[ ENGLISH ] [AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]

Из дневника молодости

1. ДВЕ НЕПРИДУМАННЫЕ ИСТОРИИ

1 9 8 5 год

9 февраля. Сегодня долго говорили с Валерой о семье, и пришли к ... ее отрицанию. Решили, что ищущему, мыслящему человеку вообще не стоит жениться, ибо семья для него - всегда плен, обуза. Не случайно же Достоевский писал у гроба своей первой жены, что семья - все-таки ненормальное, эгоистическое состояние человека, закрывающее от него почти весь мир ("мало остается для всех " ). Прекрасно зная десятки самых разных семей, никто из нас не видел даже подобия нормальной семьи. Везде почти одно и то же - не свободный союз двух самостоятельных лиц, а сплошное обезличение, чаще всего - бессмысленное уродливое сожительство. Поневоле начинаешь думать, что брак выдуман для тех, кто неспособен к любви, кто, не зная, в чем состоит его истинная забота, поскорее взваливает на себя семейные - чтобы никогда уже не приходить в сознание. Нет, уж лучше одиночество и свобода, чем такой бессмысленный, унизительный брак, "как у всех ".

... Мы все ближе с Валерой. Ему скоро 21 год, работает лаборантом в одном секретном НИИ, где дают "бронь " от армии, а вечерами учится на истфаке МГУ (будущая специальность - "психология искусства " ). Он на 3 года моложе меня, но лишь с ним я могу говорить в полную силу, отчетливо сознавая, что подобного понимания, увы, я нигде больше не встречу.

Что делает его действительно интересным собеседником? - Искреннее желание стать образованным человеком; множество не узко специальных, а вековечных философских, самых что ни на есть насущных, жизненных вопросов, без разрешения которых он не представляет себе жизни. Выгодно отличает его от большинства моих знакомых и то, что он не стесняется открыто признаваться в том, что многого еще не знает. Сейчас почти невозможно встретить молодого человека, ценящего знания выше своего самолюбия. И я еще не встречал никого, кроме Валеры, кто бы так много и жадно читал самостоятельно, "для души " , и кто великих наставников человечества искренне считал бы и своими собственными наставниками. Иногда он жалуется мне на своих многочисленных знакомых студентов, что с ними почти не о чем говорить: "Они до того нелюбознательны, что вполне довольствуются скучными университетскими лекциями и учебниками ".

11 апреля. Валера говорит, что во многом благодаря мне он открыл для себя Достоевского, Толстого, Блока, Гессе, Камю... А я недавно с интересом узнал его любимого Макса Фриша. Правда, мне кажется, что у него есть много, мягко говоря, сомнительного, как у западного ноющего интеллигента, играющего от скуки с сокровен-ными вещами, Валера же принимает его целиком, без оговорок.

Недавно, заметив в руках у меня какую-то научно-популярную брошюрку по философии (то ли кандидата, то ли доктора наук), Валера сказал: "Ты что, прочитал уже всю классику, уже хорошо знаешь всех великих? " Стало неловко за себя, понял, что читаю тех, кого читать совсем необязательно.

4 июня. Были с Валерой на выставке наших авангардистов на Малой Грузинской. Есть кое-что любопытное, но в основном - бесконечные эксперименты с "формой " , показывающие лишь скудость содержания. Отношение к творчеству у настоящих художников во все времена было совсем иное. Усердное же изображение своих болезненных фантазий, галлюцинаций и сновидений прямо отрицает всякую связь искусства с жизнью людей и низводит его до уровня эстетического баловства. Смешно было видеть, как на выставке многие чудаки с умным видом старались разгадать значение бесконечных символов на картинах. Валера сказал, что наша так называемая интеллигенция, очевидно, не видит большой разницы между искусством и кроссвордом. Оказывается, он окончил художественное училище 1905 года и сам много пишет: "Такие работы, как на этих выставках, я могу делать по штуке в день, но чтобы стать настоящим художником, мне еще много нужно учиться и работать ".

22 августа. Спасаясь от одиночества и неотвязной тоски, вчера прибегли к народному средству релаксации. По почерку видно, что "вечеринка удалась " . Чуть не до утра читали Блока, наиболее близкого нам поэта:

Под шум и звон однообразный,

Под городскую суету

Я ухожу, душою праздный,

В метель, во мрак и в пустоту.

Я обрываю нить сознанья

И забываю, что и как...

Кругом - снега, трамваи, зданья,

А впереди - огни и мрак.

Тяжело. Не знаем, что нам делать со своим одиночеством, со своей томительной неопределенностью. Целыми днями заниматься, читать книжки, которые никто не читает, с трудом продираясь при этом к их смыслу, а потом выходить к людям и ясно видеть, что все то, чем ты живешь, что ищешь, все твои вопросы и мысли абсолютно никому не нужны... Порой, действительно, ничего не видишь впереди, кроме мрака, как в том стихотворении Блока.

20 сентября. Заходил в гости к Ксюше. Помнится, школьницей она была избалованным, самовольным ребенком - для домашних, и застенчивой, целыми днями сидящей дома и прилежно делающей уроки отличницей - для всех остальных... А сейчас? - Красивое, открытое умное лицо, изящные манеры, ласковые глубокие глаза. Я и не заметил, как неловкий подросток превратился в обаятельную, прекрасную девушку. Надо же, Ксюшке уже 20 лет! Удивительно и то, как легко и естественно ей удается совмещать учебу и развлечения, библиотеки и дискотеки, серьезные разговоры о самых сложных предметах и звонкий заразительный смех... Не часто встретишь такую жажду жить, такую безоглядную открытость для всех проявлений жизни. Очень надеется на свое образование и гордится, что учится на психфаке МГУ.

С теплотой вспоминала свой школьный литературный кружок, где они с учителем читали и увлеченно обсуждали любимые книги. "Жаль, - говорит, - что в студенческой жизни ничего подобного нет. Одной трудно разбираться в прочитанном, постоянно чувствуешь неуверенность: а вдруг я что-то не так понимаю, или чего-то вообще не вижу? А спросить не у кого ".

Когда рассказывал ей о Достоевском, очень слушала. Кажется, у меня появился еще один хороший друг (которого я знаю с пятого класса и по привычке все считал "маленьким " ). И как это она совсем не боится быть откровенной? И откуда у нее эта бросающаяся в глаза редкая уверенность в себе? Не из лекций же по психофизиологии головного мозга.

16 октября. Выставка нашего самого известного "народного художника " в Манеже лишь подтвердила все то, что мы и раньше знали. Смешно видеть рекламную фотографию, где преуспевающий придворный мазилка, имеющий несколько автомобилей, с самым серьезным видом позирует на могиле "любимого " и даже "духовно близкого " ему Достоевского. Ничего отвратительнее игр спекулянта в "духовность " быть не может.

А вот Шостакович в большом зале консерватории - совсем другое дело. Его Восьмая симфония потрясла нас с Валерой. Взволнованные, потом долго гуляли по Тверскому, говорили о своем будущем . Он пока еще не знает, кем станет, какому делу посвятит свою жизнь, однако не сомневается, что обязательно найдет свое настоящее призвание, непременно узнает, ради чего ему жить.

В этот незабываемый вечер мы с полным правом могли бы повторить вслед за юным Герценом: "Мы уважали в себе свое будущее ".

13 ноября. Вчера допоздна сидели с Валерой на Патриарших прудах, согревались "Арбатским " и думали о своем подвешенном состоянии: из ровесников не знаем никого, кто жил бы напряженной умственной жизнью , с кем возможно полноценное общение, и в то же время ясно, что до образованнейших наших умов нам еще очень и очень далеко. От одних (громадного большинства) ушли, а к другим не пришли. И оба чувствуем, что вряд ли когда-нибудь придем. Скорее всего путь чистого, академического ученого - не наш путь. И что же нам делать в этом странном, неопределенном положении, мы не знаем.

Вместе пробовали что-то изменить в комсомоле, издавать свой журнал, организовать что-то действительно полезное и разумное, но это оказалось невозможно: начиная с самых мелких комсомольских функционеров и до самого районного верха, мы не заметили ни одного, кто не был бы откровенным лицемером, карьеристом и к тому же дремучим невеждой. Такие омерзительные физиономии, что даже вспоминать о них тошно.

Идти в школу? Но вот Валера говорит, что мыслящему человеку там мало дела, в лучшем случае - влияние на одного-двух учеников. Неужели это правда?

С его НИИ сняли "бронь " и его, наверное, скоро заберут в армию. Печально. Будущему искусствоведу, да еще в 21 год это совсем ни к чему. Недавно демобилизовавшийся знакомый говорил, что отслужить сейчас в армии - то же самое, что отсидеть два года в тюрьме.

