"Мороз"

1. Переезд в Москву

 Мы купили трёхкомнатную квартиру в Москве.  В Челябинске продали тоже - трёхкомнатную. Приобретали еще не построенную квартиру в многоэтажном доме (на момент покупки были возведены только ещё первые два этажа), то есть были соинвесторами строительства. Шёл 2000 год, и тогдашние цены на жильё разительно отличались от - теперешних - поистине космических! Однако для нас они всё равно были огромными. Квадратный метр жилой площади в Челябинске был значительно, несравнимо дешевле, чем в Москве, и нам пришлось дополнительно набирать довольно значительную, особенно по тем временам, сумму.

 Как мы её собирали, у кого, сколько, как и под какие проценты  занимали недостающие наличные деньги, рассказывать не буду. Главным было то, что нам, в результате титанических усилий каждого члена семьи, удалось их собрать в необходимом количестве к требуемому сроку. Теперь весь этот период нечеловеческого напряжения душевных сил остался позади. Изматывающее ожидание окончания постройки дома и заселения в давно купленную квартиру закончилось. Гадание: "кинет" или всё-таки не обманет нас, получившая предоплату строительная фирма, - разрешилось положительно. Даже все долги были розданы,   и мы стали, наконец, полноценными москвичами!

В своё время закончил МГУ и сейчас с удовольствием прошелся по знакомым местам.  Заглянул в деканат, учебную часть, на кафедры и просто в аудитории геологического факультета. Особое внимание уделил своей родной кафедре гидрогеологии. На дворе стоял август, геологический полевой сезон был в разгаре. Наша юная смена, современные новоиспечённые студенты-геологи прилежно изучали всё ещё бескрайние просторы нашей России, и в аудиториях и на кафедрах было непривычно пусто. Во время обучения летом мне не доводилось бывать здесь, и звук гулкого эхо,  отдававшихся в многочисленных лабиринтах пустых коридоров и помещений ГЗ (главного здания) МГУ шагов, был для меня новым, неожиданным и непривычным.

 Одна из семи монументальных, украшенных высоким шпилем сталинских "высоток", показалась мне необитаемой и старой, как заброшенный средневековый рыцарский замок. Узкие, по современным меркам, коридоры, с уложенным на пол ёлочкой, старым, потёртым во многих местах  выломанным деревянным паркетом, производил удручающее впечатление. Жалобно поскрипывавшие от ветра, кое-где открытые большие окна со старыми рассохшимися рамами, дополняли ощущение разрухи, заброшенности, безжизненности. Последние штрихи к впечатлению заброшенного древнего строения дорисовывали толстенные стены, зрительно сильно уменьшавшие окна, и кое-где осыпавшаяся с потолка побелка. И даже весёлые красные и зелёные ковровые дорожки, с разноцветными полосами и восточным орнаментом по краям, постеленные во всех коридорах, не могли заглушить гнетущего чувства нежилого помещения, которое неудачно пытаются слегка изменить, оживить и заселить людьми.

Заглянув на кафедру гидрогеологии, неожиданно увидел нескольких сотрудников, занимавшихся разными делами. Работали компьютеры, принтер и факс, с которого какие-то документы отправлялись, на них тут же получали ответы. Двое мужчин в углу комнаты что-то чётко, по-деловому обсуждали. В общем, здесь просто кипела жизнь. После могильной, какой-то зловещей тишины коридоров и лекционной 611 аудитории, эта живая даже немного шумная напряжённая деловая обстановка кафедры была глотком свежего воздуха для меня. Я вздохнул с каким-то облегчением, и с удовольствием вошёл и окунулся в кипящую рабочую атмосферу небольшого коллектива.

 Практически все лица оказались знакомыми мне, и даже, мало изменившимися, разве чуть прибавилось морщин и седины. Но, говорю без кокетства, именно - чуть-чуть. Прошло двадцать лет со дня моего окончания университета, а здесь, на кафедре гидрогеологии, время как будто остановилось! Встретился здесь сразу с несколькими преподавателями. Меня тоже узнали, обрадовались, начали угощать чаем, расспрашивать: что у меня и как.

 Правда один вспомнил мои грехи юности и в ответ на мою фразу: "Вы меня, наверное, не помните", - проворчал: "Вас забудешь! Такой был бандит, всю кафедру на уши ставил!". Я, конечно, был польщён, но всерьёз не принял реплику и рассмеялся: "Вы преувеличиваете мои скромные заслуги!". Со стороны этот диалог между мной - худощавым, среднего роста человеком и профессором - двухметровым атлетом слушался, наверное, весьма забавно! Однако мою попытку обидеться он тут же решительно в корне пресёк, и двумя руками надавив мне на плечи, силой усадил за стол с чаем и разносолами к нему.     

   В последующие дни заглянул в гости к друзьям - бывшим одногруппникам в подмосковный городок. Один из них был к тому же женат на моей бывшей однокласснице. В своё время я их и познакомил в нашем университетском общежитии. Она приезжала туда ко мне в гости из Ленинграда, где училась в медицинском институте.

 После более чем двадцатилетней разлуки, встреча получилась тёплой, задушевной и очень волнующей. Время не пощадило никого из нашей "эмгэушской" когорты. Да и с какой бы стати!? Мы отмечали изменения во внешнем облике друг друга, в дорогих сердцу, памятных чертах лиц друзей, запоминая их новые образы. Нелёгкая жизнь в "безумной России", отметила всех: у некоторых глубокими мимическими морщинами избороздила "друзей моих прекрасные черты", у других холодный ветер перемен раньше времени в бо¢льшей или ме¢ньшей степени белым нетающим снегом припорошил головы и виски, у третьих проредил волосы, у кого-то вплоть до лысины. Да и фигуры у нас изменились: худощавые стали совсем тощими, плотные - располнели.  

Мы удивлялись этим изменениям друг в друге, но, ни у меня, ни у друзей, они не вызывали неприятных ощущений. У нас хватало оптимизма и юмора  ещё и слегка беззлобно подтрунивать друг над другом! Да и то сказать, нам ли было быть в печали! Живы, почти здоровы, как-то обустроились в этой жизни, у всех семьи, жены не бросили нас даже в самые трудные времена, когда мы были нищими до неприличия, с детьми всё в порядке. То есть по российским меркам мы с минимальными потерями прошли сквозь горнило перестройки - "огонь, воду", а кое-кто и через "медные трубы". Все собравшиеся дотянули до какого-то просвета, более или менее стабильного положения в этой жизни. А это было очень и очень непросто в нашей, беспрерывно революционной, последний век постоянно вылезающей из разрухи то по одному, то по другому поводу, стране. Мы не сломались, не вымерли, как многие из наших стариков, и даже -  удержались на трассе жизни после многочисленных, порой неимоверно крутых её поворотов и виражей. А если ты, и все родные и близкие остались невредимыми даже после самых ужасных событий, то это уже были не трагедии, а  приключения, пусть порой и неприятные.

Не было конца непрерывной череде воспоминаний: "А помнишь.!". Каждый пытался вкратце рассказать хотя бы об  основных событиях в своей жизни, произошедших с момента окончания университета. Спешили, говорили взахлёб и вдруг надолго умолкали, понимая, что невозможно за два дня рассказать, даже коротко, пусть даже лишь многократно сжатыми тезисами, даже об основных вехах четвертьвекового отрезка прошедшей жизни. В продолжение всей двухдневной встречи, разговор не прекращался, прерываясь лишь на время сна. Наконец простились, договорившись, встречаться чаще одного раза в двадцать пять лет!     

 Несколько месяцев мы с семьёй приводили в порядок нашу новую квартиру: переклеивали обои на свой вкус, меняли покрытия пола и потолка, обустраивали балкон, кухню и кладовую. На это, кроме большого количества времени, ушло ещё много сил, а также - все остававшиеся занятые деньги.  Наконец денег на оставшийся ремонт не осталось, они как-то неожиданно, в одночасье закончились! Мы начали судорожно подсчитывать оставшиеся рубли, наскребая на самые необходимые продукты питания, и прикидывая, на скольких дней самой скромной жизни нам хватит этой суммы. Цифра получалась столь мизерной, что мы оторопели. В этот момент все поняли, что недоделки будем устранять теперь уже не скоро, а прямо сейчас  назрела срочная необходимость заняться поисками работы.

2. В фирме

  Искал довольно долго и, наконец, устроился менеджером-логистом в ведущую московскую фирму по производству и продаже мороженного, газированной воды, чипсов, орешков и тому подобного. По своей основной специальности, на работу в инженерной геологии, объявлений не нашел и пошел работать в эту фирму менеджером-логистом. В мои обязанности входило развозить мороженое и другой товар по киоскам "Мороженое", расположенным в одном из районов города Москвы. Вся Москва была условно разделена на 26 зон, и у каждой было свое название.  Они были географическими, по большей степени наименованиями горных систем и вершин: "Тибет", "Кавказ", "Гималаи", "Эльбрус", "Эверест", "Пиренеи", "Анды", "Крым", "Урал", "Альпы", "Колыма" и тому подобными. Мой участок назывался - "Эльбрус".

Названия объяснялись легендой происхождения фирмы. Дело в том, что основали её бывшие альпинисты. Как-то во время восхождения на очередную гору, они попробовали есть снег со сгущенным молоком (а до этого, конечно, никогда такого продукта не ели!). Эта смесь в горах показалась им настолько вкусной, что тут же решили заняться мороженным бизнесом. По возвращению в Москву начали приобретать оптом мороженное, на тележках развозить по улицам и торговать им в розницу. Дело пошло бойко, и вскоре они начали приобретать холодильники для постоянной торговли на улицах, транспорт для доставки  этой вкусной, холодной и хорошо раскупаемой в летнюю жару продукции.

