Рассказы
3 октября 2013

На соседней даче умер художник.

Утром молочница долго шепталась у калитки с бабушкой, обе крестились и оглядывались на старый дом, окруженный березами.

Саша стояла в кустах с котлетой для лохматого барбоса Мишки. Ей надо было незаметно перебежать дорожку, и Мишка, чуя ее, уже беспокойно гремел цепью у своей будки, - но молочница все не уходила, и поневоле Саша подслушивала.

- Намедни я его встретила в деревне, поздоровалась, а он вроде не узнал. А у себя всегда такой обходительный, только не улыбнется никогда, - говорила молочница. - Ох, как подумаю, что он лежал там с открытыми глазами - дочка-то уже холодного застала...

Саша попятилась, кусты затрещали.

-Тебе чего тут?... - сердито оглянулась бабушка, - ступай, ступай отсюда!

Саша шмыгнула к собачьей будке. Она посидела с Мишкой рядом, обняв его пыльный мохнатый загривок. Хотелось не помнить подслушанный разговор.

У Саши были свои отношения с художником. В первый раз она встретила его в лесу и сильно испугалась - он шел прямо на нее, опираясь на толстенную суковатую палку, с седой всклокоченной бородой, глядя как-то странно на Сашу, и в то же время будто сквозь нее. Она быстро оглянулась, и, никого не увидев, присела прямо у тропинки со всем своим добром, надеясь, что старик пройдет мимо и не заметит.

Но он заметил - скорее не ее, а это быстрое движение, и остановился. Внимательные, но какие-то очень невеселые глаза оказались у него. Несколько секунд он смотрел на корзинку, где на травяной подстилке лежала маленькая кукла и четыре масленка, потом на саму Сашу в розовом платье с хвостатыми горошинами. Она не успела как следует испугаться, поэтому в смотрящих снизу на старика глазах было больше любопытства, чем робости. Он постоял, взгляд его сделался точнее, а потом словно отпустил Сашу. Он потрепал ее по плечу и пошел дальше, оставив легкий скипидарный запах.

Даже поздороваться Саша не успела.

С тех пор, встречаясь с художником, она делала губами движение, словно здороваясь, но вслух сказать ничего не решалась. И старик ничего не говорил ей, но по глазам его было видно, что он Сашу узнал. Расходились молча, как заговорщики, и Саша числила художника в своих знакомцах.

***

Большие дома прячутся в глубине лесных участков, а на усыпанную хвоей дорогу выходят только заборы.

На этой дороге после завтрака понемногу собирается народ с велосипедами.

Рыжая Катя приходит с Щугром - хвост кренделем лежит на спине, на морде с красноватыми глазами веселая улыбка. Щугор настоящий северный пес, и вожак по призванию - всю ватагу ребят и собак он считает своими подопечными. Борзая Лелька подчиняется охотно - она нежная и послушная. Саше кажется, что Лелька вырезана из большого куска картона - такая плоская, если смотреть в профиль.

Ее хозяева - двоюродные братья Леша и Сережа, внуки знаменитого художника-анималиста. Сережа на целую голову выше, но главный у них Леша, авторитетный крепыш. Он знает решительно все обо всем, а в настольный теннис обыграть его не может никто - даже взрослые.

Двойняшки Женя и Валерка совершенно не похожи друг на друга. Женя смуглая, тонколицая, а у Валеры вздернутый нос. Своего велосипеда у Жени нет. Она обычно сидит позади Валерки, зажмурившись и поджимая длинные ноги. Коленки у нее исхлестаны ветками и побиты - как, впрочем, и у Саши.

Сашина подруга Таня (точь-в-точь кудрявый корнет Азаров из "Гусарской баллады") является, ведя "в поводу" взрослый мужской велосипед. На него она садится только, когда все едут на речку. Это далеко, и тут уже, стоя боком на педалях и просовывая ногу под раму, она оказывается позади всех.

Собаки бегут следом, и бдительный Щугор подгоняет Таню, чтобы не отбилась от стаи. Когда барбоса Мишку отпускают с Сашей, он на бегу громко лает, чего его родовитые приятели не допускают. Мишка же, освобожденный от сиденья у будки, бывает так счастлив, что ему нет дела до хороших манер.

С волейбольной площадки на пустующей даче ватага перемещается на опушку, где все долго валяются под соснами. Разговоры тут неторопливые и очень интересные. Танина мама театральная художница, и, между прочим, Саша узнает, что рисуют в театре не только декорации, но и костюмы, и даже грим. И что художник - самое главное лицо в театре. С ней соглашаются - все, кроме Саши, члены компании учатся в художественной школе, у всех родители, или дедушки и бабушки - художники. Некоторые такие знаменитые, что их картины выставлены в Третьяковке, Русском музее, в галереях других городов. Но больше говорят о том, что происходит в школе и дома, и Саша удивляется: и у них, оказывается, тоже уроки, домашние задания и экзамены, как и у нее.

Когда разбегаются по домам обедать, настает время чтения. Право читать за столом Саша отвоевала себе давно, и с этим мирятся все домашние. Она приспособилась читать даже за пианино, когда выученные наизусть этюды и пьесы позволяют ставить на пюпитр вместо нот книжку. Если мамы нет дома, Саша вовсю пользуется этим, стуча по клавишам "как отставной козы барабанщик", по выражению старшей сестры Наташи. Но сейчас лето, а пианино осталось в городе. Как же повезло, что она не учится на художника!

После обеда Саша отправляется в угол сада, где между двумя соснами привязан гамак. Она устраивается на лиловом стеганом одеяле, открывает Льва Кассиля и забывает обо всем на свете.

Эта повесть о юном художнике Коле Дмитриеве зимой была ею не дочитана. Как только в книге кто-то умирает, Саша немедленно закрывает ее и больше не возвращается, как бы ни стыдили ее мама и сестра. Но вот этим летом сложилось так, что все друзья - художники, и не знать ничего об их жизни стыдно. И Саша заново читает, сживаясь с героем, глотает слезы и все-таки перешагивает через момент его гибели. Счастье жизни, оказывается, так непрочно, и умереть могут не только совсем старые, но и ее ровесники...

Раскинув руки, Саша легонько отталкивается ногой от земли, раскачивая гамак все сильнее и сильнее, глядя на мелькающие ветки и белые облака над ними. Не может быть, чтобы когда-нибудь кончился этот лес, птицы, которых слышишь с рассвета до заката, эти облака на синем-пресинем небе.

- Ни-ког-да, ни-ког-да, - приговаривает она, раскачиваясь, пока не приходит спокойная уверенность, что ничего плохого не может случиться.

Саша любит этот угол дачи. Густые заросли орешника и стоящие вокруг высоченные сосны образуют словно комнату с зелеными стенами. Здесь, в пещерке под корнями, у Саши живет маленький плюшевый медведь, в игрушечном кресле сидит кукла, за кустарником в пруду полно юрких головастиков. Некоторые из них, выловленные сачком, уже рассажены в банки и дожидаются часа, когда превратятся в настоящих лягушек. Старшая сестра брезгливо относится к Сашиному хозяйству и редко заглядывает сюда.

Из этого уединенного угла видна лишь верхушка соседского дома, похожего на огромный бревенчатый скворечник. Остроконечный верх застеклен с торцов, но никто никогда не выглядывал из этих окон, и Саша чувствует себя здесь настоящей отшельницей. Только по субботам, когда из Москвы приезжает хозяйский сын Борис, она не торопится в свою зеленую комнату.