13 декабря. Провожал Валеру в армию. Тепло посидели с ним в "Что делать? " - нашем любимом кафе на ул. Чернышевского. Рассказывал, как его знакомый художник, рафинированный эстет, на приемной комиссии в военкомате катался по полу и истерично вопил, изображая душевнобольного. И после с улыбкой передавал слова полковника, наблюдавшего за этим представлением: "Вы свободны. Нам дерьмо в армии не нужно " . Говорил, что уж лучше час унизительных ломаний, чем два года службы. Валера, конечно, на такое не способен. Жаль его. С его ранимостью, раздражительностью даже в свободной столичной жизни, и вдруг - в какую-нибудь глушь, неизвестно к кому. Боюсь за него.

31 декабря. В трудную минуту вдруг вспомнил, как Валера сказал мне однажды, что он пришел к рефлексии, к вековечным вопросам лишь благодаря моему примеру и помощи. А я и забыл, что уже помог одному человеку на земле хоть немного измениться...

Однако от одиночества это не спасает. Совершенно не с кем поделиться своими мыслями. Валера далеко, а больше никто не поймет.

1 9 8 6 год

2 февраля. Первое письмо Валеры из армии, из Хабаровского края, где он служит в конвойной части, охраняющей заключенных: "Дни похожи один на другой, библиотеки нет. Но ничего страшного, я ждал гораздо более худшего. Так что за меня не переживай... Пи- ши побольше: разговаривать здесь не с кем - армия... "

27 февраля. Письмо от Валеры: "...Мне пишут довольно много, но твоих писем я жду с особенным нетерпением - они единственно по-настоящему интересны и искренне добры. ...Ты спрашиваешь, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной... Отвечу кратко: естественными. И со всеми сразу, и с каждой в отдельности.

Теперь о браке. Мы с тобой знаем, что семья скорее обедняет, нежели обогащает человека. Ты очень верно говорил, что даже если он и она идеально подходят друг к другу (чего никогда не случается в жизни), то все равно от закона адаптации никуда не уйти. Сколько ни меняй наряды, прически, мебель и проч. И мне совершенно непонятно, почему ты, рассматривая любовь с единственно верной (высшей, личностной) точки зрения, разделяешь половые и дружеские отношения. Это что - дань обществу, его предрассудкам? Наоборот, любовь как забота о ближнем должна становиться богаче, многограннее, выше от общения (в том числе и сексуального) со многими людьми. Конечно, подобное утверждение встретит бурю негодования, особенно среди женщин, но я убежден, что прав... Наше воспитание и так называемое общественное мнение приводят к тому, что у всех жен рождается отношение к мужу как к своей собственности, это ты очень верно заметил. Самое скверное, что я не вижу реальной возможности объяснить это женщине. Однако и отказываться от близости с женщиной в угоду каким-то предрассудкам - значит не только нарушить естественность в общении с ней, но и глубоко обидеть ее. Так что "полигамия " мне представляется единственно правильным и естественным выводом из всех наших рассуждений о любви.

Твое отношение к женщинам мне известно, и могу тебя заверить, что столь бережное и чуткое отношение я встречал лишь в русских романах. Однако, если я правильно понял, тебе не хочется скрывать от женщины своих отношений со всеми другими женщинами. Ты называешь это бесчестным. Меня всегда восхищало твое желание быть до конца искренним со всеми и, разумеется, в первую очередь с самим собой.

...Если не трудно, пришли "Диалектику природы " Энгельса и какой-нибудь художественный роман на свой вкус (они у нас мало отличаются) ".

21 марта. Был на дне рождения Ксюши. Потом гуляли с ней вдвоем на Чистых прудах. Говорила, что стала разочаровываться в своем психологическом образовании, поскольку для ее насущных девических проблем оно оказалось бесполезно:

- Сейчас нам читают одновременно аж шесть различных психологий (возрастную, личности, педагогическую, социальную, экспериментальную и дифференциальную), большинство из которых откровенно скучны... Информации новой много, а как тебе лучше разбираться в людях, по-прежнему неясно.

Что же мне делать? Больше читать самостоятельно? Но я еще не настолько уверена в себе, часто не знаю, кому из мыслителей и писателей можно доверять, а кому нет...

Действительно, в 21 год трудно ориентироваться в море мировой литературы (я и сейчас-то, в 25, с трудом ориентируюсь).

25 марта. Валера пишет: "...Об уровне развития окружающих говорить не стану, дабы ты не пришел в ужас. Вообще из столицы здесь многое может показаться жутким - и бессмысленные приказы, и зависимость от настроения сержанта, и дедовщина... Но главное - одиноко очень. Твои слова о мужчинах, с которыми совершенно не о чем разговаривать (это в Москве-то!), здесь чувствуются особенно остро. Ну, а с женщинами, сам понимаешь, здесь неважно.

...Мне кажется, что современному художнику (живописцу, литератору) "школа " не может мешать, просто в большинстве случаев за ней ничего, кроме духовной пустоты, не скрывается. Современным творцам, как правило, нечего сказать людям, вот они и увлекаются "техникой " . Вспомни все безобразия наших авангардистов на М.Грузинской... "

9 апреля. Познакомился у Ксюши с ее лучшей подружкой Наташей, они вместе учатся в одной группе. Наташа красива, женственна, общительна (это, кажется, немного даже и слишком), но мой опыт говорит мне сразу и об уме, о содержании. Лицо красивое, но стандартное. Язык бойкий, хлесткий, но поверхностный, иногда даже площадной. Темы разговоров самые мещанские - события из жизни "звезд " , где что купить, сколько чего стоит, насколько это модно и престижно... Сознание не студентки, а уличной девушки.

Хоть с Ксюшей они и разные, но обе ни за что не хотят верить Достоевскому (и не только ему, конечно), что богатство есть главная причина невежества. Им кажется, что можно одновременно думать о своем благосостоянии и образовании: "Ведь весь западный мир это успешно совмещает " . Посоветовал им еще раз повнимательнее прочитать "Подростка " , которого они хоть и читали, но, как выяснилось, не поняли.

3 мая. Очередное письмо от Валеры: "...Чем я занимаюсь? Числюсь в инженерно-саперном взводе. Работа в основном довольно тяжелая физически - тяну кабель, таскаю и вкапываю столбы по периметру зоны, иногда настраиваю аппаратуру там же. И это гораздо лучше, чем стоять на вышке или вышагивать по плацу, горланя патриотические песни (хотя, конечно, и этим приходится заниматься)... Мне полегче, чем прочим - вместо нарядов пишу плакаты, лозунги и проч. (художник все-таки), так что есть немного времени почитать и подумать.

Теперь о твоих вопросах. Я никак не могу понять, как ты пришел к "моногамии " , то есть к тому, от чего мы ушли. Мне кажется, ты ошибаешься, уходишь в область чистого идеализма... В жизни тебе никогда не удастся найти себе "ровню " , спутницу более или менее равного уровня развития, разделяющую твои основные жизненные ценности. Выход - ты сам его указал - вечный поиск. Хотя надежд на успех мало, это все же лучше, чем вечное подавление себя в угоду известным предрассудкам. Боль ближних - да, это, к сожалению, неизбежно... Твоя "беда " в том, что ты слишком требователен к себе и, через себя, ко всем остальным. Ты ведь сам прекрасно знаешь ту истину - чем богаче твой духовный мир, тем меньше вероятность встретить близкого человека. За уникальность, неповторимость своего развития приходится платить одиночеством. Остается - искать. Главное, чтобы каждая встреча, каждая эмоциональная привязанность была ступенью развития, чтобы не пропала даром... "

24 мая. Гуляя с Ксеней в Сокольниках, долго говорили с ней о смысле жизни - вообще и женщины в частности. Должна ли тут женщина отличаться от мужчины? Ей кажется, что да, и даже очень. Она хочет стать "хранительницей очага " , мечтает об уютном семейном счастье и видит свою высшую цель в воспитании детей. "Любить, - говорит, - можно многих: ведь в каждом человеке что-то есть. А если быть слишком уж разборчивой, то останешься одна... "

После моих долгих и горячих рассуждений о высоком назначе-нии женщины, где я доказывал, что, замыкаясь в семье, женщина страшно обедняет свою жизнь, безжалостно обкрадывает себя, она замолчала, не знала, что возразить, была явно в растерянности. Потом даже немного рассердилась на меня за то, что я поколебал ее сложившиеся мечты о счастье и вновь озадачил. Но кому-то ведь надо ставить все привычное, общепринятое под сомнение! Как же иначе начать думать?

Она захотела найти свое счастье, особенно не утруждая себя его поисками. Захотела, живя без усилий, в свое удовольствие, чего-то из себя представлять, да еще кого-то воспитать. Так не бывает. Посоветовал ей прочитать "Семейное счастье " Толстого, где хорошо показана (кажется, вопреки намерению автора) иллюзорность наивных мечтаний о тихом домашнем счастье.

Ксюша говорит, что измучилась жить с родителями, устала от непонимания, от непонятных строгостей (нельзя ночевать у подруг и проч.), от бесконечных поучений... Иногда хочется бежать от них.

19 августа. Из Валериного письма: "...После всего, что я повидал за эти месяцы, говорить о "нравственности " кажется мне абсурдом. Увидел столько дряни, что хватит на всю оставшуюся жизнь и еще детям моим в наследство. Знаю, что не прав, что об этих людях и говорить-то не нужно, но пересилить себя не могу. Слишком уж велико эмоциональное потрясение... Тоскую по тебе жутко. По ночам стал ты мне сниться. Кажется иногда, вечер с тобой - и полжизни бы отдал... Нервы, чувствую, на пределе...

