Внук генерала и сын полковника, Миша Атаманов привык с детства к переездам: отца посылали служить в самые разные точки Советского Союза - и семья ездила за ним; но не сразу, как нитка за иголкой - случалось, что не виделись и по году. Как иголка больно укалывает пальцы, так и отец кололся щетиной в час встречи. Потом опять привыкали, начинали жить по-прежнему: раздавая подзатыльники старшему и среднему сыну, к третьему - младшенькому Мише - отец питал особое уважение. Когда ехали в поезде, он даже кормил его с ложечки кашкой, говоря:

- Сколько скушали ложечек?

- Три - отвечал карапуз.

- Он будет математик!

Эти слова проникали в душу ребенка - настолько, что, бывало, как услышит слово "математика", - так у него и заблестят глазки, он начинает чесать затылок, а потом прищурится, как прищуриваются бухгалтера, в уме считая трудные числа, и засмеется.

- Сколько подзатыльников получил? - спрашивал отец, если смех был некстати, без причины.

- Один.

- Вот тебе еще два. Сколько будет?

- Три.

- Он будет математик!

И эти слова - он будет математик! - стали в семье во языцех, как притча, уже произноситься то и дело, и не странно, что Миша, учась в школе, стал побеждать на олимпиадах, а то странно, что приезжая с олимпиад, он говорил учеными цитатами:

"Цифры - духи вещей, тени дел".

Эту цитату записали; он привез ее домой, когда учился в восьмом классе. Записали вторую и третью. Они звучат так: "Задачи решаются в переборе вызревших идей: раньше гадали по разводам кофейной гущи, сейчас - по программам ЭВМ", - это была вторая цитата, которую

записали и которую он привез со Всесоюзной Олимпиады в Москве. А третья цитата была еще более пространной: она похожа уже более на научную статью:

"Что в древности почитали чудом и именовали пророчеством, ныне зовут буднично прогнозом.

Математик творит нетленную вселенную, лепит из формул модель, как гончар лепит кувшин. Он включает в этой модели время - и пошло поехало...

Одни явления идут в рост, а другие - в нуль.

В плен к джинам в кувшин загадок попадают стихии и вещи из реального мира.

Демоны модели - дифференциалы и интегралы задают скорости расцвета и распада; они диктуют людям: одним - благополучие, а другим - горе и злосчастие.

Боги алгебры правят бал в компактной вселенной. Лепка модели - творчество, наполнение цифрами - подстрекательство. Кто этим занят? Что ждать от тех, кто кормит демонов числами, что собою представляют эти анонимные "жрецы" и "спецы"? Они скрываются за числами, как скрываются за иконой святые. В самом деле, чувствует ли святость икон старушка в церкви? Она верит в то, что со святыми здесь разговаривает сам Иисус Христос..."

Миша удивлял сокурсников своим способом питаться, удовлетворять ненасытное чрево. Студенты, как правило, едят все с большим аппетитом, но едят они что? Первое, второе, и третье. Конечно, это они едят в те дни только, когда стипендия. А потом они первое уже

не едят, а про второе и говорить нечего. Они пьют чай, который называется очень поэтично: белая роза!

Не так питался Миша: когда получали стипендию, в этот день в студенческой столовой он выставлял перед собою сразу по нескольку и первых, и вторых, и третьих блюд и ел все сразу, держа в левой руке вилку, а в правой - ложку; потом, когда желудок становился полным и

начинал пучиться, он как дирижер только махал уже руками, но так сосредоточено, что если подложишь котлету - он ее тут же сьест, не задумываясь. Бывало, даже для интереса приготовляли для него "гогу и могогу", то есть все клали и лили в одну тарелку: компот с

маслом, рыбу с яйцом! Он все это перемешивал и ел. И в такие дни у Миши на щеках появлялся румянец. Щеки горели, как яблоки, а фигура тогда же выделяла брюшко!

Наш герой был далек от бредней: ловля рыбки в мутной воде его не прельщала. Интересы его имели сугубо практический характер. Миша занялся математическим моделированием и выбрал тему "переваривание". Может, кто-нибудь подумает: тема кухонная, что за повар-гастроном этот Миша! Но думая эдак, кто-то глубоко заблуждается. Потому вся наша жизнь есть усвоение и переваривание, ведь и мы с вами перевариваем, либо не перевариваем друг друга, своих родных и близких, давайте сюда еще и то добавим, как усваиваем мы книги, природу, искусство, - и вы получите переваривание в глобальном виде. Вам, может быть, захочется еще знать и то, за что были изгнаны первые люди из Рая? Увы, все то же переваривание явилось причиной изгнания из Рая!

