Рассказ
18 июня 2020 года

Мишка Убейконь влип. Не, он парень нормальный, курит в меру, пьёт тоже не так и много, да и семейный к тому же. Характеристика, можно сказать, хоть в космос отпускай. Но!

В общем, влип. Сказал при всём народе такое... За что и был привлечён к всеобщему вниманию.

А началось с того, что на рабочем месте, где Мишка что-то там делает, ну, там, строит, что ли, какие-то домики-кубики складывает, на этой самой работе сказали Мишке, а также Гришке Сопледую, Витьке Безносу, Лёньке Запейкобылкину и прочим гражданам рабочим, сказали им, значит, чтобы на завтра были как штык на главной площади города. Ровно в полдень. Митинг будет всенародный.

Начальник, дядя Коля, который, знамо какой известный в местном квартале за свою принципиальность, сказал голосом крайне строгим, сопровождённым взглядом из-под бровей, сказал он так:

– Вы, вот что, того, шоб без куролесов, поняли? Из-за этого митинга нам всем страна выходной даёт. А это ценить надо!

– Выходной? – сказал сплотившийся вокруг дяди Коли рабочий люд и ушам не поверил.

И промелькнуло тут у всех в головах, ну, и на мордах, в том числе, такое решительное согласие, что слов нет.

– У нас нет слов! – сказал от имени всех Мишка Убейконь.

Он обычно и говорил у них там один за всех. С его мнением соглашались, потому как Мишка человек авторитетный. Он и угостить может, и в долг даст, а потом и не попросит, если кто забудет. А забывали часто, так что уважали Мишку твёрдо и безоглядно.

Дядя Коля посмотрел на Мишку не без задумчивости и сказал:

– Это хорошо, что слов нет. Главное, завтра чтобы этих самых слов ни у кого из вас не было.

– Как это? – спросил опять же за всех Мишка Убейконь.

– Как хошь, так и понимай. А шоб без слов. Но-но! – и дядя Коля показал рабочему люду, и в первую очередь Мишке под самый его нос, кулак.

С утра стал рабочий люд подтягиваться к месту сбора, на то самое рабочее место, откуда и собирались продвинуться на митинг.

– Вы чё, одурели там совсем? Зачем в такую рань-то припёрлись?! – заорал в смартфон дядя Коля, когда узнал такую новость.

И добавил в сердцах, правда, уже при отключенном смартфоне:

– Выспаться не дали! Гады!

– Плевать на них, – отозвалась с подушки дяди Колина жена Ульяна. – Спи давай. До митинга куча времени.

– Да какая там куча. Нет уже никакой кучи. Надо срочно бежать туда, к этим гаврикам.

– Ну зачем, зачем, хрен с ними, – снова высказала, на её взгляд, вполне справедливое мнение Ульяна.

– Нет, не хрен, не хрен, – говорил дядя Коля, натягивая джинсы. – Там глаз и глаз нужен, там сейчас они накуролесят.

– Чего ещё? Хрен, говорю, с ними, спи.

– Нет, не спи – а спеши, а то опоздаю.

– Куда ж опоздаешь, ежели до митинга времени куча.

– Если уже не опоздал, – кричал из прихожей дядя Коля. – Они, гаврики, не смогут столько времени сидеть сложа руки, куролесить начнут!

И добавил на лестничной площадке, захлопывая за собой дверь:

– Гады!

– И мы вам рады! – откликнулась на его слова глухая соседская старуха Алла Ивановна Скороплюева. – Куда торопитесь с самого утра, как никак, власть выходной объявила, можно и поспать. Ладно я, старая, не спится, а вам, молодым, самое то.

– На митинг спешу, Алла Ивановна! – крикнул, сбегая по лестнице, дядя Коля.

– Повторите, не слышу!

Дядя Коля оглянулся и закричал со всей дури:

– НА-МИ-ТИ-И-ИНГ!!!

И ещё:

– НА-МИ-ТИ-И-ИНГ!!!

Его на этот раз услышала не только Алла Ивановна Скороплюева, но и соседи Богатырёвы, Мордашовы, Забойнодонские, Приблудные, Крутые, Дохлобоковы и прочие сознательные граждане.

Крик дяди Коли был воспринят всем подъездом как призыв в армию в чрезвычайных обстоятельствах.

– Наверное, гречку бесплатную будут раздавать, надо туда внучку послать, – сказала вслух Алла Ивановна Скороплюева.

– Видно, что-то особенное, не абы что, – решили в квартире Богатырёвых и засуетились.

– Тут пахнет каким-то делом, – пришли к выводу в семье Мордашовых и пришли к решению спешить вслед за дядей Колей, пока не поздно.

Остальные сознательные граждане тоже весьма ответственно подошли к принятию решения, обзвонили родных и знакомых, и устремились туда, куда звал голос дяди Коли.

Чутьё начальника не подвело. Когда он, запыхавшись, пришёл быстрым шагом на рабочее место, народ был абсолютно готов к проведению митинга. Можно сказать, даже и идти никуда не надо. Митинг шёл вовсю.

Рабочий люд решительно осуждал иностранную агрессию в дальних странах, кипел негодованием по поводу притеснения темнокожих в США, и потрясал кулаками в сторону всех, кто посмеет посягнуть на целостность границ нашей Родины.

