- Как тебе врач? Понравился? - осторожно спросила Даша, по обыкновению неслышно входя в комнату. - Что сказал?

Антон торопился в редакцию, наспех раздраженно перебирая бумаги и записи и выбрасывая из "дипломата" ненужные. Муж даже не повернулся к Даше: в последнее время он упорно избегал ее взгляда. Об элементарной вежливости вспоминать вообще не приходилось.

- Ничего особенного! - нехотя буркнул Антон. - В общем, все в порядке. Хочется надеяться... Выписал что-то. Ерунда!

- А что выписал? - настойчиво продолжала Даша.

Во всем сдержанная и уравновешенная, Даша оказалась точно такой же и в постели, и именно это когда-то стало той весомой каплей на семейных весах, все сильнее и сильнее постепенно отклоняющихся в сторону разлада.

В одно мгновение все сломалось и все сразу же встало на свои новые места: обломки семейной жизни, тяжелый невыносимый характер Антона (он хорошо понимал, что с ним невозможно жить), проклятая неизбывная память о детстве, его работа и друзья...

Главное, жена практически непричастна к его делам, к его жизни, а все остальное - мелочи. Не обращай внимания!

НАЧАЛО

Каждый сам знает тяжесть и меру своих грехов. Окружающие о них часто

даже не подозревают.

Из опыта.

Антон резко завернул за угол длинного коридора и остановился от неожиданности: в кабинете Самохина горел свет. Значит, Вячеслав до сих пор не ушел домой. Кто бы мог подумать...

Вероятно, как раз то, что требовалось... Не исключено. Сегодня вечером Антон не может оставаться один и должен найти хотя бы случайного и временного собеседника. Пусть им станет Самохин. В конце концов, не все ли равно! Вроде дорожного попутчика.

...Ничего особенного, кажется, в тот памятный и проклятый день не произошло.

Все было как обычно: например, жучка-секретарша, по уши втрескавшаяся в спецкора, делами теперь не интересующаяся и постоянно исчезающая в его комнате, откуда эту дрянь ни за какие коврижки не дозовешься.

Сегодня Антон вконец озверел и пригрозил увольнением: найти хорошую секретаршу отдела - проблема нехитрая. Конечно, тут же начались слезы, истерика, спецкор пришел объясняться... Ему-то что? Свои жена и сын имеются.

Потом в полосу нежданно-негаданно вкралась нехорошая ошибка: переврали имя и отчество министра. Затем оказался сорванным репортаж в следующий номер. Просто зарез...

А главное, во всем легко просматривались виновники, и ими, естественно, были женщины и еще раз женщины.

Да, совершенно правильно Антон Медведев терпеть их не мог.

В его представлении журналистки делились только на три категории: модницы, влюбленные и те, у которых болеют дети. Поэтому брать прекрасную половину человечества на работу Антон не любил. Ни одна из этих категорий Медведева не устраивала, а оправдать его слабых надежд на оригинальность и самобытность никому из женщин до сих пор не удалось. Наоборот, они ухитрялись совмещать в себе все три упоительных разряда. Корреспондентки без конца и края влюблялись, носили туфли на чудовищных каблуках, донельзя откровенные платья в облипочку с вызывающими декольте, а дети продолжали болеть. Сегодня - корь, завтра - ветрянка... И в редакции никого нет.

...Антон не слишком уверенно двинулся к кабинету Самохина и на минуту замялся, не решаясь войти. Все-таки довольно дурная идея... Ну что он скажет Вячеславу, как объяснит свое внезапное появление? С чем пожаловал? И зачем?

Чьи-то шаги в глубине коридора насторожили и без того издерганного Медведева - и кого только черт несет? - и заставили поторопиться. Не хватало, чтобы кто-нибудь его здесь увидел, топчущегося в нерешительности! Как-никак, завотделом... Самое лучшее - поступать не задумываясь.

Для вида постучав, он резко толкнул дверь и на мгновение ослеп от безжалостных ламп под потолком, особенно ярких после вечернего пустого "предбанника". Ну к чему такая иллюминация? Или намечаются торжества?

Слава Самохин сидел за столом, широко улыбаясь Антону. Словно ждал его прихода. Кто бы мог подумать...

Рядом с ответственным секретарем приютился тихонький и незаметный Валя Аленушкин, чем-то напоминающий серую мышку.

Антон удивленно прищурился: он не замечал дружбы между Самохиным и Валей. Впрочем, особой наблюдательностью Медведев никогда не отличался, поскольку с окружающим соприкасаться не любил.

- Я, кажется, помешал, - смущенно пробормотал он. - Я ненадолго... Просто шел мимо и увидел в комнате свет. Засиделся сегодня...

Слава заулыбался приветливее и дружелюбнее.

- Заглянуть к нам на огонек всегда можно без доклада, - сказал он. - Мы тоже что-то задержались. Сейчас как раз читали стихи. Валя пишет.

Антон удивился еще больше. Аленушкин пишет стихи? Милое дело... Неужели хорошие? Небось, какую-нибудь гадость. Графоманов нынче развелось - тьма-тьмущая. Правда, их всегда хватало с лихвой, но теперь они признаны обществом и даже завели свой собственный печатный орган и магазин.

- Хочешь послушать? - добродушно продолжал Самохин. - Да ты садись! У Валентина получается неплохо. В принципе мы совсем не знаем друг друга, хотя и работаем вместе не первый месяц. Живем мы неправильно, вот что. Я давно это понял. И жизнь нашу надо менять.

Недурная идея. А главное, крайне легко осуществимая...

С недоброй скептической усмешкой Антон подвинул к столу кресло. Узкий безгубый рот, постоянно стиснутый и плотно сжатый, сместился влево и вверх, сделав несимметричное неприятное лицо просто отталкивающим.

Медведев был очень некрасив и хорошо знал жестокую правду о себе с самого детства.

Маленький, кривоногий, с цыплячьей грудкой и сутулой спиной, он усиленно отрабатывал уверенную, стремительную, быструю походку и резкие жесты.

Антон не замечал, насколько они не соответствуют ему, как к нему не подходят, уродуя еще больше и превращая в ходячую, злую и меткую пародию на человеческое существо.

Огромные очки на крохотном личике с мелкими чертами уменьшали и без того небольшие, бесцветные, подслеповатые глазки, но были не в состоянии хотя бы немного притушить неизменную, пугающую всех ненависть, разжигающую Медведева много лет и одаряющую его облик нехорошей законченностью.

Все вокруг казались подлыми, мелкими, ничтожными, и, прежде всего, конечно, он сам. Все вокруг постоянно лгали и обманывали друг друга, любая фраза резала ему слух неестественностью, неискренностью, даже если в действительности оказывалась простой и бесхитростной.

Хотелось вырваться из-под гнетущего, давящего обмана, убежать от лжи, от ее необходимости, от таких чужих ему людей, слов и отношений.

Антон стремился принадлежать только самому себе.

Терзаясь противоречиями и разочарованиями, он тщетно пытался найти каплю хорошего в своем существовании.

Он давно возненавидел себя, а заодно и все человеческие несовершенства. Их получалось слишком много. Ненависть стала основным его чувством, подавив остальные, словно их и не существовало никогда. С отвращением и странной, когда-то неожиданно прорезавшейся тонкостью, Антон без конца подмечал исключительно пороки в окружающих, а больше всего - в себе. Что делать с этим состоянием, как с ним бороться, он не знал.

Самохин ласково улыбался нежданному гостю, хотя прекрасно понял: стихи не пройдут.

Улыбки Антон тоже не принял. Он вообще мало что в своей жизни принимал. Его любимая и единственная реакция на окружающий мир заключалась в двух словах:

- Не годится!

И он отвергал: заметки, очерки, статьи, фотографии, людей... Стихи, песни, рассказы. Себя самого, в конце концов.

- Весьма вероятно... Это мысль. Очень мысль... А вы? - откликнулся Антон, вдруг сразу радостно соглашаясь.

. Самохин встал и достал из сейфа початую бутылку дорогого коньяка и две хрустальные рюмки. Из шкафа появилось печенье, а из портфеля - бутерброды.

- Теща балует, - похвастался Вячеслав в ответ на вопросительный взгляд гостя. - Золотая попалась, повезло! Жену выбираешь сам, но тещу посылает небо! Готовит мне на пару, без соли и приправ - куда мне с моим больным желудком! Не то что Светлана...

Вячеслав вздохнул и замолчал. Антон с интересом смотрел на него, ожидая продолжения.

Собственно, он уже немало мог угадать и самостоятельно.

...Света Самохина давно стала грубой, несдержанной, стервозилась по пустякам. А теща, простая, необразованная женщина, очень жалела Вячеслава, всегда потакала, выслушивала и во всем соглашалась.

- Зачем ты, Светлана, на него кричишь? - укоряла она дочь. - Болезненный он, слабый! Не хочешь ему постирать, скажи, я все до последней маечки перестираю да переглажу. Ему, может, к утру рубашка чистая нужна.

Самохин много лет назад перестал понимать свои отношения с женой. Когда родилась дочка, он назвал ее Ладой - хотелось, чтобы она олицетворяла мир и спокойствие в семье. В семье был один разлад.

Дочка в десять лет продолжала играть в Барби и с упоением смотреть по телевизору мультфильмы. Вячеслав пытался отучить ее, внушал, что она совсем большая и по возрасту ей не положено этого делать.

Лада смотрела непонимающими глазами и тут же принималась убаюкивать мишек и зайцев.

Обедала она часто не вовремя, засыпала то в полдевятого, то в одиннадцать.

- Чего ты вяжешься к девке? - кричала Светлана. - Отвяжись от нее и от меня в конце концов!

Ладины рисунки Вячеслав хранил у себя в редакции на рабочем столе под стеклом и всем показывал.

- Дочка рисовала! - с гордостью сказал он Антону.

Тот вежливо посмотрел: рисунки были плохие. Но все их хвалили и, нисколько не претендуя на своеобразие, спрашивали, сколько лет дочке и как она учится.

- Очень мило! - лицемерно заметил Антон и мельком глянул на довольного Самохина. - Рисование снимает стрессы и невроз - превосходное занятие! Сам не пробуешь?

- Мне уже поздновато, да и некогда! А рисунки действительно успокаивают, ты прав, как-то незаметно настраивают на мысль об упорядоченности и правильности жизни. Ее можно и нужно себе устроить.

Вячеслав был в этом совершенно уверен, только Светлана продолжала беситься от его четкости и размеренности и сама не знала, чего ей хочется.

- Попробуй жить как я, Света! - убеждал жену Вячеслав. - Ты сразу увидишь, как хорошо, когда во всем есть определенный порядок и строгая последовательность!

Светлана сердито хохотала. Ничего пробовать она не желала. Жена вообще в последнее время слишком много смеялась: то над очерками Вячеслава, иронизируя зло и довольно метко, то над его аккуратностью, то над его патологической боязнью простуд.

Однажды она заявила:

- Ты можешь извратить самую прекрасную идею, если возьмешься за дело всерьез. Так что лучше не берись!

Вячеслав не обратил внимания. Повода для подобного заявления не усматривалось.

Самохин был красив. По-настоящему красив, с правильными четкими линиями лба, носа, ушей и подбородка - волевого и резкого. Гордо откинутую назад, к спине, голову украшала рано поседевшая шевелюра устрашающей гущины. Правда, от сидячей работы, несмотря на обязательную утреннюю гимнастику, он начинал полнеть и, пытаясь спрятать стремительно вылезающий из-под пояса брюк круглый животик, часто рассеянным движением, которого сам не замечал, подтягивал брюки вверх. Ходил он упруго и властно. В его походке угадывалась поступь льва и человека, привыкшего ступать по коврам. За льва его жена не принимала.

Антон всегда наблюдал за Самохиным с нескрываемыми завистью и иронией, но сейчас их лучше всего спрятать, и поглубже: он сам напросился сегодня к Вячеславу и встретил одну лишь обезоруживающую доброту и приветливость. И еще - Валю Аленушкина.

А простая отзывчивость и человечность - это очень много по нынешним временам, так что нечего тут выпендриваться и демонстрировать дурной характер.

Валя боязливо и робко тянул из рюмки коньяк. Антон одним махом опрокинул в себя все содержимое и затуманился, не имея ни малейшего опыта в подобном деле. Стены сдвинулись и поплыли, лишь по счастливой случайности не сталкиваясь и не обваливаясь на ковер.

Самохин заботливо придвинул Медведеву тарелку с бутербродами.

- Ты не торопишься? - спросил Антон.

- Некуда! - улыбнулся Вячеслав. - К моей домашней бормашине давно не тянет!

Валя потупился. Антон опять усмехнулся краешком губ: он был доволен совпадениями ситуаций и мнений. В самую точку...

- Безупречная формулировка и сплошной негатив, - пробормотал он и налил себе снова, с удовольствием впервые постигая глубокий смысл такого неясного прежде глагола "расслабиться". - Моя, правда, тихая, но домой тоже не тянет. Туда приходишь в боевой готовности всех покусать. Сухой остаток...

Валя посмотрел на него испуганно и втянул голову в плечи. Интересно, чего он так панически боится? Вдруг укусят?

- Я пойду, - внезапно прошептал Аленушкин и торопливо поднялся.

- Куда ты, Валюша? Посиди еще, - ласково, но не слишком настойчиво попросил Вячеслав. - Или дела?

- Да, надо... - смущенно пролепетал Валентин, хорошо чувствуя, что сейчас здесь в нем не нуждаются. - До завтра, Славочка! До свидания, Антон.

Самохин посмотрел вслед Аленушкину с удивившей опять Медведева непонятной любовью.

- Необыкновенный юноша, просто прелестный, тактичный, интеллигентный, - искренне сказал Вячеслав. - Такие теперь редко встречаются. Если б ты знал, как я рад, что нашел его для себя! А ты пей потихоньку, с непривычки трудно сразу много. У тебя тоже, кажется, есть дочь?

- Да вроде...

Завотделом задумчиво повертел в пальцах пустую рюмку.

- Еще маленькая. И жена Даша. И мать. И бабушка. Не пустяк...

- Многовато, - заметил Самохин. - Многовато женщин. Мешают?

- Не то слово, зарез, - вздохнул Антон и неожиданно яростно поделился. - Понимаешь, вплывает сегодня ко мне в кабинет стерва-секретарша, а на ней ну просто ничего нет! Так, одни оборочки! И те в облип! Вот счастье-то! Соблазнительное видение! Дрянь паршивая, не понимает, что отвратительна! Тошниловка! И колготки эти проклятые сияющие! С чем они там у них? Все забываю!

- С лайкрой, - тут же понял его вопрос Вячеслав. - У них теперь колготки с лайкрой. Для прочности.

Медведев недобро засмеялся.

- Вот-вот, для прочности! Терпеть ненавижу! Как бы тебе это лучше объяснить...

- А что тут объяснять? - спокойно пожал плечами Вячеслав. - И так все ясно. Ты ешь, колбаска очень вкусная. Значит, вы живете все вместе?

- Вместе, - ожесточенно ответил Антон. - Тяжелые жилищные условия! На свою квартиру денег нет.

- Пока, - вставил Самохин.

- Хочется надеяться, - немного остывая, согласился Антон и машинально взял с тарелки бутерброд.

Стены продолжали упорно раскачиваться.

- Хотя я слабо уповаю на будущее. Раньше мы жили довольно просторно. Потом менялись. Мой дед - я его плохо помню, он умер, когда я был еще маленьким - служил в верхах. После его смерти бабка без конца плакалась и жаловалась, что мы все потеряли: и служебную машину, и дачу, и разные льготы. Ей это всегда казалось очень важным.

Антон вытащил из кармана небольшую фотокарточку, которую постоянно таскал с собой, и показал Самохину: мальчик лет пяти-шести смотрел озлобленно.

Слишком рано проявились в нем эта злоба и ненависть к окружающему. Желчный тип. Сплошной негатив... Неужели он родился таким?..

Бабушка до смерти мужа не работала и даже не помышляла о подобной возможности. Избалованная им, привыкшая к деньгам, удобствам и домработницам, она никогда не отличалась добротой и не славилась сердечностью. И плотно сомкнутые, сжатые в тонкую ниточку, не умеющие улыбаться губы Антону достались именно от нее.

Резкая, всегда всем недовольная и раздраженная, несмотря на прекрасно прожитые долгие годы, она разговаривала только на повышенных тонах, грубила, хамила соседям и родным, унижала домработниц, бесконечно от нее плакавших и непрерывно меняющихся.

Но самое страшное началось после смерти деда. Его внезапный уход, который бабушка расценила не иначе как предательство и подлость по отношению к ней, довел ее до настоящей агрессии, и она начала злобно атаковать мир. Особенно, конечно, при этом доставалось дочери и внуку.

Не имея ни одного дня трудового стажа, бабушка была вынуждена пойти работать. Проклиная свою жизнь и деда, она устроилась фасовщицей в ближайшую аптеку, где ненавидела каждого, и откуда, понятно, очень скоро ушла. Потом она часто меняла работу, благо в стране массовой безработицы недостатка в предложениях не наблюдалось: то медрегистратор в поликлинике, то приемщица в ателье.

В гневе бабушка не стеснялась поднять руку и на взрослую дочь, а уж Антону вообще без конца доставалось: он безумно боялся этой еще моложавой стройной женщины в модных брючках и не понимал, почему в сказках и детских книгах бабушки и старушки всегда такие любящие, заботливые и улыбчивые. Баба-Яга нетипична.

О доброте матери тоже мечтать не приходилось.

Внешность Антон в основном унаследовал от нее: те же очки с толстыми стеклами на близоруких, часто болезненно сощуренных глазах, те же мелкие, особенно для мужчины, черты лица, та же нескладная сутуловатая фигура с согнутой шеей и кривоватыми ногами.

Антон даже в детстве не задавался вопросом об отце. Едва осознав себя, свою некрасивость и неполноценность и увидев со стороны мать, догадливый мальчик тотчас понял все.

Многого не проси... Кому какие выпали фишки.

Собственные безнадежность и безысходность мать выплескивала на Антона точно так же, как это вымещала на нем бабушка. И он всегда со страхом ждал вечера, когда обе вернутся с работы и начнутся взаимные оскорбления, крик, рукоприкладство. А потом - обязательные слезы. Мир жесток и безумен.

Только днем, в одиночестве, мальчик чувствовал себя свободно и спокойно.

Мать работала в вузе: преподавала английский. От нее Антон быстро и легко схватил основы языка и вскоре начал довольно бегло читать и бойко говорить.

Ему многое давалось без труда, но главному - контактировать и общаться с людьми - он так и не смог научиться.

Справиться с внутренним зажимом никак не удавалось. В учебе выручали блестящие способности и память.

Сверстников Антон сторонился, мать и бабушку ненавидел и мечтал от них как-нибудь избавиться. Уехать, например. Или даже убить. Подобная мысль не пугала Антона своей откровенностью и жестокостью. Он жаждал отомстить и лишь терпеливо дожидался нужного часа. В том, что его время наступит, он ни на минуту не сомневался.

Что такое преступление? Сей отнюдь не литературный вопрос все чаще и чаще занимал Антона. Преступить через что-то, через кого-то... Переступить... Через закон, через себя? Ну, это совсем просто: внутреннего сопротивления возможному деянию и нравственного неприятия поступка не существовало.

Жизнь потихоньку превратилась в непрерывный и увлекательный диалог с самим собой. Уединение - привычный способ существования.

...В университет Антон поступил уверенно и спокойно.

Факультет журналистики сначала попросту ошеломил и ослепил его множеством сияющих девиц, умело и тонко подкрашенных и с немалым вкусом раздетых. Почти голые даже зимой, они, правда, делали некоторую уступку климатическим условиям и небрежно накидывали на плечики дорогостоящие шубки, подметавшие при каждом шаге грязные заплеванные полы с бесчисленными окурками. Сплошь дочки известных журналистов, актеров и писателей, сокурсницы охотно прижимались к любому мужчине где угодно: на лестнице, в аудитории, в раздевалке. Похоже, они готовы были отдаться первому, кто поманил бы пальцем: из любви к искусству.

Впрочем, действительно ли об искусстве здесь шла речь? Проверять не хотелось.

Леночка Игнатьева с торчащими под облегающей маечкой сосочками и в мифической юбке подошла к Антону в коридоре на перемене.

- Почему ты все один да один? - капризно протянула она тоненьким голоском. - У Матониной в субботу пьянка - день рождения. Приглашаем! Придешь?

- Исключено! - сухо и решительно отказался Антон. - Я занимаюсь.

- Не читай столько книжечек, "ботаном" станешь! - доброжелательно посоветовала Леночка. - Так жить нельзя! Ты плохо кончишь!

И она кокетливо выставила вперед левую туфельку.

Антон опустил глаза: сверкающие, искрящиеся колготки туго обтягивали плотную длинную ножку. Горячее ощущение возможной близости, чувство желанного соприкосновения стремительно возникло где-то в животе и властно, сладко потянуло его прямо к Леночке. Как раз то, что требовалось...

Она смотрела на него в упор, наслаждаясь своей силой и его внезапной очевидной беспомощностью.

- Приходи, Медведев! - почти приказала бесцеремонная Леночка.

В ее голосе прозвучали ненавистные для Антона хорошо знакомые бабкины командирские интонации.

- Выпьем! Потанцуем! Развлечемся!

Он молча, сжав кулаки и стиснув зубы, рванулся от нее прочь. Моментальная и столь восхитительная в первый момент потеря всякого контроля над собой и своими эмоциями испугала его, шокировала, неприятно поразила бесстрастной холодной откровенностью и самым простейшим, примитивным смыслом.

С тех пор Леночка, имеющая о такте достаточно смутные представления, называла Антона не иначе как медведь.

- Эй, косолапый! Фамилию долго себе выбирал? - развязно кричала она при встречах и заставляла мучительно краснеть от громогласного напоминания о кривых ногах и неправильной походке. - Ты чего меня так боишься? Я по жизни девственниками не интересуюсь! А вот тебе уже пора всерьез задуматься о своем невеселом будущем, недотепа! Или мечтаешь умереть целкой?

Насчет невеселого Леночка как в воду глядела, но Антон дружескому совету не внял и о грядущем не побеспокоился.

На четвертом курсе он познакомился с Дашей.

...В редакции, где Антон недавно начал подрабатывать, из-за соседней двери постоянно доносилась музыка. И там не орали рок-группы, а звучали тихие, мелодичные вальсы и фокстроты.

Но и они мешали Антону сосредоточиться.

Однажды, потеряв терпение, он решил пойти навести порядок.

Посередине комнаты отрешенно кружилась в вальсе маленькая, почти игрушечная девушка-статуэтка, положив узкую бледную ладонь на плечо партнера. Девушка не заметила вошедшего - она вообще никого не видела. Она только слышала музыку.

Растерявшийся Антон постоял немного и поторопился уйти.

- Каждый день у вас так? - поинтересовался он у себя в отделе, кивнув на стенку.

- Почти, - буркнули в ответ.

- А почему вальс умеют танцевать? Кружок бального танца открыли?

- Да никто не умел! Дашка всех научила. Пришла и научила.

- А Дашка - это кто? - осторожно спросил Антон.

- Дочка станционного смотрителя, - четко прозвучало в ответ.

- Не понял... Кто?

Смеются они, что ли?

- Дочка станционного смотрителя, - ребята явно не шутили. - Объясняем как тупому! У Пушкина звалась Дуней. Родилась на свет, чтобы улаживать конфликты. Всех вздорных авторов теперь выводим на нее - действует безотказно. Вообще она у нас подрядилась в отдел искусства - информашки строит. Понравилась, видать? Познакомить?

Антон сделал вид, что не расслышал вопросов .

Даша... Красивое имя. И пишет, наверное, хорошо. А главное - характер. Ни у одной из встреченных им до сих пор женщин такого не было. Какие уж там Дуни! Сплошные сватьи бабы Бабарихи. Или его обманули насчет Даши? Юношеские иллюзии?

Антон был очень недоверчив и начал потихоньку к ней присматриваться: то вроде бы по делу заглянет в соседний отдел, то случайно прихватит ее полосу и занесет по дороге.

Даша благодарила и смотрела без улыбки, но мило.

Тогда, набравшись храбрости, он предложил ей пойти с ним в Киноцентр на премьеру. Даша спокойно согласилась.

Явилась она туда, правда, тоже почти без одежды - платьем ее одеяние нельзя было назвать даже с огромной натяжкой. Только на ней почему-то любая минимальная одежонка смотрелась удивительно скромно, просто, выглядела естественной, далекой от всякой вульгарности и откровенного вызова. И некричащая неяркая косметика.

Антон сидел возле Даши в темноте большого зала и чувствовал безумное желание взять ее за руку или, что еще хуже и страшнее, провести пальцами по круглому колену.

Он давно, с самого детства, стремился ни от кого не зависеть, тем более - от женщины. Именно такая страшная для него, унизительная, трагическая зависимость давила, угнетала, мучила сильнее всего, казалась невыносимой, идиотической, лишенной подлинного смысла и всякого содержания. Он бежал от нее, тщетно рвался прочь и отчаянно ее боялся, презирая себя за свое постыдное бессилие и полнейшее безволие. И вот снова? Опять неизбежная проклятая подчиненность, тягостная несамостоятельность?

Хотелось быть спокойным, уверенным в себе, свободным в своих желаниях и поступках. Однако жизнь на каждом шагу утверждала обратное: Антон напрасно мечтал принадлежать только самому себе. Неужели такое невозможно? Как этого добиваются люди? Что он должен для этого сделать? Он не хочет, не желает зависеть от женщины! От ее движений, голоса, забот. От ее глаз, тепла, запаха.

Нет, это исключено! Зачем ему лишние проблемы? Он никогда не будет от нее зависеть!

Не справившись со своей яростью, Антон даже не поехал провожать ошеломленную, ничего не понимающую Дашу.

Но на следующий день он снова искал с ней встречи и просил прощения - правда, грубовато, дерзко, явно через силу, нехотя цедя сквозь зубы слова. Только Даша его тотчас радостно простила - недаром в редакции ее называли дочкой станционного смотрителя.

Чувство, которое неудержимо тянуло, влекло его к Даше, оказалось сильнее разума, воли, упорного внутреннего сопротивления. Зазвучал могучий голос природы, перед которой бессилен каждый.

Нет, Антон не заблуждался насчет своих ощущений. Он прекрасно понимал - это не любовь - но уже полностью отдавал себе отчет в том, что дальнейшая борьба с самим собой бесполезна.

Почему Даша сразу согласилась на его предложение, он так никогда постичь до конца не сумел. Хотя пытался.

Единственное подходящее объяснение - Даша его любила - он отверг с ходу, как абсолютно неприемлемое.

Его никто никогда не любил и не мог любить - в этом не было ни малейших сомнений. Маленький, страшненький, злобный - тут даже нечего обсуждать.

Но ведь выбор оставался за Дашей, за ней все время ухаживали, и в основном - не чета Антону.

Очевидно, она - предусмотрительная, здравомыслящая, умненькая девочка - хитро преследовала собственную выгоду, хорошо понимая, чего может добиться Медведев в будущем. Она лелеяла далеко идущие планы. Вот это уже гораздо ближе к истине.

...Антон возненавидел Дашу почти со дня свадьбы.

Сама мысль о том, что жена может быть ему нужна - пусть примитивно, просто физически, или еще грубее - на кухне и около стиральной машины - приводила его в бешенство, доводила до грани безумия, когда он становился практически невменяем и больше не отвечал за свои поступки.

Не последнюю роль сыграла и Дашина бесстрастность в постели. Неопытность прохладной жены бесила - ее не журфак воспитывал! - а свою он упрямо не учитывал и ждать лучшего не хотел.

Несовместимость Медведевых оказалась слишком быстро очевидной. Не выгорело...

Зато тишайшая Даша умудрилась поладить и ужиться с матерью и бабушкой Антона - после свадьбы Даша переехала к ним жить.

Через месяц бабушка называла ее не иначе, как деточка, а мать целовала в лоб, возвращаясь вечером с работы.

Антон был сначала в замешательстве, а потом стал раздражаться сильнее и сильнее.

Похоже, этот сплоченный лагерь из трех женщин просто создан для того, чтобы не давать ему спокойно есть и спать. Вот если бы Даша не поладила с матерью и бабкой, тогда другое дело. Тогда бы он все понял, но сейчас...

Ему начинало казаться, что женщины объединились в тройственный союз нарочно, что они сговорились против него - но почему, зачем, с какой целью?

Ничего объяснять себе Антон не собирался и вникать в детали не желал. Оставалось ясным лишь одно: надо готовиться к худшему. Предначертано... Хотя на самом деле с переездом Даши все изменилось удивительным, почти волшебным образом: жили тише, спокойнее, вечерами никто не кричал и не бранился. Ему повезло с женой на все сто.

Однако теперь Антон перехватил инициативу. Именно он начал устраивать скандалы по любому, самому незначительному поводу и доводить до слез не только тихую кроткую Дашу, но даже мать и старую бабку, недавно перенесшую инфаркт. Они, конечно, пытались с ним спорить и ему возражать, пробовали просить и успокаивать, но единственный мужчина в семье дерзко набирал и набирал силу, упражняя голосовые связки в крике. На войне как на войне...

Нервы уже не просто сдали, а настоятельно требовали привычного раздражения и последующей разрядки, и все в доме вечерами напряженно затаивались, со страхом готовясь к возвращению Антона с работы. Роли переменились.

Разбухая от подростковой запоздалой агрессивности и недоброжелательности к самому себе, он день ото дня становился все грубее и ожесточеннее с домашними, вымещая на тех, кто ближе всего и безответнее, свои душевные страдания.

Родилась дочка, смешная, забавная, в перевязочках, с пухом на затылке, но и ее появление ни малейшего облегчения не принесло.

В квартире стало только теснее, жить - все хуже и неуютнее: пахло пеленками, невероятно досаждали детский крик и постоянный пар от кипятившихся бутылочек, сосок и белья.

Словно в липкий пластилиновый сон, в болезнь с высокой температурой и беспамятством, Антон проваливался в жуткую черную бездну короткого и простого слова "быт". Ад - тоже очень короткое слово. И жена. А ребенок, кажется, чересчур длинное...

- Будь добра, сними эти елочные украшения! Надоело, неужели неясно? - наконец сорвался Антон, указывая Даше на ползунки над плитой. - Тебе мало места на балконе и в ванной? А может, мне стоит переехать в редакцию? Какой-никакой выход! Всех устраивает! Сразу устаканется!

Даша молча безропотно отвязала веревку.

И однажды ночью Антон проснулся с твердым намерением убить жену.

Осуществить свое желание он хотел давно, но постоянно что-то не позволяло, мешало. Той ночью таинственное "что-то" вдруг исчезло.

Он лежал и всерьез размышлял, как добиться задуманного: слишком много сложностей, могут сразу же заподозрить, но запищала малышка.

Даша встала ее успокоить, а Антон словно вернулся из небытия в бытие, очнулся от тяжелого бреда: что с ним случилось сегодня? Он упрямо пробует попасть в водоворот для особо упертых...

Да, он ненавидел Дашу, но за что, за какую вину, почему? И это еще не причина... не повод...

Мысли запутались, смешались...

В тот день в состоянии, близком к помешательству, Антон вошел в комнату к Вячеславу, мучительно пытаясь выговориться и найти слушателя. Случайно подвернулся Самохин, о котором Медведев почти ничего не знал.

Впрочем, он ничего не знал и о других, и о себе - в первую очередь. Наши знания всегда призрачны и иллюзорны.

Многого не проси... Так легли фишки.

Как большинство хорошо пишущих людей, Антон Медведев не умел говорить и рассказывать.

Из его бессвязного и не слишком понятного отрывистого повествования, состоящего, в сущности, из отдельных реплик и замечаний, мало кто вынес бы для себя что-либо определенное и сделал конкретные четкие выводы.

Самохин тут же понял все.

Да и вообще, разве могло быть случайностью, что Антон завернул именно в кабинет ответственного секретаря?

В редакции часто задерживались по вечерам, и наверняка многие еще болтались у себя по комнатам в это неурочное время, чего склонный к аутизму Медведев, конечно, не заметил.

- Извини, я только позвоню домой, - сказал Самохин Антону. - Не успел узнать сегодня, все ли там в порядке: дежурный контрольный звонок! Отцу и мужу полагается.

Он поднял трубку.

Ответила Светлана.

- Как прошел день, Света? - спросил Вячеслав жену.

Антон потихоньку с наслаждением тянул из рюмки коньяк.

- Прошел - и спи себе дальше! Ручки под щечку! - ответила в своем обычном стиле грубая Светлана.

- Какие успехи у Лады? - спокойно, никак не реагируя на ее тон, продолжал Вячеслав.

- Я вошла десять минут назад! - объявила никогда не приходящая вовремя жена. - И не в состоянии прямо с порога начать проверку тетрадей. Тебе ясно?

- А что у тебя на работе? - мирно спросил Вячеслав.

- Все то же! Ни дня без строчки! - крикнула Светлана и бросила трубку.

Да, нового действительно ничего не было. Кто сомневался... И что вообще могло в этой жизни измениться? Отметился - и баста...

Вячеслав задумчиво посмотрел на Антона, явно очарованного крепким напитком, пожалуй, впервые в своей жизни.

Увлекающаяся натура... Во всем. Даже в мелочах. Характер непредсказуемый, темперамент опасный. С таким легко в два счета запутаться и наделать страшных глупостей. А суровый и холодный на вид - не подступись. Это от застенчивости и замкнутости. Кто знает, что у него лежит на душе...

Человеческая душа была узкой специализацией и тайной страстью Самохина. Вот чем он всегда интересовался и что старался завоевать. По возможности.

Самая страшная и по сути единственная борьба каждого живущего на Земле - смертоубийственная битва за человеческие души... Кому сколько достанется. Кто больше - раз... Дьявол здесь ни при чем.

Представительный, респектабельный, вальяжный, Вячеслав пользовался бешеным успехом у женщин. Редакционные дамы буквально поклонялись ему, сходили по нему с ума, по-кошачьи млели, восторгаясь и любуясь роскошными волосами, гордой осанкой и мягкой поступью. Хотя он никогда ни одной из них не отдал предпочтения. А там было на что посмотреть!

Тогда стали предполагать, что Самохин (Какой умница! Новый повод для умиления!) не хочет заводить никаких служебных романов. И правильно делает. Что в них хорошего? Одни только сплетни да кривотолки. Очевидно, Славочка развлекается на стороне. Молодец! Просто душка! Все равно со Светланой жизнь не сложилась - да вы сами попробуйте со Светкиным характером!

Ровный и всегда невозмутимый, спокойный и доброжелательный, искренне расположенный к людям, Самохин производил на всех неизменно прекрасное впечатление.

Никто всерьез не задумывался, почему он никогда не интересовался окружающими его женщинами, хотя определенная загадка была налицо.

Видеть ее и признавать никому не хотелось. У тайны обязательно окажется разгадка и, вероятно, не слишком приятная, пусть даже вполне удовлетворяющая человеческому любопытству.

Сомнительная ценность познания... Разве мы так сильно в нем нуждаемся? Как лысый в расческе.

- Вот что, Антоша, - осторожно, вкрадчиво начал Вячеслав, - я думаю, не стоит замыкаться и отвергать людей, желающих тебе добра. Они все же есть. Например, я. Может быть, это странно звучит - мы очень мало, в сущности, знакомы, но лишь по твоей вине, уж извини! Тем не менее, я говорю правду. И если бы ты начал вести себя иначе, попробовал ходить со мной к моим друзьям, несомненно, стало бы лучше. По крайней мере, ты можешь попытаться начать, отказаться ведь никогда не поздно.

Жену Светлану всегда раздражала пространная и путаная речь Вячеслава. Она предпочитала короткие рубленые фразы, понятные с полуслова. А тут... Пока до сути и смысла доберешься!

Но Антон сейчас не искал и не ждал точных и конкретных разъяснений. Он не больно-то в них нуждался и к ним не привык. Сколько лет как-никак обходился собственным умом!

Антон просто слушал Вячеслава, согласно кивал и наслаждался. Странное, до сих пор не посещающее его состояние гармонии с миром...

Бывают такие голоса: родные, близкие и, кажется, давно и хорошо тебе знакомые со всеми своими колдовскими нюансами и завораживающими переливами. Самохин обладал именно тем самым: красивым, интимным и магическим.

Вячеслав вдруг замолчал. Антон дернулся от неожиданности и с нетерпеливым вопросом недовольно глянул ему в лицо. Черт! Что случилось? Где продолжение чарующей волшебной мелодии?

- Ты понял меня? - мягко спросил Вячеслав.

- Нет, осталось за кадром... - признался Антон. - По-моему, это неважно.

Вячеслав недоумевающе и безо всякой обиды приподнял красивые брови.

- Но ты так внимательно слушал! - резонно заметил он. - О чем же ты думал?

- Ни о чем, - вновь предельно искренне ответил Антон. - А о чем нужно? Или о ком?

Ах, Леночка, Леночка Игнатьева! Ты когда-то была удивительно права и проницательна!..

- О себе, Антоша, - отечески заботливо сказал Вячеслав. - И это очень важно. Исключительно о себе и ни о ком больше. И тогда ты поймешь, как жить и как себя вести. Ну, давай мне руку в знак дружбы и согласия.

Антон удивленно, но спокойно протянул ему ладонь. Самохин с необычным, непонятным выражением взял ее в свои руки и неторопливо, осторожно повел по его пальцам от самых кончиков вверх. Он гладил маленькую, почти женскую ладонь с необъяснимой задумчивостью, трепетностью и лаской, которой Медведеву до сей поры, пожалуй, еще не приходилось наблюдать по отношению к себе.

Что происходит? Может быть, Самохин - типичный городской сумасшедший? Вот счастье-то! И весьма вероятное: таких теперь - навалом, лишь оглянись вокруг.

А впрочем, чем его беспокоит поведение Вячеслава? Неясностью? Да нас каждый день окружают сплошные неопределенности, абсолютно не задевающие никого. Ровным счетом никого не волнующие! Мир жесток и безумен.

Вдруг Самохин приложил ладонь Антона к своей щеке и провел по ней его пальцами. Потом еще раз и еще. Забавник! Вроде и не пил ничего...

- Приятная мягкая ладошка, - словно в забытьи медленно произнес он. - Миниатюрная и изящная... А посмотри на мою! - и он с готовностью положил перед Антоном левую руку. - Побольше, но тоже очень неплохая!

Рука у Самохина была, конечно, хороша. Кто сомневался? В его внешности просто не могло оказаться и никогда не оказывалось ни малейших изъянов.

- Годится! - легко и насмешливо согласился Антон и не смог удержаться от иронии. - Ты как-никак мужик что надо! Мачо! Куда мне до тебя!

- Вот уж ошибся! - добродушно протянул Вячеслав, словно не услышав издевательской интонации. - Ты сильно ошибаешься в этом вопросе, Антоша! А сравнения - совсем последнее дело. Терпеть их не могу даже в литературе, не говоря уж про нашу жизнь. Какое-то неестественное притягивание за уши! Почему, например, облако можно сравнить с пухом, а березу - с тоненькой девушкой? Кто пробовал облако на ощупь и где же березе согнуться в танце, как девчонке? Явный перехлест. Литературщина! Не люблю. А то вот я еще недавно прочитал в стихотворении, что снег пахнет. Чушь! Никакой снег никогда и нигде не может пахнуть! Не цветы ведь, не розы! Рассказывают тут мне коллеги о поэзии и ее правах. Не права это, а нелепая надуманность. Довольно смешная. И людей тоже нельзя сравнивать друг с другом: это только унижает одного и возвышает другого. Иной цели я не усматриваю. А ты, Антоша?

Медведев был совершенно не готов к такого рода дискуссиям. Тем более что собеседник явно не отличался тонкостью восприятия и мышления. Слишком лобовой подход... Примитивный до крайности. И как же стихи Аленушкина? Неужели совсем без метафор? А снег может здорово вонять, если устроить рядом сортир или помойку...

- Я не задумывался об этом, - безразлично пробормотал Антон, не делая ни малейшей попытки отобрать у Вячеслава свою руку.

Не все ли равно?

- И вообще ни о чем. А надо бы... Когда-никогда... О запахе снега писал, кажется, Сельвинский...

Ах, умненькая Леночка Игнатьева!..

Стены упорно не спеша раскачивались вокруг. Как жалко, что в бутылке осталось мало коньяка...

Нетревожимый ни Сельвинским, ни коньяком Вячеслав осторожно пересел на стул рядом с Антоном, по-прежнему прижимая к лицу его руку. В конце концов, у всех свои собственные странности и заморочки... И в сущности, одинаковые у всех...

- Что ты знаешь о мужской любви, Антоша? - серьезно и неожиданно спросил ответственный секретарь.

Медведев попробовал сосредоточиться: кажется, намечался какой-то основательный пробел в его образовании.

Как можно знать о том, чего никогда не испытывал? Отрицать любовь вообще - по меньшей мере глупо, но рассуждать о ней, тем более, ему - еще глупее. А мужская... Что имеет в виду Вячеслав? И почему так дотошно выспрашивает? Отгадывать было лень.

- А у тебя забавные и милые вопросы, - прищурившись и внимательно осмотрев Самохина, заметил Антон. - Только это не мои проблемы. Очень не мои... Никакая любовь меня никогда еще не интересовала. Здесь я в пролете. По нулям!