 Дальше, больше: наши альпинисты начали ставить в Москве постоянные киоски с вывеской "Мороженное", затем скупать за бесценок разорявшиеся в начале перестройки сети киосков. Приобрели даже один из обанкротившихся цехов по производству мороженного. В беспощадной конкурентной борьбе по-русски разорили соперников и поглотили их производственные мощности. Вот здесь, думаю, без криминала никак не обошлось. Впрочем, наверное, как и при приобретении частными лицами любого из разорившихся в перестройку государственных производственных предприятий, будь то заводы, фабрики, добывающие организации или торговые организации и тому подобные. История чрезвычайно трогательная и романтичная, но совсем не романтичные условия для работы создали возвышенные альпинисты для сотрудников на своих предприятиях! 

Мне же пришлось пойти работать туда, куда взяли, и тем, кем взяли. В результате и устроился   в фирму с холодным названием - "Мороз". Она была ведущей в Москве по снабжению города мороженным. Как гигантский спрут "Мороз" опутал своими жадными щупальцами Москву, захватив лучшие, самые людные места: у метро, на самых оживлённых улицах, у кинотеатров и другие - столь же массово посещаемые. Фирмы - конкуренты из Москвы и других городов России, явно уступали "Морозу", несмотря на более низкие цены на свою продукцию. Самым удивительным было то, что мороженное, привезённое в специально оборудованных вагонах - холодильниках из центральных областей Сибири, стоило в полтора раза дешевле произведённого в Москве!

    За новыми названиями профессий скрывались старые, как мир, виды деятельности. Под гордой вывеской - "менеджер-логист", на самом деле  маскировалась профессия экспедитора - грузчика. Отличие состояло только в том, что в обязанности были добавлены некоторые функции по контролю и распределению товара во вверенной мне системе киосков.  В подавляющем большинстве в фирме работали на этой должности молодые, выносливые ребята в возрасте 25-30 лет.  Но даже они не выдерживали физических перегрузок в весенне-летне-осенний сезон с апреля по сентябрь месяцы. В этот период года ежедневно вывозилось огромное количество мороженного и воды, и даже редких, обещанных раньше, зимой, выходных, практически не бывало.

 К тому времени мне уже исполнилось сорок пять лет, и это не могло не дать о себе знать при подобной нечеловеческой физической нагрузке на организм, при работе просто на износ. К середине сезона по ночам у меня неудержимо вело судорогой икры ног.  Ещё бы! За день по нескольку сотен раз приходилось залезать в герметичный ледяной кузов, оборудованный под холодильник - замораживатель и прыгать с него. Кузова всех машин были оборудованы лесенками, но экспедиторы, в целях экономии дефицитнейшего времени, пользовались ими только для подъёма, да и то не всегда. Спускаться по ней было неслыханным расточительством, и вообще, считалось признаком "дурного тона". На своё счастье был худощавым. У экспедиторов потяжелее от таких прыжков частенько лопалась кожа на подошвах ступней, что сильно усложняло дальнейшую работу, а иногда случались и вывихи и растяжения, что было ещё хуже. Впрочем около месяца с растяжением довелось проработать и мне, каждое утро плотно обматывая голень эластичным бинтом - спрыгнул на камень.   Температура в кузове -  холодильнике доходила до двадцати градусов С ниже нуля. При тридцати - сорокаградусной жаре и раскалённом асфальте в центре Москвы контраст температур в пятьдесят - шестьдесят градусов С уже к середине маршрута приводил к сильным головным болям, судорогам ног, и дополнительной усталости. А лето 2001 года было необычайно жарким, побив по этому показателю рекорды за всю историю метеорологических наблюдений в Москве.

 Пришлось пробовать применение различных сердечных и тонизирующих лекарств всё увеличивавшейся силы, чтобы как-то смягчить негативные последствия нечеловеческих условий труда, выдержать физически, предложенный мне, невыносимый для обыкновенного человека жёсткий рабочий ритм, и сохранить свой единственный способ заработка.   Постоянно балансируя на зыбкой грани: смогу, не смогу, с божьей помощью, отработал на этой должности более двух лет. Это был, безусловно, высокий показатель выносливости! Как я сумел столько времени выдержать бешенный ритм этой каторжной работы и остаться в живых - не пойму до сих пор! Спасибо создателю за подаренное мне железное сердце! Желаю владельцам и руководителям "Мороза" испить полной мерой чашу, предложенную ими мне и всем остальным экспедиторам их фирмы. А я обещаю посетить похороны каждого из них,  потому что мало кто сможет выжить два года на такой работе. Единственным положительным моментом в этой истории было то, что я доподлинно узнал предел своих физических возможностей.

   Каждую из выделенных зон обслуживал свой, постоянно прикреплённый, менеджер - логист.  В мою зону - "Эльбрус" были включены 25 киосков - мороженое.  Территориально зона охватывала "Южный порт", районы, примыкавшие к метро Бауманской, Электрозаводской, Семёновской, Авиамоторной, Шоссе энтузиастов и платформе Перово.  Общая протяжённость маршрута составляла приблизительно сто километров.

 Продавцы в киосках, чаще всего, менялись каждую неделю. Расставлял их супервайзер, в паре, с которым я и работал.  Ещё в нашу команду по зоне входил постоянный водитель.  С моим водителем - Володей, я бессменно проработал всё время в "Морозе". Супервайзеры же менялись как перчатки. За время моей работы, на "Эльбрусе",  их сменилось аж восемь штук.  Мужчины на этой должности почему-то не уживались с продавцами.  Возможно, из-за недостатка гибкости в отношениях с людьми - продавцами, 90% которых были женщинами послепенсионного возраста, многие с высшим образованием, а некоторые - даже с двумя.

3. Экспедиторы

Помещение менеджеров - логистов, именовавшееся в своей среде экспедиторской, и ещё " конюшней", представляло собой комнату приблизительно 4 на 8 м., с теннисным столом для пинг-понга посередине, и с индивидуальными шкафчиками для переодевания вдоль обшарпанных стен с обвалившейся штукатуркой и видавшим виды грязно-серым потолком.  На этом самом столе экспедиторы поправляли, и подписывали все накладные на товар для своих киосков, причем стоя, потому что менеджеров - логистов было 26, а стульев - только 2.  Работа была тяжёлой, состав экспедиторов часто менялся. В постоянном  коллективе оставались самые выносливые, сильные и физически и духовно люди. Я называл их "волками", и помещение экспедиторской в противовес общепринятому - "волчарней".

 Обращение между собой, независимо от возраста или былых заслуг или чего-то другого, было принято только по имени, отношения - товарищескими, все всегда были готовы к взаимовыручке.  Многих удерживали на этой тяжелой работе именно такие теплые отношения, которые в других, более благополучных местах, в наше время уже окончательно изжиты.  Большинство экспедиторов были людьми, приехавшими на заработки из разных районов России и бывшего СССР, и живущими в Москве по регистрации, и лишь несколько человек - москвичами. Многие жили в Москве на "птичьих правах" уже много лет. И вообще, компания экспедиторов подбиралась очень разношёрстная.

Был представитель интенсивно сокращавшихся в тот период наших вооружённых сил, майор - Олег. Это был человек среднего роста, среднего сложения, подтянутый, довольно резкий в иногда возникавших стычках. Ему было около 35 лет, кареглазый, смуглолицый, весь, как вырезанный из цельного камня, он источал надёжность и уверенность. Олег сказал, что сам вызвался уходить из армии, когда пришла разнарядка на сокращение и сначала предложили уволиться в запас всем желающим. На мой вопрос: "Что не понравилось в службе?", - ответил просто: "Всё равно сократили бы! Ну не в этот раз, так чуть позже! А раз неминуемо надо будет уходить, так лучше самому. И потом, хотелось попробовать, что я могу кроме "сапог"".

Присутствовал в нашей разношёрстной компании даже представитель московского уголовного розыска - бывший лейтенант милиции - Виталий. В своё время он закончил юридический факультет одного из институтов. Это был зеленоглазый мужчина лет 30, чуть выше среднего роста и такого же размера в ширину! У него было круглое широкое лицо, что при полном отсутствии шеи смотрелось весьма внушительно и грозно. Это была, без всякого преувеличения, просто гора тренированных мышц весом за сотню килограммов! Непонятно было, зачем, таким как он, выдавали ещё и оружие, на мой взгляд, это было совершенно излишне!

Сначала Виталий работал в "убойном" отделе МУРа, а затем перешёл в более спокойный отдел "нравов". Но вот как раз там у него и произошёл конфликт с кем-то из своих сослуживцев, сделавший невозможным его дальнейшее пребывание в МУРе. Как я понял, он собрал "крышную" плату с чужой территории. Дело получило огласку, и ему, в качестве "козла отпущения", пришлось срочно расстаться с уголовным розыском. Товарищи ему посочувствовали, но замять дело не смогли.

Был автослесарь по профессии по имени Рушан. Двадцатипятилетний худощавый, двухметрового роста, кареглазый, улыбчивый, спокойный и доброжелательный  парень сразу располагал к себе. Он ранее поработал в одном из автосервисов, но из-за безотказности его загоняли мелкими поручениями, и он плюнул на такую работу. Сюда, как и все остальные, устроился на время, однако пока хватало сил, собирался работать. Кроме того, здесь Рушана устраивала значительная  независимость действий. Начальство находилось на базе, а во время маршрута каждый экспедитор работал в полностью автономном режиме.

Около недели здесь проработал даже казачий есаул Войска Донского - Виктор. Он работал в полном казачьем обмундировании и в папахе, только без шашки. Виктор уволился из-за того, что не смог дышать в кузове - холодильнике машины, постоянно заполнявшимся углекислым газом от  испарявшегося "сухого льда". Ему рассказали, что после открывания холодильника необходимо выждать минуту - две перед входом в него, чтобы уменьшилась концентрация углекислого газа, и стало возможным хоть как-то дышать. Сообщили, что практически все новички в первый день работы с "сухим льдом" теряют сознание в почти герметичном холодильнике, отравившись углекислотой. Но Виктор всё равно задыхался, несмотря на выполнение всех мер предосторожностей, и ему пришлось уйти.

