Сергей Копылов

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

"Короткий роман с ангелом"

( мужской рассказ)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2006 г.

 

 

Ангел появился стремительно, заполняя своим движением и трепетом узкую мастерскую. Накрахмаленные, бумажные крылья, свободная шелковая туника, подвязанная под грудью, локоны распущенных золотисто-рыжих волос - все в ней было напоено ярким и осязаемым ароматом желаний.

Ангел был женщиной -- молодой и красивой.

Мы в театре.

Это я определил ей такой костюм. Как художник-постановщик пьесы.

Еще, ангел был нетрезв.

А точнее, Ангел был пьян, как возбуждающе и обаятельно бывают пьяны молодые и чувственные женщины.

Она болтала бессвязно и искренне.

Я согласно кивал, наблюдая и думая о своем.....

Конечно, я не полагал тогда, что все сложится совсем по-иному...

Я просто смотрел и размышлял о том, что как она сладострастна и как она хороша! Как замечательно сложена!

Я видел родинку на ее левой груди, едва заметную поволоку желания в желто-зеленых глазах и яркий, предупреждающий знак чувственных, ярко накрашенных губ.

И все-таки я думал очень просто, так, как думают мужчины в возрасте после сорока, как помышляют, глядя с тоской, на молодых цветущих девушек:

"Как хорошо бы их всех вы....ть!"

Меня не слишком интересовал разговор, как и театральные интриги.

Я думал о другом - вспоминал как прошлым летом мы -- творческой, театральной толпой, ездили купаться за город, на служебном автобусе...

Когда после жаркого дня, все - утомленные и обгоревшие под неподвижным и раскаленным июньским солнцем, возвращались обратно, я невольно наблюдал за ней. Она сидела напротив, откинув голову назад, ее рыжие волосы, черные солнцезащитные очки плавно покачивались в такт движению автобуса. В легкой полудреме, она улыбалась одним уголками губ, принимая незаметные ласки сидящего рядом молодого актера.

Я смотрел с тоской и думал об утерянном времени, об остром чувстве несбыточности желаний... Например, о невозможности оказаться тотчас же на месте этого молодого человека; чтобы касаться ее тела своими губами, сухими от тоски и солнца...

Наверное, уже тогда я нашел эту пропасть, которая разделила мою жизнь...

Вся она излучала что-то томительно притягивающее и затягивающее всех в эту истому.

Я так и не понял, что тогда так измучило меня.

Лето, усталость, зной, вожделение?

Но я постарался, я заставил себя забыть об этом.

И вот она стоит передо мной, она близка и открыта мне так, как никогда прежде.

Только один шаг разделял меня и ее.

Стоит мне подняться, шагнуть из-за стола и, я смогу с силой прижать ее к себе, поцеловать, впиться губами в этот алый притягательный вход в рай.

Но я не сделал этого.

Вместо этого я спросил номер ее мобильного телефона.

Она умолкла и, улыбнувшись, достала из-за корсажа свой телефон, я удивился тому, как он поместился там. Это была компактная и дорогая модель.

- Я наберу вам, продиктуйте!

Я назвал свой номер. Не снимая улыбки с лица, она набрала его. Да, ее улыбка удивительна, полные губы ее подвижны как яркие змеи....

Раздалась знакомая мелодия вызова, и на гладкой поверхности стола задрожал мой телефон. Я взял его в руки, включил и спросил, не отводя от нее взгляда.

- Можно узнать, кто мне звонит?

 

 

-Вам звонит ангел!- Рассмеялась она и одним движением ладони сложила "книжку" своего телефона.

Потом она повернулась, так легко, что бумажные крылья ее, ничего не задев на столе, прошелестели у моего лица. Оглянувшись, она беззаботно бросила:

-Позвоните мне!

Она уже знала, она чувствовала -- я попался!

Попался так, как попадают в собственные ловушки чересчур осторожные ночные охотники, ослепленные светом яркого дня.

Все дело было в том, что я был готов к этому, я стремился к этому, я просил об этом.

В ту ночь я долго не мог уснуть.

Проснувшись, ранним утром я отправил ей свое первое SMS-сообщение:

 

Доброе утро, ангел мой! Мое сердце в твоих ладонях. Поцелуй его.

 

А на следующий день я впервые поцеловал ее, пахнущую холодным утром, странно робкую, чуть дрожащую от возбуждения. Она тотчас же выскользнула и убежала на репетицию.

А я был счастлив тем, что попался, и попался основательно.

Если мне вырываться, то только с мясом, с мясом своего сердца.

Теперь я думал только о ней. Я хотел видеть только ее. Я хотел прикасаться к ней. Я хотел быть в ней.

Но что я мог предложить ей!? Когда она годилась мне в дочери...

"Но у меня никогда и не было дочери!" Какая спасительная мысль! Почему-то подумал я без всякой иронии.

Я давно вырос из того возраста и времени, когда что-то значили и определяли чувства и достоинства человека.

Гордый, благородный и нищий, что может быть комичней в современной жизни!?

Во всем есть своя доля преувеличения, но неизменно одно: всегда пытаешься выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле, даже тогда, когда стараешься сделать это наоборот.

Я решил про себя, что уже сделал шаг, о котором никогда не смогу пожалеть. Теперь надо было двигаться дальше, не останавливаясь и не оглядываясь назад.

Так с SMS-переписки начался мой..., наш короткий роман ...

 

-Могу ли я надеяться!

-Если есть надежда, то будет и случай.

 

-Что в этом случае определяет твой выбор?

-Это мой секрет!

 

-Ты большая девочка и у тебя большие игрушки, и много секретов.

-Но только один секрет всегда главный!

 

-Как и чем его можно разгадать?

- Догадайтесь, Вы же большой и умный мальчик!

 

- Ум женщины в чувстве, а мужчина в этом чаще бывает глуп!

-Постарайтесь подумать тем, что у вас есть.

 

-Размер имеет значение?

- Главное не размер, а умение пользоваться.

 

-А если есть и то и другое?

-Это большое везение.

 

-Значит, нам повезло!

- А вы докажите!

 

Все случилось в один день, в один вечер...

Я снял квартиру на ночь.

У нас все получилось.

Эта ночь удивила и перевернула меня.

Я даже не предполагал, что сохранил весь свой юношеский пыл, позволивший мне любить ее два часа без перерыва и вернуться к этому занятию, после короткого сна ранним утром...

Я еще никогда не чувствовал себя так торжественно, что хотелось услышать и повторить триумфальный крик дикого серого гуся.

Расставание было трогательным...

Мы сидели рядом, положив голову мне на колени, она перебирала мои пальцы как четки, и целуя их сухими губами, смотрела мне в глаза, так, как, наверное, смотрят дикие, обласканные и прирученные на час кошки, способные при этом одним ударом лапы убить быка. Хотелось плакать от успокаивающего чувства радости, но не было и не нужно было слез.

