Основную мысль данной заметки можно выразить в немногих словах: целью христианского воспитания должно быть покаяние; все средства и методы воспитания должны быть сообразны этой цели. По существу, более и добавить к этому почти нечего. Однако всё обилие работ по данной теме, появившихся последние годы, после того, как Православие вновь стало в России религией дозволенной, задевает эту основную цель воспитания только по периферии, выдвигая на передний план формирование здравой нравственности. Между тем, здравая нравственность является естественным следствием даже не покаяния, а только серьёзного намерения к покаянию. С другой стороны, она не обязательно зиждется на покаянии. Легко уживаясь с тайной страстью гордости, вполне здравая по общечеловеческим понятиям нравственность может формироваться даже и вне Церкви, в иных христианских деноминациях, ибо нравственность в Евангелии лежит на поверхности, будучи очевидной даже и для атеистов. А ведь целью православного воспитания является не менее как рождение нового человека ("новой твари", согласно Апостолу), каковое рождение совершается свыше, по словам самого Господа Христа, Единородного Сына Девы: "Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия". Православное же воспитание таинственно; оно может совершаться только в Церкви, в "домашней Церкви", по Павлу. Родители родили ребёнка к жизни временной, они же должны позаботиться о том, чтобы чадо их вошло и в Жизнь вечную. "Сия же есть Жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога..."

Необходимо уточнить, что речь идёт именно о воспитании ребёнка в Православии, а не просто о православном влиянии на ребёнка. Различие между тем и иным в том, что воспитатель имеет над ребёнком нераздельную власть, ограниченную только властью Бога и нравственным авторитетом Его Церкви. Это возможно только в семье, притом в семье, где имеется единодушие родителей; с момента, когда ребенка отдают в школу, воспитание в строгом смысле этого слова заканчивается, хотя влияние родителей простирается в той или иной мере на всю жизнь чада.

Естественно, влиять на ребёнка надо в том же духе, что и воспитывать. Покаяние является целью не только воспитания, но и всей христианской жизни, ибо только чистые сердцем Бога узрят. Речь идёт о том, что если влияя на ребёнка можно ставить перед собой и цели сравнительно более низкие, как формирование нравственности, развитие эстетического вкуса или общее образование, то воспитание может иметь в виду только указанную предельную цель. Говорю "предельную", ибо то, что следует за покаянием, уже не есть дело человеческое и не может мною обсуждаться. Всякая другая, более низкая цель, недостойна быть целью воспитания, ведь речь идёт о почти абсолютной власти над ребёнком - а Бог дал родителям над ребёнком почти абсолютную власть! Современная секулярная культура противится, по сути дела, самой идее воспитания и именно из уважения к таинству свободы личности. Ведь эта культура по своему происхождению христианская. Оставив Христа, она извлекла из христианства одну-две великих истины, не задевающие самолюбия человека. Одна из этих истин и есть понимание свободы человека как неприкосновенного таинства - ибо Сам Бог, "хотящий всем человекам спастися", не отнимает ради сего спасения данного им для спасения дара свободы, даже когда человек употребляет сей дар в погибель себе. Поистине, всякая иная цель, кроме покаяния, вводящего в Царствие Небесное, недостойна быть целью воспитания. И потому все, кто противится идее православного воспитания, по-своему правы, ибо неверствие их не позволяет им уразуметь, что есть покаяние. А кроме покаяния воспитание не имеет оправданий, ведь речь идёт о человеке.

Итак, я утверждаю, что целью православного воспитания может быть только покаяние. Воспитание есть слишком тяжёлое оружие для иных целей. Влияние же в духе православия, повторюсь, значительно шире по целям и слабее по средствам. В большинстве случаев, когда пишут о православном воспитании, разумеют под этим термином именно некоторое благотворное влияние на ребёнка.

