Молодой энергичный кавказец взял с прилавка глянцевый иллюстрированный журнал и начал высыпать на цветастую обложку малюсенькие кучки специй, загребая их легкой пластмассовой ложечкой из квадратных баночек, которыми была заставлена вся поверхность стола. Журнал на глазах превращался в палитру художника. Зеленым кобальтом бледнел сушеный укроп. Кадмием лимонным желтела некая восточная экзотическая приправа, имени которой я не в силах воспроизвести. Оранжевые и буро-бордовые кучки перца Чили и сушеных томатов перемежались с чем-то темным, как сажа газовая.

- Вам поострей? - Вскинувшись и пристально глянув на меня, спросил продавец, запуская ложечку в ярко красную ячейку с отпечатанной на принтере подписью: "Острый перец (как огонь)". Каждый раз, читая эту табличку, я непроизвольно про себя проговариваю ее с акцентом владельца этого товара: "КаК оГоН", - съедая мягкий знак и усиливая согласные.

Я соглашаюсь с продавцом:

- Поострее!

Мастер специй продолжает свое колдовство, пока обложка не закрывается на добрую треть рассыпанными по кругу яркими пятнами приправ. Жестом фокусника он сворачивает журнал трубочкой и ссыпает в поставленный снизу кулечек. Протягивает мне кулек. Я расплачиваюсь. Тем временем художник-продавец продолжает разговор:

- Как здоровье?

Я невольно улыбаюсь, киваю:

- Спасибо, хорошо...

- С работы? - интересуется рыночный специалист по специям.

- С работы, - зачем-то вру я. Наверное, чтобы поддержать доброжелательную беседу.

Всего лишь два дня назад я проснулся в пять часов утра от перекатов грома, многократно отраженного домами. Взрывная волна докатилась и до моего дома и до это рынка. Сигнализация сработала на припаркованных вдоль дорожек во дворах машинах. В тот же день журналисты стали проводить опросы москвичей, формулируя вопросы провокационно: "Как вы относитесь к выселению из столицы лиц кавказской национальности?" Потом статистику опубликовали газетки и газетенки. Я и прежде не жаловал журналистскую братию, а теперь стал их тихо ненавидеть за сиюминутный репортерский идиотизм.

Каждый день, проходя сквозь этот рынок, я смотрю на торгующих здесь людей, всматриваюсь в лица и сам себе задаю разные вопросы. И сейчас вокруг меня почти сплошь азербайджанцы. Одни из них торгуют. Другие кучками стоят в проходах между рядами, по своему обыкновению ведут неспешные беседы о том, как идет торговля. Третьи сидят под обширным лимонно желтым с синими верблюдами тентом, пьют чай из пиал. Все они живут в соседних домах. Кто снимает угол, кто купил жилье в собственность. Они не хотят отделения Азербайджана от России. Азербайджан уже отделился (но там для них нет места под солнцем, там нет заработков). Наоборот, эти люди хотят и дальше жить здесь, в России. Им ни к чему взрывать Россию.

*   *   *

В: Так что же получается? Полюби ближнего своего, как себя самого? В Волгодонске тот кавказец, который припарковал грузовик с взрывчаткой к дому, сам как раз в том же доме и жил. Ему это обстоятельство нисколько не помешало. Но дело не в то террористе, а в наших людях. Мне не понятно, как население страны относится к этой проблеме. Именно население, потому что народом оно сейчас уже не является. Или еще не является? Мнения высказываются диаметрально противоположные. От массированных бомбежек городов и сел до проповеди любви к ближнему. С такими несовместимыми друг с другом взглядами ни один народ не в силах справиться с врагом и выжить. Какая же позиция может быть признана истинной? К чему творческие люди должны призывать население, чтобы оно, наконец, снова стало жизнеспособным народом?