Ты пишешь, что в последнее время у тебя появилось сразу несколько новых хороших знакомых женщин, да еще молодых, красивых и добрых (ты неисправим!). Выходит, твое развитие серьезно продвинулось вперед и умные книжки ты читал не зря. Только я не совсем понял, почему тебя тяготит общение с прежде близкими людьми, которые нуждаются в тебе? Или они неспособны к развитию? Разумеется, нет, но тебе хочется, чтобы они росли семимильными шагами и именно так, как когда-то ты сам. Конечно, не следует пренебрегать занятиями ради "бесконечных утешений " , однако, садясь за стол, помни, что в конце концов познаешь жизнь и людей (прости за высокопарность) ради самих людей, в том числе и "серых " , как ты говоришь. "Дело, за которое жизнь отдать не жалко " - как раз помочь этому "серому " стать "белым " или еще каким... Отрадно, что тебя не удовлетворяет твое нынешнее общение, что ты постоянно ищешь более интересное и содержательное общение, но не все же сразу. А "дело на всю жизнь " , оно, по-моему, может оказаться довольно будничным и однообразным. Если согласен, то "крест свой бережно неси... " Если нет, пиши, будем спорить, вопрос жизненно важный.

...Из достоверных источников мне стало известно, что солнечный напиток любви и философии (он же армянское лекарство трех и более лет выдержки) опять изрядно подскочил в цене, а во многих местах вообще пропал из виду. Так ли это? Неужели дело зашло так далеко, и несчастные, чьи души жаждут успокоения, а распаленные умы - истины, утешаются теперь томатным соком? Пиши уж всю правду, сколь бы горькая и "сухая " она ни была... "

16 ноября. ...Быть "естественным " с женщинами и больше не о чем не беспокоиться? Не думать, к чему эта "естественность " может привести? Но что это значит: быть естественным? Стендаль называл это высшей радостью в любви, и я его хорошо понимаю. А у Достоевского об одном развязном шалопае сказано: "свинья естественная "... Так кому же в человеке надо быть естественным - человеку, или еще кому? Какая к черту "естественность " , когда забываешь о человечности!

Развиваться... благодаря чуть ли не сознательному причинению боли близким, беззащитным людям (как писал Валера в предпоследнем письме)? Что же это за "развитие " такое? И кому оно в таком случае нужно?

1 9 8 7 год

18 февраля. Валера написал, что должен скоро приехать в отпуск - "за проявленные мужество и героизм ".

22 марта. Валера приехал как раз на свой день рождения - 23 года. Выглядит неплохо, только огрубел как-то. Оказывается, отпуск ему дали за то, что убил в тайге бежавшего зэка, когда настигли того ранним утром, просто расстрелял спавшего из автомата в упор. Таков негласный приказ: обратно в зону никого из бежавших живым не приводить. Хоть и говорил, что в этом убийстве "нет ничего особенного " , но рассказывал о нем скупо, с явной неохотой. Я понял, что лучше об этом не расспрашивать.

Поразила компания молодых "интеллектуалов " на дне рож-дения. Студенты-историки битых два часа взахлеб говорили между собой об открытых недавно каких-то потайных прослойках в стенах одного древнего монастыря, о том, как летом они поедут на раскопки в Среднюю Азию... Видно, что раскопки в какой-нибудь пустыне волнуют их много больше, чем в своей голове. Две милые девушки второкурсницы историко-архивного института, читающие на немецком Канта и Маха, в своих смелых изысканиях дошли до того, что совершенно серьезно стали меня уверять, что дважды два - вовсе не обязательно четыре, а может быть три или пять, или еще сколько-то: "Это как посмотреть, в каком состоянии сознания " . Хотя их состояние было еще вполне сносное, пили одно шампанское. А вот Толстого обе очень не любят: "Нравоучительства много, а думать почти не о чем " . В самом деле, о "комплексах ощущений " в эмпириокритицизме Толстой подумать забыл, а о чем же еще думать?

Что же творится у них в головах? Ни от кого, ни от единого человека за весь долгий вечер я не услышал ни одного слова о жизни! Ни одного насущного вопроса, ни одной задушевной мысли! Ну и равнодушие!

З1 марта. Вчера провожали Валеру обратно. Много пили, смеялись ("Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью " ). Он молодец, моя опора в жизни, хоть и называл меня своим "учителем " . Чем сомнительнее мое поведение, тем больше я нахожу у него поддержку.

12 июня. Валера пишет: "...Запоем прочитал Тендрякова, автор изумительный! Особенно понравились "Затмение " и "Ночь после выпуска " - море, буря эмоций! Конспектировал буквально целыми страницами. Большое спасибо за новообретенного автора! Прочитал Маканина "Один и одна " . Любопытно. Писатель наблюдательный, но, начиная с середины повести, кажется, начинает повторяться. То ли ему больше нечего сказать, кроме своих тонких наблюдений в узкой области, то ли он сильно зависит от своих героев (они его "ведут " , а не он их). Не знаю, согласен ли ты? Пиши, готов спорить. Будучи в Хабаровске, купил книгу И.С.Кона "Дружба " , собираюсь проработать... Пиши мне о себе, о новых духовных открытиях, знакомствах... "

"Новые духовные открытия... " Звучит как издевка. Вместо них - тяжелый кризис безверия. Где-то около недели - беспробуд-ное пьянство. Дела своего нет, дома своего нет, друзей нет, любви нет... Опять ничего-то я не знаю. Читать, заниматься с утра до ночи? Но кому это нужно?

21 июля. Теплое письмо от Валеры: "...Больше всего огорчает твое "пил целую неделю... " Я не ханжа, сам знаешь, но к чему эти крайности? "Пусто, плохо " - допустим; "не знаю, как жить и ради чего... " - понимаю, что трудно, но к чему опускаться до уровня тех, кого презираешь, общение с кем лишено смысла? ...Помочь желаю-щему выбраться из трясины самодовольного благополучия - цель достойная. А таких - гораздо больше, чем мы думаем. Отклик - вот наивысшая награда в жизни, по-моему. Отзовутся на твой призыв два, три, десять человек за всю жизнь - что ж, значит жизнь прожита уже не зря.

.. .В прошлом письме ты пришел к эмоциональной проповеди как наиболее эффективному средству влияния на людей. Здесь ты попал в точку. Проповедь - это то, чего сейчас крайне не хватает людям. Но выйдет ли из тебя проповедник? То, что в повседневной жизни ты человек довольно-таки необщительный и даже высокомерный - это несомненно. Хотя меня всегда поражал твой феноменальный успех у женщин, который я, как ни старался, не могу объяснить...

Что до меня, то во мне крепнет уверенность, что дальнейшая жизнь моя удастся. Раньше такого чувства не было...

Ничего, скоро уж будем вместе. Все будет хорошо! "

5 августа. В гостях у Ксюшки. Лет 15 знаю всю ее семью, давно уже считаюсь в ней своим. Отец - инженер на телевидении, где всю жизнь добросовестно трудился. Мать - добрейшая женщина, детский врач. Получая обыкновенное скромное жалованье, вырастили двоих дочерей (Ксюшка младшая). Никто из них никогда не жаловался на бедность, да и не было никакой бедности. Все всегда прилично одеты, всегда рады гостям (не отпустят, пока не угостят чем-нибудь), все отдыхали на черноморских курортах... Недавно они получили большую, действительно удобную двухкомнатную квартиру в престижном доме "повышенной комфортности " в Сокольниках (причем сестре с мужем осталась их старая квартира) и Ксюша с родителями стала жить по соседству с высокопоставленными чиновниками, генералами, артистами, спортсменами и т.д. Разумеется, все это бесплатно, от папиной работы. Сколько я помню, в семье всегда царил дух трудолюбия и честности...

И вот сегодня глава семьи вдруг стал нам с Ксюшей говорить, все более возбуждаясь, что цель жизни должна состоять в достижении не каких-то эфемерных идеалов "гуманизма и справедливости " , а комфорта и полного благосостояния.

- Всякие высокие идеи - это коммунистическая пропаганда, насилие над человеческой природой. Нас этими идеями дурачили 60 лет, и нынешняя молодежь смеется над ними, а заодно и над нами, стариками. Потому что в результате мы все оказались в нищете. Что мы имеем за свой честный труд? Ни уважения, ни машины, ни дачи, за границей не были, ничего не видели... А вот Запад без всякой идеологии давно уже живет как надо, и как все мы втайне мечтаем. Да, да - как мечтают жить все нормальные люди!

Не пойму, откуда эта неожиданная, разительная перемена в "мировоззрении " ? Верить в человека, быть высокого мнения о его предназначении - это значит дурачить его? И причем здесь "коммунистическая пропаганда " ? Разве идеям человечности и справедливости всего лишь 60 лет отроду? Тогда надо говорить, что и вся мировая литература с философией нас дурачат. Дома приличная библиотека, есть почти вся классика... Или ее никто не читает, кроме Ксюши?