Борис выводит из сарайчика большой велосипед и присоединяется к ребячьей команде. Тогда все просто сходят с ума от веселья. На речке Сережа с Борисом заходят подальше в воду и подкидывают всех по очереди вверх.Летящий счастливец кувыркается в воздухе, прежде чем с воплем шлепнуться в воду.

Потом Борис срезает камышинку и, нырнув, надолго исчезает из виду. Пока все ищут его, он выскакивает из-под берега совсем с другой стороны, а после учит всех сидеть под водой и дышать через трубочку. Больше всего это нравится Саше, поскольку плавает она кое-как, а тут этого никто не замечает.

Собаки висят на Борисе, пока он не забросит каждому палку подальше в воду. И к обеду все являются такими голодными, что даже Сашу не приходится упрашивать съесть котлету.

Потом она сидит, обхватив колени, и смотрит, как Борис таскает для матери воду из колодца, без устали опуская журавль с привязанным ведром в его гулкие бетонные недра. И как он ухитряется не упустить ведро? Саша уже столько раз упускала...

Как только работа окончена, все отправляются на волейбольную площадку. Саша вприпрыжку поспевает за длинноногим Борисом, вышагивающим впереди с сестрой.

- Мечников давно доказал, что наступает момент, когда человек безболезненно расстается с жизнью, - говорит он, - природа сама предусмотрела такой механизм . Ты обязательно почитай, я тебе привезу в субботу книгу...

- Я почитаю, конечно, но только непонятно, почему же тогда никто не доживает до такого момента, - усмехается Наташа.

Тема Сашу не занимает, и она убегает вперед.

На площадке уже собралось много народу. Здесь и Таня, и Катюша, и мальчишки, которые прыгают у сетки. На длинных скамейках сидит молодежь, приехавшая из города на выходные. Первые несколько игр Борис играет с ребятами, и, конечно, побеждает та команда, на стороне которой он играет.

- Так нечестно, - горячится Леша, - вы все там длинные! Ничего удивительного, каждый над сеткой до пояса выпрыгнет! Ты к нам иди, тогда посмотрим!..

И Борис переходит на другую сторону. Попозже кто-то приносит ракетки для бадминтона, разбиваются в очередь, чтобы играть "на вылет". На скамейках смеются девушки, с террасы кричат, что самовар уже остыл...

День кажется бесконечным. У Саши с Женей запланировано еще одно дело: Женя обещала показать свои работы. Они бегут через дорогу, на заросший густым осинником участок Жениного деда. Здесь прохладно и темновато, а дом причудлив и огромен. Его верхняя часть вся состоит из ломаных углов, мансард с разнообразными окнами. Есть даже овальное окно, увитое диким виноградом.

- Разувайся, - деловито командует Женя, сбрасывая сандалии на ступеньках, - а то начнем топать, дед услышит...

- Ну и что? - удивляется Саша.

- Что-что, - засадит сейчас за мольберт, а я еще гулять хочу, - говорит Женя и тащит Сашу за собой. Широкие доски вощеного пола блестят и приятно, как шелковые, касаются ступней. По пути Саша успевает заметить, что в комнатах развешано много картин. Вот красивая молодая женщина у зеркала, лукаво глядящая через плечо. Она очень похожа на Женю, только нос у нее чуть вздернут.

- Кто это? - останавливается Саша.

- Тетя моя, она тоже художница. Тут много ее картин, дед их любит. А вот его пейзажи, и это тоже, а вот это опять ее...

Перед Сашей симпатичные малыши, завтракающие за круглым столом. Солнце лежит на скатерти, на стеклянной сахарнице, отражается в крутых боках самовара. Рядом тонкий пейзаж в сиреневых тонах, чей-то портрет, а вот Женина мама сидит, положив руку на спинку дивана...

- Давай шустрее, - торопит Женя, - налюбуешься потом, у нас день рождения скоро.

Они поднимаются в большую комнату, где на подрамниках множество холстов, а закатное солнце широко льется в окна. В углу небольшая тренога, с приколотого листа на Сашу смотрит лицо Валеры, нарисованное карандашом. Даже ничего не смысля в технике рисования, она понимает, что это очень хороший рисунок. Загадка: как при помощи мелких и широких штрихов, нежных теней и уверенных линий, очерчивающих лицо, можно добиться такого сходства? Умеющей рисовать только глазастых красавиц и домики Саше это кажется чудом. Лицо словно выступает из листа бумаги, в углах глаз дрожит знакомая насмешливая улыбка,облупленный нос блестит, светлые волосы торчат ежиком.

- Папе не нравится, - вздыхает Женя, - переделать велел.

- Да ты что?! - изумляется Саша. - Вот это - переделывать?

- И это, и этюд вон валяется - все снова, - решительно заключает Женя, - пошли на площадку. Пока старшие чай пьют, еще поиграем.

Дотемна народ толпится у площадки, кто-то приносит гитару, легонько перебирает струны.

"Вечер бродит по лесным дорожкам, Ты ведь тоже любишь вечера", - тихонько напевают девушки, и к ним присоединяется Борис.

Даже Саша подмурлыкивает, хотя не знает слов. Такую песню можно выучить с одного раза. Кажется - выучишь и уже ни за что не забудешь.

Как хорошо, что долго длится этот день...

В воскресенье Борис произвел осмотр Сашиного хозяйства. У головастиков отросли ноги, хотя хвосты еще не отвалились. Всех было приказано выпустить в пруд, и Саша неохотно подчинилась.

- А как я наблюдать буду, когда хвосты отпадут? В кастрюле сразу видно, и хвост отдельно тоже потом не увидишь, - разочарованно бурчала она, таская посудины на берег.

- Давай-давай, всех на волю, - посмеивалась Наташа, - представляешь, Боря, она им всем имена дала, и мухами какими-то кормила. Наверное, и соревнование устроила - кто скорее хвост отбросит!

- Что кормила - это хорошо, - примиряюще говорит Борис, - но теперь этого мало будет. Ты посмотри, как они быстро растут, тебе их просто не прокормить. Передохнут, и реветь будешь...

Этого довода Саше достаточно, и она осторожно выпускает подопечных в воду у бережка.

Сморщив нос, Наташа уходит, и Борис вслед за ней. Сегодня они отправляются с большой компанией на другой конец поселка к кому-то на день рождения.

Леша и Сережа вместе с родителями ушли по грибы, Женя и Валерка работают в мастерской, Таню мама увезла в город. Оставшись одна, Саша снова утыкается в книгу.

Дни идут не спеша, принося новые впечатления. В середине недели из хозяйского улья улетел рой, и по чистой случайности Саша обнаружила его, зайдя к Сереже за ракеткой. Рой темным мешком свисал с ветки яблони, вокруг угрожающе жужжали отдельно летающие пчелы, и было ясно, что ветка вот-вот не выдержит, а рой снимется и улетит неизвестно куда. Саша опрометью бросилась к себе на дачу.

- Дядя Гоша! Рой улетел, рой! У Гореловых в саду, на ветке висит! - кричала она, врываясь в маленькие прохладные комнаты на хозяйской половине.

Игорь Сергеевич поспешно побросал в мешок дымарь, рукавицы и шляпы с полями, с которых свисала густая кисея. Зачерпнул из печки угольков в маленький чугун и подал мешок Саше.

- Веник возьми, - крикнул он, и Саша догнала его с веником уже у калитки.

