|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Повести
12.VII.2007
ВОВКА
Вовке Романову (Ромашке) вздумалось навестить своего лучшего друга Шурку Игнатьева, он же Конор, если его хотели унизить, оскорбить, обозвать. Прозвище это досталось ему от деда по материнской линии, имя которого было Кондратий. Не откладывая своего решения, Вовка ближайшей дорогой отправился в сторону своего назначения. Возле одиноко стоящей березы остановился, всмотрелся в крону дерева и увидел множество зеленых сережек, которыми вся детвора ежегодно объедалась, когда надо было набить голодное брюхо и, когда брюхо было сытое. К нему подошел его одноклассник Генка Кашин, он же Рыжик, за крупные веснушки на носу. Между ними не было близких дружеских отношений, хотя они иногда ходили друг к другу в гости, чтоб сразиться в шашки, кости или карты. Причиной холодных отношений было: разное материальное положение семей, что в деревнях особенно замечалось. Отец, Генки, работал председателем сельсовета и как советский работник получал зарплату, а колхоз, в свою очередь, начислял ему трудодни. Кроме того, по договору с Гидрометцентром, по установленным приборам он измерял количество выпавших осадков, направление и силу ветра, скорость течения воды в реке и ее уровень, за что получал еще 300 рублей в месяц. Колхозники денег не получали. Поэтому, Генка не знал вкуса лепешек, испеченных из гнилой картошки, нарытой в апреле в картофельных полях, с которых сошел снег, не носил драной одежды. Числился в школе в числе твердых троечников и сам дисциплину не нарушал, что, по мнению школьной братии, это ни в какие ворота не лезло. Его провоцировали во время уроков, запуская за ворот рубахи пойманного таракана. От неожиданности и отвращения, Генка орал на весь класс и лез драться на обидчика, в результате чего, оба оказывались в углу . носом к стене, в назидание другим. Еще большая отчужденность возникла между ними, когда оба влюбились в Нинку Прохорову, по образованию и возрасту младше них на один год. Дочь колхозного мельника, работавшего на ветряной мельнице, она считала себя вполне взрослой, поскольку осенью собиралась учиться в третьем классе. Веселая хохотунья, любившая на уроках поговорить с соседями, она нравилась всем мальчишкам школы, что вызывало среди ее подруг чувство ревности и зависти. Генка в руке держал пшеничную булку, которую положил в рот, чтобы вонзить в нее зубы, но раздумал.
- Если полезешь на березу, наломай и мне веток, - попросил он Вовку.
- Полезай сам и, ломай, сколько тебе надо.
- Мне мамка не велит. Говорит, что если я убьюсь, чтоб домой не приходил и одежку не рвал. А у тебя она все равно рваная.
- А если я стурахщусь с березы?
Генка пожал плечами: - Я тебе за ветки половину булки дам.
Запах булки настойчиво лез в нос. Вовка сглотнул слюну. В их семье, как почти у всех селян, не то, что пшеничного, а и ржаного пополам с картошкой или молотой лебедой редко видели. В другое время он и за четвертинку этой булки залез бы на самую высокую березу, если бы не знал своего одноклассника. Если Рыжик начинал что то предлагать, с ним стоило поторговаться, тем более, Вовка заметил, что карман Генкиных штанов подозрительно оттопыривался и судя по округлости, там была и вторая булка.
- Если хочешь знать, то я и за целую булку не полезу, тем более она у тебя обкусанная.
- Чего врешь? Булка целая. Я только хотел от нее откусить, но не откусил.
- Откусил, не откусил, а обслюнявил, а значит, напустил сто тысяч миллионов микробов. Помнишь, Марь Степанна говорила: если человека укусят микробы, то он может копыта отбросить.
- Чего врешь? Откуда у человека копыта?
- Так говорят в народе; если человек отбрасывает копыта, он становится покойником.
Вовка ужасно боялся покойников, поэтому, от упоминания о них, у него по спине поползли мурашки. Генка тоже боялся покойников, а уж тем более отбрасывать копыта из-за каких то паршивых микробов не собирался. Он с опаской посмотрел вокруг себя, на булку, по которой, как ему показалось, ползали сто тысяч миллионов убийц, сказал:
- Я тебе отдам эту булку целиком, если ты мне наломаешь много веток.
Но Вовку уже понесло. Генкин карман не давал покоя.
- Если хочешь знать, так я и за две булки не полезу. Что мне жить надоело?
- У меня больше нет, Генка растопырил руки.
- А в кармане у тебя что?
- Не твое дело. Не хочешь? Не надо! Я пошел.
У Вовки екнуло в груди, но решил держаться до последнего:
- Иди! Иди! А, я наломаю веток с самыми лучшими сережками и отнесу Нинке. Она, страх, как любит их и меня тоже.
- Последние слова Генке не понравились и он набычился:
- Врешь все? Не любит тебя Нинка, потому что ты голь вшивая.
- А, что такое голь?
- Не знаю. Мамка так говорит про тебя, Конора и Арескина.
- А у тебя вшей, что ли нет?
- Есть,- признался Генка, только у меня их мало.
- Хочешь, покажу фокус?
- Ну?
Вовка пошарил пальцем у себя в голове, нащупал крупную вошь, вытащил и, положив на ладонь, показал Генке. Серое насекомое шустро забегало по кругу. Фокусник открывает рот, берет вошь двумя пальцами и делает вид, что хочет ее съесть:
- Гляди мне в рот и скажешь, что будет делать вошь на зубах.
Генка наклоняется, внимательно смотрит на язык и зубы:
- Ну, пускай!
- Пускаю! Вовка тычет пальцы в Генкины волосы и отпускает вошь на свободу.
- Ты, чего?- опешил Генка.
- Ни чего! Чтобы ты не завидовал мне, что у меня больше вшей. Я тебе подарил свою. Теперь ты будешь тоже, голью вшивой.
- Ромашка, ты дурак? Генка отчаянно затряс волосы руками, стараясь сбросить на землю не званую гостью.
- Тряси, тряси! Своих разбудишь, а они чужую начнут гонять. Зачешешься весь!
- От злости, Генка сжал кулаки, угрожающе надвинулся на Вовку. Он не был трусом, но по предыдущим стычкам знал, что противник был сильнее его, поэтому, кулаки переделал на два кукиша, сунул Вовке под нос:
- Вот, тебе, ешь!
Вовка на встречу выдвинул два своих:
- Чего злишься? Сам просил пустить,- я и пустил.
- Я велел пустить тебе в рот, а ты?
- Нашел дурака! Я тебе фокус показал! А ветки, я, Нинке отнесу!
Генка вновь сжал кулаки:
- Меня она любит. Я дам тебе целую булку за ветки и еще одну за то, чтобы ты не ходил к Нинке.
- А где вторая?
- Вот. Генка с трудом достал из кармана вторую булку, по более первой.
- Давай! Вовка протягивает руку.
- Побожись, что не обманешь?
- Разрази бог!
Булки перекочевывают к новому владельцу. Вовка прячет одну булку за пазуху, другую берет в зубы и, с кошачьей скоростью влезает на березу. Отыскав потолще сук, усаживается на него и, вынув изо рта булку, разламывает ее на две равные половинки; одну прячет за пазуху, другую, чтоб продлить удовольствие, принялся есть маленькими кусочками. Внизу взвыл Генка:
- Погоди трескать! Ветки давай!
- Сейчас, только пожую немного.
Вскоре на верху раздался треск и на землю посыпались ветки: еще, еще и еще. Когда у подножия березы образовалась большая охапка, Вовка спросил:
- Хватит, что ли?
Генка подумал, сопоставил курс обмена, ответил:
- Давай еще!
Вовка набросал еще ворох и слез на землю.
- Как потащишь такую уйму?
Генка почесал затылок:
- Ты мне поможешь?
В ответ Вовка сварганил фигу:
- Во! Уговора не было. На жадничал, сам и при!
Обскакав во круг Генки на одной ноге с припевкой "тили, тили, тесто,- жених и невеста", Вовка побежал к своему другу.
- Ромашка! Ты шыбздик! . Крикнул ему в след Генка.