Очевидно, Вячеслав ждал именно подобного откровения. Сосредоточенно кивнув без малейшей тени удивления, он приложил к своим губам пальцы Антона и спросил, обращаясь к ним:

- А хочешь знать?

Антон ответа не нашел, и искать ничего не хотелось: приятно опустевшая голова к мыслям не располагала. Сомнительная ценность познания... Шеф в отключке, объявила бы сейчас стерва-секретарша.

Тогда Вячеслав на ходу быстренько изменил формулировку:

- Ну, а если я спрошу так: хочешь любить человека, искренне заботящегося о тебе и твоей судьбе? Кто бы он не был...

Чего все-таки добивается ответственный секретарь? О чем ведет речь с такой дурной навязчивостью?

Слабая нехорошая догадка постучала в висок тупой оживающей болью. Какая-то фиолетовая жуть... Не надо было пить...

Предположим... Абсурд! В его пьяную голову лезут несусветные глупости! Конкретики ему захотелось! Да в чем, собственно, можно подозревать Вячеслава? Медведева попросту глючит. Сиди и не возникай...

Коньяк сделал свое волшебное дело: исчез постоянно сковывающий Антона жесткий внутренний зажим, опустились всегда поднятые плечи, на время обмякли словно сведенные непроходящей судорогой пальцы. И как несложно, как просто оказалось достичь неизведанного прежде, незнакомого блаженного состояния полной расслабленности и безмятежности, естественного человеческого покоя, когда не хочется ни о чем думать, не нужно ни о ком страдать, ничем терзаться!

Вот она, та нормальная забота о самом себе, о которой говорил Слава! Почему раньше Антон никогда не задумывался об этом? И вообще ни о чем...

Душа давно тщетно бунтовала, пытаясь освободиться от жесткого давления чужой воли - смотри-ка, а воля, оказывается, тоже женского рода! И власть, и сила!

В измученном сознании женские образы и определяющие их основные понятия слились воедино, и распутать клубок было просто невозможно. Впрочем, Антон никогда и не пробовал его размотать. Он реагировал тоже типично по-женски: истериками, криками, хлопаньем дверей... История его болезни... Хроника пикирующего бомбардировщика.

Спокойствию Самохина он сейчас завидовал больше, чем красоте и представительности.

- Итак, - осторожно подтолкнул его к желанному ответу Вячеслав. - Ты не возражаешь?

- Да вроде бы нет, - автоматически отозвался Антон, плохо понимая, на что он согласился, и неожиданно вспомнил Фета. - "В моей руке такое чудо - твоя рука...". Сухой остаток...

Прозвучало более чем иронически, но Самохин отнесся или захотел отнестись к цитате иначе. Похоже, он вообще иронии не улавливал.

- Ты тоже интеллигентный и эрудированный, как Валя. И талантливый, - с уважением сказал Вячеслав. - Мне нравятся именно такие. Не люблю грубых, бестактных и необразованных.

Интересно, а кто их любит?

- Очень важно окружить себя в жизни людьми приятными, соответствующими твоим представлениям о настоящем человеке. Не о том, что у Полевого, а о том, что возле тебя. Простая истина.

Антон покосился на него. Озвучено довольно искренне, но на редкость банально.

- Справедливо. Но прекрасные мечты на то и прекрасные, чтобы оставаться неосуществленными, - заметил он. - У меня, как видишь, с друзьями не заладилось. Отнюдь. Ни с кем так и не стусовался. Полный облом!

- Да ты ведь не старался их найти, Антоша! - воскликнул Самохин. - Теперь все будет иначе, потому что за твою судьбу с этой минуты отвечаю я!

Вот счастье-то! Творец современности...

Антон опять усмехнулся и нехотя, довольно неуклюже, отобрал наконец у Вячеслава свою руку.

Полнейшая дурь! Идиотизм... Укатайка...

До сей поры за него пробовали отвечать лишь женщины: бабушка, мать, жена... А толку-то? Ни черта не вышло! Что может измениться с появлением и вмешательством Вячеслава?

- Для начала, - продолжал Самохин, - пойдем с тобой прямо завтра к мои приятелям. Исключительно мужская и очень приятная компания. Гарантирую. Там будет и Валечка, но пусть тебя это не смущает. Я зайду за тобой в шесть.

Почему Антона должен смущать Валечка?..

Очевидно, не без помощи тещи наглаженный, красиво причесанный, благоухающий, Самохин с порога ошеломил Антона торжественным видом и ликующими глазами. В их блеске почудилось что-то нехорошее, противоестественное, но всего лишь на миг. Настороженность и напряжение снова, как вчера, быстро растворились в запахе дорогих самохинских духов, и осталось только острое, несвойственное Антону любопытство, необъяснимое предвкушение праздника, явившееся из далекого детства.

Словно колдуя на ходу, Самохин легко и просто заставил озадаченного Антона успокоиться, неведомой могучей силой внушил удивительное и странное вчерашнее состояние гармонии, почти безмятежности. То чудесное, блаженное состояние, о котором Антон давным-давно забыл. Настоящая дьявольщина...

- Я без машины, поскольку сегодня все-таки выпьем, несмотря на язву, - весело объявил Вячеслав. - Не возражаешь?

Антон ничего не имел против.

- Ехать придется на троллейбусе, но это недалеко, - продолжал Вячеслав. - Не утомительно и не страшно. Прекрасный вечер! В принципе мы собираемся часто и без всяких поводов, пусть тебя это не пугает.

При чем тут страх? Да, точностью высказываний Самохин как-никак отличался не слишком. Или Антон должен чего-то бояться? Вроде Аленушкина? Очень мило. Чего именно? Городского транспорта? Незнакомых пока приятелей Вячеслава? Новые обременительные ненужные загадки... Интересно, на кой черт он связался с Самохиным? И послушно следует за ним, снова подчинившись чужой воле...

Возле редакции им попался более чем необычный троллейбус.

Сзади у него красовалась цифра "33", впереди - "15", сбоку - "31", а шел он по "пятому" маршруту от Савеловского.

Антон тут же начал раздражаться: что за дурацкие новости?

Загадочная нумерация изумляла и настораживала непривычных к нововведениям и не склонных к дерзновенности пассажиров. Не решаясь ни сесть в троллейбус, ни расспросить подробнее водителя, они рисковать не хотели и продолжали стоять на остановках.

Возможно, новый эксперимент и был на это рассчитан. Троллейбус шел полупустой, но Вячеслав решил рискнуть и, конечно, выиграл. В спокойном и удобном салоне Антон тупо уставился в окно, разглядывая серые тусклые сентябрьские улицы и не слушая своего спутника. Проклятая зависимость... Путь действительно оказался недалеким.

Вышли в районе Ваганьковского, по-осеннему тихого, щедро усыпанного мягкими, липкими от сырости, умирающими без погребения листьями. Осторожно падал на редкость тактичный мелкий дождик, старающийся не слишком помешать редким прохожим.

Последний раз Антон приходил сюда на похороны Окуджавы. Хотелось проститься с этим родным, пусть и незнакомым человеком.

Тот летний день выдался до крайности суетливым, сумбурным, и замотанный завотделом в раздражении понял наконец, что никуда ему в редакционной суматохе не выбраться: поздно. Прощание на Арбате уже закончилось.

Но плюнул на дела и ушел все равно пораньше, а ехать в любом случае нужно через "Смоленскую".

Он вышел из метро просто автоматически и тут же увидел девушку в черном брючном костюме, стремительно летевшую по Старому Арбату. Четыре гвоздики, чересчур плотно стиснутые пальцами, безнадежно поникли розовыми головками.

И Антон бросился за ней.

Они успели, потому что люди шли и шли, подходили и подходили, срывая все горестные расписания и графики, словно отчаянно, беспомощно пытаясь оттянуть конец.

- У меня нет цветов, - пробормотал Антон в воздух, становясь за девушкой в черном костюме.

Какая вереница народа...

Незнакомка молча, даже не взглянув, протянула две гвоздики.

На следующий день Антон поехал на Ваганьково.

С незапамятных времен ко всему привыкшая, равнодушная, безразличная к смерти многомиллионная Москва давно не видала такого по-настоящему горького бесконечного прощания. Почему-то все оказались совершенно не готовыми к той невосполнимой потере. Почему-то все пребывали в детской безмятежной уверенности, что поэт останется на Земле навсегда. Без всяких метафор. Просто слишком того хотели...

...А может, заглянуть сейчас на кладбище?

Антон машинально сделал непроизвольный шаг в сторону, но потом искоса взглянул на странно-торжественного Самохина и одумался. Их ведь ждали...

В старой пятиэтажке, на третьем этаже, видимо, просто истомились, потому что дверь распахнулась мгновенно и раздался гул дружеских приветствий и радостных возгласов.

Диковатый Медведев не привык ни к шумным компаниям, ни к искренности. Безыскусные улыбки и простое человеческое расположение всегда пугали и настораживали. Жизнь оказалась крайне скупой на доброту. Так легли фишки. А потом он сам, ожесточившись и замкнувшись, не хотел и не искал никаких изменений. Как шло - так и ехало. Самохин угадал. Дашу Антон просто-напросто не учитывал...

Поэтому в первые минуты он по-детски растерялся, смутился и насупился - тихий караул! Судорожно вцепился ногтями в ладони и тут же пожалел, что пришел. Неадекватные реакции... Лучше бы просидел до десяти на работе - дело привычное.

Глубокая морщина агрессивно пролегла между бровей. Стало мучительно жарко - не проветривают здесь, что ли? В воздухе витал уже знакомый волшебный аромат духов и какой-то другой дивной косметики. Очки неожиданно увеличились в размерах, начали мешать и упорно съезжать на кончик вспотевшего носа.

Только никто на мрачный вид Антона не обратил ни малейшего внимания. Словно ничего не заметили. Или не захотели заметить. Все вокруг смеялись, по-приятельски хлопали его по плечам, крепко пожимали руку, почему-то обязательно ласково поглаживая, и наперебой звали сесть рядом с собой за стол. Его давно накрыли, и довольно красиво, демонстрируя вкус и неограниченные возможности, посреди безалаберной, но уютной именно своей неприбранностью комнаты.

Она производила странное впечатление.

Большая, с прекрасным, но запущенным блеклым паркетом, в дорогих, но заляпанных краской обоях, где на стенах, увешанных картинами, соседствовали ностальгические классические пейзажи и абстрактные яркие неопределенности, комната, которой явно не очень дорожили, притягивала к себе и манила задержаться как можно дольше.

Все сегодня казалось слишком необыкновенным. Было так на самом деле или заведующий отделом до сих пор плоховато разбирался в этой чересчур пестрой и какой-никакой разнообразной жизни?

Умненькая Леночка Игнатьева...

Самохин дружелюбно, но достаточно твердо оборвал все предложения, объявив, что Антон - его лучший новый друг и будет сидеть только рядом с ним.

Собравшиеся просто и до крайности легко отступили с прежними добродушными улыбками, рассаживаясь вокруг Вячеслава и Антона. Он, ссутулившись и втянув голову в плечи, украдкой осторожно, скованно осматривался, исподтишка изучая то одного, то другого приятеля Вячеслава.

Здесь сошлось действительно лишь мужское и очень разношерстное общество. Человек десять-двенадцать, не меньше. Самого разного возраста и облика, они оставляли тоже довольно странное, сложное впечатление. Антон никак не мог его проанализировать и постичь суть происходящего. Мысли снова разбегались, путались...

За столом расположились утонченные импозантные элегантные денди и лохматые грязноватые мужичонки. Соседствовали беспредельно вытянутые в длину фарфорово-розовые мальчики и толстые чуть ли не пенсионеры. Объединяло их одно: легко просматривающееся удивительно теплое, нежное, почти благоговейное отношение друг к другу, та редкая по нынешним временам искренняя симпатия, которую здесь скрыть и не пытались.

Сидящий напротив Антона узкокостный высокий красавец брюнет с проседью, аристократическими манерами, безупречной стрижкой, галстуком-бабочкой и в роскошном костюме от кутюрье, с неподражаемым изяществом упоенно накладывал в тарелку своего соседа, прелестного длинноволосого синеокого мальчика, салат и фрукты. А наполнив ее до краев, начал страстно и отрешенно, в экстазе ничего не замечая вокруг, водить тонкими, с серебряными перстнями, пальцами пианиста по прекрасной удлиненной руке вроде бы безучастного, с отсутствующей и наивной улыбкой взирающего на мир блондинчика. Он излучал настоящий свет и одновременно напоминал беленькую румяную синеглазую Снегурочку с льняной косой из детских волшебных новогодних праздников. Так ожидаемых сегодня. Абсурд... Дьявольщина...

Злобные мурашки нехорошего открытия стремительно побежали по спине. Было бы совсем неплохо догадаться раньше... Только эти двое или все остальные тоже?.. И разве Самохин ничего не говорил ему вчера?.. Стало быть, винить некого: сам себя подставил, сам себя обманул...

Но уходить сейчас слишком неудобно. Лучше подождать... Выбрать более подходящий момент. По возможности.

С трудом оторвавшись от притягательной пары, Антон перевел глаза направо и ошеломленно застыл: пузатый неряшливый очкарик подмаргивал ему через стол, сияя во весь большой щербатый рот и крепко обнимая за плечи робко примостившегося рядом Валю Аленушкина, совершенно съежившегося под взглядом Антона.

Вообще вид у Валентина был никуда: казалось, Аленушкин бесконечно измучился именно из-за появления в квартире коллег-журналистов. Более удачного и приемлемого объяснения таким дурацким, на его взгляд, страданиям, у Антона не находилось. Кроме того, на размышления и задумчивость времени не оставалось: Вячеслав, приставивший свой стул вплотную к стулу Медведева, решил всерьез ухаживать и, на манер утонченного брюнета, увлеченно занимался тарелкой и бокалом Антона.

- Выпьем, дружишки! - ликующе прокричал пронзительным тенорком кругленький очкарик напротив, поднимая вверх рюмку и щедро, без всякой меры, расплескивая коньяк на себя, на скатерть и на соседей.

Никто из них словно не заметил неловкости тамады-самовыдвиженца.

- Вот блин! Оближитесь, людя, чтобы добро не пропадало! - хихикнув, посоветовал он и радостно провозгласил. - Выпьем за нас и за пополнение наших рядов, за милейшего Антона, которого, конечно, мы все полюбим искренне и преданно! Так же, как мы давно любим Митеньку, Валюшу, Славочку, Ванечку, Сашеньку, Денисика и всех остальных! За нас! Николай нальет! И прольет заодно!

За столом засмеялись, благодушно закивали. Зазвенели, сталкиваясь хрустальными бочками, рюмки и бокалы.

Вячеслав дружески обнял Антона и шепнул ему прямо в ухо:

- Это замечательные люди! Все без исключения! Я так рад, что мы вместе! А теперь и с тобой тоже...

Самохин, без сомнения, тяготел к завышенным характеристикам. Или принимал желаемое за действительное.

Антон рассеянно кивнул. Ему теперь почему-то стало нравиться здесь, и чем дальше, тем больше. Его окружала добрая, милая, приятная компания, вроде бы искренне расположенная к нему. Ни за что ни про что. За здорово живешь. Ему улыбались, ему радовались, его привечали... Чего же больше? Когда и где такое было? Антон даже не мог вспомнить, чтобы подобное случалось с ним. А Даша - она не в счет...

Он быстро размяк от тепла, коньяка и душноватого сладкого аромата духов, перестал сжиматься и сидел спокойно, удовлетворенно, слегка откинувшись на спинку стула и легко прикоснувшись плечом к плечу Самохина. Эта почти неосознанная близость и, вероятно, случайное соприкосновение не казались Медведеву чем-то странным или противоестественным. Наоборот, все вполне объяснимо и нормально. Что же тут необычного? Так, ничего особенного, дружеский жест, знак внимания и расположения.

Жизнерадостный толстяк напротив продолжал подкупающе улыбаться и подмигивать.

- Але, подруга, познакомимся! - весело предложил он. - Я знаю, что ты Антон, а я Николай! Николай Дронов, на минуточку поэт!

Антон снова моментально смешался: он никогда не знал, как вести себя с незнакомыми людьми, что отвечать и что делать. Предначертано... Ему вечно мешали проклятые скованность и зажатость. Вероятно, со стороны он производил безрадостное впечатление человека весьма недалекого или откровенно дубоватого. Плачевное зрелище. Однозначное.

Он часто жестоко мучился, не зная, как лучше поступить. Другие, не задумываясь, легко уходили и приходили, говорили и смеялись, подавали руку и обижались - и все оказывалось верным, точным и простым. Это у других. У Антона все всегда складывалось трудно, непонятно.

Он озадаченно, тупо молчал, пытаясь сориентироваться. Неадекватные реакции... История его болезни...

- Рекомендую, Антоша! - доброжелательно поспешил прийти на помощь Вячеслав. - Николай отлично пишет! Кроме того, хороший деловой критик. Вообще работяга и симпатичный парень .

"Симпатичный парень" довольно захохотал во весь огромный щербатый рот. Очевидно, комплексы были ему несвойственны, иначе он или давно вставил бы зубы, или навсегда перестал смеяться.

Бесформенный, вытянувшийся от стирок без "Ариэля" и потерявший свой первоначальный цвет старый свитер не красил Дронова, но точно соответствовал его стилю, облику и, наверное, сути. Чем-то очень подходил Николаю и сидящий рядом Валентин.

- А с моей сестрицей Аленушкой ты ведь хорошо знаком? - продолжал Николай, снова подмигнув. - Она милашечка и скромница!

Вячеслав улыбнулся. Антон с недоумением, искоса взглянул на него, тщетно пробуя взять голову в руки, до конца постичь происходящее и оценить присутствующих. Обычно ему удавалось это сделать в несколько минут - проницательности и чутья Медведеву было не занимать - но только не сегодня. Сегодня все смешалось, переплелось, перепуталось. Было туманно, неясно, однако приятно и мило. Решительные действия вновь хотелось отложить на потом.

- Конечно, Славочка, - разглагольствовал незакомплексованный поэт. - Антон умен, интересен и привлекателен. И я тебя по жизни очень понимаю. Однако наша Аленушка сильно переживает. Не к добру... Это не есть хорошо. И мне становится ее жаль.

Антон снова бегло осмотрел Аленушкина. Его действительно стоило пожалеть: со съехавшими набок большими очками, взъерошенный, покрасневший от выпитого, он вцепился маленькими пальцами в вилку, выбивавшую нервную дробь. Взгляд его испуганно метался по сторонам, как загнанная в угол мышь, и сам он, серенький и незаметный, вызывал у Антона одновременно и неприязнь, и сострадание. А ведь они с Аленушкиным удивительно похожи... Милое дело... Открытие более чем неприятное.

И этот странный Дронов, сомнительными комплиментами которого обольщаться не приходилось: фальшивка с начала до конца. Однозначно. Только вот зачем толстому поэту понадобилось так жалко льстить и откровенно лицемерить? Хотя озвучено на редкость искренне...

Вячеслав слегка помрачнел и тоже мельком глянул на Аленушкина.

- Мы слишком близко и давно знакомы с Валентином, - неторопливо объяснил он, - а поэтому сами с ним разберемся. Волноваться не о чем. Правда, Валюша?

Аленушкин поспешно, судорожно, на манер эпилептика, дернул головой в знак согласия и изобразил слабое подобие улыбки. Получилось плохо, бездарно.

- Да и ты, я думаю, Николай, без внимания Валечку не оставишь! - неожиданно вульгарно хохотнул Вячеслав. - Найдешь для него время?

- Ну как же иначе? Надо чаще встречаться! - радостно соглашаясь, громогласно объявил Дронов. - А ты сказывал Антону историю нашего содружества или жизненные коллизии некоторых из нас? Если нет, посвяти! Мы против не будем! Это песня! "Надежды маленький оркестрик под управлением любви..." Настоящий отпад!

Кажется, намечалось что-то интересное. Не пустяк...

- Успеется! С исповедями спешить не стоит! - отозвался Вячеслав, с удовольствием надкусывая банан. - Антон - человек творческий и ручкой водить умеет. Может создать из наших жизней роман, где мы все сами себя без труда угадаем!

- Это вообще! - закричал Николай и запрыгал на стуле, сотрясаясь всем своим рыхлым небольшим и не больно-то поэтическим по стандартам телом. - Я всегда мечтал войти в анналы! А что, Антоша, не попробовать ли тебе начать? Кто не успел - тот опоздал! Первым делом, конечно, напиши о Сашеньке - как он отмотал свой немалый срок в лагерях! Лихой эксклюзив!

- Не понял... Где? - против воли изумился Антон.

Ему показалось, что он ослышался.

- В каких лагерях? За что?

- А пусть он тебе все поведает сам! Сашуня, оторвись ты, Бога ради, от Митюшки хоть на две маленькие минуточки! Слышь, подруга? Почему тебе вечно некогда со мной пообщаться? Все только Митьки да Митьки! Обидно как-то! - и поэт со смехом повернулся к изысканному музыканту, мирно положившему великолепную голову на хрупкое детское плечико светлого мальчика, с завидным аппетитом и бесстрастием уплетавшего апельсин за апельсином.

Притягательный мальчик-снегурочка не повел даже прекрасной бровкой, а полусонный Саша, нехотя разлепив тяжелые веки, - кажется, подозрительно накрашенные? - недовольно пробормотал:

- Ты, Николя, по обыкновению несносен! В своем бурном репертуаре! Избыток энергии переполняет тебя словно энеджайзер! Мощь восьми батареек в одной! Если бы я не был тебе стольким обязан, то давно послал бы ко всем чертям! Трагические привязанности... Чего ты хочешь, друг сердечный?

Николай сиянием стал напоминать полуденное африканское солнце.

- Рассказов, Сашуня, рассказов! - закричал он. - О себе, о сокамерниках, о тюряге! Молодой писатель, то бишь Антон, срочно нуждается в жизненном материале! А ты зато войдешь в историю! Это вообще! На веки веков! Почему она до сих пор о тебе умалчивает? Исправим ее непростительную ошибку!

Элегантный Саша с просыпающимся интересом мельком рассеянно взглянул на вконец ошеломленного Антона и приподнял идеально причесанную голову. Митенька-снегурочка кокетливо встряхнул льняными красивыми прядями и безмятежно занялся огромной прозрачной кистью винограда.

- История не для меня, Николя! - заявил Александр и снова бегло, но уже внимательнее осмотрел Антона неожиданно юными живыми светло-карими глазами, сверкающими в блеске дорогой хрустальной люстры. - Или я не для истории! Впрочем, это одно и то же... Да и какие там могут быть рассказы, когда у меня все-таки опухоль?! Сегодня снова прощупал. Довольно большая. О чем же вы пишете, молодой человек?

- Тум-тум-тум... Сашуня, ты опять в разобранном состоянии? Нет кина - давай собранье! - хихикнул поэт. - И где же у тебя опухоль на этот раз? На прошлой неделе, сдается, был желудок... УЗИ никогда твои диагнозы не подтверждает. Ты удивительно мнителен! И просто неутомим в вечном поиске болезней!

Антон беспомощно обернулся к Вячеславу, но тот не шелохнулся, будто не слышал. Николай смеялся - сколько же можно демонстрировать отсутствие зубов? Валентин и белокурый Митенька с одинаковым выражением ожидания и слабого любопытства дружно уставились на Антона. Информацию об опухоли они спокойно, с завидным хладнокровием, проигнорировали.

Откуда-то слева возник и присел на корточки возле Медведева кудрявый очаровательный мальчик лет семнадцати с точеными крепкими ножками, в шортиках и футболке цвета пожарной машины с надписью "Kiss". Он напоминал куклу Барби в летнем одеянии.

- О чем пишу? - растерянно пробормотал Антон. - Да вроде обо всем... По обстоятельствам. Я вообще-то журналист, как прозаик только начинаю...

- Он далеко пойдет, - солидно и серьезно ни с того ни сего объявил вдруг Самохин. - Уверяю вас. Большой талант! Но, конечно, мы должны помочь ему совместными усилиями. Поддержать! Просто обязаны!

Антон растерялся еще больше: Вячеслав и в руках не держал медведевской прозы.

Но Дронов взглянул на Медведева уже с нескрываемым уважением, светлый Митенька и кудрявый очаровашка в восхищении наивно и непосредственно полуоткрыли по-детски пухлые ярко-красные рты - кажется, тоже накрашенные?

Утонченный Саша повернулся к Антону и застыл в некоторой задумчивости, словно хотел решить для себя нечто важное.

- Простите, - неуверенно начал Антон, - мне очень неловко, но я не совсем понимаю... За что же вы, собственно, сидели? Ваша внешность, ваш облик совершенно не соответствуют... Это как-то связано с политикой?

Шум за столом мгновенно затих: здесь все все прекрасно слышали.

- Опс! - снова радостно и визгливо хихикнул Николай.

Странно и глупо.

Вячеслав больно, резко наступил на ногу Антона, и он торопливо, виновато глянул на Самохина, но встретил лишь холодный, ничего хорошего не выражающий классически-красивый профиль: да, Медведев, медведь косолапый, ты выступил не в дугу и совершил страшную бестактность, которой от тебя, образованный, здесь никто не ожидал. Нужно лучше помнить историю государства российского.

Фарфоровые мальчики недоуменно переглянулись, грациозно покрутив хорошенькими беленькими головками на нежных шейках.

Изысканный Саша продолжал изучать обескураженного потерянного Антона с прежней непроницаемостью и пристальным вниманием.

- Не смущайтесь, мой юный друг, - сказал он наконец нараспев. - Видите ли, собравшиеся за этим столом давно все знают о каждом из нас, но вы, я понимаю, на новенького не только в здешней компании, но и в нашей жизни. А жизнь сия одновременно и проста, и сложна. И раньше она каралась законом. Довольно сурово. Не очень люблю вспоминать... Слава Богу, времена переменились и ветер больше не дует в нашу сторону. Хотя если быть до конца откровенным, я приобрел немало настоящих преданных друзей именно в местах столь отдаленных. Например, вот, пожалуйста, Иван!

И Александр ласково указал подбородком на приветливо улыбающегося немолодого лысоватого маленького человечка, неопрятного и суетливого, без конца что-то жующего и вполне располагающего к себе, если бы не постоянно бегающий взгляд и непрерывно дрожащие руки.

- Да, пьет! - спокойно ответил на вопросительный взгляд Антона Саша. - Ну и что же, мой юный друг? Худое горло - не порок! И наше пристрастие к своему полу, за которое не один только я отмотал немалый срок, - тоже. И не болезнь, как считают некоторые. Ведь мы все, здесь собравшиеся, счастливы, а разве могут быть счастливы больные люди?

- Подтверждаю каждое слово до последней буквы! - весело согласился с Александром Николай. - "Я странен, а не странен кто ж?" У тебя, Сашуня, всегда была безупречная логика! И почему ты подался в музыканты, а не в математики? Сдается, по излишней эмоциональности.

Саша подарил Николаю мимолетную размытую улыбку и закончил:

- Так что поведать я могу вам, мой юный друг, немало, только как-нибудь в другой раз. На досуге. Если захотите. Всегда буду рад вас видеть! Если, конечно, не умру в самое ближайшее время...

Внезапно легко вскочивший на ножки резвый кудрявый отрок в шортиках прилип к щеке Антона со звонким поцелуем, оставив на ней яркий след губной помады. И почему Медведев с его близорукостью не заметил раньше, что мальчик действительно был накрашен? Ведь казалось...

Антон вспыхнул, задохнулся от негодования и в бешенстве оттолкнул очаровашку плечом. На скулах вспыхнули красные пятна. Что он тут забыл?!

Нервно вспотели ладони и судорожно сжались пальцы, отчаянно впиваясь ногтями в стол. Начал болезненно ныть правый висок...

Вячеслав тревожно положил руку на локоть соседа.

Нужно было просто уйти, немедленно встать и раскланяться: играйте в свои игры дальше без меня, господа! Но вместо этого быстро и легко нашелся другой прекрасный и уже опробованный выход: Медведев смятенно допил оставшийся в рюмке коньяк.

- Дени, охолонись! Вот прыщ! - ласково прикрикнул Николай. - Ты частенько переходишь всякие границы! Снова тебе неймется, дурашка? Или выпил лишнее? Не наливайте ему больше, дружишки! Сдается, Антон тебя к себе не звал!

- Ну что я такого опять сделал, Николя? - скорчив милую гримаску, капризно заныл тоном безмерно избалованного ребенка несмышленыш Денисик, игриво встряхивая локонами. - Почему мне никогда ничего нельзя? Елы-палы! Александр с Митенькой, ты с Валей, а мной никто совсем не интересуется! На меня даже никто не смотрит! А я еще вполне и вполне... Вон какой хорошенький!

И отрок, наморщив носик и с удовольствием напропалую кокетничая, озарил своим светлокудрым пленительным отражением отроду не мытое большое старинное настенное зеркало.

Александр размыто мимолетно и ласково улыбнулся. Вячеслав неопределенно хмыкнул и еще крепче стиснул локоть Антона. Мальчик-снегурочка одобрительно захлопал в ладошки с лакированными ногтями и тоненько и чисто замурлыкал:

Иван, весело и хитро улыбаясь, поманил очаровашку к себе.

- Дурашка! - засмеялся чем-то явно очень довольный Николай. - Хорош, хорош, мой зайчик, просто обольстителен! И вообще неотразим! Но порой ужасно прилипчив! Никак не может успокоиться! И зачем я тебя, обалдемши, так безнадежно избаловал? Сам виноват! Но шок, Дени, - это не по-нашему! Не угодно ли вам примириться, господа? Сжалься, Антон, и прости эту кудрявую бестию! Ты, видно, сразу ему приглянулся! У малыша глаз наметанный!

Поэт явно старался сбить напряжение.

- Сдается, я даже хорошо понимаю, почему он сразу в тебя влип! - продолжал Дронов, посмеиваясь. - Ему нравятся людя в очках! Ведь человек в очках - совсем не то же самое, что человек без очков!

За столом засмеялись.

- Во-первых, у очкариков двойное, ну или полуторное зрение, а поэтому, во-вторых, не очень-то правильное. Зато своеобразное. Все неправильное оригинально. И оригинальное неправильно. И вообще эти стекла быстро становятся частью их существа, сильно меняя и искажая взгляд на мир. Очкастые интереснее, глубже и мрачнее.

- К тебе, Николя, твои рассуждения относятся слабо, - возразил Александр. - Если только об искажении... Но очки - не кривое зеркало.

- Антоша, выпей! И почему ты совсем ничего не ешь? - заботливо шепнул рядом Вячеслав. - Тебе нужно выпить и успокоиться. И хорошо поесть. Ты до сих пор только слушал.

Антон безмолвно опрокинул в себя еще одну рюмку. Коньяк помогал слабо. Уходить очень не хотелось.

- Вот что, друзья, - громко и властно обратился Самохин к компании. - Давайте ненадолго оставим Антона в покое. Ему нужно время адаптироваться, освоиться в новом коллективе. Я сам о нем позабочусь. А вы займитесь своими делами. Разве вам нечего делать?

- Найдем занятия по душам! - тут же охотно поддержал его поэт. - Например, мы с Аленушкой будем читать стихи! Пошли, сестрица!

И Николай, крепко обняв Валю за плечи, увел его, спотыкающегося и жалкого, в соседнюю смежную комнату.

Идеальный мальчик Митенька, невинно хлопая чересчур длинными ресницами, снова самозабвенно увлекся фруктами. Александр, бережно, любовно поправив чисто вымытую аккуратную льняную гривку соседа, опять положил седовласую голову к нему на плечо и безмятежно задремал.

Кудрявый малыш Денисик радостно приклеился к Ивану и начал что-то страстно нашептывать ему на ухо и нежно целовать, отчего бывший заключенный удовлетворенно заулыбался еще шире.

- Мне нужно поговорить с тобой, Антоша, - шепнул подавленному Медведеву Вячеслав.

Очевидно, по его мнению, наступило время исповедей.

- Пойдем покурим. И не усложняй ситуацию, я очень тебя прошу.

Антон потерянно взглянул на него и послушно встал. Лучше всего было просто уйти - и расцветай, травка!

Так-то оно так... Только сейчас за окном осень и вся травка давно завяла, а Медведев себе больше не подчинялся: ему, видно, предначертано зависеть от других. Снова и опять.

В маленькой кухоньке, примостившись на табуретке у окна, задумчиво и отрешенно курил трубку почему-то раньше не замеченный Антоном очень высокий, беспорядочно увешанный многочисленными цепочками, остроносый человек в клубном пиджаке. Почти не обращая внимания на вошедших, незнакомец сказал удивительно красивым, хорошо поставленным баритоном, не поворачивая головы:

- Вячеслав, ведь ты не куришь! И твой новый друг тоже!

Вячеслав улыбнулся и сел возле старенького стола, заставленного грязной посудой и пустыми бутылками, усаживая рядом Антона.

- А где еще здесь побеседовать, Костя? Вроде негде. Не закрываться же в твоей изумительной ванной! Нас могут неправильно понять! - и Самохин пошловато хохотнул.

Костя полюбовался городским пейзажем за темным стеклом и неторопливо выбил трубку о подоконник. На тонкой руке блеснул дорогой тяжелый браслет.

- Ну что же, - неопределенно сказал Константин и поднялся во весь свой огромный рост, окидывая Антона острыми и пронзительными до неприятности черными глазами. - Тогда в изумительную ванную пойду я. Беседуйте на здоровье! Добивайтесь правильного понимания. Тот самый чай на плите.

И он вышел.

- Костя, пожалуйста, потанцуй со мной! Ты ведь знаешь, я обожаю танцы! - тотчас певуче капризно заныл за дверью балованный Денисик. - И подари мне свой новый шампунчик! Я такого еще не видел. И вон тот лосьончик тоже. Ну пожалуйста! Ведь я этого достойна!

Вячеслав снова ласково улыбнулся.

- Тактичен на удивление, - сказал он, имея в виду, конечно, не маленького попрошайку. - Человек поразительный. Рекомендую его тебе, Антоша. Константин - художник-график, рисует потрясающе. Хочу, чтобы позанимался с моей Ладой, да неудобно обратиться. Ему время дорого, хотя знаю: мне ни в чем не откажет. Так вот, Антон, все, что ты слышал, - правда. Тебе не нравится? А я не понимаю, почему это плохо. Что отталкивающего может быть в любви? И какое, в сущности, имеет значение пол человека? Просто несколько иной стиль и образ жизни - и больше ничего. Главное ведь - искренность, доброта, расположенность. Я думаю, ты согласишься со мной, если хорошенько поразмыслишь. Я давно наблюдаю за тобой, Антоша. Ты умен, начитан, талантлив. Ты одинок и несчастен. Прости, но это бросается в глаза с первого взгляда. Здесь, с нами, ты станешь другим. Ты совсем другим себя почувствуешь. Ты просто найдешь себя, себя обретешь, поверь мне! Я ведь довольно понятно объяснил тебе все в редакции. Ты, видимо, недопонял?

Недопонял - слишком мягко сказано. Будущий писатель вообще ничего не понял тогда. И потому сегодня оказался в полном растрепе и раздрае. Интересно, он идиот от природы или так чудовищно неопытен? Наивняк! Никакого представления о жизни. Беспомощность потрясающая... Правда, он вчера здорово нахлестался в одиночку...

Антон не отвечал, с трудом тщетно пытаясь собраться и наконец встретиться с разбежавшимися мыслями, хотя бы сейчас постичь и толком осознать увиденное и услышанное. По возможности. Правый висок ныл все сильнее. Очевидно, всерьез начиналась аристократическая болезнь пятого прокуратора Иудеи всадника Понтия Пилата. Не надо было пить...

Кто-то прошел мимо кухни и скрылся в полумраке передней. Вячеслав встал и прикрыл распахнутую ветром дверь. Потом подошел к окну и захлопнул форточку - он до смешного боялся сквозняков. В темноте звездного вечера классический картинный профиль Самохина вырисовывался особенно четко и чисто.

- Мы можем встречаться здесь или где угодно. У моих друзей всегда найдется свободная квартира, которую нам охотно предоставят, - негромко и не очень уверенно продолжал Вячеслав. - Кстати, Антон, среди моих друзей есть очень влиятельные люди. Сегодня собрались далеко не все. И они могут тебе помочь продвинуться по работе легко и быстро. Я обещаю грандиозные успехи и настоящие деньги. Ты не будешь ни в чем нуждаться, купишь наконец хорошую квартиру и машину. Я знаю, ты честолюбив и тщеславен. В этом нет ничего дурного. Как и в том, что мы делаем. В том, как мы живем. Мы никому ни в чем не мешаем... Почему ты молчишь, Антоша?

В неожиданно дрогнувшем голосе Вячеслава прозвучала нескрываемая и подкупающая тревога. Он был предельно откровенен. На все сто. И до крайности примитивен: снова достаточно лобовой подход. Многого не проси...

- Ты не молчи и не отвергай меня и моих друзей. В общем, знаешь, Антоша, у тебя ведь нет выбора, поскольку от одной половины человечества ты уже сам категорически отказался. Ну подумай! Отклоняя вторую, ты рискуешь навсегда остаться в полном одиночестве, наедине с собой. А это по-настоящему страшно, Антоша...

Кто сомневался...

Чарующая мелодия самохинского голоса...

Было мучительно сознавать, что Вячеслав прав. Прав абсолютно во всем от начала до конца. И возразить ему совершенно нечего. Хотя, наверное, нужно. Так-то оно так...

Голова на время разминулась с мыслями.

За стеной зазвучали тихие переборы гитары и пронзительный тенорок неугомонного Николая, выводившего не слишком известную песню Окуджавы:

- Наша жизнь - ромашка в поле,

Николай нальет, Николай нальет,

Николай нальет, а Михаил пригубит.

А Федот не пьет, а Федот не пьет,

А Федот - он сам себя погубит.

Антон прислушался и неожиданно для себя улыбнулся. Дай Бог воли... Что-то никак не дает. Стало быть...

Он невпопад вспомнил, как недавно Даша пыталась пристроить замуж какую-то свою неудачливую подружку, но без конца наталкивалась на глухое и ничем не объяснимое, непонятное сопротивление будущей тещи.

Наконец Даша не выдержала и напрямик поинтересовалась у матери подружки, почему она так упорно не желает воспринимать вполне приличного и достойного жениха в качестве зятя.

Ответ изумил и ошеломил Дашу.

- Дашенька, - объяснила немолодая женщина, - но ведь он Окуджаву не любит!

И сваха моментально сдалась: она тоже не могла себе представить семейной жизни с человеком, не любящим Окуджаву.

Теперь поэт лежит совсем рядом с домом Константина.

Умер - всех сразу осиротил...

- Так как же, Антоша? - с нарастающим волнением и неподдельным беспокойством повторил Вячеслав. - Что ты решаешь?

- По-моему, это благоглупости. И совершенно исключено, - с трудом пробормотал Антон.

Он попал в упоительную ловушку. Твой выбор... Осознанный и сознательный. Насильно не затащат. Да никто и не собирается. Все только добровольно.

- Но кажется, ты абсолютно прав... Вполне вероятно. А впрочем, не знаю... Я подумаю об этом завтра... Когда-никогда... По обстоятельствам.

Вячеслав шумно вздохнул.

- Ну конечно! - покладисто согласился он. - Я все прекрасно понимаю. И ты тоже понимаешь справедливость моих слов. Я никогда не обману и не предам. Да ты сам в этом скоро убедишься!

Лицемера ответственный секретарь не напоминал даже отдаленно. Так-то оно так... Волшебное всесильное искушение добротой и любовью... Соблазн слишком велик. Да и к чему здесь ненужная твердость?

Вячеслав абсолютно искренне верил в то, что говорил, и сейчас почти торжествовал, держа в руках еще одну страдающую, нестойкую, а потому такую податливую душу. Именно о ней он думал прежде всего. Нет, ни к какому Мефистофелю он и близко не стоял. Все эти воланды -. абсурд и литературщина. Сравнения не годятся. Перехлест!

Да, тайной страстью ответственного секретаря были, конечно, души. Тела - это уже прикладное, вторичное, некий непреложный, но неизменно второй план. Важный, необходимый, и однако - не основной, не самый существенный.

"Я странен, а не странен кто ж?"

- Николя, поцелуй меня, пожалуйста, на прощание! - чарующе-нежным голоском меланхолично попросил за дверью светлый мальчик. - Мы с Александром уходим...

- Бегу, Митенька! - тотчас ликующе откликнулся Николай и на ходу, пробегая мимо, пронзительно прокричал в кухню: - Эй, журналисты! Не довольно ли вам пререкаться, не пора ли предаться любви? И кстати, выпить не желаете? На посошок?

- А знаете, почему мне так трудно живется? - поделился неожиданным сообщением, просунув в кухню густо напудренную лукавую мордочку, очаровашка Денисик. - "Потому что нельзя быть на свете красивой такой..."

Юноша был окончательно и безнадежно перебалован Дроновым.

И Антон, спрятав внезапную улыбку, вдруг вспомнил дурацкий троллейбус, который привез их сегодня сюда. В жизни не бывает ничего случайного. Она продумывает все до мелочей.

После вечера у Константина Антон несколько дней прожил отстраненно, плохо понимая окружающую его действительность.

Озадаченные коллеги с недоумением переглядывались, секретарша, совершенно обнаглев и объявив, что шеф в отрубе, в открытую беспрепятственно флиртовала со спецкором. Дома Даша без конца спрашивала о здоровье и с беспокойством всматривалась в лицо мужа, который просто-напросто перестал слышать любые вопросы.

