Поэзия

 Смешное
8 мая 2020

«Твои стихи к Мнимой Красавице
(ах, извини: Счастливице) слишком умны.
— А поэзия; прости Господи, должна быть глуповата».
Из письма (май, 1824)
А. С. Пушкина (1799—1837) к его другу поэту Петру Вяземскому.

Нога в тумане
(пейзажный экзерсис)

Вот дева шаловливая.

Её зовут Коко.

НогУ свою прекрасную

Вздымает высоко.

И слышу восхищение,

Восторга томный вздох,

Как будто кто в забвении

Нечаянно издох.

Нет-нет, я не в претензии

К красавице Коко!

Пускай и дальше вертится,

Вздымая высоко!

Уж коли ей вздымается,

Чего же не вздымать?

Чего ту непонятного?

Чего не понимать?

Но есть цена прекрасному,

И есть прекрасный вид.

Вздымая, он вздымается,

Теряя индивИд.

А ей, красотке ветреной.

Такого не понять,

Пока она вздымается,

Пока такая стать

В соблазна поведении.

Не стОит горевать!..

В взбрыкливом задымлении

Обрушилась кровать!

Курятники обрушились,

И рушатся стога…

Лишь вертит в отдалении

Какая-то нога…

Ветер дивных перемен (патетическое)

Струится детство. Жизнь проходит.

Бежит сопливый паренёк.

Жуёт в бегу батон пшенишный

Что стоит двадцать пять рублей.

Жуй аккуратней, милый мальчик!

Соплю скорее утирай!

Не дай упасть ей на батоний!

Ведь он же хлебный всё ж продукт!

Меня не слушает парнишка.

В нём радость жизни! Счастье! Смех!

Дожрал батон, соплю утЯнул

Назад в ноздрю. Пришла пора

Естеств и чувств. Желанных дерзких.

Гуляй, народ! Верши ничтО!

А гражданин с огромным флагом

Шагает в кожаном пальто.

Он взглядом строг. И ликом честен.

Он, может, даже партий член!

И флаг несёт как жизни принцип.

Как ветер дивных перемен!

Ода голутвинскому питейному заведению, или Привет, Козлов!

(поэтический экзерсис на злобу дня и обслуживания
общественного питания и поения. Исполняется противным, но задумчивым голосом.
Сопровождается могучими заглотами из пивной кружки)

Посвящается моему лучшему другу и весёлому собутыльнику,
скромному и стеснительному товарищу по всем известному и широко
распространённому увлечению, постоянному посетителю нашей привокзальной
пивной под названием «Василёк», а также популярнейшего у местных жителей
и гостей города питейного заведения «У Ритки», что теперь переехало от площади у магазина
«Тысяча мелочей» к пельменной у бывшего ресторана «Коломна», Гарьке Сэ Застенчивому.

В Голутвине весёлом

Рыгалово известное

Стоит, огнями светится

Клиентов - невпротык.

Идём сюда с товарищем,

Берём палёной водочки,

Пивка из бочки тёплого,

Беляш. Иль даже два.

А за прилавком –Клавочка,

Культурнейшая женщина,

Красавица щербатая,

С огромным синяком.

Ручищи в боки вскинула,

Железным зубом щерится,

Орёт дурниной, милая,

Чтоб на пол не блевать.

Блевать здесь не положено,

Культура здесь примерная,

Припёрло – выдь на улицу.

Там хоть обблюйся весь!

А люди здесь добрейшие!

В пятак засветят влёгкую,

Такая вот тошниловка.

По нашему – рыгло.

Попить здесь можно водочки,

Покушать хрен с котлетою,

Запить пивком разбавленным,

Послушать разговор.

Попив, пройтись по Окскому,

Зайти на берег ветреный,

Раскинуть руки в стороны

И громко крикнуть: «Эх!».

И выслушать ответное:

«Чего орёшь, паскудище?

Не видишь – люди замерли.

Всю рыбу распугал!

Иди быстрей отседова,

А то поймаешь запросто

По наглой жирной мордище!

Не понял, что ли, ты?».

И я, понЯв приветное,

Пойду по брегу тихому

К причалу ко заветному

И тама утоплюсь.

И волны шелестящие

Меня накроют ласково.

И люди скажут ласково:

« И хрен с тобой, Козлов!».

Кантата о прекрасном человеке

Гаррий Бонифатьевич Гребурин –

Очень благонравный гражданин.

Мягок, тонок, нежен и изящен.

И по крови, кажется, грузин.

Или даже он нанаец древний.

Или турок. Может, бусурман.

Но хорош! Глаза блестят как сабли!

И бывает Гаррий в стельку пьян.

А чего такого? Благородство.

Сладость жизни. Сладость бытия.

Естеством не нужно огорчаться.

Скромность быта – лишь проформы для.

Только где оставленный Гребурин?

Вот же он! Корсар! Силач! Едок!

Чашку каши мигом уминает

И котлет армейский котелок.

А потом испьёт бидон кефиру,

Отрыгнёт как громом одарИт.