Были здесь и бывшие рэкетиры, и "трудные" парни, ранее имевшие большие неприятности с законом, и люди без определённых профессий, и представители интеллигенции.

 Рабочий день начинался со щелчков степлеров над теннисным столом.  Скреплялись по два листа формата А-4, на каждом из которых было напечатано по два экземпляра накладных, итого получалось четыре экземпляра.  Затем эти накладные я раскладывал по 25 адресам, по маршруту, в порядке их посещения. Далее ставил подпись на каждом экземпляре, чтобы не тратить на это время при развозе.  Затем расписывал товар,  который операторы поставили на одну точку (они должны ставить только целые коробки) на нескольких нуждающихся в нём точек.  Далее отрывал с каждого комплекта накладных по одной, чтобы на них расписался продавец в приемке и вечером я сдал этот экземпляр операторам для учёта.

 В процессе этой работы почти все присутствовавшие пили кофе, три в одном и нещадно курили. Причем каждый выпивал минимум по два - три и более пакетика, а уж количество выкуренных сигарет не поддавалось никакому учёту, но уж было, несомненно, огромным! В "конюшне" постоянно висел такой густой сизый дым, что "хоть топор вешай".  Самым интересным для меня в этой истории было то, что растворимый кофе никогда не пил ни до устройства на "Мороз", ни после увольнения из него. А здесь так хорошо шёл!  То ли традиция, то ли по роду работы, необходимо было, как следует подхлестнуть себя перед маршрутом. Как шутили ребята "перед забегом в ширину"!

  Среди экспедиторов постоянно фигурировало одно страшное слово - "марафон".  Оно означало полугодовую ежедневную работу во время тёплого весенне-летне-осеннего сезона, почти без выходных. Это происходило потому, что заранее набранные подменные экспедиторы, попробовав поработать, тут же в течение двух - трёх недель почти в полном составе разбегались в разные стороны! Далее, по заранее составленному графику, обычно, в зависимости от длины маршрута, 26 машин становились поочерёдно к пандусу склада на погрузку в три или четыре окна - проёма в каменном коридоре перед складом.

4. Один рабочий день экспедитора в "Морозе"

 Машина подъезжала с открытыми и закреплёнными дверцами кузова, задом к окну, подходил дежурный кладовщик и подъезжал первый автопогрузчик с мороженым. Задачей экспедитора было уложить мороженое в холодильник так, чтобы вошло всё. Кроме того, расположить его нужно было так, чтобы сам экспедитор при приезде в киоск мог быстро найти нужную коробку. Одновременно нужно было попытаться распереть коробки в стены кузова,  чтобы во время переезда вся эта гора мороженого не рухнула и не перемешалась. Иначе маршрут может затянуться на неопределённое время, товар не будет полностью развезён, и ночью придётся возвращать на склад его остатки. Напомню, что в какое бы время ночи или утра ты не вернулся из маршрута, в восемь часов утра будь любезен быть на погрузке для нового развоза!

 После погрузки мороженого машина подъезжала на склад так называемого - "сухого" товара. Под этим определением подразумевались: газированные воды, соки, чипсы, орешки и другой товар, не требовавший замораживания и хранения в огромном холодильнике "Мороза".  Этот товар мы укладывали в то отделение кузова, в котором не было охлаждения.  Затем, в жаркую погоду, подъезжали к складу "сухого льда".  "Сухим льдом"  называли охлаждённую до минус 50 градусов С углекислоту в твердом состоянии. Каждое жаркое утро мы гадали, какого веса куски "сухого льда" завезли сегодня: по 30 или по 50 килограммов? Пятидесятикилограммовые очень тяжело было брать, потому что  этот "лед" скользил в руках, долго его было не удержать, так как холод в минус 50 градусов С быстро пронизывал руки через любые рукавицы, а на обнажённых частях тела, даже при кратковременном прикосновении, тут же появлялись ожоги.

Руки всех экспедиторов, даже "стариков", по локоть были в следах от этих ожогов, которые оставались, в том или другом виде, навсегда. Новички при любом весе "сухого льда" в обязательном порядке получали сильные ожоги, до волдырей, которые плохо заживали, и следы от которых, оставались в виде сморщенной розовой неровной кожи.  У меня эти следы держались больше года, а потом остались только тёмные пятна на коже.   В жаркую погоду только "сухого льда" каждый из нас набирал до тонны веса. А общий вес товара льда достигал пяти тонн. 

Длительное ожидание своей очереди на погрузку надоедало, и водители иногда отходили с погрузочной площадки, чтобы размяться или попить чая. Если в это время подходила очередь то иногда некоторые экспедиторы   перегоняли сами машину со склада на склад, чтобы не пропустить очередь, что было чревато дополнительным длительным ожиданием.   Я  несколько лет ездил на легковых машинах, но за руль ЗИЛ - 130 с огромным кузовом и ограниченной видимостью назад, старался не садиться.

 И всё-таки наступил момент, когда мой водитель отсутствовал на погрузке, а машину срочно нужно было перегнать под погрузку.  Я сел за руль и перегнал машину. Нужно было ехать на другой склад, а водителя всё не было. Я снова перегнал ЗИЛа и совсем осмелел. Наконец наступил заключительный аккорд погрузки: нужно было ехать за "сухим льдом". Мой Володя окончательно загулял и всё не появлялся. Между тем, время поджимало, и я решил поехать задом к складу "сухого льда".

 Радиус разворота у ЗИЛа маленький, видимость назад ограничена огромным кузовом - холодильником, и хоть ехал я тихо, на первой скорости,  но, зацепив "морду" соседнего ЗИЛа, стукнул его так, что скрежет металла и звон стёкол разбитой фары оторвал от заветной чашки кофе и моего водителя и его начальника! Я не успел выскочить из кабины, а на погрузке уже стоял отборный, громкий мат начальника транспортного отдела (кстати, отличного мужика, но уж больно я его огорчил).

 Какие только нюансы русской разговорной речи он не высветил за последующие десять минут, хоть и был армянином!  Он поведал народу, где он видел таких экспедиторов, куда им нужно срочно отправиться и оттуда не возвращаться.  Куда должны пойти те водители, которые пьют кофе, когда нужно перегонять машины, куда он в следующий раз нальёт этот самый кофе, этим самым водителям в случае повторения подобных ситуаций, что он сделает с экспедиторами, которые всё же прокрадутся за руль ЗИЛа и так  далее.  Эта непереводимая игра слов, подкреплённая кучей эмоций,  была достойна увековечения при помощи диктофона, жаль,  такового не оказалось под рукой. Я получил "неописуемое наслаждение" слушая эту взрывную  огненную речь.

 После короткой паузы, немного остыв, он с мукой, упавшим голосом произнёс: "Ну и за что мне всё это!?". Затем безысходно потерянно махнул рукой, повернулся, и, сгорбившись от тяжести,  неожиданно свалившейся на него новой заботы, понуро побрёл в своё помещение.  Мне стало, искренне жаль его и стыдно, что я повесил на него дополнительную заботу. Все машины фирмы буквально разваливались на ходу, и начальник транспортного отдела вертелся "как уж на сковородке", чтобы хоть как-то обеспечить технически развоз мороженного.

 За руль ЗИЛа я  больше никогда не садился. Да и сделал-то это только в интересах дела, а вообще-то, "оно мне было надо!?".  Начальник транспортного отдела прекрасно понимал это, и вечером за чашкой кофе, мы пожали друг другу руки, и мирно обсудив всю ситуацию, расстались друзьями.

 Итак, оформив все бумаги, выезжал на маршрут.  Вся подготовительная  деятельность оставалась позади. Теперь необходимо было  сконцентрироваться. Сейчас счет пойдет на минуты, мысленно прокручивал в голове порядок "работы на палатке" - именно так называли этот момент экспедиторы.  Водитель подъезжал к очередному киоску - мороженое.  Сказать "подъезжал" - просто, а фактически подъехать всегда было огромной проблемой. Ведь это был центр Москвы, где каждый квадратный метр был занят каким-нибудь транспортным средством. Поставить нашу махину, можно было, только проявив чудеса мастерства и решительности! И всё это нужно было делать по 25 раз в день!  Все грузовые машины "Мороза" были застрахованы на случай аварии. Да в центре Москвы и нельзя было работать без страховки, при подобных условиях развоза.

 Мы с моим водителем, специалистом высокого класса, попадали в аварии два раза, один раз зацепили у метро Авиамоторной "Мерседес - 230", а в другой раз в районе  "Южный порт" на заправке, Володя почти въехал передним колесом на капот новенькой только что из сервиса, ещё без номеров автомашины "Жигули" десятой модели.  Друг моего водителя - тоже водитель другой зоны по имени Арам, на светофоре, вместо педали тормоза, нажал на газ, и стоявший перед ним новенький БМВ въехал прямо на ручном тормозе на перекрёсток!  Правда, со смятым багажником!  Напряжение движения было очень большим, психологическая перегрузка и давала подобные сбои.

    Как только машина останавливалась у киоска, начиналось время моей интенсивной деятельности.  Бежал в киоск, оставлял там накладные, забирал мешок с деньгами, расписывался за его получение, ставил к электронной кассе ноутбук - "коробочку". Это электронное устройство переписывало все продажи, произведённые за предыдущее время, до прошлой записи ноутбука. Кроме того, "коробочка" снова закладывала в кассу все цены, если произошли изменения, то - уже изменённые.

Затем бежал с деньгами и одной накладной в кузов. Забирался в него по лесенке (если она была!), а уж спускаться по ней никогда не хватало времени - спрыгивал. При обслуживании 25 киосков спрыгивать с борта кузова приходилось до ста раз! Экспедиторы с большим весом или слабыми голеностопными связками уходили из фирмы после первого же дня работы "по техническим причинам": либо лопалась кожа на пятках, либо получали трещину в одной из костей стопы, либо подворачивали её.

