ИЗ ЦИКЛА  "ЕГИПЕТСКИЙ ЧЕЛНОК"                   

*
                                       Павлу Морозову

Продлись моление о чуде,
Но день за днем идет, и вот -
Чью голову несут на блюде,
А чью -  морской волной прибьет
К чужому острову, а в чью-то
Шипы терновые впились...
Продлись, моленье о минуте,
Сквозь смертный час ведущей в жизнь.
То ли в сосуде Магдалины,
То ль в лунных лилиях ручья,
То ль на горе, где сплошь маслины,
Разгадка скрыта бытия.
Продлись, моление о чуде
Ста переправ и ста дорог -
От жизни к смерти и оттуда
Плыви, египетский челнок...


*

Я посмотрю, тебя поцеловав,
Как небо вкруг висков течет невинно,
Как жизнь течет и говорит слова,
Их отбирая у травы и глины,
И отбирая, возвращает впрок,
Круг завершая новым воздаяньем,
Как падает под кожу лепесток
Без имени, без даты, без названья,
Как беглый взгляд небесного зрачка
В ранг вечности возводит мятость прядки,
Как тают нашей жизни облака
Там, наверху, в мучительном порядке...


СВЕТОМ И ПЛАМЕНЕМ
        СОМКНУТЫ ДУШИ
1
Лета согбенная канула в Лету,
Смертью не попран Орфей,
И Эвридика обернута к свету
Каждой кровинкой своей.
Светом и пламенем сомкнуты души,
Кроны их в корни  вросли.
Я отделяю воду от суши,
Чтобы смешать их в любви.
Только не сдвинуть отчаянья флейты
В неговорящую даль,
Нежностью жизни от альфы до тэты
Бездн заполняя скрижаль, -
Сварочной бабочкой ада и рая,
Преодоленьем смертей,
Одновременно молясь, умирая
И воскресая над ней...

2

Разъялись, рассеялись воды,
Развеялись чары земли, -
Лишь вечнозеленой свободы
Полно и внутри, и вдали.
Я башня, и тысячелико
Захваченный мир поглощен
В единство Орфея и лиры,
Скрепленное певчим плющом.
Трагедия кажется лишней,
Но душу, как жертву, возьмет,
И ангел, мой дальний, мой ближний,
На башню стопой снизойдет.
Как будто в надземную волость,
Где нет, кроме нас, никого,
Лишь башня и воздуха голость
Для молний и терний его...

3

Благословенье божье грустно
Над сонмом пережитых лет -
Незасыхающие русла,
Терзанья Федр, терзанья флейт,
Терзанья недр, руки лилея -
Над обжигающей  тоской,
И одиночество Орфея
Над бездной певчей и морской,
И одиночество роптанья
Сквозь обезумевшую тьму,
И Эвридикино молчанье
Уже неведомо кому.
И сумасшествием Офелий,
Пыльцой цветочной тяжких вен -
Из всех глубин, из всех метелей
Кому печаль свою повем?
Дыши, замешанная глина,
Над сонмом пережитых мук,
И крест любви неопалимой
Из сломанных не падай рук.


*

Наше утро прошло, скоро вечер,
Слишком много сокрыто в тени.
Камень вечен и ласточка вечна,
Ибо грусти не имут они.
Ибо грусти смертельной не имут
Под последней взошедшей звездой
И не лепят из воздуха имя,
Как любви безутешной гнездо.
Скоро вечер, пора собираться,
И на свет все прозрачней рука...
Как волна под Летучим Голландцем,
Жизнь прекрасна, горька, коротка.


*

Сколько мне осталось течь
По холмам твоим, юдоль,
Обреченною на речь,
На тебя, моя любовь,
На тупик до самых звезд,
На безумный зонг в крови, -
То ль заложницей сиротств,
То ль заложницей любви?
Сколько мне осталось петь,
Просочась сквозь миражи,
Обреченною на смерть,
Обреченною на жизнь,
Обреченною глотать
Пьяный уксус бытия, -
Сколько мне осталось ждать
У цветка или ручья?..



*

Собаки, дети, ангелы, тоска,
Цветы и камни, бабочек кочевье,
След на песке, объятья, облака,
Исполненные тайного значенья.
Ресницы дня, сирени жатый шелк,
Звезда и ветер, глаз разрез мемфисский,
Оливковый отлив висков и щек,
В руке твоей любовная записка.
Подсвечивай, душа, на жизнь вперед
Печальный сумрак, золотистый полдень...
Вослед голубке посланной плывет
Похожий на нее ковчег господень.



*

Птицелова сладки сети:
Птица, где твое чутье?
Так и будет биться сердце
Сумасшедшее твое.
А над сердцем в двуединстве
Дышит небо, дышит смерть -
Тоньше нежного батиста
Над душой волхвует сеть.
Небо дышит, мука гложет,
Свет не падает с высот...
Падший ангел не поможет.
Вышний ангел не спасет.



*

                   ДЕМОН

                                        
                       Ты Узришь новые миры┘
                                 Александр Блок
    
Незаметно, бесшумно, бесшовно,
В поры всех твоих солнечных дней
Я проникну и стану душою,
Кроветворною сутью твоей.
Стану целым в тебе, а не частью,
Перестану молиться -  впусти!
В каждом вдохе твоем, в каждом часе
Настигающе стану расти.
И гремучие вечные крылья,
Уносившие тонны времен,
Опылят тебя певчею пылью
И последним отравят огнем.
Рот, доселе бесстрастный и сжатый
Для великих соблазнов огня,
Станет сам воплощенною жаждой,
В каждой жизни сжигавшей меня.
Ты устами изучишь моими
Бег и память колес мировых,
Смерти долгоиграющий иней
На запястьях горячих живых.
Жизнь пригубишь моими перстами,
Новой кожей почувствуешь ты
Воздух тверже алмаза и стали,
Что небесные держит мосты.
Ты предашь этот воздух окрестный,
Мир, где грезят волхвы и холмы,
Для моей искупительной бездны,
Для моей ослепительной тьмы.
Посреди перевертышей боли
Я в себя превращаю тебя,
Возведя тебя в небо любовью,
В ад любовью тебя низведя.
Нету Кастора -   есть только Поллукс.
Нету Поллукса -  есть лишь второй.
Неминуемо мною наполнясь,
Улыбайся летящей душой.
Все транзит -  даже райские кущи,
Даже смерти посмертная ложь.
И моею улыбкой зовущей
Ты теперь меня дальше зовешь.

*

               ЖЕМЧУЖИНА

Соблазном жизни незаслуженным
Над солью моря разлита
Неприкасаемой жемчужины
Мерцающая нагота.
И страстным небом перевернутым
С морского выгнутого дна
Идет, жемчужным зовом поднята,
Неукротимая волна -
Так, как мольба идет к заутрене,
Так, как слеза падет с ресниц, -
Чтоб всею влагой перламутровой
С жемчужным отзывом срастись.
И стать ее последней тайною,
Последний отклик заслужив
Неприкасаемым касанием
Над миром твердым и чужим.



*

       КУСТ ПОЮЩИЙ

1

Из чрева лепестка
Рождается строка,
Из сердцевин и чрев
Тоскующих дерев.
Тоскуй, ливанский кедр
И Моисеев куст! -
Из подресничных недр,
Из грота сжатых уст,
Из почки под ребром
Рождается псалом,
И будет петь Давид,
Пока звезда велит,
Пока велят пески
Под сфинксами веков┘ -
Из боговой тоски,
Из лона облаков.
И будет стих, как жизнь,
Выпрастываться из
Коры и кожуры
В отверстые миры, -
Из лон, из чрев, из недр
И мед стиха, и медь, -
Продлив творенья миг
Для царствия музЫк.

2

     ОДИНОКИЙ КУСТ

Он над вечной бездной - словно дома,
С дрожью до последнего листа.
Он - почти что воздух. Мне знакома
Песня одинокого куста.
Нимб звезды над ним и неба око,
Да пчела сбирает дань свою┘
Одинокий, слишком одинокий,
Чтоб быть певчим в певческом раю.
Как мерцают росы на закате,
И цветка горит волшебный кратер,
А потом слетает лепесток,
Чтобы в бездне шелестеть тоскливо┘
Одинокий пленник у обрыва,
Меж землей и небом певчий ток.
И - эфирною виясь спиралью -
Он уходит в шепот, плач и крик,
Блудный звук меж адом и меж раем,
Вечный одинокий проводник.
Глубь земли и антиков колонны
Шевелит во мгле его крыло┘
Певчий куст! Допраотцово лоно!
Богово ветвистое ребро.



3

            КУСТ ПОЮЩИЙ

                 Наталье Воронцовой-Юрьевой

Вольноотпущенный за данью,
За далью ждущей,
Вершит круговорот страданья
Твой куст поющий.
Ему обламывают ветви
Щиты ущелий,
Он беззащитней, но бессмертней
Иглы Кащея.
Все слезы не утрешь о воздух
Небес осанной...
Его присваивают звезды,
Но не спасают.
И - падая ветвистым телом,
Как эхо мира, -
Оставит он на стольких стенах
Лик роз и лилий.
Бессчетных тайнокрылых вотчин
Он средостенье,
Твой куст, не знающий обочин
Для всецветенья.
Какого бога он наперсник,
Твой куст летящий,
Какого неба крест, и крестник,
И рок щемящий?..



*
        Увы, мы не знаем, в чем наша вина.
                        Песня "Поручик Голицын"
                                   Автор неизвестен

        Как хороши, как свежи будут розы,
        Моей страной мне брошенные в гроб.
                                 Игорь Северянин


Нет той страны, что нам глаза закроет,
Страны для выведенья наших роз,
Наш путь почти порочной скрепой кровной
К ее фантому дивному прирос.
Нет той страны, лишь ощущенье жажды,
Полунадежда - полузабытье...
И мы -  как атлантидные скрижали,
Как брошенные странники ее.
На паутинной жердочке по-птичьи
Нахохлится души уставший свет,
А там, за смертью, космополитичны
Разливы Леты, коридоры лет.
И не страна мои осушит слезы,
Свою ладонь на мой положит лоб.
... Как хороши, как свежи будут розы
Ничьей отчизной брошенные в гроб.
Как хороши, как свежи, как бессмертны,
Но тем еще страшнее и больней
Бродить по кругу в далях нерассветных
Тень родины ища среди теней...


*

1

                Восстань, пророк...
                А. С. Пушкин.

Пророк уже не напророчит
Ни новых благ, ни новых бед.
В пески его стекают очи,
Он в пепел траурный одет.
Он стал бесплодною пустыней,
Изгнавшей даже саксаул,
И падает с небес, как иней,
Как снег, на побережья скул.
Он больше не впередсмотрящий,
Его забыли на посту.
Он черный ящик, черный ящик
На черном времени борту.
Пророк не жаждет воскрешенья
Своих пустынь среди времен,
Он жертва временекрушенья,
Умолкнувший Армагеддон.
К нему взывают дни и плачи,
Ландшафты скорби и обид,
А он молчит, как угль горячий,
Камнями мертвыми разбит.
Его пророческое слово
Спит на железном дне ручья,
Не видя среза золотого
На черных гранях бытия.

2

Страна  как дама полусвета,
Которой мы соблазнены.
Ее не воспоют поэты -
Они отчизне не нужны.
Здесь без острога дух-острожник,
И дешев воздух дорогой.
Колеблет красоты треножник
Страна плебейскою ногой.
Путь от божеств и до убожеств
Отчизны, потерявшей стыд...
И бродит дух подвальным бомжем,
На жительство утратив вид.
И не нотрдамские химеры,
Не Люцифер, не сатана -
В лицо народа дышит серой
Обыкновенная страна.

3

Вскричишь: -  Карету мне! Карету! -
Ладью свою пришлет Харон.
... Меня рвет временем столетья,
Поднебной горечью времен.
Душа, как времени отстойник,
В конвульсиях вернула в срок
Великой вавилонской стройки
Непереваренный итог.
Искали эллины блаженства,
Искали русские себя, -
Безумной горечью и желчью
Полита поисков стезя.
Склонись, как боги, над посудой,
Пока не станет кровь пустой.
... Тошнит Христа, ломает Будду,
И век заплеван золотой.



*


*

         ВАВИЛОНСКАЯ ОДА

                   Нелли Ткаченко

Алфавитов идущих колонны
Возгоняло в юдоли земной
Языка вавилонское лоно,
Словно лук с раскаленной стрелой.
И летели, вибрируя стрелы
В запредел Заполярной Звезды...
... Языка вавилонское стремя
Неделимо для Певчей Орды.
Пробивали заросшие люки
Корни звуков -  великое сквозь.
Языка вавилонская люлька
Их качала в черед и вразброс.
И, как спирт вавилонский, горело
И прочесывало века
Языка вавилонское древо
Для не изгнанных из языка.
В жилах Запада, в стеблях Востока
Кровь единою магмой текла.
Языка вавилонская топка
Тягу в русских печах создала,
Дерн пространства и времени вереск,
Лабиринт вариаций и тем...
Языка вавилонская ересь
Пропитала истоки систем.
Тектонический сдвиг алфавитов!
В блеск чернил превращаемый прах!
... Языка вавилонские плиты -
Панцирь держащих мир черепах.
Детских ванночек парус вчерашний
Вырастал в вертикальный ковчег.
Языка вавилонская башня
На свободу отпущена вверх.
Раструбили о смете бессмертья,
Расплескали по лицам вино
Языка вавилонские ветры -
До "Арго" -  золотое руно.
Перекличками камня и меха
Нас по гончей спирали вело.
Языка вавилонское эхо
В перемычках секунд залегло.
И в другое смело измеренье
Жизнь саму, как творение-блиц,
Языка вавилонское зренье -
Огнеток зажигательных линз.
Принимала вселенной сетчатка
То, что ныне прияла моя.
Языка вавилонская хватка
Поглощала пустыни в моря.
И единой жемчужины ради,
Раздробившейся по словарям,
Языка вавилонские хляби
Разверзались крылатым устам.
Меж лицом божества и химеры
Мир, как ангел ютился босой -
Языка вавилонские меры
Для наперсточных мер и весов.
Из дырявой воздушной посуды
Хоть по йоте воруй и даруй!
Языка вавилонские губы
Демиургов продлят поцелуй.
И -  по родине вечной тоскуя -
Я на лестничной клетке небес
Языка вавилонский окурок
Раскурю, новоявленный Крез.
Звук и знак не стираются в носке,
Словно парные крылья стрекоз.
... Языка виноград вавилонский
Обираю с прельстительных лоз.


