повернись ко мне боль моя пожалуйста повернись лицом пожалуйста повернись ну хотя бы придвинься рысь моя мы срослись наверное я боюсь вправлять выбитые тобой позвонки (проведи пройдись слепой рукой по хребту что ты чувствуешь касаясь меня?)

спи мне нечего рассказать тебе кроме того что боль имеет восемь голов и пятнадцать душ

и первая голова говорит люблю милую снимает через себя первую душу как плащ

а под ним вторая греческое лицо мраморные глаза повернись ко мне пожалуйста повернись мне холодно ну нельзя же лежать изломав тело но только бы не коснуться вроде как не солгать телом

а я лежу зажав между ног третью голову ее три души как иконостас которому я молюсь которого я боюсь повернись ко мне пожалуйста повернись а то не по-божески как-то не отвечать на

четвертая голова орфеева без души обнаженная как подснежник не знающая ни лжи ни нежности ни страсти ни памяти прозрачная как вода

а за ней пятая дадада пятая обращающая меня в камень как та которую отрубил персей живущая в нас голова чудища из змей и костей спи моя радость спи я буду тебе щитом

в нем отразится шестая черная голова и седьмая ее отражение повернись ко мне боль моя
пожалуйста повернись чтобы я не видела этих лиц безо рта и глазниц как рыбы что плывут по левой стороне дна там где черный лед

где восьмая голова окруженная сонмом душ и среди них меня нет

повернись ко мне иначе я умру

гленн миллерз бэнд играет раг-на-рок
в промежности между душой и джазом
о финго фунго фанго фрекен бок
мой пес издох, так выпьем горе сразу
и из горла - зачем безумцам кружки?
подайте, нелюдь, нищему душой -
он невосстановимо одинок,
он снова существует понарошку

как здорово, что все вы собрались,
друзья мои - вы призрачно-прекрасны
о даржелос, о финист-ясный-ястреб,
о гамлет о вальмон о эртебиз,
а помните, герои поневоле -
когда-то мы друг другу поклялись
не знать ни страха ни стыда ни боли

о финго фунго фанго как факир
я достаю пылающие буквы
из черного пустого рукава.
моя душа надменна и мертва
жизнь разобрав на случки и слова
она играет с позапрошлым в фанты,
на очень больно и не очень больно
и ее крошечная левая нога
лежит на вашей сумрачной ладони

"пусть я с вами совсем незнаком
и далеко отсюда мой дом
так станцуем же снова
сам не знаю о чем
перуанское томное танго"
"после тревог
спят облака
спят метели, мотели и вензеля,
спят и сперма, и смерть моего короля,
спят и финго, и фунго, и фанго"

жив жив курилка жилось тебе двадцать лет и двадцать еще умирать а кажется умирать фееричней а дальше некуда разве что в грязь лицом
нет ни кола ни двора ни мужа чтоб колом в лоб катись себе колобок колобок цепляется за подол словно чертополох говорит постой
отцепи меня я уже издох я такой пустой я почти монах
ты же чудная как турандот холодная как молох

в ямку бух господи кости ох
(хохот)
зубы влязг господи кости впляс
на золотом крыльце месяц да спас
под золотым крыльцом плесень да мох
чей это всполох господи чей это прах
краков в моей душе собор на крови

шла шла шла нашла села - и рухнул собор в душе моей и никого наверное не позвать
встала опять пошла

на том краю неистовой земли
на том краю неистовой печали
живет себе принцесса триполи
счастливая и ничего не знает
- ни смерти ни желанья ни боли
ни мелочного душного стыда
отосланного в черное подполье
за полынью в глухую глыбу льда
ее души - не надо вам туда
ваш парусник сегодня на мели
молчите и молите о прощенье
и страшный сон и мертвый триполи
и женщину красивую до жженья
и женщину что думает о мщенье
и ворожит и дует на угли
и день за днем с собой ведет сраженье
на том краю неистовой земли

Отдаться на милость красивой внешности это худшее, что может сделать девушка!

Т.Уильямс "Стеклянный зверинец"


ромеофобно заговорить
осторожно разгрызть незнакомое имя
как драже

подкрашивать ребра краской
чтобы изящнее если вдруг без корсета.
когда-нибудь все равно придется раздеться

аэробус дыханья застыл в точке ню
раздувается словно рыба-еж
терпишь.
думаешь: надо же наконец решиться.

а он красивый.

сказать кормилице, что кормилица дура
мужчины пахнут медом и молоком а не хьюго боссом
молоком подкисшим
они не делают больно
только щекотно и мокро
у них нежная кожа
остальное страшилки для женщин

после ходить в кафе обсуждать кабуки
придумать фамилию капутекки
ломать каблуки

чувствовать себя взрослой почти замужней
очень красивой
балетная выправка за день
больно

millefeuille эмоций
mille nuits простраций
пирожные размороженно сникли
с перепугу залепетать по-французски

- ромео, солнце!

ломать трагедию в склепе

мне становится страшно, когда люди наступают на каштаны,
раздавливают их блестящие мавританские головы,
похожие на карие глаза,
их беленькие смеющиеся мордашки.
что колючки против подошвы? природа несовершенна.
еще страшнее, когда на них наезжает автобус.
(я закрываю глаза и думаю: в каштане мина,
он сатиновый шоколадный усама бин ладен)
но в голову лезет детство: у сома усы, чешуя в заплатах;
не то, чтобы я террористка, а каштано-apassionata
вот он и роняет на меня крученные листья,
как предметы нижнего туалета - скатывающиеся чулочки,
трусики, лифчик; абсолютно раздетый,
каштан из женщины обращен в мужчину, гордо вздымает ветки,
страстно вздымает ветки, его партнерша бесплотна,
она играет с ним в жмурки, делает ему больно,
целует кожу, щекочет корни,
оборачивается мальчиком, обнимает ствол,
смеется, делает ему больно;
от этой боли сыпятся вниз каштаны -
твердые, мужские, предательские слезы,
каштан обращается в женщину. это больно.
это больнее, чем обращаться в мужчину.
он терпит. природа несовершенна.
в следующий виток боли она, наверно,
обратит меня в колючую скорлупу каштана.
прошу тебя, ходи осторожно.

