Проголосуйте за это произведение |
ТАЙНА ГРЯДУЩИХ ПЕРЕМЕН
В детстве меня забавляло, насколько разный я с разными
людьми и в разных ситуациях. Тут не было лицемерия; я просто совершенно
по-разному ощущал реальность. Наверное, это свойственно всем в детстве,
особенно во младенчестве. Расщепленность сознания.
Сознание - образ мира. У ребенка нет цельного образа
мира; собственно говоря, у него нет в полном смысле слова сознания. У
ребенка
много разных сознаний, сменяющих друг друга. Может быть, поэтому дети и
считаются невменяемыми.
Когда то же самое наблюдается у взрослого - это
признак
психопатологии. Заметить
расщепленность
своего сознания не так-то просто. Нелегко признаться самому себе в наличии
этой
психопатологии. Заметь ее - это первый важный шаг к обретению цельности; к
сожалению, в подавляющем большинстве люди не делают даже этого шага.
Цельность
сознания на языке Православия называется целомудрием.
В сознании массового читателя целомудрие - это нечто
противоположное разврату. Часто слышишь, что дети целомудренны. Но дети-то,
как
уже было сказано, как раз далеки от целомудрия. Целомудрие - это вершина
мудрости; это приходит, быть может, только с возрастом, и то не ко всем. Но
разврат, конечно, делает целомудрие недостижимым, ведь в минуты плотских
утех
сознание сильно изменено; правильная семейная жизнь позволяет обрести
целомудрие, хотя и ценой больших усилий; разврат не оставляет
шансов.
А ведь расщепленность сознания - это
нехорошо.
В первую очередь - на войне, как на войне! - потому
что
расщепленным сознанием легко манипулировать.
Составляя этот текст, я пытаюсь склеить свое
разорванное
сознание.
Мое сознание состоит из многих частей, мало связанных
между собой. Религия, политика, физика, психоанализ, литература, семья - вот
далеко не полный перечень моих "сознаний". Каждое из них - это
целый
мир,. Между ними есть связи; я бережно их расширяю и укрепляю, стремясь
достичь
цельности - единого образа мира. Эта работа, как мне кажется, полезна не
только
для меня, но и для общества. Ведь не у одного меня разорвано сознание. И
разрывы имеют у нас схожие контуры.
Но рассказывать об этом другому - работа трудная и,
быть
может, неблагодарная.
Если Вам покажется, что у меня "в огороде бузина,
а
Киеве дядька", то "не стреляйте в пианиста, он играет, как
умеет".
В той обширной области моего сознания, которую я
условно
обозначил как "политика", есть важный раздел, имеющий огромное
значение и с религиозной точки зрения. Это проблема "манипуляции
сознанием", значение которой для современной России трудно переоценить.
Дело тут в том, что невозможно управлять демократическим обществом, не
манипулируя массовым сознанием. При демократии ведь нельзя просто приказать;
надо убедить. Но убедить, не прибегая к манипуляции сознанием, очень трудно,
как правило, даже невозможно.
Помню, в детстве меня поразили опыты с
постгипнотическим
внушением. Как человек, вышедший из состояния гипноза, в трезвом уме и
здравой
памяти выполнял задание, ранее полученное им в состоянии гипноза. Он не
помнил,
что это - задание гипнотизера, но проявлял завидную изобретательность,
доказывая самому себе, что то-то и то-то необходимо сделать. Это -
манипуляция
сознанием в чистом, лабораторном опыте.
Незаметно для себя мы сплошь и рядом делаем и говорим
то,
что нам самим не нужно, а сплошь и рядом просто вредно, сами находя
убедительные обоснования для этих поступков и слов.
В начале 90-х годов многим казалось, что демократия -
это
свободное, гласное обсуждение проблем с выработкой приемлемых для всех
решений.
На практике оказалось, что это скорее некий грандиозный лохотрон. Причем на
Западе, где демократия образцовая, этот лохотрон еще круче.
С точки зрения религиозной эта особенность демократии
представляется крайне неприятной. Дело в том, что когда меня заставили
что-то
сделать, большая доля ответственности лежит на том, кто заставил. Когда же
меня
соблазнили, вина на мне самом. Авторитарный властитель сам ответит перед
Богом
за свои грехи. Демократический лидер делает своим соучастником каждого, кто
его
поддерживает. На самом деле, не случайно, что именно в эпоху демократии
террористы свой терроризм с властей
предержащих переключили на рядовых граждан. Это, конечно, не оправдывает
террор, но помогает вникнуть в логику происходящего.
Когда-то террористы метили в царя. Более тонкие и
дальновидные деятели пытались манипулировать сознанием царя, хотя это и
нелегко. Сегодня каждый из нас немножко царь, по крайней мере раз в
сколько-то
лет в звездный миг возле урны на избирательном участке. За это некоторые из
нас
платят кровью, зато все мы подвергаемся массовому промыванию мозгов. А
толпой,
как известно, гораздо легче манипулировать, чем каждым отдельно взятым
представителем толпы.
Появилась ужасно интересная книга Кара-Мурзы
"Манипуляция сознанием". Автор очень глубоко и сильно ставит
вопрос,
это уже ценно. К сожалению, вместо ответа он дает массу примеров, хотя и
интересных, но частных.
Было бы хорошо, если бы кто-то дал нам общую
"формулу" манипуляции сознанием. Как это вообще делается? Как
можно
заставить другого человека делать то, что ему на самом деле вовсе не нужно,
чтобы при этом он это делал с полным убеждением, что ему это очень нужно
сделать? Понять это важно не только тем, кто желает манипулировать другими,
но
и тем, кто просто не желает, чтобы им манипулировали.
Кара-Мурза, к сожалению, ответа не дает. И мне это
думается, что это не случайно. Будучи мыслителем глубоким и честным, он
чувствует, в что в поставленной им проблеме есть некая неизведанная глубина.
Что вообще-то как бы рано об этом писать. Чего-то не хватает. Но писать
приходится - уж слишком актуальная тема.
Дело в том, что манипулирование чужим сознанием - это
не
механическая процедура. Это некое искусство. А искусство, кстати, почти
всегда
прибегает к манипуляции сознанием; во всяком случае, любой художник
испытывает
такой соблазн.
И вот здесь я усматриваю связь с проблематикой
религиозной.
В христианстве манипуляция сознанием рассматривается
как
дело дьявольское. Христос назвал сатану "человекоубийцей" и
"отцом лжи". По-видимому, именно на манипуляции сознанием основана
большая часть того, что называется колдовством. Во всяком случае, ни один
случай манипуляции сознанием не обходится без участия сил тьмы. Кара-Мурза,
будучи, в общем-то, материалистом, этого "фактора" в своей книге
совсем не учитывает, хотя некая интуиция у него явно
присутствует.
На самом деле практически ни один вопрос
социально-политического характера невозможно обсуждать, не обсуждая
связанных с
ним манипуляций сознания.
Стоит начать говорить на подобные темы - и эмоции
вспыхивают с удивительной силой. Когда дело касается злобы дня,
рассудительность падает почти до нуля; выяснить что бы то ни было становится
невозможным.
Но мы же разумные существа!
Мы способны к рефлексии. С рефлексии я и начинаю. Это
не
просто поэтическое отступление; я задаю тон.
Чтобы говорить о политике, надо прямо начинать с
проблемы
манипуляции сознанием. И лучше всего не тянуть резину, а сразу приступать к
главному.
Автор данной работы, то есть я, убежден, что наша
планета
захвачена пришельцами из космоса. Из космоса не в современном смысле этого
слова, не в смысле "спэйс", а в старинном греческом понимании
"космоса" как цельности мироздания. Человечество порабощено
невидимками, бесплотными существами, основное оружие которых - оружие
психотронное. Они способны вкладывать нам в голову мысли, и занимаются этим
ежеминутно. Большая часть того, что нам "приходит в голову",
приходит
при активном соучастии этих невидимок.
Неверие в их существование - тяжелейшая ошибка
человека,
мешающая ему разобраться в логике происходящего.
Вполне понятно, что они мешают человеку даже спокойно
поразмыслить над вопросом о ВОЗМОЖНОСТИ такого объяснения темных сторон
жизни.
Существует солидное направление европейской мысли,
берущее начало от Фрейда (и Шарко), достаточно убедительно представляющее
источником
мирового (человеческого) зла бессознательное в нашей собственной душе. Я
много
лет находился под обаянием этой концепции, даже уже будучи православным.
Нужно
проделать очень большой путь, многое пережить и передумать, чтобы понять,
что
эта концепция все-таки несостоятельна. Это - тема для отдельной
работы.
Но кое-что можно сказать и прямо
сейчас.
На самом деле, если поставить вопрос о зле в
человеческой
душе, то давайте либо признаем, что зло (то, что в моих глазах является
злом)
ВЫГОДНО человеку, делающему зло; либо предположим, что злодей является
жертвой
манипуляции сознанием, то есть в момент принятия решения ему КАЖЕТСЯ, что
зло
для него выгодно; либо же, наконец, сам злодей, придя в себя, признает, что
он
сделал плохо, что в тот миг он был сам не свой.
Выбирая первое объяснение, мы становимся идейными
союзниками зла. Это, вообще говоря, не аргумент против такой позиции. Очень
многое сегодня заставляет нас думать, что добро и зло просто относительны.
Эта
идея носится в воздухе. Тогда, действуя в своих интересах, я неизбежно
ущемляю
соседа, но такова жизнь, избежать этого нельзя. Многие именно так и
рассуждают.
Третий случай самый простой: сам злодей ощущает, что
стал
жертвой манипуляции сознанием. Следуя Фрейду, можно постараться убедить его,
что содеянное им - выплеск его собственного бессознательного.
Выбирая второе, должны искать КОМУ ВЫГОДНО зло на
самом
деле. Другому человеку? Тогда станем считать злодеем именно этого человека и
поставим вопрос уже о нем: действительно ли ему выгодно, или ему только
кажется?
На самом деле это вопросы принципиального характера.
Выбирая тот или другой ответ, мы выбираем не просто ту или другую
интеллектуальную систему отсчета, мы выбираем цивилизацию. А цивилизация -
штука серьезная. Можно исписать много томов, доказывая ошибочность той или
иной
концепции, но если эта концепция впаяна в какую-либо цивилизацию, то никому
ничего не докажешь. Как говорил Ленин, идея становится материальной силой,
когда овладевает массами. И спорить тогда бесполезно.
Я не строю иллюзий, будто высказанные мной идеи могут
быть достаточным основанием, чтобы человек западного склада (пусть даже
считающий себя российским патриотом) может пересмотреть свои взгляды,
прочитав
какую-то статью. У него за плечами "материальная сила" - что тут
слова? Такие иллюзии опровергаются самой жизнью, и час, быть может,
близок.
Я адресуюсь человеку незападного склада, ища точки
соприкосновения.
Западная цивилизация, как мне кажется, основана на
представлении, что ИНТЕРЕСЫ у людей действительно антагонистичны. То, что
хорошо для меня, плохо для тебя. И лучшее, что мы можем сделать, это
сторговаться до компромисса. Чтобы и мне было сносно, и тебе
терпимо.
Русская (и не только русская) цивилизация основана на
вере, что антагонизм интересов людей - это следствие омраченности сознания.
То
есть на самом деле настоящий интерес у нас один; наши разногласия происходят
оттого, что мы плохо понимаем сами себя и друг друга. На самом деле всегда
существует решение, которое можно назвать Правдой, решение неоспоримое. Не
простой компромисс, равновесие сил, а искреннее согласие.
Запад предлагает нам решать вопросы большинством
голосов.
Но традиционно русское решение - соборность - предполагает, что в результате
обсуждения должно возникнуть ПОЛНОЕ единодушие.
Кстати, я знаю, что надо было сделать русскому Царю,
чтобы нейтрализовать Думу. Надо было сказать: я даю Думе самые широкие
полномочия, почти что полноту власти - но решения в Думе должны приниматься
ТОЛЬКО единогласно. Мы не можем пренебречь мнением НИ ОДНОГО народного
избранника. Пусть обсуждают до тех пор, пока не найдут Правду. А вопросы,
требующие немедленного решения, по которым не удается достичь согласия
(допустим, препятствует ничтожное меньшинство...), может решить Самодержец,
который вправе действовать без оглядки на мнения.
Уверен, что основная масса русского народа посчитала
бы
подобный подход вполне справедливым и конструктивным. А дискуссии в Думе
приобрели бы более конструктивный характер: перед выступающими встала бы
задача
УБЕДИТЬ, а не просто задавить числом. Вообще, это по-русски. Именно
единодушие,
а не большинство.
Если мы выбираем именно русский (впрочем, не только
русский) подход к проблеме, мы оказываемся перед проблемой: если на самом
деле,
по самому большому счету всем людям ВЫГОДНО (не обязательно приятно,
впрочем)
одно и то же (а именно - воля Божья), то откуда вообще берутся противоречия
между людьми?
От омраченности сознания. Мы думаем не то, что есть на
самом деле. Мы говорим и делаем то, что нам самим неполезно. А сама
омраченность откуда? Если верить, что у всех людей, в конечном итоге, один
интерес, то зачем человеку омрачать другого человека?
Тут-то не знаю, как можно избежать вывода, что наша
омраченность является следствием деятельности нечеловеческой силы, одинаково
враждебной всем людям.
С этой (русской, и не только) точки зрения,
человеку-злодею заведомо невыгодно его злодейство; злодействуя, злодей
причиняет вред самому себе. Невыгодно оно и никому из людей. Всякий, кто,
волею
судьбы, оказался как бы союзником злодея, на самом деле тоже
обманут.
Западная философия не льстит человеку. Она считает его
злым от природы. Образцом такого подхода является психоанализ Фрейда.
Естественно, из такого взгляда на человека вытекает капитализм. (Или
наоборот,
из капитализма вытекает такой взгляд?)
Русская философия считает человека добрым по
природе. И если отнять у русской
философии веру в существование дьявола, она становится крайне наивной. И вот
эта крайняя наивность положена в (идейную) основу русского
коммунизма.
На самом деле это вовсе не русская философия. Можно
вспомнить, к примеру, Руссо, и вообще эпоху просвещения с ее верой в
человека.
Похоже, что это вообще особенность христианской культуры, не обязательно
православной. Отказ от идеи, что существуют могущественные античеловеческие
силы, влияющие на человека, нарушает смысловой баланс христианской культуры.
Христианская культура, если вынуть из нее веру в существование дьявола,
становится невозможно наивной.
Собственно русская философия (возьмем Православие)
вовсе
не наивна. Просто в 19-м веке наши мыслители, следуя свом западным учителям,
стали считать бесов плодом народной фантазии, а происхождение зла объяснять
социально-экономическими условиями. Отсюда и родился русский коммунизм. Опыт
строительства коммунистического общества однозначно показал, что зло имеет
более глубокие корни. Запад прошел этот путь лет на сто раньше; отбросив
веру в
существование нечеловеческих сил зла, переболев наивностью Просвещения,
пережив
страшный, кровавый опыт Французской революции, он обрел "мудрость"
психоанализа, увидев корень зла в самом человеке. Что нам оставалось? мы
снова
бросились в объятия Запада. Это, конечно, только схема, но она глубже, чем
может показаться с первого взгляда.
На самом деле важно понять, что перед нами
альтернатива:
ЛИБО ПОВЕРИТЬ В СУЩЕСТВОВАНИЕ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИЛ ЗЛА, ЛИБО ПРИПИСАТЬ ЗЛО
САМОЙ
ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА. Второе означает окончательный отказ от русской (и не
только
русской) мысли и победу мысли американской.
Первое возвращает нас к истокам русской
мысли.
Предлагаю читателю осознать этот выбор. Отрицая
существование нечеловеческой силы, враждебной человеку, мы не можем не
считать
зло заложенным в природе самого человека. А какие еще варианты? А если зло
неотъемлемо от самой природы человека, то надо сложить духовное оружие и
начать
кутить. И, конечно, работать, чтобы
были
денежки - кутить. Лепота!
Если же человек все-таки изначально добр, то зло в
человеке невозможно объяснить иначе как тем, что оно ВЫГОДНО
нечеловеку.
Вера в то, что никаких бесов не бывает, ведет к отказу
от
русской мысли. Сто лет назад это понимали немногие, сегодня для этого не
обязательно быть семи пядей во лбу. История чему-то все же учит.
Давайте это осознаем, и пойдем дальше.
Я серьезно убежден в том, что эти нечеловеки
существуют,
и что иначе как их деятельностью невозможно объяснить многие поступки людей.
Не вводя в рассмотрения этого фактора, невозможно
разобраться в теме манипуляции сознанием, невозможно и одолеть расщепление
сознания на религию, политику и т. д.
Многие политические проблемы имеют религиозные корни, надо только
покопаться. И в моих глазах совершенно неслучайно "возвращение"
религии в большую политику (я о терроризме); на самом деле она и не уходила
из
политики, если только не побояться назвать материализм
религией.
Основная трудность при рассуждениях о манипуляции
сознанием заключается в том, что сознание самих исследователей этого вопроса
подвержено манипуляции.
Глядя на другого человека, я замечаю, что его сознание
искажено, если его поведение представляется неадекватным. Если он совершает
поступки, на мой взгляд, вредные для него же самого. Проблема тут в том, что
мое поведение в его глазах может выглядеть тоже неадекватным. Если мы имеем
с
ним разное СОЗНАНИЕ, если различны наши представления о реальности, как
определить, чье сознание ближе к реальности? Ведь мои представления о
реальности - это только мое сознание. Где точка опоры?
Одна крайность в ответе на этот вопрос заключается в
том,
чтобы принять за истину свой собственный взгляд на вещи. Мое сознание
свободно
от манипуляций - и точка! Это наиболее популярный и наименее осторожный
подход
к вопросу.
Другая крайность заключается в том, чтобы отрицать
идею
реальности как таковую. Сегодня многие (скажем, Пелевин) занимаются
популяризацией
этой идеи. Вкратце напомним суть дела! Итак, реальности нет, есть только
различные состояния сознания. Самой реальности как таковой нет. Есть
различные
субъективные "реальности", одна из них не лучше другой. Но бывают
реальности (тонали) более сильные и более слабые. При столкновении различных
реальностей побеждает более сильная, слабая разрушается. Духовно более
слабый
человек вынужден признать ошибочность своих взглядов на мир и
"истинность" взглядов победителя. Но в действительности победитель
не
ближе к истине, он просто сильнее, вот и все. Эта концепция приобретает
последнее время все больше сторонников. Заметим, что это тоже лишь один из
взглядов на мир; он не претендует на истинность, просто обещает быть
наиболее
крепким, устойчивым. Если найдется точка зрения еще более сильная, то он
вынужден будет уступить и даже вовсе разрушится, по своей же собственной
логике. Давайте, попробуем это проделать!
Мне представляется еще более сильным такой взгляд,
согласно которой лично мое сознание является искаженным, манипулированным,
подлежащим исправлению - однако существует сознание истинное. Это сознание
Иисуса Христа и тех, кто достиг единого с ним видения мира, то есть святых.
Поскольку мой взгляд, по моему же собственному признанию, сам по себе не
является истинным, то я не могу претендовать на то, чтобы кого-либо убедить
в
истинности веры в Иисуса. Но для солипсиста (так, по старомодному,
называются
вышеизложенная философия) это и не важно. Важно, кто сильнее. Я слабее, но
Бог-то конечно сильнее, по определению. Хороший конь пускается вскачь,
завидев
только тень от плетки. Умному довольно.
Я предлагаю читателю всего лишь познакомиться с
некоторыми приложениями этой веры к обыденной жизни.
Прежде всего, с этой точки зрения, верным признаком
манипулированности
сознания является враждебность к другому человеку. Действительно, если мы в
противостоянии Востока и Запада примем сторону Востока, если поверим, что в
конечном итоге интересы всех людей совпадают, что вражда между людьми всегда
есть следствие деятельности третьей стороны, то свободное от
манипулированности
сознание должно быть свободно и от враждебности к какому-либо человеку. К
сожалению, даже и православные христиане в большинстве своем далеки от
усвоения
этой фундаментальной истины. Враждебность человека к человеку - в любом
случае
психопатология.
Тут необходимо уточнить, что я говорю именно о
враждебности как психическом явлении. Не о действиях, наносящих ущерб, а об
эмоциях страха, гнева и прочих, подавляющих сознание. Для того, чтобы
поразить
врага, чтобы вывести его из строя, ненависть не всегда является наилучшим
советчиком. Одержимость сокрушительной злобой, неукротимой яростью - это
лишь
один из вариантов боевого состояния психики. И это вариант, как мне кажется,
не
самый выигрышный. Впасть в приступ дикой злобы - это неплохой прием
психологического подавления противника, но довольно плохой метод ведения
борьбы; да на видавшего виды противника таким образом особенно и не
подействуешь. Для ведения борьбы необходимо видеть противника. Ненавидеть -
значит не совсем видеть; ненависть ослепляет.