Этот Гаррий, он такой забавник!

Несмотря на свой радикулит!

Всё равно хорош! Гремя ногами,

Ходит он по берегу Оки.

И ему сияя картузАми,

Кланяются в пояс мужики.

Приятственны места сии и неизбывно грешны…
(элегия)

В прекрасном милом городишке,

Где утром бегают на пруд,

В обед всегда читают книжки.

А по ночам кого-то прут,

Там проживал и я когда-то.

Там – хорошо. Там скушно жить.

Сей город скушностью прекрасен,

А быт его нетороплив.

И в обстоятельствах неспешен.

Жизнь как в замедленном кино.

В минуту -- шаг. Иль два. Не десять.

Зато вздыхательства полно!

И я гулял по тем аллеям.

Едал в столовой петухов,

Сидел на лавочке у дома.

Щипал красоток незнакомых,

Знакомым вежливо кивал,

ПодОлы девкам задирал,

Смеялся громко по-французски,

В мордасы дворникам совал

И сидя в парке на скамейке

НогУ на нОгу томно клал.

Тем создавалось самомненье.

Я в быте скромном жить не прочь!

В том смысле, что не зазнавался,

Дерьмом в соседей не кидался,

Ругался редко (но ругался)

И самоваром распалЯлся,

Хлебая чай с утра и в ночь…

И не был быт тот лжив и грустен.

Тот быт не пагубность проблем!

Он -- осознанье сновидений…

Пойду-ка я чего-то съем.

А может, выпью. Два стакана.

Но это грустно. Это быль.

Опять с чего-то зачесался

МочЁвый, кажется, пузырь…

Висю с трудом на заводской Доске Почёта, или Как мало надо папуасам…
(размышления у шлифовального станка)

Как мало надо папуасам!

Бананы, лодка, крокодил.

Ещё гавайская гитара.

Я выбиваюся из сил

В своём цеху, в родном заводе.

Вся плешь сопрела от мазут.

А эти словят обезьяну,

Поджарят тут же - и сожрут.

И все дела. И это счастье.

И им не надо ничего.

Пойти напиться, что ли, водки,

Пока мне грыжу не свело!

Кантата про то, как внук в кои-то веки приехал в гости к своим любимым бабушке и дедушке – и что из этой поездки вышло

Я с бабушкой любимой пойду сейчас гулять.

Чтоб с бабушкой любимой цветочки собирать.

А где же наш дедУшка? В пропойстве он погряз.

Его когда поймаю, ему заеду в глаз.

Потом скажу: дедУшка! Ну, здравствуй, раздолбай!

Почто не кроешь в зиму ты шифером сарай?

Почто хернёй страдаешь? Не косишь, не стернишь?

Лишь ток на балалайке мелодии игришь?

И станет, может, стыдно дедУшке моему,

Что так он малодушно идёт, подлец, ко дну.

Косу рукою схватит, траву пойдёт косить

И бабушку-старушку словами поносить,

Что на хрен я приехал, его разрушил быт.

Играл б на балалайке средь сосен и ракит.

Так нет же: внук припёрся, заехал сразу в глаз!

Спасибо, милый Петя! Ты, Петя – пида… плексиглаз!

Ведь я ж тебе дедУшка, а не с помойки хрен!

Накой мине, дедУшке, твой ветер перемен?

Отлезь от мня быстрее! Отлезь - не приставай!

Иду я крыть быстрее тем шифером сарай!

И ту корову тоже иду быстрее крыть!

Эх жизнь моя жестянка!

Тудыть и растудыть…

Кантата про красивую девочку без головы, Гребуева Павла и суровый сельский быт
(криминалистическая страшилка)

Девочка красивая такая

На лугу лежала, у реки.

Только голова её валялась

У костра, где грелись рыбаки.

Нет, ни в чём они не виноваты!

Виноват суровый сельский быт!

И коса железная такая,

Что в работе жалобно звенит.

А девчонка что? Спала в покосе,

Не видали девку косари.

И один из них, Гребуев Павел,

Что пускал в младенцах пузыри,

Размахнувшись славно, отчекрыжил

Ей башку. Короче, мигом снёс.

Замычала жалобно корова.

Засвистел на рельсах паровоз.

Павел же, конечно, не заметил.

С детства он не видит ни хрена!

Но стакан, скотина, не проносит

Мимо своего большого рта

Никогда! Алкашный забулдыга!

Чтоб с него повылезли кишки!

Чтобы его сто лет теперь не брали

На покос с деревни мужики!

А девчонке что теперя делать?

Как теперь на свете милом жить?

Ни умыться, ни сжевать колбаски,

Ни отцу родному услужить,

Не склониться к ласковою маме

( Чем теперь поклонишься, коза?).

На сосне сидит красивый дятел,

А другой сидит на березА…

И чего теперь? Его посодют.

Ей поставят памятник с серпом.

Пионеры в дудки гимн продуют

Затрясётся в плаче милый дом,

А сосед, Кукуев Хрен Степаныч,

Скажет строго: что ж теперь рыдать!