   В кузове перво-наперво  опускал деньги в сейф (в машине, не оборудованной сейфом, деньги не брал, несмотря на угрозы административных мер), и начинал набирать товар и складывать его на край кузова.  Водитель тоже почти бегом переносил товар в киоск. Между тем, иногда расстояние от машины до киоска доходило до трёхсот метров!  Когда товар был отгружен, снова бежал в киоск. Если были изменения в количестве или наименованиях отгруженного товара, то вписывал их во все четыре накладные. Против каждого изменения на каждом экземпляре ставил свою роспись. В процессе обслуживания киоска перекидывался несколькими фразами с продавцом, бегло осматривал имеющийся в наличии ассортимент, забирал заявку на товар на следующий день и спи - отдыхай!  Один киоск был отработан!

После завершения маршрута, сдавал деньги в кассу, изменённые и подписанные продавцами накладные - дежурным операторам. Затем возвращал на склад оставшийся товар, если не удавалось развести его полностью, или он не поместился в холодильники киосков. После этого бежал занимать очередь к одному из операторов, чтобы продиктовать заявку на товар на следующий день. Во время ожидания предварительно смотрел по пейджеру фирмы ассортимент товара. Вот так и заканчивался один из трудовых дней. После этого обязательный кофе три в одном, обсуждение наиболее ярких событий и проблем с товарищами и спи - отдыхай до следующего утра! Вот только продолжительность рабочего дня не могла быть регламентирована, и в случае поломки автомобиля, он мог завершиться и в четыре - пять часов утра! А в восемь утра надо быть на погрузке на следующий день!

Через полгода работы добился такого уважения со стороны своих товарищей по работе, что при появлении в "конюшне" один из двух стульев в экспедиторской предоставлялся мне.  А на недоумённые возгласы новичков: "Почему я должен заполнять накладные, стоя, а он (показывал на меня) сидит на стуле, хотя только курит и пьёт кофе?  Нельзя ли согнать его этого стула?", следовало внушительное пояснение "стариков": "Сашу - нельзя! Саша - авторитет!", так что мне даже рот открывать для ответа не приходилось!  Такое уважительное отношение товарищей было конечно очень приятно, льстило моему самолюбию. Но за этой авторитетностью следовали и неписаные обязанности, причём и очень серьёзные, в чём мне пришлось убедиться в будущем.  По проведённому анонимному опросу был выявлен мой неофициальный статус на "Морозе" - неформальный лидер, но мне об этом руководство рассказало только после увольнения из фирмы. 

 

  5. Забастовка

Уважение товарищей предполагало для меня роль третейского судьи в их спорах, как между собой, так и c начальством.  Надо сказать, что  руководство "Мороза" относилось ко мне тоже уважительно.  То ли из-за моей надёжности:  даже в сезон "марафона" длиной в полгода, не пропустил на работе ни одного дня, на всём протяжении бесчеловечной изматывающей физически и психологически гонки.  Как сам о себе шутливо говорил: "Надёжен, как шкаф в углу, который даже случайно опрокинуть нельзя!". А может быть, подобное отношение объяснялось моей биографией: в фирме до меня не было менеджеров - логистов, работавших здесь после окончания МГУ. Возможно, из-за каких-то моих личных качеств, или, наконец, по каким-то другим, неведомым мне причинам, но меня всегда особо выделяли среди экспедиторов.

 В  момент смены очередного супервайзера, работал на своей зоне, как говорили в фирме - "два в одном" - и логистом и супервайзером одновременно. Иногда такая работа продолжалась и по полтора месяца. И вообще, к моменту моего ухода, заместитель коммерческого директора -  Анна Ивановна, планировала моё движение вверх по служебной лестнице "Мороза". Правда я-то к подобной карьере не желал иметь никакого отношения, с самого начала рассматривая свою деятельность в фирме, как временную. Кто же мог предположить, что это временное состояние продлиться более двух лет!

 Был ещё один менеджер-логист зрелых лет, который отработал экспедитором более десяти лет на "Морозе". Он был старше меня, и также пользовался авторитетом у экспедиторов и начальства.  Он говаривал, приходя после развоза на "конюшню": "Ну, ничего себе, какой бардак!  "Дед" пришёл, а в чайнике ни капли воды!". Затем грозно поворачивался в сторону одного из парней:  "А ну-ка, молодой, упал, отжался, подпрыгнул и помчался за водой!". И кто-то из ребят обязательно поддерживал игру, и, улыбаясь, отправлялся за водой.  Обычно такую шутливую беседу - наезд, Володя вёл с молодым парнем - Игорем.

 Тот был двадцатипятилетним продвинутым москвичом с развитым чувством юмора. Среднего роста, плотный, голубоглазый, с постоянной широченной белозубой улыбкой, он всегда был спокоен и доброжелателен по отношению к товарищам. И к нему относились соответственно. Его отличительной чертой было то,  что он болел за "Спартак", и был его фанатом. Он постоянно держал нас в курсе футбольных страстей внутри страны и за рубежом. А уж про матчи, команду и каждого отдельного игрока "Спартака" мог рассказывать до бесконечности. Если бы все болельщики были такими, то никаких драк между ними и погромов не было бы.    После Володиной  тирады, он сразу же подхватывал тон, и начинал немного гнусаво и уныло "нудить": "Дедовщина!  Я буду жаловаться в совет солдатских матерей!  Эксплуатация "молодых", засилье "дедов"!".

 Весь "Рамзай" состоял из трёх управлений, в каждом из которых числилось по восемь-девять зон развоза. Эти управления по преимущественному направлению расположения зон в Москве, назывались соответственно: "Север", "Восток" и "Запад".  Во главе каждого из них стоял руководитель. Обычно это была женщина в возрасте около пятидесяти лет, много лет проработавшая здесь же, на "Морозе"  супервайзером какой-нибудь зоны. 

Эти руководители, в силу своего административного положения помогали и советами и решением возникавших производственных проблем и супервайзерам, и менеджерам-логистам. Поэтому им была присвоена общая кличка "совет солдатских матерей",  хотя называли их так только за глаза. Они обладали значительной властью и выполняли и карательные функции, то есть могли и наказать менеджера-логиста, вплоть до увольнения его в течение одного дня. К составу этого же шутливого  "совета" причисляли также и заместителя коммерческого директора фирмы "Мороз", то есть - непосредственного начальника этих руководителей - бывшего руководителя управления "Восток" - Анну  Ивановну.

Именно в этом и заключался потайной шутливый смысл угрозы Игоря пожаловаться на "деда". Экспедитор - "дед" Володя, очень боялся потерять работу и, как-то, в откровенной беседе, сказал: "Здесь меня давно знают, держат, и будут держать до тех пор, пока выдержу. Здесь ведь, сам видишь, работа не мёд, и никто не держится.  А если уйду отсюда, то не знаю, куда  ещё в таком возрасте возьмут".  Я и сам долго искал работу и хорошо понимал его опасения, так как во время перестройки в связи с безработицей, мгновенно всплыла на свет и укрепилась дискриминация по возрастному принципу. Поэтому нисколько не осуждал его желание уйти в сторону, в тень, в спорах экспедиторов с начальством.  При тяжёлой, изматывающей и физически и морально работе, зачастую просто не хватало сил для отстаивания своих, иногда самых элементарных прав.

 Кроме основной деятельности: по развозу, и поддерживанию необходимого ассортимента товара в киосках, мы каждый день должны были ещё, и инкассировать выручку. Довольно часто, расписываясь за взятый мешок с деньгами, второпях оставляли этот мешок в палатке из-за очень малого времени, отпущенного на обслуживание одного киоска.  И здесь уже всё зависело от порядочности продавца. А его отношение к тебе, напрямую было связано с твоей порядочностью по отношению к нему в процессе отгрузки товара.

Дело в том, что в момент доставки мороженного в киоск, сплошь и рядом в той же спешке бывал и недовыгруз товара. Зарплата же и экспедиторов, и продавцов - оставляла желать лучшего, во всяком случае, по московским меркам. Мы были, взаимозависимы материально. Образно говоря, были винтиками, включёнными в единый механизм, и старались поддерживать и не обманывать друг друга.  Мне, например, за всё время работы на моей зоне, вернули все мешки с деньгами, но и я всегда на¢ слово догружал в киоски столько товара, сколько говорил продавец, и они меня никогда не обманывали!

   Под Новый год, когда все люди совершали львиную долю покупок и подарков, и повсюду шли  распродажи, на множество товаров устанавливались ценовые скидки. Нам же, именно в этот момент, решили задержать зарплату, и выдать её только после первого января.  Многие из экспедиторов, особенно молодые, остались без денег перед лучшим, а для многих россиян и единственным, праздником в году. И это притом, что привозимой нами выручки всего за один день, только с одной из двадцати шести машин хватило бы для погашения всей задолженности по нашей зарплате!  Это было уже слишком!

 Ребята-экспедиторы решились на забастовку всего с одним требованием:   вовремя выплатить нашу нищенскую заработную плату. В моей семье  на тот момент, деньги были, но из солидарности, тоже пришёл на фирму, чтобы поддержать товарищей и так же принял участие в забастовке.  Тем более, что фирма содержала свою, довольно многочисленную и сильную ведомственную охрану. А вот получит она приказ на разгон забастовки или нет - это был открытый вопрос.

В холодный осенне-зимний сезон экспедиторы всех без исключения зон развозили товар по киоскам только через день. В день забастовки по моей зоне "Эльбрус" товар не развозился, и я мог и не приходить в фирму. Но пришёл специально, чтобы поддержать своих несчастных, замученных и обобранных товарищей, которым, к тому же, не хотели даже просто выдать вовремя их жалкие гроши, заработанные тяжелейшим трудом по грабительским расценкам!   Те же из экспедиторов, кто должен был в этот день развозить товар, поставили свои машины под погрузку. Однако заполнять кузова-холодильники коробками с мороженым не стали, чтобы в случае долгого разбирательства или отказа в удовлетворении требования, товар не разморозился и не испортился. В противном случае, у администрации появлялась причина применять к забастовщикам экономические санкции. 