Если попытаться поглядеть в корень проблемы боевых
искусств (а эта кровавая тема требует многогранного подхода; почему не
обсудить
ее и за чашкой чая?), то там решается вопрос, кто из противников окажется в
конце концов субъектом, а кто лежащим на земле объектом. Солипсист сказал
бы,
что тут сталкиваются не два (три...) человека, а несовместимые взгляды на
реальность. В этом смысле видеть и быть увиденным - состояния несовместные.
Чем
лучше я вижу противника, тем хуже он меня видит. Цель удара, боли -
ослепление,
дезориентация. Если можно дезориентировать противника, не нанося ему удара,
то
можно и не бить. Припадок ненависти неплохо дезориентирует непривычного
человека; но ненависть ослепляет и тебя самого. Мастер этим непременно
воспользуется.
Потому хотя в европейской части континента высоко
котировались берсерки (бешеные воины), на дальнем Востоке за основу брали
все-таки отрешенность. Хирургический подход к противнику. А там все-таки
подвинулись в отношении единоборств подальше, чем тут. На порядок подальше,
что
ни говори.
Мне видится тут глубокая перекличка смыслов.
Берсеркизация воинских искусств в основе своей - манипуляция сознанием
противника. Для православного сознания это неприемлемо в самой основе,
потому
что человек, который манипулирует сознанием противника, сам является
объектом
манипуляции. В этой темной воде ловят рыбку бесы. И вот, оказывается, что
русский кулачный бой в этом отношении даже дальше от русской культуры
(сиречь,
Православия), чем китайское гунфу. Парадокс?
Любить врагов, как заповедал Христос, это весьма
высоко.
Для начала надобно перестать их ненавидеть. Отсутствие ненависти само по
себе -
не помеха для боя.
Ненависть к врагу неприемлема с точки зрения
Истины.
Но тут надо особо отметить, что осуждение тех, кто
не-такой-как-мы, является одной их основ того, что называется социальной
психологией. Христианский принцип "не осуждай" наталкивается на
сильнейшее сопротивление социального сознания.
Посмотрим, к примеру, на проблему воспитания под этим
углом зрения. Если какой-то дядя (тетя) или мальчик (девочка) поступают
плохо
на глазах Вашего ребенка, то как можно избежать осуждения, если хочешь дать
понять ребенку, что так делать нехорошо?
Шире, как можно не осуждать человека, при этом осуждая
грех?
С первого взгляда проблема решения просто в принципе
не
имеет. Если дядя так делает и никто его не осуждает, скажет Ваш сын, то
почему
мне нельзя так делать? А если мой папа осудил того дядю, то почему Христос
говорил "не осуждайте"?!
Решение этой загадки подобно решению предыдущей: когда
на
глазах ребенка дядя согрешает, надо ЗАСТАВИТЬ РЕБЕНКА молиться за дядю,
чтобы
Господь его не наказывал за грех, но избавил от греха; чтобы дядя больше не
согрешал.
Другого способа избежать осуждения человека,
одновременно
избежать оправдания греха и замалчивания проблемы - нет.
Странное решение проблемы? между тем, само "не
осуждай" ведь - заповедь Божья, не так ли? Что странного, если заповедь
Божью нельзя исполнить кроме как молясь Богу, Тому, Кто имеет право осудить
- и
помиловать!
Осуждать - значит предсказывать на будущее. Сказать
"он вор" значит предсказать, что "он" и в будущем будет
воровать. Сказать "он украл" - почти то же, что предсказать, что
"он" будет за это наказан. С точки зрения религиозной, это
небезобидно, потому что грядущее находится в компетенции Промыслителя.
Предрекая, мы похищаем Божественное достоинство.
Осуждая, мы становимся на место Судьи. Молясь о
помиловании согрешившего, мы занимаем в отношении Судии подобающее
положение.
А ненависть - это просто крайняя форма
осуждения.
Христианство в этом пункте - в принципе неосуждения и
тем
более любви к врагам, выступает прямо-таки как асоциальное явление. Любое
общество держится на осуждении и ненависти к общему врагу. Возьмем, к
примеру,
либерально-демократическое общество с его осуждением тоталитаристов и
ненавистью к русским (немцам, сербам...). Что касается этого пункта
христианского учения, он в истории был усвоен христианскими народами весьма
плохо.
Россия с ее тысячелетием Православия, ближе других
подошла к тому, чтобы высокие принципы христианства вошли в бытовую мораль.
Каков результат? Его сформулировал Достоевский: "Если Бога нет, стало
быть, все дозволено." Это формула преимущественно русской психологии.
Собственно, это формула идеально-русской психологии. Представители других
народов имеют иные сдерживающие факторы: уважение к закону, общественному
мнению, к родителям... Идеально-русский человек абсолютно свободен от всякой
относительной морали; его сдерживает ТОЛЬКО страх Божий. Становясь атеистом,
он
становится чудовищем. Так?
Но это - идеал русской души. На практике-то ДАЖЕ
русская
культура держалась в какой-то мере тоже на осуждении и ксенофобии.
Идеально-русский человек, которого удерживает по сю сторону добра и зла
только
вера во Христа, всегда был редкостью даже и в России. Интересно, можно ли
устроить общество, полностью свободное от ксенофобии и осуждения. До сих пор
это не удалось, даже в России.
Даже глубоко верующие люди в большинстве своем весьма
далеки от идеала Достоевского.
Особенно плохо дело обстоит у тех, кто в той или иной
мере увлечен политикой. Тяжелое материальное положение России, помноженное
на
массовое отступление христиан от веры во всем мире, успехи атеизма и
всевозможных
нехристианских систем - все это приводит нас в состояние уныния и гнева.
Необходимо, однако, четко осознать, что наше озлобление против врагов веры и
России не находит оправдания в вере и не приносит пользы
России.
Есть другой путь, который я и предлагаю вниманию
читателя.
Первый вывод, который необходимо сделать, если все
вышесказанное понято и не вызывает принципиальных соображений: всякий
человек,
манипулирующий сознанием другого человека, на самом деле является лишь
инструментом манипуляции; настоящий манипулятор всегда остается в тени.
Всякий
человек-манипулятор непременно сам манипулирован.
Это не значит, что мы вовсе ни на кого не должны
гневаться. Святые учат нас, что способность к гневу в нас не напрасна. Гневу
надо только придать правильное направление: надо непримиримо враждовать с
невидимками, которые вселяют в сердца людей враждебность друг ко другу, а
также
применяют и другие приемы манипуляции сознанием, чтобы держать человечество
в
духовном порабощении.
Что касается людей, враждующих с нами, их нужно
рассматривать как жертв бесовской манипуляции сознанием. Ну, приходится
порой и
наносить удары. Но ненавидеть их - ошибка, этим делу не поможешь, а
наоборот.
Надо твердо верить, что у нас нет РЕАЛЬНЫХ причин для
вражды. Враждебность - следствие гипнотизма. Мы немного не в себе, мешаем
сны с
реальностью. Солипсист скажет, что реальности вовсе нет, одни сны. Но он сам
грезит. Ситуация сложнее - мы мешаем сны с реальностью.
Удар может отрезвить, разбудить. Даже смертельный удар
может
быть моментом истины, если он нанесен вовремя. Если злодей неисправим, надо
остановить его, чтобы избавить его от возмездия за все новые
злодеяния.
Надо твердо верить, что у нас нет реальных причин для
вражды с людьми.
Наиболее важное приложение этой теоремы - вопрос о
психологии элиты. Элита возникает в любом обществе, при любом строе. Кто-то
должен осуществлять руководство, в частности, идейное руководство. Настоящая
цель человека элиты - та же, что и всякого другого человека - это общее
благо.
Тот, кто увлекается благом частным, для себя и своих близких, для со-членов
своей элиты и так далее - в действительности является инструментом тех, кто
не
желает блага ни одному из людей, в том числе ни ему, ни его близким. Его
усилия
будут использованы против него, во вред ему и его ближним.
Для того, кто облечен властью (богатством) важно
поверить, осознать, что жертвуя тем, что дано ему от Бога, для блага
неимущих,
он лишь выполняет свой долг. Это всего лишь дальновидная политика,
учитывающая
непредсказуемые перемены в будущем. Жертва ради Христа - это инвестиция в
непредсказуемое будущее.
Марксизм толкует о классовых интересах, и это - подход
вполне европейский. Как усвоить православному человеку научные достижения
европейской мысли в этой области, не теряя их виду фундаментального принципа
русской жизни - концепции общего блага, веры в принципиальное совпадение
ИНТЕРЕСОВ всех людей? Мне представляется вот что: марксизм толкует о
классовой
психологии, о психологии, порождаемой экономическим положением человека. Эта
классовая психология на самом деле не выражает подлинных интересов человека,
а
является специфическими иллюзиями данного класса, болезнью его сознания (в
массе). Отдельный представитель того или иного класса может быть вполне
свободен от предрассудков своего класса, может помышлять об общем благе
более,
чем об иллюзорных "классовых интересах" (пример - Энгельс).
Настоящее содержание "истмата" - теория
манипуляции сознанием. Бытие не столько ОПРЕДЕЛЯЕТ сознание, сколько
ИСКАЖАЕТ
сознание. Экономическое положение того или иного класса создает предпосылки
для
специфических иллюзий данного класса, и "классовый интерес" - одна
из
базовых иллюзий искаженного сознания. Общество, в котором нет классов, если
это
только возможно, более благоприятно для сознания, стремящегося к целомудрию
-
вот реальное содержание идеи коммунизма с точки зрения Православия. Если
отбросить вражду и взыскать мира, так это выглядит.
Человечество - семья, и разделение народов на классы
создает соблазн. "Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам.
Но
горе тому человеку, через которого соблазн приходит," - сказал Господь.
Перед Богом все равны - царь и воин, богатый и убогий. Непонимание этого
равенства - иллюзия, увы, ежедневно порождаемая политической и экономической
жизнью. Точнее, не самой жизнью, а мысленным комментарием к жизни,
сопровождающим нас всю жизнь. Марксизм немало сделал для того, чтобы
развеять
эти иллюзии, но сам остался их пленником, будучи пленником евроцентризма.
Развеивая классовые иллюзии буржуа, он сознательно эксплуатировал классовые
иллюзии пролетария. Никто от этого в конечном итоге не выиграл - теперь-то
мы
видим конечный итог! Игра на иллюзиях, в том числе на классовых иллюзиях, на
руку лишь врагу рода человеческого. Так мне представляется
дело.
Всякий почувствует, что хотя предлагаемая концепция
привлекательна для христианина, да и вообще для русского, воспитанного все
же в
лоне культуры, основанной на Православии, но СТОЯТЬ на такой точке зрения
нелегко. Повседневные столкновения, приходящие в голову мысли - очень многое
мешает нам УСТОЯТЬ на этой христианской почве.
Одна из главных причин нашей неустойчивости - страх
перед
завтрашним днем. Если сегодня мы можем спокойно порассуждать, то что ждет
нас
завтра? Сможем ли мы в реальной стычке действовать так, как виделось
наилучшим
за чашкой чая? Беспомощность в этом важнейшем вопросе вызывает
предрасположенность к гневу и унынию.
Я предлагаю читателю, в особенности православному
читателю, упражнение, которое поможет ему обрести защиту. Защиту от
непредсказуемого завтра.
Но перед этим предлагаю немного
пофантазировать.
Всякая фантазия основана на материале прошлого.
Прошлое
последних веков России в основном укладывается в две несводимые друг ко
другу
категории: самодержавие и социализм.
Социализм и самодержавие являются антиподами в
сознании
подавляющего большинства русских. На самом деле эти понятия просто разного
уровня: социализм - это экономическая категория; самодержавие -
политическая.
Эти вещи лежат в разных плоскостях.
В принципе, можно представить себе социализм не только
тоталитарный, который мы видели в прошлой истории, но и социализм
либерально-демократический. Хотя ясно, что при либеральной демократии
обеспечить устойчивость социализма крайне трудно - слишком большой вес тут
имеют СМИ с их элитарной психологией. Скорее всего, такой социализм вскоре
постигнет та же участь, которая постигла СССР времен "гласности".
В принципе можно представить себе самодержавие не
только
возвышающееся над капиталистическим "базисом", как мы видели в
России
конца 19 - начала 20 века, но и самодержавие социалистическое, в котором
реальным собственником "общенародной собственности" выступает
самодержец. Собственно говоря, при Сталине мы и имели нечто близкое к такой
модели, только разве по наследству там власть не передавалась!
Соответственно,
для обеспечения устойчивости такого строя Сталин должен был быть
бессмертным;
оттого его смерть, явление вполне предсказуемое, была воспринята
большинством
населения как неожиданная катастрофа. (Да и привела, если вдуматься, к
катастрофе.)
Если попытаться сопоставить понятия социализма и
самодержавия с противоположными понятиями капитализма и демократии, то
вполне
очевидно, что демократия скорее враждебна социализму, а капитализм скорее
враждебен самодержавию. Капитализм сроден демократии - это вполне очевидно!
Не
значит ли это, что социализм сроден самодержавию?!
Социализм и самодержавие являются антиподами в
сознании
подавляющего большинства русских. Не составляет особого труда объединить эти
два понятия, противопоставив им общего врага - либеральную демократию. Ведь
и
самодержавие, и социализм ассоциируются в сознании современника с понятием
тоталитаризма. И монархия, и социализм являются для нас ключевыми понятиями
прошлой истории, противоположными почти всему, что мы ныне наблюдаем в
России.
Почти всему, но не всему. Потому что ныне стал фактом массовый отказ россиян
от
демократических идеалов; средний человек медленно, но неуклонно осознает,
что
Запад, увы, продолжает считать нас своими врагами несмотря на все жертвы,
которые были принесены, чтобы убедить его в нашем миролюбии. В жертву было
принесено больше, чем можно было бы представить, но жертвы были приняты как
должное, хуже даже - как доказательство слабости. Дело осложнилось тем, что
эти
жертвы действительно крайне ослабили Россию.
Даже забавно, что теперь представляют дело так, будто
Россия сама пала к ногам "победителя". Ведь победитель победил нас
не
в военном отношении и даже не в экономическом - даже и сегодня, после всех
потерь, мы еще на плаву. Победил он нас чисто теоретически, я бы сказал,
умозрительно. Мы противостояли всему НАТО, мы могли противостоять сколь
угодно
долго. Нас просто УБЕДИЛИ, что противостояние бессмысленно. Что на самом
деле
нас все любят и ждут только протянутой руки. Но протянутая рука, как
оказалось,
в этом случае не только знак миролюбия, это еще и знак
нищеты.
Конечно, сиюминутное торжество Запада над обманутой
Россией непременно обернется бедствиями самого же Запада - такова логика вещей. Это кажется
невероятным
только тому, кто еще и не начал понимать жизни. Подлость непременно
возвращается бумерангом. Те немногие, кто пытался спасти страну от развала,
они-то и действовали в подлинных интересах Запада! Чтобы увидеть это,
требуется
только время, да кое-что видно уже и сегодня. К сожалению, пока
немногим.
Отказываясь от идеалов обманувшегося и обманувшего нас
Запада, оглядываясь на пройденный путь в поисках собственных идеалов, мы
невольно оказываемся перед выбором: социализм или самодержавие? Конечно, это
выбор
чисто умозрительный, я бы сказал, утопический. Реставрация социализма почти
уже
невозможна. Реставрация самодержавия вовсе невероятна. Но даже чисто
умозрительный выбор для россиянина неизбежен, ведь мы - народ по
преимуществу
идеократический. Даже если невозможно восстановить социализм или монархию,
надо
определиться, хорошо ли было бы его или ее восстановить, если бы
представилась
такая возможность. Этот выбор дает нам ту или иную систему координат,
цельный
взгляд на прошлую историю, задает нам и вид на будущее: куда идти, чего
ждать.
Последние годы появился ряд глубоких и интересных
исследований, общий смысл которых заключается в том, что нам предлагается
синтез того и другого этапа российской истории, самодержавного и
социалистического. Прежде всего хотелось бы выделить такие имена, как Вадим
Кожинов и Сергей Кара-Мурза. Оба эти автора выступают как соратники,
несмотря
на то, что Кожинов явно тяготеет к самодержавию, а Кара-Мурза заявляет себя
сторонником социализма. Есть еще целый ряд фигур, достаточно заметных и
крупных, но в большей степени поляризованных в одну или другую сторону, в
сторону социализма либо самодержавия. Наиболее близок к центру, к синтезу
нашего разорванного сознания именно Кожинов, увы, покойный.
Прежде всего, нам напоминают, что русское самодержавие
было свергнуто Февральской революцией, идеалом которой была как раз та
либеральная демократия, плодами которой все мы ныне наслаждаемся. По
отношению
к Февральской революции Октябрьская была скорее контрреволюцией, в известном
отношении
восстановившей дореволюционный тоталитарный порядок. Нам доказывают, что
среди
белых в гражданской войне практически не было монархистов. Белые боролись за
идеалы Февраля; между прочим, в случае их победы Россия наверняка попала бы
в
зависимость от Запада, подобную сегодняшней - откуда белые брали деньги? Нам
предъявляют данные, согласно которым многие, очень многие царские офицеры на
гражданской войне приняли сторону красных - а это были патриоты, которые
тоже
что-то понимали в происходящем.
Защитники социализма весьма убедительно, на мой
взгляд,
доказывают, что с экономикой СССР в 80-е годы было все благополучно; кризис
второй половины 80-х был следствием как раз "перестройки".
Защитники
самодержавия примерно то же говорят о начале 20-го века, но сторонники
социализма оспаривают их. Наиболее спорной фигурой является здесь царь
Николай
Александрович, которого сторонники социализма всячески охаивают, а
монархисты
оправдывают. Все это - масса интересной, живой литературы, многообещающей в
плане понимания истории России. Всех авторов этого направления объединяет
неприятие Западной цивилизации, любовь к России и оправдание того, что на
Западе презрительно заклеймили "тоталитаризмом". Тоталитарна
Истина,
тоталитарно Добро, тоталитарны семья и любовь. Западная свобода на деле
часто
оказывается безразличием ко всему, кроме собственной персоны, помноженным на
высокомерное презрение ко всему незападному. Для нормального россиянина это,
по
меньшей мере, непривычно.
Впрочем, нормальному россиянину, своими глазами
видевшему
общество социалистическое, можно и не вникая в тонкости истории указать на
то,
что реальный-то социализм был по своему политическому устройству недалек от
монархии. Изначально социалистическое учение называлось социал-демократией и
имело именно западные корни. Но это - теория. А на практике все реальные
примеры социалистических государств - это примеры государств ни в коей мере
не
демократических!
К сожалению, сторонники социализма в большинстве своем
продолжают мечтать о демократии, хотя и не западного типа. Продолжают
мечтать,
хотя никому еще совместить демократию с социализмом не
удалось.
На самом деле демократия в социализме - это родимое
пятно
капитализма.
Утопия социалистической демократии родилась на Западе.
Но
оказался востребованным социализм именно в тех странах, которые резко
противостояли Западной цивилизации, претендуя на независимость. Я уверен,
что
отказ от идеи демократии, несмотря на всю его трудность для
социал-демократа,
может оплодотворить социализм совершенно новым взглядом на мир и на роль
социализма в истории.
К сожалению, сторонники самодержавия в большинстве
своем
продолжают считать себя сторонниками капитализма, не обращая внимания на тот
факт, что именно капитализм привел к краху все монархии, как в Европе, так и
вне.
На самом деле именно капитализм, родной отец
либеральной
демократии, и является врагом номер один для самодержавного политического
строя.
Капитализм вновь и вновь рождает из себя демократию
(впрочем, только для "своих"), в то время как социализм как бы
против
собственной воли стремится именно к монархическому
устройству.
Я считаю очевидным, и удивляюсь, почему это еще не
очевидно для всех, что самодержавие остро нуждается в социализме, так же
остро,
как социализм нуждается в самодержавии!
Слабое место социализма, вполне осознаваемое его
сторонниками - это бесхозяйственность. В смысле отсутствия хозяина. Все
вокруг
народное, а на практике ничье. Попробовали раздать частникам. Выяснилось, и
весьма зримо для всех, что частник печется о своем интересе, а не о
народном. А
это, увы, В ЕГО СОЗНАНИИ не одно и то же. Парадоксально, но русская вера в
доброту человека сыграла в эпоху перестройки роковую роль. Перестав
учитывать
наличие дьявола, русский мыслитель со своей добротой стал наивным. Но разе
нет
выхода? есть: "народная" собственность несомненно должна
принадлежать
хозяину, но одному хозяину, а не многим конкурентам! Таково русское решение
вопроса; мне кажется, это и есть синтез нашей истории.
Другое слабое место социализма - предательство
политической элиты. Предательство на самом верху. Генеральный секретарь
променял Страну на пиццерию. Общую страну на личную пиццерию. И в этом есть
своя логика. Дело в том, что каждый должен заботиться о детях. А Генеральный
секретарь - калиф на час. Между тем ни один монарх никогда бы не променял
страну на пиццерию;и именно потому, что должен заботиться о детях. Царь,
передающий страну по наследству своему сыну, это единственный в стране
человек,
для которого забота о Державе - это вопрос благополучия семьи. Президент
ради
благополучия семьи может УКРАСТЬ. Царь украсть ничего не может; это
нелепость -
ему и так все принадлежит. Если государство является
социалистическим.
