|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
СКАЗЫ КУЛИКОВА ПОЛЯ
Часть
1. НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
«Куликовская битва принадлежит…
к символическим событиям русской
истории. Таким событиям суждено
возвращение. Разгадка их ещё впереди…»
Александр Блок
ПОСТРИГИ
Пролог
(Монолог
Ивана
Красного — отца
Дмитрия Донского)
Кому и сколько
остаётся днесь?
Опять ветра
заводят перебранку,
Принёсшие с
Востока злую весть
И с Запада –
гнилую лихоманку.
Я думаю:
«Чудны
твои дела,
Господь,
пославший
эту завируху»,
Но мы дружиной
сядем у стола
И ножиком
источенным краюху
Развалим –
сыну в
детскую ладонь,
Нацедим сыть,
чтоб
пил единым махом.
Расти, сынок,
души
не охолонь,
Не опогань её
пустяшным страхом.
Поло́вую не чти отца завет:
В тиши степей
опарой зреет время,
Когда затмит
стрела́ми белый свет,
И ты с порога
вденешь ногу в стремя!
Когда приходят
по́ры осенин,
В соитье губ
сладка предзимья горечь…
Каким ты
станешь в
эти годы, сын,
И вспомнишь ли
о
нашем уговоре?
Не позабыв о
тяжести вериг
Очелья Мономахова убора…
Как гулок
голос
княжеской крови́
В миг
пострига,
средь сýетного хора!
I.
ПРЕДСТОЯНИЕ
(Август
1380
года)
Этот август,
нарушивший сонный покой,
Разогнавший
ветрами полынными одурь…
Слышишь,
вόроны
грают за Доном-рекой?
Видишь,
мýтят сомы под обрывами
воду!
В
малахае упрятав и лоб, и глаза,
Отгоняя
докучного слепня камчою,
Нависает
над Русью степная гроза.
Полыхает
огнём горизонт кумачово…
Но
всё
ближе гремит путевόй бубенец.
Весь
в
пыли и дорожной невысохшей грязи,
С
волчьих бродов несётся усталый гонец,
Упредить
о нашествии Дмитрия-князя.
Этот
август тебе, как и осень, к лицу.
Это
чувство тревоги до боли знакомо.
Слышишь,
звёзды стучат, словно дождь по крыльцу?
Видишь,
тропы уводят до Дона от дома!
Утоли
мне печаль, и тоску утоли.
Одари
на
прощанье узорчатым стягом.
Чтоб
в
серебряных росах легли ковыли,
Под
размашистым конного воинства шагом.
И
пока
над Россией звенят стремена,
Да
пребудет одна у России потреба:
Чтобы
вдόсталь хватило на все времена
Благодатного,
вольного, синего неба!
II.
СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
Сорит
ветер ольховыми сѐрьгами,
Матереет
на озере гусь.
Вот
и
хлынула ордами, Сергие,
Беспросветная
осень на Русь.
За
распахнутой настежь околицей,
За
Непрядвой и Красной Мечой,
Азиатская
злобная конница
Табунится
степной саранчой.
К
мудрецу, не покрытому митрою,
На
последний отцовский погляд
Благоверного
князя Димитрия
Лебединые
кони летят.
Где-то
там, за болотными хлябями
Полыхает
заутрени свет.
Вот
и
принята схима Ослябею.
Надевает
клобук Пересвет.
Звон
набата прольётся со звонницы,
Распугав
по кустам вороньё.
Князь
с
игуменом молятся Троице
Во
бревенчатом храме Её.
И
заветное знание Сергия
Возвещают
святые уста:
«Разорвутся
ордынские вервия!
Будет
Русь от поганых чиста!!!»
Над
Москвой, деревами – калинами
Отражаясь
в затонах реки,
Вспыхнут
стяги, молодки за тынами
Закричат,
провожая полки.
И
пятная
дорогу подковою,
За
Коломну, за Дон, на рыси
Рать
на
поле идёт Куликовое –
Вековечное
поле Руси!
III.
ВОСЬМОЕ СЕНТЯБРЯ
В
разломе клубящихся туч,
Неистово
красен и ярок,
Горит
обжигающий луч –
Ушедшего
лета огарок.