О: Эта проблема очень просто решается, чисто теоретически она решается элементарно, но не практически, конечно. Суть проблемы в том, что обе точки зрения справедливы: любить и бомбить. Но необходимо относиться дифференцированно. С азербайджанцами (кроме откровенных уголовников, которых и среди русских хватает) русским и другим нашим народам придется жить бок о бок. Я говорю "придется" без тяжелой эмоциональной нагрузки на это слово. В том смысле, что мы обречены на совместную жизнь. Тюрки и славяне, мусульмане и христиане уже не первый век живут здесь и не один век еще проживут вместе. Мы нужны друг другу. Азербайджанец - это же природный коммерсант. Сотни тысяч из них за девяностые годы начали в России с мелкой уличной торговли. Некоторые из них становятся владельцами (чаще - совладельцами) рынков. Кое-кто выбивается в крупный бизнес, сидит уже в офисах. Это нормальный рост. Русский же не встает за прилавок на рынке. Русский человек созерцает действительность. Впрочем, часто он занимается созерцанием сквозь днище водочной бутылки. Но даже если глядит на мир без оной, то уж за прилавок на овощном базаре он, во всяком случае, не пойдет. За редкими, естественно, исключениями. Кто-то работает в офисах, превращаясь в механизм, который делает деньги, чтобы делать деньги. Сейчас таких стало немало. Но подобные занятия скучны русскому человеку, они убивают его русскую душу.

В: Хорошо, азербайджанцы России нужны, если я вас правильно понял, а с чеченцами вы как для себя вопрос решаете?

О: Начнем с того, что чеченцы бывают разные. Их кланы (тейпы) очень сильно отличаются один от другого. Тут целое этнографическое исследование необходимо. Этнологическое, точнее, но с практическими выводами. Условно следует разделить все тейпы на четыре категории. Одни относятся к России и к русским, если не дружелюбно, то без вражды, по-соседски. С ними нужно разговаривать и, может быть, даже поддерживать деньгами, чтобы другие тейпы захотели перейти из одной категории в другую, из второй в первую. Это даст возможность "приручать" сомневающихся, откалывать их от агрессивно настроенных в отношении России кланов.

Противоположная, четвертая по моей условной классификации категория тейпов однозначно враждебна России и русскому народу. За счет захвата заложников живут не просто бандиты, но их семью, целые поселки, где в подвалах держать этих заложников. Женщины этих кланов сейчас ведут в Дагестане пропагандистскую работу с дагестанцами, восстанавливая их против русских. Пропагандой многого можно добиться, когда имеешь дело с энергичным народом. Дедушка наш Ленин на деле доказал свой апрельский тезис в 1917 году. Эти женщины пропагандируют других мусульман и растят своих мальчиков для того, чтобы они, повзрослев, взялись за ремесло отцов, - захватывать заложников и этим буквально дедовским способом содержать семью.

В: Ну, и как же отваживать эту категорию чеченских тейпов от древнего промысла?

О: А вот их города и села нужно утюжить стратегическими бомбардировщиками, ракетными установками и артиллерией. Все населенные пункты тейпов этой категории должны быть нанесены на военные карты как цели для ракетно-бомбовых ударов. И так до тех пор, пока они не изменят свой образ жизни. Пока они не захотят перейти, например, в третью категорию, по которой бомбовых ударов не наносить, но и денежной помощи не оказывать.

В: А если они не изменят свой образ жизни?

О: Тогда эти тейпы должны прекратить свое существование. Их населенные пункты должны исчезнуть с лица земли. А членам настроенных антирусски кланов лучше будет переселиться куда-нибудь подальше от России. Для них же лучше.

В: И от кого же зависит решение этого вопроса?

О: Да, вы затронули ключевой вопрос. Это даже не вопрос, а очень большая, огромнейшая проблема: кто сейчас в силах принять подобное решение? При нынешней импотенции власти...

В: Тут, по-моему, вопрос совсем о другом, не о власти вовсе: "Нам-то что делать?" Власть ругать, - так мы на Зюганова станем похожи. Что тут говорить: никому не нравится больной президент, который больше времени проводит на больничной койке, чем на рабочем месте.

О: Да, власть ругать бес толку. Мы что можем сделать? Здесь и сейчас? Что может сделать, например, наш литературный журнал, чтобы как-то изменить положение дел?