У советского социализма была к тому же одна
специфическая
слабость, связанная с его ориентировкой на построение коммунизма (утопизм).
А
именно, там не было социальной справедливости. Например, квартиры были у
разных
людей весьма разными по качеству, но у всех - практически бесплатными - для
чего? Отчего бы государству не спросить со своих квартирантов полную
стоимость
этих услуг? Народ не смог бы платить! (А ведь было ПРАВО на жилье, что в
морозное время означает право на жизнь.) Тогда надо было выдавать каждому
физическому лицу денежное пособие, достаточное для обеспечения его жильем. А
это огромные суммы денег, которые вертелись бы вроде бы в холостую, но на
самом
деле вовсе не вхолостую. Имярек получает зарплату 180 рублей плюс жена 170
плюс
пособие на них и на их двоих детей, скажем, 400 рублей (по 100 рублей на
нос).
Предположим, имярек ютится в однокомнатной квартире, и платит государству
200
рублей в месяц. Еще 200 остается у него как компенсация за плохие жилищные
условия. Другой имярек с такой же семьей получил по наследству право на
трехкомнатную квартиру и должен платить 500 рублей в месяц. Он оказывается
перед выбором - платить за удовольствие 100 рублей сверх пособия, завести
еще
одного ребенка или же сменить жилье.
При
такой системе автоматически решился бы целый ряд проблем социальной
несправедливости, существовавшей в СССР. Селянин, имеющий удовольствие жить
в
собственном доме и топить печку дровами, оказался бы богат, как Крез! Народ
бы
поехал жить назад, в деревню. Многодетные семьи оказались бы в выигрыше, а с
тех, кто не имеет детей, не пришлось бы брать "налог за
бездетность".
Не хочешь заводить ребенка - живи в одной комнате или зарабатывай как
начальник
цеха. Все, кто был плохо обеспечен жильем (студенты, молодежь) имели бы
финансовую поддержку от общества - за счет тех, кто был слишком хорошо
обеспечен жильем. Детдома бы процвели, распоряжаясь "детскими"
деньгами. А самое главное, кто бы захотел добровольно отказаться от такого
ежемесячного пособия и предпочесть капитализм, живя в морозной России, где
жилищная проблема - это вопрос номер один для выживания? Пожалуй, СССР до
сих
пор бы стоял несокрушимо, как Вам кажется?
Всего этого не было по причине идеологической: ведь
предполагалось, что мы не просто так живем при социализме, а строим светлое
будущее. Как можно больше должно было быть бесплатным. Но бесплатным
следовало
делать только то, что не создает социальной несправедливости. (Например, к
врачу люди обращаются с разной частотой, но это не ощущается как
несправедливость при бесплатной медицине! Медицина и должна быть бесплатной,
по
христианским понятиям.) Предоставляя людям равно бесплатное, но неравное по
реальной стоимости жилье, СССР незаметно выращивал элиту с элитарной
психологией. Каждый горожанин, особенно москвич, невольно оказался человеком
элиты. В финале при дележе общенародной собственности он оказался владельцем
квартиры. Деревенским вообще ничего не досталось, зато москвичи получили в
наследство от СССР небольшое состояние (московскую квартиру). Если
присмотреться к этому, четко видна зависимость того, кто боролся за перемены
и
кто безмолвствовал, с тем, кому чего досталось при дележке. Естественно,
проиграли в своей массе и горожане, и даже многие москвичи.
В конечном итоге, от усиления социальной
несправедливости
оказываются в проигрыше все, даже обогатившиеся материально. Потому что
кроме
материи у человека есть душа. По-настоящему при имущественном неравенстве
выигрывает только тот, кто тратит свои средства на малоимущих.
Увы, человек мыслит категориями личной выгоды и лишь
спустя годы постигает (и то не всякий), что по-настоящему выгодно именно
добро
и самоотверженность. Чтобы постичь это, и нужно обрести целомудрие. К чему я
и
стремлюсь в этом тексте.
Роковая слабость социализма - что он и предполагает
всеобщую самоотверженность во имя общего блага. Это предположение
беспочвенно,
хотя по-своему и благородно. Можно ли благородство назвать глупостью? или
только наивностью? Если бы не было зла, если бы мы не были пленниками лжи,
то и
вопрос бы не стоял: личное благо и общее совпадали бы. Но ныне все мы
подвержены бесовским манипуляциям, в наших глазах все двоится - общее благо
и
личное благо...
Вот в чем суть проблемы социализма!
Кому-то общее благо должно быть ЛИЧНО выгодным, для
кого-то эти вещи должны просто совпадать; этот-то человек становится
центром,
обеспечивающим устойчивость системы. Самодержец - это человек, само
положение
которого затрудняет манипуляцию его сознанием. Сверху, знаете ли,
виднее...
Слабое место монархии - тоже предательство элиты.
История
показывает, что элита, увы, рано или поздно предает своего Государя, потому
что
человек элиты имеет все шансы получить солидный кусок при дележе общего
пирога.
История русской монархии - это история борьбы с элитой, без которой монарх
все-таки не может обойтись, так как он не может управлять в одиночку. Элита
и
устроила Февральскую революцию.
Но монарх должен заботиться о простом народе,
заботиться
по-простому, экономически. Чтобы простой народ у него не нуждался в куске
хлеба, как это, увы, было в дореволюционной России. А для этого нет лучшего
способа, чем социалистическое хозяйство. Именно при социализме элита
естественным образом ОБУЗДАНА. Как грустно пели об эпохе социализма те, кто
хотел стать элитой (и стал),
Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи,
Здесь первые на последних похожи,
И не меньше последних устали, быть может,
Быть -
Скованными одной цепью,
Связанными одной целью.
Действительно, для элитариста забота об общем благе -
это
тяжко. Потому что для этого требуется ежеминутное преодоление собственных
иллюзий (скажем так, классовых иллюзий). А сидя в кабинете из кожи, не
обязательно быть негодяем; во всяком случае, нет причин считать лично себя
негодяем, не так ли? не обязательно подсчитывать, сколько народу можно
одеть,
если иначе использовать эту кожу. А между тем, иллюзии имеют свойство
сокрушаться, и по всем счетам приходится рано или поздно
платить.
Итак, мыслители и мечтатели России! Предлагаю идею:
социал-монархизм. Скорее всего, кто-нибудь это уже предложил, идея витает в
воздухе. На приоритет не претендую. Но сказать об этом просто необходимо, и
разумно сказать, чтобы склеить наши разорванные в 17-м году
мозги.
Почему русские цари не национализировали
собственность,
хотя бы землю? Хотя многое толкало именно к этому. (Крестьянские восстания в
начале 20-го века, например, происходили именно под лозунгом национализации
земли.) Наверное, тут дело не только в классовом интересе помещиков. Что
досталось помещикам в результате Революции и в чем, с учетом этого, был их
подлинный интерес? Царь все-таки не был пленником собственно классовых
предрассудков, смотри воспоминания.
Мне кажется, помешал евроцентризм, сам стиль мышления
интеллектуалов России 19-го и 20-го века. А на престоле мы видим именно
интеллектуалов. Просто то, что становится очевидным в начале 21-го века
(кстати, до сих пор еще не стало), должно было представляться невероятным в
начале 20-го. Начиная с Петра, русские Цари много заботились о просвещении и
развитии России. Просвещение это было европейским, а развитие понималось
евроцентрически. Понадобилась катастрофа 1990-х годов, чтобы стала очевидной
(что удивительно, и то не для всех!) губительность
евроцентризма.
Но если Россия снова восстанет из пепла, как это уже
много раз бывало в истории, социал-монархизм представляется мне единственным
жизнеспособным решением, которое продолжает лучшее, что было в нашей
истории, с
учетом столь дорогостоящего опыта прошлых ошибок.
Кому-то мое уклонение от общих вопросов бытия в
социально-политические частности может покажется следствием разорванности
моего
сознания - не без того! Но давайте рассмотрим противопоставление социализма
и монархии
под углом манипуляции сознанием. Мне кажется, это яркий пример манипуляции
общественным сознанием. Мне кажется, социализм и самодержавие совершенно
очевидно НЕ ТОЛЬКО НЕ ПРОТИВОПОЛОЖНЫ, но ДРУЖЕСТВЕННЫ. Они оказались
противопоставлены друг другу вследствие преступления века - убийства Царской
семьи. Но следствие преступления, если и не является преступлением, уж никак
не
тянет на добродетель, не так ли? Преступление - ненадежный фундамент для
теории.
Кому-то мои рассуждения могут показаться просто
утопическими.
Не видно никаких процессов, которые вели бы в предложенном мной направлении.
Если сбросить розовые очки, мы сидим в глубочайшем кризисе и медленно, но
верно
сползаем к катастрофе. Надо, казалось бы, подумать о выживании, а не строить
утопий, если нет шанса их реализовать.
Но шанс есть. Прежде всего, надо поглядеть правде в
глаза. Кто это уже сделал, надо успокоиться, прекратить панику, и сохранять
способность трезво и фундаментально рассуждать. Констатируем факт, что с
точки
зрения здравого смысла выхода у нас нет. Быть может, проблема тут именно в
недостатках этой точки зрения? в болезни самого здравого
смысла?
Не манипулированно ли наше сознание, когда мы считаем,
что попали в безвыходное положение?
Давайте проверим, не разучились ли мы рассуждать
основательно. Для начала поставим вопрос принципиальный. Вернемся из
социально-политической сферы в сферу чистой мысли.
Подобные переходы могут смущать - но напомню, что моя
задача - синтез разорванного сознания. Я хчу связать между собой
несовместимые
на первый взгляд вещи, увидеть их как грани одной проблемы. Проблемы
православного синтеза нашего разорванного, манипулированного
сознания.
Сейчас я хочу подобраться к чисто религиозной
проблематике со стороны научного, аналитического взгляда на мир. Это не
столь
поэтично, как русская идея, но тоже необходимо, хотя бы для
синтеза.
Дело в том, что большинство из нас, современных
русских
(из тех, кто старше 25), воспитаны в духе научного атеизма, но при этом с
детства впитали основы православной культуры. Это создает в некоторых
пунктах
удивительную разорванность сознания.
Давайте, попробуем порассуждать на смычке научного и
религиозного взгляда на мир, чтобы "склеить" то и
другое.
Поставим вопрос фундаментально.
Выводимо ли будущее из прошлого, или с течением
времени
возникает новая информация? Постановка вопроса вполне научная, но дыхание
религии ощутит каждый. Что значит "возникает
информация"?
Вопрос это действительно
фундаментальный.
Ведь вопрос о будущем, тайна будущего - это тайна тайн
и
загадка всех загадок. Если глядеть в корень, то любое знание - это знание о
прошлом, но оно полезно или бесполезно в той мере, в какой позволяет нам хотя бы в какой-то мере предвидеть
будущее. История, сознает она это или нет, стремится стать наукой о будущем.
В
сущности, всякая наука является наукой в той мере, в которой позволяет
предсказывать то, что еще не произошло. Возьмите то-то и то-то, сделайте
то-то
и то-то, и вы получите такой-то результат, говорит наука. Никакая наука была
бы
невозможна, если бы мы отказались от идеи повторяемости. В будущем все будет
подобно тому, что было в прошлом - вот основной постулат научного знания.
Любой
закон природы, открытый нами - это экстраполяция в будущее более или
длинного
ряда наблюдений за прошлым. В сущности, если отказаться от постулата
повторяемости, то нет никаких оснований предполагать, что завтра камень
будет
падать с ускорением 9.8 метра в секунду за секунду. Чисто логически этого
нельзя вывести из того факта, что он так падал вчера и позавчера, и на
протяжении тысяч ушедших лет.
Чудо - религиозное понятие - если камень не упал, но
завис в воздухе. Или хотя бы упал не с тем ускорением. Может ли такое
случиться? Пока, наверное, не бывало. Но - может ли?
Атеизм является "научным" именно в том
смысле,
что наука опирается на принцип повторяемости, что завтра будет как вчера.
Ученый может допускать возможность чуда, но как ученый он обязан
предсказать,
хотя и с оговоркой, что камень упадет с ускорением 9.8 - если не случится
чуда,
но это уже вне сферы компетенции науки.
Последнее время модно говорить, что атеизм и наука -
просто разноплановые понятия, что многие ученые были верующими и так далее.
Но
САМ ПОДХОД науки основан действительно на вере в то, что будущее будет
подобно
прошлому. Другое дело, что ученый, не переставая быть ученым, может не быть
рабом НАУЧНОГО подхода. Может допускать, что бывает всякое.
Будущее мы не можем ЗНАТЬ, то или другое (в частности,
научное) представление о будущем может быть только предметом ВЕРЫ. Более
того,
вера должна быть соотнесена с будущим. Собственно говоря, заявление "я
верю в то-то" имеет прагматический смысл только в том случае, если из
него
выводится некоторое представление о будущем. В этом смысле вера непременно
должна допускать поверку - пусть только с течением времени. В противном
случае
вера бессодержательна, она сводится к пустой игре слов и понятий. К
сожалению,
заявление "я верю в Бога" редко осмысливается с такой точки
зрения.
Что именно, какое предсказание вытекает из твоей веры?
Вера говорит: по смерти будет Суд. Творить добро
выгодно,
зло - невыгодно. Это невозможно вывести из фактов прошлого, есть аргументы,
и
есть примеры, но недостаточные. Из прошлого опыта это не выводится. Это
вера, и
только. Но со временем каждый из нас увидит, будет ли Суд.
Подобным образом, верить в то, что наше положение
безнадежно - это вера, и только. Это не вытекает из фактов, поскольку наше
будущее не является для нас фактом. Максимум, что можно доказать - что в
прошлом подобные ситуации кончались всегда катастрофой.
Можно было бы сказать, что идея повторяемости,
уверенность, что завтра все будет идти подобно тому, как шло вчера, - можно
было бы сказать, что это основной постулат ума. Но во-первых, подобное
"мышление" свойственно не только людям, но и животным, притом даже
и
самым примитивным, а в известном смысле даже и растеньям. С другой стороны,
именно мы, люди, более чем кто-либо из живущих на земле тварей, способны
воспринять противоположную идею, идею ПЕРЕМЕН. У нас есть специальный
инструмент, позволяющий фиксировать внимание ума на том, чего еше не было -
слово.
Необходимо пояснить, что слово "перемены" в
данном тексте используется в специфическом смысле. Переменой я называю
ТОЛЬКО
явление принципиально новое, несводимое к уже бывшему. Наступление зимы или
весны не является переменой в этом смысле. Перемена (в данном смысле слова)
-
это вещь принципиально непредсказуемая, поскольку любое предсказание
основывается на опыте, то есть на бывшем. ПЕРЕМЕНА в данном тексте - это
слово,
обозначающее то, чего до известного момента ВООБЩЕ не было.
Слово как таковое, слово как инструмент ума вообще
настолько важно для нашей темы, что о нем следует сказать особо. Слово -
инструмент сильный и опасный. Благодаря слову ум рассматривает то, что еще
не
стало опытом. Ум может приготовиться к небывшему как будто к уже бывшему.
Словом мы готовим ребенка к восприятию принципиально нового опыта, словом
обозначаем то, что еще не стало реальностью. Но ведь может и не стать! Слово
-
инструмент постижения непознанного, слово же - инструмент иллюзий.
Бессловесный ум не имеет понятия о будущем; для
бессловесного ума будущее - новое издание прошлого. Бессловесный ум не знает
о
возможности перемен. Зато бессловесный ум не может быть объектом тех
специфических методов манипуляции сознанием, которые столь опасны для ума
словесного. Бессловесный ум не боится подмены понятий, у него нет понятий.
Слабое место ума бессловесного - это его погруженность в прошлое.
Зная эту слабость, мы, словесные существа, подвергаем
бессловесных эффективным манипуляциям. У меня нет ни времени, ни желания
наказывать пса всякий раз, когда он игнорирует мою команду. Но в этом и нет
нужды: пережив несколько эпизодов наказания, он живет в них, всякий раз
реагируя на мой окрик как будто на удар. В сущности, с моей стороны это
именно
обман, сознательная манипуляция более слабым умом, неспособным всякий раз
анализировать, различать степень опасности.
Увы, на подобном обмане обычно строится многое в
воспитании. Словесный, аналитический ум ребенка во многом еще слаб.
Пользуясь
этим, взрослые сильно облегчают себе дело воспитания, впрочем, тут
тактический
выигрыш приводит к стратегическому проигрышу, консервируя слабость ума у
ребенка.
Давно замечено, что наказание ребенка - это палка о
двух
концах.
Ярче всего это проявляется у так называемых
"трудных
детей". Чем больше его наказываешь за баловство, тем больше, кажется,
он
входит в раж. Это не значит, что он не боится наказания; часто
"трудные"-то дети как раз панически боятся наказания, до истерики.
Тем более, что взрослые, пытаясь добиться своего, порой доходят с ними до
настоящей жестокости. Но "внушение", связанное с наказанием, как
будто совершенно не усваивается. Ребенок помнит о порке лишь в момент порки;
в
другое время он совершенно не имеет порку в виду. Это - настоящая
расщепленность сознания, настоящее раздвоение личности. Одна из его
личностей
панически боится наказания и готова пойти на все, лишь бы его избежать.
Другая
- совершенно не помнит о наказании, что ТАМ было, что говорилось, что
обещалось. Опыт первой личности может неожиданно и странно проявиться,
например, в избиении более слабого, причем ребенок будет в точности
воспроизводить характерные слова и жесты своего разгневанного отца.
Повзрослев,
такой ребенок, вполне вероятно, повторит процедуру "расщепления
сознания" на собственном ребенке и так далее, по
наследству.
В принципе, в той или иной степени это происходит со
всяким наказуемым ребенком. Дети, как уже было сказано, охотно расщепляют
свое
сознание, предпочитая просто не помнить неприятностей. Это довольно
неудобное с
точки зрения разума свойство человеческой психики (не только детской) весьма
обесценивает наказание как инструмент воспитания. С другой стороны, просто
преодолевая расщепленность собственного сознания, можно обрести немалую
мудрость.
Мы просто ничего толком не помним и не делаем выводов из опыта. А опыт, в
сущности, немалый, имеет каждый человек, даже ребенок.
Просто мы ничего не помним, не сопоставляем фактов. Не
сопоставляем пропагандистскую кампанию ПРОТИВ войны СССР в Афганистане с
пропагандистской кампанией ЗА войну США в Афганистане. Не сопоставляем
обвинительную кампаниею против Сербии во время бомбежек НАТО с полным
отсутствием фактов, подтверждающих справедливость обвинений, теперь, когда у
НАТО есть все возможности доказать их - Косово в их руках. Мы до сих пор
верим,
что Россия проиграла Германии 1-ю войну, вопреки очевидному факту, что
Германия
потерпела поражение в этой войне ДАЖЕ когда Россия вышла из войны. Кое-кто даже верит, что экономика СССР в
90-е
годы находилась в катастрофическом положении - хотя катастрофа до сих пор не
разразилась (а что было сделано для ее предотвращения?). Примеры можно
множить
до бесконечности. Если такие кричащие и общеизвестные факты трудно
сопоставить
огромному большинству россиян, то что творится в нашей приватной жизни,
рабами
каких иллюзий мы не являемся в той сфере, где некому даже указать на
них?
Если так обстоит деле в голове взрослых, чего ждать от
детей? Потому-то наказание надо использовать осторожно, бдительно следя за
тем,
чтобы ребенок не "терял сознания", точнее, чтобы не менял
состояния
своего сознания во время наказания, иначе наказание не окажет влияния на его
поведение. Какой смысл пытать того, кто потерял сознание? А именно этим, в
сущности, занимается чересчур суровый и не чересчур мудрый папаша. К
сожалению,
в русской культуре закрепилось не совсем трезвое отношение к наказанию
детей.
Конечно, еще хуже вовсе не обременять ребенка
наказанием,
как нас учит европейская мысль последнего времени, вполне усвоенная и
русской
интеллигенцией. Жизнь-то его будет наказывать! Ограждая чадо от суровой
реальности и при этом не решаясь оказывать на него давление, мы создаем у
него
совершенно нереалистическое представление о жизни, формируем сознание
наивного
иждивенца. Совершенно недостаточно просто информировать его о тех или иных
опасностях и трудностях. Слова могут оказаться бессильными, если они не
подкреплены опытом. Наказание необходимо, чтобы придать словам
вес.
На самом деле вопрос о наказании детей совсем не
тривиален.
Ведь речь идет о формировании сознания, а как провести грань между
формированием и манипулированием? Мне понадобилось много лет, прежде чем я
нашел хорошее решение. И то, хорошее только с моей точки
зрения.
Есть связь между этой проблемой и проблемой осуждения.
Как наказывать ребенка и не осуждать его? Или Христова заповедь не относится
к
родителям? Родители должны, что ли, осуждать своих детей?