Но давайте от философии вернемся к студенческой жизни. Ах, жизнь студенческая, как переваривал все тогда желудок, и никакой тошноты не было! Я так говорю, потому что прочитал роман Жан- Поля Сартра "Тошнота", где говорилось, что еда наша была чьим-то телом, жизнь через пищу связана со смертью и душа становится прахом. Чушь собачья! На нашем курсе, помню, Женя Пороховник говорил лучше, если хотите, точнее. Наевшись, довольно урча, икая и побулькивая, он разлагольствовал:

- Все живое становится порохом!

А Ленка Стрючкова тогда читала стихи, опять же, на эту философскую тему. И ка-ак читала:

Кувшин мой жил когда-то, томленье страсти знал

И, раб кудрей душистых, в силке их изнывал.

У горлышка есть ручка. Она рукой была,

И ею шейку милой он нежно обвивал.

- Все превращается в злаки! - говорил Саша Козинцев, худой как скелет, потому что занимался "йогой голодания". - Все там будем!

- Плюну в глаза тому, - говорила Ленка Стрючкова, кто скажет, что я буду питать чужие злаки! Я буду питать науку! - говорила она, подсаживаясь к Мише и заглядывая к нему в рот.

- Увы, - возражал Миша, - наука - тень тел, а числа - прах дел! Плоть еды входит в уравнения энергии, а законы баланса задают связь посильнее математической; мы обмениваемся плотью со всеми вещами во вселенной!

Но Ленка, хитро подмигнув Пороховику, возражала:

- Миша, обмен этот не бросается в глаза, он не так заметен,- ведь не каждый день у нас тяжелеет живот от сытости, согласен?

- Да, конечно! За десять лет человек меняет половину молекул своего тела. Как бархан на зыбком песке, движется человек в мире молекул: странствует, теряя старые и вбирая новые атомы.

- Как брюхан на сыпком беске... - переиначивая и дурачась, повторяла за ним Ленка.

А Миша читал вслух конспекты:

- "Атомы тела уходят, как песок в часах - и только математик может исчислить призрачные законы обмена телами, приход и исход тела в еде".

- Мать-и-мачеха, - передразнивала Ленка, - может вычислить... Когда же придет день стипендии? У кого есть рубль? Жрать хочется! У кого-нибудь находился рубль. Ленке показывали его, говоря:

- Если прибавить к рублю еще два - сколько будет?

- Три, - отвечал Миша, верно, вспоминая детство. И спрашивал:

- Из меня выйдет математик?

- Да, - отвечала ему Ленка, - если к рублю еще прибавишь три!

И странное дело, находили еще три рубля и даже больше, - а потом гуляли до утра по Москве, пели песни про "Ленинские горы" и были счастливы, так счастливы, что всю оставшуюся жизнь потом эти три рубля питали их энергией студенческого счастья!

Итак мы видим, судя по студенческой жизни, что всякая пища, будь она материальная или духовная, переваривается отлично: но только в том случае, когда человек отдается учению совершенно весь, когда он любит Университет больше, чем себя. "Если вы любите мать, отца, жену, брата, - говорит Христос, больше, чем меня, то вы не достойны Меня". Вот нечто примерное происходит и в науке: представьте Мишу, любящим себя больше, чем математику, - и нет в жизни его успеха!Да, конечно, тогда он едва бы закончил с отличием Университет. И уже точно не стал бы кандидатом математических наук.

Закончив Университет и попав в академический Институт Еды, герой оказался словно на трамплине: из престижного этого, высокого места можно было легко перенестись в любую даль - перелететь океан, оказаться в Америке или Австралии, Японии или Испании. Академия Наук не давала большого жалованья - но открывала чудесные возможности. Научная жизнь Михаила Атаманова имеет исток не только в нем самом. Он забрался высоко еще и потому, что сам Институт Еды был поднят усилиями академика Несмеянова, который впал в вегетарианство, когда еще нашего героя даже не было на свете.

Мы никак не можем пройти мимо, мимо этого замечательного явления - сразу по двум причинам: первая причина та, что переваривание, которому мы приписываем первую роль в деле преобразования общества, мы видим на лице Академика Несмеянова. Что же мы видим на лице Академика? Мы видим, что у него замечательный аппетит.