- А, ты, морда рыжая и скупердяй! - Не остался в долгу Вовка.
ШУРКА
Друга, Вовка застал за странным занятием. Шурка сидел на нижней ступеньке крыльца, набирал в ладонь с земли мелкие камешки и бросал их в сторону кур, десятка два которых, во главе с нахальным петухом расхаживали по двору.
- Цып, цып, цып,- анафемы, клюйте камешки, они полезные, уговаривал Шурка, бросая очередную порцию,- башки по отрубаю, паразиты!
Вовка подсел к другу:
- Чего это ты?
- Вон! - Шурка кивнул в сторону колоды, лежащей по среди двора, в которую наливали пойло для скотины. За колодой, откинув в сторону единственную руку, спал на земле пьяным сном Максим Чернов, председатель колхоза, - надоел паразит! Как напьется, так к мамке идет. Тетка Марья, его баба, устраивает скандалы и грозит мамке волосы выдрать. А мы при чем? Мы его не зовем, сам приходит, всегда пьяный. Хочу его отвадить.
- Как?
Шурка наклонился к уху друга, доверительно сообщил:
- Если ему на голову насыпать зерна, то куры будут склевывать его вместе с кожей и волосами. Очень больно, на себе испробовал. Зерна нет, а камешки не клюют проклятые.
Затея Вовке очень понравилась. Он достал из-за пазухи половинку булки, разломил ее на две части; одну отдал другу, другую, раскрошил на ладонь и бросил в сторону кур. Петух посмотрел одним глазом на крошки, другим и клюнул. Потом еще, для убедительности, пару раз клюнул и радостно залопотал на своем петушином языке. Куры с радостью принялись за обедню. Шурка осторожно подошел к Максиму и высыпал ему на голову заготовленные крошки. Вовка из остатков крошек сделал дорожку от головы Максима в сторону кур.
- Бежим за ворота, шепнул Шурка, от туда посмотрим!
С безопасного расстояния было видно, как куры подобрав с земли приманку, сначала с опаской, а затем всей сворой принялись склевывать крошки с головы Максима, залезая ему на лицо, плечи, оттаптывая уши. От боли Максим начал трезветь, замахал рукой, пытаясь встать на колени. По лбу у него скатилась капелька крови, оставляя красный след.
- Смотри, кровь! . шепнул Вовка, давай отгоним кур, а то заклюют до смерти.
- Нет, сказал Шурка,- пусть не шляется по чужим дворам!
- Мой кобель не здесь?
Друзья вздрогнули от неожиданности, обернулись на голос. Позади них стояла тетка Марья с толстой палкой в руке. С перепугу дружно показали на ворота. Вскоре со двора послышался возмущенный голос супруженицы:
- Кобель, ты, кобель! Налил бельма то и не соображаешь, что делаешь! От четырех детей бегаешь, сволочь паршивая! Стыдобушка на всю деревню, хоть из дома не выходи! Ну, ничего! Ты меня попомнишь, шут гороховый, вурдалак озерный, кикимора лесная!
Тетка Марья огрела мужа палкой по спине. В ответ Максим выругался матом.
- Бежим от сюда, а то и нам попадет, предложил Вовка.
- Куда?
- Куда не будь.
Друзья побежали вдоль улицы. Добежали до дома Верясовой Вальки, подруги Шуркиной сестры, заглянули в окошко. Верясовыми семья числилась только по документам, а в народе их звали Глебовыми, по имени отца. Глеб вернулся с войны без единой царапины, но привез туберкулез и вскоре умер. У тетки Кати на руках остались трое детей. Старшая дочь была уже взрослой и уехала в город Ульяновск. Валька, закончив четыре класса, помогала матери по дому. Младшему, Кольке, было всего шесть месяцев и, для Вальки, он являлся величайшей обузой. Вот и сейчас, она качала зыбку, в которой орал ее братишка. Друзья вошли в дом.
- Качаешь?
- Качаю, уныло ответила Валька. Орет и орет черт этакий. Надоел до смерти!
Вовка подошел к зыбке, сделал Кольке козу, зашепелявил; - Агусиньки, чего это мы орем? Чего Коленька хосет? На ручки наверное хосет? Колька замолчал и потянул ручонки к Вовке.
- Гляди, понимает, удивился Шурка.
Вовка вытащил карапуза из зыбки, взял на руки и стал ходить с ним по избе. Малыш начал улыбаться и старался ухватить ручонкой Вовку за нос. Бутуз был тяжелым и Вовка вскоре ссунул его Шурке, а сам забрался в зыбку, повешенную на дубовую жердь, просунутую через кольцо, ввинченное в матицу, стал раскачиваться, весело выкрикивая....иех,... иех, ...тра ...ля ...ля. Шурке таскать бутуза тоже вскоре наскучило и он сбагрил его Вальке, потребовав у Вовки освободить зыбку, поскольку теперь его очередь настала покачаться. Под дикие выкрики, друзья поочередно сменяли друг друга , вызывая у Вальки чувство зависти. Наконец она не выдержала, положила брата на пол и потребовала своей очереди на удовольствие. Оставленный без присмотра, Колька заорал благим матом. Поскольку желания взять ребенка на руки ни у кого не было, друзья поочередно строили ему рожи, сюсюкали, что- то орали. Шурка опустился перед Колькой на корточки, заблеял козой. Вовка, уселся Шурке на спину, изображая всадника. Вернувшаяся с работы тетка Катя, с изумлением остановилась на пороге, не понимая, что творится в ее избе: Вовка, сидя на Шуркиной спине, громко нокал, стараясь пяткой пришпорить своего коня под задницу. Шурка, изображая коня, почему- то лаял по собачьи. Валька, раздувая рыжие лохмы, с диким криком качалась в зыбке. Колька, валяясь на голом полу и подняв вверх пухлые ножки, заходился в плаче.
- Это, что такое? . Возмутилась тетка Катя, снимая с гвоздя, висевшую веревку. Друзья вскочили на ноги. Намерения тетки Кати было яснее всяких слов и они кинулись в распахнутую дверь, едва не сбив хозяйку с ног. Но в дверях затерли друг друга, приостановились, чем не замедлила воспользоваться тетка Катя, хлестнув веревкой обоих пониже поясницы. Боль придала сил и оба, мигом, оказались на улице.
- Все из-за тебя, почесывая ушибленное место, проворчал Шурка, - лезет вперед.
- Это ты вперед полез, оправдывался Вовка, мог бы подождать, пока я выскочу.
Из избы донеслись крики, шлепки и Валькин рев.
- Айда, посмотрим в окно, как тетка Катя, Вальку лупцует, предложил Шурка.
- Айда.
Пока друзья осторожно подбирались к окну, в избе все стихло. Тетка Катя сидела к окошку спиной и видимо, кормила грудью Кольку. Валька стояла возле матери, притворно всхлипывала и терла пальцем, абсолютно сухие глаза. Увидев друзей, подмигнула глазом, что означало: " обошлось, совсем не больно". В ответ Вовка помахал Вальке рукой.
Присев на завалинку, друзья стали думать о том, а куда бы им сегодня еще сходить?
- Может на рыбалку? . Предложил Шурка
- Без Арескина?- усомнился Вовка,- клева не будет.
- Так, давай зайдем за ним.
- Пошли!
Дом Арескиных стоял не далеко от дома Глебовых на одной улице, только передом друг к другу и их разделял не большой овражек, в котором росли две старые ветлы. Своего не разлучного друга, они увидели издали. Колька Арескин сидел на коньке крыши своего дома; на земле суетилась и, что- то кричала ему его мать- тетка Стеша. Вовка с Шуркой спустились в овражек встали за ветлой, прислушались.
- Ирод ты эдакой! Что ты наделал со своими калошами. Посмотри, что ты с ними сделал?
Тетка Стеша трясла рукой, в которой трепыхались какие то блестящие ошметки.
- Я, что ли? Их Борька слопал!- Оправдывался Колька.
- Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не оставлял калоши на крыльце? Говорила?- Говорила. А, ты? А, ну, слезай с крыши!
- Не слезу.
- Можешь не слезать, я тебя и так достану.
