"СФЕРА": НЕОБЫКНОВЕННАЯ ПРЕМЬЕРА

"ОБЫКНОВЕННОЙ ИСТОРИИ" или

МИЛЬОН ТЕРЗАНИЙ АЛЕКСАНДРА АДУЕВА

 

 

Гончарова больше жалуют в провинции, недаром он сам был из Симбирска. Курск, Белгород, Липецк... И прежде всего потому, что ставят там более основательно, без спешки, без излишней суеты, которая так свойственна сегодня многим московским режиссерам.

"Обломова", "Обрыв" еще можно найти на московских сценах, а вот "Обыкновенную историю" в столице сегодня не сыщешь. Если "Обрыв" - это ситуация, "Обломов" - состояние, то "Обыкновенная история" не просто большой роман, это - целая жизнь со всеми ее перипетиями, мечтами, сомнениями, разрушениями и... мучительными перерождениями. Кстати, это первый крупномасштабный русский роман, который, собственно, и стал основой непревзойденной отечественной романистики. Такое художественное полотно далеко не всякому режиссеру по плечу.

Нет, ставили, конечно, его и в московских театрах, однако давно. Например, в "Современнике" шел он когда-то. Ну, вот, более и не припомню, где еще. И потому известие о том, что Александр Коршунов поставил знаменитый роман Гончарова

(в инсценировке Виктора Розова) меня, откровенно говоря, не только удивило, а по-настоящему заинтриговало. Поставить эту вещь даже на классической сцене непросто; что же говорить о сферическом пространстве... Однако это произошло; и не просто произошло, но стало настоящим событием в театральном мире. И не только потому, что хороша режиссерская работа, что игра актеров на высоте, что антураж спектакля предельно выразителен... А потому что тема уж больно актуальна - отчий дом, малая родина, и не только малая...

Паркетная розетка - это первое, что привлекло мое внимание. Она, эта самая розетка, заполняла всю миниатюрную сцену, на которой и происходило театральное действие на протяжении четырех часов. Желтый, бежевый, темно-коричневый... - геометрические составляющие этой розетки контрастировали друг с другом, создавая эффект полной несовместимости, но при этом, несмотря ни на что, рисунок ее воспринимался как нечто эмоционально целостное и вполне гармоничное. Суть этой декоративной детали мне стал понятен позже, когда на ней стало разворачиваться само действо. Потом мой взгляд заприметил огромный чемодан - он стоял на ступеньке в ожидании... путешествия как знак перемены в судьбе, как символ неизбежной разлуки... Я обратила внимание на очаровательный балкончик с навесом, затем на милое крылечко - детали уютной, деревенской жизни. На столе стоял скромный букетик желтых полевых цветов в вазе-невеличке. Желтых!

И на этом деревенском фоне стала происходить жизнь: появился юноша - нежный, трогательный, импульсивный - да-да, все это узнавалось в нем с первой же минуты! Он мгновенно взволновал зрителя своей возвышенной поэтичностью, неподдельной искренностью - вот он "наивности образчик"!

Но в этот миг герой лишь скромно заявил о себе - будто бросил пробный шар - ну как я вам?! И исчез - словно бы его и не было... Следом появились служанка Аграфена (Виктория Захарова) и слуга Евсей (Дмитрий Новиков) - любящие друг друга, но всеми силами пытающиеся неумело завуалировать свое чувство. Евсей в исполнении Дмитрия Новикова - это настоящий русский мужик: степенный, грубоватый, может быть, несуразный в чем-то, но, как оказалось потом, верный и преданный. Они пронзительно точно сыграли и любовь, и ревность, и слезы - и это стало отдельной сюжетной линией в спектакле, так живо проиллюстрировавшей сущность простого русского человека.