Не хрена на разных на покосах

Девушкам красивым сладко спать!

Вместо сна сидела в библьотеке

Иль училась кройке и шитью!

Радовала б дедушку и папу,

Бабушку и матерю свою…

И закончив, сам скупые слёзы

Он смахнёт с щеки, пойдёт за стол.

Хорошо с устатку освежиться

Огуречным, с погреба, рассол…

Спиридонов
(портретное)

А на улице – мерзость погоды.

Под ногами – из снега бульоны.

На скамейке сидит, замерзая,

Престарелый алкаш Спиридонов.

Да, сидит. Он в пивной побывавши.

Двести граммов там выпил со стоном.

Дососал кружку пива чужую

Эта хронь, эта пьянь Спиридонов.

Раньше пил он ситро и компоты,

И не пил он совсем дикалонов.

Но теперь укрепился во мненьи

Мой сосед, алконавт Спиридонов,

Что от водки живительней сила,

Бытиё не противней препонов.

Потому уважает нажраться

Этот самый гавнюк Спиридонов.

Жизнь идёт. Дни и ночи проходят.

Снег весной уползает со склонов.

А на лавке – всё та же фигура…

Почему ты молчишь, Спиридонов?

Над Палермо тучи ходят хмуро…

- На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят…
Этой ночью банда самураев
Перешла границу у реки…-

( Из песни. Кто написал- не знаю.
Кто исполнял - не знаю.
Да и накой мне это надо знать?
Какой в этих знаниях посконно-сермяжны смысл?)

Смотрю кино про мафию в Палермо

И поневоле сжаю кулаки.

Козлы! Подонки! Твари! Негодяи!

Судью бомбОй взорвали на куски!

Он с виду старичком был славным, мирным.

Очочки, глазки и покорный взгляд.

А мафиёзи бомбу подложили,

Нажав на кнопк, исполнили заряд.

Взрыв прогремел! Очки с носА слетели!

Башка – в лапшу. Мозги из бОшки - вон!

Вскричали внуки: «Дедушку взорвали!

О мама миа! Дон пирамидон!».

А мафиёзи в это время хохотали,

С подвалов жадно выпятив носы.

Трясусь опять от гнева-возмущенья

И в рот не лезет палка колбасы.

Я выхожу на улицу родную.

Ни мафиёзь, ни кошек, ни собак.

Лишь тольк соседка, Дуська Гребунькова,

Орёт кому-т, тряся в руке кулак.

Эх, скукота! Нет. это не Палермо!

Ни мафиёзев нету, ни бл…дей.

И лишь скакает около помойки

Нахальный, тощий, грязный воробей...

Пояснение:

О, Пари! О, Мари! Тюильри! Ай-лю-лю
(песенно-плясовая кантата о некоем неугомонном литературном персонаже, он же - редкостный даже по литературным меркам раздолбай)

Куплет номер один:

Я гуляю по Монмартру,

Ветер лижет мне лицо

И с чего-то нестерпимо

Зачесалось ицо.

Почесал. Взглянул направо.

Речка Сена там текёть,

На её на водной глади

Вижу с хреном бутерброд.

Припев:

Эх, ты Ги де, эх, ты, Ги де,

Эх, ты, Ги де Мопассан!

Ты когда бываешь трезвый

И когда бываешь пьян?

Куплет номер два:

Тут скакая на кобыле,

Мишк Боярский (Д, Артаньян),

Дев парижских обжимая,

Потерямши чемодан,

В ком письмо лежал от папы

( Не от Римского! Его!),

Где просил тот де Тревиля

Раздобая своего

( Это, то есть, Д, Артаньяна)

Хоть пристроить хоть куда!

Ведь в деревне он сопьётся,

Иль удавитц в провода!

Иль съебёца стопроцентно!

Он до дев весьма охочь.

Шишку дрочит днём и ночью,

Несмотря на день и ночь!

Припев:

Куплет номер три:

Де Тревиль - мужик что надо.

Раздолбая приютил.

Выдал саблю, выдал пАйку

И здоровую кобыл.

Но напрасно хлопотался:

Этот лядский Д.Артаньян

Тут же снюхался с красоткой,

Вновь просрамши чемодан!

Звать красотку Константиной

( Иль Констанцей, если хошь),

А мужик её, констанцев,

Оч. на ёжика похож,

У которого ежиху

Утащили из гнезда.

Вот такая та Констанца!

Ненасытная пи…! (вы поняли кто)

Припев:

Куплет номер четыре:

И конечно, понеслося:

Лядство, пьянство, колбаса.

Де Тревиль волчарой воет,

Матерится в небеса,

Что послали те урода,

Сам с таковским пропадёшь.

У Людовика-собаки

Сладко с блюда не сожрёшь!

Нет управ на раздолбая

Ни с закатов, ни с утра!

Только слышится лихое

« Нам пара-пара-пара!»

Припев:

Copyright (c) "Русский переплет"