Опять
кулики надо мной
Спешат
на заветное поле,
Где,
ханской повитый чалмой,
Бодрится
Мамай на престоле.
Велением
властной руки:
Подняты
бунчужные стяги,
Гарцуют
степные стрелки,
Оружны наёмные фряги…
Но
паче
врага торжества,
И
паче
столетнего страха,
Священный
канон Рождества,
И
смертная, внапуск, рубаха.
«Во
первых семь дней сентября
На
Дон собиралися вои…»
Скакали,
коней торопя.
Шагали
росистой травою.
Во
первых семь дней сентября
Мне
ночью неладное снится:
Тревожные
трубы трубят,
И
кличут
вставать и рубиться.
Встаю,
в
лихорадке горя.
Упрямо
прощаюсь с тобою…
Во
первых семь дней сентября
На
Дон
собираются вои!
Река
изовьётся тесьмой,
Омоет
кольчужные латы.
Грядёт
сентября день восьмой!
Святая
нетленная дата.
Проклюнется
робкий рассвет.
Затихнут
лебяжии клики.
Задумчив
стоит Пересвет
В
преддверии славы великой.
И
вздрогну, что днесь предо мной
Кочевник
жестокий и хитрый.
И
чувствую: Русь за спиной
И
сын, окрещённый Димитрий!
IV.
ЗАДОНЩИНА
Народному художнику России
В.Н.
Балабанову
И
будет
памятен до боли
Платок,
махнувший со стены…
Но
тёмной ночью в ратном поле
Мосты
хмельные сожжены.
Как
будто вызрел в бездне буден
Нарыв,
без коего нельзя…
И
узок
брод, и ханский бубен
Стучит,
немилостью грозя.
Набрякло
небо. В росах травы…
В
Непрядве блик волны свинцов…
На
берегу у переправы
Врага
скуластое лицо.
Но
Богородица простерла
Незримый
оку омофор.
И…
чёрной птицей мимо горла,
Стрела промчалась на простор!
И
каждый, кто дышал – увидел
Коней,
летящих в полный мах.
И
покатился Медный Идол
С
вершины Красного Холма!
И
на
парящем кровью луге
Осела
стая
воронья,
И
каждый, кто погиб – «ЗА ДРУГИ
СЛОЖИЛИ
ГОЛОВЫ СВОЯ».
И
будет
сладостно до боли
Из
рук сомкнýтое кольцо…
И
ветер
Дона – ветер воли,
Студящий
весело лицо.
И в
деревнях спасённых – семя
Готовят
пахари под плуг…
Встаёт
рассвет, бряцает стремя.
Пылает
нимбом солнца круг!
V.
ВОИНАМ РОССИИ
Вдоль
речки дымится порез
Не
сомкнутых льдов по стремнине.
Никак
не
кончается лес
На
русской бескрайней равнине.
В
галопе
крещенской пурги,
Под
платом рождественской ночи,
Таятся
в
чащобах враги,
Мерцают
разбойные очи.
Каким
мне ключом запереть
Границу
от края до края?
Россия
–
вселенская твердь,
Отнюдь
не преддверие рая.
Какой
заповедной строкой,
Пришедшей
на память молитвы,
Хоть
на
год продлить твой покой,
Чтоб
силы достало для битвы!?
Но
нет,
не расходится мгла,
И
рваные
тучи теснятся.
На
струганных досках стола
Харлуг и
прадедовы святцы.
Застыли
в углу образа
Небесным,
летучим отрядом,
И
сын
поднимает глаза
И
смотрит внимательным взглядом.
И
дланью
обнял рукоять
Расслышав
отцовское слово:
«Рождённым
в России – опять
Средь
поля стоять Куликова!
И
падать
от стрел и от смут
За
ПРАВДУ, средь бранного дыма…
А
павшие
– утром придут,
Ведь
мёртвые сраму не и́мут!
Лишь
просят включить в литию
Забытого
воина имя.
И
места
всё меньше в строю
Осталось,
меж нами и ними!»