И только потом появляются мать Анна Павловна (Ирина Мреженова) и сын (Денис Береснев) - оба в прелестной светло-бежевой гамме. Цвет их костюмов вполне отвечает их внутреннему состоянию - они любят друг друга, они счастливы в своем поместье, их окружают заботливые слуги и прекрасная природа, которую, кстати, с удивительной легкостью незримо вписывает в спектакль режиссер: начинается все под аккомпанемент кукушки: "Ку-ку, ку-ку..." - ну, сколько ты, голубушка, кукушка-болтушка, отмеришь им такой счастливой беззаботной жизни? Здесь нет живописных полотен, которые играют значимую роль на классической сцене-коробке; здесь нет декораций, символизирующих природу... - сцена не позволяет. Но есть звуки - звуки леса, поля, шум дождя, дребезжанье коляски... Все это и создает ауру небогатой помещичьей усадьбы в полутора тысячах верст от Петербурга. А это, надо сказать, довольно приличное расстояние. Верста - старая мера и появилась она тогда, когда использовались иносказательные выражения и непременно... с семерками. Цифра "семь" издавна считалась "счастливой", потому и равна верста одному километру да еще семь метров плюс. К чему это я? Да к тому, что была в народе такая присказка - "за семь верст пойти киселя хлебать" - и в ней вся соль разворачивающейся перед зрителем драмы. Стоило ли ходить мужику до дальней родни так далеко, только потому, что у родни той всегда кисель овсяный в печи стоял? Ну вот одолел он семь верст, похлебал киселя, а потом, возвращаясь обратно, уж снова кушать хотел. Так не разумнее ли было самому кисель тот самый дома у себя приготовить, чтобы за семь верст-то не ходить?

Вот так и Саша Адуев отправился в Петербург "киселя хлебать". Он полон радужных надежд на будущее: ему кажется, что самое прекрасное, самое главное - там, далеко, в большом городе, где он сможет сполна проявить свое литературное дарование, стать известным, знаменитым и счастливым. Пылкий, избалованный юноша, он весь во власти амбиций (именно они причина всех наших бед и несчастий; именно они руководят всеми нашими поступками и проступками!) - ему мало.. тихого мирного счастья под материнским крылом. Он взлетает - именно! потому что он легок, изящен, ловок, романтичен и ему все по плечу - на колонну, то есть на перегородку, конечно, (но ему-то, наверняка, кажется, что на колонну!) и мечтательно смотрит вдаль, за горизонт - уж очень тот манит его! А кукушка все кукует, но уже ненавязчиво, едва слышно...

"Софью я никогда не забуду..." - говорит он машинально, но ему, конечно, не веришь... Уж слишком он весь там... далеко!

Сашенька - праздничный, в белоснежной накрахмаленной рубашке - центр вселенной: вокруг него - драгоценного - кружком расположились гости. Вот всем известный Антон Иванович, сосед Анны Павловны, - в исполнении Виктора Барченко он круглый, добрый, бесцеремонно-естественный, любитель посплетничать, но главное - покушать. Он пленяет своей натуральностью и безобидностью. Он хорош, как хороши все таковские соседи-прихлебатели, скрашивающие монотонные деревенские будни.

А вот и та самая Софья (Софья Реснянская), которую Саша грозится никогда не забыть, - круглолицая, румяная, обещающая всем своим видом стать в будущем доброй женой и заботливой матерью. Ба, даже друг Поспелов (Дмитрий Бероев) поспел (вот такой каламбур получается!) к проводам, преодолев целую сотню верст! Вот что значит настоящий друг! И Саша тронут до слез - и верит, что так будет всегда: любимая матушка, верность в любви и дружбе, и неисчерпаемое поэтическое вдохновение!

И только тетушка в желтом - снова желтый! помните, желтые цветы на столе? - как знак забвения и предательства. Как любовь-привидение! Она трогательно вручает письмо, адресованное дяде, своему бывшему и единственному возлюбленному, отъезжающему Саше. Бедная старая дева... Жертва собственной навности или... цинизма этого самого дяди? Кто ж в этом теперь разберется?!

И тут происходит сумасшедшее верчение той самой замечательной розетки - Евсей раскручивает ее так, словно сейчас она оторвется от своей точки опоры и взмахнет под небеса, унося из родного дома такого трогательного Сашу и его самого, бедолагу, жертву барской прихоти. Ну, будто тройку вятских (или симбирских?) саврасок погоняет...

И вот они уже в Петербурге! Но что такое? Почему Сашу так холодно принимает родной дядя? Дмитрий Ячевский как нельзя лучше сумел создать образ делового, степенного, неприступного хозяина жизни - он бесстрастно курит свои изысканные модные сигареты, пуская дым столбом, попивает кофе и между этими важными делами письма из деревни читает. Да еще едкие замечания при этом выдает: и по поводу старой девы, и по поводу желтых цветов... Он сидит в одной неизменной позе - достойно и сдержанно, а Саша вокруг него вьюном вертится: чувства не дают ему покоя. Так и норовит обнять своего родственника. "Ну, нашел-таки случай..." - недовольно бурчит дядя, когда Саша все-таки умудряется добраться со своим поцелуем до дядиной щеки - еще бы, ведь дядя местечко для него подыскал...