и смотреть, как
кончаются гласные звуки┘ пускай их вынут
и положат рядом, чтобы впредь говорилось редко.
А.К.

когда-нибудь
нас положат рядом.
как тристана с изольдой, как альфу с бетой,
когда-нибудь я буду одета лишь в шелковый саван,
стянутая корсетом гроба, можно сказать, раздета
и безымянна.

когда-нибудь
я буду глуха и ревнива
к розам - по лепестку,
к женщинам - поименно,
буду себя изнутри плавить,
как по винтовой лестнице, кружиться по ребрам,
буду лежать черная, словно слива.
наверное, некрасивая. не такая красивая.
впрочем, там в нас отменят память.

когда-нибудь
ты оплетешь собой мои проросшие сквозь плоть кости,
мои ключицы,торчащие, словно проволочный каркас из бюста,
наконец-таки все получилось, мы стали настолько вместе,
что сильнее смерти и роста,
ты словно приходишь в гости в грудную клетку,
чувствуешь в горсти мое сердце, говоришь ему здравствуй.

почему же мне кажется,
что тогда я буду несчастной?

тебе бы ездить на деревянной лошадке
в далекие страны в смешном полосатом камзоле
со шпорами, что щекочут твои сумасшедшие пятки
хочешь я стану оруженосцем, всегда веселым,
буду расчесывать хвост деревянной лошадке,
ставить заплатки на полосатом камзоле
и щекотать твои сумасшедшие пятки?

мимо смердящих чащ и смешных ущелий
мимо льняных метелей и туч печальных
мчится лошадка мягко как в колыбели
чадо качает, чудесное чадо качает,
грезятся чаду чудища, чащи, ущелья,
снятся ему метели, метлы и дали,
сладко пяткам его спать во мчащейся колыбели.
мне качать его странно, светло и сладко.

боже, храни его сон, не зови лошадку.

здесь au clair de la lune
спит льняная кукла лили
с шестирукой серебристой
и на паучка похожей
дырочкой во лбу
снятся ей качели пчелы
жалящие лили в шелко-
вую щеку флюс надулся
как воздушный шар лиловый
баюшки-баю
как воздушный шар лилейный
в чьих боках прозрачных сытых
отражается весь мир:
лили, пчелы и качели
и еще янтарный месяц
подозрительно похожий
на бездомный пирожок
и еще щенок соседский
баюшки баю
здесь au clair de la lune
спит льняная кукла лили
я животик ей зашила
чтобы громко не урчал
в животе ее печальном
нынче боль моя ночует
я прижалась лбом горячим
мне не больно мне не больно
мне не спится с непривычки

рифы марии нерукотворны
она застревает на внутренней рифме
и повторяет любимый любимый
чашку свою разбивает и кошку
отшвыривает как шапку и водит
пальцем по кафелю воображая
что кафель горячая нежная кожа
немого мужчины. мария
незамужем, беззащитно-изящна
любит случайно и безнадежно
живет как заезженная пластинка
зажеванная оливка мужчина
ee уже не мужчина а ангел
и кафель застывший кофе
в профиль похожий на асфодель
любовная лодка села на мель

Крутится вертится шар голубой
За ним кувыркается жадный зрачок
Века страхующее полотно -
Хлоп! Кувыркайся вслепую,
Шар в голове моей, шар голубой,
Барышня ждет кавалера.
Бусы из круглой густой бирюзы
Барышня разорвалась, и посы-
Пались с неба шары голубые,
У кавалера обвисли усы,
Сердце покинули бесы.
Бусины, бусины падают с неба,
Бусину нищий зажал в кулаке,
Вставил актер ее в глаз, как монокль,
Бусина спит в шутовском колпаке,
Катится бусина верным щенком за
Столь непривязчивым кавалером.
Только мой гений идет налегке,
Он закрывает глаза, и в зрачке
Крутится-вертится шар голубой

1
одной душе в теле скучно, двоим тесно
худею душу, мором морю, а ей хоть тресни,
с голода пухнет, становится нежной,
двоится в глазах, вроде, никто не нужен
никто не нужен никто не угоден никто не даден
только хныкает где-то в районе сердца -
мол-де, опять не как все, а кого ради?
цвет глаз меняется - душа просвечивает, становится фотомодельной,
шлаками отходит память, коростой отваливается сердце
болтается само по себе в груди, совсем не болит,
можно перeврать его в розу, жалко, она засохнет,
подарить тебе засохшую розу, мальчик? но он не хочет.
во мне не растет ни травинки - дурная почва,
я выморила душу, вывернула наизнанку, выдубила, сшила тулупчик,
тулупчик короткий, волшебный, но мне не впору, жмет, щекочет,
говорит, я не я, самозванка, цыганка с черной, худой душой,
бородой до пят, цветастым платком, серебряным языком,
кулаками не машут после драки, юбками после пляски
пол не метут, господа не зовут, от причастия отказавшись,
господи, я не знала, чего искала, это реклама
виновата, я думала, надо как все, оказалось, не надо,
перевыколоколовали меня, вышколили, выкололи глазки,
вставили линзы, надели шоры, пришпорили, гоп, кобылка,
2
пошла, кобылка, по цирковому, по часовой.
хвост свой видишь? держи, не то убежит,
нет у тебя души, нет у тебя души, нет у тебя души,
сердце бьется, как проклятый молоток в часах, дрожит,
как чокнутое, пытается доказать, что живо еще,
господи, покажи,
где у меня душа, что я ищу,
там, в темноте темниц, полумертвый от страха, неоспоримо живой,
потому что только живые могут болеть взахлеб
и кричать вразрыв, потому что живая плоть
и в огне не горит, и в воде не тонет всем кривдам наперекор,
потому что иначе было бы слишком легко
каждый раз умирать, господи, удержи
меня хоть единожды в ладонях своих, не опускай в огонь,
если не ты, то кто? рядом со мной никого,
только ты моя тень моя тень моя тень моя тень
изо дня в день изойдя кровью и потом будней я говорю с тобой,
потому что если не ты, то во мне действительно никого.