Тетка Стеша подошла к куче хвороста, привезенного для ремонта плетня, вытащила из нее длинную орясину, попыталась ею достать до Кольки, который на всякий случай перебрался на другую сторону крыши, но увидев, что орудие возмездия до него не достает, снова уселся верхом на конек:
- Не достанешь. Борька слопал, его и лупи. А, я не причем!
Борька, это шестимесячный поросенок, который доставлял хозяевам не мало хлопот, крутился тут же, стараясь ухватить тетку Стешу за подол юбки.
- Не сваливай на поросенка, негодник! Слезай, сказала, с крыши!
- Не слезу. Будешь драться. Я не виноват. Борька слопал.
- Я не буду драться, - я тебе все уши выдеру напрочь. Посмотрите только, какие калоши загубил? Мерзавец ты этакий! Слезай сейчас же!
- Не слезу.
- Слезешь! Жрать захочешь, - домой придешь! Шкуру спущу!
Тетка Стеша, ругая, на чем свет стоит, сына, ушла в избу.
Друзья, убедившись, что опасность миновала, вышли из укрытия:
-Арескин, слезай! Пошли на рыбалку.
КОЛЬКА
Колькина семья по документам, носила фамилию Волковы, но среди сельчан их знали, как Арескины, по имени мужа и отца Ареста, погибшего на фронте в первые дни войны. В семье было четыре дочери и поскребыш сын Коленька. Самая старшая, Полина, давно была за мужем, имела двоих детей: сына и дочь. Муж погиб на фронте. Следующая по возрасту дочь Валя, уже несколько лет плавала на китобойной флотилии "Слава", изредка приезжала в отпуск. Дочь Анна, три года подряд вербовалась на торфоразработки в Горьковскую область, каждую зиму приезжала в отпуск. Младшая из дочерей Манька, жила с матерью, работала сельским почтальоном. Хотя Колька и был единственным сыном, но в силу своего неугомонного характера, частенько получал от матери затрещины, которых у нее было запасено даже больше, чем мог честно заработать Колька. Арескин не только входил в не разлучную троицу, но и был ее становым стержнем, не только главным выдумщиком различных трюков, но и их первым исполнителем. Зимой, он с разбегу подпрыгивал вверх, делал кувырок через голову и приземлялся на ноги. Для Вовки с Шуркой попытки повторить трюк, заканчивались тем, что их головы зарывались в сугроб, а ноги, беспомощно болтались на верху. Все окрестные горы давно подчинились Колькиным лыжам и чтобы удовлетворить свою неуемность, он придумал прыгать на лыжах с речных обрывов, высотой до шести метров. Суть трюка состояла в том, чтобы, стоя на краю обрыва, оттолкнувшись палками, лететь вниз до снега, который надувало только у подножия обрыва и устоять на ногах; что мало кому удавалось, в том числе и Кольке. Его примеру последовали не только Вовка с Шуркой, но и другие мальчишки.
Лыж было поломано не мало, но их не жалели, поскольку не покупали, а делали сами из клена по две . три пары на брата, каждую зиму. В школе числился хорошистом, но примерным поведением не отличался. Во время уроков часто можно было услышать голос учительницы Марии Степановны:
- Волков, перестань вертеть головой!
- Арескин, перестань щипать Шевелину и оставь в покое волосы соседа!
Но самым любимым его занятием было,- рисование. Мог мелом на классной доске нарисовать карикатуру на своего одноклассника, причем так здорово, что иной, узнав себя в смешном виде, под хохот окружающих, лез с дракой на художника. Дома у него был альбом для рисования, с белой плотной бумагой, который ему привезла в подарок сестра Валя. Она же привезла ему коробку акварельной краски. В альбом он срисовывал портреты знаменитых людей. Там были: А.Невский, М.Горький, В.Чапаев, А.Суворов, которых срисовывал с газет или книг. Затем он раскрашивал свои рисунки акварельной краской, отчего они становились не только похожие, но и живее своих черно-белых оригиналов. Одним словом, Колька был дока на все руки и сегодняшняя история с калошами была для него не приятным сюрпризом. Во-первых, калоши являлись его гордостью, поскольку таких калош ни у кого из ребят не было, во- вторых он их лишился из-за какого то паршивого поросенка, который и без того надоел ему своими постоянными набегами на собственный огород, за что Колька неоднократно получал нагоняй от матери. В отместку, он нарисовал Борьку в фашистской каске, на лобовой части которой нарисовал большую черную свастику, в низу сделал надпись: "смерть фашисту". А еще он желал, чтобы Борькина голова, как можно скорее украсила праздничный стол, в виде вкусного холодца. Как попали к нему эти калоши, Колька помнит до сих пор. Это было прошлой зимой. Сестра Аня, письмом сообщила, что такого то числа, она приедет в отпуск. Домашние занялись с самого утра подготовкой к встрече с гостьей. Колька, придя из школы, тоже ждал гостью, но по- своему; продув в замерзшем стекле окна проталину, он зорко вглядывался одним глазом на улицу, ожидая появления Анны. Она появилась, когда на улице уже смеркалось и в домах стали зажигать лампы, с большим заплечным мешком и огромной сумкой в руках, набитых до отказа. После восклицаний , обнимания и поцелуев, мешок приставили к стене, а сумку доверили тащить к столу Кольке. Пока Манька помогала Анне раздеваться, мать загремела заслонкой, открывая печь. Вскоре на столе появился чугун с наваристыми щами, в отдельном блюде отварное мясо, нарезанный кусками пирог с картошкой и луком, в глиняной чашке соленые грузди, нарезанный ломтями, каравай хлеба, из горки достала четверок водки. Пока женщины занимались своими делами, Колька, от не терпения, старался рассмотреть содержимое сумки.
- Мам! Заябедничала глазастая Манька, а Колька в сумку полез!
- Колька, не трогай сумку! Анна сама ее разберет.
- Я.мам не трогаю, я только гляжу, ответил Колька, показывая Маньке язык, не вытаскивая руку из сумки и ощупывая ее содержимое.
Вскоре Анна разгрузила часть сумки и стол, дополнительно, украсил круг копченой колбасы, французская булка, пакет с круглой карамелью, пакет с пряниками, пачка грузинского чая, кусок халвы, которую можно было принять за жмых, два больших куска сахара. Пока гостинцы резались, кололись, высыпались и раскладывались в принесенную посуду, Колька успел слямзить несколько конфет и два пряника, спрятав их в карман своих штанов.
Наполнив чашки щами, мать пригласила всех сесть за стол. Затем налила в три граненые рюмки водку, сказала тост:
- Давайте выпьем за нашу встречу, за нашу дорогую гостью!
Кольке водки не предложили, зато ему было дозволено брать со стола любое угощение.
Для начала он взял два кружочка колбасы; один для себя, другой для кота Васьки, сходившего с ума от мясных запахов. Схватив колбасу, кот злобно заурчал, на всякий случай, растопырив когти. Колбаса Кольке понравилась и он, за первым кружочком, отправил в рот еще пару, после чего с французской булкой стал хлебать щи. На некоторое время за столом установилась тишина, нарушаемая стуком ложек, сапом и чавканьем пережевываемой пищи. Колька первым разделался со щами, полез в чашку за отварным мясом.
- Мам, а Колька грязными руками за мясом полез, сообщила Манька.
- И ни куда я не полез! Я только коту немножко дам мяса. У него тоже сегодня праздник. Васька, получив кусочек мяса, спрыгнул под стол, где с великим удовольствием съел его. Мать отнесла опустевшие чашки из- под щей в чулан, разлила остатки водки, предложила:
- А теперь выпьем за здоровье всех сидящих здесь и за тех, кого с нами нет!
Под этот тост Колька налег на конфеты. В другой бы раз, имея всего лишь одну конфету, он мог долго катать ее во рту, продлевая удовольствие, а сейчас они, почему -то, сами так и лезли на зубы, где с хрустом лопались, выделяя сладкую, липучую и вкусно пахнувшую начинку. Манька не выдержала:
- Кто ест много конфет, у того жопа слипнется!
- Это у тебя слипнется, а у меня не слипнется, огрызнулся Колька.