Я обнаружил, что наказание можно ЗАМЕНЯТЬ тем, что
называется в Церкви эпитимьей. Вместо наказания ребенок должен определенное
количество раз повторить слова краткой молитвы: "Господи, Иисусе
Христе,
Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго." Молитва - не наказание. Казалось бы,
дело это вовсе нетрудное. Но попробуйте для опыта самостоятельно повторить
их хотя
бы раз 50. Эти 50 раз покажутся вечностью. Для ребенка же, особенно
"трудного", это вообще пытка, даже просто бездумно повторять слова
молитвы. Таково свойство молитвы: чем более манипулированно наше сознание,
тем
труднее нам молиться.
В этом легко убедиться на опыте.
Опыт показывает: дети предпочитают не совершать
поступков, вслед за которыми перед ними встает необходимость молиться! Самое
интересное, что даже церковные дети, которые в общем-то имеют навык молитвы
и
молиться не затрудняются! Объяснить этот эффект можно только мистически:
молитвы боятся не они сами, а тот, кто манипулирует их сознанием! Тот, кто
подбивает их шалить.
У меня есть положительный опыт по исправлению довольно
тяжелых с точки зрения воспитания случаев. Самый яркий пример -
умственно-отсталый
подросток 13-ти лет, на которого "находят" приступы агрессивности,
злостного непослушания. В течение нескольких месяцев молитва сильно улучшила
положение во всех отношениях, в том числе и в учебе. Между тем, чего там
только
не перепробовали.
Молитва реально помогает в подобных случаях, в том
числе
в тех, когда ничего не помогает! Проблема здесь только в том, что
"трудного ребенка" трудно заставить молиться. Но если это начинает
получаться - эффект наступает достаточно быстро. Чем это объяснить, если не
тем, что трудности воспитания происходят от вредоносного действия некоей
силы,
которая боится молитвы как черт ладана?!
Здесь, кстати, проходит четкая грань между молитвой и
"мантрой" (при всем внешнем сходстве). Мантра через какое-то время
(сравнительно недолгое) становится приятной, притягательной как наркотик.
Повторяя слова мантры, человек входит в состояние, подобное наркотическому.
Мантру бесполезно использовать вместо наказания, это все равно что бензином
огонь заливать. Играющий темнокожий индусский бог сделает баловство вашего
ребенка, скажем так, более остроумным.
Молитва тоже делается притягательной, но сначала для
ума,
и только потом для сердца. Долго-долго молитва остается тяжелым трудом,
приятность ее обнаруживается на этапе, называемом молитвой
"умной",
когда собственно слова становятся уже не важны.
Это различие можно сравнить с различием между амулетом
и
иконой. Одни вешают на себя подкову, другие одевают крест - тут внешнее
сходство. Можно всю стену увешать амулетами. Можно устроить у себя
"красный угол" с иконами. Это еще ни о чем не говорит. Но если
человек начинает СЕРЬЕЗНО относиться к амулету, а другой СЕРЬЕЗНО относиться
к
иконе, различие быстро становится очевидным.
Амулеты и суеверия, в конечном итоге, ослабляют ум. Да
для
них ум и излишен. Конечно, это не простая глупость. Мудрецы того направления
учат нас изУМлению, экстазу ума. (Это еще мудрецы.)
Икона же, как и молитва, при СЕРЬЕЗНОМ подходе,
предполагает работу ума. Она трудна, очень трудна. Для моего слабого ума -
сущее
наказание!
Если вдуматься в механизм манипуляции сознанием - а
для
современной России это тема, без преувеличения сказать, роковая! - то всякая
манипуляция сознанием основана именно на слабости словесного, аналитического
ума. По существу, на его НЕДОСТАТОЧНОЙ словесности. Подменяя понятия,
заставляют ум застыть и пребывать в области реального прошлого опыта - но
опыта, порой имеющего весьма отдаленную связь с действительной ситуацией
текущего момента. К примеру, говоря о коммунистах, сразу поминают ГУЛАГ,
заставляя читателя (зрителя) реагировать на события с полувековым
запозданием.
Стоило бы вдуматься, желает ли хотя бы кто-то из современных коммунистов
повторения опыта ГУЛАГА (ставшего, к слову, могилой множества коммунистов и
искреннейших сторонников коммунизма). Другой пример - изготовляя рекламу с
сексуальным намеком, подталкивают ум не вполне адекватно реагировать на
вещи,
не имеющие порой никакого отношения к сексу. Кстати, тут уместно пояснить,
что,
говоря о слове, я имею в виду любой знак, даже жест.
Сама словесность, аналитичность ума потенциально
предоставляет уму возможность защиты от манипуляций. Но если уже словесный
ум
все-таки подпал манипуляции, он оказывается куда уязвимее ума бессловесного.
Тот наивно погружен в прошлое, усматривая в настоящем лишь аналогии с
прошлым.
А этот активно противится действительности, подчинив прошлому самое будущее!
Все будет примерно так, как было - вот основной лозунг манипулированного
ума.
Нетрудно видеть, что наш с Вами ум так манипулирован, что он почти не
способен
осознавать этот лозунг как лозунг, как постулат, как аксиому, быть может,
множество раз подтвержденную ПРОШЛЫМ опытом, но по смыслу понятий не имеющую
никаких оснований в БУДУЩЕМ. Ведь грядущее ДЕЙСТВИТЕЛЬНО неведомо нам!
Сама по себе идея непредсказуемости будущего, СВОБОДЫ
грядущего, потенциальной независимости завтрашнего дня от нынешнего - это
идея
очень сильная. Большинство психотехник, повышающих силу ума, сводятся к
искусству видеть действительность в настоящий момент, без погруженности в
прошлое, без помыслов о завтрашнем - а помыслы о завтрашнем, если
всмотреться в
них, сплошь и рядом оказываются все той же памятью прошлого. Способность
полностью отрешиться от прошлого (и будущего) и увидеть жизнь такой, как она
есть - великий дар словесного ума. Но чтобы в полной мере достичь такого
видения, словесный ум должен погрузиться в безмолвие. Остановить мысль.
Пошлого
уже нет, будущего еще нет. А что есть? Есть нечто несказанное, невыразимое
словом - жизнь, Божий дар.
Это совсем не то же, что молчание животного. Животное
молчание все в прошлом. А безмолвное изумление ума перед таинством
дарованной
ему жизни свободно от прошлого и будущего. Если верить, что завтра будет все
как было вчера, это состояние недостижимо.
На самом деле идея постоянства мироздания крайне
слаба.
Мы уже имеем в прошлом опыт по крайней мере трех крупных перемен, когда
будущее
(ныне ставшее прошлым) никак не вытекало из настоящего. Во-первых, можно
считать научным фактом, что Вселенная была не всегда. Как пошутил один
известный ученый, было время, когда не было времени. Во-вторых, по мере
развития биологии становится все более очевидным, что живое НЕ МОГЛО
возникнуть
из неживого. В возможность самозарождения жизни легче всего было поверить
средневековым алхимикам. Современному биологу по мере познания удивительной
сложности и системности самой простой клетки все труднее поверить, что она
могла возникнуть случайно. А по частям она складываться не могла, так как
отдельная часть клетки - мертва без остальных частей. Возникновение жизни -
крайне важная для нас с Вами перемена. В-третьих, для каждого из нас
огромную
роль играет возникновение нашей собственной личности. Меня не было, и вот -
я
есть. Случайно или закономерно мое появление? Почему именно я, а не кто-то
другой?
Существует масса научных, псевдонаучных и вовсе
антинаучных гипотез, созданных с единственной целью - исключить из нашего
прошлого опыта факты глобальных перемен. Объявить нынешнее наблюдаемое
состояние стационарным! То, что есть, было всегда и будет всегда. Всегда был
мир, всегда была жизнь, всегда был я. Меняются формы, но сохраняется суть.
Мироздание, жизнь и моя персона - три константы. Возьмем, религию индусов, к
примеру.
Эта нелюбовь человека к идее перемен вполне объяснима
психологически: сама по себе задача выживания (человека или человечества)
есть
задача консервативная, охранительная. Все животное, все реактивное в нас
восстает против угрозы глобальных перемен. Выжить - значит сохранить все
так,
как есть. Хотя бы в самых общих чертах неизменным. Будущее - не просто
повтор
прошлого. Будущее ОБЯЗАНО быть повтором прошлого! - вот лозунг нашего
бессловесного ума, если попытаться выразить бессловесное при помощи слов.
Допуская идею перемен, мы чувствуем себя как рыба, вытащенная из
воды.
Ничего удивительного, если мы обнаружим, что ПОЧТИ ВСЕ
религиозные и философские системы (включая европейскую науку) обслуживают
именно эту психологическую потребность человека в постоянстве. Удивительно,
что
все-таки есть религиозно-философские системы, более или менее удачно
пытающиеся
повернуться лицом к проблеме перемен. Скажем сразу, что классическая
китайская
философия НЕ относится к числу таких систем. Знаменитый И-Цзын (Книга
Перемен)
есть один из (кстати, наиболее удачных и интересных) опытов классификации
типов
бывающих перемен. Это попытка объять необъятное - охватить все, что БЫВАЕТ.
Ясно, что это собрание ПРОШЛОГО опыта перемен. Это попытка ЗАМКНУТЬ будущее
в
объятия пршлого. Не может быть ничего, что не было бы уже описано в И-Цзын -
все новое есть хорошо забытое старое. Поэтому перемены Книги Перемен НЕ
являются ПЕРЕМЕНАМИ в нашем специфическом смысле.
Кастанедовское понятие нагваля, безусловно,
представляет
интерес для нашей темы - но только до середины, где индейский маг пытается
разрушить наши представления о реальности. Все, что мы можем представить,
назвать или постичь - есть части нашего тоналя. А что же такое нагваль? -
это
то, что не может стать частью тоналя. Нагваль вторгается в тональ извне,
изменяя его. Эта любопытная философия, к сожалению, сводится на нет на
последующих страницах, где выясняется, что нагваль не совсем уж неописуем, и
ним вполне можно иметь дела - нагвалем оказывается попросту дон Хуан, индеец
племени яки.
Подобного же рода непоследовательность свойственна
всякой
философии, когда пытаются говорить о том, о чем нельзя говорить - нельзя по
уверениям самих же философов. Чтобы нам не попасть подобные в логические
дебри,
я и поставил вопрос максимально прагматично: я предлагаю рассуждать о
будущем.
Будущее неведомо для нас; оно даже непостижимо, будущее как таковое - до тех
пор, пока оно не становится прошлым. Но оно непременно становится прошлым, и
говорить о будущем вполне прагматично, даже необходимо, чтобы адекватно
вести
себя в настоящем. Можно относиться к будущему пошло - в старинном смысле
этого
слова, когда "пошло" значило то же, что "обычно,
ординарно"
- то есть, предполагать, что будущее подобно прошедшему. При этом сама наша
тема исключается из рассмотрения: никакой тайны; на нас грядет то же, что
уже
не раз бывало, та же страшная и скучная пошлятина, неизбежная расплата за
сладкий миг свободы.
Дерзну предложить тут "формулу" манипуляции
сознанием: всякая манипуляция сознанием в конечном итоге сводится к
экстраполяции на будущее некоторого прошлого опыта. Хочу подчеркнуть: это
всего
лишь мое виденье проблемы.
Но если тут я не ошибся, если попал в точку, то это
действительно фундаментальное открытие: в основе любой манипуляции сознанием
лежит постулат постоянства мироздания. Отказ от этого постулата делает
сознание
НЕМАНИПУЛИРУЕМЫМ в самой принципиальной основе. Чтобы управлять моим
поведением, надо навязать мне некий образ будущего (желательного или
нежелательного для меня) - именно будущего, а не настоящего, не прошлого,
потому что поведение - штука телеологическая. Но материалом для этого образа
может быть только прошлое. Если же будущее и впрямь невыводимо из прошлого,
то
как себя вести вообще? Непонятно.
Дело в том, что принцип постоянства мироздания
настолько
глубоко усвоен нами, так сказать, с молоком матери, что реальный отказ от
него
- это некое совершенно новое сознание, совершенно иное виденье реальности! И
это именно религиозное видение реальности. Что будет? То, что захочет Бог.
Как
тогда себя вести в мире, будущее которого неопределено? А как Бог повелит,
так
и вести.
Манипулировать таким сознанием в принципе невозможно,
да
и бесполезно! потому что я веду себя так-то и так-то не потому, что дела мои
идут так-то и так-то. Поведение мое определяется не моим сознанием (образом
мира), а совсем другим Фактором. Такое сознание - сознание гносеологическое.
Ум
человека, который служит Богу, свободен для познания, он не обременен
необходимостью находить наилучшие решения в условиях дефицита важнейшей
информации - информации о будущем у нас нет! Такой ум служит Истине. А ум
своевольный, наш обыденный ум, служит всего лишь регулятором нашего
поведения.
К познанию Истины он, в конечном счете, просто неспособен. Потому что знать,
что будет, и иметь намерение изменить предполагаемое будущее - две вещи
несовместные.
Чтобы достичь познания Истины, существенным моментом
которой является ЗНАНИЕ Грядущего, необходимо отказаться от идеи ИЗМЕНЕНИЯ
Грядущего. Но это отказ от самого фундамента нашей повседневной логики. Я не
строю иллюзий, что читатель с легкостью поймет меня. Тут нужно достичь иного
виденья мира, иного сознания.
Как его достичь?
Все (ну, почти все) рассуждения всех (ну, почти всех)
мыслителей опираются на тот принцип, от которого я хочу попробовать
отказаться.
Возьмем за основу, что БУДЕТ, непременно будет то,
чего
еще не бывало. Пусть нас подбодрит тот факт, что и в прошлом не раз бывало
так,
что случалось дотоле небывалое. Животное из плоти и костей отверзало уста и
начинало говорить. Люди плыли в Индию, а открывали новый континент. Мелкое
вассальное
княжество становилось великой империей, и дотоле непобедимые войска тонули в
собственной крови на ее просторах. Почему будущему быть плагиатом прошлого?!
Непременно БУДЕТ то, чего еще не бывало. Перемены
бывают!
Это, конечно, вера, как верой является противоположное представление, что
перемен (в нашем смысле этого слова) не бывает.
Оттолкнемся от веры в то, что бывают ПЕРЕМЕНЫ, что
бывает
НОВОЕ и начнем строить собственную философию. Если бывают перемены, то
уместно
предположить, что существует некий Источник перемен. Но тогда этот Источник
-
вне нашего мира. И вот почему. Если источник перемен является частью мира,
если
весь потенциал будущего уже заключен в наличном бытии, то ничего
ПРИНЦИПИАЛЬНО
нового быть в принципе не может! Материализм - это одна из философий, в
основу
которых положен постулат постоянства мироздания. Пусть материя развивается -
весь потенциал ее развития неявно заключен в ней самого начала. ПЕРЕМЕН не
знает материализм. А это значит, что меняются лишь формы, но не суть -
совершенно
как в классической философии Востока.
Отметим для ясности: говоря об Источнике перемен, я
схожу
с твердой прагматической почвы. Говоря о переменах, о прошлом и будущем, я
рассуждал прагматически, почти материалистически. Я даже был прагматичнее
прагматиков:
обычный прагматизм неявно основывается на ВЕРЕ, что перемен нет, что прошлый
опыт является надежной основой для предвидения будущего.
Для прагматика, как и для материалиста, любые перемены
есть лишь проявление того, что было заложено с самого начала. Дайте мне
точное
знание обо всем, что есть, и я предскажу вам все, что будет, - говорит
здравый
смысл прагматика, не замечая, что данное
мироощущение вовсе не прагматично: за ним стоит целая философия
времени,
вера в принципиальное постоянство мироздания. Мы оставляем эту гипотезу,
допуская, что БЫВАЮТ действительные перемены, что будущее не обязано всегда
быть лишь вариацией настоящего, что ВОЗМОЖНО появление принципиально новой
информации.
Говоря о переменах, я лишь отбрасываю неявное
предположение,
будто в основе бытия лежит вечная повторяемость неких, быть может, тончайших
смысловых структур. Вместо попытки нащупать эти гипотетические структуры,
вместо попыток уловить-таки фундаментальный закон неуловимой жизни, я
предлагаю
исходить из пугающего, но вполне правдоподобного предположения, а именно:
фундаментальнейший принцип бытия - это все-таки не закон, а произвол. Что
законы и закономерности - вещь преходящая, а бывает ВСЕ.
Означает ли это, что самое наше мироздание
беспринципно,
что мы живем в условиях некоего смыслового беспредела? Это предположение
все-таки сомнительно: очень уж многое повторяется, очень многое происходит
вновь и вновь подобным же образом. В условиях беспредела едва ли была бы
возможна, скажем, физика, а нам физика все-таки небезызвестна. Кто это
сказал,
что самое непознаваемое в мире - это что он мир все-таки познаваем? Я
полагаю,
что мир, самое наше мироздание, в котором мы обитаем, все-таки по своей
природе
консервативно, таким его создал Бог; все-таки есть законы, принципы жизни,
что
основным принципом бытия мира является все-таки повторяемость.
Но самые эти законы мироздания - они постоянны или
подвержены переменам? Если постоянны, то ничего нового нет. Все заложено с
самого начала. А если подвержены переменам?
Сам мир консервативен по смыслу понятия, поскольку мир
-
понятие всеохватное, исчерпывающее; потому-то Источник мировых перемен - вне
мира. Все, что мы можем знать о мире, относится к уже прошедшему; мы не
можем
знать того, что еще не было. Источник мировых перемен всегда впереди, хотя
бы
на полшага впереди нас. Мы наблюдаем следствия Его действия - перемены. Но в
момент наблюдения они уже становятся прошлым. Сам Источник принципиально вне
возможности наблюдения; о Его существовании мы догадываемся лишь по
последствиям
Его действий. Вот важнейшие для каждого из нас примеры последствий Его
действия: мироздание, жизнь и сам ты.
Что ВСЕ ВОЗМОЖНО - это страшно, но не невероятно. В
сущности, гораздо труднее обосновать как раз идею закона, будто НЕ ВСЕ
возможно. Отчего же не все?! Прошлый опыт не запрещает ничего в будущем
опыте.
Но и то, и другое - рассуждения об опыте, рассуждения
сугубо прагматические.
Вводя же слово Источник, говоря об Источнике перемен,
а
не о переменах как таковых, я отрываюсь от прагматики; более того, я
решительно
разрываю с прагматикой, потому что Источник перемен по самому смыслу понятия
не
может быть частью моего опыта! Мой опыт - это опыт повтора и опыт прошлых
перемен. Но только ПРОШЛЫХ перемен. В моем опыте я никогда не смогу найти
Самый
Источник перемен: если бы это случилось, если бы самый источник нового стал
частью моего прошлого, это означало бы конечное торжество той самой
философии
банального, от которой я отрекаюсь. Это означало бы, что вот теперь-то
ничего
нового для меня быть уже не может: ведь сам источник перемен уже познан. Это
означало бы, что самый источник перемен есть все же некий принцип, некий
закон,
смысл, если хотите, логос в банальном смысле этого слова. Означало бы, что
перемен по существу все-таки не бывает.
Если же Источник перемен по самому смыслу понятия не
может быть частью моего опыта, то какие у нас основания говорить о Нем? В
моем
опыте, да и в опыте всего мироздания решительно не может быть никаких
оснований! Сколько бы перемен ни испытал мир, он вновь и вновь не ждет
перемен,
оставаясь консервативным по самому смыслу своего бытия. Прошлые перемены
становятся частью мира, теперь мы знакомы с ними и ожидаем их повторения.
Повторяясь, они уже не являются переменами в специфическом смысле. В нашем
смысле слово "перемена" означает то, что бывает один раз, первый
раз;
затем уже повтор. Мир живет идеей повтора. Самое ожидание перемен, самое
допущение возможности таких перемен, о которых мы с Вами теперь говорим, -
это
некое предательство по отношению к мирозданию, некая попытка выехать за
границу
всего существующего. Мироздание - наша родина, наша мать, и она любит нас
ревнивой любовью. Ожидать Непредсказуемого - это нелояльность по отношению
ко
всему сущему. Оставаясь добрыми гражданами мироздания, мы должны, как все
нормальные люди, твердо стоять на почве запредельного консерватизма, мы
должны
веровать и исповедовать, что не бывает того, чего не бывало, а все, что
может
быть, обязано быть подобно тому, что бывало прежде.
К примеру. Хотя теперь над нами летают самолеты, но
они
управляются той же аэродинамикой, которая испокон века шелестит в птичьих
крыльях. Водородная бомба лишь повторяет некоторую часть процессов,
заставляющих сиять Солнце. А колесо... Впрочем, вот колесо - это нечто
действительно нетривиальное. Впервые колесо появилось на Ближнем Востоке, и
оттуда покатилось по свету. Те народы (например, майя и ацтеки), которые не
имели контакта с "колесными" народами, сами оказались неспособны
изобрести колесо. Это тем более странно, что народы эти имели порой весьма и
весьма высокую умственную и материальную культуру. По-видимому, появление
колеса - это одна из множества неприметных на первый взгляд перемен,
постепенно
преображающих лицо мира. Недаром наши младенцы так любят колесо. Наблюдая за
тем, как оно соединяет движение с покоем, они постигают одну из основ того
мира, в котором им довелось родиться. "Использование колеса зависит от
неподвижной точки посередине," - заметил однажды Лао
Цзы.