Когда про желудок говорят, что он переваривает гвозди - значит, его хозяин - вегетарианец. Академик Несмеянов успешно пропагандировал вегетарианство; бывало, как ни соберется химический конгресс, на нем первый доклад - Несмеянова. И доклад тот - о вегетарианстве. А сущность его докладов всегда одна и та же: как вредно есть животных и

полезно есть растения. Однако есть ли что-нибудь об этом в Библии? Кто создал животных и растения, Тот говорит в Библии, что все созданное Им может быть использовано человеком в пищу!

Переваривание мы видим и на лице Атаманова, в целом счастливом лице, по которому порой перебегают такие волны смятения и страсти, что хочется спросить: - Как тебя уходили! - Кто же его уходил? Ведь не наука, которую он так любит, что и ныне еще, когда слышит слово "математика", глаза начинают блестеть. Я долго думал на эту тему, и пришел к заключению: что его так уходила Сюзанна, с которой он познакомился в Квебеке - французской провинции Канады. И вот как это было.

В Канаду Миша Атаманов отправился на заработки. Климат такой же, как и у нас, и ему там не надо было тратить сил на привыкание. У пищевиков там такие же банкеты, как и в Москве, как в Ташкенте, как и во Флориде, где солнце над головою такое горячее, что люди целые сутки ходят в трусах, но все равно дышать жарко! Нет, милее питаться в прохладе, лучший климат - тот, что позволяет желанному гостю подкладывать на тарелку горячие куски, и наливать дорогие вина с чистой совестью, чтобы он ел и пил не потея!

В Квебеке любят поесть, и в застольных беседах Миша объяснял смысл своих моделей, - а восхищенные пищевики нарасхват приглашали его в гости. И вот однажды он увидел Сюзанну. Чуть кусок изо рта у него выпал: до чего она была хороша, черт возьми! Он подошел к ней и протянул машинально яблоко, которое сам уже было хотел надкусить

- но только поцеловал. На каком языке говорили люди в раю? Может быть, чистыми жестами?

-Ха-ха-ха! - засмеялась она, говоря ему что-то по-французски. Однако, вот что странно, не зная ни слова по французски, он смотрел в ее глаза и все понимал. Так, уже когда он сильно в чем-либо затруднялся, - так, что начинал уже думать, - а не заглянуть ли в словарь французского языка? - мгновенно все начинал понимать он, как только посмотрит ей в глаза. Глаза, боже мой, какие глаза! Он начинал думать, что глаза надо сделать языком, средством общения всего живого на планете, что язык во рту - историческая ошибка в деле информации; глаза, вот что помогает человеку стремительно схватывать любую информацию.

Михаил вернулся в Москву с Сюзанной. Тут он стал водить ее по гостям и вечеринкам. И ее глаза так же сильно действовали на мужчин; все, - начиная от простых научных сотрудников и кончая академиками, - все влюблялись поголовно в Сюзанну. И хотя никто из

них не понимал ее языка, хоть и хвалились, что-де знают они язык французский, - но все решительно понимали ее прекрасно, как только она им улыбнется!

Миша начал злиться. Как увидит, что она кому-то улыбнется, то показывал ей кулак, а она ему - язык.

Язык. Французский язык! Трепетный, ласковый, любвеобильный... - Я тебя зачем привез? Чтобы ты кокетничала?

Ругался про себя последними словами Атаманов, видя, как какой-нибудь научный сотрудник уводил ее в свой кабинет, чтобы показать ей "одну занятную штучку".

Михаил стал худеть. Брюшко, которое уже заметно у него стало выделяться в Канаде, исчезло. Знаете, как исчезает вкусное блюдо на столе, которое все со вкусом едят и успешно переваривают!

Сюзанна устроилась работать во Французском культурном центре дизайнером (вроде художника- оформителя): рисовала зазывные картинки и плакаты, писала об явления и поздравления с праздниками.

Художница бросилась изучать русских мужчин, живя в Москве, с жаром неофитки. И Михаил вскоре обнаружил, что рыжая эта стерва так исправно переваривает все русское, что уже, не прожив и года, она разговаривает по-русски: конечно, хотя и коверкая многие слова, но старается говорить только по-русски!