От выпитого, вкусной пищи и радостной встречи, сидевшие за столом разом разговорились. Коту все чаще стали подкидывать под стол огрызки колбасы, не доеденное мясо, кусочки булки. Анна отодвинулась от стола:
- Ой! Прямо объелась! Так все у тебя, мама, вкусно! А на торфу у нас столовка, так в ней все одно и тоже каждый день. Надоело. А тут пирог, грибы . язык отъешь!
- И я объелась, объявила Маруська.
- А я сейчас лопну, доложил Колька, поглаживая брюхо, успевший припрятать в карман еще несколько конфет.
- Поставь, мама, самовар, попросила Анна, а мы с Маней мешок разберем.
- Колька! Нащепли лучины для самовара, приказала мать.
Сын полез на печь за сухим поленом. Заодно, чтоб не мешали в кармане сладости, он на время переложил их в первый, подвернувшийся под руку, валенок. Мешок Кольку не интересовал, поскольку, по прошлым годам, знал, что в нем находится всякое бабье барахло; бобины ниток для вязки кружева, отходы швейной фабрики в виде разноцветных тряпочек, из которых они в прошлом году сшили покрывало на кровать, кофточки, чулки и всякая дребедень, не достойная мужского внимания. Пока занимался самоваром, из мешка вытащили узел с отходами швейного производства, потом по очереди все остальное. Вещи ощупывали, разглядывали на свет, примеряли на себя, охали и ахали.
Анна негромко сообщала:
- Эта кофточка тебе, Маруся. Примерь, думаю, как раз будет.
- Шерстяной полушалок тебе, мама. Носи на здоровье.
- Калоши, братику купила. В распутицу будет в школу ходить.
- Колька!- Донеслось до него, гляди, какие тебе калоши привезли, крикнула Манька.
Колька подскочил к женщинам, взял в руки поданный ему подарок и зажмурился от отраженного света, исходившего от калош. Черные, блестящие, оклеенные внутри красной байкой, они вызвали у него чувство восхищения. Еще бы! Ведь таких калош ни у кого из ребят не было. Примерил. Калоши были немножко велики, но мать сказала, что с двойными чулками будут в пору. Колька тут же выразил желание,- завтра пойти в них в школу, но мать возразила:
- На улице от мороза лошадиные шовяки с треском в верх подпрыгивают, а он в школу в калошах попрется. Хочешь лытки отморозить? До весны о калошах забудь!
Когда мешок опустел, самовар дал знать, что его пора ставить на стол. Мать насыпала в чайник грузинского чая, залила кипятком, поставила на самоварную конфорку- преть. Все вновь сели за стол чаевничать. Анна вдруг вскинулась:
- Совсем забыла! Она подошла к узлу с отходами швейного производства, сунула в него руку и вытащила...вытащила пугач, очень похожий на настоящий наган. Такого подарка Колька не ожидал. Он бросился Анне на шею, обмусолил обе ее щеки, губы.
Анна вытащила из того же узла коробочку, на которой, черным по белому, было написано "пистоны для нагана. 100 штук", отдала брату. Колька проводил сестру до стола, занялся наганом. Для начала взвел курок, прицелился в бежавшего по стене таракана, нажал на спуск. Раздался сухой щелчок металла о металл. Таракан спрятался в щель. Еще трижды Колька щелкал в холостую, пока не убедился, что наган работает исправно. Зарядил пистоном, взвел курок, прицелился в мать, потом в сестер, потом в висевшую на стене лампу;- не то. Для боевого патрона цель была слишком недостойной. Колька начал импровизировать: себя, он представил красным партизаном, только что поймавшего фашиста, которого надо судить. Стоп! А где взять фашиста? Его взгляд упал на кота, от сытости, развалившегося на скамейке, на Колькином месте и громко мурлыкавшего свою песню, больше похожую на распиловку бревна поперечной пилой. Колька гневно обратился к придуманному им фашисту языком немца, плохо знавшего русский язык:
- Ты есть фашистский немец, который много убивай хороший люди. Тебя надо немножко казнить. Хенде хох, фашистская шкура! Ах, не понимай меня? Лапы, говорю, вверх тяни.
Кот никогда не был в фашистской шкуре, ему своя больше нравилась и он, повернувшись на спину и расставив в стороны задние лапы, громче замурлыкал бесконечную песню.
- Ты, есть, получай пуля!
Колька подносит пистолет к уху кота, нажимает на спуск.
В маленьком пространстве избы раздается слишком громкий хлопок. Кот, с выпученными глазами и диким криком, подобно стальной пружине, сорвавшейся со стопора, подпрыгивает почти до потолка, приземляется четырьмя лапами на праздничный стол возле самовара, опрокидывает стакан с горячим чаем Маньке на платье, заставив ее, от неожиданности и ожога, визжать не дорезанным поросенком. Визг доводит кота до бешенства и он делает большой прыжок со стола через Анну на пол, оставляя на ее шее красный след от когтей, запрыгнул на печь. Не задержался, спрыгнул на пол, подбежал к входной двери и сжавшись в трясущийся комок, запросился на улицу. Мать, в момент выстрела, обожгла чаем язык и губы, и теперь, открыв рот, втягивала в себя воздух, охлаждая обожженные места. Виновник переполоха, испугавшийся не меньше кота, стоял с глупой улыбкой, приставив дуло нагана в лоб матери.
- Убери свою пукалку, нервно сказала она и, открой коту дверь. С перепугу, небось, на двор захотел.
Сын исполнил пожелание матери. Испуг за столом, сменился смехом.
Кольке не хотелось больше ни стрелять, не набивать живот привезенными сладостями,- ему захотелось спать. В деревне, чтобы экономить керосин, спать ложились рано.
Он залез на печь и устроился на свое любимое место возле борова. Мать и кот тоже всегда спали на печи. Колька редко видел, как мать ложилась и совсем не видел, когда она вставала, поскольку вставала она с третьими петухами, растапливала печь, готовя еду на весь день. Манька спала на кровати, стоящей у противоположной стены, ближе к входной двери. Колька не помнил, как он заснул, проснулся от тихого говора, доносившегося из чулана. Мать говорила:
- Да! Это подарок так подарок,- брюхо привезла. И от кого же оно?
- От вербовщика, что сюда приезжал, ответила Анна.
Колька больше ничего не слышал. Он снова спал.
Утром, проснулся раньше обычного, глянул на окна,- на улице еще стояла темень. Манька и Анна спали, в обнимку, на кровати. Пошарил рукой вокруг себя,- кота не было. Слез на пол, зашел в чулан к матери.
- Чего тебе не спится? . спросила она.
- Мам! Покажи подарок.
- Какой подарок?
- Брюхо, которое привезла Аня.
- Дурак! Чего городишь?
- Да! Я слышал, как ты говорила, что она привезла брюхо, которое ей подарил вербовщик.
Мать хотела отвесить сыну хорошую затрещину, но передумала:
- У Ани заболело брюхо,- с дороги это бывает. Вот мы вслух и думали, как его лечить. А вербовщик ей наказал, чтобы она к весне снова приезжала на работу. Понял? Умываться будешь?
Колька, не довольный, подошел к висящему в углу умывальнику, нажал ладошкой на длинный сосок. Руку обожгла ледяная вода, которую он тут же стряхнул, мокрой ладонью провез по носу и щеке, вытерся утиркой, висевшей рядом с умывальником.
- Завтракать будешь?- Я щи разогрела.
- Нет! Мам, можно я Шурке с Вовкой по прянику и по конфетке возьму?
