Валерий Суси

Накануне юбилея случилась перебранка. Артур, добитый бессоницей, уронил дорогую чашку из немецкого сервиза на двенадцать персон. Тонюсенький, как крылья стрекозы, фарфор немедленно погиб, превратившись в розовую кашицу на полу. "Безрукий, все у тебя валится, гвоздя вбить не можешь, что ты за человек", - сокрушалась жена, - "И зачем ты вообще полез за сервизом? Что, нельзя уже кофе попить из простой чашки"?

Артур поискал в себе силы встать на дыбы. Не нашел. "Ладно, успокойся", - сказал он, выходя из кухни.

За окном темно. Финляндия - северная страна, в декабре трудно дождаться рассвета.

Сервиз был подарен Артуру давно, на тридцатилетие, в той жизни, само существование которой казалось теперь придуманной историей. Но эти чашки, блюдца, кофейник со вздернутым носиком┘

Хотелось отметить полувековой юбилей, что-то в этой дате виделось особенное, веское, многозначное. Веха, за которой другая зрелость. Но как не прикидывал варианты Артур, по всему выходило, что на безработные деньги ничего сделать не удастся. И он почти уже смирился с этой мыслью, и приготовил бутылку водки, купленную у туристов из Питера, и купил пястку греческих, обременительных для кошелька, оливков.

Все полетело к чертовой матери три недели тому назад. Необъяснимым образом исчезли: свидетельство о рождении матери, ее же свидетельство о регистрации брака и собственное свидетельство о рождении. Всй оригиналы - пожелтевшие, одряхлевшие, архивного вида. По этим бумагам он с женой въехал в страну, из них вытекало, что он - финн, а больше и нечем доказать этот юридический факт.

Внутри этой ситуации гнездилось хищной птицей волокущее ожидание: истекал двухгодичный временный срок пребывания в стране и предстояло подавать документы в полицию на приобретение, по закону, статуса постоянного жителя.

В квартире все было перевернуто и обыскано десятки раз. Ничего. "Вероятно, по ошибке, выбросил в мусор вместе с ненужными бумагами", - это был единственный вывод.

По ночам трепала бессоница, днем передвигался сомнамбулой по квартире, пил кофе, курил, перестал выходить на улицу. Нервное напряжение достигло какого-то своего пика и неожиданно лопнуло, как воздушный шарик. События утратили свое значение. Прошлое, настоящее и будущее соединилось и образовало нелепое абстрактное чучело, не способное затронуть душу.

Мир затонул, как Атлантида.

Накануне юбилея шевельнулось сентиментальньное сочувствие к самому себе, потом оно дотронулось крепче, заставило вытащить тело из-под одеала и прокрасться на кухню, уединиться. Заварил кофе и вспомнил вдруг о сервизе. И так захотелось взять в руки изящную невесомую чашечку, и прикоснуться к ней губами, и сделать крохотный глоток, и доставить себе самую малость из той радости, которая обычно приходится на юбиляра.

Но чашка выпала из неуверенной руки┘

Потом был день, и была ночь. И опять пришло утро. Жена поцеловала его в щеку, подарила рубашку за восемьдесят марок. "Все образуется, все будет хорошо".

И Артур почувствовал, что надо сказать сейчас. Что именно в эту минуту надо сказать. Иначе, позже, она не поймет.

- Только ничему не удивляйся, Таня! Ничему. И не думай, что я схожу с ума, все в порядке, очень тебя прошу. Молчи, умоляю, не перебивай. Сегодня мне исполняется пятьдесят лет, юбилей. Я хочу сделать сам себе подарок, дорогой, правда, не дешевый. И ты не должна противиться, умоляю. Даешь слово, что не будешь? Ты непременно должна дать слово.

- Даю слово. Но что ты задумал?

- Увидишь. Только ни во что не вмешивайся, умоляю.

Артур прошел на кухню и показал на обеденный стол. По периметру ровнехонько розовели чашечки с блюдцами, в центре замер курносый кофейник, важный заварник, ушастая сахарница и сливочница, будто птенец с раззинутым клювиком. Весь сервиз без одной чашки.

- Вот так, - улыбнулся Артур и начал быстро сгребать посуду в приготовленное ведро. Фарфор кололся, крошился и рассыпался, - Только не мешай мне, умоляю, - смеялся уже Артур.

Жена подошла к столу, схватила последнюю уцелевшую чашку и бросила ее вслед за остальными.

- С юбилеем!