Проницательный и деликатный Самохин не появлялся. Мудрый, он хорошо знал: надо дать время обдумать и взвесить сделанное предложение. Всегда стоит предоставить возможность самостоятельно принять решение, еще раз мысленно обыграть ситуацию, чтобы постараться в конце концов не проиграть. Сумма плюсов должна превысить сумму минусов. Больше плюсов...

Эмоции, взрывы, смятение чувств в данном случае ни к чему. Хотя вообще-то они совсем не лишние.

Дальновидный Вячеслав хотел, чтобы "да", сказанное Антоном, было избрано им самим и продиктовано отнюдь не сердцем, что означало бы кратковременность, а исключительно разумом и здравым смыслом. Ожидаемое согласие уже здорово подогрето тоской по доброте и отчаянием человека, выросшего среди ненависти и злобы, воспитанного в страхе, исстрадавшегося без элементарного общения, участия и тепла. Поэтому все вполне реально. Ставку можно делать спокойно. А Даша здесь совершенно бессильна - ей ли сражаться с настоящими вожделениями и страстями?

И Самохин легко, без особого труда и напряжения выиграл битву - он был игрок хоть куда. Все ходы просчитаны заранее, любые детали учтены, мелочи безукоризненно обдуманы.

В конце недели Антон снова, во второй раз, переступил порог кабинета ответственного секретаря.

- Я ждал тебя, Антоша, - ласково и все-таки немного тревожно произнес Вячеслав, торопливо поднимаясь навстречу.

Он действительно добился своего?

- Ждал и беспокоился. Ты долго не появлялся...

Антон криво усмехнулся и поправил очки.

- Вроде бы, - согласился он, глядя в сторону. - Не так, чтобы очень, не очень, чтоб так... Мне нужно было подумать. Как только - так сразу...

... Антон на самом деле слишком многое обдумал и пережил за прошедшие несколько дней. Он потерял сон и, лежа бесконечными ночами рядом с Дашей, напряженно вглядывался в темноту близорукими сощуренными глазами, словно пытаясь в этой тьме-тьмущей отыскать наконец решение и отгадку своей будущей жизни.

Твой выбор... Очень твой.

С одной стороны, в предложении Вячеслава, неглупого, красивого, явно расположенного к Антону человека, не было ничего страшного. Особенности и странности физиологии? Даже интересно попробовать. В жизни как-никак все надо испытать самому. "Я странен.." Спид? Да это абсурд! Так-то оно так...

И душа вдруг начинала в отчаянном протесте становиться на дыбы, яростно бунтовать, противиться при одной лишь мысли о том, на что хотел толкнуть его новый нежданный приятель. Нет, не годится! Исключено! Не путай Божий дар с яичницей! Как он мог всерьез задумываться о подобной возможности? Благоглупости! Да и потом, неужели Антон с его невзрачной, неприметной, или того хуже, неприятной внешностью мог в действительности приглянуться Самохину? Дурные идеи... Дьявольщина... Просто тому нужен человек ущербный, закомплексованный, потерявшийся в сумасшедшей жизни.

Антон именно такой, и именно он необходим Самохину. Неплохо и нелишне вспомнить Валентина, чересчур похожего на Медведева. Два маленьких очкарика... Хотя разве Антон на самом деле потерялся в жизни? Он быстро, стремительно получил должность заведующего отделом. А дальше? И что он встречает каждый день дома?

Многого не проси... Кому какие выпали фишки...

Антон посмотрел на спящую рядом Дашу. Все, что может предложить ему на данный момент жизнь? Мирное беззлобное существо... Но Антон прекрасно без ее мира обойдется. Даша - давно уже не его тема. И теперь не время размышлять и анализировать, почему так случилось. Случилось - и все. Предначертано. Обсуждению не подлежит. Надо жить дальше. А как? Чем жить? И с кем?.. Без пошлости и вульгарности. Возле кого? Может быть, предложенный ему вариант...

Хочется надеяться...

Все равно в каждом дому - без исключения - по кому. Огромному и туго закрученному.

Даша что-то прошептала во сне. Светало. Горизонт становился не по-осеннему нежным и безоблачным до прозрачности. И подозрительно похожим на невинные синие очи светлого Митеньки.

В виске оживала тяжелая боль. Болезнь честолюбивых...

Антон закрыл глаза. В конце концов, что мешает ему попробовать начать новую, пусть пока довольно неясную, но во многом привлекательную и заманчивую жизнь? Слишком любопытную... В случае чего он всегда сможет от нее отказаться... Когда-никогда...

Самое лучшее - поступать не задумываясь. Кто не успел - тот опоздал.

Если быть откровенным, в последнее время Антон редко задумывался над своими поступками: так оказалось проще и спокойнее. Он давно уже не виделся ни с кем, ни с кем не общался - только на работе. И когда бесследно исчезли все его немногочисленные случайные приятели юности, знакомые по школе и университету, он тоже не осознал это сразу, и казалось, не ощутил ни горечи потери, ни чувства сожаления. Хотя терял всегда очень болезненно и с большим трудом приобретал, не дорожа в сущности ничем. Ни свободы, ни легкости, ни радости жизнь не приносила. А счастья, как известно, на свете просто не бывает.

"Дай Бог воли, дай Бог воли, остальное заживет..."

Какое отчаянное одиночество! Вокруг столько людей - и нет никого.

Бесконечная пустота... Беспредельный величественный простор Бородинского поля. Зеленый и голубой... Что это вдруг он вспомнил свое любимое поле?..

В детстве, еще при жизни деда, дача была на Рублевке. Оттуда до Бородино рукой подать. Тишина, покой и трава до пояса...

Осталось за кадром...

Восток светлел и светлел. Во сне громко засмеялась дочка.

Господи, как болит голова!.. И нет сил встать поискать таблетку...

Антону давно уже не требовались собеседники. Отнюдь. Или он так умело и ловко обманывал себя? Чтобы выжить... Здесь годятся любые средства. Увлекательный когда-то диалог с самим собой - удобный и простой способ существования - незаметно превратился в бесконечный внутренний монолог, обернувшийся сплошным навязчивым кошмаром. Зарез... История его болезни...

Совсем недавно Антон вдруг догадался: ничего особенного в жизни он не достигнет. Внезапное неприятное открытие ударило слишком больно. Подумаешь, завотделом! Сухой остаток... А дальше-то что? И не достигнет он ничего потому, что за все на Земле нужно бороться, биться тяжело, неистово, долго, с полным напряжением сил и нервов. Зачем? И хватит ли у него терпения и мужества? Пожалуй, нет.

"Дай Бог воли..." Что воля, что неволя - все равно...

Вот в чем фишка: он не боец, и надо честно самому себе в этом признаться. А мир жесток и безумен.

Тогда, может быть, оставить все, как есть? И расцветай, травка! Разве ему плохо? Просто замечательно! Ведь все имеется: дом, уют, забота... Даша... Деньги, работа, в конце концов. Немало по нынешним временам. А любовь? Да люби себя сам, пожалуйста, на здоровье. Никто мешать не будет. Вон - детская фотография всегда в кармане. И правильно - кого же еще обожать? Пусть каждый любит себя сколько угодно, каждый пусть носит сам себя на руках , бережет себя и лелеет. О такой любви упорно твердил и Самохин. Как шло - так и ехало.

Антон в глубине души давно себя жалел, но по-своему, довольно странно, с непонятной, необъяснимой отстраненностью, как жалеют увиденного на улице бездомного котенка или щенка, но в дом не берут.

Медведев считал, что работа и возможная карьера - не просто попытка самоутверждения, а основа существования, единственная реальность. Все остальное - наносное, лишнее, страдающее. Об этом "остальном" можно жалеть, но основываться на нем не стоит, и строить свою жизнь, опираясь на чувства, нельзя. У жизни должны быть иные, более прочные, подлинные, ненадуманные основы.

Но всемогущий Самохин перевернул все вверх дном, легко и спокойно опрокинул прежние четкие представления Антона, доказав, что на самом деле он до сих пор жестоко заблуждался и всегда мечтал только об одном - о большой и настоящей привязанности. И наносным, выдуманным оказалось все остальное. Необходимым, как плейер носорогу.

Для осуществления мечты нужна была самая малость, совсем пустяк: лишь переступить порог кабинета ответственного секретаря. И все. Переступить - и больше ничего. Рубикон останется позади.

...Так началась новая жизнь. Удивительно, фантастически прекрасная. Даже не верилось, что она вероятна среди погрязших в содомских грехах и пороках, забывших о Боге людей. "Надежды маленький оркестрик под управлением любви...". По определению Дронова.

Глубоко неверующий, закоренелый, злостный атеист Медведев с изумлением порой думал, что если Рай на Земле возможен, то Антон находится сейчас именно там. Кощунственность мысли нисколько не ужасала и почти не удивляла, а наоборот, безупречно входила в правила игры.

Алиса в стране чудес...

Даша с плохо скрываемым замешательством и беспокойством наблюдала за резкими непонятными изменениями мужа. Нет, к дому он, конечно, не прилип и бывал здесь еще реже, чем раньше. Но отношение к жене и дочке из откровенно агрессивного, враждебного стало равнодушно-вежливым, вполне терпимым. Иногда Даша даже ловила слабый промельк внезапно доброй улыбки сквозь толстые, маскирующие глаза мужа стекла очков.

Даша недоумевала, не понимая, радоваться ей или подозревать самое худшее. Зато мать и бабушка Антона мгновенно преобразились, отдыхая душой в столь редко выпадающем на их долю покое и мирном воздухе дома, в долгожданной и почти нереальной тишине, которой, казалось, в семье никогда не наступит.

Изменилась и перестала бояться отца и маленькая Алина, тоже тонко почувствовавшая совсем иную атмосферу в квартире Медведевых.

Однако неясные, неважные подозрения продолжали тревожить Дашу: Антон теперь не просто, как раньше, засиживался допоздна на работе. Он начал исчезать из дома на субботы и воскресенья, на праздники, часто не приходил домой ночевать...

Даша давно не тешила себя никакими иллюзиями. Всякая близость с мужем оборвалась, едва начавшись, как мини-юбка, довольно давно. Никаких разговоров и выяснения отношений Антон терпеть не мог, и любые попытки его разговорить всегда заканчивались яростным криком и взрывом ненависти к жене. Повторять прежние ошибки не хотелось. Поэтому Даша потихоньку самоустранилась, замкнулась, осталась наедине с собой и дочкой, только начинающей осмысливать и постигать действительность.

Мысль о разводе не занимала Дашу ни на секунду. Самым тяжелым в ее положении оказался немудреный и уже не требующий никаких доказательств ответ на часто безмолвно задаваемый Антоном вопрос: почему она выбрала озлобленного депрессивного юношу в очках? И почему захотела остаться именно с ним? Что их связывало? Да в сущности, ничего...

Жизнь замешана на парадоксах: Даша когда-то по-настоящему любила Антона. Несколько лет назад она безоглядно влюбилась в его очерки, зарисовки и репортажи, написанные талантливой и свободной рукой. Это было на редкость своеобразное перо. И даже сейчас, когда стена, выстроенная между ними Антоном, явно не собиралась рушиться по примеру берлинской, Даша не представляла своей жизни без него.

Потому что без Даши существование Антона станет невыносимым, невозможным. Ему без нее не выстоять.

Резкий, порой беспощадный и безжалостный, жестокий и грубый Медведев на самом деле беззащитен и беспомощен. На редкость слаб. И нуждается в доброте и опоре больше, чем другие, с детским упрямством и злобой отвергая Дашину помощь. Когда-нибудь пройдет. Либо не пройдет никогда...

Все равно Даша не сможет оставить его на произвол судьбы - бабы взбалмошной, непутевой и ненадежной. Ее произвол чересчур непредсказуем и часто несправедливо суров. А Дашу потом насмерть замучают навязчивые видения. И страдания Антона станут ее страданиями, его муки превратятся в Дашины и перельются через край... И тогда ей наверняка не устоять. А устоять им обоим необходимо.

И вообще она думает прежде всего не о нем, а о себе и о дочке. О семье. Какой-никакой... Нормальный естественный эгоизм.

Медведеву действительно очень повезло с женой. На все сто. Так-то оно так... В самой глубине души он отлично понимал это. Но опускаться на ее дно не было никакого смысла.

Антон встречался с Самохиным чаще всего на квартире Константина, человека одинокого, вольного, постоянно где-то блуждающего и навещающего друзей и приятелей, которых у него было видимо-невидимо.

Странное жилище художника с яркими абстрактными полотнами на стенах бесконечно восхищало Антона загадочностью и оригинальностью и почему-то пробуждало неясную, безотчетную тревогу.

Внук известного политического деятеля, Константин, немногословный и замкнутый, ничем не бравирующий, старающийся избежать своего привилегированного положения, тщетно его скрывающий, все равно всегда оказывался в выигрышной ситуации.

Благодаря родственным связям ему неизменно удавалось легко, без всякого труда, избежать больших бед и сложностей. На его не слишком невинные шалости, забавы и увлечения, отнюдь не редкие шумные ночные пьянки и тесное общение с торговцами наркотой милиция смотрела сквозь пальцы, что беспрестанно мучало Константина и заставляло по-настоящему страдать. Зато именно его квартира отличалась абсолютной безопасностью.

- Удивительно честная, открытая, искренняя натура, - с уважением отзывался о нем Самохин. - Знаешь, Антоша, на свет редко рождаются такие ранимые и совестливые люди. Просто одна большая рана вместо души. Я даже не понимаю, как он живет. Постоянно прячется в раковину... Боится, что ударят. А еще, думаю, ему помогают наши общие и его личные, мне неизвестные друзья.

Вероятно, это была правда. Хотя Вячеслав сильно идеализировал своих приятелей. Но они теперь точно так же выручали и Антона, вцепившегося в Самохина и его компанию, как в свое единственное, и, возможно, достаточно сомнительное спасение.

Тонущему человеку совершенно безразлично, дерьмом или кремом перемазана протянутая рука. Не все ли равно? Лишь бы протянули когда-никогда...

Опытный Самохин, столь прохладный на первый взгляд, убедительно и элементарно доказал самые простые физиологические истины, до которых Антон вряд ли бы добрался собственным умом.

Оказалось, что Даше не хватало самой малости: ей недоставало всего-навсего тех же рук. Недогадливой жене давно нужно было побыстрее пересмотреть свои отношения с действительностью.

Да, главное все-таки в женщине - руки. И подругу выбирать себе нужно ни за красоту волос, ни за вышину груди, ни за тонкость талии и длину ножек, ни за улыбку и даже ни за ум, доброту и покладистость. Пусть у нее будут только умелые пальцы! Что же за баба без рук?! Без рук хороша только Венера.

Ловить на глазки можно сколько угодно: много не поймаешь! Перспектива сомнительная. На губы - значительно теплее, почти горячо, но тоже не самый оптимальный вариант.

Да и русские сказки настойчиво, с дурной навязчивостью проповедовали одну и ту же идею: все всегда делалось руками либо царевны-Лебедя, либо царевны-лягушки. Ну на худой конец, щуки или золотой рыбки. А мужик лежал себе на печи или пребывал в покое и безмятежности в царских палатах. Кто сомневался...

Жизнь приобрела совсем иной смысл и какое-то новое содержание. Тема существования стала другой. Очень другой... И поистине неисчерпаемой.

Вячеслав и его приятели с искренней радостью встречали каждую новую публикацию Антона, а в редакции его работы все острее и яростнее критиковали на летучках.

Объяснения типа "Завидуют!" Медведева не устраивали - слишком примитивно! - и он прибегал к излюбленному отрицанию "Не годится!"

Не годилось абсолютно все: мнения, формулировки, его собственные материалы, редакция и он сам, в конце концов.

Проницательный и чуткий Вячеслав, всегда старавшийся по возможности сгладить редакционную, накалявшуюся день ото дня атмосферу, в разговорах с Антоном попросту обходил молчанием очередные выпады коллег в его адрес, словно их не существовало вовсе.

Не помогла и откровенная защита Самохина на одной из летучек: редакция бросилась в атаку еще озлобленнее, еще агрессивнее, нападки участились, стали мельче, злее и порой выглядели даже убогими до глупости, просто-напросто лишенными всяких серьезных оснований и аргументации.

Похоже, именно теперь неожиданно изменившийся, более мягкий Медведев однозначно не подходил редакции - здесь чутко уловили перемены и метнулись в вечный бой, сгорая от нетерпения и желания отомстить за прошлое, припомнить все медведевские грехи и прегрешения. Нечаянно исчезли или сломались очень важные детали - постоянные его злоба и ненависть, без которых, как ни странно, продолжать прежнее бытие стало невозможно. Не выгорело... Сплошной негатив.

- Не удовлетворяешь ты редактора, Антоша, - задумчиво и абсолютно справедливо заметил как-то вечером отнюдь не склонный даже к плоскому юмору Вячеслав.

- А ты считаешь, стоит попытаться? - усмехнулся Антон и, прищурившись, внимательно, с ног до головы осмотрел Самохина. - Едем дальше - едем в лес... Если не возражаешь, можно попробовать. Милое дело! Устраивает? А вдруг это тот самый выход? Не исключено!

Деловое предложение Вячеслав предпочел не услышать.

- Главное, не усложняй ситуацию и ничего не выдумывай! - разумно посоветовал он. - Что-что, а усложнять ты умеешь. Как у тебя ловко получается! Всегда все кувырком!

Да, в редакции Самохин помочь не мог. Зато он легко, в мгновение ока, с помощью какого-то друга из издательства, устроил ошеломленному бешеными темпами Медведеву книгу рассказов и очерков. Появление сборника вызвало новый взрыв негодования в редакции и бурную неподдельную радость друзей Вячеслава, а теперь уже - и Антона.

Обрадованы, конечно, были бабушка и мать. Только Даша, взявшая в руки книгу с искренним удовольствием, отложила ее, не дочитав, и посмотрела в глаза мужа пристально, изучающе, с нехорошим интересом, от которого поползли противные мурашки по спине и неприятно похолодели кончики пальцев.

Казалось, Даша безмолвно спрашивала у Антона: что случилось? Почему ты стал так плохо писать, так поспешно, так небрежно? Ты ведь не пишешь, а отписываешься, Антон, ты потерял себя, свое лицо, свой почерк, яркий, четкий, самобытный когда-то. И кто сделал тебе, Медведев, откровенно слабую книгу, оказав медвежью услугу? Какой-такой добрый дядя?

Дашке всегда больше всех надо! Да разве он нуждается в ее дурацких советах? Нужны, как бомжу визитка... Что-то ты потихоньку меняешься, дочка станционного смотрителя!..

И Антон исчез из дома на три дня. Три дня он беспрерывно пил, празднуя выход своей первой книги, то в квартире Константина, то в грязной душной комнатушке Ивана, то в шикарных, увешанных коврами апартаментах Александра, тесноватых от дорогой мебели и роскошного белого рояля, к которому не хотелось прикасаться даже пальцем - столь хрупким и чистым он казался.

Антона чествовали, поздравляли, дружески хлопали по плечам. Его очерки зачитывали вслух, по-детски непосредственно радуясь любой находке и остроте, каждой удачной фразе, мало-мальски интересному образу.

И Дашин молчаливый вопрос, кажется, был напрочь забыт, вычеркнут, затерт в памяти, хотя порой где-то далеко, в тайных укромных уголочках сознания просыпалась неуместная боль, пронзительная, страшная, напоминающая о прозрении, иной правде, другом откровении... Это страдание нельзя было ни умилостивить, ни залить вином, ни заласкать любовью.. Здесь были не властны ни новые друзья, ни сам Вячеслав.

Но тут Дронов бодро и проникновенно запевал, перебирая гитарные струны, своего любимого Окуджаву:

Подходил с робкой, заискивающей улыбкой Валя Аленушкин или приклеивался с нескончаемыми поцелуями умоляющий с ним потанцевать очаровашка Денисик, и боль отступала, уходила, затихала на время. Затаивалась.

Оставалась только зарубинка. Четкая. Жесткая. Глубокая. Навсегда.

...Однако Вячеслав обладал значительно большей силой и могуществом, чем думал Медведев.

Как-то под вечер Самохин вызвал Антона к себе в кабинет и с непонятной торжественностью сказал, прогуливаясь по ковру и тщетно приглаживая ладонями непослушные пышные красиво и стремительно седеющие волосы:

- Сегодня, Антоша, тебе надо обязательно быть у Александра часиков в семь. Митенька по моей просьбе приведет очень интересного и нужного для тебя человека.

Привычно-чарующая мелодия самохинского голоса...

- Не понял... Для меня? - Антон снял очки, задумчиво потер переносицу и поднял на Самохина уставшие удивленные глаза. - Как-никак я нынче ни в ком особо не нуждаюсь. Это однозначно.

Что еще там спроворил Вячеслав? Что затеял на сей раз?

- Ты ошибаешься, Антоша, - мягко возразил он и опустил ласковые пухлые руки приятелю на плечи. - Всегда нужно упорно шагать вперед, а здесь, в этой редакции, тебе тесновато и душно. Да и кто тебя здесь поймет, кроме меня да Валентина? А сейчас в Москве стоит вопрос о смене главного редактора в одном молодом и перспективном толстом журнале. Я просил Митеньку помочь.

- А при чем здесь Митенька? - снова удивился начинающий нервничать от непонимания и нехороших подозрений Медведев. - Ведь Дмитрий всего-навсего фотограф, хотя, безусловно, довольно талантливый. И давай лучше оставим его за кадром.

- Я объясню, Антоша, - так же мягко отозвался покладистый Вячеслав. - Все очень просто: Митенькой уже несколько месяцев серьезно интересуется Терентьев, один из...

- Тут нечего объяснять: я отлично знаю, кто такой Терентьев! - резко перебил, едва сдерживая неистовую вспышку, Антон. - Значит, именно он придет сегодня вечером? К Митеньке? В квартиру Александра?! Это мило! И удивительно своеобразно!

- Именно, - благодушно подтвердил Самохин, словно не заметив грубости бешеного друга и тонко придерживаясь безупречной политики соглашательства. - Ты умен и догадлив.

- Да что ты говоришь?! Как интересно! Спасибо за любезность! Но, видимо, не настолько, чтобы до конца понять происходящее! - вновь желчно оборвал Самохина нервно покусывающий губы, готовый в любую минуту безудержно взорваться Медведев.

На щеках зацвели багровые пятна.

- Например, один веселенький пустячок: как же обстоит дело с Александром? Ведь Митенька, насколько мне известно, довольно давно его единственный и любимый, просто обожаемый бой-френд. Александр безумно, фанатично к нему привязан. Как он говорит - трагически! Такой забавный незначительный нюансик!.. Укатайка! Или ты не в курсе?

Антон с огромным трудом пытался взять себя в руки, сознавая всю тщетность своих усилий и все-таки отчаянно стараясь чудом удержаться на грани настоящего срыва. Исступление - медведевский конек. Да пропади оно пропадом с Терентьевым заодно!

Самохин уселся в кресло и заглянул прямо в злобные глаза друга, что он делал нечасто, вызывая вполне обоснованные подозрения об упорном нежелании откровенничать. Да, он был очень скрытным человеком, в свои мысли никого старался не посвящать, но Антон почти не задумывался и не размышлял об этом.

- Я уже не раз говорил тебе, Антоша: беспокоиться о чужих судьбах, тебя не слишком касающихся, в принципе не стоит, - неторопливо начал Вячеслав. - Ну что тебе за дело до отношений Александра и Митеньки? Я их тоже очень люблю, но в данном случае они сами прекрасно разберутся: люди взрослые и вполне самостоятельные. Ты совершенно напрасно снова взвинтился. Почему тебя тревожит непостоянство моих друзей? Это для них вполне естественно, всегда в рамках определенной нормы нашей жизни. Мы все равно всегда остаемся вместе. Вспомни, как долго ты не мог избавиться от мысли о Валечке Аленушкине, которому, в сущности, очень неплохо сейчас под крылом у Николая. Ты ведь знаешь, Дронов обожает опекать мальчиков и помогать им. Это добрейшая душа и милейший человек. Щедрый и великодушный. Он устроил жизнь Митеньке, а потом бескорыстно, ничего не требуя взамен, одарил им Александра. Он воспитал Дени, и он сейчас скует судьбу Валечки на диво гладко и складно. Лучше не получится ни у кого. А тебя до сих пор надо убеждать в том, что Валюша ничего не потерял, перестав встречаться со мной. Кстати, в своей помощи я ему и сейчас не отказываю. Если что нужно...

Ну конечно, добрейший Дронов, щедрая душа, великодушно, ни за что ни про что подарил френдика Митеньку Александру... Отдал в хорошие руки!.. Звучит исключительно мило, просто неподражаемо!

- Вот именно не отказываешь! - наконец не выдержал и, больше не владея собой, яростно сорвался на крик Антон.- Думай, что говоришь! Очень думай! Ты просто несешь несусветную дичь! Вечно дурацкие идеи! Непоймешник! Какая-то фиолетовая жуть! Вы запрограммировали непостоянство и возвели его в ранг закономерности! Вот в чем фишка! А тебе не кажется, что в этом законе есть нечто противоестественное? Пойми, наконец, измена как таковая нигде и никогда не может быть нормой жизни! Это не игрушки! Не путай легкие с яйцами! И перемены мне нужны как соловью консерватория!

Резко выпалил и тут же осекся: так-то оно так...

А разве не было ничего противоестественного в самих этих отношениях? И ему ли рассуждать о морали и нравственных принципах?.. Опять он в пролете, по нулям... Взбеленился... Вячеслав снова абсолютно прав. Сиди и не чирикай... Даже не возникай... Возьми голову в руки...

Но Самохин только едва заметно усмехнулся.

Его привлекала как раз необузданность, безудержность, безоглядность чересчур эмоционального Антона. Всегда готового взбрыкнуть...

Тихий Валя Аленушкин не мог тягаться с медведевской во всем переходящей всякие границы беспредельной нервной чувственностью. Когда-то проницательный Самохин тонко угадал и точно вычислил столь необходимую ему особенность Медведева...

- Ты начал ревновать, Антоша, - вполне резонно и справедливо заметил Вячеслав. - Это мне и нравится, и нет. Боюсь, как бы ревность и вспыльчивость не принесли тебе слишком много страданий. Мне не хочется, чтобы ты изводил себя и терзался. Муки вообще не по твоей части: ты чересчур легко ломаешься. А потом, неужели тебя не прельщает новая роль - главного редактора столичного журнала? Ну рассуди: ты сможешь сам, своими руками сделать ежемесячное издание! Ведь это прекрасно! Знаешь, вот я делаю газету, вижусь с тобой, с друзьями - и я счастлив!

Чарующая мелодия самохинского голоса...

Антон внимательно исподлобья взглянул на Вячеслава, моментально остывая.

Мысль о редакторстве его еще никогда не посещала. Ну да, одно дело - неплохой репортер, вероятно, даже талантливый очеркист, заведующий отделом, но главный редактор...

А может быть, это перехлест? Не зарвался ли он, не пошел ли на поводу у всесильного Вячеслава, желающего ему, конечно, только одного добра?..

Но Самохин смотрел так доброжелательно, так ласково, так задумчиво... И каждая сосиска хочет стать колбасой...

Антон лишь неловко дернул головой в знак согласия и устало бормотнул, тупо уставившись в пол:

- Ты постоянно придумываешь не пойми что... Вечные благоглупости... Я буду в начале восьмого. Раньше не получится - некому подписать полосу. Как только - так сразу...

В половине восьмого пунктуальный Антон позвонил в дверь Александра.

Открыл мальчик-подарок Митенька и обольстительно глянул сногсшибательными неизменно бесстрастными глазищами. Льняные прядки с продуманной пленительностью рассыпались по хрупким плечикам.

- А мы очень тебя ждем, - обезоруживающе искренне объявил прелестный бой-френдик, кокетливо взмахнув длинными, явно накрашенными ресницами. - Евгений давно приехал и поет вместе с Сашей.

Антон опешил: он не ослышался? Терентьев уже поет с Александром? Быстро же они спелись, в один момент! И все это в порядке вещей?!

Светлый Митенька легко догадался о смятении Антона.

- Don't worry, please. Take it easy, - прошептал англоговорящий бесхитростный френдик, нежно покраснел и потупил невинные синие очи. - Пришел Дени, а он давно уже нравится Саше. You see ... Обыкновенный чейндж... В натуре. Так что у нас полный о'кей! Really... И будет хэппи энд. Как обычно. As a rule...

Антон скрипнул зубами и вошел в комнату вслед за неторопливо плывущим впереди на высоких каблуках светлым Митенькой. Здесь на самом деле царил настоящий о'кей, настойчиво стремящийся к полному хэппи энду.

Облокотившись о рояль, стоял невысокий полноватый человек с приятным круглым лицом и старательно пел под аккомпанемент как всегда элегантного, рассеянного и полуотсутствующего Александра. Звучала завораживающая волшебная мелодия Шварца.

Кудрявый малыш Денисик в футболке цвета летнего неба с яркой крутой надписью "I want" - где только достал такую? - устроился в позе йога на ковре возле ног Александра и, пытливо, лукаво посматривая по сторонам, с детским удовольствием сосал жвачку. Николай и Валя Аленушкин расположились в укромном уголке и обнимались, не видя и не слыша ничего вокруг.

Самохин сидел у журнального столика и подчеркнуто внимательно, почти с благоговением, от неестественности которого Антона передернуло, слушал пение Терентьева.

Тихо позвякивали бутылки и бокалы.

Митенька-подарок грациозно протянул Антону апельсин и обворожительно улыбнулся. All right? Перед врожденным обаянием, деликатностью и подкупающей невозмутимостью светлого мальчика устоять было невозможно. Медведев не смог подавить невольную ответную улыбку.

Вячеслав молча указал глазами на диван рядом с собой. Антон нехотя примостился возле и тут же замер в напряжении, хотя пока все смотрелось действительно очень хэппи. И пел Терентьев довольно сносно, а Александр порой меланхолично вставлял две-три фразы, словно невзначай, и опять умолкал, высоко закидывая красивую породистую голову на длинной тонкой шее.

Репертуар директора одного из самых преуспевающих частных издательств Москвы оказался на удивление широким. Антон с изумлением обнаружил, что Терентьев любит и понимает музыку.

К ней в последнее время под влиянием новых друзей Медведев привязался по-настоящему, хотя тяготел и раньше. Он впервые осознал все величие и тонкость этого искусства: именно оно, может быть, единственное, доходило до человеческой души по прямой, без всяких преград в виде эрудиции, интеллекта, определенной подготовки.

Музыка творила с сердцем журналиста подлинные чудеса, заставляя порой совершенно забывать об окружающем. Она научила отрешаться и уходить в загадочный, таинственный мир детских грез, фантазий и неведомых прежде чувств. Антон наконец постиг тончайшие музыкальные нюансы, тона и полутона, переливы, перепады настроений и эмоций.

Правда, он упорно не видел и не понимал, точнее, упрямо не желал замечать, что именно музыка, пробуждая здесь сентиментальность и чувственность, давно стала могучим и сладострастным орудием в руках тех, кто стремился к вожделенной власти над жаждавшими этого душами. Наркота... Мнимая незаявленность четко сформулированных желаний.

Попадая на музыкальные вечера Александра, Антон полностью отключался от действительности, вычеркивал ее на долгое время. Не хотелось ничего делать, даже двигаться. Только слушать и слушать, и сидеть неподвижно с бокалом в руке, без остатка исчезая и утопая в звуках. Его всерьез очаровал иной, незнакомый, неизведанный доселе мир. Увлекающаяся натура...

- Очень интеллигентный человек, - тихо сказал рядом, имея в виду Терентьева, Вячеслав. - И ради нашего Митюши готов на все. А Митенька тебе поможет...

Антона снова покоробило. Он передернулся, нервно прикусил губу и в бешенстве швырнул на стол апельсин.

Почему мальчик-снегурочка должен ему помогать? Или тоже проявляет интерес? Неужели он, неловкий, маленький, некрасивый, мог приглянуться фарфоровому блондинчику? Абсурд, идиотизм! Не в дугу...

- Митенька это делает для меня! - прошептал догадливый, просто читающий мысли на ходу Самохин, спокойно задерживая стремительный маршрут оранжевого шарика.

Еще не легче! Значит, светлый Митенька и Самохин? Дьявольщина! Новый умопомрачительный расклад! У них всегда есть чем развлечься! Не понос, так золотуха... А как же Терентьев? А Антон, наконец?!

- Зря мучаешься! - шепнул проницательный Вячеслав. - Опять глупостями себя изводишь! Ищешь там, где ничего нет... Не придумывай лишнего!

- Браво! Это круто! Мне ужасно, ужасно понравилось! - звонко закричал юный Денисик и захлопал длинными ладошками с ярко-лиловыми ногтями.

Надо же было размалеваться таким лаком!

- Не то что надоевшие видаки с вашими занудными "присциллами", "ста днями" и "ночными прикидами"! Хотя там тоже есть очень хорошенькие мальчики... Особенно тот, в черных чулочках! Помнишь, Митюня? А давайте теперь все время устраивать разные концерты! Я тоже хочу петь и играть на гитаре! Ты ведь не против, Саша, и, конечно, меня научишь?

И очаровашка, капризно выпятив пухлые губы, кокетливо положил кудрявую головку на колено пианиста, посмотрел лукавыми глазками и ласково потерся точеным напудренным носиком о мягкую шелковую ткань брюк.

Александр, словно во сне, не замечая своего собственного жеста, рассеянно опустил руку на буйные, непокорные, умело завитые кудри.

- Не против, дружочек, - ничего не выражающим для Антона тоном меланхолично произнес он. - Даже наоборот, одобряю хорошую идею. С одним лишь условием...

- Опс! - тревожно выпалил Дронов и на мгновение ослабил свои тесные объятия, оторвавшись от Валентина.

Фарфоровые мальчики переглянулись и моментально насторожились, странным образом уловив в обычной для Антона интонации Александра нечто подозрительное и нехорошее. Неужели так отлично заранее обдуманный во всех деталях чейндж может сорваться? Но почему? Розовые щечки слегка побледнели.

- Елы-палы! - недовольно протянул малыш Денисик.

Терентьев тоже застыл, смяв широкую улыбку и с тревогой ожидая продолжения фразы. Вячеслав беспокойно зашевелился на диване.

Нет, что угодно, но только запланированный хеппи энд...

- Ужасно второй день болит печень... С одним лишь условием, - нараспев, с отсутствующим видом повторил Александр. - Но обязательным. Все-таки у меня рак... Или камни. Мой юный друг Митенька должен постоянно приходить ко мне вместе с Евгением и сидеть возле меня рядом с Дени...

Всего-то навсего?! Да мало ли у кого какие заскоки... "Я странен..."

Самохин облегченно шумно вздохнул. Терентьев радостно улыбнулся, а синеглазый бой-френд на редкость энергично, с удовольствием взмахнул трехсантиметровыми ресницами.

-Yes, of course, Саша! О'кей! - удовлетворенно пропел мальчик-снегурочка, опускаясь на ковер рядом с кудрявым малышом и неожиданно впадая в несвойственную ему патетику и стилистику.

Очевидно, взрослел на глазах.

- Мои лучшие дни давно принадлежат тебе! Ты прекрасно знаешь. Распоряжайся мной как своей собственностью и дальше! You see, I'm for you as a rule. And forever surely!

Умненький светлый мальчик мгновенно сообразил, что Александр просто хочет безошибочно вычислить, точно заметить минуту охлаждения Терентьева (а в том, что она рано или поздно наступит, он не сомневался!) и тут же вернуть себе любимую мордашку. Ее преподносят только на время . .. Пока неопределенное.

Ребенок напрокат...

И Митенька-подарок нежно обвил длинными руками с готовностью к нему прильнувшего очаровашку Денисика, спутывая пушистые локоны и льняные пряди, а заодно крепко прижимаясь к острому колену музыканта, словно припадая к его ногам.

Да, синеглазый чаровник был по-настоящему смышлен, артистичен и талантлив от природы. Белокурая бестия... Мальчик для этой жизни. And for love. Легкий в ведении, как говорят танцоры.

И вдруг залюбовавшегося им Антона обожгло: он внезапно заметил (проклятая его близорукость и ненаблюдательность!), что оба фарфоровых отрока сегодня в колготках, в тех самых, мерзких, блестящих, мерцающих... С чем там они? Ах, да, с лайкрой! Вспомнил наконец!

Медведев в отвращении содрогнулся и хотел резко встать, но тяжелая, необычно грубая рука Самохина буквально придавила его колени к дивану.

- Выпей, Антоша! - привычно шепнул Вячеслав. - Тебе надо расслабиться! Вечно у тебя какие-то драматические коллизии! Всегда все кувырком! Что еще у нас стряслось? И не засматривайся на Митюшку!

Не отвечая, Антон безропотно автоматически повиновался, в душе проклиная себя за безволие и бесхарактерность: нехотя оторвался от обворожительного видения и опрокинул в себя бокал.

"Дай Бог воли, дай Бог воли, остальное заживет...". Что воля, что неволя - все равно...

Потом снова пили, ликовали без всякого повода, без конца обнимали друг друга...

И ласковый бой-френдик Митенька в сверкающих, плотно сжимающих его стройные ножки колготках, слишком часто, потупив ясные, застенчивые очи, шептал что-то на ухо млеющему от восторга и блаженства Терентьеву.

И милая липучка Дени целовал то равнодушно-рассеянного Александра, то бесстрастного Вячеслава, то злобно-возбужденного Антона и всех подряд просил с ним потанцевать...

И Дронов в конце концов с великим трудом заставил себя отодвинуться от Аленушкина и завел свое излюбленное:

Дай Бог легкого похмелья

После долгого стола...

Сквозь обволакивающую волшебную дымку привычного в последнее время опьянения Антон видел, как к Терентьеву несколько раз подсаживался Самохин, о чем-то то ли говорил, то ли просил, то ли в чем-то убеждал издателя. Вероятно, это касалось именно Медведева, но ему стало абсолютно все безразлично: голова на время разошлась с мыслями. Потребовалось немедленно, любым способом освободиться от невыносимо тяжелого нервного напряжения, непомерного эмоционального груза, граничащего сегодня с настоящим изнеможением и бесконечной усталостью.

Не обращай внимания... Сиди и не чирикай... Устраивает? Чего там еще требуется твоей суетной душе? Разве что коньяк... И чем больше, тем лучше.

Медведевское будущее только что превратили в козырную карту, которую спокойно и дерзко бросили на кон и безупречно разыграли в пользу будущего редактора так удивительно четко и абсолютно точно заранее рассчитавшие и вычислившие все ходы замечательные игроки. И неважно, что разменной монетой служили души и судьбы: все без исключения продумано, оговорено и учтено.

На его глазах чересчур откровенно и безукоризненно тонко разменяли чудовищно огромные ставки: и никто ни в чем не ошибся, нигде ни на миг не оступился. Ситуация ни разу не вышла из-под контроля. Роли были поистине великолепно отработаны и отрепетированы: да, Антон имел дело с профессионалами - сильными, бесстрашными и опытными игроками.

Или он опять драматизировал события? Все значительно проще: обыкновенный чейндж по определению Митеньки. В натуре. Ничего особенного, мило и симпатично... Устраивает всех.

Ближе к ночи, когда удалились, по-прежнему обнимаясь, Дронов с Аленушкиным, когда вдоволь нацеловавшийся, натанцевавшийся и напившийся "Мартини" малыш Денисик мирно заснул, уютно свернувшись изящным кудрявым клубочком на ковре у ног все так же меланхолично наигрывающего и напевающего с отсутствующим видом Александра, Самохин, сидящий теперь рядом с Терентьевым, заботливо поманил пальцем Антона. Он пересел, искоса поглядывая на процветающего книгоиздателя. Сейчас в нем можно было угадать лишь бесконечно счастливого, влюбленного и любимого человека, наслаждающегося жизнью и блаженно принимающего ее весьма щедрые дары. Достаточно посмотреть...

Светлый Митенька, с аппетитом безмятежно поглощающий несметное количество апельсинов и бананов, явно тяготеющий к вегетарианству и фруктово-овощной диете, только лениво и бесстрастно хлопал ресницами возле Терентьева, изредка исподтишка внимательно наблюдая за поведением Александра.

Вероятно, стремительно взрослеющий смышленый бой-френдик - всеобщая голубая мечта! - ощущал теперь определенную немалую ответственность за судьбу оставленного им на время музыканта.

Да оставленного ли на самом деле?.. Или только для отвода глаз?.. Для излюбленного хэппи энда...

Не морочат ли просто здесь с таким совершенством друг другу головы?

- Евгений хочет поговорить с тобой, Антоша, - осторожно начал Самохин, слегка побаиваясь непредсказуемого выверта психованного Медведева. - Хотя в общем все уже решено... Осталось немного обсудить кое-какие детали, мелочи. И ты можешь приступать к работе. А ее немало, Антоша...

- Да-да, - машинально включился в разговор Терентьев, даже не взглянувший в сторону Антона.

Внимание издателя было целиком поглощено белокурым тоненьким мальчиком в колготках, по обыкновению милым и скромным, с удовольствием купающимся в лучах будущей пылкой, столь греющей его сегодня любви.

- Конечно, конечно, - рассеянно повторил Евгений, совершенно не слушая окружающих, - абсолютно правильно. Вот моя визитка, и я жду вас завтра у себя к одиннадцати. Можно без звонка. Секретарша предупреждена.

Да, светлый Митенька неподражаем. И удивительно легок в ведении. Кто сомневался...