- Возьми, разрешила мать, а в сумку кусок хлеба положи,- в школе есть захочешь. Портфелем Кольки служила полевая командирская сумка, в которую, кроме учебных пособий, входило много личных вещей. Главное, ее носить было очень удобно, повесил на ремне через плечо и руки свободны. Такая сумка была на всю школу одна. Остальные ученики в школу носили вместо портфелей либо противогазные сумки, либо, пошитые из материи мешочки с двумя ручками. С настоящими портфелями в школу ходили только двое: Генка Кашин и Маруська Балялина. Сумку он нашел за подтопком, куда забросил ее, придя из школы. Проверил содержимое, положил в нее четыре пряника , столько же конфет, ломоть хлеба. Вспомнил о валенке, куда спрятал вчера пряники с конфетами, полез на печку. В чей валенок положил добычу, он не знал, поэтому пришлось ощупывать все валенки рукой. Нашел. Пряники оказались почему то липкими, конфет не было совсем. Колька засунул руку поглубже в носок валенка и пальцы его попали в липкую жидкость. За ночь, на горячей печи, конфеты в валенке растаяли, превратившись в липкую массу. Хуже всего, валенок принадлежал Маруське. Эта "базла", так ее про себя звал Колька, может не только поднять крик на весь дом, но и дать затрещину, поскольку была старше его почти на пять лет. Уносить из дома ноги надо было раньше, чем проснется Маруська. Колька надел свои подшитые валенки прямо на печи, слез на пол, стал искать пальто. Оно оказалось у Маруськи под подушкой. Трогать пока не стал. Пошел за шапкой,- шапка пропала. Стал искать на лавке, под лавкой, под столом, за подтопком , зашел в чулан, спросил у матери:
- Мам, ты не видела мою шапку?
- Видела.
- Где?
- Там, где вчера положил.
- А где, я ее положил?
- У тебя спросить надо.
- Ну...у, вечно ты так!
Вспомнил. Придя из школы, прямо из двери, запустил шапкой в кота, сидевшего на печи. Снова полез на печь. Шапку нашел под кучей валенок. Оставалось за малым; вытащить пальто из Маруськиного изголовья, не разбудив ее. Походил несколько минут по избе. За окном рассветало. До начала уроков оставалось не меньше часа, а ходьбы, до школы, было на три минуты. Можно с пол часика посидеть у Вовки, подождать Шурку. Вовкина изба стояла рядом со школой и он, при желании, мог сбегать домой в любую перемену. Колька подошел к Маруськиной кровати, взял за воротник свое пальто, потянул. Маруськина подушка, словно пришитая нитками к Колькиной собственности, поехала вместе с ним. Хуже того, Маруськина голова, лежащая на подушке, тоже поехала к краю кровати. Колька с досады крякнул. Постоял. Подумал. Зашел в чулан к матери, которая, стоя у окна, разглядывала улицу, вынес помело, с длинной ручкой, что стояло в углу с ухватами, концом ручки упер в основание печи, прутьями подпер подушку и снова потянул за воротник свое пальто. На сей раз подушка осталась на месте, а одежда оказалась в руках хозяина. Не теряя времени, схватив в охапку пальто, сумку и шапку, Колька выскочил из дома, забыв убрать помело на место. От стука двери, Манька проснулась, начала поправлять под головой подушку и уткнулась лицом в помело.
Открыв глаза и увидев перед лицом грязные, торчащие в разные стороны прутья, от испуга заорала:
- Мам! Чего это?
Мать, вышедшая из чулана на голос и увидев свое грязное помело на подушке дочери, в испуге воскликнула:
- Господи! Это еще откуда?
Проснулась Анна.
- Колька!- Крикнула мать.
В ответ была тишина.
- Не иначе, как этот варнак придумал все. Ну, погоди, придешь домой!
Мать поставила помело на место. Дочерям спать больше не захотелось и они встали, оделись, умылись холодной водой. Есть не хотелось,- обошлись чаепитием, после чего Манька засобиралась разносить почту. Достала с печи валенки, всунула в них ноги в толстых шерстяных чулках, собственной вязки, оделась и, перекинув через плечо ремень почтовой сумки, сказала:
- Я скоро вернусь. На сегодня надо разнести всего пять писем и три газеты. Оставшиеся продолжили чаепитие и свои женские разговоры. Манька вернулась, примерно, через час, раскрасневшаяся от мороза. Скинула полушубок, шаль, потрясла одной ногой,- валенок слетел с ноги. Потрясла другой,- валенок остался на месте. Потрясла сильнее,- результат тот же. Уперлась задником в пальцы другой ноги и придерживая носок валенка рукой, попыталась вытащить ногу. Валенок пополз и потащил за собою чулок, закрепленный выше колена подвязкой.
- Ну, чего ты там кряхтишь? . спросила мать.
- Валенок не как не сниму, - ответила дочь. Прилип к чулку, словно примороженный
Анна подошла к сестре:
- Давай помогу!
Маруська села на кровать, задрала ногу. Анна ухватилась за валенок, потянула. Валенок изъявил желание слезть с ноги хозяйки только с чулком, но мешала подвязка.
- Развяжи, посоветовала Анна.
Манька развязала тесемку и валенок вместе с чулком свободно соскользнул с ноги. Анна попыталась вытащить чулок из валенка, но не тут то было. Подошедшая мать, выразила догадку:
- Уж, не ворожба ли какая? Может жених какой, тебя приворожить хочет?
- Скажешь тоже!. Нет у меня женихов!
Общими усилиями, чулок все же оторвали от валенка. Осмотрели. На подошве чулка и внутри валенка обнаружили какие то твердые, липкие шарушки. Высказывали разные догадки:
- Может, кот вчера с перепугу в валенок наделал?
- А может наступила на что липкое, да всунула ногу в валенок?
Прикидывали так и эдак, но загадка осталась не разгаданной.
Обо всем этом, Колька узнал, придя из школы. Поскольку его вину никто не установил, а сам он ни в чем не признался, то отделался легкой затрещиной за помело.
И, сейчас, сидя на коньке соломенной крыши, перед его глазами всплыл приезд Анны, ее подарки. Калошу было жалко. Возникла идея: написать Анне письмо и попросить ее купить только одну калошу, - так будет дешевле, или найти калошу, кем не будь потерянную и привезти домой. Вспомнил; Анна недавно прислала письмо, в котором она предупредила, что нынче не приедет в отпуск, поскольку вышла замуж за вербовщика Костю и у них родилась дочь, которую назвали Верочкой. От возникшей идеи пришлось отказаться. Стало грустно.
- Ну, чего ты?- Уснул что ли на крыше, крикнул Вовка; зовем, зовем, а ему хоть бы хны.
- Пойдем на рыбалку, добавил Шурка.
Колька очнулся от воспоминаний, слез с крыши на поветь и по углу спустился на землю. Вид у него был несчастный.
- Борька калошу сгрыз. Мамка лупцовку хотела дать, да я на крышу успел залезть.
Друзья посочувствовали Кольке. Им тоже было жаль калошу. Чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, снова повторили свое предложение о рыбалке.
- У меня удочка дома, а там мамка.
- У меня две, проговорил Вовка, одну ты возьмешь, а другой я буду рыбачить. Шурка домой за удой сбегает, пока мы червей нароем. Все, что наловим, на твой кукан будем вешать. Принесешь домой много рыбы,- тетка Стеша обрадуется и про лупцовку не вспомнит.
РЫБАЛКА
От совета друзей, Колька повеселел. После не долгих сборов, они были на берегу речки, выбирая место ужения. Начали с макашиной ямы. Ямами называли места на реке, где глубина доходила до двух метров и более. Имена давали по фамилиям хозяев, чьи избы стояли рядом с образовавшимися омутами. В макашиной яме водились ельцы, сорожняк, язишки. Попадали и крупные пескари. Колька поплевал на червяка, забросил удочку в тихую заводь. Вслед за ним, забросили удочки и друзья. Поплавки, сделанные из сухих палочек, найденных на берегу, спокойно плавали на поверхности воды. Рыбаки настороженно следили не только за своим поплавком, но и за соседними тоже.
Увидев, как дрогнул Колькин поплавок, Шурка заорал:
- Тяни!
Колька дернул удилище. Леска вместе с поплавком и крючком взлетела в воздух. Рыбы не было. Червяк был целым.
- Тяни, тяни; чего кричишь? Сам вижу! Рыба только клевать начала, а он, - тяни...и.
- Мог бы и не тянуть, огрызнулся Шурка, и остался бы без червяка.
- Зато с рыбой! - Не отступал Колька, - На свой поплавок гляди, которого я не вижу.
