд -
В пламени, хрусте и вое
Бился об небо набат.
Что же в котомках осталось?
Что же потомкам сказать?
Самую малую малость
Надо в наследство принять:
Эти усталые тени,
Этот зеленый простор,
Куст придорожной сирени -
Родины взор и укор.