TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?


Проголосуйте
за это произведение


Русский переплет

Михаил Крупин

 

 

"КОГДА НАД РОДИНОЙ ЕДВА ПОГАСНЕТ ДЕНЬ"

(Размышление о книге стихов Алексея Шорохова)

 

Поколение рожденных в России в середине 70-х - удивительно. Оно - даже в самых общих своих чертах - никогда не повторится. Это поколение, детство которого начиналось еще в безмятежной и гордой, хоть и небогатой державе. Это поколение, которому еще успели вяло протрубить про доброго дедушку Ленина, пролетариев всех стран и все такое, но которое не успело принять этого близко к сердцу - то есть не успело ни начать лицемерить и подличать, ни бунтовать. Подростковый цинизм детей 70-х не успел проникнуть в их плоть и кровь и стать мимической судорогой по гроб жизни. И без того уже все вокруг рушилось, "бунташный" цинизм теперь был явно избыточен и нефункционален.

По сути дела, это поколение глухонемых. Ему ни до витийства, ни до песен. Беспокоят более материальные аспекты бытия - кто-то не прочь просто выжить, кто-то "бабок хороших срубить". Это уж кому как повезло со стартом и таможней. Но если кому-то из них повезло с душой - это душа русская. Еще больше повезло тому, кто успел понять и запомнить, что такое "детская молитва". Он обладает сокровищем, о котором отцы и деды его знали лишь понаслышке.

Он-то, пожалуй, и расскажет, и споет нам о своем поколении, потому что именно для него "не прервалась связь времен". Но не только его тяжкий век наложит печать на его слово, но и сам он не отпустит свой век абы куда. Своими словом и судьбою врежется в его судьбу.

Таков поэт Алексей Шорохов. Немудрено, что сейчас многие знают его более как публициста. Безоглядно прямодушного, горячего, даже запальчивого - как первые христиане. (Кстати, теперь опять - первые). Поэт в нем - раздумчивее, спокойнее, яснее. Ну, на то она и поэзия - общение с друзьями по вечности, а не с назойливыми бренными врагами или "обманутыми вкладчиками", которых немедленно надо наставить уму-разуму, сделать своими союзниками в необъявленной войне за нашу землю.

Удивительна в Алексее Шорохове одна черта. И, наверное, черта эта могла явиться только у поэта обозначенного выше поколения. Он сквозь прекрасную и добрую Россию своего детства, сквозь "Русь советскую", наивную, безбожную, ясно видит Русь святую, православную. Видит ее всю - бессмертную, Христову, Божью. Здорово, наверно, помогает "детская молитва". (Здесь я уже скорее рассуждаю, а не знаю, хотя старше Алексея всего-то лет на пять. Но поэтому мне, со стороны, и виднее).

Когда над родиной едва погаснет день

С такой тоской,

Бог весть с какой тоскою,

Потопленных в тумане деревень,

Плывущих между небом и рекою,

И я пойму, что все это не сон:

Что наша даль, вспоенная веками,

И это синий уходящий звон,

И звук воды, клокочущей о камень, -

Все это было много, много раз,

Звучало в полевой моей отчизне;

Что только это Бог от смерти спас,

Но сохранил уже для лучшей жизни┘

Едва ли сейчас кто-то приходит к Богу иначе, как не "зацепившись" духом за ту остаточную благодать, которая и патриархом всея Руси нынче признана в "безбожной" советской земле, в ее воздухе, в нравственности ее народа, позволившей преодолеть все испытания ХХ столетия. Без нее даже детям нового поколения - свободных литургий и воскресных школ - трудно выстроить душу свою. Не был бы Алексей Шорохов русским честным художником, если бы утаил это.

И в груди шевелится тревога -

Слишком часто теперь перед сном

Не прощенья прошу я у Бога,

Но защиты в бескрайнем, родном,

Нарастающем в сумерках хоре

Позабытых почти голосов┘

┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘┘

Где тонуть и больнее, и слаще

В милом вихре покинутых лиц;

Где и сам я - земной и пропащий,

И не чтивший священных страниц.

Но вот - внутренний разлом преодолен, и вновь перед нами православный поэт, во всей своей славе, внимающий в священном трепете "веянью тонкого гласа":

Будто впрямь распахнулась уже

Ширь последняя смертного часа.