Хотя сейчас почти все так думают, особенно те, кто и не начинал думать. Вся жизнь вокруг каждый день говорит нам то же самое. Мещанство - бессознательное и даже вполне сознательное - уже стало господствующим принципом жизни, подлинной "идеологией " самых широких масс. Кроме же "официальной пропаганды " и "улицы " для нас ничего больше не существует: не хватает образования.

Ксюша говорит, что многие западные ученые, психологи тоже пишут, что высшая цель жизни человека - в достижении комфорта, в полном удовлетворении потребностей. А где правда, она не знает: "Когда в институте случайно заходит об этом разговор, ответы преподавателей звучат шаблонно и неубедительно ".

27 августа. Большое письмо от Валеры: "...Осталось чуть более четырех месяцев, но с каждым днем все противнее, растет чувство омерзения к окружающему. Это не гнев, не ненависть - просто гадко, словно пальцами давишь таракана. Особенно раздражают "демократичные " разговоры офицеров с солдатами о женщинах, "о жизни " и их армейский юмор.

Я много работаю , читаю. Любопытный симптом: если молодой автор пишет о городе, то обязательно - одиночество, неудовлетво-ренность, при внешнем благополучии, попытка переосмыслить вопросы брака (!)... Особенно запомнились двое: Леонид Бежин и Евгений Крявкин. Последний действительно интересен, чувствуется, многое повидал. Его основные персонажи: преуспевающий фотокор-респондент, начинающий художник, музыкант, путанка. Основная мысль: все хорошо, но что-то не случилось в жизни, где-то ошибся, оступился. Очень рекомендую.

С огромным удовольствием прочел жизнеописание и "Дневники " Леонардо да Винчи. Удивительный человек! - пожалуй, был свободен, как никто. Все ему было безразлично, потому что все могло интересовать в равной мере, всю жизнь во всем сомневался. Крайне интересно!

...Современные поэты сильно разочаровали: у самых лучших - подделка под Хлебникова, которого тут недавно узнал. Он, может, и хороший поэт, и новатор... но по мне - это бред, пусть даже и виртуозный по форме.

Откопал в библиотеке целый ящик красок - много работаю. Кое-что стало получаться... Кажется, начал избавляться от излишней символики и маньеризма в работах. Дай-то бог, хотя пейзажи выходят отпугивающе пустыми. Тешу себя надеждой, что это из-за армейской атмосферы, а не позиции.

Ты спрашиваешь о планах на будущее? - Давно хотел с тобой поделиться, но как-то неудобно было - больно уж они "наполеоновские " . После армии хотел бы попробовать стать настоящим художником, поискать в себе Живописца. Никакой кабальной работы брать не хочу, думаю никуда не устраиваться (тем более "худож-ником " ), поездить по городам, учиться рисовать по-настоящему. Вот только с учебой не знаю как быть? То ли переводиться на заочный (если таковой у нас вообще есть), то ли бросить? Очевидно, искусствоведом я никогда не стану, это не мое, тогда зачем диплом? Как думаешь, что мне делать-то? Посоветуй. Иметь диплом "на всякий случай " - это не аргумент. Я прожил почти уже четверть века, времени не так уж и много осталось. Жениться в обозримом будущем не собираюсь. В этом я уверен... "

I9 сентября. Еще одно письмо: "...Со мной случилась беда. Очень тяжело сейчас. В полку работает комиссия. Они вчера нашли и разгромили варварски мою мастерскую - маленькую каморку в подвале под лестницей. Это было страшно! Они дико кричали, сломали мольберт, столик, полку с книгами, посрывали со стен мои работы... Забрали все - законченные картины, этюды, эскизы, краски и кисти, книги (в том числе библиотечные), дневники, конспекты, наброски стихов, твои письма - все "для изучения " . Объявили пять суток ареста. Сказали, что писать надо у всех на виду и в положенное время, чтобы все видели! Средневековье какое-то. Хуже всего то, что я стоял, смотрел, как эти Савонаролы топчут мои работы, лапают своими липкими руками мои дневники, уничтожают лучшие минуты моего двухлетнего ада, а я ничего, понимаешь, ничего не мог сделать. Один офицер назвал фрагмент "Дианы " Рембрандта "голой бабой " . Представляешь? ...Прости, что я столько грязи вылил, но поделиться больше не с кем, а носить в себе не могу, нет сил... "

4 ноября. Валерино письмо, надеюсь, последнее из армии:

"...С огромным интересом прочитал твое письмо, как ты решил пойти в школу - очень порадовал! Видя твой уровень подготовленности, твою требовательность к себе (редкую в наше время), я не сомневаюсь в твоем успехе. Ведь если не ты, то кто же? Хочу верить, что твои занятия со школьниками скоро перерастут в настоящую дружбу, полноценное живое общение... Я сменил пять общеобразовательных школ и нигде не встретил хоть сколько-ни-будь сносного (не говоря уже о настоящем) учителя.

...Благодаря знакомству с библиотекаршей прочитал "Игру в бисер " и "Паломничество в страну Востока " Гессе, три романа Кафки, Достоевского, "Дневники " Толстого... О последних хочу поделиться: может, я и серость, но все же убежден, что издавать их следовало бы с огромными купюрами, а лучше - вообще не издавать. На одну верную мысль два десятка неверных, а редко возникающее ощущение величия духа этого человека совершенно подавляется жалобами на боли в желудке. И откровенное кощунство: "Умер такой-то. И очень хорошо " (!). Странная у него "любовь " к людям... И пусть я не прав, но прежде чем ты начнешь меня критиковать, вспомни, что Савонарола тоже был революционером.

...Хоть наши с тобой литературные вкусы начинают расходиться (Толстой - камень преткновения), все же советую тебе прочитать несколько рассказов Вересаева. Изумительно пишет о проблеме свободной любви, о первой девичьей любви. Твое-то огрубевшее сердце, может, и не тронет, но твоим пионеркам будет, на мой взгляд, очень полезно. Особенно если верить слухам о неслыханной развращенности современных школьниц (верится, правда, с трудом)... "

18 декабря. Наконец-то вернулся Валера. Вернулся во многом изменившимся: каким-то по-мужицки огрубевшим, опростившимся и, кажется, еще более нервозным, ранимым...

Сначала посидели в "Лире " на Пушкинской, погуляли в центре, потом поехали ко мне. До утра пили "армянское лекарство " . Бедный, в какую же грязь ему пришлось окунуться и сколько же он пережил! Два года нечеловеческих условий жизни, среди беспросветной грубости, пошлости, хамства...

Но молодец, не унывает, огромная жажда работать, учиться. Говорит, что со временем его картины будут украшать Третьяковку. И это - без рисовки, со спокойной уверенностью. Даже я поразился такому честолюбию...

1 9 8 8 год

3 января. Новый год у Валеры. Так дружно и без сожаления провожали год старый, что почти все были хороши еще до курантов. Шумная случайная компания, в которой многие видели друг друга в первый и последний раз в жизни и в которую я затащил и Ксюшку. Вернее, она сама напросилась, совсем некуда было идти. Пили, веселились и пели почти до утра. Говорят, особенно душевно у нас с Валерой выходит "Ой, да не вечер, да не вечер... " , "Гудбай, Америка " и "про акацию ":

Целую ночь соловей нам насвистывал,

Город молчал и молчали дома.

Ночь напролет нас сводили с ума...

Сад весь умыт был весенними ливнями,

В темных оврагах стояла вода.

Ксюшка до того была нетверда, что уснула прямо в кресле за столом, где утром сразу же и продолжили. Валера одобрительно хохотал: "Настоящая студентка! " Уж не знаю, как и разошлись.

Конечно, было страшно весело, но вот на трезвую голову все иначе. Словно с колокольни сорвались. Болит не столько голова, сколько совесть. Какое-то переворачивание всех норм и приличий с ног на голову, какое-то карнавальное шутовство. Что-то отчаянное, даже определенно нездоровое слышится в этом нетрезвом сумасшедшем смехе. Смахивает на раздвоение сознания.

Ксюша-то что о нас подумает? Она ведь видела нас таких хороших впервые, любителей-то эстетики.

24 февраля. Валера пригласил в компанию своих знакомых евреев. Ничего интересного: одни анекдоты, пьяная болтовня о политике, о защите прав наших бедных евреев, о выгодах эмиграции... Гениальный, но непризнанный и оттого, наверное, весь растрепанный и непричесанный "писатель " , читал свой новый толстый роман, явно испытывая наше терпение и вынуждая нас с Валерой на третьей странице сбежать на кухню.

Как он может с ними общаться? Неужели нетрудно так убивать свое время?

И в то же время всю зиму, как одержимый, пишет свои пейзажи, ездит за город даже в тридцатиградусный мороз. Объясняет: "Нужно каждый день работать не менее 7 часов, иначе ничего не добьешься, прежде всего должного мастерства ".

