Поэзия
21 сентября 2013

Стихи, отмеченные Ольгой Ворониной, как симпатия "Русского переплёта"

река

1. 
Он улыбнулся, снял с руки часы
И положил их временем на стол.
Потом провел ладонью по лицу,
Стирая выражение с лица.
Затем закрыл глаза 
И ощутил
В ушах прозрачный бархат тишины,-
Беззвучный шепот стереоподушки.
Протиснувшись сквозь пеструю пургу,
Он увидал себя на берегу
Реки своей души, он различал
Вдали, у устья, сумрачный причал,
Угадывал невидимый исток,
И русла нить, и спутанный клубок
Несбывшихся притоков, рукавов,
Жгуты плотин и раны островов.
Стоячих вод тягучая тоска,
И темный ил, и звездочки песка,-
Река жила. С подвижностью теней
Другие реки отражались в ней,
Чужие проступали времена,
Чужие судьбы достигали дна.
Он снова видел спутанный клубок
Течений; закипающий поток
Из отражений тысяч тел и лиц
Людей, зверей, камней, растений, птиц
Свивался в нить, в спираль, затем - в кольцо.
Рой острых брызг летел ему в лицо
И низвергался водопадом ниц,
И снова закипал потоком лиц,
Свивался в нить, в спираль, затем в кольцо,
Из тысяч лиц творя его лицо.

2.
В пещере воздуха или на дне дождя,
Где ветра тень ложится на поля,
Где из пеленок волн кричит земля,-
Там темнота. От капель темноты
Бегут круги по свету фонаря.
Там тошнота. Там клены-якоря,
Вгрызаясь в грунт, ржавеют под дождем.
Вонзаются в оконный окоем
Их ветви - бесконечные ходы,
Прорытые кротами пустоты.

И снится мне, что через мой живот
Из неба в землю дерево растет.

Там, под землей - сплетение ветвей.
Здесь, над землей - соцветие корней.

И вызревают под землей плоды.
И по корням струится свет звезды. 

3.
Иди, иди... Но только не смотри
На надпись "выход". Солнечный, воскресный
Сверкает полдень лаком изнутри
Своей кюветы, замкнутой и тесной.
На коже дома, - пыльный известняк, -
Цепь муравьев дорогою окольной
Татуировку выколола. Знак
Бессмысленный, но каменноугольный.
Ветвесплетенье, - варварски, не целясь, -
На искры крошит гомогенный свет,
И попадает в свой же, прежний, след.
Задумчивый, прохладный, чуткий шелест
Камней сопровождает ходока:
Уныло сожалеет влажный гравий
Что потревожен. Смотрит свысока
Ползучих роз роскошный серпентарий.
Оцепенел в ежеосеннем сне
Привядший куст садовой ежевики. 

Прозрачный ветер отфильтрует блики
Сквозь известняк и уголь на стене. 


4.
Еще немного, и причалит моя лодочка, паруса которой надувают сны, к длинному черному пирсу и затихнут деревяные шорохи. Замрет на неведомой горизонтали отвес солнца, а свет, отражаемый водою, станет тяжелее и гуще. Каюта моя, рябая от солнечных отблесков, с темно-фиолетовыми угольниками теней, потеряет очарование свое, утратит динамику, превратится в обычную комнату: жаркую от прогретого летнего воздуха, прохладную от сыроватых ракушняковых стен. Веселые колючие брызги морских запахов сменятся акациевым туманом, - медленно вращается во рту белый полированный шарик. Звуки южного города - крона тополиного дерева, каждый листик качается на своем черенке, словно и не подозревая о других, - их можно перебирать и рассматривать, как медные монеты, - звуки эти, разные и неповторимые, как дети, вбегут в мою комнату-каюту, распахнув двери, окружат меня щебечущей стайкой. Темный силуэт в дверном проеме окажется, конечно же, матросом, темнолицым, темноруким, в белоснежной форме. Чуть насупясь, он скажет что-то, но я и без слов пойму, что пора выходить мне. Земля.

весна

1.
Вместе с влажной землею засыхает коростою грусть, 
И веселые запахи дуют в печальную грудь.

Левантийское солнце, разжигая небесный кальян,
Вдруг рассыпало просо синицам, дроздам, воробьям.

Но, заштопав прорехи зеленой кленовой иглой,
Облака бурлаками идут и идут бечевой.

Хлебным мякишем к небу и деснам прилипли слова,
Муэдзиновым зовом шмелиным гудит голова,

И стихами утюжишь батистовой памяти гладь,
И кварталы, как строчки, по домам начинаешь читать.


2.
Вплетает прозрачную просинь
В бесцветное небо апрель,
Антоновским яблоком оземь
Стучит наливная капель.

Уже на глазах хорошеет
Рассады нескладный букет.
И саженцы, вытянув шеи,
Лакают размоченный свет.