Антон неловко кивнул и взял визитку. Расцветай, травка! You get what you want...

Новая упоительная жизнь продолжалась, закручивая очередной головокружительный виток.

Через две недели Медведева утвердили главным редактором журнала, что ошеломило и редакцию газеты, и мать с бабушкой, и особенно - Дашу, которую уже давно не покидало смутное, неотвязное и все усиливающееся чувство тревоги и безотчетного страха.

Но рубикон снова был перейден, и Антон приступил к редакторским обязанностям, внутренне собранный, ликующий и готовый работать двадцать четыре часа в сутки.

Сначала пришлось именно так.

Надо было с ходу вломиться в чудовищную нагрузку и идти до конца. Однако работоспособного, тщеславного, честолюбивого от природы Медведева это нисколько не смущало и не тревожило. И все-таки он оказался в пролете: сразу стало довольно трудно выкраивать время для привычных встреч с Вячеславом.

И тот не замедлил оскорбиться и предъявить свои неотъемлемые права.

Подняв трубку телефона, номер которого знали только самые близкие люди, Антон услышал немного обиженный холодноватый голос Самохина и мгновенно расцвел алыми пятнами, напоминая малыша Денисика, в последнее время неумеренно увлекающегося румянами.

Хорошо, что никто не видел в этот момент главного редактора.

- Я понимаю, что ты сейчас очень занят, Антоша, - стараясь сохранить привычную мягкость интонации, заговорил Вячеслав. - Надеюсь, временно. Но все же, согласись, некрасиво даже не звонить целую неделю...

- Ты прав, Слава, - поспешил согласиться Антон. - На все сто! Как всегда... Я очень виноват перед тобой, но просто вымотался до предела. Приезжаю домой и буквально падаю до звонка будильника. Хочется только рухнуть. Полный облом! Фиолетовая жуть! Даже не помню, какое у нас нынче время года на дворе... Не подскажешь? Сделай милость!

Неловкая попытка исправить ситуацию с треском провалилась. Впрочем, она была обречена на неудачу изначально: Вячеслав к юмору и остротам никогда особенно не тяготел. Наоборот, голос Самохина неожиданно изменился, в нем зазвучали незнакомые доселе, твердые, жестковатые нотки.

- Мне кажется, Антоша, - сказал Вячеслав, - ты немного подзабыл, кому обязан своим новым захватывающим занятием. В пятницу Константин уезжает на три дня на дачу. У него свеженькое увлечение, - Вячеслав неприятно хохотнул. - Так что как всегда после девяти вечера. . . Я буду ждать.

И Самохин повесил трубку.

Антон сидел расстроенный, раздосадованный, подавленно слушая частые гудки отбоя, когда дверь распахнулась, пропуская обязательно полуголую секретаршу Аллочку с подносом, где были изящно расставлены чашка с дымящимся крепким чаем, сахарница и вазочка с печеньем.

Волшебное видение по непонятной причине нисколько не вдохновило главного редактора.

- Не понял... Почему без вызова? - недобро выдохнул Антон.

Аллочка растерялась и остановилась посередине кабинета, эффектно скрестив плотные ножки. Как раз то, что требовалось...

- Антон Владимирович, вы же просили чай с печеньем, - пролепетала она.

- Вон! - заорал уже не владеющий собой Антон и яростно шарахнул по столу кулаком.

Испуганно заверещал компьютер, еще не знакомый со столь ярким проявлением эмоций.

- Свой чай выпьешь сама! И впредь будь любезна всегда ставить меня в известность о своих ненужных визитах!

Встречи с Самохиным снова стали постоянными, и легкая, едва наметившаяся трещинка в отношениях, казалось, совершенно затянулась, зарубцевалась.

Однако откровенное напоминание о долге и расплате и упрек в неблагодарности, брошенный Вячеславом, никак не оставляли в покое начинающего главного редактора, терзая виски порой почти непрекращающейся болью.

Ну где же теперь твоя пресловутая независимость, Медведев? Помнишь, как ты рвался к ней, пытаясь никогда и ни в чем не зависеть от женщины? Добился? Не зависишь? От женщины - да... А вообще?

Как ты себя теперь ощущаешь, главный редактор, как чувствуешь? Как нынче обстоят твои делишки? Лучше, чем боялся, но хуже, чем хотелось...

И снова тяжелая злоба и ненависть к миру одаряли Антона свои безрадостным посещением, заставляя на время напрочь забыть обо всем хорошем, что сделали для него Самохин с друзьями.

Да ты просто неблагодарная сволочь, Медведев!

Не радовало и другое: в редакции, где он теперь стал главным, по его мнению, было слишком много женщин.

Ну от секретарши деваться некуда: секретарь-мужчина - все-таки нонсенс, да и мало кто из мужиков согласится на подобную роль. Но вот многочисленные, пишущие всякую чепуху корреспондентки, репортерши и прочие дамочки с пером... Им-то что делать в журнале? Нужны здесь как ему презерватив!

Эти бесконечные кокетливые глазки, невинно-прозрачные блузочки, будто случайно обнаженные и выставленные напоказ ножки и ручки... Извилистые намалеванные ротики... Прибамбасы в виде золотых гаек на пальчиках, колец в ушках, тяжелых шлейфов духов, пудры, помады... Вечно раскиданная по столам в беспорядке косметика, бижутерия и туфельки возле...

Особенно раздражали его эти обязательные туфельки, вызывающие настоящую тошнотворную брезгливость настойчивым нехорошим ощущением: казалось, они насквозь пропитаны жарким потом маленьких ступней, затянутых в плотные, мерцающие, омерзительные колготки...

Навязчивая мысль о пропотевшей обуви, выставленной напоказ, выбивала из равновесия и без того не больно-то стойкого редактора, приводила в исступление, в ярость.

Зато главный совершенно искренне забывал о проколотых мочках, завивке и ярких красках Денисика, о подведенных синих очах и высоких каблуках Митеньки, о французской туалетной воде и перстнях Александра, о цепочках и кремах Константина...

Медведев с трудом переносил лишь чужие запахи. А здесь ничего не вызывает аллергии, абсолютно не режет глаза и не беспокоит. Вот только колготки фарфоровых мальчиков... Но о них Антон старался не думать и по возможности не замечать. Не обращай внимания... В конце концов, Самохин колготками не увлекался.

Последней каплей, переполнившей очень неглубокую чашу редакторского терпения, оказалась пустая коробочка от тампаксов, беззаботно забытая какой-то легкомысленной сучкой вечером на столе возле компьютера.

Нет, это уже чересчур!

И Антон окончательно потерял контроль над собой.

На редакцию обрушилась волна репрессий и карательных мер, касавшихся исключительно прекрасной половины человечества. Словно осатанев, обезумев, вконец потеряв голову, новый главный, стремясь воплотить в жизнь свою заветную мечту - освободиться от женщин - стал суматошничать и злобно придираться к журналисткам, откровенно преследовать, выискивать малейшие ошибки, недочеты, промахи, цепляться к каждой букве.

А в редакции тем временем появлялись один за другим Николай Дронов, Валя Аленушкин, светлый Митенька... И занимали освобожденные для них места.

Антон чувствовал себя обязанным и не хотел оставаться неблагодарным. Особенно после откровенного напоминания Самохина.

Через несколько месяцев после воцарения в редакции Дронова все заметили серьезные перемены. На страницах журнала начал свое уверенное существование новый раздел светской хроники, постепенно вытесняющий другие рубрики и материалы.

Обожающий артистические тусовки и писательские сходки поэт обладал редким умением отыскивать свежак, докапываться до тайного тайных из жизни великих, блестяще выдавать сплетни за реальность, ярко и живо подавать обожаемых публикой певцов и актеров. Писал он легко и свободно. Заметки Николая шли у главного на ура.

Не отставал от своего первого наставника и фарфоровый Митенька, всегда находящий точный, своеобразный ракурс и отличающийся великим даром и безупречной интуицией бесстрастного фотомастера, умеющего останавливать одно-единственное прекрасное мгновение.

Фотографии, сделанные тонкими ручками талантливого бой-френдика, действительно производили незабываемое впечатление и не шли ни в какое сравнение с работами других, куда более опытных фотокорреспондентов.

Втайне Антон не без основания подозревал, что светлый мальчик здорово подрабатывает порноснимками. От его слишком шикарных туалетов и дивных ароматов кружилась голова.

Синеокий Митенька вообще сильно изменился за прошедшие несколько месяцев: стал увереннее, научился не только отдаваться, но и отдавать команды, распоряжаться, правда, все тем же по-прежнему безмятежным напевным голоском, но с проскальзывающими все чаще иными, внезапно твердыми нотками.

Окружающие стремительно бросались исполнять указания верховодившего в милом пестром дроновском гаремчике старшего бой-френдика, не забывая при этом воскликнуть привычно-излюбленное с подачи мэтра:

- Бегу, Митенька!

Николай расплывался в довольной улыбке, а обаятельный мальчик-снегурочка кокетливо и застенчиво опускал долу трехсантиметровые ресницы, принимая смущенный и невинный вид.

Светлый мальчик, вдобавок, как выяснилось, обладал удивительным и раздражающим редактора умением всюду неизменно опаздывать.

Однажды Антон не выдержал и резковато поинтересовался, почему Дмитрий снова, в который раз, явился на летучку с опозданием в сорок минут.

Ответ ошеломил главного: он слишком плохо знал своих сотрудников.

- Я засмотрелся на рассвет над университетом, - доверчиво и абсолютно искренне поведал наивный, как весна, Митенька. - Ты знаешь, там так красиво всходило солнце!.. Я просто стоял и смотрел. Наверное, слишком долго... Извини...

И тема разговора была исчерпана.

Все изменилось самым неожиданным и таинственным образом и в комнатах редакции. Теперь здесь сидели и толпились стайками обольстительные высокие грациозные юноши с неземными очами три на четыре, тонкими белыми шейками, отобранные словно для кинопроб и поразительно смахивающие на свои бессмертные чудесные прообразы: фарфоровых Денисика и Митеньку.

У беспутного Дронова был безупречный, возвышенный вкус.

Ликующий, по-настоящему блаженствующий, по-прежнему беззубый и неопрятный, ненасытный поэт буквально царил в огромной комнате в качестве редактора отдела светской хроники и информации в бесконечном окружении длинноногих, длинноруких и длинноволосых прелестников со свободными, будто расшатанными походками и раскованными манерами манекенщиков от Славы Зайцева.

- Мои зайчики! Это нечто! Вообще! - с умилением и нежностью говорил о них не в меру любвеобильный Дронов.

Успокоился душой и Валечка Аленушкин, скромно и мирно пописывающий в уголке стишки и информашки о раутах киноактеров и тусовках предпринимателей. Николай организовал Валентину поэтический сборник и собирался сделать второй.

Расцвел и отдел рекламы, который все с той же легкой и уверенной руки неуемного и вездесущего Дронова возглавил юный томный сероглазый Филипп с роскошным каре, напоминающим головку Мирей Матье, - новая пассия Николя.

По вечерам, проходя по коридору, Антон с удовольствием слышал за стеной нежные переборы гитары и пронзительное пение Николая, выводящего свое любимое:

А не стоит - пусть молчит!

И на пороге комнаты часто вырастал один из соблазнительных дроновских френдиков с широко распахнутыми бесхитростными глазками, тоненько и чисто мурлыкая:

Идеальные мальчики, смотревшие буквально в рот льняному Митеньке, давно подхватили любезный его сердцу шлягер.

И главный редактор с трудом прятал улыбку, снова не в силах противиться беспредельному обаянию очередного николаевского пристрастия.

Дронов, человек своеобразный, по сути дела вел существование бомжа: он практически не ночевал у себя дома и никогда никому не давал номера домашнего телефона. Антон даже начал подозревать, что у непутевого поэта - государства в государстве - просто-напросто нет своего жилья, хотя само предположение было абсурдным: прописка-то в Москве имеется. Но Бог ведает, кто живет по тому адресу!

Ночевал Николай всегда в разных местах, возможно, заранее облюбовывая себе беленького зайчика со свободной от родственников жилплощадью. Ел по принципу: "бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек". Ему много не требовалось. Хотя поэтам не очень свойственна жизненная практичность, Дронов являл собой очевидную противоположность. Судьба к нему явно благоволила и непристойно привечала.

Правда, мальчики - милые продукты постсоветской действительности - чересчур быстро, прямо на глазах, откровенно наглели и без всякого зазрения совести садились поэту на шею, безмерно им избалованные и напропалую пустившиеся во все тяжкие. Всегда дитя на холке... Но Николаю это страшно нравилось. Устраивало вполне.

Иногда Антон вспоминал давнее предложение поэта написать об Александре и остальных. А что если действительно попробовать? Но неизменно сдерживали, безотчетно останавливали отстраненность и очевидная замкнутость музыканта и художника, внутренне наиболее интересных и привлекавших постоянное внимание Антона. Разве он сможет их разговорить? Ни черта не получится - такие запросто в душу не пускают. Слишком неоднозначные. Да кто вообще из их компании лежит на поверхности? И Вячеслав, и светлый Митенька, и Николай - сплошные вещи в себе...

Впрочем, однажды Антон сделал попытку кое-что вызнать. Не слишком удачную, как и следовало ожидать.

Он набился в гости к Александру под вполне благовидным предлогом: хочется наконец услышать историю их содружества, о которой столько болтает, но ничего в сущности не рассказывает Николай.

Александр на визит согласился.

Дверь, как всегда, открыл бой-френдик Митенька и нежно улыбнулся.

- Хорошо, что ты пришел, - доверчиво поделился светлый мальчик. - У нас кончился "Боржом" и почти нет аллохола. Я пойду в аптеку и за фруктами, а ты пока развлеки Сашу.

Антон покраснел.

- Это... как же?

- It's your mistake . Ты меня неправильно понял, - вежливо и бесстрастно объяснил юноша, поправляя сиреневый шарфик, завязанный на шее бантом. - Я тебе ничего подобного не предлагал. Да и Саша не захочет. Кроме того, он подозревает, что схватил желудочный грипп и зачем-то собирается делать обрезание. Я не думаю, что ему стоит менять национальность даже в целях гигиены. Попробуй его отговорить. Если Саша с самого утра не найдет у себя никакой болезни, значит, жизнь прожита им зря. А ты умеешь делать массаж?

Антон матюгнулся про себя.

- Больше от меня ничего, случаем, не требуется? - с трудом сдерживаясь, поинтересовался он. - Укол там, скажем, вкатить или клизму поставить? Между прочим, я курсов медсестер не оканчивал! И у меня были совсем иные цели для визита сюда!

Светлый мальчик тихо вздохнул.

- It's a pity! Очень жаль! - деликатно сказал он. - Ты не сердись, просто у Саши вечные проблемы со здоровьем. Он очень много пережил и перенес. You see...

- Моя радость! - крикнул из комнаты Александр. - Ты с кем там разговариваешь? Пришел Антон? Возвращайся скорее из магазина! Ты ведь знаешь, как мне без тебя одиноко.

Митенька отвел Медведева в гостиную и, ласково кивнув, исчез.

- У меня чудовищная аритмия, мой юный друг! - тут же пожаловался музыкант. - Сердце делает один удар, а до второго вполне можно успеть сыграть этюдик Черни. Что-то ужасное! Так ты, насколько я понимаю, хотел услышать нашу общую историю? Николя вечно валяет ваньку! Неужели не может рассказать сам? Да и что, собственно, там особенного?

Александр провел ладонью по безупречно уложенным феном волосам.

- Обыкновенное тяготение изгоев друг к другу... Всего-навсего. Жизненный стандарт. Способ существования. "Надежды маленький оркестрик под управлением любви..." Все высказывания и повторы Николя приживаются удивительно. Просто прилипают. А что необыкновенного ты желал бы услышать? Только в молодости гоняются за мнимой экзотикой в виде тюремных воспоминаний. Прощу прощения, но вспоминать ничего не буду. Не потому, что не хочу, а потому, что не могу. Это не есть приятно, по словам Николя. Хотя я обещал, а обманывать не годится... Но что же делать, мой юный друг, нас все равно обманывают на каждом шагу. Пора привыкнуть. Да и мы сами себя тоже без конца обманываем. Еще больше и чаще, чем другие.

Музыкант замолчал и положил под язык валидол.

Антон снова начал раздражаться: какого черта тогда было приглашать? Чтобы битых полчаса морочить ему голову? Скорее вернулся бы Митенька, голубое счастье, одним своим присутствием разрядил бы обстановку...

И светлый мальчик не замедлил явиться. На сей раз без всякого опоздания.

Александр тотчас просиял и протянул к нему длинную руку.

- Моя прелесть, сядь возле меня. Поближе, - попросил он. - Хоть ненадолго. Видишь ли, Митюша, Антон хочет услышать от меня воспоминания о прошлом.

- Ну и расскажи ему, Саша, как ты там в одну неделю затусовался с карманниками и развратил полтюряги. Раз он так просит, - хозяйственно, со знанием дела накрывая на стол, посоветовал заботливый бой-френдик. - Это песня, по определению Николя. Отличный прикол. Или единственный шанс выжить и юридический казус. Результат с точностью до "наоборот": ты там многих здорово "исправил" не в ту сторону. Step by step ... Ради чего было и сажать?

- Моя радость, - смущенно пробормотал Александр, - я когда-то наболтал тебе лишнее по пьяному делу, а ты и запомнил... Когда я впервые увидел Митюшу - мальчика с растерянными глазками - ему было четырнадцать лет. И Николя совсем недавно буквально вырвал его из рук отчима, который бил пасынка смертным боем, пытаясь заставить с ним спать. А мама-киноактриса увлеченно делала в то время карьеру, по полгода снимаясь в дальних странах, и ни на что не обращала внимания. Если бы не Николя, этот зверь забил бы малыша насмерть. Потому что он категорически отказался от "папашиной" любви. И согласен был умереть.

Митенька безучастно улыбнулся, но синие очи стали холодными и неприятно застывшими.

- Николя долго потом его лечил, потратил прорву денег на врачей... Ты помнишь, моя радость, у тебя были даже смещены позвонки... И все время болели уши.

Александр нежно провел рукой по любимой льняной головке.

- С тех пор я ни в чем не могу отказать Николя... Он спас и мальчика, и меня. Позже мы с ним вместе отмазали малыша от армии. Где, кстати, ты, моя прелесть, тоже многих смог бы кое-чему научить...

Светлый мальчик с привычной застенчивостью опустил длиннющие ресницы.

- У Митюши, мой юный друг, редкий характер: болото в тундре. Не знаешь, что это такое? А мне приходилось там тонуть. Ноги свободно и легко проваливаются, кажется, внизу ничего нет - одна лишь мягкость и нежность, как вата. И сейчас ты уйдешь в неизвестность навсегда. И вдруг раз - что-то твердое! Сплошная мерзлота. И дальше хода нет. Так и Митюша: мягок и нежен до определенного предела, пока вдруг не решит сказать свое "нет". А его "нет" сломать невозможно. Проверено неоднократно. Моя радость, ты ведь не собираешься произносить жестокости в мой адрес?

- Ну что ты, Саша! С чего бы это? - пропел Митенька. - Придет же тебе в голову! Посмотри, я принес много вкусного, почему никто ничего не ест? И перестань без конца сосать валидол! В таком количестве это вредно! Антон, подвинь мне свою чашку! Чай, кофе?

Музыкант погладил тонкую ручку мальчика.

- Дело в том, мой юный друг, что Николя когда-то задумал найти способ своеобразного уединения, ухода от мира с его жестокостью и нелепостью. Возможно, здесь действительно страна глухих, но никак не немых. Вот только на монаха Николя походил не слишком...

Антон хмыкнул. Митенька чарующе улыбнулся и отвел в сторону синие очи.

- Да, не слишком, - задумчиво повторил Александр. - И он затеял собрать вокруг себя избранный довольно узкий и постоянный круг друзей, чтобы никогда уже не расставаться. С его удивительной энергией и жизнелюбием это удалось. С тех пор мы вместе. Сколько лет прошло, моя радость?

Бой-френдик на мгновение задумался.

- Лет шесть или семь, - отозвался он, увлеченно высасывая гранат. - А малыша Николя привел три года назад. Он встретил Дени на рынке, где тот довольно ловко лазил по чужим карманам. Николя сначала решил, что Дени вообще беспризорник.

- А что еще можно было подумать? Хотя мальчик носил прекрасные одежды, - заметил Александр. - Дени страдал клептоманией и остался всецело предоставленным заботам улицы, поскольку родители-дипломаты жили все время за рубежом, а бабушка справиться с малышом оказалась не в силах. Он, правда, и по сей день кое-что приворовывает, но благодаря стараниям и усилиям Николя это уже большая редкость и кражи почти не доставляют малышу радости. Ты хотел услышать совсем другое, мой юный друг?

В самую точку...

Антон смущенно повертел в руках мандарин.

- Не так, чтобы очень, не очень, чтоб так, - признался он. - Не исключено... Очень сложно сформулировать...

- Да и Бог с ними, с формулировками! Зачем тебе к ним стремиться? Четкость вредна своей категоричностью и безусловностью. И кстати, самой большой неточностью частенько отличаются наиболее четкие, на первый взгляд, программные определения. И как порой чудесна приблизительность и нелогичность! - неожиданно заключил Александр и тотчас вернулся к привычной тематике. - Моя прелесть, мне кажется, у меня опять поднялась температура...

Митенька спокойно встал и поплыл в соседнюю комнату за термометром.

Новых попыток побеседовать с Александром Антон не предпринимал.

Самохин вежливо, но решительно и твердо отклонил приглашение Медведева перейти в журнал в качестве первого зама главного. Антон и сам отлично сознавал, что подобное предложение довольно бестактно: не будет же Самохин подчиняться своему протеже! Но и не пригласить Вячеслава тоже не мог.

Почувствовав и ощутив практически неограниченную сладко-завлекательную власть, Медведев быстро вошел в раж, моментально постиг все прелести развращающей роли сильного и единственного хозяина и возвратился к излюбленным, отработанным ранее приемам.

Главный редактор вовсю, с настоящей неистовой страстью, уже совершенно раскованно продолжал заниматься разгоном женского коллектива редакции, нисколько не задумываясь ни о своих манерах, ни о реакции окружающих.

...Он, как обычно, читал материалы очередного номера, не слишком доверяя подчиненным. Статьи, подписанные женскими фамилиями, по обыкновению безумно раздражали главного. Вечно бабье наваляет черт-те чего, а ему расхлебывай!

Многого не проси...

Особенно возмутила его одна совершенно непричесанная ни по стилю, ни по содержанию практически извращавшая события заметушка, заодно походя сообщающая, что Онегин на сцене, оказывается, пел тенором. Кто бы мог подумать... А Ленский, следовательно, баритон или бас... Жуть фиолетовая...

Антон в бешенстве смял полосу. Абсолютно невменяемый, с багровыми пятнами на щеках, он рванулся в "предбанник", напрочь забыв о селекторной связи, и заорал прямо в лицо замершей и побелевшей в испуге секретарши Аллочки:

- Немедленно ко мне эту блядь!

И захлопнул за собой дверь кабинета.

Дронов, случайно присутствующий в комнате и мило болтавший с Аллочкой до появления главного, зашелся от смеха.

Аллочка уставилась на Николая огромными от страха глазами: она панически боялась ненормального Медведева.

- Кого звать? - шепотом спросила Алла.

- Ну, блин! Это вообще! Ни добавить, ни убавить! У меня нет никаких словей! Просто песня! - ржал донельзя довольный Николай. - Медведевская образность по жизни относится к любой и каждой! А моих зайчиков столь яркие бесподобные характеристики не касаются!

Но Алле было не до смеха. Замирая от ужаса и нервно переплетая ножки, она робко, неуверенно вошла в кабинет главного и остановилась у порога. Редактор даже не поднял головы: подобные явления давно опостылели.

- Антон Владимирович, - по возможности ровно и спокойно произнесла Алла, внутренне заранее приготовившись к самому худшему.

Психованный Медведев вполне может швырнуть в нее вазу или пепельницу: мало не покажется!

- Уточните, пожалуйста, кого именно вы хотели бы видеть...

Антон мельком взглянул в бледное потерянное лицо Аллочки, усмехнулся и, слегка остывая, буркнул фамилию.

Спустя несколько дней Алла снова вошла в кабинет главного без вызова.

Редактор нехотя, раздраженно оторвался от полосы: что еще опять случилось у этой невозможной, невыносимой девицы? Лучше бы сбегала в аптеку за кофецилом... Ведь он просил! Никакого зла не хватает!

- Антон Владимирович, извините, пожалуйста, - начала нерешительно Алла, - но мне больше не к кому обратиться... У меня очень скользкая интимная проблема... Вы же понимаете... Дело в том, что Митенька и Филипп все время ходят в женский туалет...

Антон, с трудом удерживаясь от смеха, отодвинул кресло от стола. В редакции всегда есть чем развлечься: не понос, так золотуха! Что за оригинальные фантазии у николаевских френдиков?

- Зачем? - холодно спросил главный, пристально рассматривая Аллочку.

Довольно фигурчатая. Кому здесь это требуется?! Не пойдет даже с коньяком.

- Что зачем? - не поняла и вконец растерялась Аллочка.

- Зачем они туда ходят? Уточните, пожалуйста, как вы любите говорить, - инквизиторским тоном продолжал редактор. - Иначе мне не слишком понятна суть ваших претензий.

Аллочка замялась, совершенно стушевалась и покраснела.

- Ну... - прошептала она наконец. - За этим самым... Как вы не понимаете... И я никак не могу объяснить им, что для них есть мужской!.. Митенька только беспечно улыбается, а Филипп твердит свое бесконечное "да, конечно"!

- Ах, вот оно что! - бесстрастно произнес Антон. - Становится уже теплее. Почти совсем горячо. А вы уверены, что это мои проблемы? Если возможно, объясняйтесь впредь конкретнее и будьте добры, пригласите ко мне Дронова.

Поневоле приходилось признать, что Алла попала в довольно непростое положение. Ей вообще с ними несладко. Тусовка для нее весьма неподходящая. И неуравновешенный редактор в придачу...

Николай явился почти тотчас же, как всегда неопрятный, веселый и чуточку поддатый.

- Звал? - спросил он, грузно плюхаясь в кресло. - Стряслось чего? Какая лихая закавыка?

Антон задумчиво изучал знакомое в деталях, до мельчайших подробностей, лицо, стараясь не выдать себя улыбкой.

- Видишь ли, Николай, в чем фишка, - начал он. - Алла мне жалуется на твоих мальчиков. Нельзя ли им как-нибудь втолковать попонятнее, что женский туалет все же предназначен не для них, а для Аллы?

Дронов громко заржал.

- Нет, Антоша, это мимо денег! - заявил он, отсмеявшись.

Редактор терпеливо ждал прекращения бурного выражения неуемной радости.

- Как можно на минуточку объяснить абсурд? Зайчата используют жизнь по принадлежности, и они абсолютно правы: у женщин свои секреты. Мухи - отдельно, котлеты - отдельно. Да ты сам, подруга, докумекай: малышам как-то не больно удобно со мной рядом! Ихое дело! А Алка здесь просто не на месте. Давай сыщу тебе секретаря-зайчишку! Найду прямо песню глазастую! Это вообще!

И Дронов снова захохотал.

Антон опять с трудом справился с непрошеной улыбкой: конечно, Николай по-своему прав, логика на стороне поэта-наставника и справедливость его слов отрицать нельзя. Но Аллу по-настоящему жалко. И именно ее главный менять не собирается: девочка в общем-то аккуратная и старательная. И некоторое, хотя порой нервирующее разнообразие в их дружном спаянном коллективе...

- Все-таки, Николай, - продолжал настаивать Антон, - попробуй как-никак исправить ситуацию. Сделай одолжение! Многого не прошу... Но хочется надеяться...

- Тум-тум-тум, - согласился покладистый Дронов. - Я сейчас расписание сочиню и повешу на видное место: когда там Алка писает, а когда - мои зайчишки. Чтоб никому по жизни не было обидно. На крайняк размножу на ксероксе и всем раздам. Пусть учат наизусть! Время лично засекать буду. И вообще не психуй, твое не дело, я с Алкой сам договорюсь - мы с ней приятели. А то у тебя морда лица, словно вчера похоронил всех своих родственников одним махом. Что не есть приятно. Пенталгинчику хлестанешь? Через две маленьких минуточки пришлю с Филькой.

Антон так никогда и не узнал, как Дронову удалось договориться с Аллочкой, но больше жаловаться она не приходила.

Жизнь текла свои чередом.

В общем и целом сумма плюсов явно превышала сумму минусов. Все обошлось. На гнев и обиды уволенных дам Антон никакого внимания не обратил, чем снискал настоящее уважение и Дронова, и Александра, и Самохина, и бесконечное обожание идеальных фарфоровых мальчиков.

Один лишь Константин отнесся к происходящему неодобрительно, скептически хмыкнув и процедив сквозь зубы:

- Свежее решение! Долго искал? Из седла ты теперь, я думаю, не выпадешь, но смотри не превратись на скаку во всадника без головы! Тебе не стоит тасовать колоду, голубчик, ты не умеешь!

- Ну что ты говоришь, Костенька! - тут же, успокаивая, вмешался Вячеслав. - О каком всаднике без головы идет речь? И чего это Антоша не умеет? Он работает практически безупречно! Коллектив уже слаженный, сработавшийся, все давно притерлись друг к другу. Погляди, как расхватывают свежие номера!

- Сработавшийся? Ну-ну! - иронически пробормотал художник. - Вот именно что сработавшийся! В том-то и дело... Играть в одни ворота до бесконечности нежелательно и опасно. Смотри, голубчик, не заиграйся! Сценарии надо менять! Хотя бы время от времени. А когда долго живешь за плотно закрытой дверью, опасно распахивать ее сразу слишком широко.

Антон с трудом сдержал очередную вспышку и постарался побыстрее забыть слова Константина. Но никак не получалось. Не пустяк... Всадник без головы... Наверное, действительно очень похоже.

Краткая история его болезни... Ах, умненькая Леночка Игнатьева...

Но Самохин тоже был прав: журнал шел на ура. У главного оставалось теперь время и деньги на развлечения. И довольно скоро почти во всех столичных казино и ресторанах хорошо знали в лицо Медведева, некрасивого, неприятного внешне, но беспредельно щедрого на бабки маленького человека, прожигающего жизнь с уверенностью властелина и бесконечной верой в свою непогрешимость и силу.

Появился и еще один постоянный маршрут: в престижный тренажерный зал, с помощью которого Антон смог наконец без большого труда довольно быстро избавиться от своей сутулости и тщедушности.

Удивительно украсила его и дорогая оправа. Оказались очень к месту разноцветные пиджаки и все те милые мелочи, о которых он раньше просто не подозревал, не догадывался.

Журнал Медведева стремительно приобретал значение и вес. Журнально-издательскому миру град-столицы пришлось нехотя потесниться и пропустить вперед столь решительно и твердо шагающего новичка.

В редакции стали часто появляться иностранцы, и тут Антону очень пригодилось его умение неплохо говорить по-английски. Он стал ходить медленнее, с чувством собственного достоинства, разговаривать жестко, безапелляционно, слишком резко. Он абсолютно перестал сдерживаться, решительно отбросил все тормоза и поводья и начал откровенно хамить направо и налево, в безграничной уверенности, что ему теперь дозволено все. Слух об эрудиции, интеллекте и неприятной властности Медведева распространялся со скоростью тассовок.

Но правду о главном, этом типичном невротике, знали только в редакции.

Едва лишь в его кабинет грациозно вплывал с фотографиями светлый Митенька, бесшумно заглядывал с очередной рекламой Филипп или бойко врывался с полосами попрыгунчик Денисик, пробующий себя в роли верстальщика, - легкая, почти добрая, на удивление мягкая улыбка загоралась на лице главного. Ее не могли скрыть даже большие очки с толстыми стеклами. И удовлетворенно посмотрев на Медведева - о какой жесткости и суровости может идти речь? - идеальные мальчики, покачивая изящными фарфоровыми головками на длинных тонких шейках, уютно устраивались в креслах надолго и всерьез.

Нет, бой-френдиками он не увлекался, и все-таки они были его очевидной парадоксальной слабостью, увидеть и вычислить которую ни для кого не составляло большого труда. И если бы мальчишечек не было, их нужно было бы выдумать.

Правда, после одного случая Антон стал строже и внимательнее относиться к дроновским беленьким зайчикам и даже попытался строго призвать их к порядку, а Николая просил по-настоящему за ними присмотреть и по возможности наконец приструнить свой окончательно разболтавшийся гаремчик.

Произошло совершенно непредвиденное.

Явившийся с визитом в редакцию видный американский издатель с большим удовольствием обходил комнаты в сопровождении главного редактора и знакомился с русскими коллегами. Медведев бегло переводил. И вдруг непредсказуемый, чересчур проворный и абсолютно распоясавшийся перебалованный Денисик, которому с ходу глянулся элегантный немолодой заокеанский гость, не обременяя себя лишними и долгими размышлениями, резво вскочил с места и прилип со звонким поцелуем к щеке высокого, стройного иностранца, обвив вдобавок при этом тонкими цепкими ручками его шею.

Антон похолодел. Перед глазами отчаянно качнулись стены. В комнате наступила томительная тишина, лишь тихонько верещали, перезагружаясь, безучастные к земным играм бойкого Денисика компьютеры.

- Опс! - тревожно выпалил и осекся видавший виды тертый калач Дронов.

Похоже, они здорово влипли... Зарез...

Внезапно американец громко захохотал во весь белозубый красивый рот и ответил на поцелуй очаровашки не менее страстно и увлеченно.

- Тум-тум-тум! Давно не захватывало дух? - поинтересовался у редактора разом просиявший Николай. - Заяц - он и в Африке заяц!

Кто же знал, что гость окажется геем?

Это было просто неслыханным счастьем, везением и уникальным совпадением. Хотя в жизни не бывает случайностей. Она продумывает все до мелочей.

Антон потом подозревал и окончательно уверился, что не знающий удержу очаровашка Дени ублажал импозантного американца все время его пребывания в первопрестольной. Во всяком случае провожать гостя вконец обнаглевший отрок отправился в автомобиле главного редактора, заявив Антону без обиняков, что Билли просто-напросто не поднимется в воздух, не увидев на прощание обворожительное лукавое личико и локоны юного верстальщика. Елы-палы!

Антон сдался и предоставил наглецу машину.

Город понемногу осточертел, и все зачастили на дачу к Константину. Особенно любили приезжать сюда зимой, когда вокруг не было ни души.

Уютный, теплый, большой дом стоял на краю фешенебельного охраняемого поселка, который оживал с приездом дружной шумной компании.

Машины в гараж не помещались, их загоняли на огромный участок и пили, пили, пили, начиная с середины пятницы и до воскресного вечера, стараясь все-таки, чтобы утром в понедельник хоть кто-нибудь был в состоянии сесть за руль.

Особенности национальных уик-эндов.

Впрочем, Вячеслав оставался трезвым при любых обстоятельствах.

Привычно смеялся и кайфовал в окружении своих зайчат добродушный Дронов. Отрешенно перебирал струны гитары Александр, время от времени сообщающий то о боли в горле, то об аденоме предстательной железы. Задумчиво, флегматично курил Константин...

Все было как всегда.

Лениво падал нежный, казавшийся теплым снег, в камине трещали дрова.

И конечно, опять капризно привычно тоненько ныл противный, всем надоевший, но всеми обожаемый малыш Денисик, резво выскочивший во двор и угодивший под снегопад.

- Николя, ты зачем приглашал меня в лес погулять? Я послушался, а там сыро и мокро, у меня намокла головка, и теперь мои локоны обязательно разойдутся! Елы-палы! А знаешь, как их трудно и долго завивать? И как дорого! А я хочу кудри! Иначе я стану совсем некрасивый и меня никто не будет любить! Николя, ты не дашь мне ну хотя бы сто баксиков на новые кудри?

И отбившийся от рук очаровашка, скорчив уморительную гримаску, кокетливо и упоенно полюбовался собой в большом резном зеркале.

Тесно прильнувшие друг к другу на паласе Филипп и Митенька ласково, снисходительно улыбнулись. Ну разумеется, идеальные мальчики снова вырядились в отвратительные мерцающие колготки, но Антон уже научил себя их по возможности не замечать, почти не видеть. Не обращай внимания на то, что ты не в силах исправить...

- Уймись, Дени, ты несносен! Вот мозоль! Опять любимые Денискины рассказы! Уверяю тебя: все твои прелести остались на месте! И неужели Антон так мало тебе платит, чтобы еще клянчить у меня? - добродушно отмахнулся Николай. - Возьми в ванной фен, дурашка, и успокойся хоть на пять крохотных минуточек! Тебя даже нельзя немножко прогулять, как собачку: обязательно нарвешься на какую-нибудь неприятность!

Но вместо фена непредсказуемый Денисик, внезапно забывший об Александре, взял в трепетные ладони с ярко-синими ногтями узкую кисть абсолютно равнодушного и индифферентного к его чарам Константина и благоговейно замер у его ног.

- Тум-тум-тум! Костенька, давно не захватывало дух? Тогда попробуй вот это: обрати, пожалуйста, внимание на нашего малыша! Сделано с умом! - заботливо попросил добрый и бескорыстный Николай, щедро раздаривающий френдиков направо и налево.

- Ты ищешь для меня новое развлечение, Николя? На эти грабли уже не раз наступали, - прохладно отозвался Константин, однако тонких пальцев из теплых юных и упрямых ладошек не вынул. - Думаешь, мне недостаточно? Возможно, ты и прав... Кто знает... Во всяком случае, прими мою искреннюю благодарность.

- "Дети требуют забот, на то они и дети..." - ласково объяснил поэт и любовно осмотрел с ног до головы очаровашку.

Антон сидел в кресле, без конца подливая себе коньяк, наслаждаясь покоем, миром и, очевидно, дурным, но давно ставшим родным и любимым обществом таких разных и близких ему людей. Ничего иного главный редактор для себя не желал.

Вячеслав вышел в соседнюю комнату позвонить в Москву и с удовлетворением выслушать очередную гневную отповедь Светланы и краткий выразительный отчет о делах дочери.

Идеальные мальчики - гибкие прутики - любовно обняв друг друга за тоненькие талии, плавно раскачивались в медленном танце. Наркота...

В их бесконечном отрешенном кружении чудилось что-то давно забытое, пришедшее от Дашиного вальса, но нечто более значительное, символическое, слишком хорошо обозначенное, недвусмысленно сформулированное... Нет, Даше не под силу тягаться с этими фарфоровыми, из детских сказок, мальчишечками: опасно пластичными, откровенно грациозными.

Они исчезали в безупречной, точно, однозначно выраженной каждым жестом чувственности, утонченности, изысканности, четкости любого движения. Их изощренности ощущений, умению передать страсти, их гармонии души и тела мучительно хотелось позавидовать, потому что повторить - невозможно. Эмоций и чувств даже при внешней бесстрастности мальчишечкам занимать не приходилось.

Все было как всегда. В окна внимательно смотрели яркие зимние звезды.

Дома Антона давно перестали видеть и ждать. Родные почти смирились с тем, что он - медведь-шатун - работает сутками, заезжая лишь изредка, буквально на несколько минут, мельком взглянуть на дочь и равнодушно бросить на стол пачку купюр.

Через год появились новая квартира для молодых Медведевых и отличный джип.

Никогда еще Антон не был так счастлив, так полон собой, своими делами и друзьями, так спокоен и безмятежен. Его уверенность - он ее бесконечно лелеял - подкреплялась ощущением прочного тыла и поддержки за спиной: ведь Самохин не бросит, не оставит, всегда придет на помощь в случае неудачи. И кроме Самохина есть Дронов, Митенька, Константин...

Именно он прозвал Антона Климом Самгиным.

- Почему Клим? - удивился Медведев, услышав это впервые.

К стыду своему, он плохо помнил даже основные черты горьковского героя.

Константин задумчиво посмотрел на Антона и нашарил на столе свою любимую трубку.

- Тебе неясно? - спросил он, неторопливо ее раскуривая.

- Да вроде не очень, - признался редактор. - Помню только, что Клим был сухощав, в очках и, кажется, с красивыми кистями рук.

Антон посмотрел на свои ладони, вспомнил Самохина и слегка покраснел.

- Кажется, что-то общее имеется...

- Я не об этом, - суховато сказал Константин, глядя в окно. - Хотя и об этом тоже... Кстати, у Самгина в приятелях числился Дронов - не припоминаешь? А если есть Дронов - должен быть и Самгин. Наверное. Но суть в том, что у тебя с Климом общая жизненная неприкаянность. Неприкаянность и неумение ни к кому и ни к чему мимоходом прислониться, ненадолго прижаться.... А такое настойчивое желание у вас обоих имеется. В жизни надо уметь прислоняться. Но только на короткое время. Иначе она становится трудноватая. Как у тебя.

- Новая информация к размышлению. Очень к размышлению... - пробормотал Антон, конечно, напрочь забывший о Дронове в романе, и прикусил губу. - Едем дальше - едем в лес... Стало быть, мимоходом прислоняться... По-моему, удобнее всего к дверному косяку. На один моментик. А иначе себя никак невозможно вести? Хотя бы особо упертым...

- Ну почему невозможно? - безразлично пожал плечами художник. - Попытайся. Если тебе не слишком нравится дверной косяк. А чем он тебе так не подходит? Но для тебя пробы обойтись без опоры нежелательны: вряд ли получится что-нибудь путное.