Хотелось сидеть так вечно, но вышло время, из квартиры вышли и мы. Когда спускались, она обернулась и незаметно перекрестила дверь. Я усмехнулся про себя.

Я не верил ни в чудеса, ни приметы. Я просто крепко сжал за руку свое чудо, и мы пошли вместе, вниз и рядом, как влюбленные дети.

Она села в такси, я захлопнул дверцу. Машина тронулась. Провожая ее взглядом, я видел как она, поцеловав пальчики, приложила свою ладошку к заднему стеклу. Увозя с собой тепло моих рук, бешеную дробь сердца моего, напряженную и проникающую силу мою...

А я шел домой, глупо улыбался, чувствуя, как ноют мышцы ног и паха, словно я пробежал ночную марафонскую дистанцию.

Наверное, я был тогда несказанно счастлив...

Дома дверь не была заперта.

Моя жена не спала. Появившись в проеме двери спальни, она спросила, буду ли я

что-нибудь есть?

Вот так она вскакивает с постели всякий раз, когда я открываю входную дверь.

Утром, днем ли, вечером ли, ночью. Временами мне кажется, что она здоровее меня.

Но она -- не совсем здорова. Это почти незаметно внешне, кроме некоторой неряшливости и непонятной жестикуляции, которую иногда можно принять за непосредственность. Отсутствие очевидной логической связи в выражении мыслей можно счесть даже за некоторую оригинальность. Но я то уже хорошо все знаю. Отлично вижу все эти повадки, все эти незначительные мелочи, все эти жестики, ужимочки, оттеночки и взглядики. Вижу так ясно, что без труда смогу отличить нездорового человека даже в толпе. Моя жена психически больна.

Она сумасшедшая.

Она отвратительно готовит мне еду. Она плохо стирает мне одежду. Она не следит за собой. Мы почти не разговариваем друг с другом.

Она нервирует меня, она раздражает меня, а когда она напивается, то приводит меня в состояние бешенства. Иногда я ненавижу ее, ненавижу все, что в ней есть, и я ненавижу себя за эту ненависть.

Кто говорит о неотвратимых крестах и расплатах, радостях любви к ближнему своему и чужому, тот никогда не идет даже санитаром в психиатрическую клинику. Потому что -- это параллельные и совсем чужие миры. В которые боязно даже заглядывать....

Теперь у меня появился ангел.

Я уже верил, что он спасет меня от всего - от этой жизни, от этой тоски, от этого бессмысленного произвола времени.

Я не стал ничего есть. Я просто, как в распахнутой клетке, бродил по квартире, мне хотелось говорить со своим новым и чудесным чувством. Я позвонил, но ее телефон был выключен -- она, наверное, просто спала.

Но мне все равно хотелось говорить, кричать, петь...

 

-Глаза твои цвета южного моря, на губах вкус его, и лоно твое - губительные волны его

 

В углу моей комнаты, которая служила мне мастерской и кабинетом, был устроен подиум, который окружали книжные полки, а в его углу стоял компьютер.

На стенах висели мои любимые картины, акварели и пастели, те, что составляли мое "Я" в разные годы. Глядя на них, я мог до мельчайших деталей, по оттенкам цвета, по изгибам линий вспомнить свои далекие сбереженные таким образом чувства. Наверное, только так можно было сохранить себя и свою жизнь.

Я сел в кресло, и начал писать:

 

Ангел мой!

Текст как первооснова всегда убедительней сказанного... в этом близость актерского и поэтического начала жизни. Можно потерять в интонации, но легче выверить смысл и донести его до сердца.

Когда я писал о том, что ты дар судьбы, то это не поэтическое преувеличение -- это определение того, чем я занимаюсь или точнее, чем я призван заниматься. На первый взгляд все может показаться смешным и несерьезным.

Удивительно то, что когда мы близки, когда я нахожусь в тебе, то я начинаю понимать гармонию мира. Исчезает механистичность происходящего, появляется ощущение ритмического поиска какой-то тайной точки слияния. Это редкое чувство и только исключительная женщина может его подарить.

Не хочу ничего не требовать, ни просить у тебя. Не хочу и не могу покушаться на твою частную жизнь.

Единственное, что я должен знать точно -- это понимаешь ли ты меня так, как я могу понимать тебя, и все, что связывает в этом случае нас. Должен ли я строить в себе это, или пришло время разрушать то, что уже начинает приобретать некоторые очертания. Строить всегда легче и трепетней, чем разрушать. Разрушать больнее, но необходимо, если это мешает главному. Я человек цельный, способный, в известной степени, управлять своими чувствами. И хотел бы направлять их только на созидание.

Просто я хочу твердо знать, что иногда ты сможешь укрыть меня своим крыльями...

Грёза поэта - тронуть словом женское сердце ...

Радость поэта - быть услышанным женщиной...

Счастье поэта быть понятым женщиной!

Ангел мой, твои волосы цвета огня, в глубине глаз твоих отражается небо, в котором хочется летать, не уставая, и опьяненным полетом падать в твое личное, мерцающее желто-зеленое море, погружаясь и исчезая в его бесконечности.

На губах твоих сладкая соль, которой не насытиться, не утолить жажды...

Ты можешь вместить весь мир.

Радость моя, иногда хочется сказать тебе так много, но, увидев тебя, я забываю слова и путаю мысли...

Да, я бываю робок, хотя и могу читать людей как открытые книги и ничто не составит для меня секрета.

Я бываю неловок. Я бываю растерян.

Когда я любуюсь тобой.

Слова приходят потом, но и они не смогут объяснить всего.

Только ты, так превратно понятая другими, становишься для меня некоей тайной, которую невозможно разгадать в одиночку, только вместе с тобой!

Да, зная цену словам, я могу быть молчалив.

Понимая глубину чувств, я могу быть расточительным.

Когда я говорю о том, что я впервые встретил такую женщину, я не пытаюсь тебе льстить, как мужчина, я уже получил это, и ...растерялся, поскольку вдруг понял, что ты таишь в себе нечто неожиданно большее и невероятно прекрасное.

Гладкое лоно твое, облегающее и подвижное, влажное и горячее: оно дышит и влечет в себя томительной страстью.

Я хочу проникнуть в тебя.

Так, как стремительно и точно входит клинок в ножны, как находят друг друга прилегающие части затвора -- оружия стремления к обоюдному совершенству...

Чтобы это продолжалось бесконечно долго, словно время -- вдруг превратившись в замкнутый круг, не исчезая, перетекало в нас не прерываясь, не изменяло нам.

Когда невозможно остановиться, когда невозможно насытиться, когда невозможно раствориться друг в друге физически....