В 8-00 мы поставили в известность администрацию о начале забастовки и о требовании, являющемся причиной этой забастовки.   Руководство "Рамзая", вначале, очень растерялось: напомню, это был декабрь 2003 года, и забастовок у нас в России не было, и не могло быть! Бывшие рэкетиры и напропалую "левачившие" экспедиторы (поставлявшие в киоски наряду с "Морозовским" свой "левый" товар), а так же - по каким-то причинам не захотевшие рисковать, не явились в этот день на работу. Но таких набралось немного - всего человек пять. Все остальные дружным суровым кольцом стояли вокруг теннисного стола "волчарни".

 Водители автомашин не захотели ввязываться в эту опасную историю, и поддерживали нас только морально, официально сохраняя "швейцарский" нейтралитет.  Нам срочно нужно было выбрать лидера для переговоров с начальством. "Дед" Володя  не явился на забастовку и мне, как и обычно, предоставили один из двух стульев!  Вот она - плата за авторитет!  Теперь мне стало вдесятеро интереснее, по какому пути пойдёт администрация для решения этого вопроса?

 Первый путь заключался в разгоне забастовки при помощи охраны. Тут мне перепало бы чуть-чуть больше, чем остальным участникам забастовки.  Второй и самый неприятный путь возможного развития забастовки: потянуть время, затем отстрелить лидера, после чего все остальные сами  вернутся "в упряжку" и дальше молча потянут эту бурлацкую лямку. При всей дикости такого варианта, он всё ещё вполне соответствовал диким рыночным отношениям в нашей стране и имел полное право на существование.

 Единственным препятствующим такому сценарию обстоятельством были маленькие деньги, стоявшие на кону спора экспедиторов с руководством фирмы. То есть, собственно лишних денег-то мы и не просили вовсе, а только хотели своевременной выплаты заработанных. Правда, в этом случае создавался прецедент выполнения требования ранее бессловесного "быдла". Так стоит ли это допускать или лучше один раз разориться долларов на пятьсот - тысячу, чтобы в корне пресечь все будущие подобные "поползновения" на диктаторскую власть, и обеспечить лёгкое управление уже абсолютно бессловесными "тварями". Ведь это так легко и просто: всего 500 долларов и нет человека, а значит - нет проблемы! Вот тут я "схлопочу" намного больше неприятностей, чем предполагал перед началом забастовки, при таком развитии событий мало мне не покажется!

 И, наконец, третий путь, рассчитывая на который, мы и затеяли забастовку: наши требования удовлетворяются, я почиваю на лаврах - "в шоколаде". И только потом, при случае, мне припомнят моё лидерство!  Вообще, если сказать честно, при производственных взаимоотношениях между работодателями и рабочими в нашей стране на тот период времени, ни одного хорошего для меня варианта не было. Впрочем, думаю, что и сейчас мало что в России изменилось в этом вопросе. А если вспомнить историю мирового забастовочного движения, то, для забастовщиков, в случае поражения, никогда и ни в какой стране не было хороших вариантов! В ассортименте присутствовали только: - плохой,  - хуже и  - ещё хуже!

 Но не бросать же мне было в таких условиях моих брошенных государством на произвол частной фирмы, нищих, без вины виноватых товарищей, которые смотрели на меня с надеждой. Произнёс про себя: "Бог не выдаст, свинья не съест!", - и решительно сел на услужливо пододвинутый мне ребятами стул. Пока не занял его, в воздухе "конюшни" висела напряжённая тишина. Затем раздался вздох облегчения, и все разом загалдели, обсуждая возможные варианты действий администрации, и наших ответных мер в том или другом случае.

 Мне тут же налили чашку кипятку, с услужливо разведённым в нём растворимым кофе с сахаром и сливками (три в одном). Как и все экспедиторы, обычно пил его перед маршрутом. Никогда раньше периода работы на "Морозе" подобную смесь не употреблял. Здесь же все разводили только его, а дурной пример, как известно, заразителен, и со временем пристрастился к этому дешёвому суррогату натурального кофе. Вальяжно положил ногу на ногу, закурил сигарету, с удовольствием от души затянулся едким табачным дымом. Всё, Рубикон был перейдён, я вступил в бой, кровь ударила в голову, все страхи остались позади, и больше я уже никуда не спешил. Испытал облегчение и даже лёгкое весёлое возбуждение - опьянение, как после рюмки коньяка, оттого, что мучительный выбор ".быть или не быть., вступать или не вступать." был, наконец, завершён, и можно было просто расслабиться и получить удовольствие от кофе с сигаретой в ожидании ответного хода руководства фирмы.  Как в "Солдате Киплинга":

 -...а за спиною запах

 - пылающих мостов".

 Услышав о начале забастовки и об остановке погрузки товара, а также об отказе забастовщиков выезжать на маршруты без удовлетворения требования немедленной выплаты зарплаты, руководители управлений "Север", "Восток", "Запад", а также заместитель коммерческого директора немедленно прибыли на фирму. Ещё бы: это грозило фирме миллионными убытками! Они соизволили зайти даже, прямо к нам, в "конюшню", к теннисному столу для пинг-понга, во главе которого на единственном стуле ваш покорный слуга "изволил" курить, одновременно с употреблением энной чашечки кофе, в ожидании невыплаченных вовремя денег!

 Удивительно, но перед вступлением "на тропу войны", меня "терзали смутные сомнения" типа - "а оно мне надо?", но как только выбор был сделан, стал спокоен, уверен и весел. Впрочем, так у меня всегда бывало перед боем (всё равно физическим или моральным) и во время него.  Дело в том, что во время схватки, оснащённость противника техническая и административно-правовая уже не могла  иметь значение для принятия решения: быть или не быть бою. Это могло повлиять только на конечный результат.  А исход схватки будет в руках не моих, и не моего оппонента, а в - божьих (или высшего разума, или провидения, или чего-то подобного, объективно существующего независимо от нашей веры или неверия в него). Соответственно, и моя задача состояла только в том, чтобы быть полностью уверенным в своей правоте, и делать всё, на что способен.  А я обычно и вступал в  сражение, только имея абсолютную уверенность в справедливости своей позиции.  Выбирал себе лёгкие пути!  Всё так просто!  Легко идти в бой, когда за спиной уверенность - я прав! Звучит немного  смешно и наивно, но, тем не менее, является абсолютной и единственной правдой, во всяком случае, лично для меня.

Раз в неделю на "Морозе" проходили планёрки с менеджерами - логистами, проводимые начальниками управлений и заместителем коммерческого директора.  Планёрка начиналась с рассказа заместителя коммерческого директора о стопке чистой бумаги на столе, в которой всем недовольным хватит листов для написания заявлений об увольнении, причём даже не по одному разу!  Иногда этот рассказ подкреплял молодой, очень энергичный и не очень умный начальник службы безопасности фирмы.

 Он на некоторое время уезжал куда-то в Европу, затем вернулся в Москву. Время от времени он патетически восклицал: "Я вернулся, и теперь (имелось ввиду - только теперь!) на "Морозе" будет (наконец-то) порядок!". Он картинно садился на письменный стол, так, чтобы видно было кобуру пистолета на его поясе, и продолжал устрашение экспедиторов. С воодушевлением начинал повествовать в лицах о том, как, когда и кому он засовывал в рот "пушку" в процессе завершения погони для возвращения украденных из фирмы денег. Он рисовал устрашающие картины того, что будет   в будущем с менеджерами - логистами, в случае воровства инкассируемых ими в киосках денег.

 Слушая его, создавалось впечатление, что лично ему просто необходимо засунуть эту пушку в одно место, а может быть,  и провернуть там пару раз мушку, чтобы до него дошло, что с людьми так разговаривать нельзя! Хотя, скорее всего, никакие тонкопедагогические или грубовоспитательные приёмы уже не смогли бы сделать его умнее. Поистине, если бог хочет кого-то наказать, то лишает его разума. Желающие украсть инкассируемые деньги, делали это несмотря ни на какие угрозы. За время моей работы было две инсценировки ограбления, одну из которых раскрыла охрана, а вторую - не смогла, и экспедитора просто уволили. Честные же люди не делали этого и без угроз.

 Однако вернёмся к нашему делу.  Здесь ситуация была не совсем такая, как на планёрке. Я бы даже сказал  - совсем не такая! Тут, как в басне Крылова "Волк на псарне", была не "овчарня", а "псарня". Или, как обычно её называл - "волчарня"!  Здесь подобный тон беседы явно, "не катил"!  Впрочем, надо отдать должное уму заместителя директора, она сообразила это сразу и тон запугивания даже и не пыталась применять. Этого нельзя было сказать о начальниках управлений, явившихся немного раньше.  Они сразу попытались нас запугать. Сначала - всех, потом, на их взгляд, - наиболее неуверенных, самых молодых, самых зависимых от работы. Таких экспедиторов по отдельности приглашали на улицу, и беседовали с ними индивидуально, применяя попеременно: то кнут,  то  пряник.

 Но, именно этот момент, я предвидел, хотя всё предугадать, могла, разве что Ванга. Заранее предупредил ребят, что если мы хотим победы, то это возможно только держась вместе, идя к цели единым фронтом. Ни в коем случае нельзя поддаваться на индивидуальные угрозы и посулы. Это будет означать провал  всей забастовки, что обязательно скажется на всех. В том числе и на тех, кому были обещаны "златые горы".