- Интересное наблюдение. Не пустяк, - беспокойно, нервно продолжал Антон, сам до конца не понимая, чего он хочет добиться и допытаться. - Стало быть, снова-здорово "так жить нельзя". Кто б мог подумать... Сделай милость, сформулируй основные постулаты правильной и хорошей жизни. Я не в курсе.

Константин помолчал.

- Не старайся казаться глупее, чем есть на самом деле, даже в целях самозащиты, - неохотно отозвался он. - Ничего не выйдет. Я не хотел тебя обидеть. Ты человек умный, незаурядный, но все время задумываешься не в ту сторону. Вроде Самгина. И пожалуйста, не спрашивай, в какую. Сообрази самостоятельно, без меня, ладно? Впрочем, еще одна маленькая деталь... Я в детстве был очень несдержанным, и мать как-то посоветовала почаще твердить про себя: "Молчи, Константин!" Мне очень помогло. Попробуй, когда-нибудь выручит.

Этот загадочный художник, кошка, которая гуляла сама по себе, беспрерывно меняющий свои коротенькие недолгие влюбленности, в последнее время странным образом привязался к Ивану, появляющемуся в компании довольно редко.

Иван частенько уходил в тяжелые запои, во время и после которых замыкался где-то в глубине своей запущенной квартирки, оставляя возле себя какого-нибудь глазастого мальчишечку с пухлым невинным ртом и розовыми, по-детски бархатными, еще не ведающими никакой бритвы щеками.

Но однажды поздно вечером Иван внезапно явился в квартиру Константина, ведя за собой словно на поводке сероокого томного прелестника Филиппа и никому не известного высокого, крепкого, смуглого приятеля, смахивающего на грузина или армянина.

Пока собравшиеся вопросительно, изучающе рассматривали нового черноволосого и черноглазого гостя, неугомонный, начисто лишенный всяких комплексов Денисик прилип с излюбленными звонкими поцелуями сначала к Ивану, потом - к сероглазому отроку, и наконец - к незнакомцу. Тот воспринял поцелуи вполне благосклонно, посмеиваясь, помадный след со щеки не стер и так сжал попрыгунчика тяжелыми сильными лапами, что бойкий очаровашка счел необходимым в притворном испуге пискнуть и мгновенно скорчить капризную жалкую гримаску смертельно и незаслуженно обиженного ребенка.

Нынче ни в чем не знающий меры малыш до безобразия перемазался тональным кремом, нарядился в розовую рубашечку с кружевами и оборочками и перехватил пышные локоны огромным розовым бантом.

- Прости, сладкий, не рассчитал! - пророкотал мощным раскатистым баритоном незнакомец.

И рассмеялся заразительно, открыто и искренне, тут же вызвав ответные добрые улыбки и дружеское расположение.

Пронзительно хихикая и потирая дрожащие руки, Иван представил своего новоявленного друга.

- Это Илья, братцы! - объявил пьяница. - Между прочим, цыган. Из табора.

- Как, прямо оттуда? - лениво поинтересовался Александр, на мгновение остановив рассеянный взгляд на Илье. - С утра ужасно ломит суставы... Ты украл его, Ванька, что ли? Умыкнул красотку? Стыдись, дружок! И как только тебе удалось увести такого здорового?.. Видно, по пьяному делу.

Иван снова захихикал, ему визгливо вторил Дронов, как всегда сияющий щербатой улыбкой.

- Не совсем оттуда и не вчера, - ответил Илья и решительно занял пустующее место за столом рядом с Самохиным.

Медведев как раз недавно не вовремя переместился к Константину.

Почему цыган сделал такой выбор? Простая случайность? Негде было сесть? Но в жизни не бывает случайностей, она продумывает все до мелочей...

У Антона кольнуло в виске и неприятно заныло под ложечкой. Казалось, что-то неведомое и нехорошее вошло в дом вместе с новым приятелем Ивана.

Художник глянул искоса задумчиво и пристально.

Снова эта безудержная медведевская злоба и бессильная ярость: почему ты шляешься по городу, запойный? Лучше бы спокойно пил втихаря горькую и дальше! И что тебя бес попутал связаться не только с Дени и Филиппом, а еще и с таким мужланом? Или мальчишки больше не устраивают?

Но бес попутал. Предначертано... Судьба - тетка дурная и крайне привередливая.

Ивану и Илье сразу налили, хотя цыган к рюмке даже не притронулся. Трезвенник!

Румяный, как матрешка, Филипп, охотно отвечая на поцелуи сомлевшего от восторга Денисика, попытался заодно походя привлечь к себе внимание безразлично курившего Константина, но не встретив надлежащего отклика, с увлечением занялся ликерами и шоколадом. Вместе с кудрявым приятелем в розовом.

- А у меня новая татушка! - радостно поделился очаровашка и кокетливо стрельнул лукавыми глазками в Николая. - Показать? Настоящий класс!

И он с готовностью задрал розовую рубашонку, демонстрируя всем желающим голый очень милый животик с абсолютно непонятным рисунком. Просто не пойми что...

Филипп осторожно любовно потыкал в тугой животик пальчиком.

- Да, здорово! - согласился он. - А зачем тебе столько? У тебя же есть уже две на груди и на руке!

- От большого ума! - хихикнул Николай. - Наш пострел везде поспел! Смотри, Филька, не уподобляйся малышу, а то запросто сойдешь за отморозка! Он вечно дурью мается! Расплодил ее с избытком! Готов разрисоваться до последнего сантиметра. Сдается, Дени, ты по новой заныкал у меня на днях парочку неплохих серег! Что не есть хорошо!

Очаровашка информацию о пропавших украшениях ни игнорировать, ни отрицать не стал и в тоске закатил хитрые глазенки к потолку.

- Я потерял недавно в вагоне метро любимую серебряную сережку! Елы-палы! - горестно сообщил он. - А все ты виноват, Николя! Уже совсем не отрываешься от "Бочкарева" и не садишься за руль, даже чтобы меня подвезти! Мне приходится ужасно мучиться в душных и тесных метрошных переходах или просить кого-нибудь меня подбросить!

- Понеслись любимые Денискины рассказы! Мемуарная литература! Так ведь тебя же, малыш, в метро непрерывно предупреждают не забывать в вагоне, который голубой и катится, свои вещи! - весело напомнил Николай. - Заботу проявляют! Тебе бы к ней и прислушаться, дурашка!

Денисик недовольно отмахнулся и снова занялся рассматриванием своего живота.

- Костя делал? - спросил Филипп.

Денис скорчил обиженную гримаску.

- Костя отказался, - мрачно заявил он. - Сказал, что очень занят. Опять на меня никто не обращает никакого внимания! Александр все время собирается умирать... У него каждый день новая болезнь! Он их в Большой медицинской энциклопедии отыскивает! Николя только "тумкает" да "тумкает"! Даже Митька - и тот без конца болтается у Евгения! Поцелуй меня, Филечка! И потанцуй со мной! Ну пожалуйста!

- Да, конечно! - с готовностью откликнулся Филипп.

И фарфоровые мальчики слились в нежных объятиях.

На первый взгляд, Вячеслав никак не прореагировал на появление Ильи в качестве нежданного соседа за столом. Даже головы не повернул. Ни малейшего любопытства. Но проклятая медведевская болезненная чуткость и тонкость, когда дело касалось его несчастной патологической единственной любви... История его болезни...

Он прекрасно ощутил безусловный интерес этих двоих друг к другу, невидимую силу притяжения, которое, едва возникнув, становилось с каждой секундой крепче и крепче, угрожая перерасти в настоящее и непреодолимое влечение.

Тревога и отчаяние, тут же распустившие мягкие, страшные, накаченные лапы, внезапно сдавили, скомкали Антона и не выпускали в продолжение всего тягостного мучительного вечера. Редактор больше не видел и не слышал никого, кроме попавших в фокус двоих. Его звали, к нему обращались, о чем-то спрашивал Александр, приставал с глупостями Денис... Медведев оглох и ослеп.

Словно щелкнул несуществующий выключатель и скрыл в темноте до поры до времени Дронова, фарфоровых мальчиков, Константина...

Не нажимайте на выключатель!..

Когда все стали понемногу расходиться, Вячеслав точно так же, как раньше, остался с Антоном в квартире художника, удалившегося в сопровождении добившегося своего, настойчивого и осчастливленного Филиппа.

За окном разгулялась сырая мартовская помесь дождя со снегом. На земле картинно-красивые мокрые снежинки тут же слипались в жидкие отвратительные грязно-серые комки. Московская невыразительная весна... Или наоборот, чересчур выразительная.

В отбликах полуразбитых мутных фонарей и шуршавших мимо редких ночных машин полотна на стенах вспыхивали и гасли, будто пытаясь просигналить то одним, то другим цветом.

Вячеслав, как всегда после близости, быстро заснул, а Антон, давно протрезвев, лежал рядом, наблюдая за таинственной игрой и подмигиванием красок.

Из кухни дуло. Странно, что до противности внимательный к своему здоровью Вячеслав забыл сегодня закрыть форточку... К знакомым, приятным, сладко одурманивающим стойким ароматам духов и табака примешивался запах тающего снега. А он, как известно, по определению Самохина, никогда и нигде не может пахнуть.

Начиналась слегка подзабытая очередная депрессия. Мир жесток и безумен.

На полу валялись пустые бутылки. Очевидно, выпить было уже нечего, да, пожалуй, и незачем. Сколько можно забивать себя настойками и ликерами Константина? Лучше найти где-нибудь спазмалгон...

Антон встал и пошел в ванную. Именно здесь по-настоящему ощущались подлинный утонченный вкус, пристрастия и неограниченные возможности хозяина квартиры. Сверкающая чересчур дорогим кафелем и шикарной сантехникой, с бесконечными рядами пантинов, давов и рексон на многочисленных полочках, ванная потрясала даже искушенные души множества друзей художника.

Идеальные и разумно стремящиеся к беспредельному совершенству мальчики постоянно нахально выклянчивали у Константина то один шампунчик, то другой, а мыло, по примеру Денисика, попросту воровали, не в силах устоять перед соблазном.

Пытаясь согреться, Медведев встал под горячий, обжигающий душ, приятно и больно хлестнувший по спине и на мгновение позволивший отвлечься от одной-единственной мучительно- навязчивой мысли. Капли стремительно бежали по лицу и из этого потока неожиданно снова соткалось белозубое красивое лицо Ильи. Что ему нужно было рядом с Вячеславом? Почему ты благополучно не допился месяц назад до белой горячки, Ванечка?

Антон резко, рывком вырубил воду, едва не сломав импортный хрупкий дорогостоящий кран, явно не рассчитанный на подобные мелодраматические проявления чувств и столь грубое обращение. Будь оно все проклято!..

В квартире по-прежнему стояла тягостная глухая тишина. И все-таки, кажется, в холодильнике у Константина оставались какие-никакие запасы вина...

Утром Самохин подвез Медведева до работы: безрассудный редактор ночью здорово нахлестался в одиночку. Всадник без головы совсем потерял всякий контроль над собой.

- Когда увидимся? - выходя из машины, небрежно, вскользь, довольно безразлично, спросил Антон.

- Завтра, - спокойно, не поворачиваясь, отозвался Вячеслав, включая зажигание. - Или когда-нибудь... Созвонимся.

Машина неторопливо отошла от тротуара и плавно влилась в соседний ряд, а редактор долго стоял неподвижно, вызывая справедливое раздражение прохожих и тупо глядя вслед удаляющейся "Ладе". Вячеслав упорно не хотел менять старую машину на более дорогую и престижную иномарку из-за названия, совпадающего с именем любимой дочери.

Что за странное, никогда не звучавшее раньше уточнение... Маленькое, крошечное добавление к простому и ясному слову "завтра"...

Все вечера и ночи следующей недели Антон провел в казино, с особой страстью выигрывая и проигрывая, яростно бросая деньги на кон, словно пытаясь выпытать у судьбы, что его ждет дальше, и заплатить ей, одарить ее, подкупить, холодную и равнодушную, будто бы ожидающую дань в виде совершенно ненужных ей долларов и рублей.

Всю последующую неделю Вячеслав не появлялся, не звонил, не искал встреч с Медведевым. И отчаяние с новой силой охватило главного редактора.

Как большинство мужчин, он был склонен к мелодрамам.

В понедельник, отпустив секретаршу Аллочку домой и закрыв дверь на ключ, Антон позвонил Самохину.

- В чем дело? - резковато спросил он срывающимся от волнения фальцетом. - Что случилось? Сделай одолжение, Слава, объясни! Ты болен? Или очень занят?

Надо отдать должное Вячеславу: он всегда был предельно честен и откровенен. И теперь не больно-то заботился о страданиях и душевных ранах Медведева.

- Хорошо, что ты позвонил, Антоша, - ласково сказала Самохин. - Нам надо встретиться и поговорить. Прямо завтра. Думаю, мы объяснимся спокойно и мирно и вполне поймем друг друга. Очень надеюсь, Антоша...

Вячеслав надеялся напрасно. Несмотря на свой немалый жизненный опыт и мудрость, он теперь не хотел учитывать слишком многого, и прежде всего - глубину привязанности Антона и его полнейшее неумение быстро и безболезненно менять пристрастия и увлечения. Самохин пожелал забыть, что приятель очень легко ломается. Это была отнюдь не простая и чересчур искалеченная природой и судьбой натура.

Обыкновенный чейндж здесь явно не проходил. И разыграть карту шутя, играючи, на сей раз никому не удастся.

- Завтра? - иронически повторил Антон. - А я думал, когда-нибудь... Когда-никогда... Ты очень любезен. Твоя нынешняя определенность весьма обнадеживает и бесконечно радует. Хорошо, я буду в девять. Устраивает? Как только - так сразу... Всех благ!

В качестве своего слабого и не слишком необходимого оправдания Самохин ссылался на один простой и вполне справедливый постулат: прошло почти три года (а это немало), и в любой момент они с Медведевым могут друг другу надоесть, приесться, осточертеть, в конце концов.

Нет, Самохин не ставил перед собой четкой задачи и определенной цели сменить партнера. Его устраивал и удовлетворял не слишком уравновешенный Антон, он ему подходил: эмоциональный, безоглядный, безудержный... Однако появление Ильи все перепутало, смешало конкретные планы и нарушило былое устойчивое равновесие. Фортуна - дама капризная.

Самохин сделал для Медведева все, что мог, и даже больше. Он поступил более чем благородно и не чувствовал себя ни в чем виноватым. Вячеслав честно выполнил взятые на себя обязательства и свой долг. Теперь наступило время расплаты для других: им пришла пора платить долги. А их - хочешь не хочешь! - отдавать придется.

Это и было начало конца.

КОНЕЦ

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Мудрая безответность

Вячеслав и Антон встретились, как обычно, в квартире Константина. Только сегодня в комнате сидели сам хозяин и Илья, и это сразу обожгло и обозлило Медведева, хотя рассчитывать на радости и удовольствия сегодня не приходилось.

На щеках вспыхнули алые пятна.

Безучастный Константин покуривал у окна трубку, увлеченно и сосредоточенно ее набивал, изредка тянул из бокала ликер и, казалось, почти не замечал происходящего.

Илья вежливо и дружески, располагающе улыбнулся, демонстрируя крупные, на зависть белоснежные, очевидно, не без помощи блендамета, зубы.

- Антоша, - с появляющейся у него иногда отвратительной вкрадчивостью заворковал Самохин, заботливо наливая Медведеву вина и наполняя его тарелку рыбой и ветчиной, - мне хочется познакомить тебя с Ильей...

- Это мило с твоей стороны, но по-моему, мы уже знакомы. Очень знакомы, - сухо отозвался Антон, нервно поправляя съехавшие на нос очки.

Висок разбухал привычной тягостной болью.

- Ты опять понял меня кувырком, - снова омерзительно вкрадчиво запел Вячеслав. - Я хочу познакомить вас поближе, сделать друзьями. Хочу, чтобы вы поняли друг друга.

- Едем дальше - едем в лес... Ты, случаем, не помешался на этих благоглупостях, Слава? - начал медленно закипать редактор. - Вечно придумываешь не пойми что, и, кстати, почему-то не предупреждаешь меня о приглашенном на вечер обществе. А вроде бы стоит...

Он, прищурившись, пристально рассматривал Самохина: глаза бывшего лучшего друга по обыкновению прятались, неприятно ускользали.

- Это не принципиально, - мягко отозвался Вячеслав. - Ты опять усложняешь и накручиваешь.

- Для тебя слишком многое не принципиально и чересчур много остается за кадром, - оборвал его, едва сдерживаясь, Антон. - И не только для тебя. Как раз в этом вся суть и принципиальная разница между мной и остальными!

И тут же поймал искоса брошенный темный взгляд Константина. Зачем, Медведев, с таким маниакальным упорством бесконечно доказывать, что ты лучше других?

- И это плохо, Антоша, - укоризненно заметил Самохин.

В самую точку...

- Вот и Костя со мной согласен.

Теперь Самохин попытался перехватить уплывающий в окно взор художника.

Константин страдальчески поморщился, словно от невыносимой зубной боли.

- Избавь, Вячеслав, не передергивай! - не оборачиваясь, тут же холодно отрезал он. - Я никогда не участвую в разборках ни на чьей стороне, тем более, в качестве судьи. На эти грабли уже наступали... И присутствую здесь сегодня исключительно из давнего расположения к тебе и искренней симпатии к Антону. Вообще жалею, что дал себя уговорить...

- Ну хорошо, хорошо! - поспешил согласиться с ним покладистый Самохин. - Хорошо, Костенька, успокойся! И ты тоже, Антоша, утихомирься! Мы все должны взять себя в руки. Лучше я расскажу об Илье.

Как раз то, что требовалось...

Антон с ненавистью глянул на цыгана, по-прежнему мирно и спокойно кайфующего в широкой белозубой улыбке. Или он плохо знает русский?

- Не понял... Ты думаешь, Слава, мне сие интересно? Это исключительно твои подробности! Очень твои! - холодно заметил Медведев.

Только бы хватило сил и нервов не взорваться...

- Ну конечно, интересно! - с подкупающей уверенностью воскликнул Вячеслав. - Тебя - писателя и журналиста - должна привлекать любая человеческая судьба, тем более такая необычная, как у Ильи.

Почему его должна привлекать всякая херня? Откуда такая убежденность? Какого рожна ему все это надо?! Как "Плейбой" слепому...

Снова косой острый темный взгляд Константина. Началось... Да что нового здесь можно подсказать? И нечего лезть в советчики! Надоело! Все прекрасно известно и ничего нового: горькую пилюлю позлатили чересчур неумело... Бывает. И не так уж редко.

Сколько можно советовать одно и то же?! Смотри не заиграйся! Не теряй голову, всадник! Лучше молчи! Ты не умеешь тасовать колоду... Даже не пробуй!

Да он и не собирается ничего больше пробовать. Хочется надеяться... Мы все должны взять себя в руки... Или, может, правильней послать драгоценных друзей наконец к черту? И именно так будет лучше всего? Потому что дальше - не его проблемы... Очень не его... Устаканется....

А Вячеслав, не дожидаясь согласия слушателей, уже мелодично вещал о полуслепом цыганенке, только в силу природной смекалки и отличной ориентации двигающемся почти наравне со сверстниками.

В таборе затеяли как-то драку, закончившуюся поножовщиной, - и у Ильи не стало отца.

Пьяный водитель поехал на красный свет - и у Ильи не стало матери.

И однажды в подмосковном поселке, где табор всегда располагался на лето, мальчика заметил русский врач Титов, снимавший здесь дачу.

Врач жил с семьей: женой и двумя дочками, пятнадцати и четырнадцати лет.

Илья в тот день метал с поселковыми мальчишками стрелы в мишень, но почему-то никак не мог попасть в цель. Мальчишки смеялись и поддразнивали, чем довели Илью до злых слез бессилия и отчаяния.

Алексей Федорович сразу обратил внимание на странного цыганенка.

- Ты плохо видишь? - спросил врач у мальчика.

- А что такое "видишь"? - ответил тот вопросом на вопрос.

Тогда Алексей взял мальчика за руку, привел в поселок и проверил зрение. Один глаз у Ильи почти не видел, второй оказался немногим лучше.

- Если тебя не лечить, ты скоро ослепнешь, - честно сказал доктор Илье. -Понимаешь, ты не сможешь тогда даже ходить без посторонней помощи. А кто тебя будет водить за руку в таборе? Твои соплеменники тут же бросят не нужного им мальчишку подыхать с голоду. Разве не так? Родителей-то нет. Поэтому решай: или ты остаешься у меня навсегда, и я тебя постараюсь вылечить - это вполне возможно. Или.. . В сущности, у тебя нет выбора.

Что тут было решать? Девятилетний цыганский ребенок обладает отличной жизненной сметкой и неистовой тягой к жизни.

Илья остался у доктора Титова. Его жена даже не пыталась возражать: она хорошо знала, что муж - сумасшедший. Девочки же приняли Илью в свою семью с настоящим восторгом: им всегда хотелось иметь младшего брата.

Илью увезли в Москву, вымыли, переодели и начали лечить. Несколько месяцев он провел в различных клиниках, стойко и мужественно перенес несколько операций, но вышел практически излеченный, счастливый, имеющий теперь добрых заботливых родителей и ласковых внимательных сестер.

Илья стал неплохим резчиком по дереву, почти забыл табор и цыганское кочевое житье, заработал себе на квартиру, и все шло привычно и ровно, пока его неожиданно не встретил на улице невысокий пожилой цыган, окликнувший по имени. Илья удивленно остановился: кто это смог вспомнить его и узнать?

Цыган оказался на редкость памятливым.

- Илья, ты похож на мать, - без конца повторял он. - Как похож на мать... Просто одно лицо! Красавица была... Сколько же я тебя повсюду искал! По-нашему не понимаешь? Плохо... Совсем русским стал. А я любил когда-то твою мать... Так любил...Отец-то на нож нарвался, когда ты только говорить начинал. Пойдем со мной .

И любопытный Илья пошел, не отдавая себе отчета в своих действиях, но странно завороженный одной мыслью: цыган и мать, которую теперь не вспомнить, - одно целое. Но примерно такая же мысль преследовала и его нового знакомого...

В таборе Илья провел почти двое суток: томительных, тягостных, мрачных. Люди вокруг казались чужими, неприятными, отталкивающими, да и он тоже был для них не своим, навсегда отколовшимся и зачем-то пришлым. Почти предателем. Лишь заступничество и власть Михаила, как представился немолодой цыган, спасали Илью от явных выпадов, хотя косые, недоброжелательные, тяжелые взгляды он ловил на себе ежеминутно.

Ночью в палатке Михаил довольно грубо овладел юношей, боявшемся крикнуть: на его защиту здесь не встал бы никто.

Утром Илья, собрав в кулак всю волю и хитрость и обманув бдительность Михаила, сбежал в город и не выходил из своей квартиры почти месяц, пугая родителей и сестер безумным взглядом и просьбами оставить его в покое и только приносить еду.

Но миновало лето, вместе с первыми дождями и заморозками цыгане сложили палатки, свернули табор и ушли на юг, и Илья начал потихоньку очень осторожно выбираться из дома.

Правда, в продолжение осени он бросался бежать при виде цыган на улице, постарался сильно изменить свою внешность: отпустил бороду и усы, стал носить темные очки, коротко стричься. Пробовал даже красить волосы, но угольные пряди удавалось вытравить с большим трудом. Зато игра с цветом понравилась и прижилась.

Но это была не единственная зарубинка, оставленная на память о себе Михаилом. С тех пор Илья неожиданно потянулся к молоденьким мальчикам-резчикам, работавшим рядом. Среди них оказался знакомый Ивана... Так Илья попал в квартиру симпатичного улыбчивого пьяницы и остался там сначала на неделю, а потом - и на две.

.. .Илья выслушал свою собственную историю в пересказе Самохина с завидным хладнокровием и бесстрастием, с милой открытой улыбкой, словно речь шла вовсе не о нем, а о ком-то постороннем, почти незнакомом. Спокойный, как удав.

Прекрасная однозначная конкретика: здравствуй, дерево!

Антон раздраженно, злобно осмотрел его, пробуя не сорваться. И что можно было найти в таком откровенном идиоте?

Он жестоко заблуждался, а точнее, обманывал сам себя. Не желал видеть и признавать очевидного. Именно Илья с его правильными чертами и яркими красками мог серьезно привлечь пристальное внимание не одного лишь Вячеслава. Искушение для искушенных...

Пробуя по-своему успокоить Медведева, Самохин начал автоматически гладить ладонью его руку. Пальцы ласково-привычно скользили до локтя и обратно, вызывая бешеное желание резко их сбросить.

Противное, до тошноты мучительное чувство приближающегося одиночества, о котором Антон уже почти забыл, придавило его, снова словно скомкало. Так легли фишки...

В висках ныло, сбившееся с панталыку сердце тревожно стучало, казалось, на всю комнату.

- Мне хочется подружить вас, Антоша, - продолжал гнуть свое настырный Вячеслав. - Зачем нам ссоры, дрязги, недомолвки? Я их очень не люблю. И Илья тоже.

Упоминать Константина он больше не решился.

Чарующая мелодия самохинского голоса...

- Да, сладкий, - охотно подтвердил Илья с лучезарной улыбкой. - Ссориться не будем.

Обычный заманчивый чейндж с излюбленной всеми хеппи эндовкой... В натуре.

- Будь добр, заткнись! Желательно совсем и навсегда! - посоветовал цыгану Антон.

Рука Вячеслава остановилась.

- Все? - вежливо поинтересовался у него редактор. - Могу идти? В штаны ты мне сейчас не полезешь? На один моментик? Хотя стесняться особо нечего: все люди свои! Великолепное долгое прощание! Всех благ !

А что в общем-то особенного? Выигрышную карту снова дерзко и спокойно швырнули на кон. Любые ходы заранее просчитаны, каждые мелочи и детали прекрасно продуманы и учтены. Кто сомневался...

Константин, задумчиво глядя в окно, флегматично набивал табаком трубку. Мы все должны взять себя в руки... Смотри не заиграйся!

И продолжать разговор абсолютно бесполезно: он бессмысленный.

Тонкая ниточка, связывавшая Антона с окружающим, оборвалась.

Многого не проси... Мир жесток и безумен.

У Медведева слишком наивные представления о жизни. Или вообще никаких...

- Погоди, Антоша, так негоже и опять кувырком, - попытался остановить его миролюбивый и расположенный к длительной беседе Самохин. - Почему ты никогда не хочешь поискать выход?

Именно его редактор сегодня, кажется, как раз нашел: дверь хлопнула, оставив Антона сначала наедине с грязноватой холодной лестницей, а потом - с мокрой весенней вечерней улицей. Уходя - уходи...

Серое давящее небо в голубых проплешинках...

С крыш капало, можно было взбеситься от пронзительных криков одуревших ворон и истошных воплей окончательно ополоумевших от весны и любви котов.

Болела и кружилась голова. Непроходящая проклятая болезнь пятого прокуратора Иудеи всадника Понтия Пилата...

Антон сел в машину и оцепенел.

Жизнь сделала еще один новый непредвиденный непредусмотренный поворот. Медведев опять сбился с дороги, потерял всякие ориентиры. Выпал из связи с миром. Сухой остаток...

И надо было жить дальше...

Антон медленно включил зажигание...

Главный редактор стал чаще бывать дома, где в основном лежал на тахте, тупо уставившись в потолок и изредка потягивая коньяк, бутылку которого предусмотрительно утаскивал за собой в спальню.

Тихонько, осторожно приближалась дочка, располагалась возле на ковре со своими игрушками и пыталась, как могла, развлечь папу.

Но он почему-то, к ее большому удивлению и разочарованию, никак не реагировал ни на мишку, ни на собаку, ни на куклу Барби. Что ни покажешь, ему все неинтересно. Бедная Алина уже исчерпала собственные невеликие возможности.

Иногда Антон думал, что если бы родился сын, он оказался бы совсем другим, настоящим отцом. Он обманывал сам себя и виновато поглядывал на дочку, слишком часто, на его взгляд, укладывающую Барби в постель вместе с куклой-мужчиной.

- Это ее муж? -спросил как-то Антон.

Проявлять нездоровый интерес не стоило.

- No, - охотно ответила обрадованная девочка.

Наконец-то папа начал осмысливать действительность и задавать разумные вопросы!

- Ее муж на работе. Он там всегда и очень поздно возвращается. А иногда не возвращается оттуда вовсе! А это ее друг. Бой-френд. Он так называется.

Светлый Митенька, что ли? Или очаровашка Дени? Настоящий балдеж...

Медведев приподнялся на локтях и с болезненным интересом уставился на дочку: что еще за новости? Откуда она в неполные семь лет может разбираться в подобных тонкостях и разыгрывать сцены из семейной жизни похлеще стокгольмского кинематографического гения?

Вошла Даша, напоминая о еде и кофе и по обыкновению предлагая принести поднос с обедом сюда. Антон отмахнулся и сразу поинтересовался у нее, где все-таки находится супруг прелестной Барби. И подозрительно взглянул на жену. А может... Почему бы и нет? Его же вечно нет дома! Но именно сегодня греющая когда-то мысль о разводе показалась страшной, невыносимой. Нет, только не это! Хотя бы сейчас...

Даша засмеялась и насмешливо посмотрела на мужа.

- Алиночка никогда не укладывает его с Барби по неизвестным мне причинам. И на вопросы по данному поводу не отвечает. Очевидно, она уже очень хорошо знает жизнь.

В тоне Даши звучала неприкрытая нехорошая ирония. А ты здорово изменилась, дочка станционного смотрителя!

Алина молчала, словно не слышала мать, и продолжала увлекательную игру.

И Даша прекрасно воспользовалась редкой удачей, давно не выпадавшей ей на долю, и необыкновенным, до странности мирным настроением мужа.

- У тебя, кажется, появилось свободное время, - вскользь довольно справедливо заметила она. - И мне бы хотелось, чтобы ты съездил к врачу. Ты сильно устал и знаешь об этом лучше меня.

Антон мельком глянул на Дашу.

Да, он, конечно, знает лучше... Очень лучше...

Возражать и спорить почему-то не тянуло. К врачу так к врачу. Сегодня проще уступить бесконечным просьбам. Дашка давно носится со своей замечательной идеей. Может, после ненужного визита к эскулапу отстанет наконец как нечего делать. Есть кое-какая надежда...

Жена не давала Антону даже рта раскрыть, перехватив долгожданную инициативу - как она по ней соскучилась! - и не желая так просто расставаться с великой свободой слова.

- Мне давно порекомендовали хорошего невропатолога, - упоенно развивала свою мысль Даша.

Замкнуло ее на дурацком неврозе!

- Ты можешь поехать прямо сейчас. В общем, когда соберешься... Спорт - это, конечно, необходимо, но я боюсь, он тебя больше не выручает. Если не возражаешь, съездим вместе.

Именно то, что требовалось...

- Хочется надеяться, что я чуточку ориентируюсь в Москве, - нехотя соглашаясь, буркнул Антон. - Или ты подозреваешь у меня топографический кретинизм? Объясняй, куда ехать...

Спорить было просто лень.

Консультация, разумеется, оказалась совершенно бессмысленной. Пустырник, транквилизаторы, холодный душ... Бег в парке по утрам... Абсурд! Тихий караул...

Возвращаясь за полночь домой ( заглянул все-таки на обратном пути в казино), Антон жалел о напрасно потраченном времени. Никакие врачи и развлечения помочь ему сейчас не в состоянии.

Но утренний разговор с женой - вчера она уже спала - закончить так просто, на слишком высоко взятой и привычной ноте, не удалось.

Дверь распахнулась, и вплыла босая Алина в пижаме. Щуря сонные глазки, дочка подошла совсем близко и остановилась рядом, сладко обдавая детским теплым молочным запахом.

Даша и Антон недоуменно переглянулись.

- А куда мы с тобой завтра идем? - спросила Алина.

- Не понял... Разве мы собирались? -изумился Антон.

Даша удивленно подняла брови: кто обманывает - муж или дочь?

- Ты забыл, потому что у тебя очень много работы, - объяснила суть дела не по годам смышленая девочка. - Ведь сам сказал вечером "отл"! Мы только не успели решить куда. Между прочим, завтра суббота.

Действительно, суббота. И идти ему теперь совершенно некуда. В полном пролете... По нулям... Стало быть...

- Если ты подскажешь, куда тебе хочется... Сделай одолжение, - неуверенно начал Антон. - Что там у нас имеется в запасе...

Даша, кажется, потеряла всякую способность соображать: глаза оквадратились, рот приоткрылся... Могла бы держаться и поумнее!..

У Алины в запасе кое-что имелось. Вероятно, программа продумывалась заранее, с вечера.

- Ну во-первых, в зоопарк, - решительно заявила дочка. - Мне кажется, ты давно не видел слона.

Она, безусловно, не ошибалась.

- А во-вторых, на митинг! Скажи "хор"!

- Куда? - Антон сел в кресло.

Какая уж тут работа... Пусть Аллочка сегодня немного отдохнет от главного редактора.

Или у него плохо не только с головой, но и со слухом? И он просто ослышался?

Даша, чтобы не засмеяться, прикусила губу.

Ребенок слишком политизирован, а Дашка хохочет. Тут плакать надо горькими слезами!

- Очень интересно... И на какой же митинг ты собираешься? - Антон подвинул кресло поближе к Алине.

- На санкционированный, конечно, - пояснила девочка, явно удивленная отцовской недогадливостью и неосведомленностью. - На другие ходить опасно, мне мама объясняла!

Очевидно, Дашке абсолютно нечего делать. Это само собой разумеется.

- Мама сказала, ты знаешь, где какой митинг, - уверенно продолжала Алина, переступая на ковре босыми ножками.

Может, ей дует из двери?

- Журналисты должны все знать!

Кто сомневался...

- Там интересно, я видела по телевизору: разноцветные плакаты, все кричат и хлопают. А детей сажают на плечи, чтобы было видней!

И дочка выразительно посмотрела на Антона: ей определенно хотелось к нему на плечи.

- Тебе не холодно? - спросил Антон. - Даша, по-моему, здесь сильно сквозит! Ты разве не замечаешь? О митинге мне нужно разузнать поподробнее. А слон... Вообще-то милое дело. Ну пусть будет слон, я не возражаю. Возможно, как раз он мне нынче необыкновенно требуется. Не исключено.

И поймал на себе пристальный изучающий взгляд Даши.

В субботу утром счастливая Алина устроилась на переднем сиденье машины и терпеливо ждала, пока мать наконец закончит давать отцу ценные указания.

Готовый в любую минуту взбрыкнуть, Антон выслушивал, стиснув зубы, стараясь по возможности не сорваться и не оборвать Дашу, которая несла дичь, на полуслове.

Он вынес, не дрогнув, наставления по поводу конфет, пепси-колы, пиццы, "Макдоналдса", мороженого, дождя, урагана, смерча, землетрясения, наводнения, плохих тормозов джипа, допустимой скорости, неплотно закрытой дверцы, но когда дело дошло до опасности непосредственного общения ребенка с животными, очевидно, прямо в клетках, Антон не выдержал. Да тут любой бы сломался!

- Даша, хочется надеяться, что у меня тоже имеется кое-какое соображение! - недобро проинформировал он. - Или у тебя есть серьезные сомнения по этому поводу? Странно, что ты не вспомнила о сегодняшнем нашествии инопланетян и неминуемой к вечеру атомной войне! Вот счастье-то! И на том спасибо! Какой-то словесный понос! Фиолетовая жуть! Алина, закрывай дверь и поехали! Помаши маме ручкой! Мы будем к обеду. Когда надышимся вволю свежим воздухом Садового кольца.

- Мах-мах! - сказала беспредельно довольная дочка, даже не взглянув на любимую маму, и как только они отъехали, посоветовала. - Ты учись у меня: все выслушивай, говори "отл", а потом, когда останешься один, поступай наоборот и делай все по-своему!

Антон покосился на нее: в общем-то, он так всегда и делает.

- Ну спасибо! - сдержанно поблагодарил он. - У тебя уже богатейший жизненный опыт. Что будем смотреть, кроме слона? Какая программа действий?

Алина радостно защебетала, болтая ногами и просвещая не знакомого с миром фауны отца.

Любимая кукла Барби - без нее ни на шаг! - лежала на сиденье рядом. Она все-таки удивительно напоминала очаровашку Дени.

Антон свернул в правый ряд и притормозил у тротуара. Алина взглянула удивленно: до зоопарка было еще далековато.

- К сожалению, тебе придется пересесть назад, - сказал Антон.- Я совершенно забыл, что детей нельзя возить впереди.

- Не хочу! - категорически отказалась дочь. - Мне там будет скучно без тебя! Что я там буду одна делать? И тебе нужно дослушать про бегемота, я еще не досказала до конца!

Антон снова искоса взглянул на это непонятное создание. В сущности, она абсолютно права...

- Ну будь по-твоему! Бегемот - это действительно важно, - легко сдался он. - В конце концов, заплатим штраф... Но лучше, как только увидишь дядю с палочкой или милицейскую мигалку, ныряй на пол! Поняла? И носа не высовывай!

- "Хор"! - засмеялась Алина. - А здесь ножки отапливаются?

Антон включил печку и приподнял в машине стекло: девочку может продуть, потом Дашка заест насмерть. Один-единственный раз поехали, и вот вам, пожалуйста, финита: ребенок в соплях, а она столько предупреждала...

В зоопарке Алина снова потрясла отца, полностью оправдав последнее наставление Даши: дочка, как обезьяна, залезала на решетки клеток куда-то вверх и явно рвалась пообщаться с узниками самым непосредственным и тесным образом.

Проклиная все на свете и чертыхаясь про себя, Антон без конца сдергивал Алину с клеток и терпеливо объяснял, стараясь не взорваться, что подобные затеи и мероприятия крайне опасны, до добра еще никого никогда не доводили, и что мама как раз напоминала ...

На Алину большого впечатления это не производило. Похоже, отца она просто держала за дурака. Дочка шагала к следующей клетке, и все повторялось сначала.

Взмокший от напряжения и ненужной ему ответственности, редактор сознательно решился на ложный шаг и предложил Алине почему-то строжайше запрещенный Дашей "Макдоналдс". Там все-таки дочка будет сидеть на стуле. Да и тигров с мишками в кафе пока не наблюдается.

Однако Алина действительно имела слишком хорошие представления о жизненных сценариях.

- Мы пойдем туда обязательно, но после того, как я все здесь посмотрю! - заявила она и очень практично добавила. - А "Нестле" ты мне купи сейчас! Скажи "отл"! - и помчалась дальше.

Вокруг мельтешились дети, озабоченно суетились родители, перекормленные звери смотрели с нехорошим выражением презрения и осуждения.

Солнце припекало все сильнее, очевидно, нужно было что-то расстегнуть на Алине или что-то там снять - Даша предупреждала на случай тропической жары. Антон судорожно попытался вспомнить, что именно, но сил на это уже не осталось: дочка с ее неугомонностью поглощала его внимание целиком. Поэтому он разумно решил положиться на интуицию маленькой женщины: эти создания всегда отлично знают, от какой детали одежды нужно отказаться в самый подходящий для такого события момент.

Правый висок потихоньку переполнялся мучительной болью.

- Алина, нам пора! - крикнул Антон. - По-моему, ты уже насладилась вполне! Иначе кафе на сегодня отменяется!

Дочка остановилась и посмотрела удивленно: мнения не больно-то сообразительного отца она, конечно, не разделяла. Но "Макдоналдс"...

И Алина отправилась к машине.

Вечером Даша тихо вошла в комнату и осторожно села рядом. Антон недовольно, резко отодвинулся к стене: что на этот раз?

- У тебя опять болит голова? - полуутвердительно спросила Даша.

К чему дурацкие ненужные вопросы? Лучше бы принесла эффералган...

- А где рецепты, которые ты получил у врача?

- Возьми на столе, - буркнул Антон. - Это не панацея и вообще благоглупость. А сегодня я просто устал от Алинки: она носится как оглашенная. Кроме нее, по-моему, никто из детей в клетки не совался. Абсолютно неуправляемый ребенок.

Сказал и тут же пожалел о неосторожно сорвавшейся фразе: дочке есть в кого быть именно такой. И внешне она похожа на отца, хотя природа на сей раз постаралась значительно больше: миниатюрная Алина с мелкими, но точными, почти правильными чертами лица, росла изящной и складненькой.

- Тебе звонили, - сказала Даша, разумно решив не вдаваться в детали и подробности воспитания Алины.

Антон быстро приподнялся на локтях.

- Кто? Разве мобильник не работает?

- Я не в курсе твоего мобильника! - заявила жена. - Звонило множество народа, большинство не представлялось, но главное, конечно, Терентьев, который очень интересовался, собираешься ли ты наконец сдать обещанную ему полгода назад книгу. Ты совсем бросил писать.

У Дашки потрясающее умение капать на мозги.

Антон опустился на подушку. Господи, как болит голова!.. И нет ему спасения... Какая-то никому не нужная книга...

- Едем дальше - едем в лес... Стало быть, тебе достался позвоночный день, бедолага. Не повезло, - пробормотал он. - Только письменность - нынче не моя проблема. Очень не моя... А полгода - просто гипербола. Неужели неясно? Бросил писать... И расцветай, травка! К чему лишние заморочки? Да и последний умишко ку-ку! Надыбать ничего не в состоянии... Ты ведь сама так когда-то считала, не вздумай теперь отрицать.