Мироздание консервативно. Ему свойственно движение, но
это по большому счету лишь движение по кругу. По самому большому счету
мироздание - это колесо. А смысл колеса - это покой, неподвижность в самом
движении. А наши рассуждения об Источнике перемен тревожат покой мироздания.
В
наличном на каждый момент мироздании нет основания для таких рассуждений.
Приходит перемена - мироздание изменилось, но в нем, измененном, опять нет
оснований для перемен. Перемены приходят откуда-то извне, в мироздании нет
для
них ни причины, ни цели, ни смысла. И я никогда не мог бы написать того, что
пишу, если бы не опирался на культуру неотмирную, культуру, коренящуюся в
Самом
Источнике перемен - на Православие. И умалчивать о Традиции, выдавая
почерпнутую из Традиции премудрость за свою собственную - по меньшей мере
нечестно. Потому о Православии необходимо сказать подробно.
Но в первую очередь необходимо вернуться на почву
строгой
прагматики. Нетрудно ввести в оборот слово - Источник перемен - и заставить
мысль вращаться вокруг этого слова. Словесная мысль приспособлена к такому
режиму работы. Но чтобы эта мысль оставалась жизненной, чтобы она не
отрывалась
от повседневной, ежеминутной практики, необходимо изо всех сил оставаться на
почве опыта, бдительно следя, чтобы все вводимые в оборот понятия были,
выражаясь языком физики, наблюдаемыми величинами!
Ведь и само Православие не должно быть в нашей жизни
оторвано от повседневной, ежеминутной практики. Отрываясь от практики, оно
теряет смысл, ведь религия, в противоположность философии, есть вещь по
своей
природе практическая.
Какая же прагматика стоит за употреблением слова
"Источник перемен"? Говоря, что Он вне мира, мы тем самым выводим
за
пределы мира самую нашу мысль. НО ВЕДЬ ЭТО НЕЗАКОННЫЙ ПРИЕМ! Ведь словом
"мир" мы обозначили совокупность ВСЕГО существующего, а наша мысль
относится к категории существующего. Мы не можем мысленно выйти за пределы
всего мира и поглядеть на мир со стороны, не расширяя при этом самого мира,
частью которого наша мысль является. Говоря "вне мира", я неявно
расширяю понятие "мира", либо - другой вариант - исключаю мою
мысль
из понятия "мир".
Но исключить из понятия "мир" свою
собственную
мысль означает принципиальный отказ от самопознания. Это основной прием
европейской мысли! Есть мир, и рядом
с
миром стоит человек, познающий мир, но сам остающийся за пределами познания.
Наше тело - часть мира, но наша мысль - трансгредиентна миру, она смотрит на
мир со стороны. Ясно, что это путь, на котором мы приходим к научному,
материалистическому взгляду на мир. Когда затем европейская мысль
подбирается
обратно к проблеме самопознания, она вынуждена бывает стрелять из пушки по
воробьям, идя от математической логики с теоремой Геделя: может ли быть,
законна ли мысль о мысли; возможно ли изучать сам процесс изучения? Тут
Европа
опрокидывается назад в ту самую мистическую стихию, из которой она вышла на
берег научного мировоззрения. Теорема Геделя - удивительный пример мистики
внутри самого рационального рацио. Европейская мысль дала миру великолепные
образцы познания материального мира, но она страшно беспомощна в отношении
самопознания. Европейская психология - не столько познание человека, сколько
формирование человека, здесь человек подгоняется под ту или другую
психологическую теорию.
Традиция Востока - а Православие в этом отношении
является частью Востока, ведь к "Западу" относится только малая
часть
человечества - совершенно иная. Там никогда не было отрыва от задачи
самопознания, никогда не было решительного переключения вовне, давшего на
Западе столь мощные всходы. Соответственно, не было и попытки отделения
мысли
от объекта мыслительной работы. Отметим и подчеркнем: говоря
"мир",
я, в соответствии с традицией Православия, включаю в это понятие и самого
себя,
и свою мысль, и свое слово. Моя мысль и мое слово - это части
мироздания.
Но если так, то какой смысл в выражении "вне
мира"? Не лишено ли смысла употребление ТАКОГО понятия "Источник
перемен"? Оказывается, нет! Но вот здесь наша мысль должна совершить
такой
поворот, на который лично я, не опирайся я на Традицию, бы решительно
неспособен!
Итак, если мы включаем в понятие "мир" все,
абсолютно все существующее, в том числе и нашу мысль о мире. Гедель нам не
указ, ведь ум - это не интеллект; самосозерцание невозможно как
интеллектуальная процедура, но является одной из важнейших способностей ума.
Тогда слово, обозначающее то, что "вне мира", либо обозначает
нечто
несуществующее, либо (внимание - вот поразительный поворот смысла!) является
следствием вторжения в мир Того, Что вне мира. Само-то вторжение - в мире,
это
один из фактов мироздания. Но вторгается нечто, обозначаемое как
"вне".
Если миру свойственно ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ постоянство, если
не
бывает ПРИНЦИПИАЛЬНЫХ перемен, то сказать "вне мира" значит то же,
что сказать "несуществующее". Это статическое понятие о
реальности,
являющееся базой научного подхода к проблеме будущего. Такое понятие о
реальности, как я убежден, является следствием манипуляции сознанием.
Если же БЫВАЮТ перемены - а это основной мой тезис
сегодня! - то сказать "вне мира" значит стать агентом перемен.
Ведь
сказав "вне мира" я самым этим словом изменяю смысловой состав
мира.
Нечто есть вне мира до тех пор, пока о нем не было сказано. Когда о нем
сказано, оно тем самым уже включено в мир, хотя бы в мир смыслов. Но тот
факт,
что я назвал Его, сказав "вне мироздания", сам этот факт - не
просто
смысл, это факт самого бытия. Я взял - и сказал. Оно было вне мира, пока я
не
сказал о нем "вне мира". Мир изменился. Но Оно же и осталось вне
мира, по смыслу слова "вне". Значит, речь идет о действии. Как
кисть
художника в момент прикосновения к картине - она вне изображенного пейзажа,
или
становится его частью?
Это очень сильное и ответственное утверждение, но
именно
это я со всей ответственностью и утверждаю: говоря об Источнике перемен, я
непременно выступаю агентом перемен; невозможно сказать (ни даже подумать)
об
Источнике перемен, не вызвав тем самым перемен; самое упоминание о Нем, и
даже
простой намек на Источник перемен обязательно сопряжены с переменами! Сам
Источник не становится частью мира оттого, что о Нем говорят тут, в мире,
иначе
Он перестал бы быть Источником перемен (как Таковой Он непременно вне мира).
Но
некая перемена должна произойти, иначе я не мог бы говорить и Нем. Вот что я
утверждаю.
Самое слово о Художнике не может не быть
прикосновением
кисти Художника. Это не значит, будто я "вынуждаю" Его
действовать.
Просто если бы Он не захотел, я бы этого не сказал, а занялся чем-то
другим.
Отметим это особо.
Ведь тут мы, не сходя с твердой прагматической почвы,
оказываемся в области самой что на есть мистики! Ведь это именно мистическое
мышление ожидает, что само по себе слово или даже мысль способны оказывать
какое-либо действие, быть инструментами влияния на самую реальность, а не
просто на психику слушателя.
Рациональному рассудку такой ход мысли противен. Чтобы
оказать действие, говорит рацио, надо совершить действие. Информация сама по
себе не есть действие, энергия. Вот что подсказывает нам разум. Но в данном
случае рассудок может оставаться спокоен: я ведь не утверждаю, что слово об
Источнике перемен является ПРИЧИНОЙ перемен; я утверждаю, что слово об
Источнике перемен является симптомом перемен. Иными словами, я не мог бы и
говорить об Источнике перемен, если бы Этот Источник бездействовал. Самое
слово
о Нем есть следствие Его действия.
Боюсь, что мои слова все-таки остаются еще неясными.
Попробую объяснить еще раз. Говоря о Том, Что вне мира, я самим актом
говорения
о Нем расширяю мир - ведь и мои слова только часть мира. Если не расширять
мир
(частью которого является и мое слово), то нельзя и говорить о том, что вне
мира! Но расширение мира - хотя бы только мира смыслов - не может иметь
причину
в самом мире (ведь миром мы обозначили ВСЕ). Значит, нельзя говорить о Том,
Что
вне мира, если на то нет причины в Том, Что вне мира.
Это очень просто, но трудно уловить уму, воспитанному
на
идее повторения.
А ведь наш ум на этой идее и воспитан. Для такого ума
еще
и еще раз поясню: говоря о ГРЯДУЩИХ (не о прошлых) ПЕРЕМЕНАХ я самым этим
говорением создаю ПЕРЕМЕНУ. Например: если исходить из веры в то, что
ПЕРЕМЕН
не будет, то мои слова просто лишены смысла. Если же допустить, что перемены
БУДУТ, то самое это допущение МЕНЯЕТ вас. Причем принципиально меняет -
ничто в
мире не может быть источником такой перемены, ведь все, что в мире, БЫЛО. Из
того, что было, никак не вывести возможности того, что не было! Откуда же
идея
такой возможности? Для читателя - из моих слов. Но настоящая причина этого
не
во мне - я же часть мира, живу по его законам, и НЕ МОГУ быть источником
перемен. А в чем же причина? Она вне мира, вот и все. По другому не
объяснишь.
Впрочем, это рассуждение никак не является
доказательством существования Источника перемен, ведь само оно основано на
уверенности, что БЫВАЮТ ПЕРЕМЕНЫ, в то время как мир сам по себе все-таки
есть
некий порядок. Если кто-то по-прежнему убежден, что в самой своей основе
жизнь
опирается на некий постоянный принцип, для того все остальные выводы лишены
смысла. Равно как и для того, кто считает сам мир хаосом. Но ни тот, ни
другой
не верят в Бога, Который не от мира. Быть может, первый и верит в бога, но
его
бог является лишь частью его мира, одним из его смыслов. Мой Бог не таков. О
Нем и говорить-то невозможно, это возможно только если Он Сам даст о Нем
говорить. О Чем и речь.
Для меня Православие - это именно служение Тому, Кто
за
пределами всего. Это моя философия Православия. И вот, я неизбежно прихожу к
выводу, что невозможно ни упомянуть, ни помыслить о Боге, если не будет на
то
особого Божественного действия. Для меня самое упоминание о Боге - это чудо,
это невозможное дело. Ведь мой Бог не вмещается в мире. В мире нет и не
может
быть причины, чтобы говорить о Таком Боге.
Но Православие - это религия, а не просто философия. А
религия - это действие, это практика, а не просто рассуждение. Люба
практическая философия - непременно уже и религия, хотя бы и атеистическая.
(А
атеизм - это религия Человечества как объекта служения и поклонения;
впрочем,
тут нужен разговор особый.) Потому говорить о религии захочет не каждый -
это
слишком ответственный шаг. Дело в том, что говорить о Боге, Который вне
мира, -
это действие, меняющее мир. Самое рассуждение о Нем уже есть некая практика.
Самое рассуждение о Нем уже есть религиозное действие, потому что без Его
содействия мы не могли бы ни сказать, ни помыслить о Нем, о Том, Кто вне
всего.
Потому тот, кто избегает участия в религиозных действиях, должен тут
почувствовать себя обманутым, если только он смог уловить смысл сказанного.
Его
уже втянули в религиозное действие. Если же кто-то твердо верует, что НЕ
БУДЕТ
ПЕРЕМЕН, то мои слова для него просто лишены смысла. Такой человек, будь он
хоть семи пядей во лбу, при всем желании не поймет того, что сказано. Сама
моя
логика для него закрыта, потому что допущение перемен или отказ перемен -
это
принципиально разный СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ.
Если же Вы, читатель, поняли меня, и не в обиде за то,
что случилось между нами, предлагаю сделать следующий шаг.
Если говорить о Том, Что вне мира, невозможно, не
изменяя
мир, то само по себе это говорение уже есть некая практика. Каковы ее цели и
последствия?
Смысл данной религиозной практики в том, чтобы
адаптироваться к грядущим переменам. Чтобы "привыкнуть" к Тому, к
Чему невозможно привыкнуть. Невозможно привыкнуть, потому что перемены - это
действительно новация. Зато можно самому стать агентом перемен, принять в
них
участие, содействовать им. И в этом смысле "привыкнуть". Когда ты
обнаружил себя на наковальне, самая безопасная позиция - это стать молотом.
Это и значит быть не от мира сего. И первый шаг к
этому -
поверить, что грядущее действительно не выводится из
настоящего.
А метод, применяемый для этой адаптации - метод,
апробированный практикой нескольких тысячелетий, таков: надо призывать Имя
Того, от Кого исходят перемены. Надо призывать Имя - это кажется странным;
странная рекомендация. Между тем, если то, что сказано выше, действительно
понято, то действенность этой рекомендации очевидна: никто не может
произнести
это Имя, если не будет на то содействия Того, Чье Имя произнесли. Это же
очевидно - если только это действительно имя Того, Кто вне мира. Это было
осознано и апробировано нашими предками более пяти тысяч лет назад: "У
Сифа также родился сын, и он нарек ему имя Енос; тогда начали призывать имя
Господа." (Бытие, гл. 4, ст. 26)
Ясно, что призывание Имени (то есть, простое
повторение
определенного сочетания слов) - это самый примитивный, общедоступный способ
молитвы. Я намеренно избегаю сейчас говорить о иных подходах, которые
требуют
более или менее длительной подготовительной работы - молитве
"умной"
и "умно-сердечной". Очевидно, что до рождения Сифа просто не было
нужды в призывании Имени, то есть в примитивной СЛОВЕСНОЙ молитве. Даже
братоубийца Каин не испытывал затруднений в том, чтобы говорить с Господом
напрямую. "Разве я сторож брату моему?" Молиться умом и сердцем
вообще-то
способен любой человек, но по мере осквернения ума помыслами и сердца
страстями
человек забывает, как это делается или, что хуже, начинает беседовать с
дьяволом, принимая его за Бога.
Зато словесная молитва как таковая является
упражнением
общедоступным, простым и эффективным средством самозащиты от манипуляций
сознанием. Вместе с тем за ней, за простой и общедоступной словесной
молитвой
явно или неявно стоит целая философия Имени, притом весьма тонкая и
изощренная
религиозная философия. Немолящийся человек, даже интеллектуал со специальной
подготовкой (как в философии, так и в мистике), испытывает обычно большие
проблемы при попытке серьезно разобраться в этом учении, обычно снова и
снова
переходя от одних интеллектуальных версий к другим на протяжении всей жизни,
в
то время как даже и неграмотный практик - носитель молитвы словесной -
спустя
сравнительно недолгий срок (год-два) интуитивно вполне усваивает эту
философию.
На самом деле она проста как дыхание, просто ум наш манипулирован. Однако
попробуем разобраться.
Что мы говорим? Слово. Но как может слово обозначать
Того, Кто вне совокупности всех возможных смыслов? Никак. И если мы сейчас
все-таки говорим о Нем (а с точки зрения неверующего, мы говорим ни о чем),
то
только потому, что Он дал нам говорить. Никакое слово не может быть его
Именем,
если Он Сам не изволит. Надеюсь, эта простая мысль понята. Но что отсюда
следует?
Казалось бы, с
учетом этого обстоятельства говорить о Нем возможно только в особых,
неповторимых ситуациях, когда дается некое откровение. Казалось бы, Имя Его
должно быть каждый раз уникальным, на данный случай. Казалось бы,
возникновение
Традиции призывания Его Имени просто невозможно, как невозможно сделать
Перемены привычными. Уж не на "перманентною" ли революцию намекает
автор, не к нигилизму ли призывает, не собирается ли в очередной раз
разнести
матушку-Россию, врезав молотом по наковальне?!
Казалось бы! Но не таковы свойства нашего мышления и
языка. Любое слово, хотя бы однажды будучи использовано в каком-либо смысле,
навсегда несет на себе отпечаток этого смысла. Использование слова без
оглядки
на те смыслы, которыми оно отягчено за историю своего существования,
свидетельствует о неискусности пишущего (говорящего), либо о сознательном
пренебрежении теми ситуациями (жизненными контекстами), в которых
использовался
тот или иной смысл. Потому если хоть однажды кто-то по откровению
использовал
какое-либо слово как Имя Неименуемого, с того времени уже нельзя
пренебрегать
тем, что это слово несет на себе печать Слова. Русское слово "бог"
когда-то использовалось для обозначения идолов. Впрочем, существует хорошая
традиция подчеркивать тот самый, единственный Смысл с помощью заглавной
буквы.
В этой заметке я использовал для означения Того же
смысла
словосочетание Источник перемен, подчеркивая тем самым принципиальную
несводимость Божественного действия к уже имеющимся закономерностям
мироздания.
Очень трудно понять - и будет неудивительно, если почти никто из читателей
этого не поймет - каким образом Имя может быть агентом перемен.
Естественно, само по себе некоторое слово,
использованное
как Имя Божие, является частью мира, и никаких особенных перемен вызывать не
может. Но именно поэтому-то оно и не может не колебать мироздания, будучи
использовано для именования Неименуемого. Потому что исходя из мироздания,
исходя из чего бы то ни было существующего, невозможно использовать слово в
Этом смысле. И если оно все-таки используется в Этом смысле, значит, дело не
обошлось без прикосновения свыше.
Самое это слово может без конца повторяться - но оно
не
может не быть агентом перемен, неповторимых новаций. И участие в призываниии
этого Имени делает человека агентом грядущего.
Бог вне мира, Он является Причиной пермен, от Него -
новое в мироздании. Призывать Его Имя значит быть агентом перемен, значит
служить Его делу. Призывать Бога - это самый простой и общедоступный путь
служения Богу. Собственно, именно этим и занимаются в Храме. Это и
называется
Богослужением.
Служить Богу самым делом не так просто, прежде всего
по
причине манипулированности нашего сознания. Человек, который всю жизнь
думал,
что он служит Богу, может в конце с ужасом обнаружить, что служил
собственным
страстям. Потому-то Святые рекомендуют нам, имеющим ум искаженный, начинать
Богослужение именно с призывания имени Бога.
Это действие простое, но для врага рода человеческого
весьма ненавистное, потому что оно делает ситуацию непредсказуемой. Молитва
делает ситуацию непредсказуемой, а значит, и неуправляемой.
Самое это действие - повторять и повторять Имя Бога -
не
имеет причины, не имеет и цели в мире. С точки зрения мира, оно
бессмысленно,
ведь Бог не от мира. Человека могут побуждать к этому действию разные мотивы
(например, простое подражание), но ни один из них не является достаточным
для
того, чтобы стать причиной этого действия, если только Тот, Кого призывают,
действительно ВНЕ мира. Призывать Его может только тот, Кому Он дал такое
призвание. Призывать Его - это ПРИЗВАНИЕ в изначальном смысле этого слова.
Избрать этот Путь и идти по Нему - это избранничество в изначальном смысле
этого слова. Хотя ничего недоступного тут вроде бы нет, человек не может
избрать этот Путь, если Он не изберет этого человека. Хотя ничего сложного в
этом Деле нет, оно общедоступно. Всякий может это делать.
А всякий, кто принял Крещение в Православии, даже
ПРИЗВАН
это делать. Удивительно, что мало кто обращает внимание на это
обстоятельство,
а ведь, принимая Крещение в Православии, ты ОБЯЗУЕШЬСЯ непрестанно молиться.
Человек, который крестился и не молится, тем самым не исполняет своего долга
перед Богом, и что удивительного, если это приводит к последствиям, мягко
говоря, неожиданным. Принимая крещение, мы вступаем на путь войны с
дьяволом, и
что удивительного, если мы получаем тяжелые удары после того, как отказались
использовать данное нам оружие. А оружие православного - это имя Иисус. Это
просто понять и делать, и это трудно понять и делать.
Здесь странная логика. Ты можешь сказать:
"Господи,
Иисусе Христе, помилуй мя". Это в твоей власти - сказать или не
сказать.
Но ты можешь сказать это только в том случае, если Он даст тебе это сказать.
Если ты сказал: "Господи, Иисусе Христе, помилуй мя," значит, Он
дал
тебе это сказать. Если ты не сказал: "Господи, Иисусе Христе, помилуй
мя," значит, Он не дал тебе это сказать. Он Сам избирает тебя, или же
не
избирает. Но ВОТ СТРАННОСТЬ - это в твоих руках - быть или не быть
избранным.
Хочешь быть избранным - будь им, но если Он не захочет, то ты не сделаешь
этого. Сам не сделаешь, хотя и можешь. А если сделаешь - значит, Он
дал.
Никто не может призвать Его, если Он Сам не даст
человеку
совершить это простое действие. Скажи: "Господи, помилуй"! Если
сказал - значит, это Он дал тебе сказать. Если не сказал - значит, Он не
соизволил. Тут нет ничего случайного.