Из-за спины дяди Коли выглядывали головы его соседей по подъезду, а также морды их родных и близких, и иных любопытствующих личностей.

На физиономии начальника был запечатлён такой неописуемый ужас, что даже Мишка Убейконь проникся сочувствием.

Он жестом остановил разгорячённые речи рабочего люда, поднялся со штабелей досок, на которых восседали митингующие, и поклонился пришедшим. При этом он сделал такой широкий жест рукой, что опрокинул одну из бутылок на приспособленных под стол двух сдвинутых деревянных ящиках.

Но упасть бутылке бдительные участники митинга, конечно, не позволили, надёжные руки рабочих подхватили ценный горючий материал на ходу.

– Ты, дядя Коля, малость опоздал, извини, без тебя митинговать начали, – сказал с искренним чувством, приложив руку к сердцу, Мишка Убейконь. – Но не переживай, главное, всё равно ведь успел. Вон ещё сколько!

И Мишка показал на бутылки. Товарищи согласно закивали, и стали звать дядю Колю поскорее влиться в их дружный митингующий коллектив.

– Да и на вас тоже хватит, – сказал Мишка Убейконь всем остальным пришедшим.

Надо заметить, на их мордах, в отличие от дяди Колиной, ужаса не было. Напротив, там читалось выражение самое приятное.

– А ежели и не хватит, так чего, магазин рядом, – сказал Мишка Убейконь и так щедро заулыбался, что все ещё раз поняли – слова с делом у этого парня не расходятся.

Тут дядя Коня махнул рукой и с горя, конечно, выпил.

И митинг, с появлением начальства, вступил в официальную часть. Слово давали по очереди, ну, и в ладоши кто-то пытался хлопать.

Ближе к двенадцати дядя Коля предложил выдвигаться на главную площадь города.

– Зачем? – не поняли вокруг.

– Так митинг же там, – сказал начальник. – Ради него нам выходной страна устроила.

Все обрадовались, что предстоит ещё один митинг, взяли в руки заготовленные с вечера дядей Колей транспаранты, и пошли только вперёд и ни шагу назад, локоть к локтю. А за ними и соседи дяди Коли, и их родня со знакомыми. Шли уверенно, дружно и с песней.

На митинге протиснулись вперёд, чтоб лучше видно было, и стали смотреть на памятник вождю. Под памятником кучковались люди в костюмах и при галстуках на белых рубашках.

Всё шло гладко, правильно, пока не попросили выступить кого-то от лица народа. Те, которые в костюмах и при галстуках, конечно, знали, кого именно от лица народа они просят выступить. И этот конкретный представитель народа был готов подняться к трибуне, но произошло непредвиденное.

Мишка Убейконь ощутил такой патриотический призыв души, что тут же и опередил, сам не зная того, намеченного организаторами митинга оратора.

Мишка Убейконь уверенно прошёл по ступенькам (а он умел владеть собой в любых ситуациях, за что его и уважали), потом дал щелбан по микрофону, и убедившись, что звук работает, начал держать речь.

Лица людей в пиджаках в момент появления Мишки у микрофона не дрогнули, и сомнения на них не появилось. Всё идёт по сценарию, думали люди в пиджаках.

А тот, кто отвечал за сценарий, подумал, без него порешали те, которые наделены полномочиями вносить изменения в процесс.

Мишка Убейконь оглядел внимательным взглядом заполненную народом площадь, и сказал следующее:

– Эх-ма…

В эти слова он вложил все свои чувства. А было в этих чувствах столько уважения ко всему вокруг, что не вмещалось в его сердце. Был он мощно растроган, что такая прорва людей, столько хороших лиц, и вот, все смотрят на него, и все его любят… А он точно видел, все его любят, и он всех любил в эту минуту так сильно, что был готов на самый героический подвиг ради каждого из них. И вот это всё так сильно загорелось в его сердце, так захотелось ему высказать признательность и этим людям в пиджаках, и этому памятнику вождю, и этому городу, и этой большой многострадальной Родине, что он ну просто потерял дар речи от избытка чувств.

И тогда он выдохнул в микрофон главное, то, что горело на языке, то, что кипело в сердце:

– Ах, ты, ну, туды, ну, Родина-мать! Эх, мать-Родина!

И всё. Только слеза по щеке.

Ну, что потом было, долго рассказывать.

Неприятности, конечно, и у Мишки, и у начальника дяди Коли.

В прессе писали всякое, опять же. Обвиняли, что Мишка на государственном мероприятии с трибуны матерился. Ну, не дураки ли, недоумевал в свою очередь сам Мишка и в голове чесал.

Эх, Мишка Убейконь, говорили в городе, вот влип, вот влип…

Сбор денег в его поддержку устроили.

– Да я что, я ничего, – вздыхал Мишка, глядя на себя в телевизоре и в интернете, – я ж от души.

Ну, а когда ему принесли, наконец, от лица народа те самые, собранные в знак поддержки, деньги, он такой благодарственный митинг закатил, что… Ну, сами понимаете. Митинг он и есть митинг. Что тут говорить.

Так и забыли все, куда Мишка влип, и почему…

Copyright (c) "Русский переплет"