Часть 2. ЧТОБЫ ПАМЯТЬ ПОПИРАЛА СМЕРТЬ!
Во славу
русского оружия
и памяти
старшего сына Дмитрия
ОСЕННЯЯ
РОССТАНЬ
И пахла
росстань
брагою хмельной.
И старый
клён
ветрами укачало.
И бьёт
копытом в
землю вороной,
И трензелем
позвякивает чалый.
Сентябрь
пригож, и
так прекрасна Русь
Сим,
наступившим в
пору, бабьим летом,
Что я никак
с
тобой не соберусь
В дорогу, сын, за нашей славой следом.
Ложится
корзно на твоё плечо...
Невеста
опускает тихо руки,
Не
плачет, но наплачется ещё
Когда
придёт безвременье разлуки.
Поберегись!..
И только пыль столбом.
Догоним
наших около Коломны.
Но
кружит ворон в небе голубом
И
хрипло
грает голосом соромным.
Останови
коня, наладь стрелу.
Навскок
стрелять умеют лишь татары...
Гуся
несут с почётом ко столу,
А
вόрона
не жаль послать в тартары.
Ну,
вот
и наша сотня. Поутру
Мы
встанем с нею около Непрядвы.
И
заполощут стяги на ветру,
Взыскующих
единой русской правды!
Под
клёкот лебединых верениц
Святая
Мать за воинство заступит.
И
Красный Холм ‒ Мамая ринет ниц,
И
в
степь отбросит, словно чёрта в ступе.
*
* *
Прощай
сынок! Я тайну сберегу,
Не
рассказав, что снилось в дебрях ночи:
Ковыль
дымился кровью на лугу,
И
синь
дождя стекала павшим в очи.
Крестом,
простёршим руки средь жнивья,
Застыв
навек в молчании суровом...
Зачем
уходят к звёздам сыновья,
Не
одарив отцов прощенья словом?!
НОЧНАЯ
СТОРÓЖА
Нет
в
этом мире правды,
Да
и
того ль ты ждёшь?
В
пойме
реки Непрядвы
Ветер
качает рожь.
Лютые
оборотни
Чувствуют
волчью сыть…
«Отче,
позволь полсотни
Прапором
осенить?
Да
не
поглотит темень
Нами
зажжённый трут.
Сёмка,
Игнатий Кремень,
Гридя
–
не подведут!».
«Сыне,
тебе не приспело
С
воями
в пекло лезть.
Скажет
Боброк: «Не дело!»
Скажет
Бренок: «Не в честь!»…
Взгляд
его светлый – строже
Сделался,
и синей.
«В
первой пойду сторόже!
Лучших
возьму коней!»
Ах,
как
кричали птицы,
В
смутной поре ночной.
Бьют
родники-криницы
В
быстрой воде речной.
И
опустилось утро.
Бликами
на пески…
Княжича
русы-кудри
Вынесло
из реки.
Были
одним подобьем,
Как
две
слезы с лица.
Стал
он
моим надгробьем –
Смертным
грехом отца.
Души
летят, как кряквы,
На
ледяном ветру…
Нет
в
этом мире правды!
Нет
и в
ином миру!!!
30 июля 2016 г.
Сороковины
ДИМИТРИЕВСКАЯ
СУББОТА
Волчий
попрыг... Плавает рассвет
В
лужах
крови загнанного лося.
Утренних
лампад неяркий свет
Ветер
в
Занеглѝменье уносит.
Ударяет
сполох тут и там,
И
крадётся нечестью затынной
По
векам, по весям, по пятам
Времени
разбоя дух полынный.
И
играет
где-то во дуду
Чая
встречи половецкий ворон ...
Я
Непрядву первым перейду,
И
стрелой калёною спроворю –
В
Диком
поле рыщущую смерть,
Колченогой
тенью Тамерлана...
А
над
Русью – дождь и коловерть,
Низкие
осенние туманы!
А
над
Русью в стае облаков
Вспыхнет
омофора позолота.
Зазвенит
печаль колоколов
Дмитровской
родительской субботы.
И
взойдут озимые сквозь твердь
Колосом
пшеницы и крестами,
Чтобы
память попирала смерть
Свода
летописного листами!