Шурка тоже не увидел поплавка. И пока соображал; куда он делся, леска потянула удилище к воде. Шурка потянул его на себя и почувствовал, как, что-то тяжелое сопротивляется его усилиям. Рванул сильнее, и леска свободно вышла из воды с голым крючком. От волнения, Шурка не мог вымолвить не слова. Он только мычал, пучил глаза и разводил руки в стороны, показывая, какая рыба сорвалась с крючка.
- Растяпа!- Сказал Вовка, волнуясь не меньше неудачника. Упустил такую рыбину?
- А еще про меня говорил, съехидничал Колька. Если не можешь пердеть в воду,- не пугай рыбу! Рыбак мне тоже!
- Вот такая сорвалась, Шурка наконец обрел дар речи, растопыривая руки на всю их длину. Как дернет, . чуть в реку не свалился! Червяка, начисто слопала! Ну и, дела!
У Вовки клева не было и он решил проверить червяка. Осторожно потянул леску и почувствовал на ней тяжесть. Ускорил подъем и к ногам его упал драный ботинок, с оскалившейся, медными гвоздями, подошвой. Улов, вызвал дружный смех товарищей.
- Варить, или жарить будешь? . Съязвил Колька.
- Не. Тебе к оставшейся калоше отдам, чтобы тетка Стеша не ругалась. Решили сменить червей. Шурка выбрал самого упитанного навозного червя, который извивался, как пружина, выделяя желтое молочко. Но оказалось, что крючок перекрутился с леской. Распутывать одной рукой было не удобно и он, взяв в губы червя, занялся распутыванием лески. Распутал, потянулся рукой к губам за наживкой. Червяка не было. Прощупал рубашку, штаны, внимательно осмотрел под ногами землю, поискал языком во рту, - пропала наживка.
- Чего ищешь? . Спросил Колька.
- Червяк пропал!
- Куда?
- Откуда я знаю! Был в губах и нет.
Друзья подошли к Шурке:
- Открой рот!
Шурка выполнил требование.
Осмотрели, оттягивая губы, щеки, заставляли шевелить языком во все стороны:
- Проглотил наверное? . Высказал догадку Вовка, шаря у Шурки во рту пальцем, которым только, что насаживал на крючок червяка.
Шурка пожал плечами:
- Не знаю. Больно шустрый был червяк, так и норовил улизнуть.
- Насади другого, посоветовал Колька, только не сожри и его. Чего время теряешь?
Полчаса напряженного ожидания не принесли улова и Колька перешел рыбачить на более мелкое место: закинул. От нечего делать запел, дрыгая ногами:
Услыхали петуха,
Прибежали из далека
Ко...ко...ко...ко...
Поплавок нырнул в воду. Колька подсек и приличный елец оказался на крючке. Повесил на кукан. Поправил наживку, поплевал на нее, закинул.
Услыхали петуха,
Прибежали из далека
Ко...ко...ко...ко...
Вытащил здоровенного пескаря. Кукан пополнился.
Вовка встал ближе к Кольке, за подражал:
Услыхали петуха,
Прибежали из далека
Ко...ко...ко...ко...
Растопырив плавники, на крючке затрепыхался окунь, присоединившийся к Колькиному улову.
Шурка встал рядом с Вовкой, закинул:
Услыхали Петуха.....
И серебристый язишка оказался в руках рыбака.
Так, под дурацкую пляску, на кукане оказалось десятка два рыбешек. Потом клев неожиданно закончился: толи выловили всю рыбу на этом месте, толи рыба разбежалась от надоевшей песни. Меняли червяков, место ловли, распугивая лягушек, но клева не было. Вовка уселся на песок, вытащил из-за пазухи булку, о которой почти забыл, поднял вверх:
- Видали?
- Булка?! Удивился Колька. Откуда?
- Откуда? Переспросил Шурка. У себя на дворе, он даже не удосужился спросить, откуда у Вовки взялась булка, поскольку был занят местью. И теперь удивился не меньше Кольки, он ведь даже не попробовал ее на вкус.
- У Рыжика взял. Вовка рассказал историю с булками.
Булку поделили на три части. Ели медленно, растягивая удовольствие. Отправляя последний кусочек в рот, Вовка отщипнул от него немного мякиша, скатал шарик, насадил на крючок, закинул в более глубокое место. Поплавок задергался, нырнул в воду и крупная сорожка оказалась на берегу. Друзья только ахнули, но булки больше не было. Шурка с досады насадил на крючок листок крапивы, стал водить им перед носом большущей лягушки, сидевшей на берегу не далеко от его ног. Выпучив зенки, она некоторое время наблюдала за приманкой, подпрыгнула и повисла на крючке, дрыгая лапками, издавая скрипучие звуки.
- Вот, если бы тетка Стеша ела лягушек, я бы наловил ей сто пудов, сказал Шурка, но, наверное, она не ест их?.
- Не ест, подтвердил Колька. И я не ем. Мне, хоть, обжарь их с бараньими кишками, все равно не притронусь. Бр...р...р. Смачный плевок полетел в воду.
Шурка направил висящую лягушку в сторону друзей:
- Снимите с крючка, попросил он, поскольку сам испытывал к земноводным великое отвращение и в руки никогда не брал.
- Еще чего?! Друзья испытывали к лягушкам не меньшее отвращение.- Сам поймал, сам и снимай! Нашел дураков!
Шурка качнул лягушку в Колькину сторону и она чуть . чуть не угодила ему в лицо:
- Конорище, по башке словишь! Пообещал Колька, отбегая в сторону.
Вместе с Колькой отбежал и Вовка. Шурка с лягушкой припустил за друзьями, которые в свою очередь побежали от Шурки. Погоня длилась до тех пор, пока Колька не угодил босой ногой в свежую коровью лепешку, поскользнулся и упал. Быстро поднялся, прихватив заодно большой кусок зеленой жижи, кинул в набегавшего Шурку. Сделав два . три шага, Шурка остановился. Лицо его превратилось в серо- зеленую маску, с прорезью для глаз и открытым ртом с вытянутыми губами буквой О, чтобы дышать, поскольку нос был залеплен полностью. Вовка от смеха повалился на песок, болтая в воздухе ногами. Колька, схватившись руками за живот, упал рядом. Шурка, издав что-то не членораздельное, бросил удочку с лягушкой на песок, подбежал к реке, встал на четвереньки, опустил лицо в речку, рукой стал смывать прилипшую маску. Заодно промыл в ушах, выковыривая ногтем мизинца из них, давно насохшую грязь, помыл, заодно, не мытую шею, стал сморкаться в речку. Толстая зеленая сопля лишь на четверть вылезла из носа, но не оборвалась. Шурка поднатужился еще; сопля прилично удлинилась. И только с третьей попытки наконец шлепнулась в воду, но не утонула, а подобно ужу, за змеилась по поверхности воды. На зеленый деликатес немедленно набросилась мелкая рыбешка, растаскивая на части. Когда Шурка, ополоснувшись свежей водой, поднялся на ноги и повернулся в сторону друзей, последние, перестав смеяться, с удивлением всматривались в его лицо. Такого чистого лица и ушей у Шурки, они никогда не видели. Вот так навоз! Почище мыла! Шурка, набычившись, пошел на Кольку:
- Ты, почто в лицо мне навозом запустил?
- А, ты почто за нами со своей лягушкой бегал?
- Я, просто, пугал вас, а навозом не кидался.
- Зато, мне, лягушкой чуть по лицу не попал!
- Ты первым начал, заступился за Кольку Вовка, а навоз отмыл твое лицо и уши чище всякого мыла! Я, сейчас, тоже попробую отмыть свои руки этой ляпушкой. Видите, какие они у меня грязные? Вовка натирает руки до локтей свежаком, заходит по колено в речку, смывает новоявленное мыло в проточной воде и происходит чудо; руки становятся чистыми до блеска. Друзья не верят своим глазам. Колька засучивает штанины выше колен, обнажая ноги, цвет которых напоминает обгоревшую головешку:
- Цыпки замучили, окаянные. Попробую отмыть грязь.