что я делаю, боже? сажаю сад,
из ветвей моих растут человечьи глаза,
соловьиные языки, собачьи сердца, павлиньи мозги,
тоска моя небо без дна и устья, голос моей тоски
ветер, называющий по именам
каждого из детей - это глаза Иоанна Павла Андрея Петра
это язык безумца бездаря златоуста
это сердце верного бедолаги дворняги дурня
это мозги казановы феникса иностранца
что вы видели пели чуяли что вам снилось
бархатной сумасшедшей расхристанной ночью
когда я пытала пламенных незнакомцев
водяным столбом над душой стояла
заводила в сад свой певучий зрячий
милосердный сад мой, разумный сад мой
превращала тела в деревья, впускала души,
что я делала, господи? сад сажала.

что ты делаешь, боже? пытаю сад,
он теряет голос, он сипнет, слепнет,
сходит с ума, становится бессердечным,
ничего не помнит и знать не хочет
в плоть мою словно в землю пускает корни,
притворяяется срубленным во плоти, вишневым
пьет мою кровь, щекочется в междуребрье
(превращается в моей голове в джунгли,
превращается в моем сердце в дебри,
разлетается колибри, пыжится тигром,
пялится на меня прохожими, кусается гончими)

господи, неужели все кончено? неужели
ты убил мой сад, затравил меня в тело,
закрыл крышечкой темечка, не оставил окошка,
положил в колесо беспамятства,
пустил по реке времени,
плыви себе дикая, неприрученная,
джунглевая, жонглерная, зазубренная,
ибо я твой сад на крови, горячий
сад живой, настоящий,певучий, зрячий,
милосердный сад твой, разумный сад твой.

был ли такой человек на земле или нет не помню
знаю что ангел спустился с земли сказал господи там он
ходит босой вокруг да около правды целует снег смеется как будто режут его по-живому
гоподи да забери же его смотреть тошно а слушать страшно
скажет еще кому, а ему поверят, поверят и возбоятся
будет одним босым меньше одной душой больше забери его сразу
знаю что дева мария в синем вечернем платье летела над миром смотрела в оба
на грешников левым на праведных правым глазом
видела как я кругами ношусь ноги дорогой режу
отпустила меня восвояси к ясеню моему а ясень срублен
лежит неподвижет ресниц на меня не поднимет
вышла душа его вон а куда не знаю
боже возьми меня в стаю свою красноухой гончей
сверху с неба я душу его учую, вниз рвану, поймаю, зубами сожму, доставлю
к телу, он встанет еще, ясень
только боже ты отвечаешь рад бы
взять тебя рыжеухой борзою в стаю розой ты в стае была бы
но нет души у гончих моих; память их коротка и они не знают
кем они были до неба до стаи моей охоты
боже возьми меня в стаю свою я вспомню
только запах родной почую рванусь завою
стаю вниз поведу наведу могильный ужас на землю твою
и родную душу к телу ее приведу чтобы встал мой ясень
только боже ты отвечаешь рад бы
взять тебя знаю какой бы гончей стала ты злобной красивой смелой
стаю вела бы грозой на моих неверных
только ясеня твоего голова что светлым
золотом словно окована стала любимым ручным мячом марии моей марии
ею она играет с утра и в полдень, так что даже над миром летать забыла
господи боже мне больше нечего делать на белом свете
возьми меня гончей своей ибо страшен гнев мой равен он боли моей

похороните меня как принца в драной короне
в плену пыли и пота тюля и тени настурций и мастурбаций
в плену горячем и тесном плоти пустой и жадной
цепляющейся за бутоны рук, за соцветья ребер,
за папортник позвоночника, рвущего бархат кожи

сдерите последнюю маску с лица, сохранившего нежность
девичества, чтобы видеть
изгрызенные глазами могли пустые глазницы
раскрасьте его в последний раз, чтобы царь бессмертных
не заподозрил подлога

придите к моей могиле, торговцы и танцовщицы,
актеры, поэты, воры, фотографируйтесь вволю,
целуйтесь, швыряйтесь цветами, пейте, глумитесь, пойте,
плачьтесь, рядитесь в маски - похороны поэта
праздник для рядового клоуна с длинной шеей

боже, пошли мне безумного ангела и плотника в помощь
мы построим корабль, уплывем так далеко, что и ты не вспомнишь,
не вспомнишь и не достанешь ни мором ни благодатью
господи у меня серебрянные глаза в наследство от матери
латунные медяки от отца в наследство
ты дал мне сердце
медяки я растратила, глаза выплакала, сердце разбила
плотник вгонит в меня каленые гвозди сожмет осколки
ангел подержит руки чтоб не дрожали
господи мне не будет больно я обещаю
обещай и ты что мне не будет больно

качается на желтом стуле
околомбиненный пьеро
и думает, что он на льдине
во глубине вселенских вод
куда судьба его несет?
он думает о коломбине

о коломбине нежной робкой
она мечтает жить в коробке
рассыпчатой китайской пудры
в коробке стенки из сатина
там ни пьеро ни арлекина
никто не лезет к ней с любовью
никто не сделает ей больно
и можно выспаться одной

⌠...и кружатся пылинки пудры
и все качается пьеро
и неуклюже нежно любит
и бережно целует в рот
под осторожный скрип кровати
и мне не будет больше больно
и мне не будет больше больно
и мне не будет больше больно
я буду спать и спать и спать и...■

заснул пьеро на желтой льдине
сердечко биться перестало
скатилась голова на грудь
как будто яблоко упало
он женится на коломбине
когда-нибудь когда-нибудь

господи пощади пожалуйста канатоходца
в горле его колодцы когда он плачет
кольца когда смеется
в колодцы прыгают его девы
а в кольца - тигры
господи он такой красивый, пунктирный
на алом канате что замирает сердце
канат вымачиваю в крови, иначе он не удержится
а он идет по небу, меня кошмарит
бегу за ним по земле, держу за трико, как воздушный шарик,
вдруг он взлетит, упадет, убьется
а он смеется, кольца его колокольцы
берет меня за руку и отпускает.
хорошо хоть кровь у меня цепкая, держит его на канате
ночевать он будет в моей кровати,
метаться во сне.
боль отрастет щетиной
с утра он будет колоться
раскроет свои колодцы
я прыгну.