Можно заставить своего ребенка призывать Имя Божье. Но
причина того, что он это делает не в тебе, а в Том, Кого он призывает. Ты
здесь
выступаешь лишь агентом Его действия. И как таковой ставишь себя под удар
"контрразведки" князя мира сего. Но Бог, конечно, сильнее того,
Кто противится
Ему.
Вот в чем заключается идея адаптации к грядущим
переменам: когда мы призываем Имя Источника Перемен, то Сам Он действует в
нас,
в самом акте призывания. Потому как мы относимся к этому акту - к
произнесению
слов молитвы - так мы относимся к Тому, Кого призываем!!!
Человек может думать, что он любит Бога, но если он не
любит говорить слова молитвы, то на самом деле он не любит Бога. Если мы
молимся невнимательно, значит, мы относимся к Богу невнимательно. Если нам
скучно молиться, значит, Бог кажется нам скучным. Если нам трудно молиться,
значит, нам трудно быть с Богом. Если у нас нет времени на молитву, значит,
мы
не находим времени для Бога.
Заставляя себя молиться, приучая себя к молитве,
человек
заставляет себя служить Богу, приучает себя к Богу. От Которого исходят
перемены. И таким образом готовится к грядущим переменам.
Это все потому, что самое произнесение слов молитвы -
это
действие Бога в человеке. Без Его содействия мы не могли бы молиться.
Совсем.
Тот, кто полагает, что человек может призвать Имя
Божие
без помощи Самого Бога, тот считает Бога частью мироздания. Имя Божие - это
действительно часть мироздания. Но если оно означает Того, Кто вне, то оно
не
может не изменять мироздания, по смыслу. А изменить мироздание может только
Тот,
Кто вне. Без Его содействия никакое слово само по себе не может быть Его
Именем. Это и есть самая основа, даже снова основ того, что называется
исихазмом. Имя Божие - часть мира, но тот, кто произносит Его, является
агентом
действия Того, Кого оно означает.
Чтобы познать Бога, надо без конца призывать Его,
внимательно вслушиваясь в сам акт призывания. Кажется, это ты сам Его
призываешь, а на самом деле это Он Сам в тебе действует. Его действие не в
тех
или иных ощущениях и восприятиях, которые возникают при молитве, а в самом
акте
молитвы, в проговаривании слов молитвы. Только на это - на произнесение слов
молитвы - и надо обращать внимание. Остальное неважно. Неважно звучание
слов,
неважны всевозможные естественные и сверхъестественные эффекты, которые при
этом могут возникать. Важен сам факт молитвы, факи произнесения слов
молитвы.
На это только и надо обращать внимание. Это и называется "заключить ум
в
слова молитвы". Там Бог в Своем действии.
Есть более высокая ступень молитвы, когда молитва не
проговаривается, но умственно мыслится, но принципиально это дела не меняет:
сам акт молитвы есть действие Того, к Кому молитва обращена. Пока ум лишь
вслушивается в слова молитвы (хотя бы и произносимые "про себя"),
Бог
действует вне ума, в словах, которые "слышит" ум. Когда ум МЫСЛИТ молитву (ведь мысль - это
не
то же, что и слово) - значит, благодать действует уже в самом уме. Это и
есть
умная молитва.
Можно задаться интересным и по-своему важным вопросом
-
всегда ли Бог действует в тех словах, которыми мы молимся, когда они
используются вне молитвы, в иных ситуациях, в иных словосочетаниях?
По-видимому, Имя Божие ВСЕГДА имеет в себе содействие Именуемого. Иначе бы
не
было заповеди "не произносить Имя Божие всуе". Если бы, будучи
использовано мимоходом, оно ничего не значило, то это не было бы грехом. А
другие слова молитвы освящаются в самой молитве, освящаются тем, что
ставятся в
связь с именем Божиим. Будучи употреблены вне молитвы, они ничего не значат
в
мистическом плане, разве что если это слова редкие, например, славянизмы,
взятые из молитвенной практики. Тогда они намекают на Того, о Ком нельзя
говорить всуе. А значит, их тоже нельзя использовать всуе.
Упомянув о славянизмах, скажу уж заодно несколько слов
в
защиту славянского языка. Мало кто знает, что это язык искусственный,
созданный
Кириллом специально для перевода Священного Писания. В разных славянских
диалектов того времени слова имели, естественно, чуть разный смысл, чуть
по-разному использовались. Можно было перевести Писание на ОДИН из
диалектов,
но Кирилл совершил поступок по-своему героический. Он просто поставил
славянские слова во взаимно-однозначное соответствие с греческими, тем самым
сознательно отказавшись от собственно ПЕРЕВОДА. Читая славянскую Библию
(слушая
Литургию) мы узнаем ПОДСТРОЧНИК древнегреческой Библии (Литургии).
Славянские
слова имеют не совсем тот смысл, что созвучные русские. Они имеют в точности
тот же смысл, что соответствующие древнегреческие. Читая по-славянски
достаточно много, ты постепенно вникаешь в стихию именно древнегреческого
языка, на котором был написан Новый Завет (и Ветхий, в переводе 70-ти)!
Собственно, Гомера, Платона и прочих следовало бы перевести именно на
церковно-славянский (и это нетрудно сделать, поскольку соответствие между
словами того и другого языка взаимно-однозначное!), чтобы мы могли вполне
проникнуть в их мысли.
По счастью, русский язык сформировался под сильным
влиянием церковно-славянского; созвучные слова того и другого языка чаще
всего
недалеки по смыслу (хотя бывает!). Изучить славянский нетрудно, нужно только
научиться читать (а буквы-то почти те же) и побольше, побольше почитать. И
вот
ты уже с головой окунулся в стихию античности. А если почитать славянскую
Библию, то ты имеешь наилучший в мире перевод Писания (70-ти). Лучше -
только
сам иврит. Но Новый-то завет изначально писался по-гречески. Так что мы,
друзья, находимся в полшаге от высочайших вершин мировой культуры и... не
пользуемся этим. Почему? Потому, что сознание наше
манипулировано.
По этой-то причине все культурные (по-настоящему) люди
читают молитвы именно по-славянски. Хотя Бог, конечно, равно понимает любой
язык и даже любой бессловесный намек. Гораздо лучше, чем сам намекающий. И
это
страшно.
Говоря о Боге неразумно, неблагоговейно, мы все-таки
говорим о Том Самом Боге, от Которого и ради Которого все смыслы. Только так
получается, что мы говорим совсем не то, что думаем. Наши ошибочные мысли
остаются при нас, а работают те смыслы, быть может, для нас неприметные,
которые Ему угодно усмотреть в сказанном. Потому что все, что бывает (и все,
что говорится), бывет Его судом и определением. Одно неосторожное слово о
Боге
может наложить проклятие на наших детей или на нас самих. Не поминайте Бога
всуе.
Говоря о молитве словесной, я пытался (не знаю,
насколько
успешно) объяснить читателю, почему призывание имени Бога, простое
повторение
слов молитвы, даже только намек на Бога, не может не влиять на судьбу
человека.
Я старался показать читателю, что, призывая имя бога,
он
готовится к непредсказуемому грядущему (впрочем, подавая милостыню не ради
человеческого расчета, не ради страстей - тоже готовится...). Объяснить это
мне, возможно, и не удалось, потому что это постигается на практике: наше
сознание манипулированно, и уважаемый читатель, возможно, просто не найдет в
себе
сил, чтобы сосредоточить ум на моих словах. Более простой путь - это просто
повторять и повторять слова молитвы. Для начала можно просто ПОВЕРИТЬ, что
это
действие НЕ МОЖЕТ не приносить плода. Чтобы поверить в это, достаточно
просто
благоговеть перед Богом. Если ты благоговеешь перед Ним, то для тебя
очевидно,
что Его имя что-то значит!
А дальше, приобретя опыт молитвы, человек и сам без
особого труда поймет, почему молитва никогда не остается без последствий.
Это
просто откроется. Вначале ты убедишься, что молиться необыкновенно,
необъяснимо
трудно. Если ты не бросишь молитву на этом этапе, то постепенно для тебя
станет
очевидно, что есть сила, противодействующая молитве. Далее станет ясно, что
это
не простая инерция психического "материала", а именно активное
сопротивление, порой маскирующееся под инерцию, а порой и не маскирующееся.
Потом на конкретных примерах действия этого сопротивления ты откроешь для
себя,
что это - сила разумная, более умная,
чем мы с тобой. И только потом ты вдруг поймешь, что это очень мощная сила,
что
противодействие этой силе просто невозможно без сверхъестественной помощи
свыше. Тогда-то откроется, что само твое усердие к молитве было даром свыше.
Что сама молитва - это дар свыше, это действие Того, Кому мы молимся. Без
Его
содействия мы не могли бы ничего сделать против ТАКОГО сопротивления.
Тогда-то
становится очевидным, опытным фактом, что сам акт молитвы - это дар свыше.
Таким образом, само бесовское противодействие молитве помогает нам в самом
опыте понять то, что я безуспешно пытаюсь доказать словами: как уже сказано,
наказание придает вес словам. А бесовские манипуляции сознанием - это сущее
наказание!
Говоря о молитве умной, я хочу указать на аналогичную
закономерность, но тут уже даже и не дерзну как-то обосновывать мою мысль:
это
можно понять только на опыте.
Суть дела такова: Богу нельзя солгать. Обращаясь к
Богу в
УМНОЙ молитве, невозможно сказать неправды. Сказать-то можно что угодно, но
это
не будет УМНОЙ молитвой. Потому тому, кто научился молиться умом, на любой
вопрос нетрудно получить ответ "да" или "нет". Надо
только
попытаться сформулировать вопрос в виде прошения. Там, в глубине ума,
вопрос,
просьба и предположение - это разные формулировки одной мысли. Неверная, не
соответствующая Истине формулировка просто не хочет становиться умной
молитвой.
Богу нельзя сказать неправду умом. Почему? Потому что умная молитва - это
действие Самого Бога в уме человека. А Бог истинен.
Молитва вообще - это действие Бога в мире. В слове, в
мысли. Наконец, и в чувстве. Быть может, в молитве сердечной невозможно даже
ЗАХОТЕТЬ того, что неугодно Богу. Потому что сердечная молитва - это
действие
Бога в сердце. Ведь если Бог вне мира, то как молиться Ему, если Сам Он не
даст
молитвы? Никак невозможно! Потому тот, кто в сердечной молитве пребывает, не
может даже захотеть греха, не утратив сердечной молитвы. Тот, кто старается
сохранить такую молитву, самым этим усилием постепенно очищает свое сердце
от
страстей, от всех греховных пожеланий. Но нам до этого пока что очень
далеко.
Для меня Православие - это именно служение Тому, Кто
за
пределами всего, однако действует в мире, изменяя мир. Это моя философия
Православия. И вот, я неизбежно прихожу к выводу, что невозможно ни
упомянуть,
ни помыслить о Боге, если не будет на то особого Божественного действия. Для
меня самое упоминание о Боге - это чудо, это невозможное дело. Ведь мой Бог
не
вмещается в мире.
Впрочем, само-то Православие весьма многолико. Под
одной
церковной крышей уживаются весьма разные философские взгляды. Уживаются
мирно
(хотя порой и немирно), так же, как в науке спокойно трудятся рука об руку
представители совершенно разных философских течений. Вспомним, к примеру,
философские споры вокруг квантовой механики. "Бог не играет в
кости,"
- настаивал Эйнштейн, подозревая, что стохастический характер волновых
уравнений - лишь следствие незавершенности теории. Он был убежден, что
будущее
должно быть принципиально предсказуемо. Он же, Эйнштейн, ввел в космологию
лямбда-член, ввел с целью обоснования возможности вечного, стационарного
мироздания. А ведь Эйнштейн верил в Бога. Просто он был представителем той
философии, что
Мир на земле прочно стоит.
Сверху Господь мудро глядит.
Нужен Он нам.
С нами Он Сам.
Бог Эйнштейна был частью его мира.
А рядом с ним, создавая те же "кванты",
трудились сторонники решительно вероятностного подхода к миру, сторонники
принципиальной непредсказуемости будущего. С Эйнштейновским понятием о Боге,
Который "мудро глядит", зная все наперед, такая философия
совмещается
лишь с оговорками: быть может, Бог, зная Сам все наперед, просто положил
пределы человеческим возможностям предсказания будущего, и вот наука, по
логике
своего развития, наконец наткнулась на эти пределы. "Кванты"
указывают нам на возможные исходы эксперимента и позволяют рассчитать
вероятности этих исходов. Но не позволяют предсказать, что же именно
произойдет. Что же именно произойдет - это вопрос Божественного изволения,
ни
больше, ни меньше. Для Эйнштейна такой поворот дела был неприятен: как
религиозный философ, он рассматривал научное познание мира (одним из
величайших
представителей которого он все-таки был сам) как познание Бога, Который
создал
этот мир. Теория, предсказывая будущее (исход эксперимента) тем самым
открывает
нам тайну Божественного изволения; изучая физику мироздания, мы познаем Его
предпочтения - вот мысль Эйнштейна. Идеальная физическая теория - концепция
"наименьшего действия"! Функция Лагранжа - функция предпочтений
Самого Создателя (используя терминологию теории игр), вот на что дерзнула
классическая физика. Казалось бы, что может быть естественнее, чем идея
познания художника через его творения? А по-моему, это идея в принципе
ошибочна.
Невозможно познать Бога через познание Его творений,
как
невозможно постичь бесконечность, идя от одного числа к другому. Сотворенное
в
каждый данный момент завершено, замкнуто в себе - самое творение же никогда
не
завершается. Стохастика квантов представляется мне куда более
содержательной.
Конечно, Бог не играет в кости. Но тот или иной исход квантового
эксперимента
действительно непредсказуем - Господь дает нам тот или иной жребий по Своему
непостижимому для нас предпочтению, не случайно. В этом смысле априорная
вероятность (до эксперимента между нулем и единицей) и апостериорная
вероятность (1 или 0 после эксперимента) дают нам две различные картины
мира;
если невозможна теория, позволяющая точно предсказывать апостериорную
вероятность (то есть исход эксперимента), значит, квантовый эксперимент
меняет
не просто картину мира, но сам мир. Значит, Создатель прикасается к
мирозданию
весьма часто, хотя настолько легко, что только с помощью специальных
приборов
(хотя бы простого счетчика Гейгера) эти слабые прикосновения можно заметить.
Тогда каждый радиоактивный атом распадается только по особому изволению
Свыше.
Если такое понимание кому-то представляется нелепым, то он, вслед за
Эйнштейном, должен ожидать возникновения детерминистской, не вероятностной
квантовой механики: тогда исход эксперимента должен предопределяться тем,
что в
мире. (Впрочем, почему не предположить, что есть законы мироздания,
принципиально недоступные для человека? Но если мы верим во Христа, то
должны
отвергнуть такое предположение: Сам Бог стал человеком, что же может быть
недоступно для человека?)
Совершенно разные философы легко уживаются под крышей
одной науки, потому что основа науки - не философия. Они соглашаются в том,
что
с точки зрения науки является главным: что исход эксперимента все-таки можно
предсказать, основываясь на известных уравнениях. А как понимать (философски
истолковать) входящие в уравнения значки - это уже второй вопрос, который
можно
обсудить за чаем.
Подобно этому и в церковной ограде мы встречаем
довольно
разные философские убеждения, потому что основа религии все-таки - не
философия, а некоторая практика. Произнося одни и те же слова молитвы, люди
вкладывают в них чуть (а порой и весьма) разный смысл. Называя Господа
Источником перемен, я выстраиваю некую философию, которая может показаться
странной многим вполне православным людям, для которых, как и для Эйнштейна,
важно, что
Мир на земле прочно стоит.
Сверху Господь мудро глядит.
И все-таки для меня Православие - это философия
перемен.
Первое слово воплотившегося Господа было слово о грядущем: "Покайтесь.
Ибо
приблизилось Царствие Небесное." А слово "покаяние", которое
в
русском языке звучит как синоним "раскаяния", по-славянски
означает
"изменение ума", или, используя современные понятия,
"изменение
сознания". "Покайтесь" - значит "увидьте мир иным",
потому что грядут перемены. То, что кажется ныне неизменным и прочным,
уйдет.
То, что сегодня только в зародыше, станет главным. Миру предстоят
кардинальные
перемены - вот смысл христианства!
Прошлый наш опыт во многом бесполезен для того
будущего,
которое нас ожидает. То, что нам предстоит, неожиданно для нас! И чтобы быть
готовыми к грядущим переменам, необходимо уже сегодня начинать жить по
законам
грядущего мира. То, что вполне оправдано по современным понятиям,
непростительно по понятиям грядущего. Настанет день, когда для каждого из
нас
это станет столь же очевидным, как очевидно сегодняшнее (на самом деле,
вчерашнее). "Покайтесь" означает "увидьте мир другими
глазами", увидьте сегодняшнее глазами будущего века, вот и
все.
Неудача проповеди христианства на Востоке, особенно в
Китае, несомненно связана с тем, что для человека восточного менталитета
именно
эта идея грядущих кардинальных перемен является весьма сомнительной. Для
Востока перемены - это колесо, Восток привык искать в мире неподвижную
точку,
поиск неподвижной точки - это смысл жизни восточного мудреца. Идея Источника
перемен, смещающего саму неподвижную точку - идея глубоко враждебная этому
мудрецу. Она лишает смысла его жизнь. Например, даос ищет бессмертия,
физического бессмертия вот в этом самом теле. Но если впереди конец света,
то
бессмертие в даосском смысле просто недостижимо; христианство лишает даоса
необходимой экологической ниши: ему просто НЕГДЕ жить вечно, если "небо
и
земля прейдут". Даос может быть физиком, даже почти материалистом:
недаром
его задача - физическое:) выживание. Но как ему сделаться христианином? А
ведь
Китай был и остается по своему менталитету страной именно даосской, не
буддийской и не конфуцианской, а именно даосской - встряска Культурной
революции ясно показала, кто чего стоит в Китае. Кстати, величайшие
достижения
Китая - традиционная медицина и боевые искусства - имеют именно даосские
корни;
это необходимые пособия для реализации идеи телесного бессмертия. Китай -
страна даосская; Китай ищет неподвижности в движении; Китаю не нужны
ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ перемены. Как не нужны они, впрочем, и сытой
Европе.
А нам-то, нам-то как раз нужны Перемены, на них-то и
надежда!
То понимание христианства, которое я предлагаю
вниманию
читателя, это специфически восточное христианство, именно Православие, да
притом не вся толща православной культуры, а именно тот ее аспект, который
связан с исихазмом.
Мне, увлеченному именно ТАКИМ Православием, кажется,
что
именно способность поверить, что будущее совсем не выводится из прошлого,
именно готовность принять перемены и делает человека по преимуществу
христианином. Но я наблюдаю, что множество православных живет веком
сегодняшним, не переставая от этого быть православными - и это заставляет
меня
высказываться осторожнее: я предлагаю Вашему вниманию лишь одну из философий
Православия. Для кого-то в Православии важнее нравственное учение, для
кого-то
Православие - в первую очередь "русской земли утверждение" - я ни
с
тем, ни с другим не спорю. Я только указываю, что нравственность Православия
-
это нравственность будущего века. Я только подчеркиваю, что русская земля
утверждалась именно непоколебимой верой в конечную победу добра - именно эта
вера позволяла нам побеждать в таких положениях, когда любой народ давно бы
пришел в отчаяние и сложил руки. Россия выживает всегда вопреки здравому
смыслу, когда здравый смысл констатирует, что шансов выжить нет. Но приходят
перемены - и шанс появляется - вот русский опыт перемен!
Мы называем Источник перемен нашим Господом - это
значит,
что нет ничего невозможного, ничто не предопределено само по себе. Все
предопределяет Тот, Кому все подвластно. А значит, не бывает безнадежных
положений. Из того, что ныне все плохо и нет никаких перспектив, невозможно
заключить, что и завтра будет все плохо и бесперспективно. Будущее не
выводится
из прошлого.
Ясно, что такая философия возбуждает ненависть
воздушных
князей века сего.
Что день грядущий нам готовит?
Без сомнения, вопрос о будущем, тайна будущего - это
тайна тайн и загадка всех загадок. Если глядеть в корень, то любое знание -
это
знание о прошлом, и оно полезно или бесполезно в той мере, в какой
позволяет нам хотя бы в какой-то мере
предвидеть будущее. История, сознает она это или нет, стремится стать наукой
о
будущем. В сущности, всякая наука является наукой в той мере, в которой
позволяет предсказывать то, что еще не произошло.
Но еще важнее для нас возможность влиять на будущее.
Заметим особо - это очень важная мысль! - что ЗНАТЬ будущее и иметь
возможность
ПОВЛИЯТЬ на будущее - это вещи во многом противоположные и почти
несовместимые.
Остановим на этом внимание ума.