Прекрасная канадка окружила Михаила со всех сторон его же друзьями, которые - увы! - стали теперь его врагами. И в самом деле, как их можно переваривать, когда они все хотят попробовать, - так они ей говорили сами, - кленового сиропа! Вы же знаете, надеюсь, что символ Канады - это клен, с красными листьями. И она им на это отвечает по-русски:

- О, это прекрасно!

- Эстетически? - почему-то спрашивает научный сотрудник, облизывая губы.

- Нет, наш клен прекрасен не только эстетически - он дает вкусный сок, в отличии от вашего березового сока, очень сладкий. Из него делают сироп.

- Сироп, - удивляется сотрудник Академии Наук.

- Сбор сока и приготовление сиропа - любимый праздник канадцев. Эта традиция идет от индейцев: белые загнали краснокожих в резервации, вытеснили на север, и сами стали собирать сок красных кленов.

- И делать сироп? - спрашивает сотрудник, облизывая губы. - А как это выглядит?

- Ранней весной, пока еще не сошел снег, в деревьях сверлят отверстия. Понимаете? Отверстия...

- О, да!

- И подставляют ведра, куда по желобкам стекает сок.

- Ведра!

- Да, мой милый, ведра. Потом сок выпаривают в большой балде... Как это сказать по-русски: балда?

- Вероятно бадья?

- Да, бадья, спасибо. Выпаривают в большой (она показывает руками: какой большой!) бадье - и субстанцию эту выливают на снег.

- А зачем?

- Она застывает так скорее!

- Субстанция?

- Да. Так что можно брать ее, наматывать на палочки - и сосать, как дети сосут леденцы.

- Как дети сосут леденцы! - повторяет за ней сотрудник. И снова облизывает губы, - как канадский сок, липкие.

И вот так она переваривала ученых и начальственных мужчин. Она, я хочу сказать, совершенно покорила их, так что спроси она, к примеру, - чего-нибудь ценного: железа, нефти, угля, газу... - все это она могла бы получить! Вот когда Атаманов понял, что значит

собою женщина! Он даже открыл Библию: в полном смысле этого слова "открыл"; потому что, читая "Есфирь", он наконец увидел страшную угрозу для России, и угроза эта исходила не от заморских капитанов политики, нет, эта угроза исходила именно от таких вот неотразимых красавиц, как эта, показывающая ему язык, канадка!

Что она делает потом? Чем разрывает сердце Михаилу? Не поверите: коллекционирует упаковки - ходит по помойкам и собирает там яркие пакеты и обертки! И еще взялась обосновывать свою плюшкинскую страсть - как увидела, что ее все обожают в Москве, заговорила на вечеринках об искусстве:

- Красота на помойке - это коллизия жизни в России. Вы покупаете товары из-за ярких упаковок, с едаете дрянь,что находится внутри, а лучшее, что есть в этом товаре, упаковку - выбрасываете. Вы не привыкли еще к этому, а в Париже бомжи-клошары давно возведены в ранг мыслителей, и знаменитые художники находят на помойках источники вдохновения!

Михаил, как ученый и бюрократ, не хотел об этом даже и слышать. Он пытался образумить художницу:

• Сюзанна, там же водятся всякие твари, это же негигиенично!

Но Сюзанна показала упаковку, которую достала прямо на улице из урны, специально достала, - и читает:

- "Лучший в мире ананасовый сок!" Упаковка - это даймон соблазна, дух прельщения! Амбрэ продукта и предвкушение восторга потребления слиты воедино в искусстве рекламы.

- Радость еды, - тут же согласился с ней один научный мужчина, - самый верный спутник жизни!

- Я слышал, - говорил уже второй ее поклонник, - что Шиллер нюхал гнилые яблоки. И знаете ли, господа, для чего? - Он заглянул ей в глаза, и сказал, как и она, внушительно:

- Для вдохновения!

А Михаил, почесав затылок, изрек:

- Помойка - конечный итог, результат цивилизации!

- На ваших помойках, отвечала ему художница, - кормятся бомжи и художники. Они чем-то схожи: их души, как ангелы, принадлежат всему миру, они прописаны на небесах! Можно вырезать ангелов из этих упаковок и показать на выставке - как посланцев высшей цивилизации!

Сказано - сделано.