А как дядя выговаривает Саше о "вещественных знаках невещественных отношений"! Вот уж никак этого в толк не может взять Саша - наивный, восторженный провинциал.

"Да, туго тебе здесь придется..." - замечает дядя. "Почему?" - спрашивает молодой человек. "Блеску в глазах много..." - отвечает тот. Да, уж, действительно - карие глаза Саши так и сверкают, так и мечут искры жизнелюбия! В них - вся его душа!

Как зримо здесь они противопоставлены друг другу: дядя в темно-сером костюме - ох уж этот серый цвет! Его любители, как известно, практичны и сдержанны; они не способны понять, а тем более принять таких, как Саша, который, предпочитает беж. Действительно, они такие разные! Да никогда на свете Саша не способен превратиться в это серое создание, которое сейчас предстоит перед ним! Так думает герой, так думает и всякий зритель, взирающий на происходящее. Но жизнь - штука коварная... Она такие сюрпризы порой преподносит!

"Если мы живем на этой земле, то и не надо улетать с нее на небо", - недвусмысленно высказывает свою жизненную позицию мудрый дядя - это когда Саша пишет под его диктовку письмо Поспелову.

"Любит искусство, часто бывает в театре..." - сам о себе в третьем лице диктует ему дядя. Вот он какой - вовсе не бесчувственный чурбан, а вполне достойный человек своего времени. И когда речь заходит о таланте, то и здесь он имеет свое четкое мнение: "Талант - это ж капитал!" - изрекает он цинично. Ну а когда Павел Иванович стихи у племянника отобрал, чтобы стены ими обклеить, то уж Саша окончательно сник - никакой восторженности, никакого азарта в нем не осталось. И взгляд его карих глаз, еще недавно сияющий восторгом, потух, как... позже погаснет свеча на столе...

И вновь стремительно вращается розетка-карусель, вращается и человек на этой карусели - и весь мир вращается-вертится. Глобус, шар, круг, сфера... А зачем? Куда? В чем смысл всего сущего? Где найти оправдание своего существования на земле? Душевные переживания Саши, столкнувшегося с жестоким реальным миром, мучительны и безысходны. И кажется, что им не будет конца... Однако появляется Наденька, и Саша оживает. Одно ее платье чего стоит - цвета нежной бирюзы и с рукавчиками фонариком! А прическа! Всем прическам прическа - на греческий манер: завитые волосы кольцом вокруг головы да букли под чудными заколками! Ну как здесь не влюбиться?!

"Неужели есть горе на свете?" - вопрошает девушка наивно. Но мы уже точно знаем в следующую минуту, что не такая она и наивная, потому что знает, что "верить себе нельзя", о чем и говорит Саше. Но он снова счастлив, восторжен и... парит в мечтах - его чувство искренне и безрассудно. Какая мимика, какие интонации, какая экспрессия!

"И дядюшка хочет уверить меня, что счастье - химера!" - восклицает он радостно. Ох, уж этот дядя, от его пристального взора ничего не ускользнет. Впрочем, Саша и не скрывает своего нового счастья: на лице все написано! Потому и дяде сразу все ясно: "...чего ж таким полководцем-то смотришь?". Не правда ли, здорово? Какой просторный слог! Какая живость! Да, язык Гончарова поражает своей красотой и образностью, чем в полной мере позволяет наслаждаться зрителю режиссер со своими блистательными друзьями-актерами.

И... о, чудо! Запел соловей! А соловей - не кукушка, он знает, что почем. Теперь уже нет места никакой кукушке - она осталась там, в родной деревне! Теперь только соловьи наполняют восторженную душу молодого человека. А тут и физиономия Евсея вступает в общение. Правда, мимика, только мимика имеет место быть. Но какова она, эта мимика! Озорная, настороженная, начеку он, одним словом. Весь - в слух превратился! Только ради этой сцены можно пойти смотреть спектакль второй раз... А сколько их таких!