*

    НЕРУКОТВОРНАЯ ПАМЯТЬ (ПРАТЕКСТ)

Мы памятник себе воздвигли общий,
А может, нас он воздвигал в веках┘
Кто первым был, молчат хвощи и рощи,
Хранящие наскальный хетта росчерк
И медь твою, о Квинт Гораций Флакк!

Первичный улей из терцин и терций,
Растущий гул пчелиный мировой,
Начало всех пропорций и потенций,
Боготворящий памятник пратекста,
Алтарь животворящий звуковой.

К нему не зарастут пути, творимы
Как океан и как над ним же пирс.
Магниты вдоль путей необоримы,
И ласточка в гнезде из белой глины
Выводит новых невозвратных птиц.

Пратекста память нас из нас исторгла.
Птенцы пратекста -  вечности истцы,
И алые гранатовые зерна
Отделят от крупы минутно-сорной
Синдбада поднебесного купцы.

Мы памятник воздвигли не мгновенный,
Петлистый пеленг текстовых Итак.
Над звездно-тварной дрожью поколений
Мы веянье иных благословений,
Их светотень и таянье их тайн.

Мы их топографические карты,
Мы те, которых карты увели,
С оглядкой на приближенное завтра,
Внучатый хлорофилл аорт Астарты,
Наместники бессмертья, ось земли.

Вы вихри орфографии Орфея,
Не сплющенные силой Симплегад.
... И -  по полям пратекста нас развеяв,
Раскроет Мнемозина вещий веер
И наши строки впишет наугад.

Что столп Александрийский? Только место,
Где в камень группируется эфир.
Но мы воздвигли смысл и звук над перстью,
Как памятник единого пратекста,
От аз до тэты бесконечный мир.





*

1

              МУЗЕ

                 Есть в напевах твоих сокровенных...
                           Александр Блок
                                                
В твоей руке жасмин и флейта -
Двойной отказ от царств земных,
Но лик неангельский у ветра,
Что в прядях прячется твоих.
Ты за руку меня подводишь
К цикаде, ангелу, цветку,
И жду я знака твоего лишь,
Чтоб жизнь вошла в мою строку.
Как бабочка ночного сада
Ты тени тень и блика блик...
Мне и отмщенье и награда
Твой птичий, божий твой язык.
Ты мне сверкнешь сквозь дождь обычный,
В твоей суме дары волхвов,
И мир земной -  твоя добыча
Для неба и его силков.
Ты здесь -  и там, где время оно, -
Текучи времени глаза:
Ресницы властной Персефоны
Жжет Эвридикина слеза.
О, ты не уступаешь жизни,
И сквозь сцепления веков
Так тянет музыка все жилы
У пасторальных пастушков.
Я знаю о тебе такое -
То, от чего в глазах темно:
Божественной твоей рукою
Трагедий мелется зерно.
Ты выдержишь само бессмертье,
Сеть жизни звуком удержав,
Лицо любви, тоски и смерти
Лицом бессмертия поправ...

2

        МУЗА - ПОЭТУ

Я душу до околиц выжгу,
Как  лепестковую свечу.
Я отберу тебя у жизни,
Певучей смерти научу.
Тоску, как плод златого древа,
На сердце брошу: на, владей
Во имя вечного напева
Невинной дудочки моей.
Душе - на дудке быть распятой
И погибать в любом раю.
Я кровью острой и заклятой
Твою земную отравлю.
И будут жизнь и смерть сшибаться
В твоей гортани каждый миг
И тростниково изгибаться
Вослед веленью губ моих.
И - как вослед благословенью -
Ты в крестный пустишься полет:
Твое свободное смиренье -
Пасть от божественных тенет.
Я тени наложу на лики
Всех дней твоих, твоих сиротств.
Земная ось твоя - музыка,
Предавшая земную кость.
Весь трепет твой - мое наследство,
Я - невод твой, ты - мой улов.
Я лишь одно прощаю бегство -
В покой могил, под сень крестов.
Но музыкой непресеченной
И там полна страна теней:
Ты помнишь, как над Летой черной,
Все потеряв, сидел Орфей?
Не жди, что милостью овеют
Тебя созвездия мои:
Одни и те же розы рдеют
На ложах смерти и любви.
Я знаю, нет страшней союза,
Ты узнаешь меня, скажи? -
Я жестче с каждым днем. Я - Муза,
Я знаю, сколько весит жизнь,
Чтоб брать ее у песнопевца
По йоте за творенья блик.
Я знаю, сколько весит сердце
Под жерновами у музык.
Я сто судеб твоих истрачу,
И - как навек сказал  поэт -
Все будет так, а не иначе.
Есть музыка. Исхода - нет.



*

Как белоснежных нимф толпа -
Пуанты, оперенья, пачки.
Какой небесный Петипа
Их вынул из своей заначки?
Чей звездный ультрафиолет
Извлек из звездных колыбелей
И неразгаданных Одетт,
И неразлюбленных Жизелей?
Кто выпустил сих странных птиц,
Кто белые зажег софиты,
Чтобы с руками танцовщиц
И наши были перевиты?
В безгласном хоре Терпсихор
Тобою сказанное слово
Уносится сквозь коридор
Сияния бестеневого.
Провинциальное турне
Метельного слепого танца,
И руки движутся во сне
В печальной графике Cен-Санса...

*
                                
         ВОЛНА

                           Павлу Морозову



Поверх плененных ветром облаков
И за руки берущихся веков
Смятенна, но ничем не сметена -
Волна.
Как времени в пространство переход,
Как ток небесных и подземных вод, -
Поверх всемирной одури и сна -
Волна.
Корабликом, лицом или веслом
Пройдешь сквозь влажный волновой излом:
Ни берегов, ни острова, ни дна -
Волна.
И знает тот, кто мучим, кто влеком
Неумолимым волновым волчком,
Что звук есть тишина, а тишина -
Волна.
И мы с тобою предупреждены,
И наш с тобой словарь - словарь волны,
И две волны есть то же, что одна -
Волна.
И небо есть лишь профиль волновой
Над нашими губами, над травой,
И профиль зрит, что наши имена -
Волна...




*

              ПАУЗА
    
Есть у молчанья свои права,
Свой сургуч и печать.
Пауза - это такие слова,
Которым нельзя звучать.
Есть у молчания свой закон,
Шлагбаумы и пути.
Пауза - это такой бутон,
Которому рано цвести.
Есть у молчанья свой Крым и Рим,
Лобные есть места.
Пауза - это хороший грим
На красных щеках шута.
Есть у молчания свой предел,
Дно, и на самом дне -
Пауза, словно кипенье стрел
В замершем колчане.




*
           МАДАМ ТОСКА     

Как жизнь сама, как эхо жизни,
Как правая ее рука
Пройдет врата любой отчизны
Мадам по имени Тоска.
За ней идут слеза и слово,
Струится время по следам.
...Я вас спрошу строкой Рубцова:
Зачем вы курите, Мадам?
Зачем прекрасны ваши пальцы
А лик всегда сокрыт в тени,
Зачем примкнули к вашей пастве
Мои забвения и дни?
Зачем глаза полуприкрыты,
Где плачут звезды и века,
И с божеством самим вы квиты,
Мадам по имени Тоска.
О вас на небе скрипки пели,
И розу посылал вам Блок.
...Вам подошли бы асфодели -
Есть над землей такой цветок.
Во имя ваше рай потерян
И сада золотая мгла.
Зачем ваш миг и мир безмерен
И неуклончива стрела?



*

1

Снегопада внимательный взгляд
Озирает поля и деревья,
Сны, прохожих, деревья подряд,
Птицу, зеркало, стихотворенье.
Так идет от зимы до зимы
С длинной паузой лета послушной:
Это жизнь вытекает из тьмы,
Жизнь -  транзитный кораблик воздушный
Влажносиних небесных зениц,-
Выплывает, плывет под луною,
А вверху колокольчик звенит -
Громче летом, и тише - зимою...

          
2

Заправляй синим цветом перо,
Цветом срочных небесных помарок.
Ты цветок, ты улыбка Пьеро,
Ты китайский бумажный фонарик.
Ты качаешься в небе сплошном
Винни-Пухом судьбы и грядущим
Винни - прахом в столетье ином,
Ну а в этом -  летящим, поющим
Отголоском хвощей и камней,
Берегов, глубины стоэтажной,
Ты цветок, бледной розы бледней,
Ты китайский фонарик бумажный.
Ты без ниточки пущен в зенит,
Ты обложен воздушным налогом,
Ты землею навечно забыт
В тишине между жизнью и богом.

*
              
               ПЬЕРО ПЕРА


Пьеро пера, забудься на минутку, -
Здесь вообще некрупная игра,-
И пошутив, сам превращайся в шутку,
Пьеро пера.
Все притупилось: планы и пленэры,
И лоск петли, и отблеск топора...
Ты алфавитом принимаешь меры,
Пьеро пера.
Напрасен взмах ресниц и влажность карих,
Особенно в провинции, с утра.
Невидима слеза на тротуарах,
Пьеро пера.
Во льду глухом расплачиваться нечем,
И "fin de siecle"* такая же дыра,
Как и начало. Так не горби плечи,
Пьеро пера.
Меж категорий счастья и несчастья
Ты призрак, призвук, блик -   "et cetera"**...
Нет у тебя в руках козырной масти,
Пьеро пера,
А лишь одна чернильная гвоздика,
Бумаги лист и прочая мура -
Кириллица, Арахна, Эвридика, -
Пьеро пера.

_______________

*   конец века (фр.)
** и т.д. (лат.)


*

     КУЗНЕЧИКИ ЭККЛЕЗИАСТА

                         Олегу Горшкову

Я знаю вас - вы скорбной масти,
Но с вами дышится легко, -
Кузнечики Экклезиаста,
Вы разлетелись глубоко.
Своей музЫкой непобедной,
Что зашершавлена едва,
Поете вы, как пахнет бездна
Там, где кончается трава,
Как в час маслиново-песочный
Вдруг время выпадет из рук
И диск прошьет межпозвоночный
Любви неотвратимый звук,
Ни от, ни до, - неотвратимый,
Как лопнувших бутонов: а-ах! -
И бездной вышепчется имя
Тягучим миро на губах,
Как - неизбывен и прекрасен -
Струенью рока вопреки
Уже осыпавшийся каперс
Душе вернет все лепестки,
Все атлантидовое царство,
Ушедшее когда-то в боль┘
Кузнечики Экклезиаста, -
Над бездной звуковая соль.




ИЗ ЦИКЛА "ОСТРОВ САЛАМИН"


*

О господи, благослови
Любовь, пока еще живую,
Где губы теплые твои
Я как в последний раз целую.
Их створчатый барочный  рай,
Их трещинки и их изгибы,
О господи, не отбирай -
Они вовек неповторимы.
О господи, благослови
Сквозь ноту вечную разлуки
Еще вплетенные в мои
Недоцелованные руки.
В них все отмычки и ключи,
И вдаль судьбы моей продленность....
О господи, переучи
Неразделенность в разделенность.
О господи, благослови
Мое последнее мученье,
Последний лик моей любви,
Его жасминное свеченье.
Я неумелый поводырь,
Но там, где прежде было пусто,
Любви развернутый псалтырь
Закормит мир горстями грусти.
О господи, благослови
Последнюю свечу и спичку,
Прекрасный лик моей любви,
Его презренное величье.
Еще вся музыка звучит,
И флейт еще не отобрали,
Еще вся музыка горчит
Жемчужиной на дне печали.
Я слышу этот благовест,
Он наши небеса листает....
Любви моей нательный крест
В смертельный крест перерастает.
И с мертвым ликом судии
Придет палач, любви наследник...
О господи, благослови
Мой крест прижизненный последний.
Последний крест, последний лик,
Судьбы последнее приятье...
О господи, не умали
Мое последнее объятье...




*

Биенье двух дыханий
Смешай в один узор,
Бог легкокрылых фаун
И тонконогих флор.
Бог золотистых стеблей,
Начни игру свою -
Мы вечные растенья
У бездны на краю,
Светил периферия
И лепестковый рой,
И поцелуекрыло
Мы дышим над землей,
Где оправданьем мира
Стремятся на ловца
Сердца кустов жасмина
И ангелов сердца.

*
Свеча догорит, но останется бегство ее,
Недвижное бегство сквозь сердце твое и мое,
Сквозь обруч двойной, сквозь божественный воздух двойной
Свеча пролетит сокровенною сутью одной:
Вместилищем неба, вместилищем далей, высот,
Ловитвой щемящих, молитвой невянущих нот.
Я только ловец, я музыку тебе возвращу,
На теплой ладони я новую свечку взращу,
И в самом прозрачном из  сотен сердечек огня
Ты вспомнишь меня и уже не забудешь меня.


*

Нет возврата уже. Мы попали сегодня с тобой
В измеренье любви, словно в тайное бога подвздошье.
Это больше, чем мы. Это больше, чем жизнь и любовь,
Это больше всего, что дано пережить, это больше.
Безоткатный уход, мы любви вертикальный побег.
Над гобийской пустыней, что к горлу подкатит песками.
Мы песок превратим в вертикальную ставку небес,
В столб высокий огня, в вертикальное белое пламя.
Милосердного времени да не скудеет рука,
Хоть сквозь пальцы второй утекает смертельная нота -
И она вертикаль, и пронзает собой облака,
И тебя, и меня, и неизъяснимое что-то...