господь чаи гоняет в марте
в кофейне дикой на монмартре
он заряжает плоть солдатa,
командует лениво - пли
бегите девки по колодцам
готовьтесь биться и колоться
кричать выкидывать коленца
я выхожу на раз-два-три
расставив руки как распятый
не спрятались - не виноватый
и лоб тоски, и лед спасенья
проломят страсти полыньи
и грудь сомнет пегас крылатый
и муза выйдет из ребра
и позовет на баррикады
и грянет грозное ура
безглавый но с главой марата
появится робеспьерро
распустятся на зев аорты,
тюльпанно вывернув нутро
и снова божии когорты
бьют в барабаны бытия
во славу плотского союза
любезный друг, так выпьем с блюза,
и ты, забавная моя
мартышка, материшься, муза

и боль и дурь и скрипка энгра
на ней пиликает ребенок
светловолосый вологубый
и скрипка плачет как живая
как деревянная молчит
кто ты стремглав в меня вошедший
необратимой бренной болью
сквозные прорези оставив
в безмолвном дереве спины?

и блажь и ближь и безысходность
из тела женского во взрослом
и нежном возрасте. ребенок
что меж моих лопаток дремлет
и согревает и щекочет
мой напряженный позвоночник
и бубном бесится в груди
а я не смею шевельнуться.

замри во мне последним звуком
неизвлеченным и увечным
не иссаднившим чьи-то пальцы
беспомощным и бесполезным
чтоб кто-нибудь играя после
тебя на странном инструменте
его как душу вызвал вынул
из хрупкого футляра тела
и душу новую вложил

и ты бы радовался смерти
как воздуху и возрожденью
как самой чистой из мелодий
как долгожданной глухоте
и наблюдал как сквозь прозрачный
телесный контур новый мальчик
во мне то молится то плачет
на твой болезненный мотив.

1
Весь этот джаз, фуэте суёт,
Ангел, что держится за живот,
вынашивает в нем душу
она танцует внутри фокстрот
почти не дышит
я тужусь, кричу ей, изыди, душа,
дай хотя бы мне подышать,
а она не слышит.

2
а ты играешь, дудочка во плоти,
мира божьего посреди,
и что-то свистит и свербит в груди
а ты ему - не пущу

бог - это если сплошной синяк
боль, танцующая краковяк
в мозгу, попадающая не в такт,
а ты ему - не прощу.

и вот стоишь как солдат на плацу,
кричишь в никуда - не прощу подлецу
но подлецу все равно к лицу,
все подходит к плащу

и ты играешь, дудочка во плоти,
единственный чудный простой мотив,
и кто б ни скребся в твоей груди,
ты знаешь, что будет потом.


3
а бог целует его в ребро
и в этом нежном наклоне рок
и столько невинности и заботы
что я ревнивая и вот-вот
в кровь искусаю рот

по кочечкам, по кочкам,
в ямку бух!
раз-два теряю зрение и слух,
я постепенно обращаюсь в духа
с прозрачной раной на высоком лбу.

но жизнь не остановишь на скаку,
я бьюсь в ней, словно лебедь, рак и щука -
что так могу, и так еще могу -
я обретаю совершенство звука.

мой тихий ангел, слышишь, я пою?

вся эта боль лишь вывих сердца, вывсхлип,
во мне давно сломался соловей.
кто грыз меня - их много, тех, что грызли,-
прогрыз и вылез на неяркий свет.
я в лазы их высаживаю розы -
чтоб саван шелков был и вкусно пах
возница нервно втягивает воздух:
готовы дроги. толпы на местах,
в них лица друг из друга вырастают,
кобылка ржет с неистовой тоской.
застыть тебя б на всем скаку, слепая,
чтоб дрожь твою почувствовать рукой,
чтоб задрожать тебе ответной дрожью,
мой - млечный, твой - сердечный - вышит путь
вселенским бисером. возница тянет вожжи,
он синеглаз, златоволос и груб,
из рода тех, кто грыз меня, живую,
кто жил во мне, кто выбрался уже.
как мне легко! я больше не тоскую
ни по его, ни по своей душе.

смиренный обморок с утра
сердечный гололед
сиди со мной, сиди, герой
покуда спит твой враг
давным-давно в чужом краю

он видит сон о том, как ты
отправился домой
душа сраженная тоской
но стойкая как хмель
давным-давно в чужом краю

сиди со мной вопи и вой
о том что ты как все
слегка герой слегка покой-
ник и влюблен
давным-давно в чужом краю

сиди со мной, сиди, герой
мертва любовь но я
я буду ждать тебя коль ты
отправишься на бой.
давным-давно в чужом краю

(я сошла с ума, о мальчик странный - АА)
1
я бесанулась ночью в три часа
меня оса
слепая укусила
прошла насквозь стрелою золотой,
безумная,
а я стою босая
ах, злодейка,
так беспощадно грудь мою покинуть
возлюбленный,
не ты ли вместе с нею?

2
мне говорили, так бывает. полдень
случится в полночь,
бес явится дымом,
а ангел - пеплом. дщерь явится дурой,
а отрок - крестоносцем-трубадуром,
и надо всем звенящая оса,
безумная, во золотой короне.

3
мне не сказали, что она войдет
и сразу выйдет. где-то между глаз.
чуть выше.
чуть болезненно.
бескровно.
мы в салочки играли с провиденьем,
меня осалила земная благодать.

DIM'у с большой теплотой

everyday
эвридика становится теньше и тоньше.
кто-то тащит ее по периметру сумрачных дней.
ее сердце молчит. по печальной привычке касаясь
туберозы груди она тщится услышать в ней шум
долото топотание кашель. но сердце не бьется. не хочет.

что ты деятель жизни моей замолчал заболел засмеялся
вышел вон отдал царство мое за коня. что ты скажешь коню когда он
пить попросит? опустишься ли на колени?
что ты скажешь коню когда конь твой издохнет в пути?
я не в силах сберечь эту речь постепенно чужую
говори говори я не в силах тебя удержать
в человечьей груди постепенно теряющей плотность

everyday
эвридика встает в бесконечную очередь в кассу
обналичить талоны тоски
- два часа на полгода побыть непривычно-живой
позаламывать руки поплакать поскандалить
покричать наконец потому что так страшно молчать
в той густой слепоте что у вас называется смертью

замолчи замолчи ангел ты или фавн кто ты пахнущий плотью и кровью
медом и молоком замолчи безрассудный живой
безнадежный безумный посмевший спуститься сюда
в пустоту и песок в мой стеклянный зверинец
слюдяной людинец ледяной зачарованный сад?