Если я имею свободу воли, и имею возможность повлиять
на
будущее, то я уже НЕ МОГУ ЗНАТЬ, что же именно будет - ведь будущее зависит
от
того, как именно я буду на него влиять. Если же я ЗНАЮ, что будет, то я, по
самому смыслу понятия, уже НЕ МОГУ ПОВЛИЯТЬ на это. Совместить одно и другое
можно только в одном случае: если я ЗНАЮ, что все будет именно так, как я
хочу:
в этом случае я, даже имея возможность изменить течение событий, стану
ВЛИЯТЬ
на них именно в том направлении, в каком надо.
Только СОГЛАСИЕ с грядущим позволяет совместить
свободу и
знание. Вне этого согласия приходится выбирать: либо сила (возможность
влиять
на будущее), либо знание (будущего)!
Тут разрешение одного из многочисленных парадоксов
Богословия. Парадоксальность Богословия - одна из важных причин массового
невежества в Богословии. Подавляющее большинство верующих плохо разбираются
в
Богословии именно потому, что не знают, как разрешаются эти парадоксы.
Подавляющее большинство неверующих не веруют именно потому, что уверены,
будто
у этих парадоксов нет решения.
А решение есть. Например, популярный парадокс:
"Может ли Бог создать камень, который не смог бы поднять," -
разрешается просто и однозначно: может, но не хочет. Потому что это означало
бы
ограничить Свое всемогущество. Но - слава Богу! - Ему угодно быть
всемогущим.
Потому-то ВСЕ ВОЗМОЖНО, и это источник нашего оптимизма. Бог может АБСОЛЮТНО
ВСЕ. Но хочет не все, а именно то, что и будет.
Но тут возникает новый парадокс. Мы верим, что Бог
всемогущ
и всеведущ. Но как совместить одно с другим? Если Бог знает, что будет, то
может ли Он сделать, чтобы было иначе? Если нет, то где всемогущество? Если
да,
то верно ли знание? Этот парадокс, как и прочие, тоже решается просто. Ответ
заключается в том, что все будет именно так, как Он хочет. Он МОЖЕТ устроить
иначе, но не хочет, чтобы было иначе.
Но тогда возникает следующий парадокс, уже не
умозрительный, а практический, задевающий самую сердцевину христианской
жизни.
Если Бог знает все наперед и хочет, чтобы все было именно так, а не иначе,
то
какой смысл молиться Богу? Если Бог знает, что будет, и если будет именно
то,
что Он хочет, то что может изменить наша молитва к Богу?
С первого взгляда этот вопрос кажется просто
неразрешимым. Мне кажется, подавляющее большинство верующих в Бога, но
немолящихся людей не молятся Богу именно потому, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верят в
Его
всеведение. "Бог и без меня знает, что должно быть; кто я такой и что
значит мой голос, чтобы мне молиться Ему?" - кто-то так думает, а
кто-то
просто чувствует. По этой же причине многие молящиеся люди склонны в
некоторой
степени ограничивать в своем воображении Божественное предведение. То есть
вроде бы он по молитве как бы изменяет свое решение. Как бы меняется от моей
молитвы. А это уже уклонение от Православия.
Вот парадокс: тот, кто мыслит о Боге подобающим Его
величию образом, тот не молится или по крайней мере испытывает проблемы,
пытаясь молиться. А молящиеся люди сплошь и рядом допускают искажение
понятия о
Боге, то есть молятся не тому богу. Конечно, только в воображении. На
самом-то
деле их молитвы принимает Тот Самый Бог. Но молитвы эти могут иметь иной,
неожиданный для молящихся смысл! Здесь есть о чем подумать, ведь именно
Церковь, говорящая нам о всемогущем и всеведущем Боге, называет молитву
основным делом веры. А вера без дел мертва. Без молитвы вера мертва.
Потому-то
обязательно надо разобраться: как же молиться, какой смысл обращаться к
Тому,
Кто знает все наперед?
Тут парадокс не столько мыслительный, сколько
практический,
жизненный. Не разрешив его для себя, невозможно быть в полном смысле
православным.
Разрешение этого парадокса в том, что сама наша
молитва к
Богу является проявлением Его действия в мире. Это основная мысль моей
заметки
о переменах. Ради этого я и сел за монитор. Сам Бог не меняется, но ОН
изменяет
мир, причем Он изменяет мир даже НЕ ВСЛЕДСТВИЕ нашей молитвы; а САМОЙ
МОЛИТВОЙ,
даруя нам эту молитву. Если бы Господь оставил мир развиваться по внутренним
законам самого мира, то никто не смог бы молиться Богу. Молитва
представляется
нам нашим собственным действием, находящимся в нашей власти. Но в
действительности молитва к Тому Самому Богу не может не быть ДАРОМ Того
Самого
Бога.
"Чего ни попросите в молитве, веруйте, что
получите
- и будет Вам," - говорит Господь. Поверь - и получишь! А какие
основания
для такой веры? А вот основание - самый факт моей молитвы. Если бы Богу не
угодно было даровать мне то, о чем я прошу, то я не смог бы и просить. Если
же
Ты дал мне молитву, это значит, что Ты хочешь и дать мне просимое.
Простота такой веры и есть Православие.
Молитва является симптомом перемен. Не причиной
перемен,
а их симптомом.
Молитва вторгается в мир извне. Всякий молящийся есть
агент грядущего.
Выражаясь изысканно, молитва - это даже не метод
повлиять
не будущее, а следствие влияния будущего на прошлое. Молитва - первая
ласточка
перемен.
Это очень просто. Господь дает нам в руки (вкладывает
в
уста) власть, ничем не ограниченную. В это трудно поверить, но это
так!
Дело тут в том, что при этом Он вовсе не выпускает
власти
из Своих рук. "Просите, и дастся Вам," - говорит Он. Но если Ему
не
угодно дать просимое, то мы просто не сможем просить: молитва - это Его дар.
Вот и все! Просто и эффективно.
Все это было бы предельно прагматично, даже утилитарно
-
а когда Господь говорит: "Просите, и дастся вам," - трудно
придумать
рекомендацию более простую и полезную для жизни! - но именно потому, что
молитва есть действие благодати, она становится делом трудным, порой почти
невыносимым.
По большей части вначале все упирается в маловерие.
Чаще
всего маловерие отсекает самую возможность молитвы - человек не будет даже
пробовать.
Но в тех случаях, когда человек решается помолиться
Богу
по какому-либо поводу, он испытывает как бы в ответ на свою молитву
нашествие
разнообразных сомнений. А это значит, что и исполнение просимого становится
сомнительным. Господь не сказал: "Попросите, и дастся вам", Он
сказал
"Просите, и дастся вам". Действительно, достаточно попросить
однажды,
и непременно получишь просимое, но только если не усомнишься!
Если же сомневаешься, то для получения просимого надо
вновь и вновь повторять прошение до тех пор, пока сомнения не исчезнут. А
сомнения рано или поздно исчезнут действием самой молитвы - ведь если бы
Господу не угодно было дать просимое, Он не дал бы тебе и молитву! А раз ты
не
перестаешь просить, значит, Господу угодно прошение.
Если сомнения вернутся, нужно снова и снова просить,
пока
они снова не исчезнут - так можно получить что угодно. Основанием для такой
уверенности
является сама молитва: если Господу не угодно подать просимое, то сомнения в
конце концов заставят человека оставить молитву. Если же ты продолжаешь
просить, то можно быть уверенным, что благодать действует: если бы Господь
не
дал тебе благодать, ты не смог бы молиться. Не переставай просить, и
непременно
получишь просимое, ЧЕГО БЫ ТЫ НИ ПРОСИЛ!
Вот что мы имеем.
Собственно, это
и
есть главное из того, что нужно знать о грядущих переменах. Будет то, что мы
будем просить у Бога - если мы только будем неотступны в прошении. Будущее
не
выводится из прошлого - оно в наших руках, если только мы не отступаем от
Господа. Нет ничего невозможного. Нет ничего непоправимого.
Однако полезно знать динамику молитвы - что происходит
с
человеком, который начинает просить. Вообще говоря, это дело
непредсказуемое.
Ведь молитва - это действие Источника перемен. Тут все возможно, все
произвольно. Вступая на путь молитвы, надо приготовиться к многообразным
неожиданностям. Это главное.
Но к этому дело не сводится. Дело еще в том, что
молитва
натыкается на некоторые препятствия, препятствия не от Бога происходящие
(хотя
и не без Его соизволения). Действие молитвы в человеке, хотя и
представляется
нам действием человеческим, но на самом деле это не столько человеческое
действие, сколько Божественное действие в человеке. Будучи действием Бога в
человеке, существе слабом и страстном, молитва встречает препятствия со
стороны
дьявола, извечного богоборца. (Молитва человека, чистого сердцем, свободного
от
страстей, - это действие сильное, несокрушимое. Дьявол бежит от такой
молитвы.
Такая молитва действительно творит чудеса!) Увы, наша молитва, как
драгоценное
вино в худом сосуде, подвержена действию разнообразных перемен, перемен в
низком смысле этого слова. Говоря кратко, действия дьявола направлены к
тому,
чтобы молитву прекратить, а при невозможности прекратить - по возможности
ослабить.
И это дьявольское действие, конечно, намеренно
допускается Богом - впрочем, допускается лишь в известной степени! - для
того,
чтобы обезопасить нас от нас же самих. Если бы ничто не мешало нам,
страстным
существам, молиться, то чего бы мы не натворили!? Нам, молящимся, дано в
руки
оружие или орудие, не имеющее никаких пределов и правил действия. Дано
всемогущество. "Чего ни попросите в молитве, веруйте, что примете, и
будет
вам," - говорит Господь. Чего ни попросите!.. Сколько перьев стерто
писателями, воображавшими, что натворит страстный человек, если дать ему в
руки
всемогущество.
Потому дьявол, этот умный, мысленный волк, восставая
между нами и Богом, восставая против нашей молитвы, выполняет необходимую,
хотя
и грязную работу "санитара леса".
Его цель состоит в том, чтобы не допустить нашего
приобщения Божественной жизни. Говорят, что тут причина в том, что история
мира
завершится тогда, когда достаточное число людей достигнут Богопознания, от
которого отпал сатана, бывший некогда ангелом, с теми ангелами, которые
последовали за ним. Тогда наступят страшные для сил тьмы перемены, о которых
им
не хочется и думать. Таким образом, препятствуя нам приблизиться к Богу,
отпавшие от Бога ангелы решают неразрешимую, но печально необходимую задачу
собственного "выживания". Это в известной мере понятно нам,
смертным
- мы заведомо умрем, но от этого не перестаем бороться за
жизнь.
Итак, демон мешает нам молиться, преследуя собственные
цели, однако реально выполняет при этом иную задачу, ради которой он и
оставлен
Богом до поры до времени.
Здесь все связано.
Мешая молитве страстного, а в своей страстности и
небезопасного молитвенника, сатана опирается в этой грязной работе на те
страсти, которые сам же и возрастил в душе человека хлопотливым повседневным
трудом, всевая в ум плевелы своих помыслов.
Если страстей нет - человек уже не хочет ничего
плохого,
совсем не хочет. Тогда он и не встречает препятствий в молитве! А пока в нас
живут грязные страсти, хотя бы лишь подсознательные, нам нелегко молиться
Богу,
потому что дьявол имеет против нас оружие в нашей собственной душе.
По большому счету, почему вообще демоны враждуют с
людьми? (Хотя частенько притворяются друзьями.) Именно потому, что любой
человек, даже самый закоренелый сатанист, потенциально МОЖЕТ начать
молиться.
Может стать агентом ненавистных для них перемен. Потому-то наилучший (с их
точки зрения) вариант действия дьявольского в отношении любого человека -
убить. "Человекоубийцей искони" назвал его вочеловечившийся Бог.
Казалось бы, какое дело бесплотным, весьма
могущественным
существам, князьям мира сего, до ничтожных червяков, каких-то там людей? Что
заставляет их принимать такое активное участи в жизни человечества? Что
является тут камнем преткновения? Дьявол производит всю эту колоссальную
работу
с каждым персонально и с целыми народами в целом, решая, по большому счету,
ровно одну задачу. Он манипулирует нашим сознанием с целью воспрепятствовать
молитве, сделать призывание Бога невозможным. Потому что, призывая Имя
Божие,
мы приближаем конец мира сего.
И вот эти-то манипуляции, демонское противодействие
молитве, имеют некоторые общие закономерности, о которых имеет смысл сказать
хотя бы вкратце.
Молитва по-настоящему начинается со слова. Хотя каждый
из
нас способен молиться умом, без слов или почти без слов, напрямую обращая
свою
мысль к Богу, но это бывает в редких случаях, как правило в серьезной
опасности. И бывает такая молитва крайне неустойчивой и, как правило,
непродолжительной. Бес легко уводит ум в сторону от молитвы, отвлекая нас
помыслами. Молитва кончается прежде, чем достигает своей
цели.
Несмотря на то, что молитва непосредственная,
неформальная очень привлекательна для верующего, на практике более
продуктивной
оказывается молитва словесная.
Почему?
Многократное повторение одного и того же краткого
прошения - это действие, от которого человека не так просто отвлечь, как от
тонкой внутренней молитвы. Потому-то дьявол в известном смысле боится
молитвы
словесной гораздо больше, чем умной.
Конечно, крайне опасна для врага умная молитва
человека,
который способен молиться, не отвлекаясь на приходящие помыслы, по
десять-двадцать минут и более. Наша непродолжительная умная молитва тоже
неприятна для врага, но гораздо хуже для него упорное многочасовое
призывание
Имени Господня. Оружие простое, и в своей простоте неудоборазрушимое. Потому
сопротивление молитве начинается с того, что в нас всеваются помыслы против
такого повторения одних и тех же слов. Это действие представляется в самом
черном свете, а последствия от него обещаются еще хуже! Отупеешь!
Свихнешься! В
чертей поверишь!
Большинство людей никогда за это и не возьмутся. А
между
тем, если бы хоть один россиянин взял на себя труд на протяжении многих дней
просто непрестанно повторять "Господи, Иисусе Христе, Боже наш, спаси
Россию," - пользы он принес бы больше, чем миллион обычных патриотов.
Даже
если эта молитва будет не слишком внимательной, она сделает свое дело, по
слову
Господа: "Просите, и дастся вам. Стучите, и вам
отворят."
Демон, ненавистник молитвы, прекрасно сознает огромную
эффективность молитвенного усердия, даже если усердствует человек совсем
неискусный. Поэтому все свое искусство враг обращает на то, чтобы не
допустить
этого действия. Прежде всего, внушая его бесполезность. Да кто ты такой,
чтобы
молиться за Россию? Что ты возомнил о себе?! Что значит твоя молитва?
ни-че-гошеньки!
И это неправда. Моя-то молитва ничего не значит. Если
она
- моя. Но молитва - это не мое, а только кажется мне моим. Всякий молящийся
молится только потому, что на это есть особое благодатное изволение свыше.
Иначе он занялся бы чем-то другим. Чего дьявол и добивается, внушая мне, что
молитва - моя.
Многие православные время от времени произносят
молитвы
за Россию, но отрывочные молитвы не столь эффективны, потому что истинная
цель
словесной молитвы - это собирание ума. Словесная молитва, даже и
невнимательная, если она достаточно долго продолжается, постепенно
уничтожает
рассеянность нашего ума. Освобождаемый от рассеяния ум способен молиться
внимательно на протяжении более долгого времени, а внимательная молитва
гораздо
эффективнее рассеянной. Там благодать действует на ум извне, в слове, здесь
начинает действовать в самом уме. Чтобы не допустить такого явления, враг
усиливается всеми доступными ему способами прервать молитвенный труд, не
допустить или максимально оттянуть его возобновление.
Например, человек, взявший на себя труд молиться о
спасении России, может серьезно увлечься другими проблемами. Постепенно
собственно задача спасения России покажется ему не столь важной для него
лично,
чтобы тратить на это столько сил. У него может появиться необъяснимая
уверенность, что социально-политическая катастрофа ему лично ничем не
грозит, и
эта уверенность вполне может помочь ему действительно выйти сухим из воды.
"По вере вашей будет вам," - это относится
не
только к молитве. Независимо от природы веры, от ее источника, вера
действительно творит чудеса, чему много свидетельств в жизни. "Смелого
пуля боится, смелого штык не берет," - эта мудрость суворовского
времени
основана на практике, как и то, что "труса пуля найдет." Только
здесь
нужно точнее определить природу явления. Не то, чтобы наша трусость или
смелость
влияли на поведение пули! Но по какой-либо причине явившаяся в человеке вера
в
то, что его "пуля боится", является одной из причин храбрости в
бою.
Эта же вера, как ни странно, действительно снижает вероятность попадания.
Странно, но факт. А может, и не странно. Соответственно, противоположная
уверенность, что "пуля найдет", является причиной робости, вместе
с
тем понижая выживаемость человека.
На этом эффекте, на действии веры, по большому счету и
основаны все эффекты, почитающиеся обыкновенно сверхъестественными. Магия -
это
искусство поверить по заказу, в этом же цель - в достижении веры, что
сбудется
просимое! - всех магических ритуалов. Настоящий механизм магической веры -
это
некоторая сознательная или неосознаваемая сделка с дьяволом, который
перестает
колебать веру человека помыслами сомнения.
К подобному парадоксальному эффекту может привести и
молитва за Россию. Дьявол прекращает волновать ум человека тревожными
мыслями о
грядущем - в обмен на прекращение молитвы. Надо, впрочем, сознавать, что бес
вероломен и выполняет свои обещания только до тех пор, пока считает нужным.
Уверенность в своей безопасности, имеющая описанную природу, может вдруг
оставить человека в самый критический момент, когда она больше всего нужна.
Наконец, для прекращения молитвы о спасении России, дьявол может помочь
устроить человеку выезд за рубеж и т. п. Ему на самом деле глубоко
безразлична
судьба России, падет там она или встанет; главное - это прекратить
призывание
Имени Господня.
Если человек одолел все эти искушения и пребыл в
молитве
словесной, он обретает способность к молитве умной. Ум, укрепленный
благодатью
Имени Божия, становится необыкновенно цепким и внимательным; таким умом не
так
просто манипулировать. Но наш противник гораздо сильнее нас самих. Он боится
только Бога и ни перед чем не останавливается, чтобы отвлечь ум от молитвы.
Укрепленный ум человека обнаруживает, что у него
появились новые, невиданные прежде возможности. Человек может обрести
способность ясновидения или начинает видеть чужие помыслы. Человек может
вдруг
стать целителем или научится беседовать с духами. Внезапно прекрасно
овладеет
каким-либо восточным единоборством или даже создаст собственный стиль.
Начнет
уверенно и крайне убедительно толковать Священное Писание или обнаружит у
себя
дар пророчества, и еще что-нибудь. Каждому дьявол предлагает нечто в
соответствии с его личными склонностями и страстьми, так что человеку
становится не до молитвы.
При этом привычка к словесной молитве может остаться,
но
к молитве осознанно рассеянной. Человек не считает молитву необходимой для
своего ума, оставив ее как внешнее упражнение, препятствующее дьяволу
приводить
ум в рассеянность. Внимание же ума направляется не на молитву, а на те или
иные
вновь открывшиеся возможности. Такой человек становится в ряд мистиков,
прославившихся вне Православия. Он может стать и просто знаменитостью, того
или
иного рода авторитетом, может достичь известного успеха и в Церкви, потому
что
обычному верующему очень трудно отличить подлинную святость от подобной
мистической одаренности.
Если же человек, пренебрегши демонскими дарами,
использовал открывшуюся внимательность ума на молитву, если пребыл в молитве
умной, то в ответ на внимательную работу ума у него начинает согреваться
сердце. На этом этапе молитва становится искренней, она называется уже
сердечной.
Нам трудно понять, что такое настоящая искренность. Во
всяком случае, она невозможна для рассеянного ума. Наш ум переходит от одной
мысли к другой, побуждая сердце к множеству разнообразных и противоречивых
движений. Даже мать, потерявшая ребенка, при всем свом горе то и дело
невольно
отвлекается на посторонние мысли. А это, как ни печально, верный симптом
неискренности.
Ум, полностью собранный в молитве, постепенно
пробуждает
в сердце по-настоящему искреннее молитвенное чувство, цельное и чуждое
противоречий. К сожалению, человек обнаруживает тут, что многие чувства,
казавшиеся ему до сих пор глубокими и искренними, есть только рябь на
поверхности его сердца. Он может с болью открыть для себя, что на самом деле
вовсе не любит Россию. И другие болезненные открытия готовит нам наше
собственное сердце. Тогда молитва неизбежно изменяет направление, она
становится молитвой покаяния, плачем о себе самом.
На самом деле настоящая сердечная молитва только и
может
быть молитвой покаяния. Углубившись в сердцевину души, человек обнаруживает
именно там, в своем собственном сердце, главного врага! Главного врага и
России, и каждого человека на земле, и своего собственного
врага.
Тут надо иметь в виду, что молитвенный труд наш - это
одно. А исполнение молитвы - это другое. Господь может исполнить молитву
любого
человека тотчас. И нередко исполняет молитву гораздо раньше, чем человек
зайдет
в своем труде так далеко, как только что описано. Иначе Господь не сказал бы
так просто: "Просите, и дастся вам!" А так и сказал бы: молись
словом, потом умом, потом сердцем, и вот тогда-то получишь просимое. К
счастью,
это не так! Нередко прошение исполняется довольно скоро, раньше, чем человек
думает.