*

Я старше тебя на века,
На цепкое грусти вино,
На ветхую нежность цветка,
На строк золотое руно,
Я старше тебя на ключи
От сотен пиров и даров,
На рваные эти плащи,
Что стерлись о стыки миров,
На ритмы шумерских кровей,
На пляску Давидовых ног,
На соль утомленных морей,
На пыль утоленных дорог,
На всю перелетную боль,
На весь прозвучавший ответ, -
Я старше тебя на любовь
Безумных Орфеевых флейт.




*


            Бормотаний твоих жемчуга.
                    Александр Блок

1

Все так же будет петь цикада,
И астра страстная цвести,
И полночь кистью винограда
Лежать в несомкнутой горсти.
И ты сожмешь ее несмело,
Вакхическую радость рта,
И ночь лиловой "Изабеллой"
Откупорит твои уста.
И так в продленности июля
Мгновенен путь от уст до уст,
И вяжут  небо поцелуи
Сырою терпкостью безумств.
И жизнь близка, и смерть миражна,
И боль есть ложь, и боль есть блажь,
Но ради этой лишней блажи
Ты жизнь нелишнюю отдашь.

 
2

Третье августа или второе.
Ночь вибрирует, дышит, звенит.
Всей своей музыкальною кровью
Прожигают цикады зенит.
Воздух трогает веки и руки,
И на цыпочки воздух встает.
Вдохновенное облако звука
Над неспящей любовью поет.
И -  вдвигая дыханье в дыханье -
Вдоль столетий летят наугад
Твои вздохи, мои бормотанья,
Поцелуи в оправе цикад.




*
 
1

Я тебя обниму двоекрыльем свечи,
Этой чуткою грустью и бережной страстью -
Одинаково оба крыла горячи
И при свете любви одинаковой масти.
Взмах за взмахом сдвигая к окраинам тьму,
Слой за слоем прорвав бытие ледяное,
Я тебя обниму, отниму, подниму
В одинокое небо, открытое мною.

2

Нас прикроет ночь четырьмя крылами,
И никто не узнает, что было с нами,
И как были мы до луча раздеты,
И какого под крыльями кожа цвета.
Разрастется облако меж устами,
Разрастется облако в боль и пламя.
Хоть водой залить, хоть засыпать солью:
Нас казнят вдвоем за любовь - любовью...



*

Ты был прощеньем и виною,
Меняющимися стократ,
Мой нежный сад, мой сад вишневый,
Печальный сад, блаженный сад.
Ты был отличною мишенью,
Чтобы пополнить ранг утрат,
Сад незабвенных искушений,
Мой перистый парящий сад.
Но до золы, твой свет хранящей,
Ты был сожжен у райских врат,
Мой чудный сад, мой сад щемящий,
Прекрасный сад, пропащий сад┘


*

Пой, любовь моя, со мною -
Так не спеть потом в раю.
Граммофон иглой стальною
Разрывает грудь мою
Мир поющий не пустынен,
Хоть и катится из рук
Полусыгранной пластинкой,
Где залег в бороздках звук.
То щемит он, то шаманит
Граммофонною трубой, -
Где отдаст, где прикарманит
Принесенное с собой.
Голоса и отголоски,
Обреченный балаган -
По расплавленной бороздке,
По растресканным губам...



*

Как поэт сказал, все шерри-бренди,
И давно пора допить вино,
Мертвыми опилками смиренья
Выстелив любви седьмое дно.
Голову не кружащей привычкой
Стану я, и скоро дни твои
Мое сердце закуют в кавычки,
Как цитату чьей-то там любви,
Как цитату прежнего полета -
От висков, где дышит высота,
Сквозь огнем наполненные соты, -
До страничек выстраданных рта.
И споют наемные цикады
Реквием по сердцу моему.
...Выросло вино из винограда
И со мной опять уйдет во тьму.

*

Путь все печальней и свободней
По травам или по воде...
Я одуванчиком господним
Бросаюсь под ноги звезде.
Ее ль зрачок цветочный выбрал,
Она ли выбрала меня,
Но одуванчиковым  нимбом
Печаль моя позлащена.
Я слушаю звезды веленья
И понимаю все сильней -
Уже вне времени и тленья
Шумит листва любви моей.



*
         ┘На прелестный остров Саламин.
               Осип Мандельштам

В терновнике пространства
Нас будут дальше влечь
Речь горечи и страсти
Подреберная речь,
Звучанье затяжное
От сердца до крыла -
Как божьего блажного
Богемского стекла,
Богемского простора
На сотни сотен встреч -
Свечения и скорби
Подреберная речь.
Речь горечи и неги -
Отравленной любви,
И карие над нею,
Каирские, твои.
Как нежных гончих свора,
Вся жизнь -  прыжком одним -
Куда-то в море, в море,
На остров Саламин.




ИЗ ЦИКЛА "АНГЕЛЫ. ЖАЖДА РИСКА."


*
Кто мы -  лишь воздух и глина,
Капли разъятой смолы...
Что же поют херувимы
Нам о великой любви?
Что же к нам тянут из дали
Сквозь беззастенчивость стен
Женские пальцы печали
Ангелы города Эн?
Что же на душу-паломницу
Не устает уповать
Вся королевская конница,
Вся королевская рать?
Хватит ли воль и терпенья,
Звезд на застежках плаща,
Чтоб перетягивать в пенье
Вязкость земного плюща?
Хватит ли крыл переплеска
Меж несовместностью сфер
Ангелам города Энска,
Ангелам города Эн?..

*

Ангел-хранитель устанет до срока
В качке любовных глубин.
Ангелы тоже подвержены року
Или повержены им.
Ангел-хранитель меня покидает
И за собой не манит.
На золотых перекрестьях сандалий
Ложное солнце горит.
Ангел укроется в жизни соседней,
В царстве спокойных светил,
Соль отряхая любовных трагедий
Вниз с уплывающих крыл.
Сердце останется солнечным слепком
Грусти стеречь острова.
...Быть утомленным и быть человеком
Ангел имеет права.

*

Пусть розы ближе к ангелам, чем к нам,
Посланницы неведомого рая,
Пусть ангелы проходят по цветам,
Их мускулом воздушным не сминая,
Мы ближе роз и ангелов к любви,
И к нежности, в раю не представимой
Ни пурпурным созданиям земли,
Ни слишком совершенным херувимам.
Без нимбов, что над нами не взошли,
Без лепестковой царственной порфиры
Вершится грустно таинство души,
Прощающей и ангелу, и миру...


*

Двоящимся ангельским телом
На язвы ложатся земли
Два ангела: черный и белый,
Два сфинкса египетской мглы,
Два смысла корней извлеченных -
Широк черно-белый охват...
Два ангела: белый и черный,
Обняв мою душу, стоят.
Меняясь пером и свирелью,
Вторгаясь в снега и пески,
Два ангела: черный и белый
Кладут на чело две руки.
С поверхности горной иль сорной,
Друг другу то ль брат, то ли Брут,
Два ангела: белый и черный
С собою меня заберут.
Поделят меня неумело
На две половины свои
Два ангела: черный и белый,
Последние вспышки любви.
Их крылья уже поредели,
Прах века в просветы проник, -
Два ангела: черный и белый,
Отрады и смерти язык,
Пространств, до конца изреченных,
Времен, до конца прожитых, -
Два ангела: белый и черный
На тысячи высей пустых.
Два странных небесных могола,
Насущный двоящийся хлеб, -
Два ангела: голый и голый,
Ристалище душ и судеб.
Два ангела: белый и черный...
Я лгу, да простит меня бог, -
Есть ангел один, обреченный
На гибель в сдвоенье дорог.



ИЗ ЦИКЛА "ГЕФСИМАНСКИЙ САД"

                       Галине Синаревской           


*

Над землей, не познавшей бореевых вьюг,
Снежных бабочек, зимних продленных разлук,
Над травой, вечнозрячей и юной,
В дальнем небе, хранящем лицо божества,
Восходила звезда, как цветок и трава,
В этот день -  накануне.

Восходила звезда, но другим ремеслом
Были заняты жизни вокруг, и родством
Небеса обозначились втуне.
Между пальцев и крыл утекала вода,
Подступала эпоха, всходила звезда
В этот день -  накануне.

Знала только Мария, что скоро -  восход,
Что закончится день, и звезда припадет
К ее дланям, пространства минуя,
А пока -  ни намека, ни знака окрест,
Только ангелы ждут на пороге небес
В этот день -  накануне.

Только ангелы ждут, чтоб спланировать вниз,
Как снежинки летят на свечение лиц,
Тихо трогая лица, как струны.
Но не выпадет снег. Здесь не знают снегов,
И покамест пустуют котомки волхвов
В этот день -  накануне.

Подступает эпоха, как вечер, как ночь,
Скоро звезды взойдут, и откатятся прочь
Времена, что навеки уснули,
Уступая дорогу другой, что длинней,
И звездой золотою становится день
В этот день -  накануне.

И когда он раздастся, младенческий крик,
И слетятся все ангелы сонмом музык,
Город шелестом крыльев волнуя,
Небеса поцелуют невидимый нимб,
Терн язвящий и золото ясель под ним
В этот день -  накануне.


*

От звезды Вифлеема - сквозь века ресницы
Луч ниспосланный вестью благою струится,
Луч ниспосланный, дней указующий свет,
Как молитва длиною в две тысячи лет.
От звезды Вифлеема -  сквозь времени блицы,
От туринской, завещанной нам плащаницы,
Что на ткани хранит Вифлеема звезду, -
От масличных дерев в Гефсиманском саду.
От звезды Вифлеема -  сквозь тьмы и темницы -
Не иссякнуть лучу и в глазницы пролиться,
И приходят волхвы, и приходят века
От звезды, восходящей вблизи городка.
От звезды Вифлеема -  сквозь смысла крупицы -
Тихо ангелы реют как вещие птицы,
И несут эту землю, сомкнувши крыла,
Чтобы в бездну скатиться она не могла.
От звезды Вифлеема, что снегом искрится.
Черный крест золотит и воздетые лица, -
Золотые лучи, золотая листва,
От звезды Вифлеема, звезды Рождества.


*

Как пахнет волхвованья ладан,
Как в полный рост встает звезда,
Как рок блуждает за оградой,
Где пастухи пасут стада.
Еще младенец не глаголет,
Еще в руке его цветок, -
Идет дорогою окольной
И лиц своих не кажет рок.
Но он свои поднимет очи
И жизнь крест-накрест зачеркнет, -
Ночь Рождества у этой ночи
Не вымолит небесных льгот.
И ладан высохнет, и смирна,
И тыщи раз сойдет трава,
Но ты горишь звездой над миром,
Ночь Рождества, ночь Рождества.


*

И ангелов двукрылья,
И розовый восток,
И на руках Марии
Младенец как цветок.
И нерушимо царство
Ручьев, садов, полей,
И ангелы резвятся
Средь облачных аллей.
Но тень уже ложится -
Сперва наискосок
Цветку, Марии, жизни -
На воды, на песок.
Она все гуще, гуще,
Как стая черных крыл,
И серафим поющий
Длань к сердцу приложил.
Допой, о сделай милость...
Звук тает в высоте -
И что-то изменилось
На времени холсте.
Но рок играет в прятки,
Играет в поддавки:
Одежд спокойны складки,
Как лилий лепестки,
И ангелы в порядке,
И линии руки.
Вдали Кедрон искрится,
Как божие стекло,
И на горе Масличной
Так пусто и светло...




*


    ИИСУС И МАГДАЛИНА

1

    МАГДАЛИНА - ИИСУСУ

Удели мне немного земного,
Прежде чем я уйду за тобой, -
Эти губы ведь тоже от бога
И небесною пахнут травой.
Эти руки -  не только соблазны,
Эта кожа -  не только лишь плоть...
Не казни меня лишнею казнью,
Ведь любовь не карает господь.
Не беги моих прикосновений -
Ты и так в неземное одет.
Твои губы теплей откровений
На небесных папирусах лет.
Говоришь, что земного так мало,
Но мы в небо уносим кресты, -
Из души твоей смертное жало
Могут женские вынуть персты.
Говоришь, что земное -  вериги,
Но я в сердце читаю твоем:
Ваши вечности -  тоже лишь миги,
Отраженные здешним песком.


2

И пред Марией Магдалиной
Он отрешен и молчалив,
Цветущей веточкой маслины
Глаза смущенные прикрыв.
Ее лицо как небо бледно,
Но пальцы жгут и речи жгут,
И по плечам червонной медью
Нагие волосы текут.
О пить и пить из нежной чаши -
Пусть отступает чаши дно,
Но все земное, не начавшись,
Здесь для него завершено.
Впервые он таким моленьям
Не телом, так душою внял...
Он тоже встал бы на колени
И эти слезы целовал.
Он омывал бы эти ноги
Водой ответною любви,
Но приговор судебный бога
Неотменяем для земли.

3

   ИИСУС -   МАГДАЛИНЕ

Я только душу чувствую цветка
И мну в руке земные лепестки,
Я прав, пусть правота моя горька,
Так что ж дрожит в твоей моя рука,
Дрожит, моим веленьям  вопреки?
Я вдаль гляжу, но вижу не холмы,
Не блеск воды под облачной грядой, -
Твое лицо из света и из тьмы
Кричит: - Исус, любовь мою прими, -
И кровь моя колеблема тобой.
Впивайся, жизнь, стрелою в левый бок,
Земная мышца незащищена, -
Я пред тобой, Мария, нищий бог,
Ничком я лягу на пустой песок -
Как он, душа перед тобой бедна.
Прости меня, позволь ответить: - Нет, -
И отпусти меня в мои миры,
Но знай, что был неправдой мой ответ, -
Последний поцелуй с меня сотри
И долго вслед, о долго-долго вслед
Мне, что не обернется, посмотри...