ты не попросишь. я не останусь.
день продержаться, ночь продержаться,
после отпустит.
где-то в заморье, зачеловечье,
ты был мне мужем, ты был мне сыном,
я тебе жизнью, я тебе дочкой.
это неправда. тоже неправда.
кто из тумана выйдет с косою?
пусть уже выйдет.

мы выступаем в поход на париж.
я, арлекин с бархатной ленточкой на запястье,
резиновый мячик, два оловянных солдатика
из почетной гвардии Луи Пятнадцатого
или Шестнадцатого, с барабанами и парадными мундирами,
живой щенок, похожий на ореховую мартиру
в кафе "Эстерхази", девочка с крыльями бабочки,
смычок от виолончели с разбитым сердцем,
проволочный дракон,набившихся нам в попутчики,
мы выступаем в поход на париж.

у нас на всех - одна шпага, и та из иголки,
можно было бы пустить на вторую драконий хвост,
но жалко дракона.
он хоть и не огнедышаший, но игрушечный,
кружевной и гибкий, как акробатик.
а из смычка шпаги не сделаешь, пробовали, но не вышло
у него сердце разбито, солдат из него никудышный.
ну что же, зато дракон и девочка с крыльями бабочки
умеют летать, смычок выступает канатоходцем,
шоколадный щенок движется с грацией гиппопотама,
всех остальных я спрятала по карманам.
сама я танцую танго.

в париже я выйду замуж. мой арлекин
в знак траура бархатной ленточкой перетянет горло,
оставит записку: "оставьте его. он был влюблен и был гордым,
похороните его на кладбище Пер-Лашез в коробке
от ее подвенчальных туфелек".
дурачок.
резиновый мячик напорется на иглу
и лопнет от крика. два оловянных солдата
займут почетное место в личной гвардии моего мужа,
сменят мундиры и маркитанок, барабаны заменят на мандарины,
будут по пятницам храбро маршировать по перилам балкона.
щенку подарят конуру, кенгуру и миску
будут кормить мясом, чесать ему шерстку,
он будет играть с кенгуру в салки и делать лужи в моей квартире,
я буду врать, что он не нарочно.
девочка с крыльями сбросит крылья, скажет, что надоели,
станет певицей в кафе-шантане, будет жевать каштаны
и морщиться, что у них вкус как у сладкой картошки.
на проволочном драконе вырастут тряпичные розы
смычок от виолончели обретет новое сердце,
оно опять разобьется, тогда он сломается.
в париже я выйду замуж.

мой мир вооруженно-одинок
спаси, господь, он нежен и прекрасен
как сорванный искуственный цветок
все рыцари мои клубицы дыма
все рыцари мои все голубицы
и арлекины в шелковых трико
из треугольной черно-красной страсти
мой мир прекрасен, бог, он так прекрасен
так сумасшедше-нежно одинок
и я не знаю как мне жить в нем - сниться
кому-нибудь - я черная жилица
в чужом дому - так спляшем, пегги, спляшем
рождественский гусенок разукрашен
пока теснятся роланды у башен
неумолимо движется суок
по красной нити между этих строк
прямая будто стрелка часовая,
мой мир неповторимо зазеркален
мой призрак восхитительно не бален
с растерзанною лентой в парике
неискренние локоны развились
и роза из петлицы облетела
его приют был нарисован мелом
но стерлись линии на маленькой руке

я думаю, мой бог меня оставил,
он лесенку к моей душе приставил
и вышел вон, куда - никто не знает.

(хор) ребенок розы в чепчике из роз
пришел твой час, и бог тебя принес
на монпарнасс, и бог тебя оставил
цветочницам своим на растерзанье
благословенна тайна мирозданья
о нежность о спокойное дыханье
заснувшего меж бедер соловья

учись дитя покуда жизнь проста
считать до ста не верить во христа
играть в лапту до кончика хвоста
своей души бояться сна и смерти
как бабочка метаться в круговерти
исподних юбок - с чистого листа
любовные аферы начиная

ты одержим бесенком бытия
любя себя и сам того не зная.
так ты перебираешь четки зол:
ты слишком горд, ибо твой бог ушел,
ты жаден, ибо он тебя оставил,
ты сладострастен, ибо бог ушел,
ты голоден, ибо твой бог ушел,
.....
я пол и голоден я голоден и гол
о на кого же ты меня оставил?

(хор) учись дитя свою тиранить плоть
то длинными иголками колоть
то распалить то растянуть то плавить
то ласковыми сверлами буравить
то заново иголками колоть.

разобран чепчик твой по лепестку
ты выучил и патер, и тоску
любовную и ласковые святки
кто о тебе гадал, тебя хотел,
кого твой соловей познал=воспел
кто помнит вкус твой, сладостный и сладкий,
ты стольких перепробовал, ты в раж
входил и в рай, тебя мандраж
бил перед каждой женщиной и плавил
кость что должна была стоять как перст
о сколько роз ты посадил мон анж
о сколько жертв ты за спиной оставил
как - было время - бог тебя оставил
ну что же, ты прилежный ученик

вы ли выли? мыли мы воем душу,
выли-выли, да не вытянули волю божью,
вывыли мы, взмыли, взмокли,
взмыленные, примчались к марии,
мария в слезы, а мы ей лилию.
но марии больно, она все равно в слезы,
мы бились, бились, буянили, барабанили, влезли,
внутри марии красно, горячо, тесно,
мы вылезли и вздохнули.
выпуклая как буханка,
натянутая как новенький барабанчик,
мария плачет, в ней мальчик пока еще с пальчик,
жалко марию, мария жаворонок из стали,
у нее тело из тюля, а кость из мела,
сердце марии пепел в перчатке из шелка,
мы втыкаем в него иголки, проверяем а жив ли мальчик,
мария плачет