Операция по снятию роя была произведена молниеносно. Леша и Сережа принесли ведро с водой, поставили табурет под яблоню и отбежали подальше. С террасы испуганно выглядывала их бабушка Анна Федоровна, до смерти боявшаяся пчел. Саша и Игорь Сергеевич нарядились в шляпы, защищающие лицо и шею, и, стоя на табурете, он пыхнул из дымаря на грозно жужжащий рой раз, другой, третий. Гудение усилилось. Тогда Игорь Сергеевич принялся макать веник в ведро и кропить пчел .

- А это зачем? - опасливо спросил Сережа.

- Чтобы крылья намокли, - шепотом пояснила Саша, не поворачивая голову и держа наготове мешок, - тогда не улетят.

Отяжелевший рой почти сваливался с тонкой ветви, терять время было нельзя. Игорь Сергеевич подставил снизу мешок и решительным движением смахнул жужжащую кучу в него, быстро зажав горловину.

- Все, Анна Федоровна, выходите! - крикнул он.

- А эти как же? - глядя на отставших от остальных пчел, летающих вокруг мешка, спросила бабушка.

- Куда они денутся, раз матка здесь - сами домой прилетят, - успокоил Игорь Сергеевич, и вся процессия двинулась вслед за ним.

На пасеке хозяин снял крышку с заранее подготовленного пустого улья, где уже стояли новенькие рамочки с восковыми сотами, и развязал мешок. Леша и Сережа отступили в сторону, вытягивая шеи. Саша из-за кисеи смотрела во все глаза, надеясь увидеть матку. Она уже один раз видела, как молодую матку отсаживали в крошечную проволочную клеточку - в тот раз Игорь Сергеевич не упустил момент, когда новый рой был готов к вылету. Он успел отсадить матку, а вслед за ней и часть пчел вместе с рамочками, в отдельный улей. Матка была похожа на огромную пчелу, и показалась ей страшноватой.

Пчел быстро высыпали на рамки и закрыли крышку улья.

- Все, ребята, - весело сказал Игорь Сергеевич, вытряхивая мешок, - в конце лета всех прошу мед есть и чай пить, все заслужили. Пойдешь ко мне в помощники? - кивнул он довольной Саше.

- Ага. Только я еще не скоро, - озабоченно сказала Саша, и ребята засмеялись.

По утрам у Саши еще одно важное дело - сбегать навестить птенцов. Она обнаружила гнездо еще в начале месяца, когда полезла за белой фиалкой в крапиву у ручья. Сначала это были крупные серые яички в пятнышках, а потом вылупились три птенца. Клювы занимали большую часть их голых крошечных тел и были все время распахнуты вверх, как раскрытые кошельки. Саша знала, что трогать ничего нельзя, и сразу отступила подальше, расправляя за собой смятые лопухи и крапиву.

"Вот глупые птицы, - думала она, - на земле любая кошка доберется, а земляника пойдет - наступит кто-нибудь..."

Дома она нашла картинку с похожими яичками в гнезде, а через день дождалась и хозяев - крупных сине-черных птиц. Дрозд сновал туда-сюда, а самка, которую Саша не видела, очевидно, сидела в гнезде. В последующие дни Саша старательно оборвала цветочки с окружающих это место островков земляники.

- Не зацветут - не будет ягод, не будет ягод - никто не придет, никто не придет - на гнездо не наступит, - приговаривала она, ползая в траве. Крапива кусалась, но ничего было не поделать. Дрозды озабоченно кричали над ней, принимая, очевидно, за подкрадывающегося страшного зверя.

- Да ухожу я, ухожу, - бормотала она, старательно расправляя заросли крапивы - главную защиту дроздов.

И с этого дня уже каждое утро забегала проверить, все ли в порядке. Птенцы росли, было бы интересно посмотреть, как они будут вылетать из гнезда. И однажды Саша, решив, что уже вот-вот это должно произойти, пришла сюда с книжкой. "Буду сидеть, пока не привыкнут - вдруг повезет?"

Она читала и час, и два, и три ... Птицы осмелели, деловито сновали вокруг гнезда, птенцы вопили не переставая - и больше ничего не происходило. Саша проголодалась, глядя на непрекращающееся пиршество птенцов, и начала подумывать о том, что неплохо бы выпить сейчас молока, да заесть черным хлебом...

В это время сзади донеслось покашливание, и что-то зашуршало. Саша подскочила и обнаружила, что она не одна. Художник с соседней дачи деловито складывал этюдник и маленький стульчик, одергивал просторную рубаху, подпоясанную ремешком. Он подхватил с земли свою суковатую палку и повернулся к Саше. И опять она не сумела поздороваться, молча приблизившись и глядя в его улыбающиеся глаза.

- Ну, птаха, признавайся - кого ты здесь караулишь? - спросил он хрипловатым голосом, и Саша снова уловила запах красок и табака.

- Дроздов, - стесненно ответила Саша, испытывая сильное желание убежать и не зная, как вести себя с таким серьезным и старым человеком.

- Ну-ну, - поворачиваясь к ней спиной, молвил старик, - а тебя-то саму, матушка, дома уж обыскались, наверное? Пошли-ка, пошли, будет на земле сидеть. Я и то проголодался, пока работал тут...- и Саша послушно пошла по тропинке вслед за ним.

- На-ка вот, - повернулся к ней художник и протянул небольшое яблочко, белый налив, а другим аппетитно захрумкал сам.

Так они и дошли до дач, разойдясь в разные стороны у границы участков...

* * *

После обеда к соседскому забору задом подали грузовик. Из кузова выскочили рабочие и, откинув борт, начали выгружать что-то большое. Наташа неслышно подошла сзади и строго сказала:

- Саша, бабушка тебя зовет, марш на кухню!

Бабушка мигом нашла для нее массу неотложных дел. Саша понуро почистила картошку, сбегала с ведром к компостной куче, собрала со всех кроватей постельное белье. Выглянув в окно, бабушка усадила ее возле себя и велела почитать газету, потому что не может найти очки.

Саша добросовестно читала, чувствуя, что происходит что-то плохое, но никто не хочет говорить об этом.

После ужина она бесцельно посидела на скамейке у теннисного стола, где сегодня целый день было тихо впервые за эти недели.

В сумерках она не выдержала и решила навестить Таню, которая жила ближе всех: на углу, где сходились заборы четырех участков, надо было отодвинуть доску и, пробежав по диагонали через дачу художника, нырнуть в дырку забора на Танином участке. Идти в обход было далеко, и Саша решила, что сейчас никто ее не заметит.

Но, когда она оказалась за своим забором, с террасы дома, который казался безлюдным, ее окликнул незнакомый голос. Саша осторожно подошла.

В качалке, кутаясь в пуховый платок, сидела молодая светловолосая женщина. Даже в сумерках было видно, какие у нее светлые глаза. "Как у Сольвейг", - почему-то подумала Саша. Ей очень нравились и музыка из Пер Гюнта, и сама история. И вообще все красивые женщины, которых в жизни видела Саша, были светловолосыми.

- Как тебя зовут? - спросила Сольвейг, и, когда Саша ответила, встала с кресла. - А меня Нина. Пойдем со мной...

Они вошли в дом и поднялись по лестнице в огромную комнату под крышей. Нина зажгла свет, и Саша поняла, что это та самая комната, застекленная с торцов, окно которой она видела со своей лужайки. Наверное, это была мастерская, и днем здесь было очень светло.