НАША
СУДЬБА
Вот
и
край... От багряной полоски зари,
Перерезавшей
птичее горло заката,
Не
останется шрама, как стен у Твери,
Уничтоженных
волей Батыя когда-то.
Не
останется Нижнего вольный причал,
Изойдут
головнями Владимира башни.
Почему
я
об этом? Зачем закричал?
Словно
рвётся душа чёрным вороном с пашни
В
дальний аэр, где тают былые века,
Где
сгущается туч грозовое возмездье.
Я
ищу
тебя, сын, средь ушедших полка
От
московской земли в Волопаса созвездье.
И
течёт
по щетине мужская слеза,
И
бессильно ложится на сердце десница.
Ты
при
встрече, наверное, спрячешь глаза.
Не
захочешь печалью сыновней делиться.
Всё
уйдёт... Но воздвижется новая крепь,
Без
тебя, без меня, без желанного внука.
Выйдут
вои заслоном в полынную степь,
Если
ворог с бедою нагрянет, без стука.
Прерывается
род. ... Угасает закат.
На
окраинах подняли воды цунами.
Слышишь,
кто-то трубит – меднолик и крылат:
Это
наша
судьба пролетает над нами.
Часть 3. И ВЕЮТ ХОРУГВИ ШЕЛКО́ВЫЕ...
МАЙСКАЯ
БАЛЛАДА
«За ветром взывают мечи...»
Александр Блок
По травам,
пока не
белёсым,
От
утренней зябкой
росы,
Бреду, по
пологим
откосам,
А вслед –
заливаются псы.
Бросаются
– дело
не дело,
По следу
печали
спеша…
Но шаг не
прибавило тело,
Пока
каменела
душа.
И
полнилась
знанием вещим,
Пришедшим из тёмных веков.
И
вόронов стаи зловеще
Терзали
небесный покров.
И
граяли, точно с досады,
Упорного
в Вере кляня…
Но
только у самой ограды
Оставили
силы меня.
Я
знаю,
что майские смуты –
Страшнее
январской пурги.
И
вплоть
до последней минуты
Не
ведомы будут враги –
Семь
смертных грехов на потребу
Кому-то,
сокрыли мечи…
Они
–
вопиющие к небу,
Пребудут
твои палачи.
Последняя
гаснет зарница.
В
полях
расточается мгла.
И
только
открыта страница
В
углу,
где лампада светла.
И
скоропись полуустава
Вещает
дрожаньем руки,
Что
сбита набегом застава…
А
дальше
– обрыв у строки.
Конец
заполόшного мая,
Слезами
дожди окропят.
Арбы
и
повозки Мамая
По
пыльным дорогам скрипят.
И
встать
на путях его – лучше,
Чем
мышью таиться в углу…
Стрелец
– неприкаянный лучник –
Я
к бою
готовлю стрелу
И
что
мне за дело, что кто-то
Поднимет
отчаянный плач,
И
выбежит вслед – за ворота
На
тракт, где охрипший трубач
Сыграл.
И дорожные клёны
Прощаясь,
не прячут печаль.
Но
реют
по ветру знамёна,
И
плещет
в оконницы сталь!
И
маяться мόроком мая
Нам
всем
суждено по делам.
Тщету
и
печаль принимая
С
надеждою – напополам!
НА
РУЗСКОМ ПОЛЕ
Я
Рузское поле забыть – до конца не смогу:
Кладбищенский
взгорок, лощину и ленту реки.
Церквушку
в извёстке на дальнем крутом берегу.
И
ласточек стаю, вспорхнувшую из-под стрехи.
И
в небе
бездонном, крутой заложивши вираж,
Уходят
они в пепелящую солнца
жару…
Я
знаю,
что этот знакомый до боли пейзаж
Из
памяти вычеркнуть – нет, никогда не смогу.
И
хоть
за него не дадут половины гроша,
Который
веками томился в дорожной пыли,
Я
знаю,
что здесь проживает поэта душа.
И
словно
стрекозы, склоняет к земле ковыли.
Которых
всё меньше и меньше в России с тех пор,
Как
двинулась к Дону от Рузы комонная рать.