4 мая. На все праздники Валера с Юлей поселились у меня. Под гитару втроем красиво пели, особенно нашу любимую "Когда я на почте служил ямщиком... ":

...Под снегом-то, братцы, лежала она.

Закрылися карие очи...

Налейте, налейте, налейте вина,

Рассказывать больше нет мочи...

Утром, проснувшись с больной головой, но со здоровым чувством юмора, стали искать, чем бы поправиться, и неожиданно нашли на книжной полке за томом Платона кем-то припрятанный целый стакан водки. Смеялись до коликов: спасибо философу - выручил.

Не без моего влияния Валера признал, что нормальное состо-яние человека - все-таки жить в семье. Согласен, что никакие самые дружеские связи не спасут от одиночества и неустроенности. Проблема лишь в том, чтобы найти свое alter ego , "другое " , но все-таки "я ".

16 мая. Долго говорили с Валерой о наших периодических кризисах безверия и разочарования во всем. Оказывается, и его эти опустошительные приступы стали навещать все чаще. Хотя работает по-прежнему много, до полного изнеможения. Однако согласились оба, что безверие, пессимизм - это слишком легко, не требует ни ума, ни сердца, ни воли. Это капитуляция перед жизнью.

11 июня. До четырех утра говорили с Валерой о его будущем. Ему все больше кажется, что без денег и связей в искусстве ничего не добиться, то есть вообще никому не добиться. А посмертная слава его не утешает. Он не настолько уверен в себе. Стал даже поговаривать об эмиграции куда-нибудь в ЮАР или Израиль. Кто-то ему сказал, что там молодому художнику предоставляют бесплатно мастерскую, дают приличную ссуду. Невозможность самовыражения, бедность, отсутствие своего нормального жилья расшатали его нервы до предела.

Но я не верю, что он сможет уехать. Для меня это дико.

23 июня. Беспокоит Валера, его неотвязчивый пессимизм, нередко даже цинизм. Периоды веры, надежды, напряженной работы все чаще сменяются периодами праздношатания, общения бог знает с кем... Говорит, что мы уходим в разные стороны, в разные сферы деятельности: я - в педагогику, он - в искусство. Боится, что в будущем это приведет ко все большему непониманию. Думаю, это пустое. Надо с ним поговорить, сказать, что прежде всего необходимо думать и беспокоиться о себе, о своем облике, и только потом ждать признания, искать отклика. "Надо чем-то быть, чтобы что-то сделать " (Гете).

30 июня. Всплыла в памяти Валерина фраза о смысле художественного творчества: "Писатель пишет не тогда, когда у него есть что сказать людям, а когда не может не писать. Главное в творчестве - самовыражение " . Знакомо. Но ведь искусство - это средство общения между людьми. И это говорит не только Толстой, но и сам здравый смысл. Неужто стоит писать и тогда, когда человеку нечего сказать людям, когда он мало чего пережил и мало чего знает? Писать не для кого? Писать и не ведать смысла? Как-то совсем не по-человечески. Разве высшее творчество может быть сродни недержанию?

5 августа. Всю ночь проговорили с Валерой о человеческом общении, о любви (о чем еще говорить одиноким?). Проблема: как совместить желание видеть любимого человека лучшим, чем он есть, с принятием его таким, как он есть? Ведь именно первое желание, а не простую жалость, Сухомлинский называл настоящей добротой. Как примирить жажду идеального с реальностью? Что-то не получается. Или это две различные ступени и ответ надо искать в диалектике?

В одном Валера, безусловно, прав: нам надо учиться любить смертных, а не придуманных, то есть живых, а не абстрактных людей. Мы же сами далеки от идеала. Валера убедительно говорил, что нужно приземлять наши идеалы, они от этого не пострадают, а вот общение от этого только выиграет.

И все-таки непонятно, что же делать с недостатками, слабостя-ми близких, которые ты ясно видишь и которые отравляют твое общение с ними? Умиляться им? Прикинуться слепым?

Валера с удовольствием повторяет фразу своего любимого Фриша: "Носить женщину на руках - верный способ погубить любовь " . Но как это понимать? Какой смысл он вкладывает в нее? И какой вкладывал сам писатель?

2 сентября. Валера предложил хорошую идею - организовать частный юношеский клуб свободного общения. Собрать человек пять знакомых (молодых писателей, художников, педагогов, музыкантов...), кто мог бы и хотел заниматься со старшеклассниками. Что им можно предложить? Лекции, беседы, рефераты, хорошая серьезная музыка (в том числе "живая " ), стихи, совместное чтение классики и обсуждение... Валера прав: воспитывать ребят можно и вне школы. Вне школы даже лучше. Было бы помещение. Чаадаев же проповедовал всю жизнь в дамских салонах.

20 сентября. ...Вновь и вновь возникает старый вопрос, казавшийся давно уже решенным: а зачем человеку становиться умнее, просвещеннее, нравственнее? Вот именно - зачем ?

Перед умственным взором - Ксюша. Раньше о чем-то мечта-ла, думала, много читала, чего-то ждала... А сейчас? Недавно случайно встретились в компании общих знакомых. Какое-то беспробудное веселье, сильно смахивающее на отчаяние, броские наряды, обильная косметика, какое-то подчеркнутое легкомыслие... Такой я ее никогда прежде не видел.

Рассказывала, что недавно рассталась с одним молодым поэтом, с которым у нее был бурный роман. Будучи уже членом союза писателей, он решил уехать в Америку - искать признания и денег там. У нас, оказывается, это намного сложнее. Бедная Ксюша, видно, намучилась с ним - когда рассказывала, глаза были на мокром месте. Очевидно, талантливый поэт искренне считал, что и в его бесконечных капризах все должны находить проблески гениальности.

Вспомнил, как в разговоре она несколько раз повторила: "Человек слаб " , "людей нужно понимать, а не оценивать " ... Что стоит за этими расхожими словами?

Положим, мы и впрямь часто бываем слабы... Ну и что? Разве это все? И вместо того, чтобы поспешно провозглашать нашу собственную слабость вселенским законом, может быть, полезнее подумать совсем о другом? Ведь вопрос вовсе не какой-то метафизически абстрактный, а как раз предельно жизненный и конкретный: кто именно слаб? когда именно он слаб? по какой причине? и, наконец, - зачем он так слаб ?

И неужели она еще не знает, что понимания без оценки не бывает? Ведь ясно же, что "оценивать " не значит "осуждать ".

Так зачем же Ксюше все умное, серьезное и возвышенное? В самом деле - зачем? Что, она станет от этого счастливее?

Толстой писал: "Всякое учение о жизни людей есть только учение о том, что лучше для людей " . Так что же лучше, какая жизнь лучше для Ксюши, для меня, для всякого человека?

28 сентября. Опять одолевают сомнения во всем. Не могу придумать ничего лучшего, как занять позицию стороннего наблюдателя жизни и ждать. Почти каждый день - вино, пустое, не приносящее радости сидение с Валерой в "Ладье " (на Гоголевском бульваре нашли недавно открывшееся очень уютное кафе), бесконечные разговоры все об одном и том же, от которых ничего не проясняется. Сами над собой смеемся, вспоминая фразу из "Анны Карениной " : "Все события дня были разговоры ".

И все-таки спасибо Валере: никто так не помогает мне в тяжелые минуты. Без него было бы совсем тошно.

Ну и кого же я такой могу учить? И чему?

2 октября. Смотрели с Валерой "Сталкера " Тарковского. Какие же мы жалкие! Фильм о том, что у интеллигенции за душой, о самых сокровенных желаниях человека. А у нас-то что за душой? Мы-то чего хотим в жизни? Хорошо ли знаем это?

Запомнились предельно откровенные, пронзительные слова отчаявшегося в творчестве Писателя (Солоницына): "Я хотел переделать людей, а люди переделали меня ". Кто же это сделал? - Как кто? - Да мы! В том числе и мы, сидящая в зале публика, кому он в мертвой тишине чуть не кричит: "Вы же только жрете! " Когда же он сетовал: "Вечно бабы какие-то... ", трудно было не узнать самих себя... Ах, какие же мы жалкие.

12 октября. Ни с кем не могу говорить серьезно, кроме Валеры. Хотя в последнее время и с ним все труднее. Стал какой-то неопрятный, болезненно нервозный, иногда бывает резок до грубости. Вижу, какие мы с ним разные. О чем ни заговори, все-то ему заранее известно, на все есть готовый ответ. Да и живет в последнее время мелко: вместо живописи - фотография, вместо книг - газеты, вместо великой музыки - блатные лагерные песни... Странная какая-то у него любовь к живописи: "Если не вывесят в скором будущем мои работы в Третьяковке, то я все брошу ".

Говорит, что уже отказался от своей прежней цели служения ближним: "С собой бы разобраться ".

16 октября. Неожиданное письмо от Валеры, хотя мы оба в Москве.

"Поскольку каждый из нас время от времени признается другому, что его все чаще посещают кризисы безверия, приступы тоски, не приводящие ни к чему, и тому подобные "издержки самовоспитания " , мне бы хотелось поделиться с тобой некоторыми сомнительными мыслями.