 Далее последовала серия вопросов ко мне лично.  Например: что я здесь делаю, если моя зона сегодня не развозиться?  Удобно ли мне на этом стуле во главе забастовки? Надо ли мне это?  Не зря ли я такой отчаянный?  А может быть, мне лично не хватает зарплаты?  Я внимательно выслушал начальников управлений, немного картинно, но вполне правдоподобно зевнул, пожаловался на недосыпание.  Сообщил, что: всем доволен, денег мне хватает ("Да что Вы! Своих девать некуда!"). Что касается угроз, то с усмешкой произнёс, что боюсь мало чего в этой жизни. И чтобы оборвать пустопорожнюю дискуссию и показать её бессмысленность, завершил диалог словами о том, что в данный момент чрезвычайно занят, потому что у меня закончился кофе и срочно должен налить себе новую чашку. После этого, вразвалочку, не спеша, вышел в соседнюю комнатку, где у нас стоял электрический чайник.

 Начальники управлений на время лишились дара речи от такой наглости какого-то экспедитора, которого они в другое время скрутили бы в бараний рог. Каждая из них одной фразой в один день могла вышвырнуть меня за ворота. А сейчас они все вместе должны были уговаривать меня, пытаться запугать или подкупить. Так я ещё во время их унижения, разговариваю с ними ледяным тоном, как с бедными просителями, которым вынужден отказать в удовлетворении их нижайшей просьбы! Представляю, как они в этот момент сожалели об отсутствии в этой комнате в данный момент охраны!  Ну да этот вопрос был не в их компетенции.  Вскоре после этого прибыла и заместитель директора -  Анна  Ивановна.

 Она обращалась ко всем присутствовавшим, но в большей степени, всё-таки ко мне.  Во-первых, она показала пальцем, что тот-то, этот и вот те могут уходить с работы прямо  сейчас, так как они ей не нужны.  На это я счёл своим долгом руководителя забастовки  обрисовать ей теперешнюю создавшуюся ситуацию. По-возможности, мягко разъяснил, что это забастовка, а не производственное совещание, что сейчас отсюда уходят либо все экспедиторы, либо не уходит никто.  В сообразительности  Анне  Ивановне нельзя было отказать, поэтому к этой теме мы больше не возвращались.

  В одной из первых фраз заместитель директора сказала, что охрана привлекаться ни к решению конфликта, ни к вышвыриванию забастовщиков с территории "Мороза" не будет.  Ну что же, нашим легче!  Затем она сообщила, что должна созвониться с владельцами фирмы, для выяснения возможности выполнения нашего требования. Я тут же сообщил, что мы никуда не спешим: бог с ними, с киосками; бог с ним с мороженным; бог с ней с прибылью фирмы! От имени всех экспедиторов  обещал терпеливо ждать столько, сколько понадобится руководству фирмы для сбора "огромной" суммы нашей зарплаты, тем более, что у меня ещё и кофе не допит.

 Но  Анне  Ивановне было не до моей иронии. Скорым шагом она вышла из "волчарни" на улицу и начала звонить нашим "благодетелям" - работодателям.  В момент забастовки в самом сложном, двусмысленном положении оказались формальные лидеры менеджеров - логистов: начальник отдела доставки Геннадий, проработавший всего несколько месяцев и его заместитель - Михаил, бывший на "Морозе" уже второй год. Сначала именно Михаил был начальником отдела доставки, а с назначением на эту должность Геннадия, стал его заместителем.  Оба они были порядочными люди, каждый со своей непростой перестроечной биографией.

 

6. Михаил

 Михаил был зеленоглазым среднего нормального сложения человеком среднего роста. У него было удлинённое лицо, изборождённое глубокими мимическими складками, с задублённой от солнца и ветра кожей. Его суровому внешнему облику противоречили добрые и немного грустные глаза. Напускная строгость и низкий грубый мужской голос с металлическими нотками мало кого могли обмануть. Одевался всегда просто, но со вкусом. Старался больше держаться в тени, но практически это никогда ему не удавалось. Наоборот, всегда был на виду, и не только из-за своего положения - начальника, а затем - заместителя начальника отдела, а просто потому, что был ярким человеком с сильной энергетикой.

Михаил  был учителем истории по образованию и работал по этой профессии до самой перестройки.  Более того, он был из педагогической династии. У него вся семья: дедушка, бабушка, отец, мать, брат, жена были учителями.  Некоторые из них даже защитили диссертации и стали кандидаты педагогических наук.  После начала перестройки, Михаил решил заняться фермерством.  Но его беда была в том, что жил-то он Ульяновске.  А Ульяновск в то бурное время был столицей "красного пояса" России!

 Под названием "красный пояс" в прессе и народе понимали области, во главе которых стояли губернаторы - коммунисты, и в которых насильно пытались удержать гибнущий социализм.  Там дольше всего существовали ограничения на отпуск товара, на вывоз продуктов за пределы области, и уж конечно на всякую частную инициативу, как на "проявление капитализма". Эти губернаторы не могли, или не хотели понять, что приостанавливать крах несостоявшейся системы в отдельно взятых районах, равносильно притормаживанию разогнавшегося автомобиля, мчащегося к трамплину через пропасть. На большой скорости её ещё можно перепрыгнуть, а на - малой - никогда, это неминуемая гибель.

 Эти области дошли до крайней степени обнищания и даже познакомились с голодом. Они обязательно "упали бы на самое дно пропасти", если бы не были в составе России, и их не вытащили оттуда соседние области. Бороться за социалистическую систему хозяйствования, можно было до начала перестройки, а с переходом к рыночной экономике, это стало преступлением перед народом возглавляемых ими областей. Мёртвому человеку даже самые хорошие припарки уже не помогут. Лечить можно только живого, даже если он находиться в реанимации.

  Но, в то время, ничего этого Михаил не знал, перестройка звала к действию, к "новому мышлению" из всех газет, теле - и радиопрограмм. И наш новоиспечённый фермер, засучив рукава, рьяно взялся за дело. Михаил взял в аренду землю, технику, семена и начал свою деятельность.  Его брат заведовал областной базой сельхозмашин, это было Михаилу на руку, и он брал в кредит необходимую технику - комбайн, трактор, УАЗ - для грунтовых дорог, а также, косилки, сеялки, бороны и тому подобное.  К моменту окончания деятельности нашего фермера, у него скопился серьёзный парк техники. Михаил выращивал преимущественно твердые сорта пшеницы, причём, при среднем по области урожае в 15-20 центнеров с гектара земли, он получал урожай по 40 центнеров и больше. Обложился книгами по выращиванию пшеницы, справочниками агронома и поставил дело на научную основу.

 Проблемы у него начались сразу после первого урожая.  Зерно самому продавать запретили, а областной элеватор принял по смешным государственным расценкам. Но Михаилу даже это было выгодно, потому что работал он один, площади засевал большие, и количество зерна собирал вполне сопоставимое с - колхозным.  Он не сбавляя темпа. С тем же жаром начал готовиться к следующей посевной: постепенно приобретать технику, семена и, вообще, всё что было необходимо.  В качестве платы у него принимали безналичный расчёт на его сумму в сельхозбанке за сданное государству зерно. Однако, сумма была одна, а цены на всё, что он брал, скакали "бешенным галопом".

 К весне Михаил с удивлением узнал, что в банк он уже должен, хотя на руки ничего не получил.  Однако даже это его не остановило, и он с утроенной энергией ринулся покорять вершины фермерства!  Парк техники у Михаила рос, сил и желания хватало, и он работал в сезон по 14 часов в сутки без выходных! А ночью, часто приходили колхозники, просили трактор, если застряли где-нибудь в поле или на дороге, и Михаил никому не отказывал, ехал на тракторе и вытаскивал засевшие грузовики, трактора и легковушки.  И всё равно несколько раз завистливые сограждане сжигали его стога сена.

 Михаила пьянила неожиданно обретённая свобода действий. Как он сам говорил: "В этот период жизни мне и вина не требовалось. Зачем оно мне, если и так было хорошо!". Он построил свой дом приблизительно в центре своей арендованной земли, и поселился там со всей семьёй. В приватных беседах признавался мне, что никогда в жизни, ни до этого фермерского периода своей жизни, ни после него, не был так счастлив. Какой-то камень, постоянно придавливавший к земле при социализме, упал с его плеч. Он распрямился, стало легко дышать, и он почти не уставал, работая в напряжённом режиме годами. Летом после захода солнца, заглушив трактор или комбайн, подолгу ещё ходил по полю, проверял качество своей дневной работы, вдыхал запах распаханной земли, или скошенной пшеницы и чувствовал умиротворение, и неожиданно обретённую любовь к своей земле.   

   Наступил новый сезон. Урожай побил все рекорды - до 50 центнеров с гектара! Но к следующей весне долг в банке увеличился, и так было несколько лет, пока до Михаила не дошло, что его высокие урожаи, да и вообще вся его пшеница - никому не нужны.  Задача у руководства области была одна: раздавить частного предпринимателя, в том числе и фермера, как "гидру капитализма", как класс. И губернатор сделает это, даже  если этот "зародыш мирового империализма" вообще спать и есть перестанет, и будет собирать по  140 центнеров твёрдых сортов пшеницы с  гектара!

 Михаил, как и все русские люди, долго запрягает, но быстро едет.  Как только он понял окончательно ситуацию, сразу же бросил свой дом и всю технику рядом с ним, свой долг в банке и переехал с семьёй в однокомнатную квартиру, к бабушке в Москву. Его брат, заведовавший базой "Сельхозтехники", вернулся учительствовать   в Ульяновск. За три года руководство области разорило в пух и прах умных, решительных, грамотных, трудолюбивых мужчин в расцвете сил!  Время от времени Михаил начал попивать и, вообще, похоже, сломался, потерял веру в себя, в людей, в государство, в справедливость. Любовь к технике у него с тез самых фермерских пор сохранилась, и он в свободное время собрал из запасных частей "москвич" с небольшим фургоном, ремонтировал всю бытовую технику в округе, и в сложных случаях помогал  слесарям "Рамзая" в ремонте грузовых и легковых машин и погрузчиков.  