А какую роль вообще может играть человек в своём спасении, если спасение совершается не иначе как действием благодати? Этот вопрос выдаёт непонимание того, в чём собственно проявляется в человеке действие благодати. Благодать бывает присуща человеческому уму не иначе как тогда, когда ум внимательно и без смущения молится Богу. Это и есть образ действия благодати в ещё ветхом, падшем человеке. Поэтому оставление молитвы сопряжено с оставлением благодати. Произвольное оставление молитвы есть начало отступления от Бога. "Непрестанно молитесь", - это более, чем заповедь. Это образ пребывания Бога с людьми. Человек кающийся действия самой благодати и не замечает. Знакомые нам по опыту действия утешения, необъяснимого мира и другие - это, конечно, не сама нетварная благодать, но её тварные следствия, которые нельзя считать надёжными признаками действия благодати, ибо такие же или подобные следствия могут возникать и от иных причин. Субъективно нам может казаться, что наша внутренняя молитва к Богу - это наше собственное действие, совершаемое нами с огромным самопринуждением без всякого содействия благодати, быть может, в полной богооставленности. Но это, конечно, иллюзия. Без содействия благодати мы не могли бы и вспомнить Бога. А пребывание в памяти Божией, усердное хранение памяти Божией, всяческое избегание забвения Бога - это и есть покаяние, следствием чего становится уже и видение греха, и раскаяние во грехах. А без этого усердного делания, без хранения памяти Божией раскаяние во грехах приносит сравнительно немного пользы, со временем обнаруживая склонность к повторению тех же грехов, новому раскаянию и так без конца. Непрестанное памятование Бога же действительно исцеляет нас от греха, ибо в нём есть Сам Бог Своею благодатию. Ибо нет памяти Божией там, где нет хотя бы прикосновения благодати. Сколько забвение Бога губительно для души, столько - и даже более - память Божия целительна для всего нашего естества! Её значение человек склонен недооценивать - и это тоже следствие нашего омрачения.

Но если так, то ясно, что именно мы должны делать для наших детей с самого раннего возраста со всем усердием и непрестанно. Мы должны всячески стараться привлечь их ум ко Господу, используя для этого все доступные нам средства. В том раннем грудном возрасте, когда человек воспринимает мир почти исключительно через рот - когда младенец только ест и спит - мы должны позаботиться о том, чтобы он возможно чаще причащался Святых Тайн, чтобы он ощутил неизъяснимый вкус Крови Христовой, который нам самим, за огрубение наше, быть может, и не дано ощутить. Мне кажется, лучше, чтобы чуть подросший ребёнок причащался не во сне, но насколько возможно примечал, что происходит. Когда он начинает видеть предметы, но пока ещё неясно, надо чаще бывать в храме, моля Господа даровать ему видение невидимого. Дома надо занимать малыша церковной музыкой, освящёнными предметами, чаще давать ему святую воду, просфоры и так далее. Каждый шаг взросления, каждая новая способность, появляющаяся у ребенка, непременно должна быть использована нами с той же целью - привлечь ум чада нашего ко Господу. Пусть первое слово его будет имя Божие, пусть первая книжка его будет с иконками, первая мысль его будет о Создавшем его, первый рисунок его - Крест. Всякий разговор с ребёнком, с чего бы он ни начинался, надо сводить на ту же тему. Ибо о чём нам, христианам, говорить, как не о Господе и Спасителе нашем?

Важно осознавать, что привлечь ум ребёнка к Богу - не в человеческих силах; это дело благодати Божией. Но если сами мы пребываем в памяти Божией, значит, Сам Бог Своею благодатию с нами пребывает. Потому когда мы будем говорить ребёнку о том, чем занят наш ум и что поглощает наши чувства, благодать наверняка коснётся и его души. Это соответствует и принципу естественности, искренности взаимоотношений. Если же в какие-то минуты мы сами далече отстоим от памяти Божией, то и для ребёнка бесполезно выслушивать наши словеса, лишённые силы искренности. Надобно нам тогда скорее приходить в себя и возвращаться к тому деланию, к которому мы призваны. Ибо все мы призваны непрестанно молиться ко Господу.

Важно различать, что значит помнить о Боге, и что значит помнить Бога. Различие здесь такое же как говорить о каком-либо человеке и говорить с самим этим человеком. Промежуточное понятие - это говорить о каком-либо человеке в его присутствии. Важно говорить о Боге в присутствии Бога. Противное сему, по сути, - безумие.

Из сказанного ясно, что основой православного воспитания является покаяние родителей, их искреннее усердие непрестанно хранить память Божию. Чтобы Господь стал смыслом всех наших поступков и слов.

Итак, в этом отношении путь монашеский и путь семейный неразличимы. Там и там память Божия является сокровенным смыслом происходящего. Весь подвиг монаха утрачивает смысл в забвении Того, ради Кого он совершается. Аналогично, родительское радение о воспитании детей теряет смысл без памяти Божией. Для чего растим ребёнка? В пищу червям?

А что касается методов и путей реализации этой программы воспитания - как во всяком живом деле, они должны быть разнообразны и изменчивы. То, что наиболее хорошо сегодня, может быть совсем нецелесообразным уже завтра. Основной же метод сроден цели: надобно нам жить в памяти Божией, надобно нам сродниться с благодатию - и тогда самая благодать да научит нас на каждый день насущным методам воспитания. Мы же да не упускаем из виду нашу Цель - Господа нашего, Даровавшего нам чад и Облекшего властью над ними, Которого да призываем непрестанно.