*

    ГЕФСИМАНСКИЙ САД
 
1

Неукротим мой Гефсиманский сад.
За мной и ныне всходит он на небо,
Неся червоточивые плоды.
И от него уста мои горчат,
И воздух сада стал еще пышнее,
И в смоквах сада -   полнота беды.

Быть плотником прекрасно во плоти -
Быть плотником, как вещь в пространстве вещном,
Но я пришел садовником сюда -
В угольное ушко любви пройти
То ль божьим сыном, то ли человечьим -
Сюда, где сада шелестит звезда.

Я здесь один. Все жизни далеко,
А смерть близка, как собственная кожа  -
Она, как кровь, под кожу затекла.
Пройти в любви угольное ушко
Невмочь ни людям, ни тебе, мой боже.
Я здесь один, как сад земной и мгла.

Далекий эллин! Что твой остров Крит
И детские забавы с Минотавром?
Есть Минотавр похлеще. Он незрим.
Нимб, как сачок, его не приручит.
Он изнутри не услаждаем лавром,
Неумоляем и неуследим.

Он  одиночества верховный бог.
Он одиночество с заглавной буквы.
А я -  лишь воплощение его.
Чтоб вы на мне оттачивали слог,
Мой крест готов и я готов для бунта.
Кроваво с одиночеством родство.

Я пасынок людей и твой, Отец.
Покровы одиночества багряны.
Мой сад устал. Печаль его крепка.
Чтоб стать таким, как небо, наконец,
Чтобы украсить сукровицу раны,
Мне не сорвать и малого цветка.

Где разделенности полдневный свет?
Источник веры -  как я жажду веры
Ручья в ручье или в горе  - горы,
Но мне идти пустыней тыщи лет.
Дары волхвов, что приняла пещера,
Вы были одиночества дары.

Что я скажу о жизни и тоске,
О пламени, о свете и о боге?
Я лишь неутолимости мотив.
Я знак вопроса на пустом песке.
Вы из него построите чертоги,
Меня на трон по-детски поместив.

Меня там нет. Я только там, где есть.
Я там один, как в гефсиманском бденье, -
Все так же и сиротствующ, и сир.
Вы душу мою вынули, как весть.
Она была лишь током заблужденья,
Что с места сдвинет весь юдольный мир.

Поет петух -  и это вещий глас.
Смешна цена предательству и славе.
Моя душа, забудь сиянье дня:
Он столько раз тебя еще предаст,
Подаст тебя в лукавящей оправе
И смысл тебя изымет из меня.

Ты создана для непосильных нош.
Пространна одиночества отчизна.
Пуст юг и север, запад и восток.
Последняя моя, спасибо, ночь.
Пощады нет. Потеря смысла жизни
В потерю смысла смерти возрастет.

Спасибо, ночь. Я понял твою суть,
Как безутешность болевого гона
За истиной. Нет смысла плыть назад.
Не вам, а лишь себе я страшный суд, -
Надбожье одиночество нагое.
Меня сады иллюзий не прельстят.
...Не вам -  себе я Гефсиманский сад.

2

Звездой падучей Вифлеема
Сгорев и возошед сюда,
Жжет Гефсиманская звезда
Неуклоняемое время,
И сдвинута времен страда.
Здесь сердце раненное мира
Не выпустило нить миров,
Но кажет трещины и дыры
Судьба времен, смертей  и слов.
Дыра свое возьмет в полете
Юдоли вдоль, земли, воды,
Но я не есть осколок плоти,
Я - скол звезды.
Двойной звезды я скол и пламя,
Я - стык, два полюса во мне,
Невыносимость крайней грани,
Сгорание без догоранья,
Остаток дроби в глубине.
Вся жизнь, как бездна всех мгновений,
Все души мира, сны, тела
Моих взыскуют отражений,
Но протекают зеркала.
Я - узник сада? Узник праха,
Смущенных трав, слепых корней?
... Придавлен бездной, словно птаха,
Я знаю, что свободна плаха
И хочет верности моей.
В ничто течет мое моленье,
За жгучий огненный предел...
Малы маршруты  душ и стрел
Для беспредельного стремленья
От стен земных до райских стел.
Любовь - причастие немое,
Страдания незримый храм, -
Как крест крылатый надо мною,
Но пусто небо ледяное -
Никто не отвечает там.

3

        Христос - Отцу

Куда течет слеза моя?
Ее не повернуть в глазницу -
На слезных пажитях житья
Лови упущенную птицу.
Ты создал муку и покой -
Две чаши сердца в плоти нашей,
Но я, оставленный Тобой,
С единственной оставлен чашей.
И дни твои - не дни мои.
Ты умываешь свои руки.
Что знаешь Ты о бытии,
Создатель, не познавший муки?
К тебе текут и свет, и мгла -
Прикормленные стаи птичьи,
Но мука мимо протекла,
Перечеркнув лучи величья.
Ты отрицанья знак в судьбе,
Чтоб из непроводящей дали
Я смог приблизиться к себе,
А не к Тебе через страданье.
Канон страданья - мой канон,
Преобразивший муку в зренье,
И Твой не полон небосклон
Неполнотою уклоненья.
Я умер родиной людей,
Предтечей тщетной милосердья,
И смерть возможности  - страшней
Голгофы, возводящей к смерти.



*

  ИЛИ, ИЛИ, ЛАМА САВАХВАНИ

И я уловлен смертною ловитвой,
Смерть и бессмертье - как близки они.
Да будет плач последнею молитвой -
Или, или, лама савахвани.
Шум жизни, как искристого потока,
Затих - и я остался в пустоте.
Ты тоже затихаешь одиноко,
Бесследная молитва на кресте.
Кедрон, Кедрон, дай из тебя напиться,
Смоковница, вторично расцвети,
Приблизь, господь, лицо, как эти лица,
Исполненные жизнью во плоти.
Приблизь, господь, лицо, когда мне страшно,
Когда мертвит страданий глубина,
Умой меня прозрением вчерашним
И будущему вновь верни меня.
Не поцелуй твой, а язвящий уксус
Мои земные завершает дни,
Смотрите, как завидна сына участь, -
Или, или, лама савахвани.
В пустыне, искушеньем многократным
Испытан, я во прах не пал лицом,
Но горько искушение распятьем
И чашею, венчаемой крестом.
И чаша та полна немилосердьем,
И нет креста тяжеле на земле,
И смерть так перемешана с бессмертьем,
Что больно, боже, несть их на челе.
Я до конца исполню твой сценарий,
Где сцена - крест, а я лишь в скорбь одет,
Я твой динарий, боже, твой динарий,
Я плата за тобой творимый свет.
Как вечность, этот день распнутый долог,
Как вечность, тени мук моих длинны┘
Теки, последний пурпур из ладоней, -
Или, или, лама савахвани.



*


        AVE MARIA

1

Ты, чей младенец ушел дальше здешних разлук,
Круг размыкая страданья, как времени круг, -
В зрячей любви, словно в нимбовой жесткой оправе, -
Ave.
Ты, что кормила с руки, словно ангелов, птиц,
Ты, что над сыном склонялась травою ресниц,
Ты, что от терний его отказаться не вправе, -
Ave.
Ты, что прибита любовью к тому же кресту,
Ты, что оплакала крест и его высоту,
Ты, что в слезах безутешных, как в горестной славе, -
Ave.
Ты, восходящая в сердце века напролет,
Лучшая скрипка томящихся боговых нот,
Ты, придающая отблеск божественный яви, -
Ave.
Ты, подарившая горечам смысл неземной,
Ты, что за них заплатила безмерной ценой,
Той, что не числится в жизненном скромном уставе, -
Ave.
Ты, приручившая землю, вселенную, рок,
Словно зверей, приходящих к тебе на порог,
Ты, что нас ждешь на священной своей переправе, -
Ave.

2

Тебе молиться, как молиться жизни,
Но для огня дрова земли -  сырые,
Звезда страдальцев и души отчизна,
Мария.
Разоблаченных бездн темны одежды,
Но ты за нас все бездны отмолила,
И так хрупки века твои и вежды,
Мария.
Но все ж твоя ладонь неколебимей,
Чем смерти упованья даровые, -
Ты всех во чреве нас хранишь глубинном,
Мария.
Смерть ищет смерть, жизнь ищет жизнь -  и только,
Но мы и той, и этой рядовые,
Их общей грустной вечности осколки,
Мария.
Ты не уходишь -  всех иконостасов
Превыше твои очи горевые...
Не дай отпасть, не дай с тобой расстаться,
Мария.



*


Христос родится ночью, и к утру,
Как яблоко в саду, созреет время,
И кто-то первый кинется к перу,
Евангелье творя от Вифлеема.
Созреет время, с ветки упадет,
И яблоком покатится по блюдцу -
Купелью трав и колыбелью вод,
И не успеет голубь оглянуться -
Две тыщи лет, как яблоко, круглы,
А древо мировое все ветвится...
Христос родится ночью, чтоб из мглы
Вдруг проступили наши дни и лица,
И ангелы, и неба глубина,
И малый злак, и прочие растенья,
И судьбы, что измерены до дна,
И дно само, и вод над ним волненье.
Ты слышишь, поднимается волна
Под новым поднебесием просторным?..
Христос родится ночью, и она,
Как голубь, клюнет вековые зерна...




ИЗ ЦИКЛА "МИСТЕРИЯ РОЗЫ"



*

     ЧЕРНАЯ РОЗА

1

Я черная роза на белом снегу.
Секрет мой утрачен в веках.
Я черная роза  на том "не могу",
Что скрыто в твоих  облаках.
Я  черная роза -  иголка в стогу,
Горсть горечи в божьих руках.
Я черная роза на желтом песке,
Я черные крылья луны,
Я на позабытом шепчу языке,
Как все мои жизни полны
Тобой -  и твой лик на любом лепестке,
И с той, и с другой стороны.
Я черная роза, но ближе всмотрись -
Я алого сердца алей,
Я сжатое солнце под сенью ресниц,
Небесных светил золотей,
Я веером белым заплаканных птиц
Раскрыта над жизнью твоей.
Я черная роза -  запрет и табу,
Из времени струнный побег,
Любовь, расцветающая на бегу
Вдоль русел заброшенных рек,
Я боли последней на вечном снегу
Последний и первый твой снег.


2

Роза пишет черными чернилами
По спиралям трепета и сна,
И летят над Нилами и нимбами
Пахнущие розой письмена.
Роза пишет молнией и магией,
Между строк целуя твой висок.
Это роза падающих ангелов,
Это падших ангелов цветок.
Воздух между крыльями и строками,
Между лепестками -   как  магнит
Бьется ало-черным вечным локоном,
Горьким пиром легкие томит.
Черной розы страстное сошествие
С адских Анд и райских Пиреней,
Всех воскрылий лепестковых шелесты -
Над недостижимостью туннель.
Роза плачет черными чернилами,
Буквы слез размазав по лицу,
И плывут печали негонимые
Набело по белому листу.


1

      РОЗА НА ПУАНТАХ

Вбегает на пуантах роза
В огромные сады мои.
Судьбы трепещущие ноздри
Вдохнут эфир без чешуи.
Вбегает роза одиноко
В балетной пачке лепестков -
Железное сверканье рока
Следит за ней из облаков.
Безумен на пуантах факел,
Но фаталисткой в сад влетай, -
Танцуй, дитя! Потерпит фатум.
Потерпит ад. Потерпит рай.
Влетай, свобода на пуантах,
Отталкивайся от небес!
Туземный лепестковый ангел,
Верши бесстрашный арабеск!

2

         ПУРПУРНАЯ РОЗА

У жизни в огненном остатке -
Пурпурнокрылый серафим:
Цветенье розы - как распятье
Под небом первым и седьмым.
Ее цветение - как жертва
Неотчуждаемых орбит:
Качнется маятник блаженства -
Манжеты неба обагрит.
Ее цветение - как клятва
Неумирающих огней;
Длинна поденщина расплаты:
Всем пурпуром - за сердце дней;
Горячей лепестковой тогой
Края захватывать светил
И каждый миг простить, который
Глаза и руки отводил.
Как божий вымысел, исторгла
Душа свой пурпур в небосвод,
Но розы маленькое горло
Саднит от хлада почв и вод.


*

             ЧАЙНАЯ РОЗА

Чайная роза подаст на чай
Пригоршню лепестков.
Чайная роза отдаст печаль
Цветением до облаков.
Мой многолетний розовый куст,
Каденция пчел и шмелей! -
Теперь я касаюсь любимых уст
Чайной розой моей.
Из чайного шелка мне душу ткут,
Те же изгибы во мне -
Чайные розы к тебе плывут
В шелковой глубине.
И у каждой - мои виски
Ждут любимой руки,
И вливаются в лепестки
Губ твоих уголки.
Чайной розы длится полет
Без руля и винта.
Парки рвут, но Арахна ткет
Для меня и куста.


ИЗ ЦИКЛА "БАБОЧКА. ЖАНР ВЕЧНОСТИ."



*

                  Тень без особых примет.
                        Борис Пастернак

Я буду лететь мотыльком без названья -
Пыльцой неопознанных лет,
Нырять в темноту, в слепоту расставанья,
Как свет без особых примет.
Я буду лететь мотыльком бездорожья,
Напялив воздушный доспех -
Из слипшихся крыл, обескрыленной дрожи
Рождается музыка сфер.
Я буду лететь мотыльком полоумным
И гибнуть в случайном плену...
На бреге безумном, на бреге лазурном
Я к музыке вечной примкну.