В: А ничего мы не можем сделать...

О: Ну, почему же. Есть и нам работа.

В: В подъездах дежурство организовывать? Игра "Зарница"

О: Игры нужны для жизни. Вон в какой-нибудь Англии, где парламентская демократия является органической составной частью их цивилизации, там со школьной парты играют в парламент, в суд присяжных. Когда дети вырастают, то уже умеют судиться, рядиться, заседать в комиссиях и на деловых совещаниях.

В: Мы тоже играем в парламент...

О: У нас в России, в отличие от той же Англии, эта игра носит необязательный, так сказать факультативный характер. А вот игры, то есть тренировки по отражению террористической угрозы - это дело для русского человека полезное и своевременное. Как задача для литературного журнала такие тренажи не годятся, но вообще-то они нужны.

В: Так что же тогда может сделать журнал и его авторы?

О: Мы как раз в силах сделать самое главное, что только возможно сейчас сделать.

В: Ну да?

О: Вот именно. Посмотрите, что происходит. Чеченский антирусский центр, который составляет несомненное меньшинство не только населения страны, но и чеченского народа, устраивает террористические акции. В это время тысячи человек, не подумав хорошенько, призывают травить и выгонять из России всех кавказцев, настраивая против России уже довольно-таки заметную часть населения. Или возьмем другой момент. Журналист берет интервью у восемнадцатилетних солдат, которых только что отвели от линии соприкосновения с чеченскими боевиками. И один паренек (а я подозреваю, что он не один такой), перемежая речь привычным "бл..." откровенно изливает свою душу. Он говорит, что и сейчас, после окончания военных действий, он не знает, зачем он тут, за что он воевал, за что погибли его товарищи.

В советские времена восемнадцатилетние ребята были лучше подготовлены даже для ведения войны явно несправедливой и бессмысленной. Они сами находили смысл своим действиям: "А я защищаю свой КАМАЗ", - как поется в одной песне участников афганской войны.

В: Может, вы еще в пример нынешнему поставите тогдашнее руководство страны, тогдашний политический режим и былые методы управления?

О: Нет, конечно. Тот режим с его методами мог вызывать омерзение или в лучшем случае (лучшем для режима) издевательские насмешки. Речь не идет о восстановлении тотального контроля за каждым шагом каждого человека. Я говорю об идеологии. Тогда у народа была идеология. Однажды в самый первый год перестройки я оказался в горах Кавказа на высоте трех с половиной тысяч метров над уровнем моря. Мы столкнулись с чабаном, который с большим трудом складывал фразы из русских слов. Первое, о чем он с нами заговорил, была текущая политика. Я с изумлением обнаружил, что этот чабан, живущий большую часть года лишь со стадом овец в изоляции от общества, что он сознает себя советским человеком в большей степени, чем урожденный москвич. Была идеология у страны, у всего народа. Теперь ее нет. Люди не знают, кто они такие, куда бредут.

В: Сейчас широко распространено такое суждение, что времена идеологии навсегда прошли, что сознанию современного человека чуждо само понятие "идеология".

О: Известно, откуда ветер дует. В мире достаточно сил и разных организационных структур, которые хотели бы видеть Россию в гробу. Диссоциация страны начинается с разложения сознания ее ведущего этноса. Русский сейчас не знает, кто он: европеец ли, азиат ли. Старшим поколениям недостаток идеологии заменяет инерция и жизненный опыт. А вот пареньки с автоматами оказываются во всех смыслах "на передовой". Это и передовая борьбы идей. Ворох вопросов, на которые они не знают ответов потому, что они никогда этих вопросов и не слышали. Никто никогда прежде не ставил перед ними таких вопросов. Что мы делаем в Дагестане? - это не самый сложный из вопросов. Что такое Россия? Империя ли? А что?

Недоброжелатели нашей страны ставят вопрос уже в такой плоскости: Что делать с телом умершего? Расчленить на части и положить в разные мешки (прилегающие страны)?