 История Михаила была не первой из услышанных мною о перестроечном беспределе "красных губернаторов" к частной инициативе, к людям - труженикам, пытавшимся изменить к лучшему наш мир. Это были подлинные герои труда, лучшие люди России. Я спросил Михаила: "Если вдруг отношение руководства страны к частному предпринимательству изменится, вернётся он на свою землю к фермерству?". Михаил криво усмехнулся: "Тогда, в начале перестройки, был энтузиазм, вера в новую счастливую жизнь свободного человека. Всё перегорело! А если посмотреть на этот образ жизни с прагматической точки зрения, без эмоциональной подпитки и подъёма, то зачем мне этот каторжный труд? Ради денег? Да не так много мне и нужно! Столько я везде без надрыва заработаю. Нет уж, увольте, нельзя войти в одну и ту же реку дважды!".

    Какой же невосполнимый урон нанесли России эти упёртые руководители "красного пояса"! Вот эту историю, после маршрутов за чашкой чая поведал мне Михаил.  Мы с ним были примерно одного возраста, и с большим уважением относились друг к другу. Перестройка, со всеми её перегибами по-русски, то есть - без какого бы то ни было предела, прошла по нашим шеям: по его -  немного сильнее, по моей - чуть-чуть слабее (на мой взгляд). Но разговаривать нам было легко, потому что мы оба очень хорошо представляли себе предмет беседы.

 

7. Геннадий

  Новый начальник отдела доставки Геннадий был весёлым, жизнерадостным мужчиной лет тридцати пяти. Вечно улыбающийся, благожелательный, небольшого роста, розовощёкий и голубоглазый мужчина с округлыми формами и небольшим животиком, он с первого взгляда вызывал симпатию к себе. Его раскатистый голос и хохот постоянно доносился во все уголки помещений отдела доставки - "конюшни". Человеком он был шумным, и о его присутствии в отделе знали всегда все и в каждую минуту. Геннадий был человеком с активной жизненной позицией, прирождённым организатором, никогда не унывавшим, всегда всех подбадривавшим.

 В перестройку работал коммерческим директором некоторых эстрадных артистов, распорядителем "Москонцерта", руководителем различных рекламных акций по всей необъятной территории России. Часто ездил по стране, встречался с интересными людьми, много повидал, был интересным собеседником, и, наконец, просто порядочным человеком. Хотя такой цельной биографии, как у Михаила у него не было.  Однако в беседах с Михаилом он утвердился в своём, как выяснилось давнем, желании открыть свиноферму.

 В момент забастовки дежурил как раз Гена (в осеннее - зимний сезон они чередовались, дежурили через день, как и экспедиторы). Михаил мог, конечно, тоже прийти, но лично я считал, что это ему ни к чему, о чём накануне и сказал ему.  Геннадий внимательно слушал спор, но не вступал в него ни на чьей стороне. А от него начальники управлений ждали решительных действий против нас всех и меня лично, конечно, на своей стороне.

 

8. Окончание забастовки

 Вернувшись в "волчарню" после телефонных переговоров с владельцами "Мороза", заместитель директора сообщила нам, что  при возвращении  с маршрута первой же машины, из установленного в её кузове сейфа, нам будет выдаваться зарплата. Затем она попросила нас загружаться и выезжать на развоз мороженного по зонам. После некоторой паузы добавила, что никаких репрессий к забастовщикам и их лидерам, применяться не будет.  В комнате установилась мёртвая тишина. 

Экспедиторы судорожно соображали, правда это, или ловушка. В этой тишине, я позволил себе произнести краткую речь: "Ребята, слову  Анны  Ивановны можно верить, знаю её давно, считаю порядочным человеком, отвечающим за свои слова, и думаю, что нужно загружаться и выезжать. В случае непорядочности владельцев "Мороза" и невыполнения обещаний, мы оставляем за собой право продолжить забастовку и не выехать на развоз завтра". За моё предложение все присутствовавшие проголосовали единогласно, и экспедиторы, чьи зоны должны были развозиться в этот день, пошли на погрузку.

 Что самое интересное было в том, что деньги на зарплату нашли прямо здесь, в кассе "Мороза", не дожидаясь выезда первой машины с базы!  Наше требование было простым и справедливым, но это никаким образом не означало победного исхода забастовки, поэтому можно понять наше ликование.  Впервые со времени начала каторжной работы на "Морозе" мы во всеуслышание заявили, что мы - не рабы, не клоны, а свободные люди, личности с чувством собственного достоинства, готовые сражаться за свои человеческие и гражданские права.

 И мы победили, заставили считаться с нами руководство одной из частных коммерческих фирм, в которых владельцы (в нашем конкретном случае - "альпинисты-романтики") своих сотрудников (по крайней мере, в России) вообще за людей не считали! Это пьянящее чувство победы, достижения намеченной цели в борьбе! Его вряд ли спутаешь с каким-то другим!   Оно не лучше и не хуже остальных, оно совершенно другое, непохожее ни на что!  Гормонов радости - эндорфинов мы получили столько, сколько вряд ли получишь, прыгая на упругом канате с моста! Только там за это нужно платить деньги, а здесь нам же ещё выплатили задержанную зарплату. Особенно, конечно, всё  сказанное относилось ко мне. Но у меня и ставки в этой игре были повыше, чем у всех остальных. Радость победы предложил считать моральной компенсацией от владельцев за доставленные нам неприятности и хлопоты. Пожелание одобрительно и весело было принято моими смелыми, сильными и выносливыми "волками", охмелевшими от успешного исхода схватки с явно превосходящими силами наших противников.

 На следующий день, явившись на развоз своей зоны, я купался в лучах славы!  Не успел ступить на порог нашей "волчарни", как один из менеджеров - логистов, Николай, громко поприветствовал меня, произнеся буквально следующее: "Мне приятно пожать руку  нашему товарищу, который так элегантно решил общую проблему. А параллельно, ещё и непринуждённо, и красиво, заземлил ниже плинтуса и начальников управлений, и заместителя коммерческого директора! Ура Александру!". Тут раздалось короткое троекратное "Ура!", и ребята ринулись пожимать мне руку.  Вот эти поздравления и  были дивидендами с моего вложения душевных сил и эмоций в забастовку!

 У этой забастовки были свои положительные, они же и отрицательные последствия для самосознания экспедиторов.  Все её участники почувствовали себя людьми (мы - не рабы, рабы - не мы!). Повысилась их самооценка, даже внешне, они стали выглядеть более гордо и уверенно, распрямились, в глазах появился блеск.  Но теперь, соответственно, их уже нельзя было считать за "быдло". Да они бы этого просто не позволили, и многие мелкие унижения, которые раньше они бы молча проглотили, теперь не могли спустить безответно.  В ответ на необдуманные слова, начальству сейчас легко было нарваться на ответную дерзость экспедиторов.

 А в наше подлое время, когда правят бал деньги, тот, у кого их много, этого страшно не любит.  Ну да ничего, "денежным мешкам" ещё предстоит понять, что они вложили свои капиталы (интересно было бы знать, и откуда только они у новоиспечённых капиталистов взялись!?) не в банановую республику, а в Россию. Здесь ещё не успели забыть слова незабвенного рупора революции - Максима Горького: "Человек - это звучит гордо!",  и с людьми тут им всё равно придётся считаться.  Если же кто-то из них не сумеет, пусть заранее "мотает" вместе, со своими капиталами, в какой - нибудь " Кот де Вуар"!

 

9. Мы - не рабы, рабы - не мы

Успех забастовки воодушевил ребят  и подтолкнул их к мыслям о дальнейшей борьбе за свои права, за повышение небольшой заработной платы, при такой тяжёлой изматывающей физически и морально работе. Вслух стали говорить о том, о чем все знали, но боялись сказать.    Подняли вопрос  об улучшении нечеловеческих условий работы в весеннее - летний сезон. Каторжный труд был буквально на измор, на выживание! В этот период экспедиторы месяцами работали без единого выходного дня.  На одной из планёрок заместитель директора возразила: "Но ведь в межсезонье развоз по зонам идёт через день, вот и отдыхайте впрок, собирайте силы к сезону ежедневного развоза!" На что, ранее упомянутый авторитетный экспедитор Володя - "дед" - резонно заметил: "А Вы попробуйте за один день наесться на неделю вперёд!". Золотые слова, пожалуй, лучше и нельзя было сказать!

Моё положение лидера будущих забастовок теперь уже не обсуждалось, - подразумевалось само собой.  Ребята предлагали создать и официально возглавить мне профсоюз экспедиторов. Но, во-первых, такой профсоюз нужно было ещё умудриться создать в современных диких условиях "свободного рынка" А если назвать вещи своими именами, то в условиях жизни в России "по понятиям", как в тюремной "зоне". Это в советское время все мы были членами мифического профсоюза. Правда, никто из простых смертных (тех самых трудящихся, от имени которых, и для которых он официально и был создан) ничего от него не имел. У меня много лет была язва желудка, были две операции на желудок, но путёвку в соответствующий санаторий за более чем десятилетний срок нахождения в профсоюзе, не получил ни разу. А в нашем конкретном случае,  никто не знал даже, с какой стороны можно начать это дело. 

Во-вторых, для порядочного человека, к каковым я себя скромно причисляю, ничего хорошего, кроме чувства морального удовлетворения в этой должности нет, а только одни неприятности. Причём, возможно, и для моей семьи.  Отказаться от роли неформального профсоюзного лидера уже не мог, хотя и никогда не был тщеславен, просто из моральных соображений. Остановить начавшееся брожение в умах экспедиторов тоже было уже невозможно, поэтому явственно почувствовал зыбкость своего нахождения на "Морозе".  Почва легко и непринуждённо стала уплывать из-под моих ног!  Но выбор у меня здесь был не велик. Оставалось только, помолясь, плыть по стремнине бунтарской стихии вконец замученных экспедиторов, уворачиваясь от летящих навстречу каменных порогов, состоявших из владельцев - "альпинистов" и руководителей "Мороза".