Потом просто лежать и болтать ни о чем, словно слова вдруг потеряли свою силу, утратили свою цену, когда можно говорить, что угодно, не думая, не выбирая и слышать все сердцем.

Твои руки,

твои тонкие ладони,

твои длинные пальцы нальются пульсирующим теплом,

и я буду губами считывать удары твоего сердца, стараясь подчинить свое сердце ударам твоего...

Я хочу тебя, чудо мое: стройное и гибкое, стремительное и страстное!

В твоей возбуждающей грации разгневанной кошки, когда ты стремительно исчезаешь, когда скрываемые чувства вдруг прорываются сквозь жесты, голос твой, ускользающий взгляд твой таит что-то дикое, почти гипнотическое, но оно такое притягательное!

 

-Ангел мой, душа беспокойная, радость нечаянная моя, где ты?

-Я уже дома, а почему нечаянная?

-Счастье всегда бывает нечаянно.

Поэт всегда точен.

Художник всегда верен.

Творец всегда прав.

В словах и оттенках цвета больше правды и больше жизни, чем в самой жизни. Только потому, что они не умирают, и они не стареют. На словах восхищения не появляется морщин, на сохраненных радостных цветах страсти не бывает целлюлита.

Слово поэта не изменит, кисть художника не обманет.

Чем описывается блеск глаз, какими словами сохраняется страсть?

Так, чтобы ее оживить через столетия, чтобы вспомнить все до мельчайших подробностей!

Сколько тысяч прекрасных Лаур и неотразимых Беатрич канули в небытие, исчезли во времени только потому, что рядом с ними не оказался Петрарка или Дант!

Можно ли написать и сохранить вечное чувство чем-то иным, чем силой человеческого сердца и страстью человеческого ума?!

Кто может написать и где свидетельства?

Можешь ли ты верить мне!?

Хотя вера -- это и есть отсутствие доказательств.

Радость моя, я понимаю тебя!

Я хочу быть в тебе, когда ты соблазняешь мужчин, юношей, мальчиков, так как это должна делать женщина, воплощающая в себе всю силу страсти и неистощимую силу бытия.

Я хочу быть с тобой, когда ты - чувственное женское начало, мечешься в поисках успокоения, дающего тебе силу жизни.

Я хочу быть там, куда ты можешь вернуться, усталая и обманутая надеждами и ожиданием.

Я хочу быть тем, кто вместит и успокоит тебя всю без остатка.

Никто и никогда не сможет понять тебя так, как пытаюсь понять тебя я. Понять и отобразить то, что окажется верным. Окажется незыблемым, спустя день, год и вечность.

Потому что я хочу быть с тобой.

Быть с тобой, чтобы вместить тебя, грешную и праведную, опьяненную любовью и трезвую от разочарований и обманов.

 

Теперь я делал все, чего раньше не делал никогда. Я сидел на всех репетициях, пил водку с режиссером и артистами. Вокруг царило легкое угарное возбуждение. В атмосфере театра бывает, что в тесном переплетении своих и чужих чувств вдруг стирается некоторая разъединительная грань, но это бывает редко, и тогда спектакль начинает жить своей, по-своему достоверной жизнью.

-Доброе утро, Ангел многоликий мой. Кто ты сегодня?

-А вам как бы хотелось?

-Что бы ты была разной. Дикой кошкой и смиренным ангелом. Капризной, маленькой лгуньей и подвижной чувственной ртутью

-Узнай меня настоящую!

Я следил за ней. Следил за собой. Следил за ними, пытаясь новым чувством понять ее. Понять всех, чьи волосы длиннее наших, чьи молочные железы тяжелее и заметнее наших символических следов на груди, чьи бедра полны жировыми отложениями, а место, отверстие, чрево, святилище, где все сходится - неизменно скрыто, и всегда требует проникновения....

Так спустя некоторое время я написал сказку и назвал ее:

Сказка о желаниях

Жила-была девочка...

Когда деревья были большие, реки нескончаемы, небо бездонно, а темнота пугающе

безмерна ... Окружающий мир, узором таинственным и прочным, сплетал в ее душе будущую жизнь. Едва ли она представляла ее иначе, чем как бесконечную и прекрасную игру...

Но время неслышно, время заметно, время неотвратимо преображало ее.

Из нелепой и смешной девочки-подростка она превратилась в красивую девушку. Смутные желания, и неясные радости обретали значимость тела -- округлые и упругие формы. Плотно сжатые бедра ее замирали, напрягаясь в ожидания неизвестного и томительного счастья.

Чтобы объяснить и раскрыть круг жизни.

Мир для нее то уходил в небо: бесконечное, татуированное звездами, то оказывался безмерно малым, сжимаясь в груди точкой замирающего вдоха.

Она открыла, что быть женщиной - это искусство.

Она поняла что чувства -- настоящий ум женщины.

Когда можно читать тело как раскрытую книгу, лаская так, как псаломщик читает нараспев, неотрывно и наизусть древнюю, неизменную книгу бытия.

Считывая желания, понимая недоступное простым движением, плавным жестом, легким прикосновением ...

Что ей искать?

И что ищут в ней?

Где найти ответ?

Конечно, только в счастливой стране, где на перекрестии полов скрыты все тайны и вся мудрость мира.

Она отправилась в жизнь, как в таинственное путешествие, искать свою волшебную страну...

Но та страна, из которой она отправилась на поиски счастья, оказалась бесконечной. Даже когда идешь вперед, то получается, что возвращаешься обратно. Можно бежать, лететь, кричать и смотреть, но ни крик, ни взгляд никогда не пересекут линии горизонта и навсегда останутся в этой стране.

А в ней дарить любовь оказалось пороком, продавать любовь -- проституцией, а утаивать ее -- ханжеством.

Кем стала наша девочка?

Кто ты, ангел мой!?

Зачем нужен тебе я?

Подними свой взгляд и скажи мне об этом.

 

 

 

 

 

Шел спектакль. Ангел мой бродил по фойе, в ожидании выхода на сцену, разглядывая себя в зеркалах. Я негромко позвал ее: " Пойдем, радость моя, прочтешь сказку о себе".

Ей удивительно шли исторические костюмы. Длинные платье, кринолины, буфы, высокая талия ... Мы поднялись ко мне в мастерскую. Я протянул ей листок. Она не стала садиться и читала стоя, не сняв тонких, ажурных перчаток, опираясь руками о крышку стола и чуть покачиваясь всем телом. Прочитав до конца, она с минуту стояла неподвижно, только ее пальцы рисовали невидимые узоры на столе. Мой ангел так и не посмотрел на меня, Стремительно выпрямившись, она отвернулась, и сделала странный жест кантированными пальчиками, словно пытаясь сказать ими что-то важное...