"Считать метафору доказательством,

поток праздных слов - истиной, а себя

оракулом - это заблуждение, свойст-

венное всем нам... "

Поль Валери

...Нам кажется, мы знаем верную дорогу к истине, "как лучше жить " , "как быть счастливым " - ведь прочитано столько умных книжек, переговорено столько важных разговоров и, наконец, выпито столько вина... Но начинается новый день, который почему-то не похож на предыдущие, и идеалы вроде бы приложимы к жизни, да не совсем, и поступаем мы вроде бы правильно, но подступает порой такая жгучая тоска, что все вновь валится из рук... И вновь с упорством параноика начинаешь строить карточные домики, которые скоро рушатся у тебя же на глазах... Где же она, дорога к тем островам, на которых умирают безумными и счастливыми? Вместо нее - остается горечь рта с утренним перегаром, с привкусом коньяка и пустой квартиры, и тайных страстей рискнувших дам... Впрочем, прости, у нас с тобой, насколько я понимаю, молчаливый уговор, что такие проблемы не обсуждаются. Хотя их и проблемами-то не назовешь.

Каждого из нас прошлое по-разному научило, что совершенно бесполезно быть серьезным, прибегать к серьезности в кризисные минуты, хватать себя за лацканы несуществующих пиджаков и требовать каких-то вымученных поступков, решений или отречений. Наверное, следует отказаться от дурацкой попытки поцеловать время и перестать сходить с ума в прокуренных ночами душных мрачных комнатах. Пусть кафе станет повязкой, предохраняющей разум от слишком жестких прикосновений памяти. Для нас с тобой настали времена грустных друзей и ресторанов с зеркалами - мы входим в зрелость, примирившись со всем на свете... Теперь "навсегда " означает "послезавтра ". Иногда от усталости мне хочется достать белый носовой платочек капитуляции. Или, пока еще свободен и с виду неподотчетен никому, - поскорее выйти из игры, уйти с перекрестка на какой-нибудь из окольных путей, провозгласив его необходимым и единственным. Женщину я полагаю одним из таких путей, литература может стать другим, беззаботное распутство еще одним, размышление над блюдом с великолепной вырезкой в "Ладье " - еще одним...

" Всякий путь ложен, если не идти по нему с единственной целью - быть в пути " ( Сартр).

...Не думай, что мы с тобой столь уж оригинальны - все, каждый по-своему, каждый на своем уровне, ищут рай, потерянную невинность, ищут, обливаясь слезами, вслепую, - все хотят открыть дверь, чтобы войти и возрадоваться... Впрочем, мы все равно будем принимать красоту за цель и предел всех желаний на земле, где, по сути, не все так уж и плохо. Многие находят эту жизнь вполне удовлетворительной, духи приятными, жалованье хорошим, литературу высокохудожественной, а журналистов умными... И каждое очередное совещание Политбюро, каждое заседание ученого совета каких-нибудь наук приканчивает наши лживые надежды... Все же надеюсь, что в чьем-нибудь не-ко-времени-нетактичном смехе, в скупой-в-бороду-блеснувшей-некстати слезе тоска по идеалам все же оживет. Она в цвете наших глаз, в каждой нашей горькой иронии и запое, в каждой новой любви, во всем, что нас расковывает и нас же обманывает.

Все-таки верю в бесперого двуногого.

Однако, в отличие от тебя, я отказался уже вскарабкаться на Синай или еще какую-нибудь дарующую откровение высоту, а потому все более прихожу к выводу, что лишь живя нелепо и абсурдно, можно когда-нибудь разорвать этот абсурд.

Древние книги, бутыль с вином или спидоприносящий гомосексуализм - любая вещь может оказаться прекрасной или отвратительной сама по себе, но глупо принимать ее как ключ к искомому царству. Поэтому осталось лишь хохотать, как сумасшедший, провозглашать себя олдовым хип-отцом, дрессировщиком падших женщин и называть на "ты " человека, что спит с твоей женой - сюжет трагический, прямо для Шолохова, уверяю тебя!

...В юности, сидя в кафе, бывало, от иллюзорного ощущения одинаковости с товарищами мы чувствовали себя счастливыми. В памяти отчетливо встают московские кафе, где нам на несколько часов удавалось освободиться от семьи и обязанностей, и на этой продымленной территории так верилось в себя и в друзей, что непрочное начинало казаться незыблемым... Мы, двадцатилетние, сказали там свои самые истинные слова, познали самые глубокие привязанности, мы были подобны богам над остывшей чашкой бурого кофе и рюмкой коньяку. Потолки тех кафе до сих пор для меня - небо рая... А улица всегда была как изгнание, изгнание домой, к студенческим конспектам, к послезавтрашнему экзамену или никчемушней невесте, которая читает Пикуля и на которой мы в конце концов женимся - а что делать... Теперь у каждого своя орбита, лишь время от времени - случайное рукопожатие, пятиминутный разговор...

...Человек - животное спрашивающее. В тот день, когда мы по-настоящему научимся задавать вопросы, начнется диалог. Пока же наши вопросы лишь головокружительно отделяют нас от ответов. И остается лишь постучать в дверь кафе бетховенским стуком и затем, опьянев от коньяка и усталости, смотреть, как кто-то, к радости собравшихся, достает из кармана крысу или порнооткрытку: идиотские забавы - жизнь... И улыбаться пустой, привычной улыбкой, в которой, возможно, притаилась жалость.

С любовью и надеждой на поддержку.

Твой Валера ".

19 октября. Долго думал, что ответить Валере. Написал так:

"...Только не подумай, что я тебя собираюсь учить - ведь я сам не знаю, как жить. Как другу, хочу тебе помочь, нам ведь обоим не сладко от нашей неопределенности, непроходящей "усталости " , нашего "сумасшедшего хохота " , неумеренного пьянства и всего прочего. Вот только не знаю, что тебе и сказать, уж больно тревожное, поистине "сомнительное " письмо ты мне написал.

Скажу прямо: указанные тобой "окольные пути " вроде беззаботного распутства, баловства литературой или нетрезвого философствования в "Ладье " - это не для меня. Этого я нутром не принимаю и никогда не смогу принять. Иначе - это буду уже не я, а кто-то другой. Без конца слепнуть, путаться, пачкая себя грязью; непростительно ошибаться, вновь и вновь заблуждаться на том же самом месте, легко обманывая себя; позорно малодушничать и опускаться, в несчетный раз забывая все уроки и теряя голову; падать ниже низкого, дав перед тем очередной обет "исправиться " , - это да, это я могу, сколько угодно, ты же знаешь. Могу, но только при одном условии - ни в коем случае не принимая все это за норму, называя болотную грязь все же именно грязью, а не чистым источником, не оправдывая своих слабостей и пороков, наоборот, - сам же первый глубоко страдая от них, часто сгорая со стыда, и - главное - несмотря ни на что не переставая искать свое настоящее дело, тоскуя в душе о чистой, настоящей жизни и даже, как ни странно это звучит, о "благообразии "...

Двадцатилетний Владимир Соловьев писал Кате Романовой, что нравственно народ "упал почти до скота, но пока он сохраняет великое понятие о "грехе " , пока он знает, что человек не должен быть скотом, до тех пор остается возможность подняться; но когда его убедят, что он по природе своей есть скот и, следовательно, живя скотски, поступает лишь соответственно своей природе, тогда исчезнет всякая возможность возрождения " (1873). Не правда ли, звучит сегодня актуально как никогда. Во всяком случае для меня. И чего нам слушать каких-то иностранцев, да еще декадентствую-щих, когда наши лучшие мыслители в вопросах нравственности уже в юности твердо знали то, что иные знаменитые французские литераторы не смогли узнать во всю свою жизнь?..

Так что же, принять нашу нынешнюю - такую сомнительную, такую пустую и несчастную - жизнь, и убедить себя, что такой-то она и должна быть? От маловерия принять ее как "нормальную " , с помощью умственных игр и известных заблуждений известных писателей оправдать в своих собственных глазах и после навсегда успокоиться на ней? - Я не смогу. Чувствую, что никогда не смогу. Хотя бы по той простой причине, что это было бы слишком уж легко. Уважать себя не смогу... Да и никто не сможет.

Слишком легко от нечего делать сидеть вечерами в кафе, играть искренними женскими привязанностями, пробавляясь при этом на досуге литературой и эстетикой... Чем тогда наша жизнь, мы сами будем отличаться от добросовестных развратников, прожигающих свою жизнь в тех же кафе? Тем, что мы вообще-то еще и читаем умные книжки, и способны еще что-то глубоко чувствовать, когда голова не болит? Кого такое объяснение удовлетворит? Ребенка, и то нет. А хоть отдаленно походить на этих ресторанных личностей мне вовсе не улыбается. А тебе?