Премиленькой выглядит сценка с молоком и букашкой - здесь и детскость, и лукавство, и жестокость... обнаруживаются в Наденьке. А вот Сашенька ползает на коленях перед ней с вазочкой ягод в руках... - и она принимает это как должное. А вот юная леди - да, действительно, - леди - молодая, красивая, в элегантном костюме - собирается с графом на прогулку верхом; и теперь это уже не просто Наденька, а легкомысленная и коварная особа, способная погубить... Молодая актриса Валерия Гладилина играет вызывающе ярко и вполне правдоподобно. Ее героиня натуральна и современна - разве не такие сегодня девушки? Разве не расчет диктует им, куда и за кем идти? Без сомнения, удалась ей эта роль... Чудесно играет ее мать Елена Елова - манерная, дипломатичная, жеманно-обходительная... Мастерски владеет и голосом, и мимикой, и жестами... А каковы их наряды! Они несомненно отмечены хорошим вкусом художника и знанием стилистики эпохи. Ольга Коршунова - отменный профессионал, она, как правило, всегда попадает в десятку, но в этот раз ее работа особенно удалась.

Однако, недолго продолжалась соловьиная песня... Появление графа Новинского быстро разрушает новые мечты и соблазны Александра, пробудив в его душе дикую ревность. Ох уж этот граф-искуситель! Закружил он и дочь, и мать в круговерти соблазнов: матери - корзины с цветами; дочери - прогулки верхом... Правда, в исполнении Алексея Суренского граф выглядит не таким уж и коварным, однако это не умаляет его колорита.

А как хороша музыка (это и Шопен, и Гаврилин, и Шнитке...) - она вполне импонирует ситуации, поддерживая и подкрепляя ее своим томным звучанием.

 

"Супружество - супружеством, а любовь - любовью", - изрекает здравомыслящий дядя. Но не желает верить ему Саша - как же дядя любит свою Лизу? "Я люблю разумно", - говорит он о своей женитьбе. А тетушка в желтом все ходит и ходит где-то там, по навесу, как живой укор...

Ладная работа - музыка, костюмы, скромный, но выразительный декор, сценическая графика... Чувствуется, что делали спектакль в едином творческом порыве. Но главное - все актеры - как единый организм: играют слаженно и красиво. Однако Денис Береснев не просто играет... Он... проживает на сцене тот мильон терзаний, без которых невозможно иное взросление. А прожить такие взлеты и падения, пережить такие оплеухи и обманы - это всегда душевный надрыв, неизменно глубокая травма... Лицо его покрыто испариной, глаза - влажны от слез, голос того и гляди сорвется.... Он по-настоящему переживает и откровения дяди, и измену Наденьки... "Да!" или "Нет!" - требует в порыве жестокой ревности Саша у коварной Наденьки, и у зрителей на глаза наворачиваются слезы. О, эти жестокие "да?" или "нет?" И теперь уже ни кукушки, ни соловья... Одни цикады! Одни противные цикады, которые трещат без умолку, без пощады! Ах, эти отвратительные, мерзкие трехглазые насекомые, услаждающие слух, но неприемлемые нашим глазом! "Сколь блаженна ты, цикада. Ты почти богам подобна..." Да-да, их даже воспевали поэты! И дедушка Крылов именно это насекомое неудачно назвал стрекозой... Вот и Саша взялся за его басни - только в них он теперь видит правду жизни, одну неприглядную правду! Но неужто никто ему не посочувствует? Не успокоит его оскорбленную душу? Лиза, одна только Лиза способна поддержать его. Ирина Сидорова создает образ женщины не столько умной, мудрой и рассудительной, хотя, несомненно, это есть, но прежде всего нежной, слабой, уязвимой и по-матерински внимательной, что делает ее отношения с Александром особенно трогательными.

Любовь как катарсис, как высшее напряжение человеческих сил - он плачет, сидя на ступеньке. Какая ясность, какая чистота проявления актерской игры! Ему веришь, ему сочувствуешь, и потому катарсис этот переживает не только герой, но и зрители. А дядя в своем уютном зеленом шлафроке, как всегда, невозмутимо делает свое дело - сидит за столом и что-то читает. "Подлец! Подлец!" - вдруг гневно кричит Саша, вбегая к дяде. Причину своего горя он, конечно же, видит в графе, сманившем у него Наденьку. А между тем, дядя, как настоящий аналитик души человеческой, преподносит ему очередной урок: разве кто-то виноват, что полюбил? В себе надо искать причину. "Але-е-ександр!" сочно, рельефно, рублено обращается к нему дядя. Очень выразительно! "Весь он в тетку!" - говорит он своей жене. И только огонек свечи на столе - едва колышется ее пламя... Что-то впереди...