Прислоненные к стенам, стояли большие и маленькие холсты, и было видно, что это очень хорошие картины. На некоторых были изображены места, которые Саша не могла не узнать: усыпанная хвоей тропа , еловый лес , что за железной дорогой, цветущее поле у реки, березы у этого самого дома... и тот пригорок у ручья, на котором они еще недавно встретились, а потом ели яблоки... У Саши защипало в носу.

- Подойди сюда, - тихо сказала Нина, загороженная большим холстом, стоящим на подрамнике.

Саша обошла его и увидела картину. Откуда-то сверху, как с дерева или с облака, видна была часть зеленой поляны, две сосны с привязанным гамаком. В нем, раскинув руки, свесив ноги в сандалиях, сидела девочка с косами, с каким-то отсутствующим и счастливым выражением лица. Саша стремительно, словно поглощая увиденное, рассматривала битые коленки, лиловое одеяло в солнечных бликах, книжку, лежащую вверх обложкой, розовое платье в крупных хвостатых горошинах... Именно это платье, сшитое мамой еще в прошлом году, и было на ней сейчас, и по нему Саша себя узнала - вернее, не узнала, а поняла, что художник писал ее.

Нина сказала, что отец очень давно, много лет, не писал ничего, кроме пейзажей. Почему именно, запомнить Саша не смогла.

В голове кружились мысли о том, что таинственным образом связаны смерть - и картины, на которые много лет будут смотреть разные люди, имя художника, которого Саша недавно узнала - и эти чудесные лесные поляны, которым он подарил долгую жизнь.

Нина проводила ее вниз и, прощаясь, почему-то поцеловала в щеку.

Как во сне, Саша добрела до Таниной дачи и там уже разревелась, уткнувшись лицом в фартук ее матери.

Она ничего не сказала - ни там, ни у себя дома, понимая, что не имеет права нарушить тот молчаливый уговор с художником, который они заключили с самого первого дня.

И что чудо, которое он подарил ей, уходя, не требовало объяснений.

Острова счастья

("Орленку")

1.

Хорошо лежать в темноте и слушать, как ворочаются и стучат под тобой колеса, вскакивать и прижиматься к стеклу на ночных остановках, видеть сквозь закрытые веки пробегающие огни. Этот поезд торопится к морю. Еще не началась, но уже есть где-то там другая жизнь, с неизвестными пока людьми - она ждет и откроется, как волшебная шкатулка, едва прикоснешься к ней.

Южный ночной город возникает, как новая декорация - с сильным ароматом душистого табака, незнакомым говором, с раскладушками на санпропускном пункте. Море - завтра, а сегодня - запах глаженого белья, легкие одеяла, раскрытое окно с голубым фонарем.

Саша долго старается уснуть, но ей что-то мешает. "Меня так много, что я в себе не помещаюсь", - думает она, глядя на светлеющие окна.

Клевать носом Саша начинает уже в автобусе. Но, когда дорога принимается нырять среди кудрявых зеленых гор, сон куда-то девается. На крутых спусках кое-кто повизгивает. Саша сидит ни жива ни мертва от сладостного восторга. Иногда ей хочется ощупать себя - да впрямь ли это она, с ней ли все происходит? Вдруг за хребтами показывается синяя сверкающая стена, перегородившая горизонт; потом стена опрокидывается и скрывается за деревьями, но Саша уже знает, что это было, и удивляется, как сильно у нее прыгает сердце.

Из душевой всех вывели одинаковыми - в синих шортах и желтых шведках. В раздевалке нянечка помогла Саше заплести в косы спутавшиеся волосы. Косы были предметом особых треволнений перед поездкой в лагерь - Саша не умела причесываться, и добросовестно постигала это искусство весь месяц, оставшийся до отъезда. Особых успехов она не сделала, но постричься покороче наотрез отказалась.

- Ладно, - сказала мама, - вернешься, тогда уж пострижемся наголо.

Влажные косы хлопают Сашу по спине, гладкий лоб и нос блестят под непривычно теплым солнцем. Она идет с другими ребятами к морю, которого пока не видно за деревьями, и ей кажется, еще немного . и она взлетит от радости.

В кустах звенят и прыгают огромные кузнечики, похожие на сухие былинки. Минут через десять в этих же кустах находят Сашу высокий чернявый вожатый с двумя мальчишками.

- Наша? - с надеждой спрашивают они у вожатого.

- Похоже, - отвечает тот, извлекая из кустов терновника поцарапанную Сашу, - других не видно. Ты одна здесь охотишься? . и заглядывает в непроницаемо-зеленые глаза. Саша кивает, держа за ноги богомола.

- Меня зовут Боря, - решительно молвит вожатый, - животному даешь свободу и идешь знакомиться с отрядом. Задача понятна?

- Все, укомплектовались, - радостно говорит конопатый пионерчик, - ты у нас последняя. Все уже съехались, тебя ждали.

- Меня?! - прижимая руки к груди, повторяет Саша. Значит, этот праздник не начинался без нее...

Вожатый крепко берет ее за руку и ведет через алычовую рощицу к сказочно-белому многоярусному корпусу, похожему на огромный теплоход. Через несколько минут у нее уже своя койка в спальне на третьем этаже, две подружки - Люба и Наташа, и, главное, - сейчас все пойдут к морю. Может ли выдержать сердце столько счастья?

2.

До обеда ходили по берегу, собирали ракушки, принюхивались к воде, к водорослям. Саша уже разузнала у надежных людей, что морская вода хорошо держит, поэтому научиться плавать здесь - раз плюнуть. Сильно ободрившись, она с аппетитом пообедала и приготовилась снова идти к морю. Однако в лагере режим . и тихий час, и полдник.

После же полдника Саша была поймана на месте преступления: сидя у моря на корточках, она наливала воду в пузырек из-под туши, где уже лежали мелкие камушки, кусочек водорослей и маленький рак-отшельник со своей раковиной.

- Это что же такое? - грозно спрашивает Боря, останавливаясь над ней со скрещенными на груди руками.

- Аквариум, - отвечает хитрая Саша, предпочитая не вдаваться в глубинную суть вопроса.

- Запоминай задачу, - шлепая вьетнамками по нагретым ступеням и волоча Сашу за руку, чеканит Боря, - никого не ловить, пленных не брать, от меня удаляться только в пределах видимости.

- А спать как же? - ехидно спрашивает Саша.

- Домой хочешь поехать? - проясняет ситуацию Боря и удовлетворенно глядит, как преступница отчаянно трясет головой.

Воцаряется спокойствие. Саша с наслаждением впитывает радости лагерного бытия. Ей нравятся все - девочки и мальчишки из собственного отряда, из соседнего, из духового оркестра, играющего на утренних линейках "Прощание славянки". Нравятся вожатые, особенно старший, Валера. Он приходил вечером к ним на костер и пел под гитару хорошие незнакомые песни.

Первая неделя прошла мирно, если не считать, что из вожатской комнаты таинственно исчезли восемь пузырьков с цветной тушью. Несколько позже в спальнях тринадцатого отряда было обнаружено такое же количество "аквариумов". За отсутствием прямых улик Саша была помилована.

Акклиматизация заканчивалась. Никто не заболел, все пообжарились под теплым южным солнышком. Сашины руки и ноги покрылись золотистым загаром, волосы надо лбом порыжели. Приближалось главное событие: младшим отрядам было разрешено купаться.

У Саши большие сомнения - будет или не будет держать морская вода? Хорошо бы сразу поплыть, только страшновато. Однако все получается иначе.