*

Сядь, бабочка, на теплую ладонь
И кожу нежно крылышками тронь -
На взмах двух крыльев мой придется вздох,
Мой легкий, мой неприрученный бог.
Сядь, бабочка, на теплую ладонь
Вдоль линии судьбы и жизни вдоль...
Мой взор не боле, чем небесный взор:
Твой - в двух зрачках - ненарушим узор.
Сядь, бабочка, на теплую ладонь -
Прозрачен для огня другой огонь,
Для воздуха прозрачен воздух весь,
И мы с тобой прозрачны для небес.
Сядь, бабочка, на теплую ладонь...
Но сквозь меня ты пролетаешь вновь,
И трепет пальцев дуновенью вслед
Твой в воздухе все чертит силуэт.



*

                         Павлу Морозову
       
Прапамять цвета, бабочка-морфида,
Какой Орфей задумал твой полет?
Ты вся -  обложка райского флюида,
Небес чешуекрылый разворот.
И в высшем пилотаже цветомузык,
Где времени приказано: замри! -
Я узник твой, твой узник и союзник,
С земли взошедший на твои пиры.
Где встанет воздух синим Парфеноном -
Я меж его колонн хочу пройти.
Меня в луче, тобою преломленном,
Космической пылинкой захвати.
Биенье крыльев -  как сердцебиенье,
С рождения присвоенное мной.
Жанр вечности -  не светопреставленье,
А светопредставленье над землей.
Бестеневая бабочка-морфида,
Полярного сияния соскоб,
Летящих пен  летящая Киприда,
Невидимых божеств калейдоскоп.
Гран-при любых эоловых парадов,
И там, где свет запнулся и померк, -
Инструкция по примененью радуг,
Их сдвоенный оптический римейк.
Без мер твои витражные скрижали,
Как радужка небесного зрачка, -
Все двадцать сантиметров той печали,
Что с нами улетит за облака.



*

Бабочку не целуют и не ведут охоту.
Даже нежные сети смажут ее пыльцу -
Бабочка улетает, страсти гася широты,
Слабою светотенью проведя по лицу.
Жизнь за ней не успеет, смерть за ней побоится, -
Бабочка улетает, бабочке все равно...
Папоротник безумный будет о ней молиться
И заламывать руки, словно в немом кино.
Будто клинок уходит в дней золотую рану,
Бабочка улетает в параллельный простор, -
Что тебе мои страны, вечная донна Анна,
Что шаги Командора, что и сам Командор?
Бабочку не целуют и не ведут охоту -
Вчуже земная близость ей, что всегда вдали.
Бабочка улетает заиндевевшей нотой,
Татуировкой боли на запястьях любви...



*

  САМАРСКОЙ БАБОЧКЕ

             Нелли Ткаченко

Бабочка тебя обгонит
И оставит вдалеке,
Ярким воздухом легонько
Расписавшись на щеке.
Будто бы кусочком шали,
Да с цыганской бахромой -
В сердце грустное ужалит
Небесами и весной.
И не хочет, а заплачет
Сердце  майское твое,
Бабочку от зим упрячет
В золотое бытие.
После милости июля,
Милостыни января
Ждет псалма и поцелуя
Бабочкина жизнь твоя.

*
1

      БАБОЧКА

Кто брал небесную иголку,
В полете бабочку следил,
Придав узор нагому шелку
Двух треугольных стройных крыл? -
Но в этой радуге летанья
И в партитуре трепетанья,
Наложенных на тонкий шелк,
Охотник каждый знает толк
И ловит знаки отраженья
На шелковых крылах житья,
Но не тебя. Ты вся - сквоженье,
Непригвожденная моя:
Поверх, и над, и сквозь, и через,
Ты над догматом тверди - ересь,
Дни не уловлены твои
Рампеткой длинною земли.
И -смерти лишена отдельной -
Дыхания и цвета взвесь,
Летишь, пространству параллельно
И времени наперерез┘

2

         ДУША

Ты - как бабочка в мире убогом -
Предстаешь пред цветком и пред богом,
Но иголкой в стогу бытия
Скрыта главная сущность твоя.
Да, как бабочка, в детских догадках,
Словно в рюшах воздушных и складках,
Лон твоих и небес волокно
Ткется там, где для глаза - темно.
Но тобою прихвачена цепко
Жизнь моя, как прозрачною скрепкой:
Пусть конечен земной каталог,
Ты - как бабочка - вечный пролог.





ИЗ ЦИКЛА "ВОЛНОРЕЗ"




*

Смесь яблока и яда.
Все остальное -  фон.
Опять зашли Плеяды,
Как молвила Сафо.
Аттические знаки
Мне терпко вяжут рот.
В час волка и собаки
Стою я у ворот.
Час миновал урочный
Столетия назад.
О вот он, вечный, прочный
И не солгавший ад,
Где не стучит щеколда,
И не скрипит песок,
И веет ночь щекотно
Вдоль слез наискосок.



*

1

Прощай, моя  иллюзия.
Прощай моя любовь...
В каком-то старом блюзе
Мы выживем с тобой.
В каком-то негритянском,
Блаженном и хмельном
Останемся, останемся
Невыбродившим сном.
Хоть так, а хоть иначе
Нас опознает он  -
О нас с тобой проплачут
Труба и саксофон.
... Я буду в летней блузе.
Ни счетов, ни обуз.
Лишь вечный блюз иллюзий,
Blues, blues, blues.

2

Прощай, любовной лирики отрава
На донышке тетрадного листа,
Где словно варваризм, звучит "I love you"
На языке, чужом, как немота.
Но на своем мне это слово снится:
Так говорили ангелы в раю,
Так бабочки поют, так плачут птицы,
Летя в тумане между "л" и "ю"...



*

Тебя увести, словно горстку песка пропустить
Сквозь сито ладоней, и вот - ни песчинки на них, -
Как нитку поймать невидимку, неслышную нить -
Уходит она, небеса над собой наклонив.
И снова я падаю вверх сквозь миров гамаки,
Прорехами рек за тобой пробираясь впотьмах,
Кустом пред тобою встаю на предгорьях тоски,
Травой за тобою плыву на нетвердых плотах,
Лечу стрекозой - сквозь нелетное марево миль,
Где воздух стоногий стреножен проклятым узлом,
Где губ наготой я ловлю золоченую пыль,
Где кормится кровь золоченым толченым стеклом...



*

Я словно Апеллес держала кисточку,
И стала виноградинка живой.
Я выпустила в жизнь слепую ласточку
Сивиллой у меня над головой.
Я вижу за воздушными оборками,
Как тень коснулась моего лица.
Я выдула из легких шарик облака,
Источенный прожилками свинца.
В моих руках все зеркала ломаются,
Лишь ты в них отразишься в полный рост.
...Простых часов я запустила маятник,
Но он, как бритва, обоюдоостр.






*

Я на  тебя смотрю издалека -
Сквозь весь эфир невинный и прозрачный, -
Сквозь слезы, для которых есть рука,
Чтоб их стереть до влажности невзрачной,
Сквозь боль, сквозь ложноцветия обид,
С такой звезды немыслимо далекой,
Из потаенных почв, из Атлантид,
Из флоры, запредельно-одинокой;
Из никогда┘ из-за таких преград,
Откуда никому смотреть не надо...
Не покидай хотя бы этот взгляд,
Не покидай хотя бы эхо взгляда...


*

В садах - сквозных, лучистых, темных,
В тисках небесных и земных
Всю бездну лет тобой восполнив
Для лет иных┘
Познанье пламени под осень -
Гори, гори, житье-бытье!
┘Последнюю монетку бросив
И все поставив на нее:
Дожди из боговой ладони,
Подкожные наитья рек,
И оголенных губ бездонье,
И душу, голую, как снег,
Как снег, безмерный, безоглядный,
Построчно восходящий ввысь┘
И на ухо мне шепчет ангел:
Не обмани, не обманись┘


*

Каждый в паре лишь со своей судьбой:
Посмотри вперед, посмотри назад -
Ты не станешь мной, мне не стать тобой,
Даже души в связке не полетят.
Наша кровь по-разному спит во мгле
И по-разному пишет свои пути...
Не бывает тождества на земле.
Не бывает тождества во плоти.
Можем рты и пальцы свести, сцепить,
Но провал меж нами открыт, отверст.
И ту воду, что мнила единой быть,
Рассекает надвое волнорез.



ИЗ ЦИКЛА  "СКВОЗЬ┘"

1

Все в ласточках пространство над тобою,
Все в ласточках -  нескоро зимовать...
Крылатый бисер мечущие боги, -
Да не устанут длани волхвовать,
Низать полет на нитку золотую
И ласточками править небосклон
...Я думаю, их видно и оттуда,
Куда последний взор наш устремлен.

2

Союзница моя, соузница, лунатик, -
Движенье губ и лун ловя опять,
Хмельная ласточка забудет эхо Африк
И станет в моем сердце ночевать,
Глотать летучий воздух быстро, жадно,
Чтоб слиться одиноко с ним одним,
И залепечет золотым пожаром
По лестницам воздушным винтовым...



*

Срок придет, и цветок расцветет
Мимолетным судьбы утешеньем.
...Долго музыка ищет и ждет
Наших уст для ее оглашенья.
Словно сброшен незримый покров
Над судьбы и музыки явленьем, -
Мы как венчики вещих цветов
Обмираем от их откровенья,
Тянем ноту, провидим итог,
Клоним локоны жизни на плаху,
И поет беспощадный поток
Песнь любви для грядущего праха...



*

Уносит зыбь словарная
Мое житье-бытье -
Волшебное бездарное
Сокровище мое.
Пришла отрада поздняя,
А жизни - лишь щепоть,
Все больше только воздух я,
Лишь воздух, а не плоть,
Лишь воздух над полянами,
Воздушная струна,
Которой на заклание
Вся жизнь принесена.


*

        ПСИХЕЯ

           Галине Синаревской

Не стучится больше в двери
На четвертом этаже
Полоумная Психея
В мотыльковом неглиже.
Не заглядывает в окна,
Не садится на порог
Вбитый в затвердевший кокон
Пальцекрылый мотылек,
Певчее отродье, семя
Рокового божества...
Не ищи, моя Психея
На земле с землей родства.
Умирая, каменея,
Досмотри последний сон
И держи хребет прямее
В смертном панцире своем.
Сколько там пыльцы осталось,
Сколько воздуха крылам?..
Эта жизнь -  такая малость -
Расползается по швам,
По вселенной безымянной,
Без кармана и гроша...
Пой, солдатик оловянный,
Мотыльковая душа!..



*

Птицы, зимой поющие,
Летом заговоренные, -
Лета глаза фаюмские,
Карие и зеленые.
Эти синицы нежные
И зимородки пряные -
Ваши края безбрежные
От  ожиданья пьяные.
Сестры небесной гильдии,
Зерна надземных пажитей -
Снежную степь с Египтами
Щебетом зимним свяжете.
Пойте, мои печальные,
Пойте, мои отрадные,
Как над розами чайными -
Сквозь белизну тетрадную.
Там, за снегами близкими,
Там, за метельным веером, -
Лета глаза каирские,
Лета глаза кофейные┘


*

1

Кто безумен, кто празден, кто признан,
Кто прозрачен, как полымя льда...
Сквозь какую жестокую призму
Преломляются наши года?
Все мы канули в Лету до срока,
Наши слезы песком занесло.
Скомороха, поэта, пророка
Все темнее и речь, и чело.
И крылатое племя тоски -
Наших душ обнищавшие птицы,
Пчелы, бражники и светляки -
Ищут смысла благие крупицы,
Но прицельной волною реки
Разбиваются крылья и лица,
Осыпаясь пыльцой на пески...

2

На помойках свободы, в зените
Бреда -
        бродит, придуманный мной,
Растерявшийся ангел-хранитель
И любви, и свободы земной.
Остановится у изголовья,
Попытается в небо взлететь -
И крыла его нашею кровью,
Кровью рабскою будут смердеть.



*

Наша истончилась кожа.
Наши огрубели веки
И зрачки. Мы непохожи
На себя. Мы имяреки.
Странники песков асфальтных
И пловцы морей гранитных -
Смерти зреющим postfactum
Мы обобраны до нитки
И до клеточной мембраны.
Мы - полей невзрачный клевер
Ядовитый. Вечерами
Нас морозит юг, а север
Обжигает, словно плазма.
Наша мешкотна походка.
Тверже горлового спазма
Временем забита глотка.
Сухопутные полеты
И безверия облава
Хуже ресторанной рвоты.
Мы - тупая переправа
Смыслов, что еще остались,
Матриц ада или рая.
Мы - последняя усталость
Родовая, видовая...
В нашем бардаке сиротском
Вечность пользуется нами,
Как сомнамбулой-подростком
Вечереющая дама...



*

Разгляди на свету свой жребий,
Подтверждаемый жизнью всей,
Поэтическое отребье,
Эфемерных богинь трофей.
Пресловутая божья птичка
В тканом воздухе облаков,
Песнь твоя - небесам затычка
И харитам дешевый корм.
Камышинкою губ не выпеть
Весь отпущенный небосвод,
И сквозь створки земных калиток
Эта дудка не проведет.
Ты ни кровью, ни мозгом костным
Не вмещаешься в пир судеб,
И приходит Каменным Гостем
Лишь музыка жевать твой хлеб.



*

Снежок, подсыпь мне яду
В протянутую горсть
Когда свои рулады
Тяну я вкривь и вкось.
И тянутся за мною
Полночные слова,
И блещет под луною
Дурная голова.

Дружок, плесни мне яду
В протянутый стакан.
Крепка твоя ограда,
Эпоха - истукан.
И тянется за мною
Пустой морщиной лба
Сияние дрянное
И пошлая судьба.

Пошли мне яду, Гамлет, -
Оставь на время роль.
И Вертер пусть сварганит
С отравой бандероль.
Но пуст веков гербарий,
Скандален благовест.
...Из грезящих Германий.
...Из датских королевств.