Она ушла не оглянувшись, не посмотрев, ничего не сказав...

 

******

При всем упоении от редких встреч и ночей, я все-таки сохранял здравый ум и видел все, что, может быть, не хотел видеть. Тот образ, что я старательно лепил день за днем, мог рассыпаться в любую минуту. И я снова бы приступил к его восстановлению.

Зачем я это делал? Я строил себе подземелье на будущую жизнь...

Мог ли предполагать это!?

Хотел бы я сам знать ответ сейчас на этот простой вопрос.

А тогда я даже не задавал его.

В тот день была премьера. Когда я выходил на поклон, а в этот день вызывают "на зрителя" и художника-постановщика, то краем глаза заметил, как на сцену с толпой поздравляющих из зрительного зала, к Ангелу вышел мой соперник на эту ночь. Похожий на быка двухлетку, он был без цветов, с тяжелым полиэтиленовым пакетом в руках...

Когда закрылся занавес, то по заведенному ритуалу участники спектакля стали, целуясь, поздравлять друг друга с премьерой, мой ангел уже упорхнул.

Улетел.

Ее телефон был отключен, но я все же поехал на нашу квартиру, которую мы обычно снимали на ночь. В одной из комнат стояла широкая застеленная двуспальная кровать, в другой - кресла, столик и диван -- все, что необходимо для короткой ночи любви. Заплатив оговоренную сумму, я стал располагаться, стараясь ни о чем думать, словно это могло помочь изменить ситуацию... Приготовив нехитрый ужин, я открыл бутылку красного вина и тщательно вытер стаканы тонкого стекла. Зачем я купил вино, когда она всегда предпочитала водку? Укорил я себя, словно это было причиной моего одинокого вечера.

Прождав час или два, я и вовсе потерял чувство времени. Стараясь ни о чем не думать, я налил и выпил полный стакан...

Мне хотелось верить только в одно: что сейчас зазвонит телефон, что вдруг раздастся стук в дверь, что в это мгновение откроется окно и влетит, шурша крыльями, источая запах ночи, мой ангел, моя любовь, мое вместилище плоти...

Но темнота за окном поглощала все звуки...

 

- Я жду тебя!

 

SMS-ки исчезали в пространстве одна за другой:

 

-Где ты летаешь, ангел мой!?

Но никто не отвечал. Я разделся и лег.

Я дурно спал, часто просыпался в поту, вслушивался в темноту, пытаясь разобрать, что это: звук машины, которая привезла ее, звук шагов, что ведут ее, или шум крыльев, что несут ее...

Утром я проснулся один, и долго лежал, неподвижно, с открытыми глазами.

Потом резко встал, умылся и быстро оделся. Пришла хозяйка квартиры.

Осмотрев и проверив свое хозяйство, она язвительно спросила, хорошо ли я поспал. Я холодно ответил, что особенно хорошо, что я прихожу сюда просто спать и именно один. Она рассмеялась, и сказала, что этим можно заниматься и дома.

Я не стал спорить, спустился вниз и вышел из сумрачного подъезда на освещенную солнцем улицу, в это время телефон коротко звякнул, извещая о доставке SMS.

Сообщение было от нее.

-Я сожалею

 

Прочитав, я сказал про себя: "Надеюсь, что тебе было лучше, чем мне!" Сказал с горечью, без злобы.

Что я мог сделать в этой ситуации? Только пойти и излить все это кому-то. Но я мог сказать это только самому себе и ей.

Я пошел домой ...

Едва я открыл дверь, как почувствовал резкий запах ацетона. Что-то странное было во всем, в этом запахе, в этой тишине, в сумраке закрытых наглухо штор, словно во всем этом утре был особый, предупреждающий знак. Я позвал жену, но никто не откликнулся. Я бросился в спальню -- она покойно лежала в кровати, на спине, сложив руки на груди, как обычно в одежде. Спала, или делала вид, что спит. Я прислушался. Дыхание ее было ровным, она даже похрапывала... Странно, подумал я, и вышел из спальни на запах, в свой кабинет. Я включил свет, и у меня потемнело в глазах. Полки с книгами, мои картины, экран монитора, блок компьютера, стены, обивка кресла -- все было забрызгано, покрыто яркими пятнами, бессмысленным разноцветным узором. Так, как покрывают краской из баллончиков заборы дети. Безумное граффити. Пустые баллончики-аэрозоли, валялись тут же на полу среди обрывков бумаги. Я поднял один клочок -- это был рисунок, точнее голова огненно-рыжего ангела ...

У меня что-то оборвалось внутри... Мои картины, моя память, мой мир на стенах - все было замазано - безнадежно испорчено.

Я бросился обратно в спальню. Я схватил ее за плечи, но она была словно бесчувственная кукла, я силой встряхнул ее. Она открыла глаза... И тут я почувствовал сквозь запах краски отчетливый винный перегар. Она была пьяна. Я прочитал в них какой-то радостный блеск непонятного мне удовольствия, и закричал, глядя ей прямо в глаза:

- Зачем!? Ты это сделала!!

- Это не я... Я не летаю... Мало ли кто там у тебя летает...

Ощеряясь всем ртом, засмеялась она мне... Я хотел ударить, но подавил в себе это желание и просто разжал руки...

Книги пострадали относительно, монитор можно было отмыть с помощью растворителя, но акварели и пастели никакой реставрации уже не подлежали....

До вечера я вытирал, мыл, скреб все, что можно было спасти...

Я не стал снимать рам, со своих картин, освобождать их подрамников. Просто сложив все стопкой и увязав, я вышил на пустырь за домом. Было темно. Ущербная луна светила тускло, размытые тени стелились по земле. У старого вяза я нашел небольшое углубление, подходящий для костра... Там я кремировал свое прошлое. Все сгорело быстро. Я присыпал угли и золу землей и вернулся домой.

Когда я открыл дверь, в комнатах метнулась чья-то тень - это жена следила за мной, но мне было все равно.

Подчиняясь уже сделанному как ритуальному пути, я помянул себя, выпив водки и уже не чувствуя ни хмеля, ни запаха начал писать.

Сердце стучало оглушительно, мне казалось, что его стук слышен за стенами, на улице, что он, освободившись и вырвавшись из тела на свободу, отражаясь от стен, крыш домов, умножает свою звуковую силу и пугает одиноких, ночных прохожих.

Ангел мой!

Стоит ли стучать в пустоту? В ответ слышишь только стук собственного сердца...

Я проснулся ранним утром, один, в чужой постели и совершенно отчетливо почувствовал себя полным идиотом, который оказался в собственной ловушке.

Ловушке чувств, из которой надо бежать, бежать быстро, и не оглядываясь...