Дрозды выясняют, кто первый
Гнездо обустроит в кустах,
И девочки-почки на вербах
Сидят в оренбургских платках.

3.
Недолго же мячик дождя по ступеням частил, -
Расходятся тучи, как днища некрашенных лодок.
Прорвавшийся луч поджигает асфальт, словно спирт,
И он полыхает огнем, голубым и холодным.
Кружится в цветущем саду лепестков конфетти.
Потеет боярышник  в белой манишке соцветий.
Сиреневый шарик по юному небу летит.
Счастливою вестью проходит по комнатам ветер.
И мелкие ангелы этих покинутых мест
Срываются стайкою - крылоплесканье, и шелест,
И щебет, и вслед им акации царственный жест,
И влажные крыши, и мокрого гравия свежесть.


4.
Корней в помине нет,  
Но тонкою корой 
Покрыться, дрейфовать 
Лодчонкой хлипкой, утлой
По маслянной воде 
Каналов-переулков,
Срезая тонкий слой, 
Сырой, как это утро.
 
В раструбах раковин шуршит сухой прибой, 
Весенний шторм песком
Шлифует ставней доски, 
Куличики-дома (их тесто из известки) 
Наполнены не кремом - духотой.
 
А талая вода 
Веселою савраской 
Бежит по желобам 
Пустующих аллей.
Развернута земля, 
Как новая раскраска, 
И воздух над землей - 
Густой обойный клей.
 
Не мягкий бурый мох, 
Не плюшевая плесень, -
На влажности простынь 
Растут цветные сны.
 
На вдохе захлебнусь 
Желаньем новой вести,
И крокусом взойду 
За пазухой весны.

парис переплывает Стикс

Б.Х.

Седой Парис переплывает Стикс.
Гляжу на пальцы - слышатся аккорды.
Вот лист второй, затем четвертый лист,
Оторван аккуратно вдоль по горлу.

Река ползет, подобная змее.
Чешуйки волн в серебряном смиренье.
Житье-бытье густеет на воде,
Как на огне вишневое варенье.

Над головою низко вьется гнус,
Рыдает рой ритмическим верлибром,
Теченье гаснет, замедляет пульс, -
Так замирает над цветком колибри.

Все бережней несет его вода
В сухих ладонях из еловых досок.
Ему года - полынь да лебеда.
Ему весло рассохшееся - посох.


Печален тополь, пылен кипарис,
Тускла звезда, прохладный воздух грустен,
Пока Парис переплывает Стикс
Не поперек, но вдоль, -
От переправы к устью.

с тех пор, как ты уехала из Д.

И если мне захочется любить,
придумаю тебя с ножом в арбузе...

Wasserman

С тех пор, как ты уехала из Д.,
Из К., из П., и далее везде,
Вонзая шпаги молний в пузо моря,
Гроза прогрохотала на арбе,
Соорудив (Мираллес? Корбюзье?)
Прозрачный куб из ветра и историй.

А я пытаюсь встать из-за стола:
В единый ком слипаются слова,
И цепью, - за лавиною - лавина, -
Без паузы, без перерыва, длинно,
Медовая жевательная вязь,
Попса, джинса, пыльца аквамарина.

Навстречу плыл печальный карнавал.
Я кланялся, я руку подавал
Торреадорам в платье скоморохов.
Мой город выл, мой город падал ниц,
Сбегал к воде, цеплялся за карниз, 
И рассыпался мраморным горохом.

Но за спиной дышал сосновый лес,
И камешек-янтарь, как леденец,
Лежал у ног, обсосанный волною,
И лопались цветные пузыри, 
И тыкалось в ширинку изнутри
Упрямой, умной мордою коровьей
Желание - любовь на безлюбовьи.

Бывало, вспыхнет яблоня в дыму,
Или миндаль на родине, в Крыму
Вдруг расцветет, - неробко, негасимо,
И в воздухе дрожит, как Хиросима, -
Сверкать и спать, - в густую пелену...
Ну как тут не прочувствовать: в плену
Кровавой глины, пыльного кармина,

Танцует жизнь, бесцветная Кармен,
Иродиада, наволочка, чайка,
Отскочит взгляд, - бессмысленный всезнайка,
Хохочущий над Деей Гуинплен, -
От полушарий матовых колен, -
И брызнет слез серебряная стайка.

И брызнет серебристая икра,
Условность, иерархия, игра, -
Скукожились до рамы, до оправы
Шагальего гостинного двора, -
Шагальего павлиньего пера, -
Дубового дупла Гранд Опера,
Алхимии, целительства, отравы.

Танцуй, Кармен, на плоскости стола,
Пока тебя не вздернет каббала
Качаться на путях спиральных странствий,
На нитках неэвклидова пространства
Качайся, закусивши удила,
Замешивай невидимую глину,
Покуда ангел скальпелем крыла
Не рассечет тугую пуповину.