И
скрылся из глаз с крепостным частоколом угор.
И
внёс
летописец уставную запись в тетрадь.
«Воскреснет
Господь, и его расточатся враги.
И
встретит со славой вернувшихся в пору посад...».
На
Рузское поле ложатся былого шаги,
И
реют
хоругви шелкόвые воинства над!
ЗАХАРИЙ
ТЮТЧЕВ
«Князь же Великий Дмитрий
Иванович
послал к нечестивому царю Мамаю избранного своего юношу, по имени
Захарий Тютчев, испытанного разумом и смыслом…
Захарий же, дойдя до земли Рязанской… послал
быстро
вестника скрытно к великому князю…»
«Сказание о Мамаевом побоище»
Весенний
пал дошёл до кручи…
На
Окском берегу – пожар.
Не
загоняй конягу, Тютчев
Из
рода
Тютчевых – Захар.
Сам
Киприан в высокой митре,
Благословил
твой долгий путь.
И
князь
Великий, князь Димитрий
Гайтан
с
письмом надел на грудь.
Письмо
безбожному Мамаю
В
столицу Золотой Орды…
И
ты,
посланье принимая,
Скрывал
дорожные следы.
Чтоб
хану, жадному до дани,
Вовеки
было невдомёк,
Что
ты –
в Олеговой Рязани
О
русском братстве речи рёк…
И
две
руки скрестились вместе.
Два
взгляда светло-серых глаз.
В
письме
Олега честь по чести
Просил
о
дружбе Дмитрий-князь.
И
ты в
душе гордился, Тютчев
Из
рода
Тютчевых – Захар,
Что
будет дело всяко лучше,
Когда
в
Москву рязанский дар
Доставишь
в срок, спеша с ответом,
Взбежав
на Красное крыльцо.
Чтоб
князь, уведавший об этом,
Разгладил
хмурое лицо.
*
* *
Ах,
что
за осень в это время,
Когда
в
начале сентября
Ты
ехал
с князем – стремя в стремя –
В
кулак
поводья соберя.
И
верил,
знал: Рязань не выдаст
И
не
ударит братьям в тыл.
Не
может
по-другому выпасть
Тому,
кто сердцем не остыл.
Неся
на
Куликово поле
Завет
отцов из тьмы веков:
О
вере,
доблести и воле,
И
одоленьи на врагов!
А
в
синеве, расправив крылья,
Сопровождая
княжью рать,
Летело
лебедей обилье –
Небесных
витязей отряд!
*
* *
Свершилось!
На берёзах серьги
Осенний
ветерок качал,
Когда
полки с победой – Сергий
В
воротах Кремника встречал.
И
ты,
Захар, с двуперстьем руку
На
отчую, вернувшись, выть
Поднял
–
неведомому внуку
Грядущий
путь благословить!
БОБРОК
Веют
ветры предсмертной стужею.
Осыпаются
зеленя...
Князь
осеннюю землю слушает:
Плачет-стонет
сырá земля!
Ни
бывальщины, ни старинщины.
Торжествует
Мамаев стан...
Далеко
до лесов Волынщины.
За
Непрядвой – туман, туман.
Воет
волком утроба вражия.
Надрывается
вороньё...
Только
ведает сердце княжее
Только
вышло ему знатьё,
Что
не
зря из Волыни дедовой,
Он
за
славой пришёл сюда…
Свет
над
Русью горит неведомый,
А
над
ворогом – темнота!
*
* *
Поле
полнится конским цокотом.
Серебрится
кольчуги вязь.
Белым
кречетом, вольным соколом
Стремя
пробует светлый князь.
И
от
взгляда княжόго строгого
Пробирает
холодный пот…
И
уходит
войско Боброково,
И
засáдным полком встаёт –
Боевыми
порядками лисьими,
Перенятыми
у степняка.
Средь
дубравы с резными листьями –
Схорониться
наверняка…
Вот
на
бранного поля скатерти
Рати
бьются, упор в упор.
И
плывёт
в небесах – Богоматери
Чудодейственный
омофор.