При таком подходе к воспитанию основным врагом воспитательного процесса не может не стать враг рода человеческого. Прежде всего он действует через родителей, пытаясь уклонить их с пути, всевая страхи и мирское мудрование. В самом раннем периоде младенчества, если младенец живет церковной жизнью, прямое действие на младенца попускается редко, как испытание крепости родительского упования на Бога. В это время самая лучшая стратегия воспитания ≈ полностью исключить из кругозора малыша все, что не является Богослужением.

В сущности, все в мире является Богослужением, однако весьма немногое мы можем осмыслить как Богослужение. Зато очень-очень многое воспринимается нами как недолжное, как отсутствие Промысла. Мы вроде бы и верим, что все в руке Вседержителя, но на деле сплошь и рядом видим вокруг себя одно досадное недоразумение. Это, конечно, проекция вовне нашего собственного недо-разумения, но ребенку от этого не легче. Для него, новичка в мироздании, лучше до поры до времени удерживаться от всего, что превосходит меру разума его родителей. Мы имеем хоть отчасти ум Христов: веру истинную, веру во всеобъемлющий Промысел Божий, направляющий все ко благу. Мы верим, что все в мироздании предусмотрено и все служит ко славе Творца. Верим, но не всегда видим.

Так вот взор ребенка следует удерживать от всего, что мы в этом смысле НЕ ВИДИМ, хотя бы то были в мирском смысле веши вполне безобидные. То, что не служит (в нашем разуме) славе Господней, НЕ БЕЗОБИДНО. Ибо в истинном-то разуме все, что творит или попускает Господь, служит к славе Господней. Только для нас, не имеющих истинного разума, младенцев (зародышей?) во Христе, есть собственно мирское. А значит, все такое удаляет нас от истинного разума, служит соблазном для малых сих. Это просто и очевидно.

Итак, на первом этапе борьбы за душу ребенка мы оставляем его в тылу. Он не должен даже догадываться, что есть соблазны, не должен знать, что есть нечто, не служащее Богу, а претендующее на самодостаточность. Почему? Потому что все подобное существует только в нашем омраченном разуме, в области темной. Слава Богу, в действительной реальности такого просто нет. Там все служит Богу и только Богу. Сколько от нас зависит, ребенок должен провести первоначальный период жизни как бы в раю, где нет иной заботы, кроме заботы о Богопознании.

Следующий этап должен начинаться не по нашей инициативе, а попущением Божиим. Врагу попускается непосредственно всевать в душу ребенка свои плевелы. Симптомом приближения к ребенку ⌠линии фронта■ является проявляющийся у него негативизм по отношению к святыне. То, что до сих пор пробуждало в нем светлые чувства, роднящие его с ангелами, вдруг вызывает гнев. В конце концов это начинает напоминать беснование. Душа падшего человека по устроению все-таки ближе к демонам, чем к ангелам, и падшая природа берет своё. Это, конечно, не беснование, а обычная омраченность.

Было бы странно, если бы наши дети ≈ плоть от плоти нашей, были ближе нас к Богу. Период младенческой чистоты и невинности ≈ это не естественное свойство человеческой природы, а особый дар Бога детству. Без этого дара православное воспитание было бы просто невозможно. У каждого человека в глубинах памяти есть светлая полоса самого раннего детства. Господь человеколюбив, и не попускает врагу впрыскивать яд в несформировавшуюся еще душу. Потому не будем беспечны, с умилением глядя на нашего младенца, осмысленно открывающего уста для причастия. Война еще предстоит.

И не будем отчаиваться, когда нам покажется, что все, с таким трудом созидавшееся, обратилось в руины. У Бога ничего не пропадает.

Итак, если Бог попустил младенцу принимать вражьи помыслы, это должно быть для нас знаком боевой трубы, призывающей встать на молитву. Другого средства борьбы нет. Увещевания пользуют мало и ненадолго. Мы вкладываем ребенку слова, а враг ≈ мысли. Что эффективнее?

Воспитание детей в Православии ≈ это тоже Богослужение. Наше дитя ≈ это инструмент для Богослужения. Данный нам Богом, чтобы мы использовали его по назначению. Инструмент очень ценный, превышающий (в потенции) всякую иную святыню в Церкви, за исключением только Святых Даров. Потому что ребенку даны от Бога ум и сердце, предназначенные быть вместилищем и жилищем Творца. Но вместе с тем ≈ это только инструмент. Не более того. И это не должно быть секретом от ребенка. Он должен это усвоить с раннего возраста. Я ≈ очень ценный инструмент, разумный инструмент Бога для разумного служения Богу. Если я не стану служить Ему разумно, я все-таки буду служить Ему, Промыслителю, только буду служить ему неразумно, по словам псалмопевца ⌠и человек, в чести сущий, несмысленным скотам приложился и уподобился им■. И еще: ⌠не будете как конь и осел неразумны, броздами и уздою челюсти их стянешь■. Потому за отказ от разумного служения Богу, за неразумие, не грех будет и выдрать чадо как сидорову козу.