В: Вы хотите объяснить восемнадцатилетнему пареньку, что такое Россия?

О: Не стоит так узко понимать задачу. Конечно, нам нужно понять, что такое Россия. От этого вопроса никуда не уйдешь. Но сейчас в первую очередь нужно лучше понять, что происходит в голове того восемнадцатилетнего парня.

В: И что же там происходит по-вашему мнению?

О: До призыва в армию он гулял с друзьями и с девочками. К школьным занятиям относился формально, впрочем, как и большинство его учителей. Весь идеологический багаж вошел в него через телевизор, вместе со всем телевизионным рекламным мусором. Чуть ли не единственное, что его привлекало из всего виденного по телевизионному ящику - всякие смешные передачи вроде той, что сделал Шендерович. Вся страна - это повод посмеяться. Василий Розанов, имея в виду разлагающее воздействие на умы высмеивания всего и вся, в одном месте писал так: "После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России". Наблюдая происходящее в стране сейчас, я с радостью обнаруживаю, что даже после Шендеровича есть еще в России энтузиазм (и его передачу отменили в дни траура в стране - это достижение, не его, кстати, достижение, администрации телеканала). Конечно, взрывы - это слишком жестокое средство для оздоровления. Но все-таки что-то от родителей перепало тому пареньку с автоматом, который воюет против профессиональных боевиков. Он же не "закосил" от призыва. Значит, что-то русское в нем еще есть.

В: Ну, хорошо. Давайте попытаемся перейти в практическую плоскость. Что же мы можем?

О: Мы можем, мы обязаны противостоять разлагающему воздействию того информационного идеологического мусора, который обрушивают на голову русского человека, на головы подростков, которые назавтра вынуждены с автоматом в руках отбивать атаки врага. Именно врага.

В: Как, разоблачать, обличать пустобрехов, которые не понимают наносимого ими вреда или даже умышленно ведущих работу "по разложению тылов противника", как называлась военная специальность у студентов истфака МГУ? Только теперь тылами противника оказались эти русские пареньки с автоматами.

О: Разоблачать? Ну, как минимум - самим делать все так, как надо. Самим быть русскими. Писать по-русски.

В: Сборники анекдотов, которые являются настольной книгой каждого подростка, тоже написаны на русском языке.

О: Ну, и что? Немецкие листовки, которые с самолета сбрасывали над окопами наших солдат, попавших в окружение, тоже были написаны на русском языке. Не в этом же дело.

Дело в духе, котором пропитано подлинно русское произведение. Человек, который сразу же поймет, что рассказ с грязными развратными идеями гадок, отложит его в сторону, такой человек и с автоматом Калашникова в горах Чечни будет на своем месте (если вдруг ему придется туда отправиться). Я исхожу из такого убеждения.

В: При советской власти нравоучений такого рода было более чем достаточно, однако не помогло режиму...

О: Я не предлагаю читать нравоучения. Первейшее дело - самому писать по-русски во всех смыслах слова, - духу и букве следовать в равной мере. А про советский строй - то другая песня. В Советском Союзе идеологическую функцию взяла на себя власть. Ничего не может быть безнравственней, чем чиновник, поучающий художника или писателя. Государство, конечно, может поддерживать какие-то творческие начинания, отдельных наиболее талантливых творцов. Но ведь тогда вопрос как звучал: опубликуют тебя в государственном издании или нигде и никогда твоя рукопись не увидит света. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Государственные власти могут должны бороться с враждебными акциями, в том числе в искусстве, если те вступают в противоречие с законом и, - это сейчас наиболее актуально, - составляют угрозу безопасности страны.

Если какой-либо телеканал в ходе военных действий выступает с позиций и в интересах той стороны, с которой ведут бои наши солдаты, то государственная власть обязана пресечь такую деятельность по разложению тылов его всеми доступными средствами. Арест имущества, пресечение вещания, - все меры в таком случае будут хороши.

В ходе вторжения в Панаму американские солдаты стреляли в телерепортеров, в том числе американских, которые оказывались в зоне боевых действий и в тылу войск. Журналист автоматически становился шпионом, информирующим через телевидение штаб армии противника о дислокации американских войск.