*

"Титаников" заплаканы каюты,
А выйдешь из заплаканных кают -
И стрелы мирового неуюта
Тебя насквозь, как яблоко, пробьют.
У человека детские обиды
На грозное число недетских ран.
Судьба с железным локтем Артемиды
Натянет лук и облегчит колчан.
И  -   беззащитен пред лицом событий,
Пыльцу мгновений превративших в прах, -
Аттракционом боговой орбиты
Летает дух, все так же сир и наг...


*

Понятно, что зима. Понятно, что тоска -
Безмерная, промозглая, сырая.
На влажном феврале - дорожки из песка.
Идешь по ним, в пространство взор вперяя.
Не ждешь небесных манн, ни райских кущ, ни стран,
А радость и незряча, и незрима,
Лишь где-то там, в груди, как старый талисман,
Еще хранится свет неопалимый.
Лишь где-то там, в груди - шарманке во плоти,
К которой ангел ухом приникает,
Все музыка гудит, как майский жук в горсти,
И тонкие подкрылья выпускает.


*

1

Жасмин грустит морщинами лица
Над листьями расцветки леопарда┘
Я осень жду, вершинного гонца
С венком холодным терна или лавра.
И тот, и тот хорош издалека,
И может быть, какой-то впору станет,
И терн вопьется в лоб и в облака,
А лавр блистаньем вечности обманет.
Таков наш нимб растительный земной,
Все полюса собравший над висками┘
Я осень жду, она придет за мной, -
Торговка небом с жесткими зрачками.

2

Уже краснеют листья винограда,
И грусть моя как луч в его листве.
Как грустно посреди господня сада
Быть с этим садом в ранящем родстве.
Как грустно, боже, как непоправимо, -
Уходит жизнь в нездешний окоем,
И листья вниз летят как херувимы
В смирении неслыханном своем.




*

                           N.

1
                             
Стоят в моленье и волненье
Деревья в хладном октябре
В своих же листьях по колени -
В сухом прозрачном янтаре.
Броди, октябрь, листвою палой
В ней крестный завершился ход,
Она послушливым зерцалом
Под каждым деревом плывет.
В нем свет сгустился спозаранку
Осенних дней, недель, веков
И тени, белые с изнанки,
В рай уносимых облаков.
В нем и покой, и колыханье
Сиянья нежного и тьмы
Меняются вослед дыханью
Ветров, наместников зимы.

2

Ромашкой и левкоем
Не пахнут облака,
И кажется покоем
Октябрьская тоска,
И тайна мирозданья
Под небом разлита.
┘ Не просит состраданья
Нагая ветвь куста.
И в ожиданье чуда
Лист клена над тобой
Покоится, как Будда
Меж небом и судьбой.


*

    ХРИЗАНТЕМА

Пусть умирают октябри, но
Твое цветение и впредь -
Как выход старой балерины,
Не научившейся стареть,
Как выход балерины гибкой,
Презревшей грубый ход времен,
До смерти держащей улыбку -
Весь лепестковый небосклон,
До смерти держащей осанку -
Лопатки вместе сведены,
И осень все поет осанну
Тебе, сопернице весны.


*

Я житель сих времен, слуга покорный
Их жесткой, не по правилам, игры,
Где памятник воздвигли тошнотворный
Всем нам земные бедные миры.
Я житель сих времен, их бренной нормы,
Но на груди пригрев свою змею,
Снимаю в них дешевый самый номер
И тайное окно свое рублю.




ИЗ ЦИКЛА "ПОЦЕЛУИ ВСЛУХ"




*

О чаше любовной, о чаше моленье -
Беззвучный бездонный хорал, -
Целуя виски, и уста, и колени,
Как ангел бы их целовал.
Цветок за цветком в твои руки роняя
Всей жизнью без лезвий и жал,
И губы к твоим волосам наклоняя,
Как ангел бы их наклонял.
О чаше любовной, о призрачном устье,
Не веря в фатальный финал,
И в карих зрачках замирая от грусти,
Как ангел бы в них замирал.
И нашему лучшему небу внимая,
Что больше не двинется вспять, -
Печальное сердце своим обнимая,
Как ангел не смеет обнять.


*



Не сновиденье, а свиданье
На самой властной глубине.
┘Звучи, кастальский ключ страданья,
Ни разу не солгавший мне.
Звучи, как и во время оно,
И спелой  влагой опои
Скрижальные любви законы
И беззакония любви.




*


           ... И стерпит река.
                        Денис Новиков


1

Мы войдем в эту реку и дважды и трижды -
Мы в реку войдем.
И губами своими ее повторишь ты
На сердце  моем.
Мы войдем в эту реку, войдем в эти волны,
Как будто в жилье.
Складки наших одежд собою заполнят
Воды ее.


2

У сердца нет одежд,  оно так голо,
Как масть туза.
Оно давно живет на грани "фола",
А может -  за.
Нескучная его взрастила школа,
И -  как форель - 
Оно плывет по временам глагола
На букву "л".





*

      ПОЦЕЛУИ ВСЛУХ

Поцелуи прикованные и парящие,
Поцелуи плавящие и порхающие,
Золотистой пыльцой усладившие кожу твою.
Поцелуи медлящие и кипящие,
Поцелуи ревнивые и смиренные, -
О, поцелуи вслух!
Поцелуи проникающие и притихшие,
Поцелуи уязвленные и взывающие,
Поцелуи полынные и заплаканные,
Вознесенные и стекающие
Снизу вверх и сверху вниз.
Поцелуи преображающие и отражающие,
Поцелуи терпкие и нетерпеливые,
Поцелуи нагие и близорукие, -
О, бездонные поцелуи!
Поцелуи льнущие и скользящие,
Поцелуи пронзающие и звенящие,
Как наконечники стрел цветочных
В солнцах кожи твоей.
Поцелуи вбирающие и возвращающие,
Поцелуи пугливые и угловатые,
Что накоплены уголками
Ослепительных губ твоих.
Поцелуи изгнанные и отверженные,
Поцелуи тающие и опрокинутые,
Запрокинувшиеся поцелуи,
Заглядевшиеся поцелуи.
Поцелуи щемящие и беззащитные,
Поцелуи спеленутые и следящие,
Неуклонные поцелуи,
Наклоненные поцелуи.
 
Ты видишь теперь, моя радость,
В какую страну мы попали,
Что растет на ее полях
И куда дороги уводят,
Позабывшие третью стражу,
Как и первую, и вторую,
И какой неразрушенный Рим
На холмах неспящих воздвигнут,
На твоих холмах и моих?..





*


И -  как из градусника ртуть -
Бегучим серебром
Отправится в последний путь
Душа моя живьем.
Там столько будет долгих лет,
Что глаз не уследит.
...Твоей любви продленный свет
Ее сопроводит.



*

Последним зреньем, точным, тайным,
Сквозь зримый мир увижу я,
Как ласточка воспоминаний
В надмирные летит края -
Сквозь еле видимую прорезь,
Как жизнь, трепещущая вся,
Твой образ, словно жизни образ,
На узких крылышках неся...





ИЗ ЦИКЛА  "ОТТУДА"


*

 ЭВРИДИКА

1

Взошла луна  тяжелою луною
Неволить блеск и ликованье дня.
Я бред луны, она идет за мною,
Она кругами ходит вкруг меня.
Злой лепесток садов Семирамиды,
Цветок темниц, силок уставших птиц,
И я моей луны цветочный идол,
Я вымысел печалящих зениц.
Она измерит мною бездны мира
И распадется связь души и лиры,
И между ними пропасть прорастет.
Я блеф луны, очередной напиток
Для роковых гортаней, темных уст,
И время -  лишь система пылких пыток
Изложенная сердцем наизусть.
Изложенная сердцем, как улики
Любви моей, которой жизнь жива, -
Последняя попытка Эвридики,
Диктующей последние слова.
Не отнимай возлюбленную руку -
Пока ты есть, смерть не владеет мной,
По вещему, по жалящему кругу
Веди меня над черною луной.
Я присягну возлюбленному лику,
Но властен миф и для любви -  один:
Смерть жизнию жива, и Эвридику
Не вывести из гибельных пучин...

2

Вернись, задержись, отзовись -
Над мглою висят мои корни.
...Как звали по имени жизнь -
Не слышу, не знаю, не вспомню.
В тумане слеза не звенит,
На сотни путей -  безответность,
И сонмы ошибок земных
Невинней, чем клейкая вечность.
По мне ее тянется плющ,
Пустоты ее и долготы.
Над царством захваченных душ
Осыпались влажные ноты.
Я помню, как пчелы вились
Над каждым вчера и сегодня, -
Как звали по имени жизнь,
Не слышу, не знаю, не вспомню -
Лишь снег, пропылавший в окне,
Лишь пыл персиянки-сирени,
Лишь тот лепесток, в тишине
Плывущий тебе на колени.




*

            ОРФЕЙ

Угрюмо руку мне пожал Гермес
И удалился прочь от этих мест
Глухих, что предваряют смерти лоно,
Не заплатив за перевоз Харону -
Бесплатен путь обратный челнока.
┘А мне осталась лира и тоска.

Семь дней и семь ночей я выл, как пес.
Но кончено. Закон богов и звезд
Превыше состраданья и стремленья:
Целуй перстами нежных струн цветенье,
Молчи как персть иль пой как Аполлон -
Но ты в потоке рока растворен.

Играй, вода, песчинкой звуковой, -
Недолго жить. Недолго быть собой.
Хотя б цветок расцвел - такая малость┘
Четыре лета и зимы осталось,
И захлебнется голова моя
Последнею рекою бытия.

Мне не оплакать свой последний день.
Я только тень. Отныне - только тень,
Как впрочем, все: и камни, и растенья,
И птицы - только тени, тени, тени┘
Листве платана я не допою,
И тень моя обнимет тень твою.

Бесплотна плоть. Бесплотен душ союз.
Лишь тенью уст коснусь я тени уст -
Скажи, меня ты помнишь, Эвридика?
О тени слов в их немоте великой!
О тени рук! О тень твоих ресниц! -
Как рухнуть тени перед тенью ниц?

Не дал бы я и жалкие гроши
За здешнее бессмертие души:
Как ни верти божественную призму,
Единый вид бессмертия - безжизнье,
Где тень любви и мертвые холмы.
┘Скажи мне, Эвридика, это - мы?

И будут души мертвые смотреть,
Как смерть твою моя обнимет смерть,
И после тыщелетнего объятья
Тень паутинки снимет с тени платья,
И розы тень падет на тень виска,
Волнуя тень сквозную мотылька┘



*

               ФЕДРА

                 Мы, стало быть, не чужды эллинизма.
                  Константин Кавафис

И плоти нет -  одна любовь осталась
От плоти -  и души дешевый стыд,
Как лишняя постылая усталость
Любви моей ненужной, Ипполит.
И жалобы любовной стон и ярость
Еще по небу твоему искрит.

Я тыщей рук тебя окольцевала -
Я тыщу рук, как хворост, изрублю.
Я тыщей губ тебя не целовала -
По ним веду я ласкою металла,
Чтоб было им невмочь сказать "люблю".

И плоти нет -  лишь возрастанье платы,
Но не за плоть, а за другой огонь.
Любовь -  не прелесть роз, а пряность плахи,
Усвоившей мелодику погонь
За той, кто бьется в страсти горлом птахи
В силках и ждет, как божия ладонь

Опустится пушинкою на темя
И прекратит мученья навсегда.
...И плоти нет. Есть только даль и время,
Текущие от полымя до льда.

Твой рог трубит -  мой рок не умолкает.
Твоя охота в дальней стороне.
И я двумя последними руками
Еще держусь на бешеной волне,
Но небо надо мной глаза смыкает
И -  как в земле - хоронит в тишине.

Я здешних терний и кругов беглянка.
Бог поведет меня, свою овцу,
Вверх по мирам, и времени изнанка
Зерном наждачным скрипнет по лицу.

И капюшон, надвинутый по брови,
С меня слетит -  уже истлевший хлам.
Я стану вечным символом любови,
Подпиткой вашим душам и кострам
Своей неразделенной тягой крови.

О, Ипполит! Как пусто твое поле!
Ни богом не засеяно, ни мной!
И семена моей кромешной боли
Взвиваются меж твердью и луной
И мечутся меж мною и тобою.

Живи, мой мальчик, и лови оленей,
Их и меня собаками гони!
Любовь пред мною стала на колени,
Когда я отделилась от любви
Обмолвкой высочайших повелений
Для истин недомолвленных земли.

Последней нежностью в тебя вонзаюсь -
Певучестью пронзительной стрелы...
И плоти нет -  бессмысленная жалость
К очам вплотную подошедшей мглы.
...Ты не узнал, как сны мои теплы,

Как мир под одуванчиками пальцев
Что олененок замирает вдруг,
И сбрасывает небо ложный панцирь
Нежнее мирта над цветеньем рук,
Но я одна пройду за кругом круг,

Уже себя в себе не узнавая,
Уже себя во времени избыв.
О, Ипполит, узором застывая
Морозным, я еще тепла извив,
И Греция -  не греза золотая

Грядущих дней. Откликнись, мое сердце, -
Я новый миф над старым надпишу
Надвременным безумным палимпсестом,
Подвластным богу и карандашу.