- Я ничего не отрицаю, - сказала Даша. - Отрицание - твое основное занятие. И ты иногда им слишком увлекаешься. Разве тебе действительно больше не хочется писать? Почему-то не верится.

Антон покосился на жену. Недоверчивая... Умная... И опять проявляет дурацкую настырность. Раньше вроде такой не была...

- Постараюсь объяснить, - неожиданно сказал он. -Чтобы ты не приставала ко мне в дальнейшем с подобной ерундой! Я бросил ручку не после той неудачной книги - ты в оценке не ошиблась. Я плюнул, когда главный редактор одного издательства заявил мне открытым текстом, что моя проза нынче - непроходняк, поскольку настоящая, а они публикуют только бульварщину. Сподобился... До крайности замечательный и несколько ошарашивающий вариант отказа. В духе времени! Безупречная формулировка и сплошной позитив. Устраивает? Меня устроило совсем и навсегда. Стало быть, в общем и целом могу и умею, туфты не гоним, но опять нагрелся на печатном слове. Только уже по другой причине. Не выгорело... Продолжать не решился. Не хватило духу и сил. Без вариантов. И давай лучше оставим все это за кадром и сменим тему.

Интересно, почему Медведева вдруг потянуло на откровенности?

Он слишком хорошо помнил Дашины глаза, поднятые на него от первой и последней его книги. И никогда никому еще не рассказывал о судьбе книги второй.

Да, он тогда не обратился за помощью к Самохину. Не захотел быть снова обязанным. Решил рассчитывать на свои собственные силы. Абсурд... Он чересчур легко и быстро ломается, Вячеслав прав.

На мгновение Антону стало жалко Дашу: у нее было опрокинутое, потерянное лицо.

- Тебе принести чай или кофе? - тихо и расстроенно спросила она.

- Чай, - попросил Антон. - С сахаром. И с какой-нибудь таблеткой. На твой вкус. И позови, пожалуйста, Алину.

Снова внимательный испытующий Дашин взгляд из-под ресниц. Опять ее замкнуло на идиотских рассматриваниях! Ничего нового не намечается.

Алина влетела как ураган и с размаху бросилась на тахту к отцу.

- Тебе нравятся "Руки вверх"? - тут же поинтересовалась она. - Я от них просто тащусь! Там поет один мальчик в лифчике! Очень крутой клип!

Мальчик в лифчике?!

Антон едва не застонал. Господи, и дома деваться от этих мальчиков некуда!..

- Мне кажется, Алиночка, - осторожно начал он, - что у тебя не самый удачный подбор клипов. И может быть, ты слишком часто смотришь телевизор?

Надо поговорить с Дашей.

- А телевизор сам подбирает, что мне смотреть, - вполне логично объяснила Алина и радостно сообщила. - Завтра воскресенье!

Кто б мог подумать... Очень сообразительный ребенок. Есть в кого...

- Ты удивительно проницательна, - заметил Антон. - Стало быть...

- Yes! - пронзительно завизжала Алина, и Медведев снова начал бояться за свой слух. - Мы куда-нибудь опять поедем! Скажи "хор"!

Антон неслышно вздохнул: вариант оптимальный и единственный.

- И программа имеется? - спросил он, нисколько не сомневаясь в наличии четко обдуманного плана и боевой готовности к точным действиям.

Только бы не санкционированный митинг...

- Имеется! - столь же звонко прокричала дочка. - Мы поедем за город! На пленэр! К кому-нибудь на фазенду!

Это было немногим проще митинга.

Дачи у Медведевых не было: не захотели возиться. Поэтому жену с дочкой Антон обычно отправлял летом в Болгарию или Прибалтику, оставаясь на три месяца беспредельно свободным.

- Интересно, к кому? - растерянно спросил он. - Случайно, не знаешь? Неплохо бы подсказать... Сделай милость! Только не кричи, как укушенная мартышка!

- Ну у тебя же есть приятели! - уверенно заявила Алина. - Мама говорит, что их очень много! Даже слишком! А как кричит укушенная мартышка?

Ах, мама говорит?! Что там еще говорит мама? Да, ты здорово изменилась, дочка станционного смотрителя...

- Укусят - узнаешь! А это обязательно случится, если ты будешь продолжать лезть подряд во все клетки. Дай-ка мне со стола телефон, - попросил Антон дочку, и она с готовностью принесла мобильник.

Антон позвонил Константину.

Тот нисколько не удивился, услышав голос Медведева, и сразу прервал его извинения.

- Ты ни от чего серьезного меня не оторвал и оторвать не мог, - спокойно объяснил Константин. - Все то же самое: неплохие ликеры и симпатичный, ласковый мальчик. Очень даже приятный. Принесли немножко понюхать, у меня кончился кокаин... Ничего нового. И ничего такого, от чего нельзя было бы отвлечься. Я тебя слушаю.

Просьбу Антона художник тоже воспринял без всякого удивления.

- Дочка? Это хорошо, - спокойно сказал он. - Завтра в любое время, когда тебя устроит. Я буду один. Дорога тебе прекрасно известна.

Алина сидела рядом, болтала ногами и с интересом слушала разговор. Стало быть, "отл"...

- Мы едем завтра к дяде Косте? Yes? - спросила она, едва Антон отключил телефон. - Вот видишь, а ты говорил, что некуда! А там есть лес и речка?

Современный ребенок замечательно ориентировался в жизни. Не похоже ни на Антона, ни на Дашу. Очевидно, исключительно веяние времени.

Выслушав как всегда бесконечные Дашины наставления, Антон посадил утром Алину в машину, но прежде чем опуститься на сиденье рядом с дочкой, повернулся к жене.

- Ты высказалась полностью? Вот счастье-то! Хоть какое-никакое. Сыпала словами без остановки... Тогда, будь добра, разреши наконец мне. Мы вернемся вечером. Как только - так сразу...

Он пристально, задумчиво посмотрел в Дашкины довольно неудачно подкрашенные глаза. Для кого бы это?

А ты абсолютно не умеешь краситься, дочка станционного смотрителя! У Митеньки получается значительно лучше.

- Можешь отдыхать от нашего присутствия и заняться собой. Сделай себе рыжую прическу и нарисуй совсем другое лицо. По-моему, у тебя есть чудесная возможность развлечься. Устраивает? На твоем месте я бы использовал ее на все сто. По обстоятельствам.

Сейчас он больше всего на свете страшился именно подобной возможности.

Озадаченная Даша молчала и, похоже, даже немного испугалась.

- Ничего кошмарного и сверхъестественного я тебе вроде не предложил. Отнюдь, - сухо добавил Антон, садясь в машину. - Почему у тебя такое странное выражение? Это ты напрасно. Живи себе с миром... Ты совершенно свободный человек, но кажется, никак не можешь это до конца осознать...

Она слишком многого не могла осознать. И он тоже, до сих пор не подозревающий, что свой выбор жена сделала давно и навсегда.

Зато Алина вполне осмысленно и радостно щебетала всю дорогу, показывая любимой Барби, почему-то отправившейся на пленэр без мужа и без друга, березки и сосны.

Антон уже начинал привыкать к детскому милому бесконечному лепету. Кажется, дочкин голосок чем-то успокаивал, приводил почти в умиротворенное состояние, и окружающее раздражало не так остро. Это была очевидная и реальная замена. Устаканется...

Словно опять щелкнул невидимый выключатель, скрыв в темноте всю его предыдущую жизнь, и осталась только смешнушка-Алина, ее куклы, слоны да носороги.

Не нажимайте на выключатель!

Давно пора было понять, что разделить свою жизнь ни с кем просто невозможно, как ни пытайся. Распростертыми объятиями не встретят нигде. Его жизнь - только его, принадлежит лишь ему одному и остальным нужна, как запойному диета. И никто, кроме Медведева, в медведевском существовании не нуждается.

Он никого не устраивает, и только вот если Алинка...

Дашу он по обыкновению не учитывал.

И хватит ему суетиться и суматошничать, "земную жизнь пройдя до половины". Душа не терпит суеты, и давно приспело время подумать о духовном - от канонов никуда не деться, как ни пытайся.

Настала пора решать самую главную, единственную и теперь уже последнюю для него на Земле проблему - отношений со смертью. Что там, впереди и на небесах? Есть ли там вообще что-нибудь? Сколько еще ему отпущено и для чего - господи, да ведь других вопросов просто нет на свете! - для чего в действительности он живет, двигается, мыслит ? Для чего пытается найти несуществующее? Зачем? И все суета сует, бесконечная, пустая, бессмысленная...

Иногда ему мучительно хотелось представить грядущий и, возможно, достаточно близкий уход.

Спроецировать ситуацию никак не удавалось: сознание упорно отказывалось от навязываемой ему идеи отделения от тела.

Правда, однажды, в сером полусне, вдруг показалось, что душа поднимается ввысь, оставляя его навсегда в пустоте... Он в смятении открыл глаза и с тех пор старался не тревожить себя чересчур сложными и опасными сценариями.

- А ты знаешь, - спросила Алина, вовремя оборвав его мысли, - какая самая лучшая буква в алфавите?

Антон покосился на дочку.

- Неплохо бы подсказать, сделай милость, - пробормотал он.

- Буква "М"! - объявила Алина. - Все самые лучшие слова начинаются с нее: мама, мороженое, "Макдоналдс", музыка, магнитола, Мадонна, майонез, малина, маникюр, масленица, мечта, машина, мандарины, Москва, мушкетеры, мясо, молоко, мяч!

- Пожалуй, - согласился Антон.

К списку не мешало бы добавить мораль, мигрень, мальчиков, матриархат, "Мартини", морфий, мышьяк, мизантропа, маскарад... Но это не для Алины.

- А какая, по-твоему, самая плохая?

- Буква "Р"! - заявила дочка. - Она очень трудно выговаривается!

- А вот и не угадала! Мы тоже как-никак не лыком шиты! - Антон сбросил скорость на въезде в поселок. - Буква "Т"! Самые неудачные, вредные и опасные слова начинаются именно с нее: транспорт, табак, таблетки, тараканы, техника, телефон, телевизор, тоска, темнота, террор, тиран, толпа, толщина, травма, трагедия, трепотня, трибунал, тщеславие, тюрьма, тяжесть... И термоядерная реакция.

Дочка выслушала внимательно, хотя, безусловно, поняла значение далеко не всех слов. Он ожидал новых вопросов, но их не последовало: Алина с увлечением осматривалась вокруг.

Антон улыбнулся в сторону.

Да, вот только если Алинка с ее милой отсебятинкой...

Не нажимайте на выключатель!

Константин курил у окна и увидел подъезжавший джип издали.

Прихватив Барби, Алина быстро выскочила из машины, словно знала здесь все до последней травинки.

- Не хилая фазенда! - сообщила дочка, с удовольствием осмотрев роскошную дачу и участок Константина. - Здесь очень клево! Пахнет травкой!

Само собой разумеется. Вот только какой...

Промчавшись по песчаной дорожке, Алина остановилась как вкопанная перед Константином, вышедшем ей навстречу и, казалось, немного растерявшимся перед ее беспредельной открытостью и общительностью.

Нет, ну в кого только дочка уродилась?

- Здравствуйте, дядя Костя! Мы уже приехали! - радостно доложила Алинка.

Кто сомневался...

- А почему вы такой большой?

Антон усмехнулся, закрывая машину. Интересно, как Константин будет выходить из положения?

Дядя Костя замялся и беспомощно поглядел на Медведева - может, выручишь?

Ну уж нет, пусть теперь выкручивается собственными силами! Это тебе не сероокий Филипп. Антон сам рядом с Алиной чувствует себя, как при землетрясении в девять баллов.

Алина легко угадала смятение большого, но не Бог весть какого догадливого дяди Кости и с настоящим женским благородством тут же поспешила прийти на помощь.

- А я знаю почему! - заявила она.

Для чего тогда было спрашивать?!

- Это от радиации! Здесь, наверное, очень сильная! От нее все очень здорово растет: и лук, и картошка, и редиска! И помидоры! И вы тоже!

Антон еле сдержался от смеха.

Несколько ошарашенный сравнением с помидорами и редиской, Константин взглянул на Медведева с немой укоризной: предупреждать надо о подобных детишках с сюрпризами!

Да, это тебе не очаровашка Дени!

- А вы сажаете огород? - продолжала хозяйственная Алина. - Весной как раз надо копать грядки! Все уже копают!

И деловитая девочка посмотрел на художника таким взглядом, что оставалось только взять лопату и немедленно начать вскапывать землю.

- Видишь ли, я ленивый, не как все, - попытался неловко оправдаться Константин. - Поэтому сад запустил и грядки не завожу. Зато у меня есть чудесная беседка! И сейчас мы будем пить чай!

Обегав весь сад и сунув нос во все уголки, Алина явилась на террасу раскрасневшаяся и чем-то явно восхищенная. Очевидно, снова нужно было с нее что-то там снять... Почему Антон никак не может запомнить, что именно?..

За чаем Алина развлекала вконец ошеломленного хозяина дома, который отчаянно молча взывал к приятелю умоляющими взглядами. Но тот сделал вид, что ничего не замечает, и уткнулся в свою чашку, из последних сил пытаясь не рассмеяться.

В мгновение ока Константин был посвящен в перипетии сериалов о разбитых фонарях и первых поцелуях, а также в тайны личной жизни Филиппа Киркорова, Мадонны и "Стрелок". Затем Алина поведала изумленному и, видимо, надолго онемевшему от переизбытка информации художнику о том, что папа должен писать, поскольку он прекрасный журналист и прозаик - так мама говорит! И не возьмется ли дядя Костя в качестве лучшего друга повлиять на папу? И заставить его дописать книгу, брошенную на полпути?

Нет, это в конце концов невозможно! У Дашки просто недержание речи!

Но когда Алина дошла до восторженного пересказа в деталях любимого хита о любовных приключениях девушек в красных туфельках, Антон в отвращении содрогнулся: снова проклятые туфельки! Только на сей раз красные... А куда же теперь делась бедная милая Красная Шапочка? Не дай Бог, дочка сейчас от красных перейдет к голубым... С нее станется...

Дашка совершенно не занимается ребенком. Запросто передоверила воспитание девочки телевидению... Милое дело!

- Алина, - попытался вмешаться Антон, - мне кажется, ты уже переговорила здесь всех. А телевизор и видеомагнитофон надо иногда выключать. Им это полезно. Может быть, тебе хотя бы немного поиграть? В виде большого одолжения!

Не тут-то было! У Алины вся жизнь предельно четко и конкретно планировалась.

- No! - заявила она. - Мы лучше пойдем все вместе в лес! Тут же есть лес, ты рассказывал! И тебе очень полезно гулять на свежем воздухе, тогда у тебя перестанет болеть голова, так мама говорит!

Да, Даша молчанием не сильно отличалась. Лучше бы читала ребенку Чуковского! Больше бы толку было! Красные туфельки... А ты здорово изменилась, дочка станционного смотрителя...

Не дожидаясь согласия, Алина доверчиво и смело, на манер Дени и Филиппа, вложила маленькую теплую ладошку в руку Константина и посмотрела на него как на свою собственность.

- Ну мы идем? - утвердительно сказала девочка. - Вы будете выбирать дорожки посуше, чтобы я не промочила ноги. Так мама велела.

Алинка замучила их пешей прогулкой почти до одури. Девочку приходилось то вылавливать из больших луж, то вытаскивать из колючих веток.

Наконец устала и она.

- Я хочу обедать! - объявила дочка. - А у вас есть чипсы? Я их люблю больше всего на свете! В следующий раз, когда мы приедем, купите их побольше!

У нее не было ни малейших сомнений в следующем визите.

- Вообще-то мы можем привезти их с собой. "Хор", да, папа? А что мы будем есть?

Антон внимательно посмотрел на Константина: а правда, чем мы с тобой, дядя Костя, намерены кормить ребенка?

Но этой проблемой Константин не озадачился ни на миг: обед - не Алинкины вопросы, к нему можно заранее неплохо подготовиться.

И через пятнадцать минут, не забыв вымыть руки, как наказывала мама, Алина сидела за прекрасно сервированным столом и с аппетитом уплетала за обе щеки ветчину и маслины, успевая при этом расхваливать икру и восхищаться крабами.

Но самый замечательный сюрприз забавница Алина приберегла напоследок.

- А можно, папа, я останусь здесь жить с дядей Костей? - спросила она, аккуратно, как учила мама, вытерев руки салфеткой. - Дядя Костя будет рисовать, а я гулять в саду! Получится просто здорово!

Кто сомневался... И до свидания, мальчики!..

Константин слишком громко задел ножом о тарелку. Антону понадобилось выскочить - ну может человеку срочно понадобиться по нужде! - и отсмеяться в соседней комнате.

Когда он, приняв серьезный вид, вернулся на террасу, Алина солидно и спокойно растолковывала неопытному художнику, что одному жить скучно и тоскливо - так мама говорит! - и что сейчас в жизни лучше всего заниматься рекламой - за нее больше платят.

- А вы не рисуете рекламные плакаты? - деловито спросила Алина, проявляя немалую искреннюю заботу о благосостоянии дяди Кости. - Знаете такой, где девушка в буденновке с красной звездой и в красном лифчике спрашивает: "А ты купила новое белье?" И еще один, где белье для тех, кто любит обольщать. Очень клево! Это случайно не ваш?

В полном раздрызге дядя Костя только слабо покачал головой.

- А что такое "обольщать", папа? Я не знаю.

Антон с трудом перевел дыхание и в который раз решился на ложный шаг.

- Лучше всего тебе это объяснит мама.

- Но я ее увижу нескоро, потому что остаюсь на даче! - решительно объявила Алина отцу. - Мне здесь очень понравилось! Скажи "хор"! И мне полезен свежий воздух! Так мама говорит.

Какой там "хор"! Тихий караул...

Алина чересчур склонна к смертельным номерам. А окружающих просто за дураков держит.

Антон наконец возмутился.

- А мама ничего иногда не говорит о том, что все идеи и замыслы о жизни в других домах сначала неплохо бы согласовывать с ней? На всякий случай? - сдержанно поинтересовался он.

Вопросы поставили Алину в тупик на одну секунду.

- А разве ты все всегда с ней согласовываешь? - тотчас отпарировал современный ребенок. - Ты даже никогда не звонишь вечером, когда не приходишь ночевать! Хотя у тебя целая уйма телефонов! И мама ждет!

Наступила нехорошая тишина. Зарез... Константин задумчиво глянул на Медведева, пристально, с бесконечным интересом изучающего знакомую до мельчайших подробностей картину на стене.

На соседнем участке оглушительно залилась лаем собака.

- Я тоже далеко не все всегда делаю правильно... Не исключено...- неуверенно пробормотал Антон. -И по-моему, нам пора ехать...

Но Алина посмотрела очень сонными глазками.

- Папа, лучше я сначала немножко посплю,- попросила она. - Мама говорит, мне полезно днем спать.

Нагулявшаяся Алина проспала до позднего вечера.

Антон с Константином сидели на террасе в каком-то странном неопределенном состоянии. Пить нельзя - Медведеву везти дочку в город, заняться нечем, никого не пригласишь. Позвонил какой-то мальчик и тщетно понабивался к художнику в гости.

- Видишь, я все же помешал тебе, - виновато сказал Антон.

- Нисколько, скорее, наоборот, - отозвался Константин. - Очень даже развлек. Понятия не имел, что у тебя такая дочка.

- Я и сам понятия не имел. Очень не имел, - искренне признался Антон.-До недавнего времени. Выросла без всякого моего участия.

Константин неторопливо набил трубку.

- Что будешь делать? - вскользь поинтересовался он.

Приятно потянуло табаком.

- Ты о чем?

Неловкая попытка притвориться непонимающим.

Обсуждать свои дела не хотелось ни с кем, даже с Константином.

Но художник был непонятно настойчив.

- Ты знаешь о чем. Журнал меня беспокоит мало. Хотя он - тоже твоя жизнь... Вот только власть - мерзкая, противная и беспредельно развращающая штука. Как ты, вероятно, сам давно успел заметить. Тебе она нравится?

Антон постарался остаться спокойным хотя бы внешне.

- Тебе ли говорить о разврате? Я не хотел, Костя, но ты сам напросился! Лучше не возникай!

- Это немножко другое дело, и твои комментарии довольно неуместны, - спокойно возразил Константин. - Страшнее всего повелевать и знать, что окружающие - бессловесны, поскольку полностью от тебя зависят. Нет ничего ужаснее отношений зависимых и зависящих со своими повелителями. Когда речи нет об естественности и искренности. Страх, подозрительность, натянутость... Да и прорывается наверх одно хамье. Не сердись, к тебе отношения не имеет: ты никуда не рвался. Это совсем иная история и никаких ассоциаций. Но разве тебя устраивает отвратительная роль властелина? Ты хорошо в нее вошел...

Антона передернуло: художник прав на все сто. И как раз устраивает.

- Не так, чтобы очень, не очень, чтоб так... Но жизнь все равно не в состоянии предложить что-нибудь другое. Отнюдь. Так было и так будет. Страх, неестественность, подозрительность... А начальник-размазня - не начальник. Без вариантов! Какая там мягкость? И давай оставим это за кадром и сменим тему. По возможности, - с трудом удерживая себя в руках, попросил редактор. - Могу я когда-никогда ненадолго забыть о работе?

Константин задумчиво осмотрел свою трубку.

- Попытайся... А ты имеешь хотя бы малейшее представление о своей жене?

Господи, неужели у него нет никаких других тем для обсуждения? Поговорили бы лучше о природе... Да многим ли это лучше?..

- Хочется надеяться, - нехотя пробормотал Антон, медленно закипая. - Дело не в ней. Дело во мне. Сухой остаток...

- Ну, это очевидность! - согласился Константин. - Дело всегда только в нас самих, в нас одних... Только ты чересчур сложно воспринимаешь действительность - тут Вячеслав прав. И поделать с тобой ничего нельзя. Сопьешься. Или еще того хуже... Если не найдешь ему замены. Человек - стадное животное. Только где порой найти то самое стадо? Нюхать не пробовал? Могу предложить. А зачем ты вообще женился? Тебе семья ни к чему. Мы в основном люди свободные. Это как собаки другой породы: из пуделя невозможно сделать овчарку. Вас с женой ничего не связывает. Правда, кроме этой девочки... Не такая уж мелочь. Потому что "с рожденьем ребенка теряется право на выбор"...

Изучать психологические нюансы не было ни малейшего желания. У редактора и так серьезные проблемы с головой.

...Однажды сидя рядом с Антоном в темноте зрительного зала, Даша вдруг засмеялась. Режиссер в этом эпизоде смеха явно не предусматривал.

Антон удивился.

- У них всегда чистые волосы, - прошептала, объясняя, Даша. - И накрашенные глаза. Один раз я видела на экране фронтовую разведчицу с тушью от "Маскара". А я не всегда успеваю вовремя вымыть голову. И каблуки слишком часто снашиваются. И юбки мнутся. Понимаешь?

Он понял.

Похоже, ему тоже хотелось во всем только "чистых волос". И счастья - в чистом, неразбавленном виде. И не ему одному.

- Костя, моя женитьба - дело очень давнее, - накаляясь все сильнее, сказал Антон. - Пути господни неисповедимы... Но если тебя раздирает на клочки любопытство, то я женился на дочке станционного смотрителя. Вот в чем фишка... У Пушкина звалась Дуней. Мечтал с ее помощью уладить сразу все конфликты. Идиот! Как видишь, не выгорело, сделка не состоялась. Полный облом... Совсем и навсегда. "Океан одинаков повсюду: вода и вода..."

Во взгляде Константина пробудился живейший интерес.

- Ну не так уж он одинаков! В каждой избушке свои погремушки, - резонно возразил художник. - Значит, дочка станционного смотрителя?.. Да ведь она шлюха, голубчик, и ничего больше! Александр Сергеевич был великий знаток по этой части. Сбежала от отца, презрев законы семьи, религии и общества! На что ты рассчитывал?

- Да ни на что! Разве я похож на законченного дебила? - тут же вспылил, слегка противореча самому себе, Антон. - Рассчитывать вообще можно только на то, что завтра понедельник! И погремушки, Костя, у всех какие-никакие, а одни и те же. Без вариантов! Но ты забываешь главное: сбежала по большой любви! Что вовсе не фигня и не пустяк! Все остальное по боку!

- Нет, это ты забываешь! Ее попросту увезли! Хотя она нисколько не возражала... А то, что ты называешь любовью, - обыкновенное вожделение или смятение чувств. Песни моей молодости. Буря в стакане воды. За этим словом частенько ровно ничего не стоит. Ничего значительного. Пустой звук.

- Костя, я очень хорошо к тебе отношусь, о чем ты прекрасно знаешь, - раздраженно отозвался Медведев, стараясь по возможности не взорваться сильнее. - Но неужели ты считаешь, что сейчас необходимо обсуждать со мной мое безрадостное прошлое и не менее горестное будущее? Мне его предсказали еще в университете. У всех свои заморочки и свой скелет в шкафу...

Он снова начал противоречить сам себе, выругался сквозь зубы, смутился и замолчал.

Константин предпочел ровным счетом ничего не заметить.

- Да, я порой люблю порассуждать и пообсуждать. И частенько впадаю в ненужный менторский тон, - виновато отозвался он. - Довольно нелепо... Бессмысленные наставления... А сегодня твоя девочка здорово выбила меня из привычной колеи. Отрубился начисто... Не уследил за собой. Каюсь...

- Само собой разумеется... За Алинкой никогда не пропадет. Я сам возле нее в полном отстое, - слегка остывая, усмехнулся Антон. - Стало быть, только мальчики смогут вернуть тебя к жизни. Все крайне просто: скажи им лишь "хор!" А остальное - по барабану...

Художник улыбнулся.

- И мои забавы тоже надоедают, - философски заметил он. - Хотя частенько утешение очень приятное. Утихают бури и боли. Для меня - утешение, понимаешь? Не более того. Так задумано. А для тебя...

- Замолчи, Костя, не продолжай, сделай одолжение! Что с тобой действительно сегодня? Жуть фиолетовая! - снова не выдержал Антон. - Вспомни наконец, чему учила тебя мама! Иначе я разбужу Алину и мы немедленно уедем!

- Куда ты хочешь уехать? - задумчиво спросил Константин. - Иногда ты меня попросту удивляешь. Упорно не хочешь замечать очевидного... "Привязанность страшна и к кокаину, и к женщине, и к славе, и к вину..." Не читал? Обоих касается, но тебя все-таки больше... Больше не буду. Включи видак, вчера принесли новую кассету. Посмотрим, что там такое...

С того дня Антон с дочкой стал довольно часто посещать Константина. Иначе главный редактор просто не знал бы, куда деваться от тоски. Теперь он редко заезжал и в редакцию.

Какое бесконечное одиночество... Сколько людей вокруг - и никого нет рядом... Разве здесь может что-нибудь устаканеться? Исключено. Мир жесток и безумен.

Но однажды утром Антон в замешательстве увидел, что художник нынче не один.

На террасе мирно спал сероокий Филипп, укутанный по ушки клетчатым пледом. Роскошное каре красиво растрепалось по пестрой наволочке.

Вот новости... Тихий караул...

Антон выразительно показал глазами на Алину, радостно метнувшуюся к дяде Косте, который только виновато развел руками.

А что теперь руками разводить? Знал же, что приедут Медведевы!..

Разбуженный звонким голосом Алины, Филипп открыл томные заспанные очи.

- Откуда ты взялся? - тут же спросил любопытный ребенок. - Ты сын дяди Кости?

Вопрос по существу...

Антон качнулся. Ну, пусть они сами выкручиваются теперь, как умеют!

- Да не-ет! - удивленно протянул Филипп.

Он вообще-то сын полка...

- А ты кто?

- А я - Алина Антоновна Медведева, - сообщила девочка. - Вставай, все давно уже напились чаю! И пойдем гулять! Скажи "отл"! Ты приехал из другого города? В гости?

Интересно, как он встанет? Спит-то, конечно, по обыкновению голым... Неужели Константин совсем уже ничего не соображает?! Крыша от травки поехала? Как и следовало ожидать...

Пока Филипп, торопливо одеваясь под пледом, невразумительно объяснялся с Алиной, взбешенный Антон, еле сдерживаясь, вошел вслед за хозяином в комнату.

- В чем дело? Ты не находишь, что это уже слишком? Едем дальше - едем в лес? - шепотом спросил он. - Костя, мы же вчера с тобой договаривались! Мальчишки не игрушки, когда здесь ребенок! Ты бы просто объяснил, что нельзя, и все! Но ты сказал "хор" в стиле Алины!

- Он приехал ночью, без звонка, с последней электричкой, - виновато оправдываясь, прошептал Константин. - Не выгонять же на улицу!.. Сам знаешь их чудовищную настойчивость и настырность. Ну приспичило ему! Понравилось! Неровно дышит! Что ты выходишь из себя? Девочка ведь ни о чем не догадывается! Просто нелепо!

Да, конечно, глупо.

Антон постарался успокоиться. Мы все должны взять себя в руки...

- Справедливо, - буркнул он. - Тебе, Костя, чертовски повезло: никогда не приходится никому задавать дурацкий вопрос "че те надо". Видно, слово знаешь! Хотя одним только словом здесь не обойдешься... Отнюдь. Живешь по заявкам! А их до черта и больше! И все рыдают от восторга. Но как бы тебя, случаем, не заездили совсем и навсегда! Не боишься? Гляди, затрахают! В особо изощренных формах. Кровь молодая, горячая. Впрочем, старый конь борозды не портит... Скажи, ты своей жизнью доволен, пройдя ее до половины? Или судьба не совсем удалась?

Удивительно своевременная тема... Именно сейчас немного недостает философских размышлений о жизни.

- Доволен? - художник с удовольствием закурил. - Был бы недоволен, не стал бы затягивать эту и без того достаточно знакомую канитель. А если продолжить начатую тобой дискуссию о конях, то можно заставить лошадь войти в воду, но нельзя заставить ее пить. Каждый сам решает, когда ему накуриться в последний раз и пожелать добра здесь ненадолго остающимся. Все мы едем до конечной... Возможно, как раз в твой любимый лес. И живем короткими перебежками. Дорога назад заказана. И смешно вдруг пытаться изменить курс корабля - ничего не получится. Только если взорвать его и разнести себя на детали. Да и жизнь довольно разумно и продуманно устроена, так что мы часто совершенно напрасно гневаемся на Всевышнего: нам предлагают далеко не худший расклад. Чего мы просто не сознаем по своему недомыслию и неумению анализировать и размышлять. Чай пить будешь? Давай, а дети займут на время друг друга, по уму несильно отличаются. Хотя Филипп на редкость нестандартное создание.

Антон подвинул к себе чашку.

- Не понял... Это чем же? - поинтересовался он. - Кажется, Николай обучает всех одинаково.

Константин насмешки не услышал.

- Его прозвали мальчик "да", - флегматично объяснил он. - Только, пожалуйста, голубчик, обойдись без своих обычных комментариев на тему, с чем это связано. Он просто постоянно повторяет, слушая: "да", "да", "да"... Словно все время со всеми соглашается. На самом деле - своя собственная форма вежливости, способ существования. Кто какой выбирает и кому что нравится...

Алина выбирает точно такой же, как Филипп. Безупречная политика мнимого соглашательства. Они на редкость похожи друг на друга. И сразу нашли общий язык.

- Но есть способ лучше... - пробормотал Медведев. - Очень лучше...

- Это какой же? Уж не твой ли? - художник улыбнулся. - Нет, Антон, твой и вовсе никуда не годится. Мой тоже не самый удачный вариант. Сойдет лишь на худой конец. Или ты имеешь в виду что-то другое?

- Другую жизнь, - пояснил редактор. - Совсем другую.

- Ты опять о том же? Торопишься на небеса?

- При чем тут небеса? Ждут они нас с тобой в великом нетерпении! В нашем присутствии даже ад не сильно нуждается! Хотя перспектива очень заманчивая! - с досадой отозвался Антон. - Или у тебя есть кое-какая надежда на отпущение грехов? Сам понимаешь, предостережение о Божьем суде - отнюдь не фантазия Михаила Юрьевича и далеко не фигня. Я о другой, не нашей, о совсем другой тусовке... Семейный сонет вместо дурацких дружеских верлибров...

Константин взглянул пристально и задумчиво.

- У тебя не получится, - справедливо заметил он. - Кроме того, ты уже один раз пробовал. А если результат тот же, зачем платить больше? Кажется, на тебя сильно влияет твоя девочка...

Антон покраснел.

- Пятый элемент... - пробормотал он. - Неучитываемый... И начинается тупое осмысливание жизни. Вернее, ее переосмысливание. В который раз. Устал я, Костя. Где-то в чем-то переиграл. Совсем и навсегда. Богом проклятый... И ничего уже больше не обломится... Осточертело без конца ностальгировать в поисках близкого. Знаешь, я когда-то, довольно давно, попытался найти в нашем метро хоть одно нормальное женское лицо. Фига! Было все, что угодно: руки, ноги, груди, плечи, задницы... Даже вполне ничего иногда, очень сносные... Вот только лиц не было. Полный облом! Жуть фиолетовая! А еще все вокруг отгадывали кроссворды. Куда не посмотришь. До крайности интеллектуальное занятие. Особенности национального транспорта. А ты можешь предложить только травку да коньяк. Тоже абсурд!
- Лучшее тебе вряд ли кто-нибудь предложит. Хотя кто знает... Ты никогда не задумывался, почему мальчики начинают тянуться к мальчикам?

- Подозреваешь, что мне абсолютно нечего делать, кроме как страдать над дурацкими вопросами? - Антон налил себе еще чаю. - Ну объясни, сделай одолжение!

- Просто нельзя слишком рано открывать тайны. Поэтому к твоим услугам весь Большой театр со спортивными танцами в придачу. Учти, голубчик, на будущее, если здесь надоест. Танцовщики постигают женщину слишком стремительно, просто танцуя рядом с ней ежедневно. Мальчики хорошо знают особенности другого пола: формы, запахи, не всегда приятные, даже график месячных... Партнерша моментально, очень быстро перестает быть прекрасной загадкой. Все давно до тонкостей известно... А любви без тайны не бывает, особенно в самом начале. И остается естественный и единственный выход - свой пол. Кроме того, женщины - чересчур зависимые создания, крайне тесно связанные с погодой, со своей физиологией, с личным настроением. Я быстро устаю от них.

Медведев усмехнулся: в самую точку! Эти чужие запахи... Пропотевшие туфельки... И снова проклятая зависимость... Что и следовало ожидать...

- Естественный? Ну не знаю... Насчет всего остального справедливо. Терпеть ненавижу их манеры и движения. Без всяких тайн и загадок. Только не слишком понятно, почему балерины не становятся лесбиянками. У тебя как-то не состыковывается... Не находишь? Скажи, а насколько правдива та давняя история с великой балериной, неожиданно заставшей мужа - известного танцовщика - в постели с секретарем ЦК комсомола и получившей от неожиданности шок?

Художник равнодушно пожал плечами.

- Со свечой не стоял, - пробормотал он. - Рассказывали, вмешалась даже "Екатерина великая" от культуры, пытаясь спасти отечественный балет. Вызвала на ковер цековца и с помощью суровых матюгов запретила ему приставать к надежде русского искусства. А если еще раз она об этом услышит, то пусть влюбленный пеняет на себя и свои неудачные страсти. Но даже грозной министерше исправить положение не удалось: опоздала. Девочка была слишком молода, неопытна и совершенно не подозревала о нехороших наклонностях своего мужа. Хотя странно... И быстро после этого сошла со сцены. Это очень старая история...

Антон набросал на свою тарелку груду печенья.

- Интересно, Костя, а у тебя хоть когда-нибудь была женщина? Или ты всю жизнь вот так по мальчикам шеманаешься?

- Ну почему же всю жизнь? Была не была... - флегматично отозвался художник. - Находилась... Довольно давно. Дама с пустыми глазами и пышным бюстом. Видишь ли, когда она раздевалась, грудь у нее просто падала с чудовищным шумом. Первый раз я даже испугался: не понял, что это такое. Ну а падала у нее, падало и у меня... Так ничего путного и не получилось.

Антон засмеялся.

- Сподобился... А поискать другую, у которой бы не падала, а стояла, тебе было лень? Глядишь, все бы и встало на свои места. И у нее, и у тебя. Живи с миром...

- Другая оказалась заполошная. Когда начинала чересчур громко, истерично рассказывать, явившись ко мне в переполняющих ее душу эмоциях, я снова очень пугался: думал, случилась беда. Но выяснялось, что ей просто пришлось слишком долго ехать в переполненном вагоне метро, и ничего больше. Или она попала под сильный дождь. Всего-навсего. Кроме того, вечные страхи из-за ее возможной беременности... У меня не выдержали нервы. Просыпался ночью в холодном поту . .. Такое чудовищное напряжение мне не по силам. Слаб на поверку. Каждому свое...

- Вот бедолага! Несчастье за несчастьем! Закошмарили тебя бабы полностью, - усмехнулся Антон. - Пугливый ты, Костя, до крайности. Не мне бы говорить, сам немногим лучше... Мы с тобой одной крови: ты и я...

Константин взглянул в окно и улыбнулся.

- Посмотри, как они носятся друг за другом, - сказал он. - Позавидуешь!

Антон встал: да, действительно, проворно и резво бегают наперегонки по полянкам и дорожкам. Дети отлично поладили, в два счета.

- Теперь, Костя, мы с тобой в одинаковом положении: у каждого по ребенку! - задумчиво констатировал редактор. - Чего нам еще не хватает? Сделай милость, подскажи!

- Ты просто здорово подбрасывал меня в самое небо! Потому что нехило накачен! Совсем как Чак! - восхитилась явившаяся наконец на террасу раскрасневшаяся Алина. - Пускай это будет твоей кликухой! "Хор", да? А ты можешь достать языком до попы? Папа, не смотри на меня с таким ужасным выражением!

Филипп скис от смеха. Константин прикусил губу.

- Алина, - попытался вмешаться, еле сдерживая улыбку, Антон, - а ты не находишь, что за своей речью надо хотя бы чуточку следить? Было бы очень неплохо... Что за слова и выражения? И по-моему, у тебя крайне завышенные требования к окружающим! На подобное неспособен ни один йог!

- Но так говорит мистер Бин! У него есть слова и похуже! - возразила бесподобно и не в меру образовавшаяся с помощью телевидения дочка. - И потом Бин сказал, что кошка может дотянуться. Значит, она лучше йога? А муравьед? Он тоже очень языкастый. Надо посмотреть на него повнимательнее в зоопарке: вдруг достанет... Ты как думаешь? Филя, ты попробуй все же потренироваться дома. Если получится, тебя покажут в передаче "Сам себе режиссер". А где ты взял свою клевую маечку?

Антон внимательно осмотрел Филиппа: надо же, Медведев с его вечной ненаблюдательностью попросту не заметил эту прелестную одежонку с надписью "O 'key".

Очевидно, любезный подарок френдика Дени.

- Я тоже хочу себе о ' кейку! - заявила Алина. - Папа, ну не делай своих ужасных глаз! Чак, ты не купишь мне такую же? И обязательно приезжай в следующее воскресенье! "Отл", да? А мы привезем с собой маму! Папа, скажи "хор"!

Антона снова качнуло.

Что это Алине вдруг взбрело в голову? Милая отсебятинка... И откуда у дочки эта развязность и стилистика? Раскованность беспредельная... Дашка совершенно не занимается ребенком - лучше бы про теремок рассказывала! Какие-то мистеры бины...

- Маме одной дома скучно, - взглянув на отца, пояснила рассудительная и смышленая не по летам девочка. - И потом ей очень хочется знать, где мы все время бываем. Это правда!

Ну конечно, правда. Кто сомневался... Мама...

Антон беспомощно посмотрел на Константина, но его взгляд прятался, ускользал. Филипп грыз какую-то травинку.

Похоже, опять, всадник без головы, ты зашел слишком далеко, и пора затормозиться. Неплохо бы...

- И еще, знаешь, папа, я, наверное, выйду за Филю замуж, когда вырасту. Он мне ужасно понравился. Скажи "хор"! Правда, Филя, ты на мне женишься?

Новый смертельный номер Алины... Не хилый прикол...

Краска бросилась Антону в лицо.

Ну конечно, "хор"... Однозначно.

Одна уже вышла такая... За примером недалеко ходить. И не она одна. Прямо скажем, завидная партия...

Филипп растерянно и смущенно поковырял землю белой кроссовочкой: "ну зачем тебе такой я нужен?"

- Да, конечно, - пробормотал он. - Ты мне тоже очень понравилась...

Константин отвернулся.

Тихий караул... С этой Алиной абсолютно невозможно находиться рядом.

- Антон Владимирович, у меня к вам очень серьезный разговор, - вдруг сказал Филипп. - Можно вас ненадолго? Извини, Алина, но вопрос нашей вполне возможной женитьбы мы обсудим немного позже. У нас с тобой еще будет для этого много времени впереди.

А ты неплохо умеешь выручить в трудную минуту, мальчик "да"! Дипломат! Хоть и гуляльный юноша... Антон Владимирович, у нас еще будет много времени, извини, Алина... Ишь ты, до чего дело дошло!

Медведев отошел с Филиппом к беседке, предоставляя щебечущую Алину заботам и вниманию дяди Кости. Похоже, что в последнее время он начал вполне с ними справляться и даже проявлял видимое удовольствие. И здесь тоже ребенок напрокат.