Колька усердно натирается "мылом", некоторое время стоит неподвижно, давая ему возможность, лучше проникнуть в кожу и смывает в проточной воде. Кожа ног стала такой чистой, что на ней стали видны многочисленные маленькие трещинки,- цыпки. Вовка с Шуркой, не сговариваясь, начинают" намыливать ноги. Штанины им закатывать не надо, они всего до колен, а штаны держатся на одной мышке, перекинутой наискосок через плечо. . Чудо повторилось! Колька тут же высказал пожелание:
- Вот бы в бане попробовать это мыло?- Голова чистая и волосы целые.
- А, вши в голове от вонищи подохнут!- Догадался Шурка.
Вовка высказал сомнение:
- А кто нас в баню с этим дерьмом пустит?
- Что ни то придумаем,- заверил Колька, мастак на выдумки.
Всем стало весело, забылась не давняя ссора. Колька на радостях сбегал за оставленными удочками: своей и Вовкиной, прихватил банку с червями. Он сменил червя, поплевал на крючок и закинул на мелководье, где только что мыл ноги и здоровенный пескарь оказался у него в руках. Вовка тоже закинул и выудил такого же пескаря, - побежал за куканом. Шурка схватил удилище и тут вспомнил о лягушке, которая, воспользовавшись тем, что о ней на время забыли, давно спрыгнула в воду, стараясь подальше уйти от опасного места, но сумела сбежать только на длину лески. Шурка выудил ее обратно на берег, плюнул с досады в бесстыжие лягушачьи зенки:
- Вот, тварь, навязалась на мою шею! И как от тебя избавиться? Шурка раскрутил лягушку по кругу вокруг удилища, надеясь, что она сорвется с крючка и улетит куда подальше. Лягушка улетела вместе с крючком, шлепнулась в воду у противоположного берега, и скрылась под водой. Обнаружив пропажу, Шурка чуть не заревел: всамделишный крючок у него был один, который выменял у старьевщика зимой на свои, еще не худые носки. Друзья, в это время, таскали пескарей одного за другим, увеличивая Шуркино горе. Колька, узнав о Шуркиной беде, вытащил из обратной стороны воротника самодельный крючок, сделанный из обыкновенной иголки, отдал другу. На такой крючок, рыба клевала не хуже, чем на настоящий, но часто срывалась. Шурка поймал с десяток пескарей и был очень доволен. Кукан был заполнен и, рыболовы смело отправились к Колькиной матери.
Хозяйку они застали на дворе.
- Тетка Стеша! - Окликнул ее Вовка, мы наловили тебе целый кукан рыбы, только не ругай Кольку за галоши, которые слопал Борька!
- Вот, сказал Шурка, подавая хозяйке полуметровый кукан. Тетка Стеша взяла кукан, взвесила его в руке, покачала головой:
- Ох, уж мне эти защитники! Да неужто я буду избивать поросенка из-за этого дурака?- Кивнула она на Кольку. Ладно, уж, заходите в избу. Я зажарю вашу рыбу,- всем хватит!
БАНЯ
Селянские бани, у кого они были, стояли у всех на задах в огороде и топились по черному, поскольку печи в этих банях дымовых труб не имели и дым, при топке, вместе с сажей выходил внутрь бани, а потом, через открытую дверь на улицу. Поэтому, все внутреннее убранство бани покрывал слой копоти. Мыться надо было осторожно, не задевая стен. Истопниками бань, как правило, были хозяйки, они же отмывали всю домашнюю детвору, причем так старательно работали ногтями и мочалкой, что ребятам казалось, вместе с грязью с них хотят содрать кожу, выдрать волосы и, в добавок, ошпарить крутым кипятком. Поэтому, визга и воплей при мытье, было даже больше, чем при стрижке волос тупыми ножницами. Наша троица не являлась исключением. Иногда, они, вместе мылись в одной бане вдвоем, а то и втроем, но обязательно под надзором матери хозяйки. У всех матерей, по единому мнению друзей, была скверная привычка, зайдя в баню, в первую очередь поливать каменку водой и забравшись на полок, нежиться в нетерпимом жару, от которого у ребят крючило уши, вынуждая последних ложиться брюхом на пол, или выбегать в предбанник. Поскольку нормального мыла ни у кого не было, пользовались жидким, что продавали бродячие ремесленники, которое не мылилось, грязь из голов сыновей, матери выскребали вместе с прилипшими к ней волосами, не жалея ногтей, вызывая у последних протестные вопли. Истопив баню, хозяйка не торопилась идти в нее мыться, а давала возможность "потухнуть углю и улететь угару", на что уходило минут двадцать. Ребятишки использовали передышку в свою пользу, уходили в баню раньше матерей, не боясь угара, поскольку просто открывали дверь настежь и мылись водой по своему усмотрению. Колька заблаговременно предупредил Вовку, что в субботу они будут топить баню и, что пора попробовать помыться их собственным мылом.
В банный день, поставив худое ведро в густой крапиве возле бани, Они заранее натаскали свежака, укрыли его лопухами, чтобы не съели желтые мухи, стали дожидаться, когда тетка Стеша истопит баню. Во второй половине дня, баня была натоплена и истопница отправилась в избу, чтоб собрать не мудреную банную принадлежность. Колька забежал в след за матерью:
- Мам, мы с Вовкой пойдем мыться в баню, пока ты собираешься?
- Идите, я скоро приду. Воду, зря не лейте и баню не студите.
Первым делом, скинув лопухи с ведра, убедились в сохранности содержимого. Ведро оказалось таким тяжелым, что вдвоем они еле оторвали его от земли. До бани перли с передышками, подбадривая и понукая друг друга. С трудом втащили внутрь, поставили у передней стены. Колька, рукой хозяина, зачерпнул из кадки ковшом щелока, плеснул на каменку. На ней зашуршало, зашипело и тысячи огненных колючек впились в ребячьи уши, сбивая дыхание. Пулей выскочили в предбанник.
- Зачем столько плеснул, чуть уши не отвалились?
- Чтобы угар, побыстрее, выдавить. Пока раздеваемся, жар в дверь уйдет.
Скинутая одежка комом полетела в угол. Баня встретила ребят умеренным жаром и терпким запахом навоза. Дверь прикрыли. Через небольшое оконце проникал тусклый свет. На скамейке стояли две шайки: одну оставили хозяйке, в другую налили воду, по своему вкусу и усмотрению.
- Сначала намочимся, а потом намылимся?- Спросил Колька.
- Давай, как на речке.
Помогая друг другу, с веселым смехом и прибаутками, друзья обмазались от ушей до пяток навозной жижей. Заминка произошла, когда дело дошло до головы, но не надолго. Вовка, прихватив из ведра пригоршню жижи, плюхнул ее на Колькину голову, быстро размазал, провез по лицу. Колька в долгу не остался. Оба хохотали.
- Ишь, веселятся! Озорничают поди. Вот, я их, сейчас угомоню!- Сказала, про себя, тетка Стеша, раздеваясь в предбаннике. Уложив снятое белье на лавку, она открыла дверь в баню и в ужасе отшатнулась. В нос ударило тухлятиной, а из банного сумрака на нее уставились в четыре глаза два зеленых черта, у которых из зеленых ртов, скалились белые зубы.
- Свят, свят, свят!... С нами крестная сила! Матерь божья, спаси, сохрани и врази всех нечистых! ...Отче наш, еси на небеси...Да будет воля твоя, да будет имя твое святится...
- Сгинь, нечистая сила!... Тетка Стеша не могла вспомнить ни одной молитвы, поскольку они все в раз, вылетели из головы. Она лишь бессвязно бормотала и осеняла крестным знамением себя и банную дверь, которую быстро захлопнула. В изнеможении села на низенькую скамейку:
- А, где же ребятишки?- Неужто нечистая сила утащила их в тартарары ?
Тетка Стеша вновь осенила себя крестом, засомневалась:
- Пожалуй, эти охлестки сами в любое чистилище залезут, да на самом Сатане верхом в баню приедут. Кто же сидит в бане? Решила схитрить:
- Колька!- Позвала она.
- А! . донеслось из бани.
Голос сына. Она узнала бы его из тысячи. Но кто не знает, что Сатана способен принять любую личину? Сама себя увидишь в Сатане, как в зеркале и не догадаешься об этом:
- Скажи громко: "бог со мною!"
- Блом, хрю, тпфу... - донеслось из бани.