*

                ЛИЛИТ

Вскинь добиблейские ресницы -
Ни огнь под ними, ни зола, -
Лилит с лицом отроковицы,
Не знающей добра и зла.
Любви не заменить бессмертьем,
Как скажет позже вечный жид,
И сердце, пропадая в нетях,
Неслышимо в тебе, Лилит.
И ты летишь в ночи великой,
Любви готова бить челом,
Как женский ангел ясноликий,
Но с демоническим нутром.
И бог не властен над тобою -
ЧтО Моисееву кусту
Ты, отлученная от бога
И облаченная в тоску?
Бессмертия высокий полюс -
Завидный смертного удел,
Но для тебя он только поиск
Любви, любви - у душ и тел,
Хоть человеческой, хоть божьей -
Они сливаются в одне,
В одной вселенской подорожной
Они начертаны во тьме.
Твой рот шиповника алее,
И пряди - словно сад густой,
И тень души полна твоею
Обратной душам красотой.
Пусть ты подобна херувиму,
Пусть ты бессмертьем крещена,
Но Песней Песней ты казнима,
Как оборотная луна.
Лилит, как быть тебе, изгою
И покаянья и вины? -
Над нашей белою луною
Ты - черное лицо луны.
В кудрях венок из черных лилий,
Но ты чужда цветам земным,
Чужда крылатым и бескрылым,
Чужда и мертвым, и живым.
Ты - чернокнижья испаренья,
Плоть черных дыр и плод прорех, -
Ни вознесенье, ни паденье,
Ни безгреховие, ни грех.
Ты - одинокого сословья:
Ни кость, ни персть, ни след в пыли,
И черный демон безлюбовья -
Не даст ни смерти, ни любви.



*

        ОФЕЛИЯ

1

    ПЕСЕНКА ОФЕЛИИ

На мне любовь, а не проклятие,
Я к зыбкой подошла черте,
И песня каждая - распятие
Цветка на травяном кресте.
Среди чужих садов и пристаней,
Среди чужих песков и вод
Я буду ждать твой взгляд единственный,
Тот, что в твой сад меня вернет.
Я нежностью неумирающей
Паду на взмах твоих ресниц,
Я буду петь тебе о радости
Призывней райских певчих птиц.
Непойманное откровение
Тебя настигнет хоть на миг...
Я золотой цветок мгновения
С подбоем белым слов моих.

2

Матовый вкус забвения
Уст, как любовь, не жжет.
Лилия ждет Офелию
В долгих глубинах вод.
Белыми манит крыльями
Темный цветок ручьев -
Сладок нектар у лилии,
Сладок смерти улов.
Сладок нектар. Груба еще
Власть последних минут.
Жизнь и смерть, как две бабочки,
Попеременно пьют.
Лилией отлюбившею
Память цветет твоя,
Ангел любви несбывшейся,
Демон небытия.

3

Не Саломеею, не Федрою,
Терзающими кровь веков, -
Блаженной тихою Офелией
Я буду жить среди цветов,
Цветком улыбчивым юродивым,
Незапертым, как грешный бог,
И отстранившаяся родина
Его не пустит на порог.
Цветком, блуждающим чужбинами,
Откуда нет пути назад,
Между заоблачными глинами
Все ищущим твой дом и сад.
Я лепестками рубиконными
Не заслоню твой небосклон,
И если есть во мне греховное,
То лишь цветения закон,
Закон отвесного цветения -
Я пленница его, не плен,
Я поперечное растение,
Но дух мой кроток и смирен.
То полевым прозрачным лютиком,
То скорбною гордыней роз
Я над душой твоей возлюбленной
Плыву, как ангел твоих слез.
Непролитые их жемчужины
Влажнят уста и лепестки,
Моим безумием разбужены
И подняты со дна реки.



*


              МАРСИЙ

Высокой тоской заблужденья
Навеки захвачен врасплох  -
Для жизни, для тайны, для пенья
Утраты излюбленный бог, -
Росинкою маковой, гостем
Татарским на тысячи миль,
Готической нотой изгойской
Упавший в подлунный утиль, -
Он - Марсий, сошедший с орбиты,
Небес не жилец и земли -
Бесфлейтный, бессмертный, убитый
Певец обреченной любви.



*

                САЛОМЕЯ

...И смерть вдохнула мой последний выдох,
И лезвие времен дало откат.
Нет выхода отсюда и не выдан
Последний ключ последних этих врат.
Длинна разъединенности аллея,
И время для нее уже не в счет,
И обезумевшая Саломея
Свою на блюде голову несет.
Возьми ее, моя земная радость.
Она тебе шепнет -  люби меня! -
Предсмертным нимбом черно-белых радуг,
Как клятвою любви обведена.



*

             КАССАНДРА

Я пальцами Стикса касаюсь,
Я трепеты сердца учу,
Но провинциальной Кассандрой
На сборищах людных молчу.
Опять одинокой кометой
Пути мои вверх соскользнут -
Градации белого цвета
На черных зажимах минут.
Шипит головнею горячей
Любовь  на лежалом снегу,
Когда о минувшем не плачу
И о неминуемом лгу...



*

        ПИГМАЛИОН

Мои уста  запомни, Галатея, -
Такая же душа моя на вкус,
Все остальное -  только светотени,
Захваченные уголками уст.
Мои касанья, словно жизнь, поспешны,
Души трагические антраша;
То плакальщицей медлит безутешной,
То  веселится девочкой душа.
Мою запомни жизнь, и постепенно
Оставь ее в эфире ледяном,
Всю в бликах поцелуев или пенья,
Как в жемчуге рассыпанном речном.



*

1

Я нахлебалась вод священных,
Центрированных их валов,
И стала их земною дщерью
И перемычкою миров.
Через меня летели звезды,
Как стаи птиц на острова, -  
Теперь в груди моей не воздух,
А мельничные жернова.
Они под стать свинцовым водам,
Горчит на пробу их помол,
И по устам текут не медом
Миры без бабочек и пчел.
Теперь я луч, посланник праха,
Горит во тьме моя скула,
Моя счастливая рубаха
Навеки с плеч моих сползла,
 "Покров, накинутый над бездной", -
Он мним, как мнима та швея,
Что шьет воздушные одежды
Иглой щемящей бытия.

2

Я кладбище стрекоз, я лета некролог
И бабочек в цвету, я летописец Леты,
И шмель не золотит ни плеч моих, ни строк,
И гибнет на лету, до боли разогретый.
Для черных лун и солнц я пастбище и клеть,
В долгу моя душа пред светом и пред тенью...
Я больше жизнь, чем жизнь, я больше смерть, чем смерть,
Их тайный договор, их общее цветенье.
Плясунья полюсов, я заговор их царств,
Их небосводных недр, их персефонной крови,
Твой, Ариадна, шелк, твой, Эвридика, фарс,
Когтящих нежный зев глаголящей любови.
И слепо божество, в чьих пальцах нет и да
Сплелись как две змеи вкруг райского напева,
И занавес упал, как пьяная звезда,
И яблоки черны на черных ветках неба.
Я кладбище плодов, которые солгут,
Горящий обруч дней, палящий сердцевину...
И шмель не долетит, и бабочки умрут,
И рок сомнет в комок божественную глину.

СМЕРТЬ

              Х.Л.Борхесу

Она с дождем и розой сплетена,
С луной и плачем, памятью и тенью,
Она древнее времени и сна, -
Почти что жизнь, почти осуществленье.
Она -  везде, она еще нигде,
Она никто, и тишина не вздрогнет,
Чуть ветер на песке иль на воде
Ее начертит тайный иероглиф.
Что ей веков скрипучий переплет,
Она всегда, ей ничего не надо, -
Она -  цикада, что тебе поет
Из самого окраинного сада...

*

         Оскару Уайльду

Обетованной нет земли,
Уместной для пощад.
Безумна красота любви,
Жизнь взявшая в заклад.
Безумна плата красоте
До крайнего креста,
Где розы алы в темноте,
Как и твои уста.
Безумен  жертвенник судьбы -
Она взяла свое,
И мы -  великие рабы
Безумия ее.



*

                   САФО

Я свой погасила ликующий факел,
Я дев позабыла нежнейшие лики.
Мой жар и мой дар, вы очнулись постфактум
В полдневнопылающем лике гвоздики,
И в пурпурной поступи розы имперской,
Весь мир обошедшей -  от замков до келий,
И в сотнях ее лепестковых наперсниц,
И в сотнях любови взалкавших Алкеев.
Вакханкой-сиренью я мир истомила,
Я лбы пеленала терновою сетью.
Мой дар и мой жар на жаровнях жасмина
Трепещет, не тронутый тленом столетий.
Моих хризантем подвенечные луны
Всем небом моим над сердцами нависли.
Я ваши прекрасные губы целую -
Я вечное яблоко, миф без  Париса.
В отчизнах руин я цветущая милость,
Пыльца и нектар для указки Киприды.
Плеяды зашли -  я над ними раскинусь
Садами-созвездьями Семирамиды.
Любви и любви легкокрылая сводня,
Я лоно времен над могильным ущельем,
Я лотос Эллады, проросший в сегодня, -
Залог возвращения и приращенья.


*

        СТРОФЫ КИТАЙСКОГО СТРАННИКА


                            *

В беседке небес одинокая стынет луна.
В сентябрьском саду на циновку одетый прилег
И в осень уплыл, сам себе и челнок, и волна,
Пока хризантемой холодной не вспыхнул восток.
   
                            *
Последняя бабочка пляшет на долгом ветру -
В пустынном саду четырехлепестковый цветок...
И если сейчас я от счастья иль горя умру,
Я с бабочкой в смерти не буду совсем одинок.

                             *

Цикада, как шов мирозданья, прошьет тишину,
И лето закончится, в память укрыться спеша.
Когда б не услышал ту песню в шестую луну,
То как бы узнал я, что плакать умеет душа?

                              *
 
Мир слишком дождлив этим летом. Не видно луны.
Огонь погасил и не вижу звезды ни одной.
Гораздо приятней уйти в прошлогодние сны,
Где все мои звезды и все мои луны со мной.

                               *

Я столько дорог исходил в башмаках, босиком -
В душе моей жизнь протяженностью в тысячу ли:
Я с ней слишком коротко, слишком печально знаком,
Но знаю, что смерть там короче тоски и любви.

                                 *

Когда белых бабочек туча летит свысока -
Холодных капустниц холодных капустных полей -
Садись у огня, он расскажет, как ночь глубока,
И бледным вином свою красную кровь обогрей.

                                  *

Вино расцветает огромною розой в груди,
Ее лепестки до рассвета в крови шелестят...
В сезон снегопада друзей до рассвета не жди -
Лишь сны их над сердцем медлительной стаей летят.

                                    *

Так время идет облаками, одно за другим,
А ты уцепился за краешек этой гряды,
Как будто единственный ты этим небом любим,
Легко облака превращающим в вечные льды.

                                     *

Для странствия нужно два глаза и два башмака,
И чтобы твой слух стал добычей всех мыслимых струн,
А после вернуться, узнав, как похожи века,
В свой дворик, засыпанный временем тысячи лун.


*

ЦИКАДА

                   *
В пространстве заоконном
Луна доступна взгляду,
И вместо телефона
Звенит всю ночь цикада.
 
                   *
Цикады иероглиф звуковой
Начертан предвечернею травой,
И облака, навьюченные светом,
Недвижны у меня над головой.

                    *
Цикада поет, но не станет теплее,
И время слилось с тишиной в галерее.
Скользит по дощатым ступенькам луна,
Стихом непочатым белея.

                    *

Давно перешел я полдневную жизни гряду.
Все та же цикада все в том же тоскует саду.
Я понял, как жизнь обрывает все лишние струны,
И понял, что Музыка эта имеет в виду.

                   *

Ложится тончайшая пыль на мой столик резной.
Она не заметна под вечер, под хрупкой луной.
Бокалы из яшмы рука моя ночью расставит,
Но только луна будет пить мою горечь со мной.
                       *
Звенит цикадою смиренной
Дождливый бледный летний день -
Неразговорчивой вселенной
Не звук, а только звука тень.
Так воздух ткут не прялки -  Парки,
Так дышит жизнь... Она длиной
Не боле запаха фиалки
Ночной.


*

           МУЛЕН РУЖ    


Мельница ночи, богемы оплот -
Время здесь пляшет, любит и пьет.
Красная мельница, мельница душ,
Вечная Мулен Руж.
Призрак поэта склонился к столу -
Что вопрошает поэт сквозь мглу
Под оффенбаховский дивертисмент,
Вновь заказав абсент?
Линий и музыки острый извив -
То ли тоска, то ль аперитив,
Это абсент, изумруднее трав,
Зеленью смысл поправ.
Лей куртизанке и трагику лей -
Яда орнамент пиши, Бердслей,
Мельницу грез и иллюзий пиши -
Нет дешевой души.
Пляшет на публике ангел в трико,
Скорбен Христос, но он - далеко.
┘ Мельница зерен и плевел любви -
Не различить сии.
Всех смелет век, он уже в кабаре,
Мельница жизней ставит тире
Между чеканными цифрами дат -
Бог весьма небогат
Ни на тепло, ни на ясную кровь┘
Мельница судеб пущена вновь -
Здесь, в Мулен Руж, крутит мельницу век -
Правда, Тулуз Лотрек?
Мельницу неба и мельницу сфер -
Крылья мелькают, Аполлинер,
Мельницы крылья и Ваши, Гийом,
Красным змеясь огнем.
Здесь продается любви благовест,
Но и бесценному вход отверст,
Но и сюда устремлялся Орфей
За любимой своей.
Плачь, Эвридика, здесь плач твой - канкан.
┘ Все мы умрем от душевных ран,
Все мы умрем от невидимых стуж
Как и ты, Мулен Руж.
Век начинался и кончился он.
Нет Мулен Руж и пуст небосклон,
Но как посмотришь назад или вверх -
Души глядят сквозь снег.


*
       Александру Вертинскому      

Поэт умрет на одинокой сцене,
Воткнув по ребра вечное перо...
Бог, не спросив, сам назначает цену -
Почем сегодня жизнь твоя, Пьеро?
Герой печали, гений заморочек, -
Давно покрыты снегом зеркала:
Не видно, где он, маленький креольчик,
И та, в манто, куда она ушла.
Уже ничем не пахнут эти пальцы,
И новый век под новый перепляс
Глотает жизнь кафешантанной пастью -
Почем сегодня жизнь твоя, паяц?
Почем твои неведомые страны,
Миндаль неотцветающей земли
И синие далекие тюльпаны
С китайским колокольчиком внутри?..