А основой разумного служения Богу в Православии является молитва. Молитва ≈ матерь всех добродетелей, сиречь добрых дел. Кто этого не усвоил, тот еще не понял, что такое Православие. Добрые дела без молитвы мертвы как и вера без добрых дел. Молитва же является первым и главным добрым делом всякого, кто наделен умом. От молитвы, от благодати, действующей в молитве и через молитву, постепенно устрояется и все остальное в благочестии. Обратный порядок несмыслен. Основой же самой молитвы является молитва словесная, общеизвестная краткая молитва Иисусова, которая должна стать привычным и постоянным делом каждого православного человека, монаха и мирянина, прежде чем благодать, действующая в этой молитве, подвигнет ум человека, а затем и сердце, к молитве внутренней. Собственно молитвой является молитва внутренняя, а не внешнее молитвословие. Словесная молитва является скорее лишь иконой внутренней молитвы, однако икона эта освящена преданием Церкви и истинными молитвами Святых Отцев.

Мы приучаем наших детей к гигиене, к телесной чистоте, порой невзирая на их протесты и вопли. Мы заботимся об их здоровье, пренебрегая их симпатиями и антипатиями. Ставим им уколы, мажем зеленкой и йодом. Заставляем лежать в постели, не пускаем на улицу при простуде и так далее. Так где же вера наша, когда дело касается духовной гигиены, внутренней чистоты, душевного здравия, когда дело касается навыка словесной молитвы, навыка, обязательного для всех православных христиан? Приучая ребенка к словесной Иисусовой молитве, нужно проявить ту же настойчивость, то же усердие, ту же убежденность в необходимости и полезности для дитяти сего священного упражнения. Кто не находит нужным иметь навык в Иисусовой молитве, не держи и икон у себя дома, и не носи креста. Ибо что важнее ≈ икона в доме семейном или икона в доме душевном? Крест на теле или крест на душе? А молитва есть икона внутри души, невидимый крест. Кто считает излишним для своего ребенка привычку к словесной молитве, тот и не приучай его носить крест. Какому ребенку полезно лицемерие? А крест на теле без молитвы в душе есть лицемерие.

Настойчиво приучая ребенка к постоянному повторению немногих слов молитвы, мы даем ему воистину необоримую защиту от вражеских прилогов. Имя Иисусово ненавистно врагу спасения, потому что оно является иконой Царя твари, в нем невидимо действует непредсказуемая и страшная Божественная благодать. Страшная для всякого своеволия и гордости, губительная для всех страстей. Борьба за молитву есть борьба за само спасение, ибо молитва есть ключ, отверзающий райские двери. Сопротивление не может не оказываться, и сопротивление бешеное.

Вводя ребенка в мир молитвы, в мир борьбы за молитву, мы всего лишь делаем явным то зло, что скрыто. А скрытое зло стократ опаснее, потому-то оно и стремится запугать нас, чтобы мы его не смели приоткрыть.

То, что в работах по христианскому воспитанию эта тема задевается, мягко говоря, лишь вскользь, и послужило причиной написания данной заметки. В завершение хочется прикрыться авторитетом святителя Иннокентия Московского, приведя слова его из ⌠Заметки о детском воспитании■, документа официального, сверхосторожного и рассчитанного на чтение государственно мыслящих мужей, по убеждениям совсем необязательно православных:

⌠Цель просвещения простого класса должна быть единственно та, чтобы они были хорошие христиане┘ преданные своему государю┘ все сии обязанности соединяются и имеют свой зародыш в молитве ≈ и именно в той самой молитве, которой можно учить и младенцев:

1. Молитвою и непременным исполнением молитвы в назначенное время детям внушается, что они не животные (вольные), но чем-то обязаны;
2. Что есть Кто-то, Кому они должны кланяться, и кланяться иначе, нежели людям;
3. Так как молитва младенцев есть ничто иное как механическое действие, то таковая молитва более или менее развивает способность к деятельности и приучает к терпению; а без терпения нельзя быть ни деятельным, ни благочестивым;
4. Дитя, чистою и непременною молитвой со временем может получить привычку молиться; а ВЕЛИКОЕ дело ≈ иметь такую привычку.■

Сими исполненными скромности и простоты словами Богопросвещенного мужа и закончу эту заметку.