И тогда какое место в нашей жизни, в нашем сознании займут наши с тобой учителя - Гете и Достоевский, Блок и Пастернак, Гессе и Камю, Тарковский и Бергман... Неужели мы отведем им унизительную роль интеллектуального кроссворда для досуга? Одно я знаю точно: если я когда-нибудь откажусь от своих идеалов, то смогу расценить это не иначе, как предательство своих учителей. Они жили и страдали (побольше нашего, как ты понимаешь) не для того, чтобы мы при первом удобном случае облегчали свою и без того пустую жизнь и тем изменяли - самим же себе.

...Ты пишешь, что мы всегда будем принимать красоту за высшую цель на земле... Как ты понимаешь эту красоту? Как Достоевский - как тот нравственный идеал, что спасет людей, или как-то иначе? Похоже, что как-то иначе. Ведь если понимать красоту в духе Достоевского (то есть в духе христианства и всей европейской культуры), то уже совершенно невозможно будет воспринимать этот мир как "удовлетворительный " и "примириться со всем на свете " . Ты же сам понимаешь, что такое бессильное примирение есть не что иное, как капитуляция перед жизнью, капитуляция, после которой можно уже забыть о всякой красоте и всяком достоинстве.

Да разве тебя самого смогут когда-нибудь удовлетворить какие-то "идиотские забавы " , как ты сам называешь эту безрадостную жизнь на грани отчаяния?

Ты цитируешь Сартра: "Всякий путь ложен, если не идти по нему с единственной целью - быть в пути " ... Но это верно, очевидно, лишь в том случае, когда в качестве высшей цели выступает идеал - ясный и безусловно прекрасный идеал, который, "по определению " , недостижим. Иначе ведь вместо пути получится если не топтание на месте или по кругу, то какое-то бесконечное вихляние и праздношатание - неизвестно куда и зачем. Ну, сам подумай: "беззаботное распутство " - что это за путь? Куда он ведет и куда тут идти? Расслабленно сидеть в ресторане - это тоже значит "быть в пути " ? Принимать это без шуток мог лишь наш любимый с тобой Стива Облонский, обленившийся до того, что мечтал сделать как-нибудь так, чтобы одновременно и лежать, и пойти. "Лежать-то отлично ".

Далее ты пишешь, что надеешься преодолеть абсурд, упражняясь в нем... Ты это серьезно? Мы же с тобой все это разбирали и поняли, что метафизика - это не самое сильное из того, что есть у французских экзистенциалистов. Ведь если есть одно, значит непременно есть и иное (вспомни Платона с Лосевым); если есть абсурд, значит непременно есть и смысл. Как иначе мы узнали бы о самом абсурде? И, по-моему, нетрудно показать, что известное выражение "философия абсурда " есть contradictio in adjecto . На мой взгляд, для этого достаточно слово "философия " перевести на русский и вспомнить, какой изначальный, исконный смысл в это понятие вкладывали как сам его автор, так и великие его последователи, создатели самой философии.

...К сожалению, у меня у самого вопросов куда больше, чем ответов. Я только хочу честно искать эти ответы и верю, что рано или поздно найду их, не могу не найти. И ты, безусловно, прав в том, что сначала нам необходимо научиться задавать вопросы. Что ж, давай учиться вопрошать. Я согласен и готов тебе в этом всячески помогать ".

Написал ему, а после подумал: как же он собирается совмещать упражнения в абсурде с вопрошанием? Ведь серьезное, честное мышление - это вполне определенный образ жизни .

25 октября. Кажется, мы все больше расходимся с Валерой. И вопросами расходимся, и самими жизнями. Откуда в нем эта резкость, нетерпимость, болезненная категоричность? Сам же говорил, что нужно учиться задавать вопросы, а на деле его мало что интересует, особенно в собственной жизни. Разговаривает так, словно ему давно все понятно и думать совершенно не о чем. Жаль. Лучший мой друг, не раз выручавший меня в самые тяжелые минуты, друг, которому я столь многим обязан... И вот расходимся, становимся чужими.

Сегодня, когда я ненароком вспомнил кого-то из великих, он вдруг словно взбесился: "Хватит слушать проповеди! Нас с детства замучили бесконечными нравоучениями! Пора уже жить своим, а не чужим умом... "

А в ответ на мое письмо только и сказал: "У тебя форма слабая " . И больше ничего. О содержании ни слова. Разве так можно? Кто ждет красивых слов, спрашивая о дороге?

29 октября. Теплый осенний вечер. Было очень поздно. Накрапывал дождь. Как не раз уже бывало, мы сидели с Валерой на Покровском бульваре, попивали из горлышка легкое красное вино и не спеша беседовали о своем неопределенном будущем...

Сидели под каким-то густо разросшимся кустом и из своего романтического укрытия невольно наблюдали за редкими, спешащими домой прохожими. Пройдет мимо нас человек, и через минуту в темном окне соседнего огромного, в стиле "сталинского ампира ", дома вспыхнет свет. Одинокие, бедные, неустроенные, мы живо воображали, как мирно и счастливо живут здесь те, кто случайно проходил мимо нас. Да, мы понимали, что в подавляющем своем большинстве они и понятия не имеют о том, что такое серьезное чтение и мышление, что у них нет того, что можно назвать целью , однако несмотря на это они с радостью, как нам представлялось, спешат в свои уютные, богато обставленные квартиры, где их кто-то с нетерпением ждет, любовно заботится о них... А мы, такие читающие и думающие, вот сидим на лавочке, мокнем под дождем и пьем из горлышка вино без закуски, - потому что нам совсем некуда пойти и нас никто особенно не ждет...

И вот тогда Валера не без волнения заговорил о том, что с некоторых пор мучает его все сильнее и сильнее:

- Знаешь, все чаще сравнивая свою одинокую, томительно неопределенную жизнь с хорошо налаженной и обеспеченной жизнью тех, кто живет в этих благословенных домах, я никак не могу для себя однозначно решить: чья же жизнь лучше? Честное слово, я не могу понять: чем же конкретно моя бедная, нервозная жизнь художника лучше спокойной жизни среднего обывателя? Да, да - того самого заурядного сытого обывателя, которого я раньше презирал.

Да, я хотел, и сейчас еще хочу, стать настоящим художником... А если у меня нет для этого необходимого таланта? Откуда я это могу знать? Точно знать. Один большой художник, кого я очень уважаю и кому я показывал лучшие свои работы, даже хвалил меня и говорил, что у меня определенно есть кое-какие способности, только для того, чтобы стать настоящим мастером, мне нужно еще много работать... Но ведь и он может ошибаться... А если годы и годы каторжного труда и лишений окажутся потраченными впустую и я ничего не достигну? Что тогда? В тридцать лет оказаться у разбитого корыта я не хочу.

Внимательно слушая, я молчал, озадаченный его простыми вопросами. А он продолжал:

- Признаемся, как же, должно быть, здорово иметь действительно свой дом, нетесный и уютный дом, в котором не было бы никаких посторонних людей, вечно вмешивающихся и отравляющих твою жизнь; жить не в роскоши, - зачем? - а в нормальном достатке и со всеми элементарными удобствами; жить, не считая по привычке каждый рубль, а имея все нужное для полноценной жизни, для дружеского общения и настоящего творчества; прилично одеваться, имея все то, что принято иметь, живя в столице, покупая из вещей то, что тебе действительно необходимо и идет, а не то дешевое барахло, на которое еле-еле хватает денег; наконец, иметь свой автомобиль, который давно уже перестал быть роскошью, - опять-таки для того, чтобы можно было просто удобнее жить, работать, лучше отдыхать, больше повидать...

Конечно, есть вещи поважнее, и кто-то, наверное, может обойтись и без всего этого... но разве это не те простые житейские радости, к которым естественно стремиться абсолютно всем - образованнейшему ученому и глупой продавщице, настоящему поэту, творцу и серому инженеру?.. И разве они, эти маленькие человеческие радости, не могут наполнить всю жизнь человека, сделать ее по-своему полноценной и интересной, если другие, высшие радости и озарения ему недоступны? Мне все больше кажется, что могут... Иначе непонятно, какие цели могут быть у обыкновенного человека, кто лишен какого-нибудь ярко выраженного таланта, чего ему добиваться в жизни?

Хоть он изредка и посмеивался над своими жанровыми лирическими картинами обывательского счастья, в его усталом голосе явственно слышалась неподдельная, мне даже показалось, болезненная тоска. И я прекрасно понимал его. Знаю, что с детства он подолгу жил в провинции, и жил всегда бедно, в какой-то перманентной неустроенности, как-то по-походному, переезжая вместе с родителями из одной глуши в другую, из одной плохой школы в другую; даже работая и учась в университете, тратя все свободные деньги на кисти и краски, часто недоедал и порой не мог купить себе самое необходимое и донашивал такие старые, потрепанные вещи, в которых молодому человеку было уже просто неприлично показываться даже в метро; и далеко не всегда мог позволить себе купить недорогую нужную книжку...

Правда, знаю я и то, что до самого последнего времени он умел относиться к своей неустроенности и бедности совершенно безболезненно, как-то даже с иронией и свысока. Когда жизнь его, в отличие от ее обстановки, была на редкость насыщенной и богатой, это не задевало его самолюбия. Когда у него было будущее, которое он уважал в себе, он любил повторять слова Ницше (кажется, времен "Заратустры"): "Ведь ты звезда! Так ты должен блуждать и быть без дома, ты, беспокойный!"...