Когда Япония напала в 1941 году на США, то американское правительство, кичащееся своей демократичностью, арестовало всех мирно живших в Америке этнических японцев и согнало их в концлагеря. Безо всякой их вины, заметим.

Каждая вооруженная вылазка против России должна пресекаться. Каждый идеологический выпад должен подавляться столь же решительно. Причем, ракетно-бомбовыми ударами в том числе, если центр вещания находится с той стороны линии фронта.

В: Вы имеете в виду пропагандистские выпады Удугова?

О: Не только. Словесная угроза какого-нибудь чеченского "министра" в адрес России также должна пресекаться военным ударом. А задача творческого человека состоит в том, чтобы его читатель и зритель относился к подобному ответу как к само собой разумеющейся ответной акции. Подросток должен узнавать из творчества своих современников, что Россия - это святое. Никто не смеет даже угрозы произносить в ее адрес. Тем более, что угрозы и того же Удугова, и заместителя министра безопасности уже можно считать реализованными, со всеми вытекающими отсюда выводами по адресу того и другого "министров".

В: Но как же быть со статусом Чечни. По хасавюртовским соглашениям этот вопрос отложен на пять лет. Если мы, народ России, одобряем самые решительные действия наших войск, то как же быть с договоренностями?

О: Вопрос о статусе Чечни необходимо решить однозначно и окончательно. Чечня должна быть лишена статуса республики в составе Российской Федерации. Никогда больше никаких форм автономии чеченский народ получить не должен. На ближайшие два - три десятилетия главной задачей русского народа в области национальной политики должна стать ликвидация "Республики Ичкерия". Население этой республики, которое с такими планами не согласится, должно нужно распылить по поверхности земного шара.

Русская интеллигенция, которая считает себя интеллектуальной солью русской земли должна не только принять этот тезис, но всеми доступными средствами донести его до своего народа.

В: Уж больно крутые меры вы предлагаете. А сами вы не пугаетесь этих мыслей?

О: Мой ответ прост: у нас просто нет другого выхода. Какая может быть альтернатива предложенному образу мыслей и действий? - Сидеть в подвале, бояться очередного взрыва, обсасывать навязанный нам комплекс вины за преступления Сталина, а заодно и за всю многовековую историю страны. А лет через пятьдесят чеченские боевики штурмом возьмут Москву, десятимиллионное население которой будет молча сидеть по норам и сдаваться на милость победителям. Хотя нет. Азербайджанцы к тому времени, пожалуй, вооружатся, научатся воевать и будут с оружием в руках отстаивать свои экономические интересы в Москве, раз уж русские окажутся неспособными защитить ни себя, ни Россию.

В: Я думаю, что вы умышленно сгущаете краски, чтобы усилить звучание проблемы. Надеюсь, что ваши слова - всего лишь гипербола, художественный прием.

О: Если дальше дело пойдет так, как идет сейчас, то самый мрачный прогноз может стать реальностью. Из этого вывода и возникает наша задача сегодня - осознать проблему и сформулировать ее не столько в виде рациональной идеи, сколько в форме художественного образа. Еще одна наша задача заключается в противостоянии тем, кто опошляет российскую жизни и русскую литературу. И я не знаю, какая из двух сегодня важнее.

*   *   *

В сутолоке перехода между станциями метро лица пассажиров сегодня кажутся более озабоченными и угрюмыми, чем обычно. Сморщенные беспокойством лица, испуг в глазах. И разговоры сползают к одному и тому же. Школьники-подростки в своей привычной еще детской беззаботности переговариваются между собой о своих же товарищах по классу:

- ...дежурства в домах организовывают, машины грузовые возле домов чтоб не стояли. Мой отец вчера ходил. Так у всех что ли?

- А у нас-то Димка Отмелин в школу не ходит. Вместе с родителями уехал на дачу, там жить будет, пока все не прекратится. Они боятся взрывов. Вдруг, мол, их дом взорвут. Спрятались...