- Кто плавает - направо, остальные налево, - командует Боря.

Семеро несчастных отходят в сторону. Саша колеблется. Попробовать разве поплыть, а там будь что будет?

Вместе с остальными она входит в воду и, отойдя шагов на десять от берега, ложится на живот. Пальцы касаются дна, и Саша начинает бодро ползать на руках, изображал плывущего.

- Эй, эй! - кричит Дашевский, показывая на нее пальцем, - инфузория-то плавать не умеет! А ты греби ресницами, инфузория!

Так выясняется, что у Саши есть прозвище. Всласть наглотавшись соленой воды и стыда, Саша вылезает на берег и пристраивается к несчастной семерке.

-Буду учить плавать в последнюю очередь, раз сразу не призналась, - сурово говорит Боря. И до конца купания не обращает уже внимания на Сашу.

Она мается на берегу в своем розовом купальнике с юбочкой, а девчонки как могут утешают ее.

Перспективы поплавать в море по-настоящему отодвигаются .

Остается бродить по щиколотку в воде, выискивая ракушки и камушки. На берегу только серые гладкие голыши, а в Сашиной тумбочке каких только нет... Перед сном она перебирает их и самые красивые облизывает, чтобы заиграли ярче.

Вечер приносит новые события. Собираясь чистить зубы на сон грядущий, девчонки вдруг подымают визг. Влетевший Боря обнаруживает в ящиках тумбочек маленьких полусонных крабов. Саша скромно сидит на кровати и перевязывает ленту в косе. Проницательный вожатый с торжеством открывает ее тумбочку и... видит предусмотрительно посаженного туда краба.

Саша берется за все: рисует кривоватый заголовок к стенгазете, сочиняет стишки и карикатуру на саму себя в экстренном выпуске "Молнии", учит русские стихи с буряткой Ниной, выгораживает маленького Витальку, провинившегося на кухонном дежурстве. Благодарный Виталька ходит хвостом за покровительницей, а Боря, благодушествуя, наблюдает за этим шефством. Он не чует беды, наивный вожатый Боря.

3.

В один прекрасный вечер, пошептавшись, Саша и Виталька исчезают из кинозала. Они на цыпочках пробираются в полутемную девчоночью спальню; там Саша берет простыню со своей кровати и, хорошо проинструктировав подшефного, устраивает его в шкафу.

Злоумышленница еще успевает досмотреть "Красных дьяволят", а потом, сгорая от нетерпения, умывается, ложится, прикрывая одеялом голый матрац, и под покровом темноты ждет заветной минуты.

Перед сном в спальне любят поговорить о страшном. Мертвецы и привидения приводят всех в сладостную дрожь.

- Тут он как схватит ее: "Отдай мою руку!"...- дрожащим голосом рассказывает Надя.

"Что же он сидит, самое время сейчас выскочить", - мается Саша.

Разговоры понемногу стихают, - кое-кто уже посапывает, и тут дверь шкафа с нехорошим скрипом отворяется. Но желанное привидение не выпархивает из него. Что-то белое, глухо стукнув, вываливается на пол.

"Уснул", - понимает Саша, слыша истошный вопль перепуганных девчонок и, сорвавшись, в темноте мчится к месту преступления. Сдернув с ошалевшего Витальки простыню, она выпихивает его за дверь с криком: "Пошел вон!", и успевает прыгнуть в свою постель. Сердце ее бешено колотится, но, когда зажигается свет, Боря, прибежавший на шум с дежурной вожатой, видит единую возбужденную толпу.

- А дверь как заскрипит! А он как выскочит!

- Кто? Кто выскочил? - допытывается Боря, и Саша понимает, что Виталька успел добежать до спальни.

- А Саша одна не испугалась, говорит: "Пошел, пошел вон!", - рассказывают девочки.

- Так, значит, Саша одна не испугалась? - ласково глядя на съежившуюся грешницу, протягивает Боря.- Одеваешься и идешь со мной. Задача понятна?

Под сочувственными взглядами подруг Саша молча одевается, берет с тумбочки свои ленты и плетется вслед за вожатым.

- Ну, что ты за человек?- огорченно говорит Боря, усаживаясь в вожатской верхом на стул.- Ты же командир, какой пример показываешь? Что ты мне в первый день обещала?

- Ходить за тобой, как хвост, - понуро говорит Саша, - я и так хожу, разве нет?

" А ведь и вправду ходит, когда ж она шкодить успевает?" - думает Боря.

- Кто сидел в шкафу? - вплотную приступает он к допросу.

- Я почем знаю, - не поднимая глаз и ожесточенно раздирая прядь волос, хмуро отвечает Саша, - там тьма была, не видно.

- Ну-ка, ну-ка, подойди сюда, - озадаченно говорит Боря, не спуская глаз с ее наполовину расплетенных кос.

- Зачем? - глядит исподлобья Саша.

- Да подойди, я сказал, - сердится вожатый, - Что у тебя с косами?

- А что? Ничего особенного. Ленты только выплетены.

- Да ты их когда в последний раз расчесывала? . с ужасом спрашивает Боря, расплетая жесткую и спутанную косу.

- Когда... Каждый день мучаюсь, - горько говорит Саша, - надо было правда постричься перед лагерем. Ну не могу я их продрать!

- Расческу давай, горе мое, - сокрушенно говорит Боря, опускаясь на стул и ставя Сашу перед собой.

Следующие полчаса из вожатской доносятся ойканье, повизгиванье и сдержанные Борины проклятия. Сашины волосы заплетены в одну тугую коску, на столе лежит изрядный клок выдранных волос.

- Во, - удовлетворенно говорит Саша, забирая его в кулак, - как из собаки.

- Спать иди, собака, - хмыкает Боря.

Саша долго стоит перед зеркалом в умывальной. Стянутые у висков волосы удлинили глаза, лицо кажется взрослым, незнакомым. "Еще раза два так причешут, и лысой останусь", - вздыхает Саша. Похоже, мамины прогнозы были недалеки от реальности.

4.

На следующий день утром пришло письмо от бабушки. Бабушка когда-то работала стенографисткой, и почерк у нее неровный - крючки да палочки. Саша читает письмо, и в носу у нее начинает щипать. Между сложенных страничек Саша находит новый рублик.

"Куплю в киоске картинку, где две чайки на зеленой волне"- думает она.

Отряд тем временем собирается на спортивную площадку - готовиться к соревнованиям.

- Пойдете одни, я буду через двадцать минут, - распоряжается Боря,- мальчики на футбольное поле, девочкам прыгать в длину.

Однако у Саши не то настроение. По дороге она отстает от всех и забирается на корявое дерево. Ей хочется еще посмотреть на бабушкино письмо, придумать для нее что-нибудь хорошее-хорошее...

Скоро внизу раздаются шаги. Саша прижимается к стволу и прячется за редкой листвой. Но Боря все же что-то почувствовал.

- Так, - говорит он, упираясь руками в бока, - русалка на ветвях сидит.

Сашино лирическое настроение мигом исчезает. Она представляет себя и Борю со стороны, и ей становится смешно.

- Где отряд? - строго спрашивает вожатый, точно Саша припрятала его где-то здесь.

- На спортплощадке, - фыркнув, отвечает русалка.

- А ну, слезай, - приглашает Боря.

Но Саша, представив, как она будет выглядеть, карабкаясь вниз, мотает головой. К счастью, Боря истолковывает ее жест иначе.