И Сашу снова накрывает волна надежды - Юлия Павловна Тафаева-Казарина явление очень любопытное. Актрисе где-то около двадцати пяти - совсем молоденькая. А сыграла она здесь женщину взрослую, страстную, любящую и ненавидящую одновременно. В своем белом, обнадеживающем платье, она похожа на невесту - она вся в предвкушении будущей счастливой семейной жизни. Она вся готова отдаться любимому человеку. "Она пристрастилась к своей любви, как пристращаются к опиуму, и жадно пила сердечную отраву". Но увы... Им уже тягостно вдвоем, не о чем говорить - так какая же там свадьба?! Их роман, не успев начаться, уже исчерпан. Взгляд Саши, не успев, вспыхнуть, уже потух. Гончаров, как сказочный маг, наказывает своего героя, исполняя его сокровенное желание. Разве не такую любовь, безответную, безоглядную, жертвенно-покорную, искал молодой Адуев? Нереализованная мечта питает душу романтика, дает ему стимул пострадать; реализованная мечта порождает скуку и разочарование. И теперь уже он очертил "круг действия". "Я хочу, чтобы мне не мешали быть в моей темной сфере!" - в бешенстве заявляет он, и, как обиженный ребенок, кутается в покрывало, накрывая себя им с головой. Он пытается спрятаться от этого непонятного ему злого мира. Где, ну где актер черпает такие силы? Как выдюживает эту непростую роль?

Лиза обвиняет мужа в том, что это он довел племянника до такого состояния, но Адуев-старший лишь отвечает: "Не я... Век!"

"Ваша суровая правда - это ложь!" - открыто уже высказывает Саша. И это великая истина, которая открылась ему вдруг в одночасье. Впрочем, не только дядина правда - ложь; для Александра - "все ложь, все обман, все не то, чем кажется". Создавая образ Адуева-младшего, Гончаров, конечно же, следовал гоголевской традиции, но если тот разоблачал своих героев в их деятельности, то автор "...истории" фокусирует внимание читателей на духовной стороне своих персонажей. И это режиссер сумел передать безусловно.

Но где найти спасение от этой лжи - такой бесстыдной и безграничной?

"В деревню!" - советует ему дядя и... О, как верно и быстро найдено решение! Незамедлительно, без сомнений, туда, где ждет его мать, которая никогда не разлюбит и не предаст. Это вершина, это апофеоз! "Слава тебе, Господи!" - восклицает Евсей и трогательно крестится, счастливый. "Прощай, каменная гробница!" - восклицает следом и Саша. И кажется, вот тут, надо поставить точку, остановить это мучительное пребывание в Петербурге раз и навсегда! Береснев не играет - он горит! Он сжигает самого себя, свою душу, создавая образ удивительно насыщенный, проникновенный, эмоционально-яркий, поэтически-романтический! Вот они - мильон терзаний, только не ума, нет, не ума, а сердца! Нежного, трепетного, чувствительного! Куда как легче было Чацкому - ума терзанья контролируемы; с душой - все гораздо сложнее.

Саша возвращается в родной дом под аккомпанемент дождя - все как и у Гончарова - и мать, счастливая и воскрешенная, бросается к сыну, едва узнавая его. Где тот крепыш, тот пышущий здоровьем и желанием мальчик, которого она отпустила в тлетворный Петербург!? "Да что с тобой стало?!" - кричит она в недоумении, и в этот миг понимаешь, что Ирина Мреженова очень хорошо осознает важность этого особого момента в жизни своей героини. Эта сцена мучает зрителя до слез, но не менее завораживает и встреча Аграфены и Евсея. Помните, те влюбленные, которые стесняются своей любви, маскируя ее нарочитой грубостью? Но глаза-то на что? Исстрадавшаяся мать вопрос Евсею задает, а он оторваться взглядом от любимой не может. Вот такая она, любовь простого человека.

А дождь все льет и льет без устали, будто слезы сожаления, потерь и разочарований.

"Омут!" - вопит мать, грозя Петербургу и всем его населяющим. "Болото! - говорю я, - страшное топкое болото, которое затягивает человека в свою вязкую пучину, не оставляя никаких надежд на возрождение". О, если б знала мать, каким недолгим будет пребывание сына в деревне, так сердце б сразу разорвалось. А то хоть ненадолго нашла утешение...