Сюзанна набрала десятки упаковок, пакетов и бутылок и принялась вырезать ножницами ангелов. Михал ей помогал - он нашел у друзей-физиков лазер - и резал лучом, как ланцетом, по разметкам и раскройкам Сюзанны ангелов из стеклянной тары и жестяных пивных банок - так, что крылья смыкались у тех за спинами. Получился целый зоопарк: десятки разнообразных небесных созданий, как яркие певчие птицы, слетались к Михаилу и Сюзанне - к Рождеству они заполнили все стеллажи и проходы в квартире. Легкие ангелы раскачивались на тонких нитях, виляли и махали крыльями от порывов ветра. Друзья, собиравшиеся к Сюзанне в гости, рекомендовали ей показать свои создания в Галерею Наивного Искусства. Толстый искусствовед долго чмокал языком, рассматривая чудесные создания - и предложил устроить выставку Сюзанне в своей галерее в канун Масленицы. Деньги на презентацию стрясли с пищевой компании, где Михаил подрабатывал экспертом. Тощий критик сочинил за 100 рублей страницу текста, которая называлась "Манифест Пищи Богов" и раздавалась журналистам:

ПИЩА БОГОВ

***

На вернисаже кормили блинами с икрой. Набежала куча голодного богемного люда. Приехало телевидение со всех каналов, прискакали журналисты из тьмы газет. На открытии выступила шоу-группа "Сайра бланш" в костюмах с крыльями и плавниками - изображая нечто среднее между рыбами и ангелами.

Полный фуррор! В интервью художница заявила, что посвящает свою выставку московским клошарам, которые навели ее на идею этого проекта. Выставка стала событием. На следующий день в пяти газетах вышли статьи, где пережевывались куски "Пищи богов". О выставке прошел репортаж по СNN, Би-Би-Си и "Радио России". Художница обрела в одночасье мировую славу. Выставку посетили послы ведущих стран Запада. Сюзанна получила приглашения на приемы, ее внесли в своей реестр желанных особ закрытые клубы Москвы. О ней начали писать иллюстрированные журналы. Сюзанну приветили обозреватели. Нет пророка в своем отечестве - канадка стала здесь пророком.

Все началось с вегетарианства и подзатыльников: увлечения академика Несмеянова и науки Мишиного отца. Не было бы этих причуд - не было бы Института Еды, математического моделирования, поездки в Канаду - не было бы знакомства Михаила с Сюзанной, ее выставки в Москве и увы, несчастливого их венчания.

Почему я так говорю? Прошло с той поры несколько лет - но не завела русско-канадская семья детей. Сюзанне не нужны были дети. Журналисты, ученые, художники, военные, мужчины - да! А дети - нет! Жила канадка, как в раю - и не хотела в муках рожать детей.

Михаил очень переживал по этому поводу - но не мог с ней расстаться. С этого все и началось. Хотя там много еще чего было, поговаривают даже, что Атаманов сдвинулся от ревности и чуть Сюзанну не придушил: Отелло, да и только... Но я в это не верю.

Я точно знаю, чему сам был свидетелем: стал Михаил заглядывать в Храм божий, чего раньше за ним не водилось. Ходит даже к исповеднику!

Что они там говорят - не знаю. Но Михаилу становится легко, он выходит из церкви, как на крыльях. Потом тут же, на паперти, играет с собаками. Он знает здесь всех псов. И тогда прихожане наблюдают следующее:

- Я, говорит он псам, становлюсь отцом!

- Раз, два, три! - раздает "отец" подзатыльники бродячим, но ласковым собакам. И спрашивает у любимца своего, молодого пса, которого он сам прозвал Аввой:

- Сколько будет?

- Ав-ав-ав! - отвечает ему пес.

- Он будет математик!

Михаил смеется, вытирая глаза. Смеется - и плачет.

Когда я вижу Атаманова и то, как он разговаривает с собаками, становится неловко. Да, люди могут перестать питаться мясом убитого скота и яйцами, отнятыми у птиц. Перестанут, может быть, даже употреблять алкоголь и наркотики - станут лучше вегетарианцев и не будут испытывать никаких мук совети - только райское блаженство. Но останутся ли они при этом людьми? И будут ли у них родиться дети, будет ли жив народ - или победят любители "Пищи богов"?

Ну, вот на этом, читатель, пора поставить точку. Можно радоваться, наверное, тому, что страна наша такая вкусная: недаром же ее так стараются переварить очень многие. Изнутри и снаружи.

Увы, мой читатель, увы.