- Ага, боишься? - злорадно говорит он, - Ладно уж, спускайся.- и подставляет руки. Напрасно он так, доверчивый Боря.

Вместо того чтобы аккуратно перелезть к нему на руки, Саша отталкивается от ствола и прыгает вниз. Едва не уронив ее, Боря ставит Сашу на дорожку и стремительно идет к спортплощадке.

- Командир должен быть с народом, а не сидеть на ветке, когда все соревнуются!

Саша идет сзади и трет ушибленный о твердое Борино плечо нос.

- Когда-то одному побыть тоже надо, не все с народом, - бурчит она.

- Вот переизберут, и будь, пожалуйста, одна, - сердится Боря, - тебе два дня осталось.

- Значит, через два дня можно? - лукаво спрашивает Саша.

- Что? - почуяв подвох, вожатый останавливается.

- Удаляться от тебя за пределы видимости, - хладнокровно поясняет она. Боря молча подталкивает ее впереди себя.

Командиры в отрядах не насовсем, а дежурные. Побыл три дня - уступи другому. Смена большая, сорок пять дней. Всем надо попробовать. Вот только Сашу переизбрали во второй раз. Боре это не нравится.

"Вот пигалица, - думает, глядя на идущую впереди Сашу. Походка у нее чуть подпрыгивающая, словно она идет по камням, а не по ровному асфальту. - Будто некого выбрать. Вадик отличный парень, надо обязательно дать ему покомандовать".

На площадке, набегавшись и напрыгавшись, все узнают замечательную новость: через два дня поход. Ночевка у горной речки, палатки, еду и спальные мешки нести на себе.

Саше кажется, что она разорвется от счастья.

Под недоверчивыми взглядами вожатого два дня она ведет себя как шелковая, даже носит панамку. Рюкзак набивает особенно старательно. Прикинув на вес, выпрашивает сверх всего две буханки черного хлеба. Ей хочется принести как можно больше пользы. И почему только время идет так медленно...

5.

.И вот оно. Уже третий час отряд идет, удаляясь от моря, Горы, покрытые кудрявым лесом, медленно отползают назад, а ребята добросовестно меряют дорогу запыленными ногами в кедах. Саша клянет себя за пресловутые две буханки: рюкзак немилосердно давит на плечи возле ключиц. На привалах она валится вместе с рюкзаком на спину и лежит, пока ее не ставят на ноги. Сама встать, похоже, она не смогла бы. В полдень впереди показывается деревня.

- Сейчас пить будем, - бодро говорит Боря. Он немного жалеет своих пионерчиков. Зря отказался от грузовика - шли бы сейчас налегке, а багаж дожидался их на месте.

"Нет, поход так уж поход - будет что вспомнить", - убеждает себя Боря.

- Веселей! - кричит он растянувшейся цепочке ребят.

Посреди улицы в луже мирно дремлет огромная свинья. Все опасливо обходят ее сторонкой, одной Саше непременно надо потыкать хавронью прутиком.

Раздается устрашающий хрюк. Как быстро, оказывается, могут бегать усталые люди! Через несколько секунд пионеры, как голуби, сидят на заборах, а разгневанная свинья мчится за Борей в конец деревни, где и загоняет его на громадную айву.

- Ось я тебе!- кричит румяная тетка в фартуке. Она загоняет свинью во двор и выносит пионерам синее эмалированное ведро с водой. Боря пьет последним. "Кто спугнул свинью?" - думает он.

- Вожатый должен быть с народом, а не сидеть на ветке, - тихонько говорит за его спиной Саша.

Место для стоянки выбрано замечательное. Ровная полянка окружена деревьями, крутая тропинка сбегает к маленькой чистой речке. На деревьях висят зеленые твердые штучки. Успевшие отведать их кривят ярко-оранжевые рты - это грецкие орехи, совсем еще незрелые.

Только одно нехорошо: справа к поляне подступают могучие заросли крапивы. За их широкой полосой заманчиво краснеют деревья со спелым кизилом.

Эх, вот бы на компот набрать! - вздыхают ребята. Но подступы к кизилу со всех сторон надежно охраняются крапивой.

- Ничего, - бодро говорит Боря, - у нас сухофрукты! А сейчас всем на речку, ловить крабов на суп.

На сей раз Саша не выказывает охотничьего рвения. С котелком в руке она идет почему-то в сторону крапивы.

- С ума сошла, вернись! - кричит Люба.

Но Саша уже в страшных зеленых джунглях, ее не достать. Отводя жгучие побеги руками, она бормочет под нос:

-Не кусается, ничего не чувствую, хоро-о-шая крапива...

"Господи, Боже мой, - в отчаянии думает Боря, - куда ж ее сейчас, в речку? Ведь живого места не будет..."

Тем временем Саша лихорадочно собирает в котелок кизил. Надо, чтоб хватило на всех, значит, придется идти второй раз. Маленький котелок взяла.

Назад идти не так страшно. Преодолев "полосу препятствий", она выскакивает на поляну, победоносно выставив вперед котелок.

На ее голых ногах и руках нет ни единого волдыря.

- От ведьмака! - восхищается Сережка, - у нас в деревне такая есть - травы знает, кровь заговаривает. Та тоже голыми руками крапиву рвет.

- Дурак!- обижается Саша.

Боря забирает у нее котелок и идет за топориком. Полчаса он воюет в крапивных зарослях, прокладывал широкую дорогу к кизилу. Ребята плещутся в мелкой речке и собирают крабов. Скоро вожатый спускается к ним и, найдя бочажок, полощет в нем обожженные руки.

Пока ставили палатки и стряпали обед, спустились сумерки.

Саша ест свою порцию пшенки, а рядом с ней в панаме шевелится большущий краб.

- Почему не дала на суп? - спрашивает Боря, заглянув в панамку.

- Я его отпущу, - с полным ртом говорит Саша, - только проверю, вправду он карандаш клешней перекусывает.

- Ты ему палец дай, - советует Васька.

- Боря, хочешь, я одна всю посуду перемою?- искательно глядя ему в глаза, спрашивает Саша.

Вожатому такое рвение кажется подозрительным. Но Саша ничего не просит, и он, пожав плечами, назначает еще двоих дежурных.

Они долго гремят мисками и ложками в темноте под обрывом. В зарослях зажигаются большие зеленоватые светлячки. Ребята придвигаются к костру, начинаются разговоры, смех.

"Только бы все это подольше не кончалось", - думает Саша. В темноте сильно пахнут незнакомые травы, оглушительно тарахтят кузнечики. Из зарослей бочком выплывает огромная луна. Ее медовый глаз по-разбойничьи отливает кровью.

-Так, - Боря подносит руку с часами к костру, - на четверки разбились, палатки приготовили ко сну. Задача понятна? Умываться и спать.

Народ весело сыплется по тропинке к речке, одна Саша деловито бренчит в сторонке посудой.

- А ты что? - Боре снова кажется подозрительной такая хозяйственность.

- Боря, - вылезая к свету и прижимая руки к сердцу, умоляюще говорит Саша, - я можно не пойду в палатку?

- Это как?

- Я сюда свой спальник принесу, я можно тут до утра побуду? - у Саши нет нужных слов, в важные моменты жизни она делается косноязычной, - я никогда еще настоящую ночь не видела, а, Боря?

Вожатый (кто его разберет?) почему-то соглашается, и счастливая Саша вприпрыжку несется в палатку за своим спальником.