Еще чаще бывает так, что дьявол в той или иной мере
старается сам удовлетворить потребность человека, чтобы уничтожить причину
данной молитвы. На, ешь, мол, только заткнись.
Усердная молитва за Россию даже одного-единственного
человека может привести на время к заметному ослаблению демонического
действия
на страну в целом только для того, чтобы успокоить этого ненавистного
молитвенника и внушить ему горделивую мысль, будто он умолил Бога за Россию.
Настоящая цель здесь все та же - отвести от молитвы. А с Россией, дескать,
успеется,
никуда она не убежит. Это надо иметь в виду всякому, кто ищет увидеть скорые
результаты своей молитвы. СКОРЫЕ результаты бывают, но чаще они носят не
благодатный характер, а наоборот.
А Господь желает дать человеку именно покаяние, именно
подлинное самопознание, называемое у Святых смирением. В нем-то, в покаянии,
и
заключается истинная цель молитвы, и всякая молитва, о чем бы человек ни
просил, на самом деле ведет его к подлинному самопознанию, к углублению в
сердце. Молясь молитвой покаянной, молитвой умно-сердечной, человек
постепенно
достигает очищения сердца, согласования своей воли с волей Божественной.
И только человек, достигший чистоты сердца, молясь,
НЕПРЕМЕННО вскоре получает от Бога ответ на свою молитву. Такой человек не
оставляет молитву, не получив ответа. Ответа полностью удовлетворительного,
не
оставляющего места для сомнений. Такой человек действительно может умолить
Бога
за Россию. Может статься, что в ответ на молитву откроется ему, что ТАК
ЛУЧШЕ.
Но и тогда он может продолжать молитвенный труд, прося хоть какого-то
снисхождения, потому что для Бога нет правил.
И вот такая-то молитва дороже для России, чем все
подвиги
героев и бессонные ночи Достоевского. Потому что и Достоевского, и героев
Бог
подарил России ВСЛЕДСТВИЕ вот таких молитв. Или, лучше сказать,
ПОСРЕДСТВОМ.
Наша страна имеет необыкновенную историю. Мы не раз, и
не
два выживали, и вставали на ноги тогда, когда, по здравому рассуждению, не
оставалось никаких шансов. И причиной этой необыкновенной истории является
Имя
Божие, никогда не перестававшее звучать на наших просторах.
Главный успех дьявола за последние века - это то, что
ему
удалось убедить подавляющее большинство русских, даже и верующих, в
бесполезности их молитв. Мол, это дело святых, а не ваше дело. Но молитва
любого человека, даже отъявленного злодея (если такое бывает), есть дар
Божий
всему человечеству. А дар Божий не бывает бесполезным. Он всегда страшен,
можно
сказать, вреден для бесов, вернее, для их бесовских целей. И святости
человек
достигает только через молитву, а без молитвы святости не
бывает.
Убедить читателя молиться - главная цель данного эссе.
А
благо России - это общая цель у меня и у любого нормального русскоязычного
читателя. Потому естественный пример молитвы здесь - это молитва за Россию.
Конечно, можно просить о чем угодно - это
принципиально
дела не меняет. Если прошение неугодно Богу, то долго не продержишься, вот и
вся разница.
Особняком стоит молитва покаянная. "Господи,
Иисусе
Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго," - это прошение, на которое
рано
или поздно откликается человеческое сердце. Любые другие прошения постепенно
отпадают на молитвенном пути по мере того, как человек начинает осознавать,
какие чудовища гнездятся в его собственном сердце. Любая молитва ведет
человека
не куда-нибудь, а именно к покаянию, потому-то неугодные Богу молитвы долго
не
держатся.
Молиться можно о чем угодно, и молитвы нередко
исполняются гораздо раньше, чем дело дойдет до покаяния. Но молиться
молитвой
покаянной - это мудрость. Это движение по кратчайшему пути. С нее-то лучше и
начинать. Человек, который приступает к молитве не с целью покаяния, либо
оставит молитву (например, получив просимое), либо рано или поздно
перейдет-таки к покаянию.
В сущности, именно покаяние является целью и смыслом
всех
наших молитв, а все остальное - даже получение просимого! - есть побочный
эффект молитвы. Это надо понимать.
Некающийся человек в молитве не понимает смысла
происходящего, и это одна из причин, почему люди оставляют молитву, так и не
осознав, что с ними было. Нередко вывод о бесполезности молитвы делают как
раз
тогда, когда молитва начинает приносить ощутимые плоды. Чтобы этого хорошо
осознать, нелишне повториться: настоящий, законный плод словесной молитвы -
усиление ума, когда ум обретает способность к молитве умной. Настоящий плод
умной молитвы - молитва сердечная. Молитва сердечная приводит к бесстрастию.
Другие методы к бесстрастию не приводят. На Востоке с
помощью медитации достигают почти-бесстрастия, когда все страсти уступают
место
утонченной гордости, "Я". Гордость преодолевается только молитвой
к
Другому. Это и есть цель молитвы. Все остальные результаты молитвы -
побочные
эффекты, хотя некающийся человек как раз побочные эффекты принимает за цель молитвы. Тут главная и единственная
опасность молитвенного дела - что человек уклонится с молитвенного пути,
оставит молитву, не обретет спасения, удовлетворившись какой-либо подачкой
врага. Уклонится, увлекшись открывшимися возможностями. Говоря о молитве,
нельзя об этом не сказать.
А после всего сказанного должно стать очевидным,
почему
молящегося человека не прельщает избирательная урна. Просто потому, что у
него
есть куда более сильное и эффективное средство повлиять на историю своей
страны! Потому-то в стане убежденных сторонников демократии трудно встретить
молящихся людей. Потому-то молящегося человека не пугает монархия: ведь Царь
в
руках Божиих, как захочет Бог, так и будет. Судьбы всех людей, и простых, и
царей, зависят от Бога, действующего в нашей молитве.
Но есть и другая сторона дела! Не политическая
(монархизм), а экономическая (социализм).
Социалистическое общество, если только оно не является
убежденно богоборческим, по своему духу гораздо ближе к Православию, чем
общество Западного типа. Что более сродно христианству - рынок или семья?
Общество-рынок или общество-семья? Интересно, что метафору семьи охотно
использует Кара-Мурза, вообще-то считающий себя сторонником демократии, хотя
и
социалистической.
А что за семья без Отца?
Социалистическое общество, как показывает опыт
истории,
оказывается весьма эффективным в случае войны. В серьезных испытаниях и
западные страны вынуждены бывают идти на меры социалистического характера.
Зато без врага социалистическое общество как будто
хиреет. Нельзя не заметить связи между крушением социализма и
предшествовавшим
ему мирным, благополучным сорокалетием послевоевоенного социализма.
Кара-Мурза
замечает эту связь и ставит хороший вопрос, не находя ответа.
Но как верно и точно понимает он природу происшедшего!
Скучно стало советским людям в сытой, мирной и
благополучной стране. Захотелось им поразвлечься. Вот и развалили страну.
Ужасно, но это факт.
Есть такой грех? Есть. Как избежать повторения этого в
будущем?
Надо понять, что именно тем, что капитализм заставляет
человека,
даже богача, ежедневно бороться за выживание, он удовлетворяет какую-то
фундаментальную потребность человека. В этом - одна из причин устойчивости
современного, достаточно абсурдного вообще-то положения. Нынешняя тяжелая
ситуация чем-то нас глубоко развлекает; при всем нашем ворчании мы втайне
довольны, увлечены азартной игрой. Ну, давайте признаемся себе.
Это так, и это признак крайне тяжелой духовной болезни
современного человека как на Западе, так и в России. Человеку цивилизации не
хватает крови, пота, мук! Ужасно? Но факт.
С точки зрения, скажем, психоанализа, дело тут в
подлой
природе человека, в его бессознательном влечении к "танатосу",
смерти. Бесполезно искать счастья человеческого, человек сам является
неустранимой причиной своего несчастья. Но это их точка
зрения.
А как с нашей точки зрения?
Если кратко определить природу этой болезни, ДЕЛО В
ТОМ,
что люди потеряли из виду своего настоящего врага.
А настоящий наш враг - дьявол, главный манипулятор
человеческим сознанием.
Если глядеть в корень, социалистическое общество может
быть духовно здоровым ТОЛЬКО если это будет общество глубоко
религиозное.
Братство предполагает чужака. Дружба предполагает
общего
врага. Социальные психологи (наиболее глубоко копающие) говорят, что в
основе социальной
психологии лежит именно идея общего врага. Дело тут в том, что любовь
вообще-то
несвойственна падшему человеку. Ну, еще понятна любовь к детям, к
супругу(-е).
Но мужской, скажем, коллектив, прямо-таки нуждается в опасности. Надо
полезть в
горы, надо выйти в море (лучше под парусом), надо полежать в одном окопе,
чтобы
мужская дружба по-настящему состоялась. Соратничество происходит от слова
"рать".
Только человеческое общество, основанное на общей
вражде
к дьяволу, может быть прочным и одновременно чуждым
человеконенавистничества.
Наш социализм утратил некий глубочайший смысл своего существования, когда
нас
убедили, что за "железным занавесом" живут наши друзья. А зачем
тогда
страна? зачем держава? армия? И пошла потеха.
А настоящая духовная основа социалистического
общества,
братства, семьи (что предполагает Отца) - это общая война против дьявола,
стремящегося такое общество разрушить, разрушить, используя силы членов
этого
общества. Его оружие - манипуляция сознанием, противопоставление одних людей
другим, насаждение взаимной ненависти, а также и ксенофобии, ненависти к
иным
сообществам людей, к другим странам. Это тоже из арсенала врага.
Натравливать
людей друг на друга - вообще один из наиболее эффективных способов борьбы с
родом человеческим.
Это, впрочем, не означает пацифизма, отказа от
применения
силы. Просто силу надо применять без злобы.
В основе православного искусства войны лежит странная,
дикая для непосвященного человека вещь - молитва за врагов. Эта заповедь
Христа
является одной из труднейших как для понимания, так и для практического
исполнения.
Тут надо детально разобраться.
Господь заповедует нам делать добро тем, кто нас
ненавидит. О тех, кто не просто ненавидит, а злословит нас, Господь не
говорит
помогать им, а заповедует благословлять их, то есть говорить о них
доброжелательно. А вот о тех, кто на деле причиняет нам зло, заповедь
говорит
только одно: "молитесь за них". И это исполнено глубочайшего
смысла.
Дело тут в том, что настоящим нашим врагом является
именно дьявол, общий враг всех людей. Те или иные люди, причиняющие нам зло,
являются только инструментом в его руках. Они прежде всего обмануты, ими
манипулирует тот, кто в конечном счете ищет их гибели так же, как и нашей.
Молясь за этих людей, мы реально затрудняем манипулирование их сознанием. Но
они, выступая орудиями врага, в немалой степени опираются на его содействие,
как минимум психологическое. Применяя молитву за наших врагов, мы
обессиливаем
их, лишая их мистической помощи князя тьмы.
Прежде всего, психологически обессиливаем. Немалый
грех -
причинить зло человеку, который за тебя молится. А за грехом следует
возмездие
судьбы. Молясь за врагов, мы просим Господа удержать их от этого греха, не
дать
им причинить нам зло. В крайнем пределе - мы просим Господа об их
исправлении.
Дьявол весьма боится молитвы за врагов и всячески
удерживает человека от такого способа действия. Он внушает нам, будто мы
ослабляем сами себя, молясь за наших врагов, будто бы увеличиваем
вероятность
их победы. Но ведь мы не молимся о победе наших врагов, а молимся, чтобы
Господь помиловал их, то есть помешал им делать злые дела, за которыми
неизбежно следует Божественное возмездие. Молясь за наших врагов, мы
приближаем
нашу победу.
На самом деле, как подсказывает опыт, молитва за
врагов -
это страшное, просто ужасное оружие! не имеющее равных себе по
эффективности.
Молясь за наших врагов, исполняя заповедь Христа, мы делаем их в Его глазах
врагами самим себе, обреченными, даже в случае их успеха, на скорое
закланье.
Но мы-то молимся не об их заклании, не о мести, а наоборот, о том, чтобы
Господь помиловал их, не дал им никакого успеха в их вредной для них же
самих
деятельности! Молясь о мести, молящийся усугубляет свое поражение. Молясь о
помиловании врага, приближает свою победу. Таково действие молитвы за
врагов.
Поистине сильное, Божественное оружие! Против этого
бессильны любые проклятия, любое колдовство. Молитва за колдуна разрушает
любые
чары.
Молясь за врага, одновременно можно по мере сил
бороться
против него делом; если наше дело правое, то, борясь с врагом, мы тем самым
помогаем ему избежать возмездия в вечности. По большому счету, действуем в
его
же интересах.
Тут нет неискренности или цинизма. Нужно много сил
потратить на молитву за врага, чтобы иметь моральное право убить
его.
Молитва делает ситуацию непредсказуемой. Она является
ласточкой перемен. В 99 случаях из 100 усердная и длительная молитва за
врага
приведет к ослаблению или устранению вражды; по крайней мере ослабит врага
настолько, что не будет необходимости убивать того, на кого потрачено
столько
душевных сил. Но в единственном оставшемся случае, когда несмотря на все
молитвы Господь все-таки предаст врага в твои руки, твои удар будет ударом
судьбы.
Но неправому делу молитва, конечно, только помешает.
Нежелание
молиться за врага является одним из симптомов неправоты нашего дела. Но
молитва
все может исправить. Во всяком случае, лучше молиться, сражаясь, чем
сражаться,
не молясь.
И, конечно, если не сражаешься, остается только
молиться.
Молитва за человека-врага в любом случае полезна для нас и губительна для
наших
подлинных врагов - бесов.
Единственное, что наши враги могут ему
противопоставить
ему - это самим начать молиться за нас. Но тогда зачем нам вообще
ссориться?
Конечно, молиться за ненавистного врага можно только
словом. Чувства, да и мысли говорят противоположное. Потому-то те люди,
которые
отрицают эффективность СЛОВЕСНОЙ молитвы, никогда на деле не могут исполнить
заповедь Христа о любви ко врагам. А словесная молитва за врага, если
проявить
упорство, постепенно успокаивает мысль, умиряет чувства. Но суворовскому
солдату мирное сердце и любовь к врагам не мешала применять штык. Зато
помогала
щадить пленного, порой делясь с ним последним куском хлеба.
Эти вещи трудно понять, рассуждая о них теоретически.
Тут
нужна практика, практика молитвы. Молитва действительно сильно меняет
человека,
открывает иное виденье мира. И штык, и последний кусок хлеба. В одном,
неразорванном сознании, основа которого - непредсказуемость грядущего. Что
на
самом-то деле все в руках Божиих. Как Он захочет, так и будет. Никто не
смеет
предсказывать. Это и есть неманипулируемое сознание.
Оно возможно только в молитве и теряется, когда
оставляешь молитву. Потому надобно привыкать молиться даже в сражении,
молиться
за врага, сражаясь с ним. Это позволяет сохранять мир, даже
убивая.
Социализм, будучи задуман как строй человеколюбия,
нередко показывал звериный оскал именно потому, что не имел этой религиозной
основы.
Немного помечтаем.
Православие, самодержавие, социализм. Здесь все
взаимосвязано. Одно венчает другое, укрепляя его и придавая ему смысл.
Социализм нуждается в самодержавии, и наоборот. Самодержавие нуждается в
Православии. Для Православия привычно самодержавие, да и социализм, как
экономический строй, симпатичен, если только снять с него кожуру
"социал-демократии" и искаженный оскал воинствующего атеизма. В
этой
схеме не находится место только для либерал-демократии, но у этой особы
довольно места на Западе.
Идея борьбы против общего врага всего человечества,
несмотря на ее кажущуюся простоту, почти рекламную примитивность, на самом
деле
очень-очень глубока. Здесь есть смысловые глубины, в которых утонет любая
западная, да и восточная философия. Как основа русского общественного бытия,
она не найдет себе равных.
Но единственный реальный способ борьбы против дьявола - это терпеливое призывание Бога. Потому что враг наш потрясающе умен и обращает против нас любое наше оружие. Но с Богом шутить невозможно. Бог сам обращает на его главу все его хитрости. Все, что требуется от нас - это предаться в волю Творца, УПОРНО МОЛЯСЬ и не предаваясь отчаянию. Тогда с Россией все будет хорошо.
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
|
«искусство, кстати, почти всегда прибегает к манипуляции сознанием; во всяком случае, любой художник испытывает такой соблазн» Вот я стою за то, что искусствоведение наука. А в науке имеют место абстрагирование и упрощение. То есть, можно сказать, извращение действительности. Например, не существует точки, а в геометрии она есть. То же самое и с искусствоведением. Не существует в действительности идеального художника. Но относительно именно его идут все оценки. Относительно идеального считается нехорошим, если художник поддаётся моде. Например, когда в России дошло до того, что картины стали покупать и купцы (кроме дворян), то купцы хотели, чтоб на их портретах их одежда была б нарисована так, чтоб видно было, какой она дороговизны. То же и с украшениями. Как тогда назвать противодействие художника вкусам толпы? Соблазном манипулирования ею? Нет. Относительно идеального художника этот противодействующий даже и не противодействует, а выражает себя. Для него толпы нет. Его картин не покупают. Он живёт в бедности, Иногда – в чудовищной бедности, но от себя не отказывается. (Пример, кто знает, Ван Гог. Выработался даже шаблон об идеальном художнике, что только после смерти творца оценивают по-настоящему. То есть идеальный художник не впадает в соблазн манипулирования чужими сознаниями.) Я лично (последнее время) это «выражать себя» уточняю так: выражать свой подсознательный идеал. Идеал, находящийся ещё в подсознании. Такой подход удобен тем, что позволяет отрезать от искусства манипуляторов. Например, Pussy Riot хотели выставить перед оранжевой частью публики, что Россия – тоталитарная страна с неотделённой от государства церковью – вот и выбрали для своего танца Храм Христа Спасителя. Цель оправдывает средства. А цель – штука сознательная. И обратный пример: зачем в «Левиафане» левиафан представлен скелетом кита (в пику библейскому живому бегемоту)? – Не просто ответить. – Значит, Звягинцев выражал своё подсознание (реалиста, если расшифровать подсознательное). А не чтоб выставить перед оранжевой частью публики, как плох режим Путина, режим воров и бандитов. Не чтоб манипулировать неоранжевой частью публики: пусть дрейфует в оранжевом направлении. Понятность и непонятность – вот два признака (в этой самой теории с идеализированием), - два признака, отличающие неискусство от искусства в первом приближении.
|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
|
|
|
|
«искусство, кстати, почти всегда прибегает к манипуляции сознанием; во всяком случае, любой художник испытывает такой соблазн» Вот я стою за то, что искусствоведение наука. А в науке имеют место абстрагирование и упрощение. То есть, можно сказать, извращение действительности. Например, не существует точки, а в геометрии она есть. То же самое и с искусствоведением. Не существует в действительности идеального художника. Но относительно именно его идут все оценки. Относительно идеального считается нехорошим, если художник поддаётся моде. Например, когда в России дошло до того, что картины стали покупать и купцы (кроме дворян), то купцы хотели, чтоб на их портретах их одежда была б нарисована так, чтоб видно было, какой она дороговизны. То же и с украшениями. Как тогда назвать противодействие художника вкусам толпы? Соблазном манипулирования ею? Нет. Относительно идеального художника этот противодействующий даже и не противодействует, а выражает себя. Для него толпы нет. Его картин не покупают. Он живёт в бедности, Иногда – в чудовищной бедности, но от себя не отказывается. (Пример, кто знает, Ван Гог. Выработался даже шаблон об идеальном художнике, что только после смерти творца оценивают по-настоящему. То есть идеальный художник не впадает в соблазн манипулирования чужими сознаниями.) Я лично (последнее время) это «выражать себя» уточняю так: выражать свой подсознательный идеал. Идеал, находящийся ещё в подсознании. Такой подход удобен тем, что позволяет отрезать от искусства манипуляторов. Например, Pussy Riot хотели выставить перед оранжевой частью публики, что Россия – тоталитарная страна с неотделённой от государства церковью – вот и выбрали для своего танца Храм Христа Спасителя. Цель оправдывает средства. А цель – штука сознательная. И обратный пример: зачем в «Левиафане» левиафан представлен скелетом кита (в пику библейскому живому бегемоту)? – Не просто ответить. – Значит, Звягинцев выражал своё подсознание (реалиста, если расшифровать подсознательное). А не чтоб выставить перед оранжевой частью публики, как плох режим Путина, режим воров и бандитов. Не чтоб манипулировать неоранжевой частью публики: пусть дрейфует в оранжевом направлении. Понятность и непонятность – вот два признака (в этой самой теории с идеализированием), - два признака, отличающие неискусство от искусства в первом приближении.
|
|
|