- Антон, - тихо сказал Филипп, - извини, получилось довольно нескладно, у тебя такая симпатичная дочка, и я ведь не знал, что вы приедете... Я понимаю, все слишком не к месту и не вовремя, но тебя стало невозможно поймать в редакции. По телефону я не хотел... Поэтому решил сказать заодно... С рекламой очень плохо, денег мало, почти нет, и вообще, как говорит Николя... Нужно что-то делать с журналом. Он горит. Его не покупают. Ты ведь знаешь...

- Догадываюсь... Совершенно случайно, - пробормотал главный редактор, сел на скамейку беседки и, прищурившись, с удовольствием полюбовался на березки.

Все правильно. В самую точку. Горит. Кто сомневался... Так и должно быть. И черт с ним совсем! Не все ли равно! Пожары эти - по барабану...

Грядущий провал был запрограммирован изначально и самим Антоном, все отдавшим на откуп Дронова, давно ставшего первым замом главного и постепенно превратившего журнал в типичную и довольно заурядную светскую хронику. Сколько же можно кормить читателя развлекалочками и сплетнями из жизни сильных мира сего? Надоело. Не правда ли, мальчик "да"?

Филипп встревоженно смотрел из-под длинной мягкой глянцевой челки до бровей. Похоже, он один только и беспокоился.

Не страшно, если всадник без головы, страшно, если он во главе эскадрона.

Впрочем, эскадрон тоже без большого ума.

Хотя нехорошая тень тревоги весьма ощутимо давно реяла над редакцией, там мало что изменилось. Отсутствие денег заставило слегка призадуматься, но не преобразиться.

Может быть, стал пореже слышаться визгливый смех Николая, чуточку завяли и затихли радостные и шумные тусовочки... Совсем немного, чуть-чуть.

Антону сие известно.

Безмятежным и бесстрастным до конца оставался один лишь светлый Митенька. Казалось, мальчика-подарка не трогали никакие земные горести и заботы: он безупречно сыграл на повышение.

Да, ему абсолютно не о чем было печалиться: Терентьев по-прежнему млел от восторга и неизменно замирал от счастья при виде обворожительной льняной головки и синих бездонных глаз и привычно ворковал вечерами в телефонную трубку:

- Бегу, Митенька!

Но сейчас беспокойного главного редактора подобные мелочи и безделицы, вроде развала редакции, совершенно не волновали, абсолютно не трогали, как ничуть не заботило и не тревожило Медведева будущее коллег и его собственное. Он словно не видел и не осознавал близости и вероятности полного разорения и краха журнала. Расцветай, травка!

Он выпал из связи с миром. Реальность потеряла всякий смысл. Его могла вернуть теперь Антону только Алина. Или... Но никаких "или" быть не может. Стало быть... Он снова, в который раз, попадает в зависимость от женщины. Милое дело... Кто сомневался...

- Считай, что обо всем доложил главному редактору, - сказал Антон Филиппу. - Полностью ввел в курс дела. Завтра утром я буду в редакции. Обзвони всех вечером: чтоб к одиннадцати сидели на местах! Особенно члены редколлегии. И не под градусом после уик-энда! Ну скажи свое "да"! Вместо Алинкиного "хор".

На обратном пути Алина, без конца с восторгом вспоминавшая полюбившегося Филю-Чака, вдруг настойчиво вернулась к обсуждению животрепещущего маминого визита на дачу Константина. Дочка становилась настырной. Вроде Филиппа.

- Алина, по-моему, у тебя уже закончился рабочий день, - пробормотал Антон. - Сделай милость, отдохни...

Он на минуту представил себе подобную однозначную ситуацию, на которую пыталась подбить его Алинка, и ужаснулся.

Даша не Алина и моментально разберется, что к чему. Неужели потом ему объясняться еще и с ней по поводу его странного нездорового увлечения и совсем, по ее мнению, неподходящих приятелей сомнительного производства?

Опять ты совершенно запутался, заигрался, главный редактор, опять совсем сбился с панталыку, всадник без головы. У тебя вечные с ней проблемы...

Утром Антон приехал в редакцию злой.

Но ненужного, абсолютно лишнего масла в разгорающийся огонь подлила новая в дроновском репертуаре песня. Ее редактор выслушал прямо с ходу, остановившись в коридоре у дверей зама в некотором замешательстве и в холодном молчании, не предвещающем ничего хорошего.

Резво выскочивший зачем-то из комнаты Денисик собрался метнуться назад, чтобы предупредить Николя о нежданно рановато появившемся и весьма нежелательном слушателе, но, взглянув на Медведева, вовремя передумал, замялся и умчался в неизвестном направлении.

Текст песенки оказался для всех подходящий и всех бесконечно устраивающий.

Любо, братцы, любо

Любо, братцы, жить.

С нашим атаманом

Не приходится тужить.

Атаман наш знает,

Кого выбирает.

Эскадрон - по коням,

Да забыли про меня...

Как же, про тебя забудешь... Исключено.

Ну и так далее... По тексту.

Кажется, Николя переходил всякие определенные границы дозволенного... И в редакцию отбившемуся от жизни Медведеву было бы полезно заезжать чуточку почаще. Хотя бы для того, чтобы внимательнее ознакомиться с репертуаром своего первого зама.

Антон спокойно подошел к кабинету, и Аллочка, увидев бесстрастное, без всякого выражения лицо главного, поперхнулась словами и нервно, безуспешно попыталась прикрыть ладошкой чересчур выразительное декольте. Ох, и блядища!

Для начала Медведев устроил общее собрание, где на повышенных тонах постарался втолковать редакции две аксиомы: с журналом - облом, и что потопали - то и полопали.

Затем главный пошел вразнос.

Все игры для детей старшего возраста, забавы и шалости желательно немедленно оставить: сейчас не время резвиться и вытанцовывать. Распелись! Майские соловушки! А ля аббушки! Модерны токинги! Или наоборот, стоит найти себе какое-никакое, не связанное с редакцией, занятие - по душе! Например, создать новую группу под названием "Голубые человечки".

Филипп, очевидно, просто ленив - рекламу достать нетрудно, если не шеманаться по дачам, а приложить должное старание и силы. Или нет такого желания?

Дмитрий растерял все свое былое своеобразие. И довольно ему без конца использовать одни и те же ракурсы! Осточертело до крайности! Кстати, бесконечные опоздания Дмитрия тоже порядком поднадоели. Хватит шляться без толку по улицам и изображать паровозик из Ромашково, засматриваясь на волшебные восходы и алые зори, которые здесь тихие! Пора и честь знать когда-никогда!

А Дронов - тот вообще с мышлением не в ладу и полностью лишился всякой фантазии. Или никогда ее не имел вовсе, что весьма вероятно и отнюдь не исключено. Иначе почему же такой невыносимой скукой несет от этих пестрожопых страниц? Тошниловка! Сплошные прослойки мыслей, слов и фраз. Дотумкался! Читать сию хренотень невозможно. Надо же навалять этакую дрянь! Надыбать что-нибудь путное никто не в состоянии. Одна херня! Сочиненная левой ногой через правое ухо!

Редактор заводился все отчаяннее и яростно накручивал себя горько-правдивыми тезисами.

Уже смертельно опротивело от рассвета до забора видеть перед собой стаю идиотов. Недумающих - тринадцать на дюжину. Тридцать восемь попугаев. А как посмотришь - вокруг одни бугаи бугаями. Вот только с умишком у всех не в порядке. Своих мозгов ни у кого давно не хватает, головы просто ку-ку! Непрошибайки! Сидят и не чухаются! Сплошная расслабуха!

И не надо гневить Бога, сетуя на неразумного и нелюбопытного читателя. Читатель нормальный! Обыкновенный. Хорошо знающий цену времени и деньгам. А вот не в меру расшатавшиеся его обожаемые драгоценные коллеги утратили всякие разумные представления об этой цене. Хотя в жизни есть еще кое-что, кроме любви и моды.

Дебильник, а не редакция! Работнички.... Попросту ошалели, вконец ополоумели от переизбытка возможностей. Не успокоятся, пока всех не перепробуют. Любопытные!.. Только не там, где требуется. И энергия бьет через край тоже куда не надо: поубавить бы не мешало!

Нежно замурлыкал мобильник. Главный раздраженно, рывком его отключил и резко отодвинул в сторону, едва не уронив.

Затрахались до умопомрачения, заебались до одури... Разгуляйки! Не поимели еще только столов со стульями. И то исключительно по причине технического несоответствия и анатомической несовместимости.

Стало быть, нравится болтаться, как говно в проруби. Милое дело! Всех устраивает. Очаровательный балдеж вполне дозволено продолжать.

Но только без Антона Владимировича. Это отнюдь не его проблемы и подробности. И ждать, пока обольстительные шалуны и обворожительные забавники обрастут мозгами, он не намерен. Очень не намерен.

Особо упертые могут писать заявления об уходе немедленно, не сходя с места. А остальных он тоже имеет в виду...

Здравомыслящие фарфоровые мальчики предпочли не связываться и скромно промолчали, потупив нежные ясные глазки, но неразумный Дронов сразу попробовал полезть на рожон.

- Ну блин! Утро стрелецкой казни! Нет кина - давай собранье! Медведевская образность - это вообще! Незабываемая песня! - нагловато заявил Николай. - Да ты, сдается, до сих пор еще в автотрансе, Антоша! А все потому, что катаешься по престижной Можайке. Там ведь известное дело: пока слуги народа едут на дачки и с дачек, хозяева страны стоят и ждут. Особенности национальной политики. Советский Союз будет жить вечно! А говорят, нет ничего вечного под луной! Ну чего ты опять взбеленился? Неустойчивый, как погода! И с физиономией, словно у тебя вчера под шумок разменяли всех родственников! Прямо бледная спирохета! И весь исхудамши!

Николай засмеялся. Сообразительный гаремчик к его веселью не присоединился .

- Теперь, дружишки, не забалуешь! Уж и попеть даже нельзя! Строг, что твой ОМОН! Мощный накат! Лихо зашарашено! Спозаранку бывает! У меня тоже сегодня с утреца головка бо-бо, может, к магнитной неразберихе? Кто в курсе небесных нескладух? В дурные дни собрания созывать не след! Это не есть приятно! Могу составить календарь отвратительных дат, когда "крокодил не ловится, не растет кокос", и для всех размножить на ксероксе!

Антон, глядя в окно, внимательно и терпеливо, не перебивая, выслушал монолог до конца, рывком отодвинул кресло от стола и встал.

- Ты высказался по всем вопросам? Пустую бочку дальше слышно! Хочется надеяться, что твою содержательную речь я не прервал, хотя по-моему, диспутов в программе однозначно не намечалось! - неласково остановил главный порядком зарвавшегося поэта. - А свою дурь вы уже многократно размножили во всеувидение тысячными тиражами! На всех развалах валяется! Полюбоваться, случаем, не желаете? Все свободны, господа! Извольте, наконец, приняться с миром за работу и привести головы в порядок! Сделайте такое одолжение! Уважьте хоть раз в жизни!

Через минуту Аллочке было строго-настрого приказано никого к нему не пускать.

Наступила блаженная тишина.

Антон опустил жалюзи, открыл бар и взял наугад первую попавшуюся бутылку. Эти поездки с Алиной за город выбивают из колеи не одного только Константина. Так и пить совсем позабудешь...

Он глотнул прямо из горлышка. Приятная теплота, блаженство и умиротворение охватили почти мгновенно.

И в это время ввалился Дронов. По-прежнему сияющий и с бодуна. Необходимый, как самовар в пустыне.

Алку убить мало! Сучка! Как всегда сиськи наружу! Для кого здесь эти сомнительные прелести? Ослепиловка! Хоть бы головой варила немного! Совсем ботвы не рубит! Ведь просил же ее, велел к дверям никого не подпускать... Запрещай не запрещай, распоряжайся не распоряжайся, приказывай не приказывай! Бардак, а не редакция! Ну да, в самую точку... И ничего нового...

Хотя у Николая с Аллочкой особые отношения.... Интересно, на чем они основаны? Николай - скрытный малый.

- Тоска, Анфиска! - с порога поделился поэт.

- Тоска, Раиска! - в тон ему автоматически отозвался Антон и холодно заметил. - По-моему, я тебя не звал.

- А понедельник настает опять, - философски проинформировал Дронов, шлепаясь в кресло.

- Догадываюсь, - согласился Антон. - И это все, что ты можешь поведать мне о жизни? Потрясающе мало... Еще какие-нибудь изумительные сообщения намечаются? Неужели ничего больше нет? Или просто такие тяжелые роды? Неплохо бы подсказать, чем вызван сей непрошеный визит.

- Мы давненько не видались, дружишко, - запросто объяснил свое появление Николай. - Решил проведать - твой зам на минуточку! - разузнать про личные делишки и планы. А то моя память хранит на этот счет полное молчание. Сдается, ты нынче очень внутренне взлохмаченный.

Именно к роли исповедника Дронов подходил лучше всего. Само собой разумеется...

- А ты без меня, стало быть, скучаешь? Кто бы мог подумать... Хочется надеяться... - с интересом протянул Антон и подвинул Николаю бутылку. - И тоскуя и печалясь обо мне, поешь просто душераздирающие песни. В частности, про атаманов, отлично знающих, кого им выбирать. Кстати, порубленные головы ты мне тоже сам сегодня с утра в песне напророчил! Смотри там дальше по тексту.

Николай хихикнул.

- Не угодно ли коньячку? - продолжал Медведев. - По-моему, за время отсутствия главного редактора твой очаровательный гаремчик здорово пополнился. Ты спроворил несколько новых глазастых мордашек. Прямо душа радуется! Очень богатая палитра. С чем тебя искренне поздравляю, о, счастливчик! У нас здесь теперь сплошная подрастайка. И как тебя только на всех хватает? Энергии невпроворот, поневоле позавидуешь! А при твоем пристрастии к разным расписаниям неплохо бы составить интимный график: когда у тебя прием одного зайца , а когда - другого. Милое дело! Не то, гляди, огневушка-поскакушка, запутаешься ненароком! И среди малышей могут начаться разборки. Особенности беспорядочных половых связей. А мальчишки - не игрушки.

Обсуждать ни песни, ни любимую палитру, ни график беспутный Николай сегодня почему-то не пожелал. С чего бы это? Родные вроде темы...

- С похмелюги бесишься? - без всяких тонкостей и околичностей догадливо поинтересовался он.

Ишь, бабка-угадка!

- Хотя выпивону как всегда навалом. И ням-ням тоже. Хлестанул с утреца, папазолкой закушал - и бодряк! Или еще какие фокусы судьба удружила? Не сифилис, значит, понос. Морда очень кислая. Комплексун! Ужасный ужас и кошмарный кошмар!..

- Вот и лексикончик у тебя сногсшибательный, - правдиво поведал Антон. - Главное, очень поэтический. Особенности национальной речи. По-моему, мальчикам есть чему у тебя поучиться заодно и в смысле стилистики.

Но проблемы стилистики Дронова тоже волновали не сильно.

- Ты бы плюнул, Антоша, на Славу. У него голова не болит! Нельзя так долго переживать по пустякам, тормозни! Баба с воза - кобыле легче! А то ностальгия скушает и не подавится! Она жуткая сволота! - справедливо и доброжелательно посоветовал он без обиняков, сгребая на край стола полосы и фотографии. - Тем более, что многие готовы тебе помочь, зайчик, и развлечь как умеют. И я на крайняк в том числе. Хотя ты знаешь, - Николай развязно хохотнул, - я больше привязан к несмышленышам, глупышам. Полуфабрикатикам. Эти дурашки подкупают меня своей неприспособленностью к тем испытаниям, которые потом выпадут на их долю. Каюсь, Антоша, грешен: по жизни обожаю нежных, хрупких, податливых... Которые "требуют забот"... Наивных, несформировавшихся, с большими глазенками... Люблю лепить, создавать, творить. "Чтоб черным городам придать голубизну.." А какая волшебная незабываемая песня мокнуть в одной ванне с зайчишкой... Это вообще!

Кто сомневался... Гурман...

- Не дает покоя слава Пигмалиона? Совершенно напрасно. По-моему, ты уже создал свой идеал. Есть кое-какая надежда. Во всяком случае, здесь без конца о нем поют, - резко бросил Антон, слегка передернувшись от дроновских откровений.

Нет, он все-таки никогда не сможет к ним привыкнуть. Фарфоровые мальчики... Будь оно все проклято!

- И прошу тебя в дальнейшем только Антон и без зайчиков!

- Увы, Пигмалион плохо кончил. Это не по мне, - дипломатично не заметив вспышки, сообщил, ухмыльнувшись, Дронов. - Он слишком мало знал и не умел любить по-настоящему.

- А ты, стало быть, умеешь? Ишь ты! Кто б мог подумать... Всегда в ответе за тех, кого приручил... - пробормотал редактор и снова хлебнул из бутылки. - Будь добр, заткнись наконец со своей любовью, надоел. Такого счастья невпроворот, дома от него все ящики ломятся, стенку не закрыть... Лучше помоги чем-нибудь другим. Например, наладь журнал, который сам благополучно развалил. Было бы очень неплохо. Не пустяк.

Но и существование журнала Николая нисколько не тревожило.

- Мимо денег, - честно заявил он и хитро прищурился, покачивая ногой в грязном ботинке. - Сдается, ты имеешь в виду совсем другое. Я понятливый, Антоша, а вдруг помогу...

Антон никогда не мог позже объяснить самому себе толком, почему он вдруг разоткровенничался. Ведь он нисколько не доверял скользкому Дронову, не больно-то любил, скорее, терпел постольку-поскольку. Выполнял определенные обязательства и считал все-таки своим, хоть и с фальшивинкой. Талантливый поэт, журналист с бойким пером и великолепной контактностью, у которого везде все схвачено - этого не отнимешь.

Примирял с Дроновым опять же николаевский гаремчик. Изысканные утонченные мальчики давно и безвозвратно с непревзойденной легкостью полонили главного редактора. В самую точку... Но для него хорошенькие белокурые зайчики - не вариант. Хотя и неплохое утешение, как говорит Константин. Обыкновенная экзотика... Он в ней все-таки не нуждается. Он нуждается совсем в другом.

Неподражаемый Дронов лихо допил коньяк - теперь придется лезть за второй бутылкой, здоров поэт градусы жрать! - и неожиданно предложил, выдав самое сокровенное:

- Слышь, подруга, а может, нам Илью убрать? И вся любовь! Чай, не раньшее время! Можно себе и такое позволить!

Как он угадал?!

Что ж, вариант неплохой, однозначный... Последовательный. Вполне даже подходящий и устраивающий. То, что требовалось. Свежее решение... Примитивность желания и убогость замысла не настораживали и не останавливали.

Мир жесток и безумен. Смотри не заиграйся...

Дыхание неожиданно оборвалось на полувздохе и, казалось, не возобновится уже никогда.

Что ты еще выдумал, всадник без головы?!

В молчании главного хитрый Дронов без труда угадал ответ.

- Ну надо так надо! "Наша судьба - то гульба, то пальба!" - философски изрек знаток рекламы и поэзии и тут же безапелляционно добавил. - Но видишь ли, зайчик, остро встанет простой вопросик о Славе. Этот отморозок сейчас подолгу болтается в квартире Ильи. Лихие кролики! Одного хозяина подкараулить трудненько...

- Догадываюсь, - пробормотал Антон. - Едем дальше - едем в лес...

У него задрожали руки, желудок захлестнуло петлей ноющей гнетущей боли, злая, неистовая, снова чужая, внезапно овладевшая им сила толкала вперед... Дронов может вернуть ему прошлое?! Абсурд, литературщина! Дурная идея... Как всегда не в дугу...

Медведев встал и достал из бара вторую бутылку. Он слишком давно не пил: все Алина да Алина.

- У тебя есть люди? - безразлично спросил он, ломая "головку".

- У Дронова все есть! - заявил Николай. - И для всех. Особенно для этих двоих. "Потому что нельзя быть на свете красивой такой..." Людя - не проблема. Хочешь, завтра после семи приведу к тебе парня? Вообще неплохой проект. Только это на минуточку приличные бабки! Так что "раскошелимся сполна"! Сам понимаешь, риск немалый. А дельце сделают чисто, втихаря, не подкопаешься. Ихое дело! Сымитируют ограбление. И история о них умолчит. Профессионалы! Бывшие военные.

- Уже не раз испытывал? - сорвалось у Антона. - А кстати, не совсем понятно, как твое предложение увязывается с оркестриком под управлением. Не состыковывается! Отнюдь. И где же на сей раз всеобщая пресловутая любовь? Все-таки компашка родная и близкая...

Николай нехорошо осклабился. Какие у него на удивление ничего не выражающие глаза...

- Никогда не любопытствуй со мной, Антоша, это не есть хорошо. Твое не дело, - миролюбиво порекомендовал он. - И запомни: каждый сидящий перед тобой и стоящий рядом - сволочь. Окажется правдой - больно не ушибешься, зато ошибка будет неожиданной несказанной радостью. Любая бяка на Земле бесконечна: глупость, хамство, наглость... А счастье всегда кратковременно.

В принципе ничего нового...

- И ты, стало быть, сволочь в том числе? Уж будь добр, руководитель проекта, прости, опять полюбопытствовал! Пока еще не отвык! Не получается сразу! - насмешливо повинился редактор.

Зачем он все же связался с пьяным поэтом?

- Предположим, и я, - хмыкнул Дронов. - Думай так - и жить станет намного легче. Бери от жизни все, что можешь, хватай ее за загривок и выжимай до последней капли! - он сжал руку в кулак, и Антон поверил, что жизни здесь приходится несладко.

Дронов способен выжать кого угодно.

- Аллу завтра отпусти пораньше. Кофе я сварю сам. Коньяк-то, зайчик, найдется? Не весь еще выжрали?

- А ты оторви задницу от кресла и загляни в бар! Сделай милость! - доброжелательно посоветовал Медведев.- Ломаешь комедию, будто ничего здесь не знаешь! Впервые в редакции? На новенького?

Дронов кивнул, снова не услышав резкости главного, поднялся, лениво потягиваясь, и посмотрел на Антона странным взглядом. Такой, наверное, мог быть у рыболовного крючка, наблюдающего за червяком. Дурацкое сравнение... Видимо, Вячеслав прав...

- Вообще-то одни всегда ломают комедию, а другие - мелодрамы. У кого что лучше получается. Игры наши девичьи! А людей стоит делить на обременительных и необременительных и выбирать только последних. Таких, как мои зайчата, хотя "дети требуют забот". До завтра, Антоша. Не грусти по мелочам. Держи морду кирпичом. Проще жизни ничего не бывает.

Кто сомневался... Мыслитель...

Он ушел, а редактор долго сидел задумавшись, плотно сжав кулаки и тупо глядя перед собой. Он бесконечно замучался, и, кажется, от этой беспросветной изматывающей усталости спасения нет и быть не может.

Да, конечно, надо признаться честно самому себе: в нем нет ничего привлекательного. Он состоит из одних отрицаний: некрасивый, недобрый, неуклюжий, неаккуратный, невысокий, несильный, невеселый, неумный... Ни одного "да". Безупречная формулировка. Сплошной негатив.

Антон снова сбился с панталыку: куда тебя несет, всадник без головы?!

Он не годится для разборок. Ни с кем. Никогда. Ни при каких условиях и обстоятельствах. Прелести страшного суда не для него. Не выгорело...

А убрать Дашу (когда-то ведь собирался!) или Илью - какая здесь, в сущности, разница?

На редкость дурные идеи... Дьявольщина...

Самое лучшее - поступать не задумываясь. Как только - так сразу... Кто не успел - тот опоздал...

Мысли мешались, путались... Он явно не рассчитал своих сил.

Антон резко встал и нащупал в кармане ключи от машины. Можно рискнуть сесть за руль - не настолько пьян. Бабки для ментов наготове. Мы все должны взять себя в руки... Ну что ж, он постарается... Есть кое-какая надежда...

Ночь он провел в казино, а утром явился в редакцию абсолютно трезвый и ясный, как июльский полдень, словно не исступленно, остервенело просаживал всю ночь баксы в "Космосе", а мирно спал до самого восхода в уютной теплой домашней постели. Лишь более глубокие, чем обычно, складки у губ да темные тени под глазами, довольно плохо скрытые очками, говорили о том, что на душе у главного редактора далеко не спокойно и не гладко.

Антон не думал ни о чем, точнее, заставлял себя не думать, полностью отвлечься, и, не размышляя, рвануться в водоворот, не задаваясь великим литературным вопросом: "куда ж нам плыть?" Проклятая литературщина... Самохин не ошибается.

Еще один рубикон перейден, хотя еще не поздно все переиначить, раскрутить, отказаться от своих слов, сославшись на нервный срыв, эмоциональные перегрузки, на неумеренную выпивку, в конце концов.

Однако отступать не хотелось. Дорога назад заказана. Хотелось упорно идти дальше и дальше, как советовал когда-то Вячеслав, и зайти слишком далеко... Он согласился - и не стоит теперь отменять свое решение. Дронов угадал: он хочет отомстить. Yes... Мало не покажется... "Хор", как говорит Алина.

Примитивность желания и убогость замысла оказались очень удобными.

Мысль о собственной безнравственности Медведеву в голову не приходила. Безнравственен Самохин, столь легко изменивший Антону. Безнравственна вся компания Самохина, но никак не Антон. Он там вообще пришлый, человек со стороны. К нему аморальность не имеет ни малейшего отношения.

Тяжким наваждением и кошмаром теперь неожиданно обрушилась на него эта другая, совсем иная, когда-то незнакомая, а сейчас такая привычная, бесконечно любимая жизнь и мертво придавила к земле чугунной лапой.

Он был чужой здесь. Несмотря ни на что.

Узел затянулся чересчур туго, и его необходимо разрубить. Как можно скорее. Подумаешь, делов-то куча! Настоящая фигня. Избавиться как от явления. Только и всего. Проще жизни ничего не бывает...

Кто сомневался...

Дронов заглянул в кабинет главного ровно в семь часов вечера.

- "Но командир уже в седле?" - весело справился он и привычно подмигнул. - Принимаешь? Входи, Мишаня, нас ждут. Уговорешник был.

Редактор вздрогнул от неожиданности: "Николай нальет, а Михаил пригубит..." Что за странное совпадение? Дьявольщина... Стало быть, на его долю выпадает роль непьющего Федота, который по сценарию должен погубить себя сам.

В жизни не бывает случайностей. Она продумывает все до мелочей.

Антон действительно ждал появления Николая, с трудом справляясь сам с собой и едва скрывая нараставшие к вечеру тревогу и страх. Но внутренне напряженный и зажатый, к встрече готовым все равно не оказался: ему предстояло в первый и в последний раз в жизни (он же не Дронов в конце концов!) увидеть киллера, профессионального убийцу, наемника.

Они вошли в кабинет, широко распахнув дверь: сияющий поэт впереди, а за ним - довольно просто одетый в недорогой отутюженный костюм при галстуке, невысокий, плотно сбитый, чисто выбритый человек с обычной стрижкой и заурядной внешностью.

И Медведев подумал, что именно такая обыденность, внешняя неприметность - четко продуманный, почти безупречный тактический ход: ничего выделяющегося, броского, яркого, что давало бы повод хорошо запомнить, надолго запечатлеть в памяти. Догадался и понял, что действительно имеет дело с профессионалом.

Вежливо и бесцветно, стерто улыбнувшись, Михаил опустился в кресло, а Николай тут же - хотя бы для вида спросил разрешения! - рванулся к бару, открыл его и в восторге принялся изучать разноцветные бутылки, забившие полки до отказа.

- Да, Антоша, ты неплохо принимаешь и мощно живешь! У меня просто нет словей! Это вообще! - весело заключил Дронов.

Он явно нагличал.

- "Это ж только цыгане за ножик, мы ж за рюмку - и дело с концом!" Итак, Мишуня, не дадим себе засохнуть! Греби прямиком сюда! Оттянись со вкусом! Какой лакомый глоточек, которого всегда мало, ты предпочитаешь для своей белозубой улыбки? Чего желаешь испить? Небось, "Камю"? А может, правильное пиво?

- Я не пью, Николай, ты отлично знаешь, - суховато отозвался Мишуня.

Значит, даже и не пригубит - слова не про него!

- Сначала о деле. В общем-то я в курсе, - Михаил мельком взглянул на редактора, - и с помощью Николая вполне владею информацией. Все необходимые данные и координаты есть. Неясно только, убирать одного или обоих и существует ли реальная опасность сопротивления. Оружия, скажем, ни у кого там не имеется?

Антон резко отодвинул кресло от стола.

Нельзя сказать, что вопрос застал Медведева врасплох, конечно, нет, он ждал именно такого... Об этом уже выспрашивал вчера Николай.

Илья - здоровый малый, и, кстати, неизвестно, что носит в карманах настоящий цыган, хоть и выросший в семье русского доктора.

"Это ж только цыгане за ножик..."

Может, стоит притормозить? Смотри не заиграйся...

- По-моему, опасность минимальная, - осторожно выговаривая, будто подбирая слова, сказал Антон. - А убрать...

Николай помигивал ему с бутылкой в руке. Все сволочи... "Николай нальет.."

- А убрать... - медленно повторил редактор, - убрать нужно только цыгана... Второго не трогайте...

На щеках цвели алые пятна.

Дронов прищурился и разлил коньяк на стол. Опс! Уже и координации никакой!

- Е-мое, что ж я сделал-то! Одуремши! Это не к добру! - кривляясь и бездарно притворяясь испуганным, воскликнул поэт и проворно вытер лужицу грязным рукавом.

Антон брезгливо поморщился. Михаил снова внимательно глянул ему в лицо.

- Но второй может быть свидетелем, - резонно заметил киллер. - Они ведь сейчас живут практически вдвоем. Не убрать очевидца крайне опасно.

Так-то оно так...

Медведев на мгновение окаменел. Перед глазами расплывался неоновый мерзкий искусственный свет. Дронов размигался на манер сумасшедшего, словно нежданно-негаданно приобрел нервный тик, от которого не в состоянии избавиться.

Господи, как болит голова...

- Тогда, - сказал Антон, - тогда не знаю... Придется обоих... Вроде бы многовато... Решайте на месте! По обстоятельствам. Вы будете один?

- Нет, зачем? - ответил Михаил. - Я работаю с напарником. Абсолютно надежен и проверен. Но часть денег - вперед. Желательно завтра. И только в валюте. А за двоих - естественно, больше.

И бывший военный моментально развернул перед изумленным заказчиком словно заранее спрятанный в рукаве маленький листок с внушительной цифрой и также мгновенно спрятал его неизвестно где.

Не кинули бы его с деньгами... Хотя тут замешан Николай... Есть кое-какая надежда. Договорешник был.

- Понятно, почем нынче эти радости, - пробормотал Антон. - Завтра вечером в то же время. А как быстро...

- Быстро, - сказал Михаил и легко поднялся. - Очень быстро. Почти сразу же после получения денег. А что тут затягивать? Дело простое, даже неинтересное. Выслеживать не нужно, охраны никакой нет, опасность минимальная...

Кто б мог подумать, и здесь бывает интересно...

- Не тормози и сделай шаг в правильном направлении! Всего на две крохотные минуточки... И тогда прогноз погоды выглядит замечательно! "Катится, катится, голубой вагон!" - вовсю зафамильярничал нализавшийся коньяка Дронов. Резвушка...

Мигая и беспрерывно дергаясь (неужели правда у него тик?), он отправился проводить киллера, хотя тот совершенно в этом не нуждался, а редактор остался один, придавленный к креслу, опустошенный, выжатый, совершено не способный ни думать, ни чувствовать, ни двигаться. Не надо столько пить...

Он сидел бы так очень долго, но вернулся нежданный Николай.

- "Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой!" - визгливо пропел поэт, паясничая и ломаясь, и снова грузно плюхнулся в кресло, рискуя его сломать.

Антон снова брезгливо поморщился. Многого не проси...

- Скажем прямо, ты бухой по жизни, как сам любишь говорить. Но по-моему, на сей раз сильно перебравший. Здорово принял на душу. Или пиво все же оказалось неправильным, а у коньяка здорово подскочила температура. Следовало ожидать, - холодно отметил Антон. - Давно сегодня начал?

- Не сегодня, Антоша, не сегодня, - весело пооткровенничал Николай. - Именно что начал вчера, когда узнал про Валюшу... Не слыхал? Небось, хитрые мальчишки скрывают от любимого главного, оберегают нежную и ранимую душу от плохих новостей? Может, они и правы, мои зайчики... Мало не покажется... Ты, Антоша, чересчур эмоционален, это не к добру. Рыцарь печального образа...

Антон нахмурился: что еще там случилось с этим Аленушкиным? С мышкой нашей серенькой... И так вовремя... Сегодня ему как раз абсолютно нечем развлечься...

- Ну выкладывай, не валяй дурака, - устало велел редактор. - Что ты без конца хамишь и юродствуешь? У тебя очень скверно получается!

- Скверно получается не у меня, а у Вали, - неожиданно потемнев, сообщил Дронов. - Загремел наш Валюша по статье... Сколько теперь лет дадут...

У Антона похолодели руки. Кажется, ему нынче приготовили развлеченьице хоть куда...

- Едем дальше - едем в лес... И мы тоже не лыком шиты... - растерянно пробормотал он. - Что ты плетешь, Николай? Тебя глючит? По какой статье? За хулиганство? Напился, что ли? Дебоширил? На него вроде непохоже...

- Непохоже... - недобро повторил поэт. - Не тебе, писатель, рассуждать о сходствах и различиях. Конечно, не дебоширил. Это не для него... На совращении малолетних попался дурачок наш, увлекся слишком. Сколько тертый Дронов учил его, сколько наставлял: не вяжись к младенцам, не путайся с малолетками! Подожди, покуда чуть-чуть подрастут! В общем ты прав: хочешь как лучше, а получается как всегда... Никто из моих зайцев, Антоша, не слушает старого мудрого Николя: своим умом все хотят жить! Лихие кролики! Ну как можно жить тем, чего нет? Оказалось, мальчику всего тринадцать лет, а выглядел значительно старше. И родители высокопоставленные. Сдается, здесь даже баксы никому не сунешь... "Кончаю... Страшно перечесть..."

И Николай внезапно разразился пьяными бурными слезами.

- Для этого нужно как минимум уметь читать, - совершенно не к месту вырвалось против воли у Антона.

Дронов, казалось, его не слышал: он истерично плакал, размазывая слезы по лицу грязным рукавом обтрепанного свитера. Все-таки интересно, куда всякий раз бесследно исчезает и на что целиком и полностью тратится весьма приличная зарплата первого зама главного? Видимо, опять на тех же зайчишек... "Дети требуют забот..." То-то они так чудненько расцветают, попав под теплое николаевское крылышко... Современные финансовые мальчики...

Подавленный Медведев еле сдерживал жалость и отвращение: поэт вечно развращает, спаивает, одурманивает мальчишек, а теперь сам же горько кается. Глаза бы не смотрели на эту оплывшую жиром, мерзкую, мокрую, жалкую, пьяную рожу! Как только теперь лучше выпроводить его вон? И не ждет ли он еще вдобавок благодарности за оказанную им помощь?

Да пропади она пропадом, проклятая его помощь! И он вместе с ней...

Но Николай сам решил все проблемы, с трудом встав и направившись к выходу.

И снова Антон остался в одиночестве, наедине со своими мрачными и смутными мыслями, пока, наконец, не вскинул глаза на часы и удивился: для казино оставалось слишком мало времени. Съездить хотя бы в дежурную за панадолом...

Стало быть, "Николай нальет, а Михаил пригубит... " Кто сомневался... А всадник без головы погубит себя сам...

Доказать, что все сволочи, значительно легче, чем наоборот....

Антон поднял трубку и набрал номер Ильи. Услышав волнующе красивый баритон цыгана, резко бросил, не здороваясь

- Попроси Вячеслава! Это Медведев!

- Сейчас, сладкий! - без тени удивления отозвался Илья. - Чего к нам совсем не заходишь?

- А тебе одного уже очень не хватает? - злобно поинтересовался редактор. - Или Самохин так быстро надоел? Неужели приелся? Интересно! Хочешь вернуть назад? Кто бы мог подумать...

- Ошибаешься, сладкий! - засмеялся Илья. - Ни то, ни другое... Но почему нам не повидаться? Не понимаю...

- Значит, не дано! Понимание - непосильный для тебя процесс! - грубо отрезал Антон. - Нет ни малейшего желания видеть твою красивую рожу. Не к ночи будет сказано... Давай Славу! Его мобильник не отвечает! Абонент включил режим запрета входящих звонков! Отключился от мира! Чтоб никто вас не тревожил!

Илья снова хохотнул и исчез. Трубку взял Вячеслав и пропел так лениво, вальяжно, удовлетворенно, что Медведев судорожно скрипнул зубами:

- Антоша, ты откуда? Неужели до сих пор на работе? Ночами руководить не следует, особенно когда рядом постоянно Николай и его мальчишечки.

Вот именно рядом! Чересчур близко...

- Может, приедешь? - продолжал Вячеслав. - Нельзя слишком замыкаться, Илья прав. Кстати, у нас есть для тебя хороший человечек, юный и прелестный. Очень эмоциональный. Ты будешь доволен.

То, что требовалось...

Редактор еле слышно матюгнулся. Будь оно все проклято!

- Николай уже нашел мне кое-что сногсшибательное среди своей вырастайки, - нечаянно вырвалось у него. - Так что едем дальше - едем в лес...

- Да? - удивился Самохин. - Ну что ж, может, это и к лучшему... Все наконец успокоятся. Николай знает, что делает. У него безупречный вкус.

- Вот именно! - пробормотал Антон и почти приказал. - Замолчи, Вячеслав, сделай милость! Хоть на моментик! Твои рассуждения иногда просто раздражают! Несешь какую-то дичь! Вечно путаешь легкие с яйцами! Ты что, переселился к Илье? Неразлейка совсем и навсегда?

- Ну не совсем! - пропел Вячеслав. - Но в общем-то я здесь частенько...

Слишком частенько... Значит, так легли фишки...

- А ты почему сюда звонишь? - наконец заподозрил что-то неладное Самохин. - И так поздно? Это впервые...

- Больше не буду, - честно признался Медведев.

Отметился - и баста!

- Звоню в первый и в последний раз. Хотел тебя услышать... И сказать, что вчера арестовали Валентина. Всех благ!

И Антон повесил трубку. За окном начинало светать.

В четверг он неожиданно понял, что все произойдет именно в сегодняшний вечер, хотя никакого отчета о личных планах ему, конечно, Михаил не давал и в свои замыслы посвящать не собирался.

Но Антон догадался, интуитивно почувствовал, вычислил - и снова внутренне сжался, напрягся, запаниковал.

Сладостная долгожданная месть на поверку оказалась совсем несладкой.

После девяти вечера редактор попросту заметался в своем кабинете, как пойманная в паутину муха.

Телефон в квартире Ильи упорно не отвечал. Мобильник Вячеслава по-прежнему с дурной тягостной навязчивостью сообщал, что абонент временно заблокирован и настоятельно просил перезвонить позже.

Заблокирован... Кто сомневался...

Позднее весеннее вожделеющее солнце насквозь просвечивало угрожающе затихший, чересчур молчаливый и раздражающе огромный кабинет. Где-то тоненько пищал стойкий московский неумирающий комар.

Тщетно пытаясь забыться, отключиться хоть ненадолго, Антон начал пить коньяк прямо из горлышка, привычно наугад выхватив из бара первую попавшуюся бутылку. Пил и, казалось, не пьянел, только все яснее и четче сознавал, что сейчас за руль уже не сядешь, нужно поймать машину.

Позвонила Даша - у нее восхитительная способность выбрать самое удачное время для звонка! - и сообщила, что Алина ждет, когда наконец папа появится дома, поскольку они собирались в субботу на дачу... Или у Антона изменились планы?

- А почему Алина у тебя до сих пор не спит? Опять бесконечные сериалы? - возмутился Антон. - Нет, ты все-таки удивительно плохо соображаешь! Дождешься, она у тебя в подоле скоро принесет! И так уже замуж собралась! Правда, пока официально... Ладно, родит - я усыновлю! Или удочерю. По обстоятельствам. Будь добра, дай ей трубку!

Алина, очевидно, стоявшая рядом с матерью, тут же радостно зачирикала в телефон.

- Мы поедем к дяде Косте и к Филе, правда, папа? Чак будет меня ждать! Ну скажи "хор " ! А то мама говорит, что у тебя могут быть неотложные дела и ты тогда не сумеешь! А вообще она хочет купить тебе в кабинет диванчик!

Да, кроватка здесь лишней не покажется. То, что требовалось... Идея неплохая во всех отношениях. Дашка права.

- Дела подождут, и мы обязательно поедем! - заверил дочку Антон. - Какие могут быть сомнения? А как поживают прелестная Барби и ее бой-френд?

Опять он проявляет нездоровый интерес!

- Она в полном порядке, - сообщила дочь. - А бой-френд ей нужен другой. Старый надоел. Он настоящий тормоз. Мама говорит, ты мне купишь. Скажи "отл "!

И здесь привычная картина. Ничего нового... Кто сомневался...

А ты все-таки и вправду шлюха, дочка станционного смотрителя! В самую точку!.. Почему его вообще это волнует?!

- Ну раз мама говорит, - неопределенно согласился редактор.

Она слишком много говорит. Особенно про диванчик.

- Только мне для начала нужно объяснить, чем последующий должен отличаться от предыдущего. А то как бы снова не попасть впросак!