- Только умываться все равно пойдешь! - кричит ей вслед Боря.

Господи, какое же это счастье - лежать на куче мягких веток, накрытых брезентом, смотреть, как прогорает посередине толстое бревно, положенное на костер, как чиркают то и дело вниз с черного неба зеленые звезды. Созвездия крупные, как светляки. Неба так близко Саша еще никогда не видела. Ей непременно хочется дождаться восхода солнца, но долгий день дает себя знать.

Она не слышит, как дежурные с длинными палками обходят лагерь дозором, как Боря кипятит чай, будит вторую смену дежурных.

- Спит Инфузория, а еще восхода собралась дожидаться, - хихикает Дашевский, - тоже мне полуночница нашлась!

Боря молча грозит ему кулаком и накрывает Сашу теплым ватником.

6.

Эти павлины давно не дают Саше покоя. Из окон спальни видно, как они разгуливают во внутреннем дворике за кухней. Следует лишь дождаться дежурства, а дальше все очень просто: Виталька будет чистить картошку один, а если спросят, скажет, что Саша порезалась и пошла в медпункт.

Павлин оказался проворным. Сложив хвост, как вязанку ободранных прутьев, он ловко отбегал на безопасное расстояние, по-петушиному переставляя ноги. Саша с сожалением смотрела на его хвост. В нем оставалось совсем немного ярких хороших перьев. Одно торчит так удобно!.. Саша делает длинный прыжок, и...

- Кто разрешил ловить беззащитную птицу?

Перед ней стоит старший вожатый Валера в синих шортах и в пионерском галстуке, из-под пилотки торчат такие же светлые кудряшки, как у Витальки. Совсем пионер, только на полметра выше. Глаза нестрашные. Может, пронесет?

- Я не ловлю, мне только одно перо.

- Тебе перо, другому перо, с чем павлин останется?

- Да-а, он все равно по грязи хвост возит, вон ни одного хорошего пера не осталось...

- Это его хвост, пусть что хочет с ним делает, - сердится Валера, - тебе понравится, если из тебя перья дергать начнут?

- У меня нету, - вздыхает Саша.

- Из какого отряда?

- Не скажу. Боря узнает, совсем перестанет меня плавать учить.

- Ага, значит, из тринадцатого. А что, плавать не умеешь?

У Саши наворачиваются слезы на глаза. У нее было столько надежд на море, и вот уж сколько времени она тут, а дело ни с места.

- Мне обязательно надо здесь научиться плавать, я так уехать не могу, - расстроено говорит она.

- Почему?

- Вы про подводных археологов читали? Они в Керчи целый город под водой нашли, и корабль, и разные амфоры там. Мы вот ходим, а раньше тут была древняя Греция. Не совсем тут, но тоже на Черном море...

Сбившись, Саша замолкает. Вожатый с интересом смотрит на нее.

- Это у тебя, значит, отобрали вчера книгу во время обхода?

Саша горестно кивает. Во время тихого часа она читала под простыней. Многие так делают, а попалась она...

- Испортишь зрение - не возьмут в археологи, - улыбается Валера.- А книгу я твою прочел, интересная. Хочешь, научу плавать?- неожиданно предлагает он.

Хочет ли Саша? Только взрослые задают такие вопросы.

У Саши появилась тайна. Каждый день после обеда, когда добрые люди отправляются спать, она с деловым видом идет в пионерскую "выполнять важное поручение". За пазухой у нее пакет с купальником и резиновой шапочкой.

На пляже ни души. Саша заходит в воду по пояс и вздыхает. Наверное, Валера уже сто раз пожалел, что взялся за это дело. Она оказалась на редкость неспособной. Держат ее - плывет, отпустят - тонут руки и за ними все остальное. Даром что она колошматит по воде, как колесный пароход.

Иногда Валера незаметно отпускает руки, и Саша плывет метр-полтора, но, стоит ей заметить, что поддержка исчезла - в ужасе идет ко дну. Страшно представить, сколько соленой воды у нее в животе.

- Ладно, вставай на ноги, - запыхавшись, говорит Валера.- Попробую научить тебя лежать на воде.

- Как?

- А вот как. Раскидываешь руки-ноги, как морская звезда, расслабляешься и висишь. Затылок в воде. Спина прямая. Давай. Давай-давай-давай!

Совершенно неожиданно все получается. Помогает морская звезда. Саша сразу превращается в нее и колышется вместе с водой, не чувствуя тела.

- Поняла? Ну, надо же!- удивляется Валера, - мне бы сразу научить тебя этому.

Уроки продолжаются. Саша по-прежнему плохо держится на животе. Она столько сил тратит, шлепая руками и ногами, что выдыхается почти сразу. Правда, теперь она проплывает два-три метра на собачий манер, а потом привычно идет ко дну.

- Держи! Держи меня! - кричит она, из последних сил правя к Валере, стоящему в воде по грудь.

- Хватит, - говорит он и переворачивает Сашу на спину, - отдыхай. И сам тоже ложится на теплую зеленую волну.

- Наверное, люди произошли от рыб, - говорит Саша. Сквозь опущенные веки она видит красное-красное.

- Тогда уж от птиц, - возражает Валера. - Вода держит, как воздух, и ты в нем паришь, машешь крыльями.

- Да уж, машу, - фыркает Саша, - как паровоз! Птицы летают тихо.

- Ну почему. Они еще как трещат крыльями, просто нам с земли не слышно. Вот научишься плавать, не будешь как паровоз, будешь как птица.

- Нет, - убежденно говорит Саша, - я от рыбы. Я все это помню, понимаешь? И как вода качает, и как в глазах все красное, и рук не чувствуешь. Я, когда научусь, буду плавать как рыба - всей собой.

- Всей собой?- смеется Валера. - А что, такой стиль тоже есть, "дельфин" называется.

- Вот я и буду дельфин.

7.

Сбор называется "Я и мои увлечения".

- А ты что больше всего любишь? . спрашивает у Саши активная курносенькая Надя. Сегодня она командир.

Эти вечерние сидения у костра очень нравятся Саше. За кругом света ничего не видно, кроме зеленых светляков, а освещенные огнем лица кажутся лучше, чем днем.

- Лытать, - не задумываясь, отвечает она.

- Летать?

- Не летать, а лы-тать. Как там Баба-Яга спросила у добра молодца: ты, говорит, дела пытаешь или от дела лытаешь? . Саша, с трудом сдерживая смех, смотрит на озадаченное лицо Нади, - вот я, как останусь дома одна, закрываю все двери и лытаю, лытаю.

Народ начинает смеяться. Вздохнув, Надя подступает с вопросом к следующему.

- Зачем ты ерунду о себе рассказываешь? . вполголоса удивляется Боря, - я читал твою характеристику, могла бы чем-нибудь хорошим поделиться.

- А зачем ерунду спрашивать, - подкладывая в костер сухие ветки, Саша пожимает плечами, - так я и буду при всех рассказывать... А в характеристике ничего про меня не написано.

- А про кого же? Две страницы там твоих подвигов, - посмеивается Боря.

- Ну, это так. пионерское, - машет рукой Саша. - Я каждый день другое люблю - рассказывать никаких сборов не хватит!

Всю ночь море ревело и грохало, ветер стучал фрамугами в спальнях. Утром дорожки были усыпаны сломанными ветками, купанье отменили. Все пошли на спортплощадку и, рассевшись по разным скамейкам, принялись репетировать.