Танцуй Кармен, пока не родила!

повилика

Ты помнишь, мы держали взаперти
Друг друга, прикасаясь лишь изнанкой...

Нам темно-голубой рулон пути
Выплевывали кассы полустанков. 

Порывом ветра согнут, краснотал
Хватал набухший воздух пятернею,
И жаворонок страсти зависал
Над скошенною впопыхах стернею.

Рассвет с кислинкой, недозрелый плод,
Как восковое яблоко, безликий...

Ты промокала выступивший пот 
Платком из белоснежной повилики.

гретхен и кракен

Краков прекрасен, когда по аллеям гуляет Гретхен.
Шелк ее юбок - бел, цвет ее щек - красен.
Если я вижу Гретхен - я становлюсь грешен.
Чувствую, что внизу шевелится кракен.

Вот ее щупает взглядом какой-то смазливый парень,
И старик-полицейский, и два хмыря у киоска.
Я уверен, что Гретхен нужен только мой кракен - 
Когда она рядом - у кракена с блюдце присоски.

Пухлые щеки Гретхен цветут, как маки.
Головоногих гладить - ее работа.
Гретхен знает в Кракове каждый кракен.
Гретхен о кракенах знает больше, чем кто-то.

глупое ностальгическое

Лист - белоснежен, музыка - ништяк,
Как будто жизнь глотаешь натощак,
Как будто бы четырнадцать-пятнадцать,
И все твои заботы - о прыщах,
(календула ли, просто крепкий чай),
И череда лихих "привет-прощай",
И остро не хватает ассигнаций.

Зато струной внутри натянут секс, -
Мгновенный возбудительный рефлекс,
(Особенно от женщин рыжей масти).
А на экране - молодой генсек, 
И дольше века будет длиться век...

И в первый раз прочитан залпом "Мастер"!

в понедельник утром

В понедельник утром Господь призывает к себе душу Эль-Греко,
Говорит: "Нарисуй, пожалуйста, портрет
Петра, у него юбилей, будет банкет..."
Душа Эль-Греко морщится, будто по ней прошла радиопомеха,
Но соглашается. Трудно ответить "Нет" 
Господу, если живешь в поселке "Райские кущи".
День разгорается, свет становится гуще.

Вечером, в пятницу, перед концом недели
Бог призывает к себе души Петруччиани и Граппелли,
И они, подмигнув друг-другу, рассыпают такие трели...
Жаль, что там никто, ни на какие носители
Не запишет этот тандем.
Да и зачем?

маленькие радости жизни

маленькие радости жизни покупать книги
покупать чай причудливые сорта
странные названия киба флип еарл грэй
девушки продают чай всегда милы
и вежливы с каждым 
они любят кто любит чай разбирается в чае 
столько коробочек аптека для здоровых 
этот сорт дешевле этот для знатоков 
в бордовых коробочках фруктовые 
в темнозеленых черный чай аромат
понюхайте рихен зи мал ист вирклих 
старая европа тень в полдень скукожилась 
до размеров чайного магазинчика. 
На английском фарфоре 
переверните чина бон 
легкая недорогая доступная роскошь.

dom

Н.П.

Зачем бубнить? Ты знаешь и сама,
Как рвется кислородная тесьма,
И в полночь, закрывая веки-ставни,
Молитву повторяешь по слогам,
Почти не проникая в содержанье.

Как много самых разных скользких слов
В твоем садке. Обилен был улов, но
Когда с давно написаных стихов
Вдруг белизну листа, как ткань, снимаешь, -
То чувствуешь, насколько все условно,
(А видимость, прочитана построчно,
Картонкой упадет - она теперь на что мне?)

...............................................................................


Мне ласточки кричат: "о чем?", "о чем?"...

Перечеркни отточенным крылом
Чертеж.

Пусть, как ладонь, мой дом
Протягивает всем дощатое крыльцо
(Так корабли земле протягивают сходни).


Всё врут, что я устал звонить в свой дом,
Что медь колонн не бьет по стенам гулким,
Что стал мой дом из тех, 
Зажатых в переулках,
Как в горле ком.

Кто вам сказал, что этот дом . ничей?

Поля забиты гречкою грачей,
Расчерчены леса линейкой вертикалей,
Томятся реки в ножнах берегов,
В морях жары пылятся острова 
Грозы -
Все погранично здесь,
И даже спесь
Особняков заплетена в бульвары.
Лишь этот дом звенит, касаясь облаков, -
Точней, чем бой часов, его удары.

Зажмите в кулаке проросший злак,
Добавьте время -
Видите, кулак
Разъят ростком?!
Вот так растет мой дом,
Все время вверх, туда, где есть огонь,
Пустой кулак 
И полная ладонь -
Мой дом.

Copyright (c) "Русский переплет"