Но
редеет дружина Дмитрия,
Изнемогшая
от утра.
И
отбросив расчёты хитрые
Мудрый
князь говорит: «Пора! …
Все
мы сýетны, все мы грешники,
Но
сегодня хоробр всяк.
Пробил
час, изготовьтесь, вершники.
Да
возвейте Московский стяг!
Князю
– князево, Богу – Богово,
А
плечу
– богатырский мах!..»
Ах,
как
мчались полки Боброковы,
Обгоняя
ордынский страх!
Ах,
как
дымом орда исшаяла,
Из
Руси
выбегая прочь.
Бросив
всё, что как тать нашарила,
Чтобы
в
тόроках уволочь.
«Аз
воздам!» И за всё – отмщение
Нёс
засáдного войска вал.
И
никто
не просил прощения.
И
никто
его не давал!
И
свершилось познанье вещее.
И
поганый упал во прах!
А
Боброкова слава вечная
В
летописных живёт листах!
ЧАБРЕЦ
(Богородицкая трава)
В
Богородичный день,
утопающий
в ласковой сини.
Осенин,
облачённых
в
сентябрьский, кровавый багрец,
На
бескрайних полях,
на
безмолвных полянах России
Богородской
травой
возрастает
пахучий чабрец.
Что
за
дивные сны,
с
чабрецом навевает подушка.
С
тем,
которым
иконный
оклад украшали в Престол.
И
прекрасной царевною
станет
простая лягушка,
И
не
станет помехою кречетам
ясный
сокол!
Сколько
сложено сказок о сём,
на
людскую потребу.
Как
причудлива их
златотканая,
мудрая вязь…
Рождество
Богородицы –
лествица
в
чистое небо.
Рождество
Богородицы –
осени
топкая грязь.
А
из
грязи,
хвостатый
бунчук на скаку поднимая,
Смертным
мороком явятся
тысячи
волчьих сердец.
И
падут
ковыли,
в
полный
рост, под пятою Мамая,
Но
пригнётся к земле,
распрямившись
Непрядвы чабрец!
И
навстречу врагу,
под
хоруговью «Ярого ока»,
В
Богородичный день,
богородской
любимой
травой,
Вылетают
засадные
вершники князя Боброка,
Созываемы
в битву
Архангела
звонкой трубой!
И
усеется поле
коростою
ратного спора –
Куликово,
заветное,
в
поросли из чабреца.
Расточится
туман,
и
заря,
словно
плат омофора,
Ниспадёт
на траву –
и
не
будет России конца!
СНЕГОВЕЙ
Эта
книжная пыль,
прилетевшая
из ниоткуда,
Чтоб,
смешавшись со снежною –
вновь
улететь в никуда,
Мне
напомнила:
бабушка
сказку читает про чудо,
Что
останется в сердце
осколками
первого льда.
За
окном
– снеговей,
и
тихонько теплѝтся лампада,
Освещая
в углу
позабытых
святых образа.
Подойду,
поклонюсь,
если
бабушке этого надо,
Чтоб
у
ней не дрожала,
на
краешке глаза слеза.
Помолюсь
за прародича,
павшего
возле Сморгони,
И
других, что лежат
у
Непрядвы, за толщею дней.
И
услышу
– звенят
удилáми
без
всадников кони,
Те,
что
стали предтечей,
восставших
из ада коней.
Засыпает
мой дом
и,
поддавшись теплу и покою
Позабуду,
что снилось
в
ребячьем рождественском сне...
Только
время придёт
и,
как
инок над вязкой строкою
Я
склонюсь в подступившей,
недоброй
ночной тишине.
А
над
Рузой плывут облака
и
густые
туманы,
И
на
восемь сторо́н
шлёт
лучи Вифлеема звезда.
И
с
холма над рекою
увидятся
дальние страны –
Те,
в
которых бывать
не
придётся
уже никогда.
И
потянут в былое, назад
родовые
вериги,
Словно
гирьки от ходиков
вставших
когда-то, Бог весть.
И
покроются призрачной пылью
забытые
книги
Те,
что
я не успел написать,
или
просто – прочесть.
|
Проголосуйте за это произведение |