 

И, восставший на миг человек, -

Я гляжусь потрясенной душою

В то единственное и большое,

Что когда-то в безумстве отверг.

Это стихотворение замыкает книгу стихов "Ночь над миром" неслучайно. Ночь кончена, повержена, перед поэтом - ослепительный день. Но весь опыт культуры русской навеивает мысль о том, что здесь не просто кончается книга. Здесь кончается всякая литература и искусство. Кончается обитель слова человеческого, и открывается область иного Слова.

Впрочем, всякий опыт, даже самый великий - ограничен своими же рамками. Дай то Бог, чтобы поэт Алексея Шорохов открыл нам совершенно новый опыт. Иначе, очень жаль было бы терять и этого поэта.

Велик соблазн - заручившись поддержкой Георгия Иванова, попробовать немного отпугнуть, чуть дистанцировать поэта от того "единственного и большого", что его неизбежно уводит от нас.

Он - инок. Он - Божий. И буквы устава

Все мысли, все чувства, все сказки связали┘

Скажу по секрету, я умолчал бы о своей тревоге, просто махнул бы рукой, если бы в самой поэзии Алексея Шорохова не уловил явных признаков преодоления сего "кризиса жанра".

Там дальше Георгий Иванов пишет о блеклых осенних травах в душе инока. Шорохов, наверняка не помня об этом стихотворении классика-декадента, подхватывает эту осень и делает ее совсем другой - невольно подтверждая свой "патент" на православную поэзию.

Но в самый час оттаивать уста,

Когда наступит благостная осень, -

От твоего нательного креста

Пахнёт жильем и светлым шумом сосен.

 

Здесь ключевое, победное слово - "жилье". "Пахнёт жильем". Было дело, небо обживало землю. Тем и жива до сего дня русская земля. Алексей Шорохов всегда точно чувствует это. Сплав в его стихах той и этой жизни - прозрачен и нераздвоим.

Тихой святостью веет с реки,

Милой вечностью тянет оттуда┘

 

Думаю, под этой "милой вечностью", в отличии от бесчисленных "холодных", "равнодушных", "звездных", "великих" и "ледяных" вечностей, расписался бы, не глядя, всякий русский человек. Потому что именно ею, да еще той тихой святостью, дышал он всю жизнь. Потому и живой, несмотря ни на какие реформы.

Наши души, промытые горем,

Как ракушечник на перекатах┘

А это - просто объяснение в любви родному народу. Потому и строфа мастерская. Нарочито приближенная к глазу деталька метафоры вдруг выбрасывает душу в поднебесье - и видно "далеко, во все концы света".

Приведенные мною цитаты могут создать впечатление, что Алексей Шорохов - поэт исключительно пафосный, трагически-праздничный. Но у него есть стихи, где в двухстрофном клубке сплетены и темное отчаяние, беспокойство совести и все-таки тихая вера в спасительный свет. Причем, эти рефлексии даже не называются┘

Мы уходим - остается имя,

Остается пепел сигарет,

Даже свет - когда б детьми своими

Мы по праву продлевали свет.

 

И тональность строк, их цвет, и вереск,

Что курился по краям листа, -

Остаются здесь┘ когда бы верить,

Что ты сам - ушел и перестал.

 

Разумеется, рамки этого короткого обзора не позволяют коснуться всех граней дарования поэта. Я сказал о том, что представляется мне главным. Но не могу не затронуть еще одно свойство творчества Алексея Шорохова. Он счастливо избежал известной мандельштамовской "тоски по мировой культуре", этой акмеистической патологии всей поэзии ХХ века. Думается, в Шорохове эта черта - тоже поколенческая.

На мой взгляд, России нынче пора отдохнуть от "мирового сообщества" - от открытости погибельной яме общего рынка и прочим предлагаемым нам прелестям. Смертельную опасность для своей родины не могут не чувствовать ее Поэты. Их позиция сейчас - образец, если не живой упрек, для политиков и экономистов, давно поставленных самою жизнью перед решением известной задачи.

Наши лучшие поэты не унижают своего искусства бранными выкриками или сквернословием (выше этого и Шорохов). Им достаточно дистанцироваться от модернового, дьявольски-холодного многообразия и не менее холодной серости, накопленных для праздных зевак и их кошельков искусством Запада.



Проголосуйте
за это произведение

Русский переплет


Rambler's Top100