спи мой ангел мой неласковый
я умею уходить
в край рассеянный безрадостный
в край где птицы не поют
птицы гордые тяжелые
птицы знающие олово
нежеланности в груди
у монмартрской богоматери
буду я в ногах лежать
тот венок в руках держать
коий ангелы московские
над тобою понесут
если вдруг с венка охранного
алый розан упадет
значит я твоя немилая
где-то помню о тебе
страшно страшно мне неверящей
к богородице незнающей
мне в помощницы идти
дрогнет голос ли что молится
о возлюбленной твоей
знает дева богородица
что неправду говорю
от того что вянут белые
мной сплетенные венки
стынет кофе мною поданный
да моления заздравные
все на русском языке
если стебель пальцы колет мне
значит где-то мой несуженный
спрашивает обо мне
сотню я венков испортила
лепесками я засыпала
рю монмартр и рю лафит
что ты хочешь мой не ласковый
что ты хочешь от меня?
ты придешь ко мне беспамятной
скажешь можно я печальная
буду плакать за тебя
скажешь страшно если молится
нелюбимый о тебе
я отдам тебе серебряный
свежесорванный тюльпан
это голос мой что сорван был
о тебе и о другой
отпусти меня возлюбленный
отмолила я тебя

в невинном городе моем
где я и воин и покойник
гермафродит полубожок
где память рвется из ума
как изуродованный дольник
из нервной иноходи строк
где сердца сумрачный лесник
все долбит древесину ребер
надеясь выточить корабль
в котором боль пойдет на убыль
где мальчик поль то пел то плел
венки из клевера и плевел
то заходил по горло в пруд
где мальчик жюль то пил абсент
то жадно и по-детски плакал
и оба мучали меня
...мой ангел вспомни обо мне
даруй случайное прощенье...

ах панночка пора бы умереть
ну сколько можно роз и поз и козней
незрячим янтарем рассматриваю воздух
он кажется прозрачней и нежней
сквозь скованное сладострастным медом
чужое жучье тело на пуантах
ах панночка ну сколько можно медлить
пытаясь удержать рубашку плоти
из рвущегося нежного батиста
скользящую куда-то вниз вниз вниз
бесстыдно обнажая душу даже
плаща нет чтоб прикрыть свое уродство
ибо душа похожа на витраж
в который бьет полуденное солнце
о юноша с шафранными глазами
зачем вы взгляд свой страшный отвели?

1
а ты все спрашиваешь,
как она, моя?
зимой из неподатливого снега
лепила герда кая. обливала
водою на морозе и пытала:
ты меня любишь? любишь? или? или?
а он молчал как троцкий и расстаял
когда она с утра
в истоме жаркой
ворочалась во девственной кровати
тогда и роза мира облетела
и постучался к гердиной старухе
один студент страдающий ангиной
в младенчестве невинноубиенный
но проживший заслуженную жизнь
а герда встала и сказала: кай
галатион эльфийский снежный рыцарь
я вся твоя пигмейка пигматея
возьми меня сегодня же возьми
и вытащи пожалуйста осколок
мешающий моей душе узнать
что видят груди ускользнув случайно
из бархатной тесницы декольте.

2
а ты все спрашиваешь, что за странный хохот
и вой и визг и нежное мычанье
кто носится по потолку кто свет не тушит
и душит спящих? это тинтажиль
боится темноты и умирает
а потому пытается увлечь
с собою во вселенскую воронку
кого-нибудь кому еще страшней

и он зовет невиданных зверей
неслыханною дудкой и они
бесшумные над городом проходят
сжимая осторожными зубами
кто мальчика кто девочку с игрушкой
любимой разлучив их и тогда
игрушки собираются на битву
отвоевать румяных невысоких
любовников своих своих любовниц
в ночнушках и пижамках кружевных
и плюшевые сонмы медвежат
печально маршируют под луною
а ты все спрашиваешь почему мне с детства
кружащаяся снится карусель

3
а гризабелла плачется в жилетку
прохаживаясь бархатною лапкой
по всем своим нарядам божежмой
эпохи шелка пирамиды пуха
сады атласа тюля и тафты
флотилии корветов из вельвета
пустые неприступные корсеты
топорщащие свой китовый ус
руины юбок соскользнувших с узких
привычных бедер и двустволки брюк
оружие не знавшее осечек
увы, империя переживает крах.
и остается только беладонна
видение ушедшей красоты
остановись, мгновение, потрогай
живую плоть в которой ты когда-то
на срок недолгий обрело покой
потом тебя обманом усыпили
и задержали на еще чуть-чуть
потом еще немного и еще
потом был принц целующий устало,
и чары спали. и один поэт
сказал: я помню чудное мгновенье,
но ту, в ком оно было, не назвал
и среди всех изысканных вещей
оставшись лишь в одной ослиной шкурке
святая гризабелла со слезами
во голубых но выцветших глазах
заучивает наизусть: зараза злюка
о жизнь моя о молодость моя
пожалуйста вернись. всегда твоя.

4
а ты все спрашиваешь, как оно со мною?
бумажная вертушка-балерина
кружась на ницшеанском барабане
чернявого чертенка оседлав
несется прямо в пламя - режиссер
советовал ей вжиться в персонажа
она станцует саламандру если
конечно выживет но барышня слепа
и беспощадна к собственному телу
за этим терпеливо наблюдает
безногий оловянный истукан
он автор этой милой мизансцены
но к сожаленью абсолютно глух
во всем, что можно отнести - условно,
конечно же, - к душе и иже с ней,
а потому не чувствует актеров
ни в роли, ни по жизни и его
спектакли мертворожденны в зачатье.