Саша скакала по лавкам, удирая от справедливого возмездия толстого Вальки, которому она утром наложила в столовой полную тапочку манной каши.

- А нечего было разуваться!- кричала она, увертываясь. - Я почем знаю, чья тапка! Гляжу... ой, мамочки... стоит под столом! Боря, ну скажи ему, чего он!

- Пойди сюда, кенгуру, - потребовал Боря, - Ты почему не записалась выступать?

- Я же хором пою! - делает круглые глаза Саша.

- Все хором поют. Надо отдельный номер. Всех прослушаем, троих выдвинем на общий концерт.

- Не надо меня выдвигать. Я в школе у себя напелась.

- Значит, поешь? Говори песню и кто автор. Будешь сейчас репетировать. Задача понятна?

- А кто подыгрывать будет? Я одна не могу, - заканючила Саша.

- Я, я тебе подыграю. Возьму у Валеры гитару.

- Тогда ладно. Только я автора не знаю. "Кто тебя выдумал?"

- Что-о?

- Я говорю, "Кто тебя выдумал?", песня так называется.

- Это тебя кто выдумал, - тихо бормочет Боря.

За обедом Саша не сводит глаз с вожатского стола. Подаст или не подаст Валера условный знак? Валера допивает кисель и, проходя к дверям, достает из кармана пилотку. Наденет в столовой или за дверью? Ура! Пилотка надевается за два шага от двери! Значит, сегодня они будут плавать.

Шторм стих еще утром, небо безоблачное. На пляже все как обычно, но что-то и не так. Саша засовывает косу под резиновую шапочку и собирается бежать к воде. Но... Весь берег покрыт прозрачной студенистой массой. Куда ни ступи - медузы. Их выбросило на песок штормом.

- Ну, чего ты там?- спрашивает Валера, стоя по колено в воде.

- Я не могу, - пятится Саша, - они живые!

Валера смотрит в ее испуганные глаза и возвращается. Осторожно берет на руки и заносит в воду поглубже. Саша зажмуривает глаза, чувствуя, как екает и проваливается куда-то в живот сердце. Но Валера уже выпускает ее.

- Плыви, золотая рыбка, - говорит он, глядя, как загорелые Сашины руки-ноги трепыхаются в прозрачной воде.

Вдосталь наглотавшись воды и честно отплавав свое по-собачьи, Саша переворачивается на спину. Волны, легонько пошлепывая, относят их к буям.

- Я отсюда не хочу уезжать, - неожиданно заявляет Саша, - я здесь хочу остаться.

- Почему?

- Здесь одно сплошное счастье. И горы такие, и светлячки вечером, и море вот, - начинает перечислять Саша.

- Дурочка, - тихонько говорит Валера, - ты сама и есть счастье.

- Чего? Громче говори, вода шлепает.

- Ничего.

А когда Саша уже оделась и собралась идти в лагерь, на берегу появился Боря. Он постоял, дожидаясь, пока его заметят, и медленно начал спускаться по ступенькам к пляжу.

Саша оглянулась. Валера, нахмурившись, кивнул ей:

- Иди, иди себе в отряд.

И Саша медленно пошла от моря. Наверху она оглянулась - Боря и Валера шли вдоль берега, и под ногами у них, наверное, пищали медузы.

8.

В концерте участвуют все - и старшие, и младшие.

Вожатые показывают забавные сценки; какой-то мальчик из Кирова, смешно окая, поет: "Дом го-рит, горит, горит". Бурятка Нина читает стихи Пушкина, читает совсем без выражения, но ей хлопают. А потом настает Сашин черед.

Она выходит на сцену, и ей делается страшно - так много народа будет ее слушать.

Освещена только сцена и ряды скамеек перед ней, а деревьев, окружающих площадку, не видно - точно зал с черными стенами. Слышно, как в темноте шумит море.

Боря начинает играть. Саша не слушает себя. Она думает, что все это так необыкновенно хорошо, что она любит всех, здесь сидящих, любит все вокруг - и этот теплый морской воздух, и луну, и мошек, которые крутятся вокруг фонаря.

- Где же вы, где же вы, счастья острова? - тоненько поет со сцены девочка с косой, и всем кажется, что где-то они есть, раз она спрашивает.

Последние дни замелькали, как стеклышки в калейдоскопе. Фотографировались, запасались сувенирами, обменивались адресами.

После обеда Саша, запыхавшись, влетает в пионерскую комнату.

- Валера, давай скорее мне свой адрес и бери мой! У меня все уже взяли, - торопится она, размахивая записной книжкой. И останавливается, глядя, как, отодвинувшись от стола, он качает головой.

- Что? Ты разве не возьмешь мой адрес?

- Нет, моя хорошая, - забирая ее тоненькие руки в свои, серьезно говорит Валера.

- Но мы же потеряемся! - огорченно шепчет Саша.

- Потеряемся, - соглашается он.

- Но ты же меня забудешь!- чуть не плачет она. Все было так хорошо, они всем отрядом договорились переписываться, а потом встретиться здесь, у моря.

- Не забуду. И никто тебя не забудет. А встречаться здесь никому не надо. Человек не должен возвращаться туда, где ему было хорошо. Понимаешь меня?

Нет, Саша ничего не понимает. Она чувствует, что счастье надо продлить, любой ценой продлить эту непрекращающуюся радость, которая была с ней целых полтора месяца.

- Почему не должен?

- Потому что тогда, если ты вспомнишь лагерь, в нем все будет, как сейчас, и я буду; а если я вспомню - для меня ты будешь здесь. Не надо сюда больше приезжать. Обещаешь?

Саша кивает, не отводя от него огорченных глаз,

- Ну вот. А сейчас я наложу на тебя заклятие.

- Какое? - оживляется Саша.

Валера открывает ящик стола и достает длинное зеленое перо со сверкающим глазком на конце.

- Вот этим волшебным пером. И тогда, куда бы ты ни поехала, где бы ты ни была, счастье всегда будет с тобой. Все, что с тобой будет случаться в жизни, все, что ты будешь видеть и делать, будет необыкновенным и прекрасным. Даже самые простые вещи будут приносить тебе радость. Всегда. Всю жизнь. Вот.

Валера торжественно протягивает ей перо. Конечно, это не от того павлина. У того не было таких перьев. Саша понимает, что говорить ни о чем нельзя.

- Ты придешь проводить меня?- почему-то шепотом спрашивает она.

- Да, - тоже шепотом отвечает Валера.

И вот она стоит у автобуса, впервые добровольно держась за Борину руку. Кругом зареванные лица девчонок, ребята тоже пошмыгивают носами. Саша пока держится. Никто не хочет уезжать, все льнут к вожатому, суют друг другу значки и камушки. Сашин галстук до черноты исписан пожеланиями и адресами. "Всю тушь извели, - грустно улыбается Саша, - вон сколько теперь аквариумов остается..."

Наступают последние минуты. Из окна автобуса Саша видит стоящего под деревом Валеру. Он подпирает пальцем кончик носа и улыбается. А потом просто смотрит и не машет рукой.

За спиной остается ореховая рощица, санитарный корпус. В последний раз мелькнула за двумя горами и поднялась синяя стена.

Саша проводит по щеке пером и чувствует, что сердце щемит больно и сладко, и отчего-то захватывает дух, как на качелях. Еще немного - эти качели поднимутся, и она увидит синее море, чаек, зеленый лес. И эти качели всегда уже будут с нею.

Всю жизнь.

Copyright (c) "Русский переплет"