- Я лучше тебе его покажу в магазине "Барби " , - заверещала Алина. - Ты когда приедешь домой?

Антон чуточку помедлил с ответом.

- Завтра, - без большой уверенности сказал он. - Или когда-нибудь... Да нет, конечно, завтра! Утешь несчастную Барби, пусть она еще чуточку потерпит! Она очень скоро получит нового друга! И не смотри, пожалуйста, так много телевизор и видак, сделай одолжение! Дай им немного отдохнуть! Они очень плохо на тебя влияют!

- Yes! - засмеялась Алина. - Ты приезжай поскорее. Барби будет ждать. И я тоже. "Хор " , да, папа?

Стрелки слиплись на двенадцати, когда он наконец созрел. Чуть не сбив на выходе с ног ко всему здесь привыкшего, но все же нынче крайне изумленного охранника, Антон вылетел на улицу.

Машину удалось схватить мгновенно, поскольку он ловил ее на хорошо заметную в свете фонаря пятидесятидолларовую бумажку. Несколько обалдевший от привалившего счастья водитель доставил Медведева в Измайлово с максимальной скоростью, на которую была способна его "Тойота ".

На звонки никто не открывал. Тогда Антон, суматошничая, начал изо всех сил колотить кулаком по обивке и стене, и дверь напротив моментально распахнулась.

Разъяренная девушка в спортивном костюме вылетела на площадку и закричала на весь подъезд:

- Немедленно прекратите! Вы уже совсем обезумели, любовнички треклятые! Устанешь, придешь с работы, так спокойно посидеть у телевизора не дадут! Ночь-полночь давно на дворе! Я сейчас милицию вызову!

Антон мгновенно остыл и протрезвел: милиция здесь была явно лишней. Правда, он и сам толком не понимал: чего же теперь хочет, чего добивается всадник без головы? Или с больной головой - разница невелика... Спасти Илью и Славу? Каким образом? И почему? Зачем он вообще здесь?

Но сейчас нет времени на философские размышления.

- Не открывают, - неловко, криво улыбнувшись, сказал Антон, не глядя девушке в лицо. - И трубку не снимают... Извините...

- Так, может, его дома нет? - тоже немного остывая, довольно миролюбиво отозвалась отходчивая соседка по имени Машенька. - Пошел куда-нибудь. В гости, в магазин... Тут болтались какие-то двое малахольных с цветами... Тоже куда-то делись. У вас что-то срочное?

Этот странный, впервые увиденный ею, некрасивый, но чем-то очень располагающий к себе маленький человек в очках озадачил Машу своим резким контрастом, диссонансом с уже ставшими до отвращения привычными и почти родными раскрашенными приятелями Ильи. Ей показалось, что очкарик - чужой в шумной развеселой компании ее драгоценного соседа с нестандартной сексуальной ориентацией.

Как она мечтала когда-то обрести свою собственную квартиру и свободу и как проклинала теперь тот день и час, когда их наконец получила, разменявшись с родителями!

Хотя Илья всегда был приветлив, чрезвычайно вежлив и даже зачем-то часто пытался разговориться и подружиться с Машенькой, она упорно избегала встреч и ненужных ей бесед. Столкнувшись нос к носу с Ильей возле мусоропровода или на площадке, Маша стремилась поскорее спрятаться в свою квартиру или метнуться в лифт.

Приходилось кое-как мириться с ситуацией и жить дальше.

И Маша, сжав зубы, включала любимого Валерия Леонтьева и брала в руки эспандер, чтобы не потерять форму. Нужно было в который раз забыться, ничего не слышать и не знать.

Но память упорно и настойчиво хранила и весьма не вовремя предательски подсовывала Маше, выбрасывая перед ней, словно кадры из дурного фильма, то подмигивающую морду неряшливого Дронова, то хихикающую физиономию вечно пьяного Ивана, то розово-смуглое, перемазанное тональным кремом нежное личико Денисика...

Но чаще всего одуревшая вконец память демонстрировала Маше яркие красивые черты Ильи и его белозубую улыбку в пол-лица. Почему - Маша самой себе объяснить не могла и даже не пыталась. Потому что просто не хотела ничего объяснять.

В тот тихий весенний вечер Машенька, преподававшая аэробику, пришла домой раньше обычного: неудачно прыгнула на тренировке и подвернула ногу. Растяжение оказалось пустяковым, но все же Маша прихрамывала и решила побыть дома.

На площадке ее неприятно удивили два незнакомых молодых и внешне ничем не приметных мужчины. Один был с огромным букетом прекрасных алых роз, которые вообще-то должны были быть голубенькими в соответствии с предназначением.

Маша злобно вспомнила сейчас этих, на первый взгляд, вполне мужиков. А туда же - опять к Илье! Безрадостное зрелище! С цветочками! Очевидно, чтобы украсить своей грешный путь цветами... С виду и не скажешь, что вывихнутые с ног до головы. Явились! Обсмеешься!.. И чего они только здесь недавно ждали? Неужто смуглого черноглазого красавчика сегодня действительно нет дома?

А теперь, за полночь, к ним прибавился третий... Такого же цвета. Но очень симпатичный.

- Понимаете, - вдруг сказал Антон и с надеждой сделал шаг к Маше, - он дома... Я уверен. Это точно.

- Ах, дома? - снова вспылила Машенька. - И вы в этом даже уверены?! Значит, он не хочет вас видеть, влюбленный страдалец, и я в этом тоже абсолютно уверена! И нечего тут биться головой о стену! Сотрясение схлопочете запросто! Что вы все по нему с ума сходите? Психи втюрившиеся, как вы все мне надоели со своей дурацкой убежденностью в собственной неотразимости! Совсем заманали! Чтоб вам всем рога поотшибало!

И Маша в бешенстве захлопнула дверь.

Антон остался один в полной растерянности и смятении на площадке, совершенно не зная, что делать и предпринимать. Привычно кололо в правом виске.

Будь оно все проклято... Сплошной непоймешник.

И тут внезапно кто-то сильный одним рывком втянул Антона в квартиру Ильи.

Очутившись перед недобрым лицом напарника Михаила, Антон искренне обрадовался и даже почти успокоился. Почему-то упорно казалось, что все очень легко исправить и спасти. Ситуация - синтетическая, герои - опереточные... Мыльная опера. Разве можно считать естественным и серьезным то, что придумано? Вероятно, ему это только снится, мерещится... И происходит вовсе не с ним...

- Где Михаил? -спросил он. - Позовите, пожалуйста!

Вместо ответа на него обрушился сильный удар, почти сваливший с ног, потом второй, третий... Очки не разбились только чудом. Захлебнувшись от боли и неожиданности, Антон попытался все же увернуться и войти в комнату, когда на ее пороге вырос Михаил и злобно прошипел:

- Чего приперся, потаскун? Звали тебя, что ли? Или без тебя не справимся? Шмон решил навести? Заказал - так и сиди дома, жди ответа! А если терпежу не имеешь, вали к своим придуркам и трахайся с ними! Третьим будешь!

Антон вздрогнул: он ожидал чего угодно, только не происходящего. Да и кто мог предположить такой необъяснимый расклад?

Нет, ситуация сложилась отнюдь не синтетическая, далеко выходящая за рамки, казалось бы, строго оговоренной программы...

...Илья распахнул дверь на звонок не сразу, но ничего не спрашивая.

С одной стороны, цыган за годы жизни в Москве так и не научился осторожности, с другой - к нему столь часто приходили друзья, что бесконечное "кто там? " слишком быстро бы осточертело и давно потеряло бы всякий смысл.

- Милости просим, гости дорогие! - гостеприимно пропел любвеобильный и доверчивый Илья. - Радость неожиданная! Вас к нам Иван прислал?

Киллеры переглянулись.

- Нет, не Иван, - вежливо ответил Михаил и спокойно, решительно шагнул в квартиру. - Не Иван...

Цветы он аккуратно положил на столик в передней, вытер ноги и направился в комнату.

Леонтий твердо прихлопнул дверь, внимательно проверил надежность замка и двинулся следом.

Вячеслав лежал на тахте - приятелям помешал звонок - и удивленно посмотрел на вошедших. В ответ на его безмолвный вопрос Илья легкомысленно пожал плечами и улыбнулся.

Широкоплечий, мускулистый, черноглазый, в распахнутом на груди махровом халате, наброшенном на голое тело, он выглядел очень привлекательно. Даже Михаил осмотрел свою будущую жертву с пристальным интересом и очевидным ободрением.

Конечно, следовало торопиться и не медля, убрать, как было заказано и условлено, этих ненормальных полумужиков или особ среднего рода. Но подвело внезапно проснувшееся любопытство, которое оказалось сильнее всякого здравого смысла. Сомнительная ценность познания...

И расчетливый, беспредельно осторожный, никогда не ошибающийся доселе киллер решил чуть-чуть позабавиться: убить они всегда успеют. Не к спеху. Да и зачем? Разве стоит?

Странная мысль явилась неизвестно откуда. Значительная часть денег уже получена, разыскивать их "голубцы " не станут: у самих рыло в пуху... Есть редкая возможность развлечься.

И Михаил неожиданно для своего напарника выхватил нож, оставив пушку на потом, - так не договаривались! - и приложил его к горлу Ильи. Моментально сориентировавшийся, хотя и недоумевающий Леонтий в то же мгновение заломил назад руки побелевшему Самохину.

- Чего ты хочешь, сладкий? - не слишком растерялся удивленный и насторожившийся Илья. - Если любви, то пожалуйста. Слава не обидится. Только почему ты просишь с ножом? О любви просят совсем иначе.

- Просят? - усмехнулся Михаил. - Я никогда ни о чем не прощу. Я приказываю! И все делают так, педрило, как я велю. Итак, для начала ты нам покажешь, как вы трахаетесь... Вот с этим, - и он презрительно ткнул левой свободной рукой в сторону совершенно потерявшегося от страха Вячеслава. - Посмотреть охота, никогда еще не видал. А уж потом мы вас пришьем, как задумано. Так что не тяни резину - времени у нас не густо. Ну давай, по-быстрому, - и бывший военный подтолкнул Илью к тахте.

Осознавший наконец странное положение, Антон растерялся: откуда это патологическое, нежданно проснувшееся желание наемников продолжать явно понравившееся им развлечение?..

Но с его помощью можно протянуть время. Хоть немного. Своеобразный выход... Что будет дальше, Антон пока не задумывался. Посмотрим по обстоятельствам.

- Почему сразу не убил? - выпалил Антон и поймал на себе изумленный взгляд наконец обо всем догадавшегося Ильи. - Обещал сделать быстро!

Опять он проявляет нездоровый интерес! Константин так и не смог научить его молчать.

А что, если...

Антон внимательно посмотрел на Михаила.

Да вроде бы можно попробовать... Рискнуть...

- Заткнись, падла! - лениво отозвался киллер. - Обещать - не значит жениться! Сам понимаешь! Да я, может, впервые в жизни вижу спаривающихся мужиков и, поди, больше никогда не увижу! Интересно! А ты - почему сразу не убил! Это всегда успеется! И тебя заодно пришьем за компанию: теперь ты свидетель и лишний! Понятно говорю, пидер? Валяй раздевайся!

И Михаил небрежно, безучастно, словно нехотя, оставил кровавую тонкую ножевую полоску на руке Антона, доказывая нешуточность своих слов.

Редактор помедлил мгновение. Тянуть дольше становилось опасно. Одно мгновение - но его было вполне достаточно...

- А ты сам не хочешь попробовать? - спросил Антон на редкость равнодушно. - В первый и в последний раз в жизни. Да кто знает, глядишь, и не в последний? Вдруг понравится... И я когда-то не слишком давно в сомнениях начинал... Это не так плохо, как тебе кажется. Мы научим. А пришить ты нас действительно всегда успеешь.

Взгляд Ильи стал напряженным. Леонтий в изумлении открыл рот. Михаил задумался.

Свежее решение... И твой выбор...

- Ничего особенного, - безмятежно продолжал свою завлекалочку редактор. - И тоже очень интересно. Смею тебя уверить. В жизни все надо попробовать самому. И желать большего. А ночь как-никак сегодня исключительно твоя, и заранее здорово оплаченная, - так что добавь в нее лишь необходимого огня. По просьбе плакатиков! Ну хотя бы в виде Ильи. И пусть весь мир подождет... Неплохая idea... Посмотри, каков! Вроде бы недурен. Остальное - по барабану...

В самую точку... То, что требовалось...

Взгляд Михаила стал потерянным и размытым. Илья усмехнулся и с готовностью подвинулся поближе. Из его разбитой губы на простыню медленно капала кровь.

Кажется, еще можно выиграть...

Он не так уж и далеко, излюбленный хеппи энд...

Ситуация снова становилась синтетической.

Правда, они оказались в замечательном положении саперов: первая ошибка станет последней.

- У тебя дома, конечно, своя кошелка имеется, - доверительно углублял прекрасную мысль Антон. - Килограммов эдак на сто двадцать. И безумно мечтает похудеть с помощью рекламного средства Ларисы Долиной. Угадал?

Михаил немного смущенно и растерянно кивнул.

Илья снова ухмыльнулся: не хилый прикол.

Медведев спокойно, со вкусом и знанием дела, художественно развивал свою красочную теорию дальше. Максимально используя средства выразительности. В нем явно проснулся экспериментатор.

Да, главный редактор лопал свой хлеб не зря.

- Ну похудеет она килограммов на пятнадцать, будет весить сто пять... А что это изменит? Все равно до девяносто - шестьдесят - девяносто не дотянуться. Недостижимый идеал! В постели безвкусная, как вареная капуста без соли! Живот обвислый, сиськи до пупка... И целлюлитом разрисованная. Не к ночи будет сказано... Другую найдешь - а что толку-то? Все то же самое! Ну правда, в несколько ином варианте. Будет молодая красивая дрянь. Узкобедрая, с твердыми, как лесные яблочки, грудками. Сучка и стерва. Моментально начнет косить на сторону и мотать тебе нервы. И та же самая тупая бездарность по ночам, от которой к утру жутко тянет повеситься. Грудь здесь ни при чем. Или тебя полено устраивает? Исключено! А учить бесполезно. Только портить. Непрошибайка! Эпизодический персонаж в твоей еще довольно долгой жизни. Да и стоит ли мучиться со сковородкой и жарить картошку дома, если всегда можно купить прекрасные чипсы? Иначе так и помрешь толком не обслуженный! А здесь такой редкостный качественный материал, - Антон бросил выразительный взгляд в сторону цыгана, - и псу под хвост! Пропадает как раз для тебя. Обидно! И есть способ лучше! Очень лучше... Да наш Илья - настоящий балдеж! Достаточно посмотреть... Мужики шалеют запросто. А бабы вообще кипятком писаются и штаны с него стянуть норовят! И все рыдают от восторга!

Впрочем, именно это Михаил уже давно понял: глаза посветлели и потеряли осмысленное выражение. Долго уговаривать не придется... Перспектива слишком заманчива. Леонтий не в счет.

Илья встал и медленно, красиво потянулся.

Антон описывает мастерски: ситуация однозначная. Just a minute, please...

Выигрышную карту снова уверенно и бесстрастно бросили на кон. Обыкновенный чейндж... В натуре. И достаточно опытные, дерзкие, умеющие заранее просчитывать все ходы игроки. Играющие сегодня с упорством обреченных.

Они блестяще разыгрывали довольно примитивный, грубый, но вполне подходящий, всех устраивающий фарс, в который на глазах стремительно превращалась недавняя трагедия. Она слишком часто им оборачивается.

Кажется, они действительно еще смогут выиграть...

Маша, закрыв за собой дверь, уселась было снова к телевизору, но что-то ее беспокоило, мешало сосредоточиться даже на любимом Иглесиасе-старшем.

Она встала, бесцельно походила по комнате и опять осторожно вышла в переднюю, прислушиваясь.

На площадке стояла подозрительная тишина. У Ильи - тоже.

Тогда Машенька выскользнула на лестницу и подошла вплотную к соседней квартире.

Шестое чувство с завидным упорством подсказывало: там далеко не все так спокойно, как кажется. И почему необычно тихо? Не слышно излюбленной музыки, пения, веселья... Пьянки, в конец концов. Ведь за стенкой полным-полно мужиков, которые на самом деле и не мужики вовсе. Их в квартире уже пятеро. А где им еще быть? Тусуются...

Ну да, красавчик Илья со Славой - безусловно! Потом двое идиотов с цветами и тот маленький, такой симпатичный и приятный, несмотря на некрасивость, очкарик. Что же они там делают в такой нехорошей тишине?

Маша потопталась у дверей и вдруг неожиданно для самой себя нажала кнопку звонка. Его звук отозвался каким-то страшным эхом и затих будто в пустой квартире.

Но это же абсурд, чепуха, не вымерли же они все там в мгновение ока! И никуда не могли в момент деться эти пятеро полоумных! Неужели успели смыться?! Но зачем и куда?

И Маша снова решительно позвонила.

Что тянуло ее в квартиру темноглазого соседа? Только ли неясное ощущение опасности? Что разжигало непонятный необъяснимый интерес и горячее, не дающее покоя, ненасытное любопытство?

Маша упорно давила на кнопку звонка.

Михаил с досадой пожал плечами и молча указал Леонтию на дверь. Тот бесшумно скользнул в коридор, глянул в "глазок " и вернулся.

- Девчонка-соседка! - тихо сказал он.

Помешала...

Илья, Антон и Михаил вопросительно переглянулись: что теперь делать?

Кажется, наемник ждал ответа от Антона...

- Не открывай, - пробормотал тот. - Постоит и уйдет. Отстанет как нечего делать.

- А если не уйдет? - резонно возразил киллер. - Если что-то заподозрила?

Михаил медлил, явно растерявшись в поисках лучшего решения.

- Ну тогда пусть войдет, убедится, что все в порядке, и успокоится, - стремительно изменил тактику Антон. - Все живы-здоровы! И готовы к любви! Слава, да приди, наконец, в себя, черт бы тебя побрал! Ничего особенного не происходит, ради чего сейчас умирать? Запей тазепам валокордином и сделай нормальное лицо! А ты вымыл бы морду, вечный искуситель! Девушку запросто насмерть испугать можешь вместо того, чтобы для вида обольстить и очаровать ненароком .

- Открой! - нехотя сказал Михаил Леонтию. - И разберись по-быстрому без всякого шума! Уже волынку тянем!

Теперь, пожалуй, и правда надо было торопиться.

Киллер заметался.

Возвращаться к первоначальному, сейчас такому нежелательному варианту, не хотелось. И не многовато ли трупов? А потом ему предложили крайне увлекательное решение, неожиданную альтернативу...

Он не успел даже попробовать... Дура-девчонка помешала! Вечно эти бабы не к месту! Но Леонтий отправит девчонку назад и тогда...

Михаил взглянул на Илью. Поразительно хорош...

Черные глаза смотрели в упор, насмешливо, ласково и обещающе.

Чтоб ей провалиться, этой девке!

Киллер нервничал, слишком напряженно и настороженно прислушиваясь к событиям в передней.

- Развяжи мне руки! - с улыбкой попросил Илья и протянул вперед связанные кисти. - Сам понимаешь, с ними значительно удобнее и лучше любить...

Антон усмехнулся: теперь цыган уже активно включился в действие, значит, они все-таки не проиграют. Не должны. Только бы не переиграть... Тогда пеняй на себя...

Михаил растерялся еще больше и машинально перерезал ножом веревку. Потирая затекшие запястья, Илья отошел к Вячеславу и что-то тихо зашептал ему, стараясь успокоить.

Растерявшийся, ничего не понимающий Леонтий тем временем вежливо пригласил Машу в квартиру. Он был довольно дубоват и не слишком постиг распоряжение шефа.

Разберись... А как? Пришить - это понятно, но что делать здесь, в этой конкретной, столь неоднозначной ситуации?

И у шефа явно поехала крыша: к мужикам начал лезть... Ошизел вконец.

Слегка прихрамывая, Машенька вошла и подозрительно, но с большим интересом и нескрываемым любопытством огляделась по сторонам.

Дивно пахнет дорогими духами, дверь в ванную нараспашку и оттуда тоже струится волшебный аромат мыла и шампуня. На полу какие-то лужи, шампанским, поди, обливались. Неприбрано, в кухне на столе грязная, минимум двое суток не мытая посуда и вереница пустых очень симпатичных бутылок.

Кажется, все в полном порядке. Только вот почему не видно нестандартно ориентированного Ильи и маленького в очках? И отчего этот бесцветный паренек действует одной рукой? Что он прячет в правой?

Маша не успела еще догадаться, как Леонтий взмахнул ножом, но сегодня ему тоже изменила фортуна, обычная везуха подвела: тренированная Машенька с ее быстрой реакцией спортсменки успела отскочить, истошно заорать, что в планы Леонтия и, тем более, Михаила никак не входило, и швырнула в нападавшего случайно подвернувшимся под руку забытым в передней на столике букетом, наконец дождавшимся своей роли.

Розы метко угодили в лицо автоматически отклонившегося неудачливого убийцы, больно оцарапали, на миг ошеломили... Один только миг, но он позволил все понявшей Машеньке пролететь на кухню и в секунду рвануть на себя окно. И машенькин истошный крик ужаса и вопль о помощи, ее неистовая мольба о спасении забились над московским двором, как пожарный колокол, и заставили многих проснуться в своих квартирах и броситься к окнам.

Леонтий ожидал подмоги от Михаила, но из-за двери почему-то не доносилось ни звука, ни шороха. Трахаются они там, что ли? Сильно увлеклись? А ему-то что делать?

И тогда Леонтий метнулся вслед за Машей на кухню, чтобы закончить дело побыстрей. Его понемногу начинал терзать и томить страх: похоже, они сегодня крепко засыпались, засветились, и надо скорее рвать отсюда когти.

А все из-за дурацкого желания шефа поразвлечься... И что его потянуло на эти безобразия?.. Какой-то необъяснимый разворот...

Леонтий схватил Машу сзади за горло и уже занес нож над ее расширенными, застывшими от предсмертного ужаса глазами, когда сзади кто-то с силой обрушил кулак на голову наемника. И он покачнулся, согнулся, выронил нож и отступил, пытаясь повернуться и осознать, что происходит. Но не успел, потому что новый удар могучей руки Ильи свалил Леонтия на пол.

Маша обернулась, внимательно осмотрела окровавленного, но ласково улыбающегося Илью и сказала, с отвращением передернув плечиками и скорчив презрительную гримасу:

- Вы бы хоть оделись! Вечно голяком шляетесь! Смотреть противно! Извращенец несчастный!

Маша лгала самой себе: на несчастного извращенца никому никогда смотреть противно не было. И Машенька почти возненавидела себя в эту минуту: так страшно потянуло ее сейчас, неудержимо повлекло к широкоплечему, заманчиво сверкающему яркими темными глазами цыгану. Что за таинственная злая сила исходила от него?

- Но я же в своей квартире, сладкая! - со смехом отозвался Илья. - Пожалуйста, я тебя очень прошу, раз уж помешала, помоги Славе! Мы никак не можем его успокоить. А пареньком я займусь сам.

Но не успел.

Когда Илья и Маша обратили наконец внимание на Леонтия, его уже не было ни в кухне, ни в квартире. Едва оклемавшись, он стремительно убежал, не забыв прихватить с собой нож.

- Ишь, и свое холодное оружие уволок! - задумчиво сказала Машенька. - Не забыл про вещдок! Осмотрительный! Не обскажешь, что тут было... Может, все-таки вызвать ментов и айболитов? Кровищи полно - на ручки-то свои посмотрите, чай, острым ножичком порезались? И второй где-то здесь обретается!

Но Маша ошибалась. Второго тоже уже не было в квартире.

Едва Илья бросился на кухню на помощь Машеньке, Антон, забыв о Михаиле, метнулся к Вячеславу, которому стало совсем плохо. Обезоруженный Ильей киллер, о котором теперь не вспоминали, неуверенно и неловко затоптался на месте.

- Эй, - тихонько окликнул он Антона, - тебе помочь?

Медведев мельком с досадой глянул на недавнего убийцу. Чем теперь этот кандидат в любовники и несостоявшийся грешник с мечтательным и тоскующим взором может ему пригодиться?

- Ты бы лучше заткнулся, зараза, да убрался вон, девушка моей мечты! Чеши себе домой подобру-поздорову! - порекомендовал Антон. - Уже и губы раскатал! Разлетайка! Междусобойчик на время отменяется! Увы!

Михаил продолжал неуклюже топтаться возле.

Да, соблазн оказался слишком велик. А ты действительно всемогущ, прекрасный искуситель!

Редактор усмехнулся.

- Пока твой кореш-идиот еще всех сдуру не перерезал, запиши по-быстрому телефончик Ильи и дуй отсюда со своим дружком в обнимку! До поры до времени перетопчешься без любовных связей! Но в следующий раз, будь так добр, ищи себе приятелей посообразительней! - посоветовал он и вполне искренне посожалел. - Надо же, бедолага, столького лишиться из-за какой-то дуры-бабы! А с ними всегда без перемен: едва одна появится, то сразу нахреначит! Глупая, как куропатка. Сплошной непоймешник! Ничего, у тебя еще все впереди! Изменим жизнь к лучшему. Очень к лучшему... Лови момент! С помощью цыгана: этот не подкачает!

Когда Маша и Илья вошли в комнату, Антон отчаянно и безуспешно пытался привести в чувство Вячеслава.

И Маша, оттеснив его крепким плечом, решительно взялась за дело. Эти мужики абсолютно ничего не умеют! Обрыдаешься глядючи! Каждый до пятидесяти - ребенок, а потом - младенец.

Через час вымытый, напоенный чаем и снотворным, в компрессах и бинтах, Вячеслав миро спал под теплым пледом. Густо намазанный йодом изуверски щедрой на прижигания Ильи Машенькой, цыган, сверкая зубами и глазами, весело поинтересовался у главного редактора:

- Что будем делать, мой сладкий?

- Делай что хочешь, это твои подробности! Только не возникай! - устало и безразлично в изнеможении махнул рукой мечтающий о саридоне Антон. - Например, для начала сдай меня в милицию заодно с револьвером и ножом, конфискованными в битве. Мне все по боку. В пролете... По нулям...

- Сдаваться не будем! - со смехом прервал его Илья. - Не хочу жизнь твою уродовать! Ты и сам здесь сильно постарался! Слишком любишь бодаться! Много денег им отвалил? Поди, все в зеленых?

Он снова упорно стремился к излюбленно-привычной хэппи эндовке. Бесконфликтен...

- Да ладно, никакой разницы! Полный облом! - пробурчал вымотанный до предела Антон.

Его мысль о пропавших деньгах не занимала. Будь оно все проклято!

- И будь добр, заткнись и отстань от меня с вопросами! Совсем и навсегда. В зеленых, в красных, в голубых... Последнее ближе к истине. Теперь все равно ничего не вернешь!

- А почему? - засмеявшись, искренне, наивно удивился Илья. - Сейчас и вернем! Если только, конечно, они были при них.

И он неслышной походкой ушел в переднюю, откуда вернулся с забытым пиджаком Михаила. Жизненная сметка и наблюдательность никогда не покидали цыгана.

- Немного, но кое-что есть! - удовлетворенно заметил он. - Возьми, сладкий. Чего зря баксами бросаться! Пробросаешься!

- В твоей жизни это уже второй Михаил, - сообщил Антон. - Сухой остаток...

Илья равнодушно пожал плечами.

- Не первый - не последний, - философски заметил он. - Эх, раз, еще раз, еще много-много раз... Без счета.

Медведев безучастно, не считая, сунул оставшиеся доллары в карман и с внезапной нежностью взглянул на Машеньку, уснувшую прямо в кресле: часы показывали половину четвертого.

Она сейчас почему-то упорно напоминала одновременно Леночку Игнатьеву и совсем юную Дашу, кружившуюся в вальсе с отрешенным лицом.

- Смелая девушка! - тихо, с уважением произнес Илья. - Хотя ты предложил довольно удачный вариант, сладкий, - цыган весело хмыкнул. - Кто знает, что случилось бы дальше... Но этот второй... Заметил, на помощь даже после ее крика никто не пришел? А все-таки не переношу я их рода-племени. И если честно, немного боюсь.

- Догадываюсь, - пробормотал Антон и, прищурившись, внимательно посмотрел на Илью. -Боишься?.. Конечно, боишься. Аналогичный случай... И не знаешь почему... Все это входит в правила игры.

Они остались теперь с глазу на глаз: недавние враги, один из которых недавно так упорно и неистово стремился избавиться от другого.

Темный взгляд цыгана передернулся ласковой насмешкой.

А он умнее, чем казалось... Любопытный крендель...

- Что толку от этих знаний, Антоша? Знаю, не знаю... Гадания на кофейной гуще. Ты тоже ничего не знаешь. Например, чем я тебе так помешал, - беззлобно заметил Илья. - Да я в общем и знать ничего не хочу. Живу - и все!

Сомнительная ценность познания... Проще жизни ничего не бывает...

- Ищут счастья, а не знаний. Все. Без исключения. И умные, и дураки. А ты напрасно не хотел со мной даже видеться.

- Вот и увиделись... Пути господни неисповедимы, - пробурчал Антон. - Стало быть, пришло наше время... Заодно и познакомимся, как всегда хотел Вячеслав. Ночью дешевле... Не возражаешь?

Он в отчаянии поискал глазами: неужели не осталось ни капли выпить? К рассвету он просто взбесится без опохмелки с этим новоявленным Сократом.

- Ничего нет, нам со Славой не требуется. - вмиг понял его вопрос Илья. - Придется тебе как-нибудь дотянуть до утра. Даст Бог, доживешь. До круглосуточного бежать очень далеко. Кофейку сварим и будем знакомиться. А какие стихи пишет твой Дронов?

- Дерьмовые! - неожиданно заявил Антон.

У него же было совсем другое мнение!

- И он, кстати, такой же мой, как и твой!

- Ну это ты врешь! - засмеялся Илья. - Я к нему пока никакого отношения не имею, а вот ты как-то очень близко с ним стакнулся. Понравился? Мальчики в восторге.

Редактор мгновенно вскипел.

- Я понимаю, что ты ни о чем другом думать не можешь! Но это как раз не тот случай! С ума-то не сходи! Сам знаешь дроновские увлечения! Малыш на малыше!.. На кой черт я-то ему сдался? Как курице крылья! И он мне тоже!.. У всех свои заморочки! А в принципе одни и те же...

Цыган опять засмеялся. Прекрасные зубы! Не поверил? А все-таки он очень приятно, заразительно, искренне смеется...

- Я предисловие к тебе,

К прекрасным мыслям и стихам.

Я предисловие к судьбе,

Задуманной не без греха, - задумчиво процитировал Антон. - Это как раз Дронов. Впечатляет? Могу еще почитать. По-моему, ты решил собрать сведения именно о нем, а не обо мне.

Илья немного помолчал. Очевидно, впечатляло не слишком.

- Оригинальное и довольно искреннее предисловие, - сказал он наконец. - В стихах я не специалист...

- А в чем специалист? Если оставить в стороне твою профессию, - не к месту сорвалось у Медведева.

Не проявлять бы ему в который раз нездоровый интерес! Известно, в чем призвание цыгана...

Илья снова заразительно засмеялся и взглянул чересчур откровенно.

- Почему вдруг спрашиваешь, сладкий? Опять в порядке знакомства?

Этот проклятый блеск темных глаз без зрачков... Искушение для искушенных...

Антон почувствовал, что теряет равновесие и начинает понимать Вячеслава.

Ну да, все очень просто... Вроде бы... Зачем самому себе изобретать сложности? Устаканется...

Он с трудом оторвал взгляд от лица Ильи. И кто только здесь выхлестал весь коньяк? Такая уйма пустых бутылок... Разве что наведывался Иван... Никакого зла не хватает!..

- Ладно, останется за кадром... Едем дальше - едем в лес... Лучше поговорим о счастье, - с досадой пробормотал редактор.

Да многим ли это лучше?

- Что ты о нем думаешь? Вопрос философский, проблема вечная. По-моему, неразрешимая. "Говорят, где-то, кажется, в Бразилии, есть один счастливый человек " . Маяковский вычислил. Всего один, понимаешь? "Океан одинаков повсюду: вода и вода... "

Илья странно, как-то нехорошо, опасно молчал. В его темном молчании был скрыт определенный, очевидный смысл, о котором Антон даже не хотел догадываться и задумываться.

Мнимая незаявленность четко сформулированных желаний...

А собственно, почему нет?.. Вячеслав спит, Маша тоже... Вообще лучше, чтобы она ушла. Но не выгонять же спасительницу...

Что случилось с тобой сегодня, всадник без головы? Последний умишко ку-ку... Стало быть... Скажи только "хор ". .. Рубикон останется позади.

Действительность казалась здесь призрачной. Непоймешник... Час теней... И сплошные междусобойчики.

Прежняя жизнь исчерпана до конца, словно надоевшая старая тема, прожита без остатка. И получилось лучше, чем он боялся, но хуже, чем хотелось... Сумма плюсов по-прежнему превышает сумму минусов. Пусть даже это совсем другая сумма и иные слагаемые. You get what you want...

- Ты затеял игру в молчанку? - слегка раздражаясь, спросил Антон. - Поделился бы, о чем так упорно молчишь...

- А зачем? - удивленно откликнулся Илья. - Тебе и так все давно понятно. Говорить от нечего делать - занятие скучное, бесцельное. За Валентина мы постараемся хорошо заплатить: скинемся. Костя уладит с адвокатом, с юристами и найдет, кого нужно. Вячеслав ему уже звонил. Так что не переживай и успокой Дронова. Парня вытащим! Давай я расскажу тебе, как Николай познакомился с Филиппом. Не слыхал?

Антон повертел в руках пустой бокал: какая удивительная преданность хэппи энду и поразительная привязанность друг к другу! Лебединая верность! А может, редактор действительно не умеет любить, а они - сколько угодно? Он, кстати, не очень-то и переживает... Что ж ты за скотина такая, Медведев?

Интересно, почему Илье запросто, с потрясающей легкостью запросто удалось стусоваться и стать своим в компании, где Антон провел столько лет и все равно остался чужим? Не выгорело... Хотя приложил столько труда и усилий, чтобы сломать ситуацию... Или не приложил никаких...

Антон пожал плечами.

- Дронов вечно знакомится на улицах или в ночных барах. В каких-то бродилках, - заметил редактор. - Где же еще? Это известно. Начало - в псевдоромантическом духе, встречи - в романтическом. Лаской берет. Ничего нового.

- Нет, здесь значительно интереснее, - возразил Илья. - Филипп - очень остроумный мальчик.

Кто сомневался... И если бы только остроумный...

История была такова.

Николай встретил Филиппа на Петровке и, мгновенно приковавшись к серым очам, тут же ласково пристал с любимым дурацким вопросиком:

- А вы в кино не снимались? Я вас видел на экране! Это вообще! Незабываемая песня! Просто нет словей!

До чего же поэт банален!..

- Да, конечно, снимался! И не раз! - ответил мальчик-соглашатель, не моргнув глазом. - Я обычно играю графа Дракулу! У меня он классно получатся! Мое амплуа! Правда, похож? Просто вылитый!

И малыш картинно повернулся к Николаю четким профилем: красив, как черт!

Но Дронова подобными заявлениями пронять невозможно: он никогда не отступал от намеченной цели. Дракула так Дракула. Еще лучше. Это нечто!

- Тум-тум-тум... А где дом десять, не знаете? - продолжал настырный и липкий, как скотч, Николай, стремясь любыми средствами и способами осуществить задуманное.

Для чего ему дом десять понадобился?

- Дом десять не знаю, - честно признался мальчик-Дракула. - Зато я отлично знаю дом тридцать восемь. И как раз туда я могу вас проводить с огромным удовольствием. Мне по дороге, и у меня есть в запасе уйма времени.

Любой бы отвял после этого на месте, но только не Дронов. И свободное время у него - тем более теперь, когда он по достоинству оценил способности и своеобразие ребенка - тоже было. А разделить его он собирался именно с новым глазастиком.

- Дом тридцать восемь здорово облегчает понимание и вернет нас к жизни, малыш! - сообщил никогда не теряющийся и не привыкший сдаваться трудностям поэт и уверенно, крепко, нежно взял мальчика под руку. - Так что не затягивай, зайчик, и добавь изюминку в виде прогулки прямиком в горячие объятия ментов, и тогда нашу любовь не разорвать! Никогда! А зовут меня на минуточку Николя! По жизни Николай-угодник!

- Все может быть, - хмыкнул мальчик-философ и остановил на поэте заинтересованный взгляд.

Добиться остального оказалось делом несложным. В подборе кадров Дронов практически не ошибался. И всегда прекрасно и четко видел вещь, которая плохо лежит.

Антон засмеялся.

- Я не знал этой истории, - сказал он. - Филипп - действительно прелестное существо. Между прочим, мой будущий зять. Перспектива сильно заманчивая. Не игрушки. А у Дронова безошибочный нюх, что правда, что правда. Без конца мальчишек облизывает. Но ты все-таки сволочь.

- Ну зачем ты так? - не обиделся Илья. - Мы же с тобой уже обсудили, что боимся только женщин. Например, Машу.

- Разве можно бояться женщину? - словно спрашивая самого себя, в раздумье произнес Медведев.

- Нужно! - неожиданно отрезала нечаянно проснувшаяся Машенька.

Не надо было столько трепаться возле нее!

- В наше время - просто необходимо! Вы это уже в деталях давно обрешили! И все подробно обкашляли! Хотя мы все живем в стандартных ситуациях, вы замечательно умеете создавать нестандартные. И я тоже теперь очень хочу попробовать: вот возьму и влюблю в себя Илью ненароком! Спорим, у меня чудесно получится! Что вы все тогда будете делать?

Зачем же она себя так выдала?

Антон смутился и отвел глаза, чересчур искусственно, деланно засмеялся Илья.

За окном медленно начинало светать.

- Ты отчего не спишь, сладкая? - натянуто спросил цыган, пытаясь сгладить общую неловкость.

Почему они вовремя не пошли дискутировать на кухню?

- Выспалась, кислый! - отпарировала Машенька. - И теперь хочу к себе домой, потому что уже пора греть чайник и резать бутерброды!

- Вас, конечно, Дуней зовут? - нечаянно вырвалось у Медведева.

- Еще один крезанутый на мою голову выискался! - обиделась откровенная Машенька.

А выглядит так прилично и внушает настоящее доверие! Может, сильно набрался? Или ширяет? Давно на колесе сидит?

- Машей меня зовут, он знает, - и она кивнула в сторону Ильи.

- Да, - с готовностью подтвердил тот. - Ты что-то перепутал, Антоша.

- Ничего я не перепутал, - отказался Антон и посмотрел на Машу почти ласково. - Я хорошо знаю: вы - Дуня, дочка станционного смотрителя. Родились на свет, чтобы улаживать конфликты.

Так-то оно так... Вспомнилось ему ненароком...

Даша... Она сейчас слишком далеко, на краю света, за границами бытия... Вот Алина будет завтра. Или когда-нибудь... А Илья - совсем рядом... И Маше его ни за что не увести: она здесь совершенно бессильна. Ей ли сражаться с настоящими вожделениями и страстями?

Стало быть, ситуация не синтетическая, и герои - отнюдь не опереточные. И все давно волшебно заигрались...

- С вами уладишь, как же, сиди и дожидайся! - вздохнула Машенька. - Не успеешь глаза закрыть, опять новые воздыхатели с вениками появятся. Увидишь - обрыдаешься! Вы их хоть в квартиру больше не пускайте, Христом-Богом прошу!

Все трое снова засмеялись. И опять не слишком естественно. Ну зачем она себя так выдала?

Маша искоса внимательно посмотрела на цыгана: какие мучительно притягательные, обладающие страшной темной силой сверкающие глаза, какие спокойные крепкие руки и этот отвратительно, вызывающе распахнутый на широкой груди халат...

Уже напрочь не замечающий Машу, не обращающий на нее больше ни малейшего внимания Илья сидел на ковре и тихо, ласково мурлыкал для Антона любимую дроновскую песню:

С каждым годом мы старее

От беды и от любви.

Хочешь жить - живи скорее,

А не хочешь - не живи...

И смотрел на моментально забывшего о Маше улыбающегося Медведева завораживающими, соблазнительными, черными очами с таким откровенным желанием, что ей стало страшно. Она сжалась в комочек от ненависти к самой себе. И попала-то Маша сюда совершенно случайно. Такая милая маленькая случайность по имени Илья...

Как она до сих пор сама себя не понимала? Обсмеешься... Просто не хотела понимать....

- А где же розы? Которые были хороши и свежи? - поинтересовалась Машенька и с ходу объявила. - Ваши цветочки я выброшу в мусоропровод!

Поглощенные друг другом Антон и Илья с удивлением переглянулись, заметив многообещающий тон ее более чем странного заявления и остановившийся взгляд. Что случилось? Как это понимать и расценивать? И до чего все это некстати... Их вообще, может быть, уже нету на свете, лишь две тени... Wait a minute, please...

- Подожди, Маша, - неловко попытался продолжить едва начавшийся разговор Илья. - Цветочки не надо в мусоропровод... Их все же нам подарили, - он засмеялся, вновь порицая в ней инициативу. - И куда ты так торопишься? Спешить вроде бы некуда...

Он ошибался: ей как раз очень даже нужно было спешить. Мир жесток и безумен.

И Маша решительно встала, мельком глянула на мирно спящего Вячеслава и пошла к себе.

Жить дальше.

Проголосуйте за это произведение