белолобый от боли бычок идет
шатаясь шатаясь шатаясь
сейчас упадет
бычок тупогуб
неуклюж и нелюб
бессловесная безобразная тварь а
жалко
у него губа
губу проткнули крючком
как у рыбы
рыбу не жалко
а бычка жалко
он хороший
у него челка
и бочок налит молочком
мамочкиным
у него животик в горошек
он плюхнется на него и молчок
даже мычать не может
вот и я
чуть-чуть на бычка похожа
ни заплакать
ни замолчать
ни рассказать тебе не могу

о сколько раз мне вымерять конем
всю эту боль не повторившись клеткой
(грудной ли шахматной) ни ложью ни спасеньем
чтоб каждый день очухиваться снова
у проклятой роландовой твердыни
и биться в колокольные ворота
и повторять: меня зовут чайльд роланд
а мою даму чайная чума
не будете ли вы любезны рыцарь
признать ее прекрасней всех на свете
чтоб мне не страшно было умирать?
но башня отвечает мне молчаньем
и в этой бесполезной тишине
я слышу приглушенное дыханье
осыпавшихся желтых лепестков
они стоят за мною павшей ратью
небесным золотистолобым братством
шепча: пусти - иль отпусти меня
мне имя легион. мне имя тьма
2
каким бы цветом я не красил сталь
и чей рукав бы не крепил на древко
мои доспехи изнутри черны
и без конца кровят снаружи
я похоронен заживо в себе
как в самом прочном из гробов хрустальных
о кто придет меня поцеловать
не побоявшись приподнять забрало?

прекрасный рыцарь
скинув панцирь
отважно обнажает сердце:
набитый волосом и стружкой
мешочек скроенный подружкой
из лоскутков вчерашних платьев

а злой дракон
на красный перец
похожий: скользкий длинный острый
повержен на куски порублен
лежит на круглом синем блюдце
как средство от потенциальных
последствий рыцарских утех
и ублажения подруги

а рыцарь спит
и смотрит сказку
о семиглавом огнедыше
о пятикрылом копьехвосте
о скованной бронею смерти
и о девице белокурой

когда мы превратимся в лебедей
сестра моя сестра когда мы снова
посмеем раствориться в небесах?
наверно ты стараешься для нас
но глупые соседские девчонки
меня прозвали ведьминым уродцем
и больно щиплют правое крыло
я знаю ты хотела чтобы мы
отвоевали папино наследство
но у меня всего одна рука

когда я прохожу мимо крестьян
те мелко крестятся и и повторяют патер
а те кто посмелей швыряют камни
поэтому я ухожу к реке
и в ней веночки из цветов пускаю
пушистые и белые, похожи
они на неуклюжих лебедят

вчера меня поймал суровый стражник
и запер в комнате, а я сидел и плакал,
а с кухни шел густой вишневый запах
и я не знал, что я такого сделал,
за что меня лишили пирога

сегодня на рассвете было страшно
когда меня ввели в большую залу
и ты так неестественно прямая
стояла, будто злилась на меня
я съежился и я закрыл глаза.
не слушая что говорят большие
бесформенные люди в капюшонах
я знаю что они опять навалят
на площади у каруселей - хворост

тогда скажи сестра мне будет можно
обратно в лебеди?

1
я сомелье болейн унылый бог
не смог придумать ничего болезней
во мне молчит мужское естество
мой вялый зверь не движется. не дышит
о спите девочки здесь мальчики невинны
как сухостой бессмысленно высоки
и как бессмертник розово-нежны
о спите мальчики здесь девочки безумны
о спите мальчики здесь девушки в цвету
здесь девушки взрослеют слишком рано
их прелести их тайные уродства
их тонкие как паутинки руки
их круговые темные глаза
нас превращают в нервных импотентов
и карликов, в потеющей руке
сжимающих все то же - розу, розу
в корсете, из которого вразлет
пурпурный бархат - юбки, груди, ножки!
(обиженно-дразнящее: мон шер,
смотрите, нет, потрогайте) и дрожью
рассыпавшийся - бисером, драже
грохочущий - к ногам ее склониться:
я вам готов реснички целовать
и каждый волосок на нежной коже,
нельзя, нельзя, сто тысяч раз нельзя,
на сорок тысяч можно, можно, можно,
о боль моя, о выхухоль моя!
2
вот мальчик, что над городом плывет
и девучку невинную зовет
подняться с ним туда, где спит Исакий,
и Солсберри, и Пол, и Нотр-Дам,
колокола которых улетели.
а девочка та спит, а рядом с ней
спит тучный карл, читаю по губам,
что он благословенный император
всея земли, ему лет тридцать шесть,
а девочке от силы лет шестнадцать,
а мальчику шестнадцать с небольшим.
а мальчик высоко. Он невесом,
почти невидим и почти неслышен,
в его руке серебряный рожок,
и тонкий, очень тонкий поводок,
цепляющий высокие деревья.
и он зовет туда, где нет луны,
нет императоров всея земли, нет карлов,
где девочек не превращают в женщин
по мановенью палочек мужчин,
а лишь несут в неведомые дали
на лошадях-качалках, где легко,
где купола напыжены, как юбки
жеманных фрейлин, где уже с утра
пажи терзают струны темных скрипок,
где вишню подают на завтрак, где
та девочка.... а девочке приснилось,
что ей однажды голову отрубят
и на тарелке карлу принесут.

его душа раскалена
на медленном любовном гриле
как золотого каплуна
блаженно тлеющая тушка
какая шелковая нить
ему мешает шевельнуться
как душит пряный аромат
медовых молодильных яблок
наполнивших живот и пах
златыми язвами покрывшись
как будто рыцарской броней
о как же так, о божежмой
он молодеет на глазах
влюбившись, чтоб его, влюбившись!

черт меня побери, не жена не муза
не коза-дереза не рыба не мясо
холера-зараза=жизнь, как Елена Парису - обуза
но он славословит привычно: ты, как образок, прекрасна
но он твердит окаянная - осиянна
к ногтю! визжит но смиренно целует ногу
ну же, кончай бузить! нет ни моря мне ни окияна
нет магога со мной ни тем паче гога ни бога
ты ли снишься мне, жизнь! ни кола на дворе
ни самого двора ни мужика ни спаса
но с колыбели - по локоток в серебре
и звезда во лбу не тухнет не гаснет

на безлюдье и раб люб
попадает раб в боль твою
как песчинка в моллюска
вот и молишься до жемчужины
прорастающей в кожу
сохрани отче мой
раба божьего
.....................
на безлюбье и бог люб

1
нести в глазах безумных талый снег
а между ног обгрызенную розу
и в каждом позвонке звенящего шмеля
стучаться в грудь - я ласточка твоя!
какому-то фригидному уроду
ибо на нем встал колом белый свет

и сублимировать все сумрачней и звонче
все сволочней всем копчиком дрожа
и жить им злясь пронзая нежным жалом
безумящую плоть безумной гончей
о та, в ком ты разлегся как паша,
та, что тебя в самом огне держала,
сестрой с тобой в утробе матери лежала,
куда тебя несет моя душа?