Слишком малое место, впрочем, я себя обманываю - никакого места я не занимаю в твоем сердце. Остается лишь горько сетовать.

Не бывает любви в кредит, даже под самое светлое будущее.

Будущего нет.

Есть только сейчас и сегодня.

Ты в этом права.

Проблемы личного бессмертия -- это проблема мужчин, хотя она очень редко стоит перед ними, еще реже тот, кто ее видит, а тем более понимает.

Ангел мой, ты растрачиваешь себя, не задумываясь...

Как скаковая лошадь, редкой и дивной породы, ты мчишься по запертому кругу, меняя и сбрасывая наездников.

Куда!?

Мне не догнать тебя. Просто потому, что мы на разных дорогах и в разных направлениях.

Для меня запечатленное важнее случившегося.

В жизни и в человеческом опыте не бывает ничего лишнего.

Все идет в дело, в строительство собственного мира.

Я хочу и я могу обманываться, но, увы, я не могу вернуться в безмятежную юность, я разучился быть мягким и податливым.

Я не знаю точно, отдам ли я тебе это письмо...

Я пишу более для себя, чтобы понять и разобраться в собственных чувствах.

В чувстве ожидания всегда таится удивительное переплетение тех чувств, которые редко обманывают...

Одно из них не обмануло меня и сегодня.

Радость моя, я знаю, что у тебя было, есть и будет много мужчин. Это замечательно для такой чувственной женщины, как ты.

Но что они могут оставить тебе кроме спермы, которую ты даже не хочешь овулировать !?

Ты полагаешь, то, что я говорю - это прием из знакомого тебе арсенала и цена которого тебе знакома, как и все остальное, до мельчайших деталей.

Нет, продрогшее солнце мое, я другой!

У меня нет денег, но они не могут ласкать так, как могу ласкать я.

У меня нет молодого, рельефного тела, но я могу любить бесконечно, потому что дух мой крепок, и он не имеет возраста.

Слово мое - жизнь.

Я могу найти то, что ищешь ты, не зная, чего хочешь, не ведая этого...

Только вера двигает всем. Я повторюсь в том, что она не требует доказательств.

Я редко обманываюсь.

Я могу быть всем и каждым, у меня тысячи миров.

Я полагал, что найду в тебе не просто опору, но нечто большее...

Увы...

Ангел капризный, ангел, растаявший мой, исчезнувший вдруг в полумраке надежд ...

Я знаю, что все равно я уже остался в тебе, впечатался в ласковое сердце твое, может быть, даже против твоей воли.

Чудо несбывшееся мое!

Я вырву свое сердце, я положу его на стол, и буду покойно наблюдать за его агонией. Когда оно затихнет, я вложу его в свою грудь и запущу снова. Теперь оно будет биться спокойно и уверенно. Я вытру со стола кровь, я сотру боль, я забуду отчаяние и горечь, чтобы отправиться дальше одному и налегке в этот бесконечный и бессмертный мир.

 

Я уже описал тебе образный и поэтический способ решения проблемы успокоения.

В действительности, все может выглядеть гораздо прозаичнее...

Просто надо заставить себя удалить твой номер телефона, чтобы не было возможности и слабости искушения... Просто надо принудить себя переключиться.

Ты помнишь, радость ускользающая моя, если ты внимательно читала Конрада Лоренца, то там есть замечательный образ, в описании брачных отношений у голубей, то есть когда наступает время и, оказавшись надолго запертым, самец исполняет брачные танцы кому и чему угодно, даже пустому углу в клетке. Объект перестает иметь значение.

Когда-нибудь эти листы могут послужить свидетельством несбывшегося и утерянного, поэтому вернее будет избавиться от них сегодня.

Ты, завораживающая притягательная ночь, таящая любовь!

Ты так порочно невинна и возбуждающе красива!

В тебе страсти, как полюса, меняются местами...

Лети, ангел мой!

Мир принадлежит тебе!

 

Следующим днем я решил все закончить, гнев и ревность терзали меня...

Утром, в театре на лестнице я отдал ей письмо, она, вскинув брови, улыбнулась, иногда она умела и казаться, и быть невинной девочкой.

Спустя час, нетерпеливый и растерянный, я бродил по театру в ожидании встречи. Она появилась неожиданно и остановила меня...

-Я хочу поговорить!

И взяв за руку, повела за собой, остановив меня у стены, перед лестницей, ведущей вниз на сцену. Шел детский спектакль, она была в костюме, и у нее был выход на сцену. Мы стояли лицом к лицу. В каждом ее движении, взгляде горящих желтым огнем глаз, было что-то неукротимое и горячее, готовое выплеснуться и обжечь всякого, кто сейчас потревожит или отвлечет ее от цели.

-Ты не знаешь меня. Я другая!

Сказала она с жаром, и я почувствовал, как горячая волна ее дыхания коснулась меня. Ее ладонь мягко легла на мое лицо, задержалась на мгновение, и скользнула вниз, лаская меня холодными пальцами.

Мимо, в полумрак сцены, с горячим любопытством в глазах, весело промелькнули актрисы...

Я ничего не смог сделать. Она не отпустила меня... Я вернулся в наш с ней мир, в котором она появлялась ненадолго и исчезала... Она ангел, она не может не летать там и когда ей вздумается.

******

 

 

 

Я всегда хотел что-то забыть, а что-то помнить до мельчайших подробностей, но память моя как поводырь, водит меня сама, а я лишь послушно следую за ней.

Но я вижу и другие очертания -- живые свидетельства того, что не может исчезнуть ни во мне, ни со мной, ни даже вне меня. Потому что я не знаю точно, где они кончаются во мне и начинаются в другом человеке, или я являюсь чьим-то продолжением в этом нескончаемом путешествии...?

Я перебираю их в себе, словно тайно сохраненные драгоценности, доступные лишь мне одному. Разглядывая, я удивляюсь и радуюсь, вспоминая новые цвета и оттенки, того, что давно исчезло, истаяло во времени и пространстве. То, что храниться непонятно где, в каких то нейронах или нервных окончаниях, в каких то клетках. Где и как они хранят слова, голоса, запахи и звуки?

Как сохранить это счастливое чувство, как вернуться к нему потом, спустя долгое время и вспомнить все мельчайшие детали? С некоторых пор я уже не доверял себе и своей памяти я решил записать все... каждую ночь... каждое прикосновение!

 

 

"Ночь. Я разделся. Я спрятался под одеяло. Я жду тебя.

Полумрак размывает и стирает детали, они становятся лишними, они мешают главному. В ожидании близости все вокруг становится второстепенным и неважным.

По телу волна за волной пробегает дрожь нетерпения. Она растворяется и исчезает вокруг и теперь все: стул, стол, кровать, стены занавеси и люстра над головой все с нетерпением, все с вожделением ждет тебя.