*

      Райнеру Мария Рильке

1

И пусть сквозь век неоглядный
В тебя нелегко вглядеться, -
Ты, Райнер, звучишь, как ангел,
Несущий ранет эдемский.
Как школьник, в заплечном ранце
Несущий небес чертоги,
И значит, все так, как раньше,
И живы цветы и боги.
За их королевской ратью
Ушел ты путем отвесным.
Ты, Райнер, звучишь, как кратер
Вулкана с жерлом небесным,
Как рана - предвестье рая
Над безднами без барьера.
В безбрежье ушел ты, Райнер, -
Австриец с лицом Орфея, -
Не струнной долготой лирной -
Органною полнотою...
Сверкающий скипетр Рильке -
Нагое перо без вторы.
Но жизнью летя второю,
Избегшей страниц старенья,
Ты, Райнер, рифмуем с кровью,
Отверстой до откровенья.
О ангел терновых граней,
Вбирающий их по праву!
Ты, Райнер, звучишь, как странник
Страны не плюща, а лавра.
Но что тебе эти страны
И слав золотых кипенье?
Ты вечно звучишь, как крайний,
И вечно звучишь, как первый.
Заверчено над мирами
Сверлом золотое горло.
Над смертью прошел ты, Райнер,
Помазанником глагольным.
О ангел в сандальях легких,
Слепящих, как солнца блики, -
Для тверди ты жар обмолвки,
Для неба ты ранг улики.
О Райнер, расправь же крылья,
Не стиснутые шнуровкой,
Скользи над земною пылью
Земли и звезд полукровкой.


*
                  Анне Ахматовой        

Героя, хора, гения, любви
Так ненадменно таинство ухода.
Еще шиповник внятней дикой мглы,
И внятней смерти близкая природа.
Еще очнется снег, чтобы витать,
Еще его продолжено скольженье,
Еще дано тебе предугадать
Его как ангелов преображенье.
Еще... еще... Не тает этот снег.
Тебе осталось на чуть-чуть попыток,
Чтоб в губы целовать прохладный век,
Как недописанный тобой же свиток.
В чернильнице грядущего темно.
Хор затихает ртом неутолимым.
Геройствовать столетию смешно -
Оно уйдет проклятым и любимым.
Заснежены умершие сердца.
Цела недоцелованная роза.
Дописана Поэма до конца -
Она так и осталась без Героя...



*

                      Марине Цветаевой

Марина Ивановна,
                                Ваши доспехи
Уже не достанутся здесь никому,
Но нам достается бессмертное эхо
Сквозь всю подвенечную вечную тьму.
Марина Ивановна,
                                зерна от плевел   
Никак не отделит наш маленький мир.
Что вам его дней рубиконовы плевры,
Вам, смевшею жить Королевою Лир!
Марина Ивановна,
                                все королевство    
Волной пробегает под певчей кормой, -
И это последнее Ваше наследство
В суме перелетной, уже неземной.



                Райнеру Мария Рильке
                                  и
                Марине Цветаевой           

1

Теперь вы звука вотчина
С просторами под ребрами,
У жизни неразборчивой
Небесною отобраны.
Над жизнью вечно жалящей,
Над жизнью вечно  глупою
Вы больше не снижаетесь -
Вы небом убаюканы.
Я ваш птенец, оброненный
Над бездною печальною, -
Вслед улетевшей родине
Звучание отчаянья.

2

Старый век, где был Райнер и пела Марина,
Чертит циркулем божьим последний виток.
И без вас додышав этим воздухом длинным,
Я на ваши сердца возлагаю венок.
Я тюльпаны Вальмона, фиалки Монмартра
Принесу вам отсюда, с охапкой взойду...
До свидания, Райнер! Марина, до завтра!
Я люблю вас. До встречи в таком-то году...



*

           Александру Блоку
1

Петь образ ангела пречистый,
Витающий над сломом дней,
И за актрисой волочиться,
И ангела увидеть в ней,
И сердца смутные движенья
Преобразить щепотью слов,
И тайною преображенья
Вдруг быть застигнутым врасплох,
И падать, как дожди и листья,
И вечной шелестеть листвой,
И - за актрисой, за актрисой,
В продленный трепет огневой┘

2

Когда и век промчался мимо,
Иные времена взрастя,
Вобравшим облик серафима
Увиделся ты век спустя.
И сквозь уставшее, больное,
На что посмели мы взглянуть,
Теперь провидится иное -
Твой страдный неотвратный путь.
Неотвратимый путь незримый
Среди прозрений и страстей┘
Пути поэта сохранимы
Среди обыденных смертей.
И плачет жизнь твоя былая
Над водами Невы-реки,
Пророчески благословляя
Падучий лик твоей тоски.




*

                   БЛОК

Нет, не магичен круг прекрасных строф,
Как ни обмакивай в чернила перья,
Как ни пиши, любимец катастроф,
Но жизнь сама бесхитростно смертельна,
Сама ведет, как сослепу, в тоску,
Уводит по земле и над землею -
По Ладоге, болотам, по песку, -
Спираль пространства затянув петлею.
Послушник ли тоски, ее изгой -
Тебе к ее истокам возвращаться:
С упорством звезд восходит над тобой
Трагическая запредельность счастья.
Есть твердь стиха, за ней - кругом - обрыв,
Выруливай над ним душою пьяной,
Познавшей с жизнью гибельный разрыв -
С охотницей, наперсницей, Дианой.
И не спасет лобзание высот,
Прогулки одинокие на Стрельну, -
Воспевший рок иконописный рот
Отравлен жизнью и отравлен смертью.
Куда бежать? И от чего бежать
Прокрустовым неверным промежутком?
Дешевая осталась благодать:
Сквозь ночь - в трактир, к цыганам, к проституткам.
За музыкой бегущий Агасфер! -
Летучи - не схватить - ее отчизны.
┘ Чем больше музыки небесных сфер,
Тем невозможнее возможность жизни.
Кто оплатил страдания твои
И ноту их довел до исступленья -
За вечность розы в золотом Аи,
За красоту свободного паденья
Не вверх, не вниз, а вне координат, -
На той единственной нездешней ноте:
Так ангелы непадшие летят,
Перемешавшись с падшими в полете.
Там - бесконечен он, а здесь  - конец
Оставшимся от жизни жизни крохам,
И ангел смерти сам берет резец,
До смертной маски заостряя профиль.
Застынут строки по пустым углам
С невыносимой боговой любовью, -
Единственной из всех Прекрасных Дам
Навеки сядет смерть у изголовья,
Возляжет стих ей в руку тяжело,
Его сомнет она рукой незрячей,
И ты не вспомнишь, больно иль светло
От снизошедшей истины ходячей.



*

       ИОСИФУ БРОДСКОМУ

1

Иосиф, где твои одежды из виссона?
В Вирсавии их ткут? В Египте? А смит-вессон
Забвения -  в тебя пуляет сонно
И попадает вроде... Смерть немного весит
В сей жизни... А что образ дурен, пистолетен -
                      так в смерти есть плебейское начало,
Почти что срам, почти что неприличье...
Мир после будет говорить с тобой по-птичьи,
По-травьи и по-божьи... А ночами,
Когда цветут библейские маслины,
Но вестника не шлют из Пэнуэля,
Мир вспомнит все... И вечности долины
Продлят юдоль твою и долю. И свирели
Вздохнут, и певчие пространств рессоры
Проснутся, а смит-вессон... впрочем, бог с ним...
Надень свои одежды из виссона,
И, может, будешь будущим опознан...

2


Снежинка превратится в снежный ком,
Летящий сквозь массив календарей.
Склонясь над писчим золотым листом,
Ты одинок, как бог в начале дней.
И оказавшись в местности пустой
Посредством горстки невозвратных строк,
Познав день первый, как и день шестой,
Ты столь всесилен, как и одинок.
Фонарь в раю погас, куда ни кинь
Взор или карту -  там во всех местах
Сфинксообразно усмехнется жизнь
Сквозь воск на запечатанных устах.

3

Сильней господня гнева
Ты, певчий дурачок.
Пусть барахолка неба
Кромсает твой зрачок:
Роскошнейшая свалка,
Кашмиры облаков,
Где души спят вповалку
В закраинах веков.
И мира оболочка
До крайности тонка.
И боль -  всего лишь точка
Прозрения сверчка.

4

Преображенья одиночеств нет,
А лишь преображенье звука в смысл,
Преображенье звука в жесткий свет,
Ландшафта жизни - в одинокий мыс.
Суглинков теплых - в одинокий мох
На севере трансмировой оси,
Где водит то ль Вергилий, то ли бог
Кругами в небе птицу без шасси.
Под яркий свет подставь свою ладонь
И на бумаге буквы собери,
И ты увидишь: стих - троянский конь
С начинкой одиночества внутри.

5

Трудись, трудись непобедимый птенчик,
Тот мандельштамовский скворец, щегол,
Как будто впрямь возможно глыбы жизни
И смерти -  сдвинуть певчим узким горлом.
Как будто впрямь останутся следы -
Алмазом по стеклу и по железу
Или в чужой крови  неэластичной.
След звука -  звук. Но в мире слишком шумно
Для поэтического следопыта,
Для Чингачгука звука. Слишком шумно.
Лети, летун, летейскою водой:
Себя напрасно предостерегаешь...
В чужой крови немеет твой ГильгАмеш,
И звук затоптан звуковой ордой.

6

Как там за Летой, за большой рекой,
Какие строчки правая выводит,
Какой душа пронизана тоской,
Вдыхая тот, непредставимый, воздух,
Действительно ль безмолвен Ахерон
И как пустуют лодки на причале,
И так же ль наклоняем небосклон
К твоей -  уже неслышимой -  печали?
А здесь остались мраморные львы,
Венеция и прочее соседство...
Как много для тебя теперь земли -
Смертельного прозрачного наследства.
Ты там теперь, где розы и жасмин
Не знают очередности цветенья
И времени -  его сплошных руин
И посреди руин плодоношенья.
Твой том раскрыт на столике ночном,
И жизнь не давит бременем столь нежным,
И бабочка серебряным крылом
Века и веси правит безмятежно...




*






*

      Памяти поэтов ХХ века

Все умерли, и не с кем говорить,
Что постепенно холодея...
Все умерли, и некого винить,
Россия, Лета, Лорелея...
Век пуст во всю длину и ширину,
Век пуст на глубину аорты,
И не с кем быть у времени в плену,
Хотя в соседнем доме окна жолты.
Все умерли. Столетья замер гул,
Так тихо в пустоте морозной,
И времени почетный караул
Давно пропил ремни и звезды.
Все умерли уже. Открыть окно -
Что жилы отворить - следим по строчкам.
Все души милых - боже, как давно, -
Из одиночек - вновь по одиночкам.
Все умерли, ключи забрав Туда
И вечности билеты волчьи,
И - как обледенелая вода -
Столетье умирает молча:
Архитектура Мандельштама, звон
Разбитых звезд - твоих, твоих, Марина,
Земных вершин Тарковского наклон,
Воздушная Бориса глина,
Ахматовой нездешняя юдоль,
Но здешние беда и русскость,
Иосифа аттическая соль -
Трагический всемирный уксус.
...Поэтов похоронное бюро -
Я век двадцатый узнаю по звуку.
Как страшно брать мне вечное перо
В невечную земную руку...



*

          ОТТУДА

1

Я не увижу смертного мгновенья
И дальше не увижу, как стена
Взойдет меж нами. Я в другое зренье
Бесповоротно буду смещена.
Я не увижу, солнце или слякоть, -
За мной ландшафты овцами уйдут.
Я не увижу, как ты будешь плакать,
Твердя "люблю" заклятой тверди губ.
Я не увижу, как ты будешь тщиться
Искать меня в меня забывшем дне,
И как оставишь все слова и лица,
Уйдя со мною, умерев во мне.
  
2

Я так зову тебя: приди ко мне.
Вся вечность -  склеп бездонный и не боле.
Вся -  затвердевший сон, что в тишине
По капле расправляется с тобою.
Я так зову тебя. Вся вечность -  склеп,
Где сложены молчанья как попало.
Чтобы жевать черненный смертью хлеб,
Одной души непоправимо мало.
Лоза здесь не ветвится средь пустот,
И ангел слеп и схож с летучей мышью.
Создатель и хранитель сих высот,
Он вряд ли назван может быть всевышним.
Он, как и мы, так трогательно мал.
У тварей и богов один финал.
И нечем крикнуть в темной тишине:
Я так зову тебя. Приди ко мне.
И отвернул свои глаза и уши
Тот бог, попарно уносящий души.



*

           КАЧЕЛИ НАД ЛЕТОЙ

Качели над Летой, качели над Летой,
Над черною Летой - возвратной кометой, -
Два берега взвихрив в единой тоске,
Ты гол как сокол на летучей   доске.
Вся жизнь - лишь качели туда  и оттуда,
Ладони лежат по краям амплитуды,
И мертвых растение - дикий тюльпан -
Вьет стебель вкруг каждой руки, как капкан.
Аукайся с теплою жизнью - о где ты?
Но зов твой уносят качели над Летой -
От мокрой листвы, от наитий земных,
От губ, что дарованы только на миг.
От смерти - до жизни, от жизни - до смерти
Над Летой, над Летой погонные метры,
И ветер то в правый, то в левый висок
Швыряет бессолнечный мертвый песок.
Как в Парке культуры, да только страшнее -
Доска ли дрожит или небо над нею,
Тоска ль на качели усаженных дней,
Бесшумный ли плач залетейских теней.
Туда и оттуда - как судьбы плачевны, -
Качели над Летой, над Летой качели,
Как в парке над бездной, где голы скамьи
И только качели летят в забытьи.