2
мон шер, тебя преследуют враги:
то оводы то комары то мухи
то шлюхи то и вовсе дураки
и кто-то шепчет снизу вверх - беги!
и ты бежишь а за тобой всем скопом
галопом - желтотоглазые жуки
желаний, бед и скорби скарабеи,
и ты давай наматывать круги
глаз незабудочьих поднять не смея,
какая, в общем, глупая затея -
бежать от самого себя, мон шер!

для Рунны
гамлет голем пол исполин
спи галина гол твой король
спи гулена сокол твой сыт
плачь калина мертв твой топор
уголь - гамлет лен - ланселот
астолат почти эльсинор
а река для дев колыбель
а река для дев голуболь
благодать волшебный грааль
гроб хрустальный призрачный дом
разве ляжет лен чужой головы
столь же лживо нежно в ладонь
я вяжу снопы изо льна
из снопов я кукол вяжу
кукол жгу на ясном огне
гори гори ясно гори гори грустно
гори гори грозно
чтобы не погасло сердце
богородице щебечет с небес
не тронь не люби не смей

1
обещай мне, что ты никогда-никогда.
обещания чем-то похожи на жаворонков
завязнувших в липком тесте слоеного королевского пирога.
маленький лис запутавшись между папоротниками:
тяф-тяф-тяф-тяф, а у вас на планете есть
жадные хрупкие жаворонки? -
тяф-тяф-тяф-тяф, приручи меня
ну пожалуйста ну по-жавороночьи
сделай начинку в слойке случайных пьес
в которых ты играешь сквозные роли
создаешь узы занимаешься с кем-то любовью
бежишь за кем-то по голубому полю
которе называют небом слушаешь чье-то дыханье
боясь что разбудишь боясь что останешься
боясь что останешься дольше чем на ночь
что усталость тебя оглушит под подушкой что жалость
привяжет тебя к сумасшедшему дому
внутри тебя. ты же путаешь жалость и нежность
тяф-тяф-тяф-тяф ну пожалуйста
обещай мне, что ты однажды.
2
расшитые души не сожмешь лонжероном
лисе душа моя с землею расшита с людьми разорвата
страшно мне лисе стыло мне лисе
розы мои в ризе
их очи долу их риза белого цвета
лисе скажи кто меня на земле по полям отпевает
душу мою неволит держит как змея в небо пускает
и не отпустит кто меня отпевает лисе
знаю твоя золотая шкурка лежит на божьих коленях
он ее гладит лицо в нее прячет бормочет четки перебирает
лисе скажи ему: жутко мне я играю в жмурки
со смертью боюсь когда женщина засыпает рядом
сын ли я ей любовник ли я не помню
отворачиваться нельзя а смотреть больно и касаться больно
поэтому лежишь несешь сторожевую вахту
елочный стеклянный пони плывущий в вате
оказывается разбиться гораздо проще
еще проще не думать

расступись, земля, развернись, изба, раззудись, рука,
дурака, ох господи, дурака - чья нелегкая, а его - легка
уж на что тонка я - его на руках несу
спотыкаюсь, падаю, но люблю - все равно несу
и теряется смерть не зная за что хвататься
то ли за сердце, то ли за косу

ох емеля скоро ли вымелешь боль свою лютую боль
бог отмерял тебе немеряно - сыпал сквозь решето
господи кто я никто но за мной любовь
сохрани любимого моего

щукой оборочусь за щекой пряча отче наш
и богородице дево - меня отдашь
богу воды на откуп и дальше себе пойдешь

вот оно, русский размах, русская канитель!
едет емеля незнамо куда в беспросветную бель
и непонятно, то ли емеля метель,
то ли метель емелю

прощайте светлый искуситель
прощайте светский обыватель
мой хлестаков вальмон жуан
анфан террибль адюльт шарман
а в общем баламут и нежить
которого хотелось нежить
и баловать и лаской плавить

когда б надежду я имела
быть вашей не душой а телом
хоть редко хоть в неделю раз
я вас...
люблю еще быть может.
я вас люблю (к чему лукавить?)

бес просится в ребро к сединам
по юности он много ниже
простим горячке юных дней
молитвы: пусть он ляжет ближе

...искать забвения в Париже
после того как с ним в москве...
и повторять сквозь сон как стон
уж не пародия ли он?!

прощай евгений все пропало
и королева амигдала
и ее солнечный набу
и танька ларина в гробу

спи девочка просвечивай сквозь сонм
своих мужчин несбывшимся спасеньем
предмученичеством ученика маги-
стра страсти юдоли безумства
которого ты скоро превзойдешь
в искусстве нежном самоистязанья
спи девочка светлея изнутри
предчувствием бессоницы не зная
как спится нелюбимым как не спится
с нелюбящим угадывая сны
в которых ему видится другая
спи девочка пока он спит один


спи девочка пока ты спишь одна
моллюском не сращенная с чужой
горячей плотью не молясь не откли-
каясь на молитвы мантры
не мудрствуя лукаво не целуясь
не злясь не плача не сходя с ума
спи девочка

лисы в голове у элейн
изнутри мозги ей грызут:
баламуть моя безумная топь
боль моя болина люболь
слеп куриный бог ланселот
с бессердечной дыркой в груди
женевьева мне - жернова
белый хлеб из мУки элейн

не крапивный я скроила кафтан
лебедине моей белой беде
нитью жильной костной иглой
жизнь его прожитую шью
(словно нить чужую жизнь длить
шелком усмирять его смерть
сжиться с ним прижаться к нему
женской лаской раны срастить
чтоб ни рубчика ни шва - только шелк)

волчьи женствен нежен нежить моя
женевьева словно черная моль
проедает нас изнутри
выплетает нас в кружева
в красный королевский наряд

нем харон мой черен и хром
правит лодкой и не двинет веслом.."
а элейн кувшинкой желтой сквозь дно
проросла...