Полная луна стоит, где-то очень высоко, над перекрытиями этажей, за крышей, высоко-высоко в небе. Я не могу ее видеть, только ее отраженный свет, очерчивает окно сквозь занавес прозрачного тюля. Слышу дальний шум воды, щелчок выключателя...

Ты появляешься едва слышно... Я едва успеваю заметить, что ты полуодета.

О, как ты стремительна и легка! И так стройна без одежды!

Ты легла рядом, укрылась и вытянула руки вдоль тела, словно затаилась, в ожидании. Так дикая кошка застывает перед прыжком за добычей.

Я придвинулся ближе, соприкоснувшись всем телом, и напряженно почувствовал наши вибрации - это внутренняя дрожь нетерпения. Она, словно отталкиваясь от тела к телу, проскользнула между нами, связывая нас, незримо и неделимо...

Помогая мне, ты изогнула спину, в этот раз я быстро справился с застежкой, опустил бретельки и плотные белые чашечки, освободив твою грудь, улетели, исчезли где-то. Под моей ладонью сползла узкая полоса с твоих бедер и, помогая себе ногами, ты быстро избавилась от нее. Теперь моя ладонь свободно, не встречая препятствий, скользит по бархату твоей кожи, от лица к шее, и дальше, находя твою упруго податливую грудь. Мои пальцы ласкают твой сосок как твердую незрелую ягоду, описывая окружности вокруг, чувствуя, как мое желание отзывается, как оно идет навстречу изнутри, подрагивая затаенным вдохом. Мои пальцы спускаются все ниже и ниже, через округлую впадинку живота -- она ритмично вздрагивает и замирает, а еще ниже ладонь, опускаясь по плавному, выбритому лону, гладкой кожей ощущает корни волос. Пальцы мои добираются до мягких створок раковины твоей...

Я не вижу его внутренней розовой мантии, но видят руки, ладони, пальцы...

Я слеп по-иному, я вижу другими частями тела. Главные ворота в мир - глаза становятся не нужными мне сейчас.

Я лежу рядом с тобой, моя рука под твоей головой, я целую твою грудь, пытаясь слизнуть сосок - твою волшебную ягодку, двумя пальцами, я осторожно трогаю створки твоего лона, словно крылья бабочки, они вздрагивают. Собрав пальцы в горстку, я собираю в нее свою слюну и увлажняю крылья, бережно раскрываю вход... Он свободен. Я чувствую, как ты ждешь... С нас медленно сползает одеяло, но мы не чувствуем ночной прохлады. Весь мир затих и исчез. Я раздвинул твои ноги, я стою перед тобой, на коленях перед входом твоим. Опираясь на одну руку, я склоняюсь и ищу губы твои, другой я направляю в раскрытую раковину, напрягшую плоть свою, двигая ее вверх-вниз по ее мягким, податливым раскрытым створкам.

Ах, почему там у меня нет глаз! Как хочется взглянуть в начало жизни! Ведь я, чувствую как мое "Я" медленно, не останавливаясь, перемещается, спускаясь вниз.

Теперь там все: эмоции и ум, мужественность и гордость, знания и сила. Все подчинено одному бесконечному движению вовнутрь.

Вверх и вниз.

Все глубже и ритмичнее.

Все быстрее и быстрее.

Движение встречает движение. Вдох отзывается вздохом.

Теперь одно сердце на двоих и стучит оно вдвое быстрее... Мы задыхаемся!

Только одно имя, тысячами слов, я могу шептать, кричать, повторять бесконечно:

-Радость моя! Ангел мой! Великолепная моя девочка!

 

 

Записав и сохранив написанное, я закрыл глаза и откинулся в кресле. Играла музыка, она сопровождала и окрашивала каждое мое состояние, чтобы вернуться в него я просто ставил именно то, что хранило оттенки моих чувств.

Я нашел нужную, поставил, нажав дважды левой клавишей "мышки" и стал вполголоса, подпевать:

" ...успокоит океан и разделит по волнам... свою вину ... свою вину... кончится пленка ...ты ждешь, ты ждешь ребенка ... от меня... моя любовь.... моя любовь...

Дослушав до конца, я вписал несколько строк в новое письмо:

"Я редко вру, помнишь, я говорил тебе о Свидригайлове...

Просто верь мне. Даже тогда, когда ты не понимаешь чего-то, или бываешь раздражена... Верь, потому что надо верить тем, кто любит тебя.

Иначе все теряет смысл.

Я могу быть разным.

Но только с тобой, я робко стучусь в твое сердце, я тих и настойчив, я остаюсь под дождем, снег и ветер не прогонят меня....

Я не могу и не хочу скрывать своих чувств. Любовь - это взаимное стремление вовнутрь, друг в друга...

Любовь -- это творчество.

Творчество -- это открытость, оно не может томиться внутри, там оно перегорит и исчезнет без следа. Мы попадаем в собственный костер!

******

Я, наконец, решился, решил сделать то, что должен был сделать давно, но откладывал годами, накапливая в себе непонятные и ненужные мне чувства.

О! Это была целая система мер, весов и противовесов, в ней, странным образом, уживались все чувства: любовь и ненависть, жалость и бесчувственность, грубость и нежность, привычка и отчаяние. Я так лелеял это, я так гордился этим и гордо нес свой прогнивший крест!

Все оказалось бессмысленным и жалким перед этой проникающей и прожигающей все реальности чувства.

Я решил сломать все разом и вычистить в себе место для новой жизни.

- Здесь все? -- Спросил меня врач, заглядывая в конверт.

- Да. Ровно столько, сколько вы просили. Можете пересчитать.

- Я вам верю. -- Рассмеялся этот человек без возраста. Действительно, было трудно определить, сколько ему лет. Он спрятал конверт, достал пачку дешевых сигарет и закурил.

- А вы любили ее?

Вдруг спросил он как-то странно, ни к кому не обращаясь.

- Кого? -- Переспросил почему-то, не разобрав сразу о ком, идет речь.

-Свою жену.

- Ах да, - поправился я -- Да, я любил ее. Но это было давно. Возможно, что моя вина может быть очевидной. Возможно, что я сдался первым. Но живу-то я один, а ей... Ей все равно где жить. Её мир всегда с ней...

-А вам, значит, стало тесно!

Как-то быстро, неприятно и откликнулся он.

- Да. Я устал. Я устал от ее болезни, от своей... ненависти. Я боюсь того, что смогу убить ее.

- Я читал историю ее болезни. Один раз вы уже сделали это.

- Что сделал?

Переспросил я раздраженно.

-Отправили ее к нам.

Мне показалось, что этот разговор доставляет ему некое удовлетворение.

- Вам-то что за дело. Что вы можете понимать?