 

10. Прощание с "Морозом"

  В конце апреля 2004 года, наконец, случайно наткнулся на долгожданное объявление о работе по своей специальности. В тот же день созвонился с отделом кадров коммерческой строительной фирмы и договорился об устройстве туда инженером - геологом.  Распрощался с экспедиторами по-дружески, даже по-братски!  Мне желали всего хорошего, успехов в предстоящей профессиональной деятельности, кучу денег и всяческие блага, но в глазах у большинства была грусть. Мои несчастные "волки" - экспедиторы сказали, что им жалко терять лидера, но чтобы я не думал, что дело только в этом. Им просто жаль расставаться с настоящим человеком, который им помог осознать себя людьми.  Я не педагог, но слышать такое было, конечно, приятно.

 Заместитель начальника отдела доставки - Михаил, педагог по образованию, бывший фермер, поцеловал меня, сказал: "Саша, успехов, люблю, причём, учти, что я не голубой! Что я умею - ты знаешь, будет какое-нибудь место, возьми к себе, пойду кем - угодно". С начальниками управлений расстался по-хорошему. Они сообщили о своём уважении ко мне и о том, что после меня на "Эльбрус" тяжело будет подобрать менеджера - логиста, потому что любой будет плохим.  С начальником моего управления "Восток" - Аллой Леонидовной, у меня давно были доверительные отношения, и расстались мы просто тепло.  Она выразила (и было видно, что это не только слова), искреннее огорчение по поводу моего ухода.

 Заместитель коммерческого директора - Анна Ивановна, также высказала сожаление по поводу моего ухода. Правда, по- деловому, спросила, сколько будет зарплата, пожелала успехов, сказала что примет, если надумаю возвращаться, никаких отметок, бумажных кляуз на плохое поведение нигде в моём личном деле не будет. Анна Ивановна сказала также, что никаких претензий ко мне ни административных, ни моральных не имеет, а наоборот, рада, что у неё работал такой человек, как я, и ей жаль, что - ухожу. Но она рада, что буду работать по своей специальности, и считает, что достоин большего, чем работа менеджера - логиста на "Морозе". Затем добавила, что планировала моё повышение здесь, в фирме.  И вообще провожали меня с "Мороза", образно говоря, "со знамёнами, оркестром, барабанным боем, криками "УРА!" и со слезами на глазах".  Ну не буду скрывать, всё это прощание было немного грустно, и очень, очень приятно! К чему лукавить, все мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо!

 

11. Вторая забастовка

 В начале мая работал уже на новом месте, но несколько раз заходил на "Мороз" за выписками, различными справками и документами. Во время одного из таких посещений экспедиторы поведали мне грустную историю о второй, и последней забастовке, проходившей уже без моего участия.

 Требования были выдвинуты, как мы и обсуждали ранее, по увеличению заработной платы и улучшению условий труда.  Однако не были учтены мои предложения на проведение этой забастовки, для получения хоть каких-то шансов на победу. А именно: не была вызвана пресса, не были приглашены юристы, не был даже составлен образец договора с администрацией, с чётким перечнем и обоснованием требований забастовщиков.

Администрация же на сей раз, была во всеоружии.  Был создан большой резерв подменных экспедиторов, потенциальных "штрейкбрехеров" для возможной забастовки. Руководители и владельцы фирмы пошли на значительное увеличение запаса товара в киосках, предусмотрели возможные перепады денежных потоков, и, главное, морально подготовились к подобному повороту событий.  Эффект внезапности, который, в значительной мере, помог нам в первой забастовке, был безвозвратно утерян. 

Заместитель коммерческого директора, Анна Ивановна была умной и энергичной женщиной,  и не наступала дважды на одни и те же грабли. Она хорошо усвоила уроки своего недавнего поражения и сделала надлежащие выводы. Взять её врасплох ещё раз было уже невозможно. В этот раз она знала о забастовке заранее, всерьёз приготовилась к ней и до мельчайших подробностей разработала основные варианты сценариев. Показала, что при желании, может задавить забастовку одной силой своего интеллекта. И задавила, не привлекая никого из  владельцев фирмы.

 И ещё одно: после моего ухода из "Мороза", явного лидера, у забастовщиков не нашлось, и экспедиторы решили, что будут вести переговоры сообща. Это тоже не послужило на пользу делу, а только во вред ему. На одном корабле должен быть один капитан, в сражении - один командир.  Когда началась забастовка, экспедиторы вызвали начальников управлений и заместителя коммерческого директора.  Всё началось, как в первый раз.  Начальники управлений также начали свою политику кнута и пряника при индивидуальном воздействии на наиболее податливых забастовщиков.  Но закалённые предыдущей победой ветераны забастовки на сей раз, даже и не дрогнули.  Затем, как и в предыдущий раз, появилась Анна Ивановна,  но вот тут предыдущий сценарий начал трещать по швам и разваливаться на глазах.

Анна Ивановна,  на сей раз, провела свою роль в забастовке легко, на одном дыхании, как планёрку!  Она явилась на "конюшню" с большой стопкой чистой бумаги и тут же посоветовала, как и ранее на планёрках, всем недовольным написать заявления об увольнении.  Затем сообщила, что некоторым, хорошо зарекомендовавшим себя, авторитетным экспедиторам, она повысит зарплату, а всем огульно - никогда.  Однако ребята держались молодцами и не продались за дополнительную плату. Никто из отдельно названных забастовщиков, не подошёл за высокой зарплатой. И, тем не менее, за полчаса забастовка была полностью разгромлена!  Несколько человек уволились в этот же день, а ещё человек 15 - через две недели.

 Это было сокрушительное поражение. Все мелкие привилегии и достижения, достигнутые первой, победной забастовкой, мгновенно испарились, как будто их никогда и не было. Что ж: "Идите в бой, и горе побеждённым!".  Вот таким печальным для экспедиторов получился итог их противостояния с руководством и владельцами фирмы. Дойдут ли когда-нибудь профсоюзы России до силы так ругаемых при советской власти - "продажных Тред-юнионов" - не знаю, но что борьба трудящихся за свои права будет, не сомневаюсь.

Теперь, по прошествии нескольких лет я уверен в том, что и при соблюдении всех вышеназванных условий, забастовка была обречена на провал. Только отчаянная настойчивая борьба с частными владельцами предприятий не на жизнь, а на смерть, с удалением с территории предприятия "штрекбрейхеров", с заслоном для выезда машин с товаром, соответственно со схваткой с охраной фирмы, а может быть даже и с правоохранительными органами, может дать какой-то результат на этом тернистом пути. По просьбам сотрудников владельцы производств никогда не пойдут на дополнительные расходы: по улучшению условий труда, увеличению зарплаты, обновлению оборудования и обустройству нормальных рабочих мест. Только перед неминуемой угрозой гораздо бо¢льших финансовых потерь, в случае невозможности физического усмирения непокорных забастовщиков и возвращения до сих пор молчавшего "быдла" в своё обычное "стойло", "денежные мешки" будут уступать бастующим. Они будут очень неохотно делиться прибылью даже с теми, кто им её собственно и даёт.

 

11. Эпилог

 Всё же польза этих забастовках для участников была, и большая, хотя в рублях она, конечно же, не выражалась.  Все ушедшие в эту вторую забастовку экспедиторы осознали себя людьми с большой буквы, и куда бы они ни пошли работать дальше, больше они этого не забудут. Не смогут позволить обращаться с собой, как с тупым покорным, понукаемым кнутом и окриками "быдлом". А наши отечественные олигархи очень быстро освоили этот стиль обращения с людьми, зарабатывающими для них прибыль. И они сделают всё, чтобы не делиться, или, по крайней мере, по-возможности меньше делиться со своими сотрудниками и государством.

 Заставить их сделать это можно только силой. Мы уже проходили одну революцию, и не будем второй раз наступать на те же самые грабли, несмотря на национальное стремление делать это постоянно. Однако пропасть между самыми богатыми и самыми бедными уже сейчас настолько огромна, что только сильнейшая борьба профсоюзов с олигархами сможет удержать страну от новой революции и гражданской войны. Тем более что эта пропасть с каждым годом углубляется.

 Из всех средств массовой информации летят победные сообщения об улучшении условий жизни населения страны. А между тем, все пенсионеры, учителя, врачи, многие бюджетники, да подавляющая часть населения России (за исключением Москвы), живёт в нищете! Почти поголовное пьянство в стране вызвано именно этой нищетой, безработицей, безысходностью, невозможностью приложить силы к тому, что хоть как-то поможет улучшить положение людей и их семей.  Российские миллиардеры не могут не знать этого, но им, видимо, всё равно. Руководители же страны: или не могут кардинально изменить положение в стране, или не хотят менять его и заставлять делиться прибылью со своим, ими же обобранным народом. Ведь собственно всему российскому народу и принадлежат все полезные ископаемые страны, его трудом были созданы и сейчас создаются все предприятия, и вся, выпускаемая на них продукция.  Может быть, отечественные "денежные мешки" надеются в случае очередного "российского бунта, бессмысленного и беспощадного", вовремя сбежать самим и перебросить капиталы "за бугор". Хотя и сейчас, наверняка, держат там достаточный для безбедной жизни резервный запас в валюте и акциях "буржуйских" предприятий. А Россия., да гори она, синим огнём, ярким пламенем, эта нищая страна!   

 

"Мороз". 1

1. Переезд в Москву.. 1

2. В фирме. 5

3. Экспедиторы.. 9

4. Один рабочий день экспедитора в "Морозе". 13

5. Забастовка.. 18

6. Михаил. 28

7. Геннадий.. 32

8. Окончание забастовки.. 33

9. Мы - не рабы, рабы - не мы.. 36

10. Прощание с "Морозом". 38

11. Вторая забастовка.. 40

11. Эпилог. 43