После смерти матери ему опять стало скучно и одиноко - да и не удивительно: в нем основательно засела страшная бацилла, от которой нет спасения - бацилла непокоя. И он вновь возвращается в Петербург... И мы снова слышим, как и в начале, сладкие звуки колыбельной - такие нам пели тогда, когда мы еще и знать не знали, что такое жизнь. И только эта нежная мелодия завораживала наше младенческое сознание, оставляя четкий отпечаток в нем как надежду на спасение. В исполнении Екатерины Давыдовой-Тонгур эта песня звучит как-то особенно трогательно.

Теперь Саше уже не нужна поддержка его романтических настроений - их у него уже нет - теперь он в такой же огромной черной шляпе, что и его псевдодруг Поспелов, которого он когда-то невзначай встретил на прошпекте. Александр вполне созрел для новой, рассудочной, циничной жизни, превратившись в копию своего дяди. "Любовь - любовью, а женитьба - женитьбой", - повторяет он слова своего духовного учителя и начинает новую жизнь. "Я иду наравне с веком, нельзя же отставать!" - говорит он с пафосом, хватаясь за поясницу, - а уж это верный признак его зрелости; одним словом, все как у дяди. Теперь и он оказался во власти жизненных стереотипов, в плену житейских условностей. И нет больше Саши, того наивного, нежного сердца, которое так трогало в начале спектакля. Один, как говорится, в поле не воин. Поддался, принял, сдался... И именно потому, что не героем, не борцом оказался Александр, и сложна эта роль. Герой (Чацкий, например, о котором писал Гончаров) находится как бы на одной волне - он остается верен себе и своим принципам; он неизменен. Другое дело Александр Адуев - он превращается в свою противоположность; и в этом заключается его глубочайший трагизм.

Какое неожиданное перевоплощение из одного состояния в другое! Какое поразительное предательство по отношению к самому себе! Сыграть такое дано не всякому актеру. Нужно обладать уникальной профессиональной гибкостью, чтобы вот так, за несколько мгновений воплотить на сцене чувства совершенно разные, и... как! - ярко, пронзительно, на все сто! Впрочем, Адуев-младший и Адуев-старший - это, я бы сказала, один цельный образ, один характер, одна судьба. Адуев-младший проходит на сцене путь от восторженного романтика до начинающего филистера, Адуев-старший - от преуспевающего дельца до нравственного банкрота. Этот дуэт оказался удивительно удачным в своей многозначительности.

Как надо любить и уважать автора романа, чтобы так бережно, так деликатно обращаться с его текстом!

Какими единомышленниками следует быть режиссеру и актерам, чтобы так слаженно делать свою работу! Нет, здесь не диктатура, здесь истинное содружество!

В спектакле "нет ни одного бледного пятна, ни одного постороннего, лишнего штриха и звука, - зритель и читатель чувствует себя и теперь, в нашу эпоху, среди живых людей". Так писал Гончаров в своей статье "Мильон терзаний" о комедии Грибоедова "Горе от ума". И как нельзя более уместно эти же слова можно отнести к постановке Коршунова "Обыкновенная история", что я и сделала.

Все это сегодня большая редкость, тем и необыкновенна эта премьера.

Вот так на одном пятачке и совершается жизнь человеческая, сотканная из сомнений, страстей, противоречий, лжи и страданий, словно паркетная розетка в руках хорошего мастера из разноцветных квадратов и треугольников....

Мир сегодня, словно, сошел с ума - люди теряют нравственные ориентиры, руководствуясь исключительно материальными интересами. Деньги - вот главный магнит, который притягивает не помнящих родства своего.

 

Сложно переоценить актуальность и своевременность коршуновской постановки.

Как в условиях современного мира сохранить в себе достоинство и поэзию своего существования? Как не подменить их товарно-денежными знаками? Как не растерять главные духовные ценности в погоне за иллюзорным материальным успехом?

Катастрофические масштабы приобрела

в наше время миграция. Причем, миграция безвозвратная! И сегодня речь идет не только о родине малой... Молодые и не очень молодые бегут из своих сел и деревень не только в большие города, но и в чужие страны. И дяди у них, поди, нет, а едут и едут, едут и едут...

А сколько приезжает к нам чужаков, которые не знают русского языка, не принимают нашу веру, традиций наших не уважают?! Зачем, с какой целью совершается весь этот безумный круговорот? Что с нами происходит? Все эти вопросы нуждаются сегодня в скорейших ответах, а то ведь и поздно может быть... Режиссер напоминает нам всем об этом и предлагает незамедлительно порассуждать над ними.

А главное напоминает о том, что и кисель не всегда сладок бывает в чужой стороне...

 

 

 

Ольга РУСЕЦКАЯ