Сказал я, стараясь придать своему голосу равнодушный тон.

- Напрасно вы так нервничаете. Я могу понимать больше, чем вы можете себе предположить. Верный диагноз - это самая достоверная история жизни. Анализы и кардиограммы не обманывают тело. Мы сами его обманываем, а потом оно обманывает нас.

С последними словами он рассмеялся, подмигнул мне и спросил серьезно, глядя на меня в упор своими маленькими, немигающими глазками:

- Выкидыш, невроз, психоз... А что было "до"?

Я знал, что было "до"... и промолчал.

- Ладно, завтра утром приедет машина. Санитаров я проинструктирую. Они знают свое дело. Просто постарайтесь, чтобы она не отлучалась куда-нибудь, в магазин или мало ли куда. Они привезут, я оформлю, и все для вас будет кончено. Она никогда больше не выйдет отсюда. Я помогу оформить все необходимые документы для развода.

Он как-то вяло пожал мне руку, и я поспешил уйти.

Атмосфера вокруг была удручающей, свежевыкрашенный бетон самых идиотских тонов, выдавал характер учреждения. Кругом решетки: на лестницах, окнах, дверях, вольерах, беседках... И вокруг эти лица, казалось, что они повсюду, как маски, впечатанные в железные перекрестия решеток, размазанные в стеклах окон, застывшие в проемах дверей...

******

Так все кончилось в один день...

Санитарная машина психиатрической больницы пришла в назначенное время. Санитары позвонили два раза. Я сам открыл им дверь.

-Кто там?

Спросила меня жена из спальни.

-Так, это ... к тебе.

Они вошли, оба в белых халатах, которые словно были на два размера меньше необходимых, рукава были засучены, обнажая волосатые руки. "Словно живодеры" подумал я.

Она вышла, накинув на рубашку халат. Догадавшись обо всем сразу, она бросилась ко мне. Уцепившись за меня и, заглядывая в глаза, заговорила быстро-быстро:

- Я не хочу туда! Не отдавай меня. Не надо. Я все буду делать! Я тоже буду летать! Все что ты захочешь! Я буду стараться!

Я молчал и не двигался. Только, чувствовал, как у меня дергается какая-то мышца на лице.

Санитары спокойно, без резких движений, оторвали ее от меня.

Извернувшись, она плюнула мне в лицо. Слюна попала мне на щеку, но я стоял неподвижно, не вытирая ее, вдруг с ужасом наблюдая, как в ее лице отражается моя ненависть.

Я испугался. Мне захотелось все остановить. Она кричала и ее речь становилась почти бессвязной. Но я понимал ее.

- Ты променял меня! Променял меня еще раз, Променял на проститутку... эту рыжую тварь, которую каждую ночь таскал к нам в постель... ты умеешь думать только своим поганым членом ... ты хочешь засунуть его в каждую дырку... ты ...убиваешь им всех, ты и ее убьешь! Ты жалкий убийца!

Кричала она уже с лестничной клетки, упираясь босыми ногами о холодный гладкий бетон ступеней.

 

 

Я быстро собрал ее вещи в приготовленный пакет и вынес его вслед за ними. В машине она уже не кричала. Я слышал только приглушенный стон, больше похожий на тихий вой. Я отдал пакет санитару. Он спросил сигарету.

- Я не курю.

Сказал я автоматически, и мне самому, вдруг мучительно захотелось закурить, хотя я уже десять лет как не курил.

Санитар захлопнул дверь, и санитарная машина тронулась.

Я прошел вслед за ней до угла дома. Когда она вывернула на дорогу и скрылась из поля зрения, я зашел в магазин и купил пачку сигарет. Закурив, сделав несколько затяжек и даже не почувствовав дыма, я выбросил сигарету и распечатанную пачку в урну стоящую тут же у входа.

Во рту остался неприятный привкус.

Я вернулся в квартиру и долго, тщательно чистил зубы, стараясь не смотреть в свое отражение в зеркале.

Я чувствовал себя опустошенным, но что-то новое , осторожно и постепенно наполняло меня ощущением радостным и томительным. Я старательно не сдерживал в себе это чувство, пока оно не восстановило во мне некоторое душевное равновесие.

После чего я достал телефон и набрал короткий текст sms-сообщения

 

- Душа моя. Я свободен!

 

Получив подтверждение о получении, я лег на диван и попытался уснуть, стараясь забыть весь этот день до его мельчайших подробностей.

Но не смог этого сделать. Ни забыть, ни уснуть.

"До" - была моя измена. Измена глупая и случайная...

Так случается и когда нет виноватых. кроме того кто создал все эти устройства, которые, временами, не разбирая и не отличая, внушительно диктуют нам свои условия по их применению.

Все что произошло потом, может, и не было связано напрямую с нелепой случайностью , тем более выкидыш у нее случился раньше, но со временем появилась такая версия, которая прочно осела в ее сумеречном сознании, и перекочевала в историю болезни, в сочувственно - осуждающие взгляды вокруг. Но я признал все и принял на себя, как некую схиму, или как там называют христианские подвиги... хотя и нес это с некоторым раздражением и злобой...

Тот день тянулся бесконечно долго. Я не мог ничего делать: ни спать, ни есть, ни работать.

Я звонил и звонил. Ее телефон постоянно был вне зоны доступа.

Вечером этого долгого дня, в пустой квартире, в сумерках, я сидел в кресле и тупо смотрел в экран телевизора, стараясь ни чем не думать...

Мобильный телефон был рядом, я не переставал ждать ответа.

Незаметно я уснул. Исчез на мгновение. Проснувшись от неожиданного странного чувства, я открыл глаза... Когда глаза привыкли к темноте, я вспомнил и сам себе вполголоса проговорил свой сон:

Глубокой ночью я закрою глаза.

Чтобы сделать это, надо быть сильным...

Я выскользну из тела, и душа моя полетит.

Она безошибочно найдет дорогу.

Там где ты спишь. Одна или в чьих то объятиях. Усталая и безмятежная... если ночь будет холодна, я укрою тебя и, осторожно, стараясь не разбудить, расскажу о том, как ты прекрасна, возлюбленная моя... Что тело твое светится, так как словно в нем горит огонь жизни, что груди твои не устают от ласк, что волосы твои, цвета огня в ночи, что рот твой хранит ласки неизведанные, что гладкие, мраморные бедра твои берегут вход твой, что лоно твое - святилище любви....

 

Тут я услышал знакомую мелодию, записанную на ее звонок, это была песня "Ange" "Rolling stones"...

Я схватил трубку...

Но это была не она.

Незнакомый мужской голос сказал мне, что ее больше нет, и спросил мой адрес. Я не поверил и попросил не шутить таким образом. Но голос представился следователем прокуратуры, и еще раз повторил свой вопрос... Я машинально назвал адрес и отключил телефон.

