И небо, точно бирюза
И принц, поднявший еле-еле
Миндалевидные глаза
На взлет девических качелей.
Н. Гумилев

┘Я видел одну и ту же картину √ девушку, сбрасывающую с себя тигра. Стоило мне задуматься, я непременно видел ее. В ней было что-то очень знакомое и более всего √ именно это движение тела, это состояние жертвы, которая лишь притворяется жертвой на какую-то долю секунды, эта игра в сильного и слабого, где сильный √ на самом деле слабый, а слабый √ сильный.

Мне казалось, что я просто видел эту картину в каких-то книгах о Востоке. Я перерыл всю библиотеку (почему мне чудилось, будто я видел ее в сборнике персидской поэзии?), но мне попадались лишь драконы и воины, князья и гаремы, а девушки с тигром не было. Но я так хорошо помнил это движение, как запоминается только с чего реального, не выдуманного.

Разгадка была одновременно новой загадкой, еще более сложной, еще более утонченной и хитроумной.

Я понял, что это ЕЕ движение я вижу на своей картине. Две части одного мира, сплетенные в сеть, капкан; два тела √ человечье и звериное; две сущности √ жертва и победитель┘ Фигуры застыли. У тигра на губах √ пена, оскаленные клыки готовы разорвать чужую плоть, но во всем этом √ легкий налет трусости: "а вдруг она сильнее меня?". Скорчившаяся, лежащая на земле девушка будто онемела от страха, ее руки будто отталкивают еще летящего на нее зверя, а ноги согнуты в коленях то ли для того, чтобы ударить тигра, то ли защищая живот. Но и в ней нет полного безволия. Ее отчаяние может разрушить Землю.

В этом была она вся. В ней было столько силы и женственности одновременно, что они не уживались в ней и противостояли друг другу. Всегда и во всем она доходила до крайности, но лишь для того, чтобы начать путь к другому краю до тех пор, пока вся оболочка мира с его 360 градусами не будет ею изучена, и она не сможет, как Экклезиаст, заявить, что все испытала сама. Но она будет не она, если вернется, подобно ветру, "на круги своя". Скорее она сама создаст другой мир, чтобы, как червь, выпотрошить его, только бы не возвращаться┘

В этом ее подчинении, рабстве было столько непокорности, что казалось, будто не тигр нападает на нее, а она сама нападает на тигра. Вот он уже подлетает к ней, уверенный в ее полном бессилии, неспособности оказать сопротивление, но это лишь ее трюк, охотничья уловка, тигр расслабился и не ожидает подвоха, и тут┘

Она откатывается в сторону, выхватывает откуда-то из одежды нож и бросается на тигра. Удар, еще удар, еще┘ Она колет его до тех пор, пока он не перестает двигаться. Он еще тяжело дышит, кровь течет у него из пасти, из самих легких, но глаза у него уже как у психически ненормального √ пустые и безжизненные. Он умирает, не успев как следует испугаться или возненавидеть.

Она могла и не делать этого. Она могла заключить его в свои объятья и полюбить, как любят сильное тело, без намека на чувства, звериной страстью. И она была бы ничуть не менее хороша в этом своем втором обличье √ зверином, плотском. И кровь также текла бы, только кровь сладострастия, а не смерти┘

И тогда я сел за стол и нарисовал миниатюру в каком-то восточном, может быть, персидском стиле: лежащую на земле девушку и летящего на нее тигра. Мне стало легко.

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"