- Боится нечистая сила святых слов, плюется?! Значит, это не Колька.- Тетка Стеша трижды перекрестилась: спаси, сохрани мя..., наскоро накинула на себя юбку с кофтой, побежала домой за распятьем. Не может быть, чтоб дьявольщина живого креста не испугалась.
Колька слышал слова матери, но ответить ей не мог, поскольку в это время они с Вовкой стали смывать с головы изобретенное ими мыло из общей шайки, которую не сравнишь с рекой, где много воды и быстрое течение. Приготовленная вода мигом стала похожа на болотную тину, которой, как известно, сколько не мойся,- чище не будешь. Разбавленное дерьмо упорно цеплялось за волосы, лезло в уши, нос, ело глаза, не давая их раскрыть, не хуже сердитого лука. Мыться в шайке было бессмысленно. Другой воды они, загодя, не приготовили и теперь не знали, что делать, беспрерывно сплевывая, наплывавшие с лица в рот, кусочки навоза? В кадке кипяток,- ошпаришься. Есть холодная вода в ведрах, но как их найти с закрытыми глазами? Вовка на миг открыл один глаз, заметил ведро, запустил руку и угодил в принесенную навозную жижу. Приоткрыл другой глаз, ведра с водой стояли в другой стороне. Нашел на ощупь, промыл глаза и лицо, осмотрелся: Колька, сжавшись, сидел возле шайки, отчаянно плевался и тер глаза кулаками.
- Сейчас, Колька, я полью тебе,- умоешься!
Вовка зачерпнул ковш холодной воды, стал проносить над другом, нечаянно плеснул на его распаренную спину.
- Рома..а..а шка!! По башке дам!
- Я нечаянно! Подставляй руки.
Когда появилась возможность оглядеть себя, банное хозяйство, оба поняли; в бане им делать больше нечего. "Мыло" на жаре так присохло к телу, стягивая до боли кожу, что его отмыть можно было лишь двумя кадками воды.
- Бежим на речку!- Предложил Вовка.
- Бежим!
Схватив сброшенную одежонку, не одеваясь, побежали на Макашину яму, до которой было рукой подать. Через час они не узнавали друг друга. Такой мягкой и чистой кожи, они еще не видели.
- В бане еще будем мылиться этим мылом?- Спросил Вовка.
- Ну, уж, нет! На речке буду, а в бане никогда!
- И я, так же!
Когда тетка Стеша снимала с божницы распятье, в избу зашла Манька:
- Чего это, ты делаешь? Зачем крест берешь?
- Сама не знаю, что сегодня со мной делается. Угорела, что ли? Наваждение какое -то. Сегодня чертей видела в бане.
- Ты, что мам! Какие черти, средь белого дня?
Манька считала себя атеисткой, поскольку из разносимых ею газет, знала, что никакого бога нет, что его придумали попы, чтобы грабить народ. А нечистой силы боялась не меньше верующих. Да и как было не бояться, если в доме напротив, через дорогу, жила старшая Мазутиха, бабка Лукерья, которая по злобе могла посадить килу, поскольку все село знало, что она колдунья. Находились свидетели, которые, якобы, видели, как в ночь на сочельники, эта ведьма вылетала вместе с искрами из трубы на помеле и уносилась в сторону Домочкина огорода, где, как говорили многие, со всей округи собиралась нечистая сила. Сама Домочка, в шабашах не могла участвовать, поскольку была верующей и молилась на иконы, что висели в переднем углу. Просто, жила она на проклятом месте.
Но, и в избе колдуньи, которая жила вместе с дочерью Анной, имевшей троих детей, Манька, сама, видела иконы, когда заходила в избу, чтобы отдать письмо. Поди, разберись тут!
Тетка Стеша рассказала Маньке все по порядку
- И ты, своими глазами видела чертей?
- Вот, как тебя вижу. Открыла дверь, а там два зеленых черта зубы скалят. И вонища от них такая, что чуть не задохнулась. Крестом осенила себя и баню, захлопнула дверь, молитвы творю:; ноги от страха не держат, на скамейку села. В бане, вроде бы стали мыться. Я крикнула: "Колька!" Он ответил своим голосом. Я велела ему упомянуть в слух святое имя, а в ответ там захрюкали и стали плеваться. Ясное дело: нечистая сила никогда не произнесет святого имени, она начинает беситься при его упоминании. Вот я и пришла за распятьем.
Дочь и мать, с распятьем в руках, зашли в предбанник. Осенив себя, дочь и дверь в баню, тетка Стеша крикнула:
- Эй! Кто в бане?
- Тишина...
- Колька! Ты в бане?
- Тишина...
- Неужто мне все померещилось?- Проговорила тетка Стеша, открывая дверь и всматриваясь внутрь бани. Горячая, густая вонь ударила в нос. Запах был тот же, но в бане никого не было, а беспорядок явно угадывался; ковш валялся на полу, а одна из шаек стояла у самого порога. Хотела отодвинуть ее в сторону, чтоб пройти в баню, но шайка оказалась тяжелой.
- Вытащи ее в предбанник, - сказала тетка Стеша, - чего в ней?
- Не пойму! Какая то зеленая каша и воняет от нее. Манька сплюнула.
- Что за оказия? Я сама вымола обе шайки, ковш положила на скамейку?
- А, ЭТА, не могла тут побывать? Дочь явно намекала на старшую Мазутиху?
- Мать беспомощно развела руками, на всякий случай перекрестила распятьем вонючую шайку, велела вылить содержимое на улицу.
- Будто, коровью лепешку в ней растворили?- услышала она голос дочери, заходя в баню.
Присмотрелась, увидела у передней стены ведро, которое она не ставила, крикнула дочери:
- Иди сюда! Еще какая то оказия стоит?
Манька хотела подойти к ведру, но мать остановила:
- Погоди! Вдруг, кто порчу подкинул? Она трижды прочертила распятьем крест над ведром, говоря при этом: сгинь нечистая сила и всякое зло, которое тут есть! Аминь!
- Теперь, тащи!
Ведро оказалось слишком тяжелым и вытаскивать его на улицу пришлось вдвоем. В ведре они увидели то, что и должны были увидеть. Осталось загадкой: как оно попало в баню?
Про ребят они и не вспомнили, будто их не существовало на свете. Отослав Маньку в избу за бельем, Тетка Стеша, не жалея воды, трижды плеснула на каменку. Горячий пар полез во все щели, выгоняя на улицу застоявшийся запах. Ошпарила кипятком лавку, пол, вымыла шайку. Вскоре подошла Манька. Распятье, за ненадобностью, валялось в предбаннике на лавке.
Колька вернулся в избу в тот момент, когда, распаренные после бани, мать с Манькой чаевничали за столом, крикнул с порога, подбегая к матери:
- Гляди мам, я чистый?
Мать посмотрела на руки и ноги сына и очень удивилась их чистоте. Даже она сама, работая в поте лица мочалкой, не могла добиться от Кольки такой чистоты. Загнула рубашку; спина и живот тоже сияли чистотой.
- Мам, а посмотри у меня в голове, вши есть?
Мать послушно поискала в голове:
- Вроде бы нет?
- А гниды?
- Гниды есть, но пустые. Где это вы так намылись? В Вовкиной бане, настоящим мылом?
- Ха! В нашей мылись, мылом, которое сами придумали!
- Каким мылом?
- Разве ты не видела ведро с коровьей жижей, у передней стены? Мылится хорошо, только в бане плохо смывается. Пришлось на речку бежать.
- Так это вы, Ведро с дерьмом, втащили в баню?
- А то, кто же?- Радостно признался Колька, ожидая похвалы. Мы и тебе с Манькой оставили. Мойтесь! Нам не жалко!
Тетка Стеша, зажав голову сына под мышкой, пригнула его, начала ладонью раздавать пощечины Колькиной заднице:
- Это тебе за баню!
- Это тебе за мыло!
- Это тебе за конский навоз!
- Не конский навоз, возмутился из под мышки Колька, а коровья жижа!
- Это тебе за коровью жижу! Паршивцы! Напугали до смерти! Садись пить чай с сахаром!
|
Проголосуйте за это произведение |
|
Валерий
|
|