На следующий день мне принесли повестку.

******

Я пришел по указанному адресу вовремя и без труда нашел нужный кабинет.

Постучав, я вошел. Навстречу мне поднялся молодой человек в светлом костюме и темной водолазке, с выразительной внешностью героя криминальных сериалов, видимо он ждал именно меня.

Я показал повестку и, назвав его фамилию, спросил, туда ли я попал. Он кивнул и протянул мне руку. Рукопожатие было сильным. Чуть задержав мою руку, он внимательно, я бы даже сказал с некоторым состраданием, посмотрел мне в глаза.

"Странно", подумал я но, бросив взгляд на стол, увидел знакомые листы, я иллюстрировал свои письма к ней... Мне сразу все стало ясно. Перехватив мой взгляд, следователь встал и предложил мне сесть. Я сел, а он вышел из-за стола и прошел по комнате. Потом остановился и с каким-то внутренним усилием начал говорить:

- Вы... вы, наверное, все знаете.

- Да. Я все знаю.

Ответил я ему.

-. Я читал. И я знаю. Так положено у нас. Они были в ее сумочке. Получается, что вещественные доказательства... Его отец, отец погибшего, человек влиятельный. Он потребовал выяснить все до мельчайших подробностей... "Странно" снова подумалось мне, этот молодой человек, годившийся мне почти в сыновья, говорит со мной с видимым состраданием о том, над чем, казалось бы, должен смеяться в кругу своих знакомых.

- Смерть была мгновенной. Она не мучилась. Они оба. Но понимаете, как бы вам сказать...

Это случилось... Скорость была большая, он вдруг затормозил, наверное, потому что... в общем, она... делала... в общем понятно. Он не справился с управлением....

Он умолк, словно тщательно вспоминал подробности:

-Машина перевернулась несколько раз, по счастливой случайности она не загорелась. Мы нашли мобильный телефон погибшей, а в нем непрочитанное SMS. От вас. По этому номеру мы и нашли. Я нашел вас. Хотел узнать, точнее ... короче... знаете...

Он не знал, как ко мне обратиться, наконец, показалось, что он нашел нужное слово

- Знаешь, брат! Это написано так - Он положил руку на листы на столе - .Я бы тоже хотел так написать кому-нибудь! Но понимаешь, брат, они -- бляди!

-Кто они?

Переспросил я.

-Все они.

Он долго посмотрел на меня и как-то странно развел руками.

-Знаешь... -- Тут я вспомнил, что даже не знаю, как к нему обращаться по имени - Тебя как зовут?- Спросил я.

- Евгений... зовите просто Женя.

- Знаешь, Женя, ты смотри не на них. Смотри в себя, в свое сердце -- только оно не обманет. Что ты хочешь увидеть, то ты и увидишь и ничто, и никогда не убедит тебя в обратном. Какие они? Такие, какими ты хочешь видеть сам.

- А она!? Она кто сейчас для Вас?

- Она другая. Когда ты любишь женщину, то невольно попадаешь в такую ловушку. Ты хочешь, чтобы она принадлежала только тебе. Это хорошо для тебя, а для нее?

Я спрашивал не его, а себя. Он понимал это и молчал. Я продолжил:

- Она - чувственная ртуть, попробуй удержать ее, сжав в своих ладонях! Она пройдет сквозь пальцы и, разделившись на тысячи блестящих шариков, ускользнет, чтобы собраться снова без тебя...

- А зачем вам то, что вы никогда не сможете удержать?

Спросил он с усмешкой.

- Это хороший вопрос, на который я пытаюсь ответить и не нахожу его. Мы много чего не можем удержать. Сегодня я убедился в этом.

- Вы были там?

- Да. Когда уже все убрали... Мне показалось, что я смогу что-то найти, что-то собрать.

Я вспомнил как тогда, меня вдруг обступила такая пронзительная и бесконечная пустота, в которой я кричал и видел свой крик, как он, огибая ее, возвращался ко мне, но я его уже не слышал....

- Вы знаете... ты знаешь, брат. Я не так много прожил. Но здесь, - Он жестом обвел стены, потолок -- Я хорошо разглядел обратную сторону жизни. Женщины! Все они - твари. Когда их любишь, они с наслаждением топчут тебя и твою любовь. Когда их чувства топчешь ты, то они начинают любить тебя. А я не хочу никого топтать!

Он хотел сказать еще что-то, какая-то мучительная гримаса исказила его лицо.

Но вдруг кто-то постучал в дверь.

 

 

-Да кто там. Войдите!

Сказал он громко и зло.

Никто не вошел и никто не откликнулся. Тогда он стремительно подошел к двери и резко открыл ее на себя. За ней никого не было, он выглянул в коридор ....

-Никого... - Пробормотал он, закрыв дверь, и растерянно посмотрел на меня.

Мне на мгновение показалось, что я все же кого-то видел. Но я промолчал. Тогда он сказал:

- Иногда мне кажется, что мир такой знакомый, понятный и привычный переворачивается, и я ничего не узнаю. Вот этот стул, вот этот стол... даже они становятся чужими. Все что я только что знал, видел и понимал, вдруг становится незнакомым и непонятным, и я не знаю, что мне делать и как их назвать? У вас бывает такое?

Спросил он меня со странной надеждой в голосе.

-Бывает. Часто.

Признался я, не отводя взгляда от его серо-голубых глаз, в обрамлении длинных и тонких бесцветных ресниц.

Почувствовав какую-то необъяснимую близость с ним, я заставил себя спросить:

- Я хотел узнать... Она была беременна?

- Нет.

Ответил он мягко и спокойно, продолжая думать о своем. Потом, словно встряхнувшись, он посмотрел на меня уже другим взглядом:

- Давайте повестку, я подпишу.

Одним широким шагом он вернулся к столу, сверил время и, расписавшись, протянул повестку мне.

-Вы знаете, я не имею, конечно, права... но заберите.

Он отдал мне листы, те, что показались мне знакомыми -- это действительно были мои письма.

Я взял листы и молча пожал ему руку, чуть тверже и чуть дольше, чем делаю это обычно.

 

******

 

Я вышел из здания, прошел квартал или два. В небольшом сквере я сел на скамейку и долго смотрел в небо.

Оно было по-осеннему холодно и глубоко. Весь его бездонный купол был расчерчен невидимыми линиями, которые оставляют пролетающие ангелы...

В один день я лишился любви и ненависти...

Закрыв глаза, чувствуя дрожащую улыбку на своих губах, я спрашивал, обращаясь куда-то вверх и неизвестно к кому, - тихо, одними губами, почти беззвучно:

"Где ты? Как ты? Ангел бесприютный мой!"

 

 

 

THE END