Но вот стало сомнительным будущее - и все зашаталось .

1 ноября. Вместе с Валерой попробовали подработать в одном кооперативе при художественной школе - собирали рамы для картин. И вот, проработав лишь несколько дней, чувствую, что больше не могу. Монотонный примитивный труд по 8 часов в день. Если так работать хоть несколько месяцев, тупость придет сама собой, можно не беспокоиться. Неужели он этого не боится? Или ему уже все равно? Деньги важнее?

6 ноября. Слушали с Валерой в консерватории федосеевский оркестр - Первый концерт и Пятую симфонию Чайковского. Редкое по силе и глубине впечатление. Как-то совсем ясна стала удручающая никчемность своей жизни. Даже больно и стыдно стало за себя.

Но было и ощущение извечно прекрасного, нахлынувшее желание стать лучше, чище, решительно изменить свою жизнь... Кажется, и у Валеры были подобные чувства.

17 ноября. Давно так содержательно не говорили с Валерой. Он словно ожил: вновь стало интересно учиться, читать, что-то писать самостоятельно, сочинять... С увлечением начал писать дипломную работу об экспрессионизме в живописи и музыке. Появилось серьезное, осмысленное занятие - пропало уныние. Рад за него.

Делился со мной своими мыслями о воспитании. Ему кажется, что обращаться с жизненными вопросами к старшеклассникам еще рано. Все их внимание естественно поглощено сверстниками, модой, подростковой музыкой, танцами, вещами и проч. Чтобы стать восприимчивыми к культуре, к ее вопросам, они должны сначала что-то пережить, в чем-то разочароваться, остро ощутить одиночество, какую-то пустоту в жизни... Чтобы не учитель, не книги, а жизнь, сама их реальная жизнь стала задавать им свои вопросы и настояте-льно требовать их разрешения. Вот когда они дорастут до этого, тогда, очевидно, имеет смысл обращаться к ним и помогать. И не с ответами, разумеется, а с вопросами; показывать им пути их возмож-ного разрешения. Но к этому времени они будут уже студентами или даже еще старше.

И я чувствую, что он во многом прав... Но как же тогда работать в школе? Какой смысл? Ограничивать себя одними уроками и избегать всего жизненного, задушевного? Я так не смогу.

7 декабря. Все чаще спорим с Валерой, все реже соглашаемся. Суть, наверное, в том, что мы по-разному стали понимать смысл жизни. Замечаю, что из его сознания стали пропадать другие люди, молодежь - то, что одно лишь действительно интересно и важно. Опять стал поговаривать об эмиграции. Если это случится, это будет означать полный крах. Родиться, всю жизнь жить в России - и ничего в ней не понять? Быть русским, и остаться навсегда чужим, чуждым - чему же? - своей же родной земле и культуре?

13 декабря. Ночью яростный спор с Валерой. Его позиция:

- Цели в жизни нет, поэтому жить надо одним днем, испытывая всю полноту красок и ощущений. Мы слишком много думаем, а жить нужно больше чувствами. Разум мешает нам быть естествен-ными и воспринимать жизнь во всем ее многообразии.. .

Я, разумеется, спорил:

- Раз цели нет, то откуда же взяться смыслу? Значит, жизнь есть бессмыслица? Какая же жизнь? Абсолютно всякая, жизнь вообще - или чья-то конкретная? И как же люди узнали бы про бессмыслицу, не будь смысла?

Никак он не хочет усвоить уроки хотя бы одного Платона, не хочет и все. Да и как тут усвоить - чем? - если разум стал ему только мешать? Поэтому и пить стал больше. Вино же для его целей, что и говорить, незаменимо. Оно будит холодеющую кровь и усыпляет разум и совесть - чтобы те не смели мешать "жить чувствам".

А чего стоят его непрекращающиеся яростные нападки на Толстого, Бахтина, Лосева, Аверинцева... Его гусарские наскоки на разум просто смешны - так мало мы с ним напоминаем мудрецов... И с чего это он взял, что "мы слишком много думаем"? Час или полчаса в день - это очень много? Да мы еще и не начинали толком думать! Еще не знаем хорошенько, как это делается и к чему приводит.

29 декабря. В каких только компаниях не пропадает Валера, все больше втягиваясь в "богемную" жизнь... Впрочем, если твое главное желание - "расслабиться", то такая ли уж большая разница - с кем?

Вечно бог знает кем окружен: какими-то элементарно необразованными "писателями" из графоманов, по привычке больше пишущими, чем думающими; какими-то невозможными "анархистами", грязью доказывающими свою независимость; пустейшими актерами столичных театров, гораздо лучше разбирающимися в актрисах, чем в пьесах; какими-то темными дельцами из "жидов" (словечко, которым Достоевский, в числе других, обозначал известную природу не крови, но души), не уезжающими из "отсталой" России лишь потому, что еще не нашли лучшего места наживаться и гадить; какими-то нечистоплотными, философствующими по мере сил студентами, совершенно спокойными в своем невежестве; даже блаженными в своем растительном существовании хиппи, "металлистами", "мотоциклистами" и прочими "одноклеточными"...

Почти все они уже отчаялись жить без наркотиков или регулярно не напиваясь. Пьют же не просто так, а с чувством по обыкновению приговаривая: "Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!" Смешно, конечно. Но когда так убийственно шутят те, кто вместе с вином упивается бесцельностью своего существования, кому очень смешно собственное уничижение, становится не до смеха. По сравнению с такими циничными шутками самые жгучие слезы кажутся более утешительными.

Не представляю, о чем говорить неглупому человеку с этими молодыми, но сильно запущенными людьми? Ведь они и собираются-то вместе для того, чтобы лучше было не думать. Некоторые из них когда-то что-то читали, но не затем, чтобы поумнеть, а затем, чтобы, выказывая свой большой ум, свысока третировать лучших писателей. Как сказано о таких праздных умниках у Чехова: "...молодежь всегда горячо спорила о том, чего не понимала..." ("В родном углу"). И, точно как у Чехова, несмотря на все споры, трудно найти более равнодушных людей - равнодушных именно к тому, о чем они так горячо спорят.

Неужели Валера не понимает, что в своих богемных компаниях он более одинок, нежели в одиночестве? Смущенно улыбаясь, он пытается оправдываться: "Надо же узнавать жизнь! Не все же умные книжки читать". - Да кто бы спорил! Но ведь одно дело - действительно узнавать самых разных людей, и совсем другое - уподобляться им. Да и много ли нужно времени, чтобы до конца понять тех, кого он сам же не раз называл "тупыми животными"?

Беда в том, что он все больше осваивает и делает своим тот уличный, полублатной язык, который, не зная ни одного вопроса, твердо знает все ответы, - о чем ни спроси.

1 9 8 9 год

4 января. Валера сетует:

- Все вроде бы все у меня есть - и достаточно интересная, творческая работа (фотограф), и деньги, и многочисленные знакомые, и время свободное, и вино пью, и книжки почитываю... А какая-то внутренняя неотвязчивая тревога все равно гложет и гложет. И я не умею ни унять ее, ни объяснить...

Попробую я. Если он отрицает цель и смысл жизни, то может ли в таком случае не обессмысливаться, не обесцениваться каждое твое слово, дело, каждый день твоей жизни - чем бы ты ни занимался?

Показательно его отношение к доброй, беззащитной Юле, с которой они некоторое время вместе жили. На днях Валера бесцеремонно выгнал ее из своей квартиры за то, что она слишком уж много заботилась о нем, готовила, ухаживала за ним, как за маленьким (носила кофе в постель и проч.). Да еще, выгоняя, наговорил ей грубостей. Эта чистосердечная забота выводила его из себя.

Почему? Может, потому, что в ее свете становились невыносимыми собственные капризы и неспособность любить? Рассказывал, что Юля ушла вся в слезах. А слезы, похоже, его уже не трогают, а лишь бесят.

Что ж, какие мысли - такая и жизнь. И что же еще, кроме равнодушия, можно ждать от того, кто добровольно объявляет свою жизнь абсурдом? Ведь из этого со всей необходимостью следует, что и всякая другая жизнь есть тоже абсурд.

И как же при таких мыслях и при таком поведении обрести искомое внутреннее равновесие, быть уверенным в правоте и ценности своей жизни?

Меня всегда поражали его знакомые девушки, в большинстве своем - такие заядлые, мужественные походники, такие невзрачные, убогие "подпольщики", что на них взглянуть совестно. Где бы они ни находились, хоть в центре Москвы, в кафе, - по их бросающим-ся в глаза неопрятности, нередко даже нечистоплотности, по неуме-нию себя вести и каким-то невозможным одеяниям - всегда легко узнать в них пожизненных туристов. Да они и в столичной жизни, несмотря на то, что где-то были прописаны, по сути дела, всегда были на постое, даже без своих спальных мешков, какими-то бездомными вечными странниками.

Очевидно, свою роль в этих странных Валериных знакомствах сыграло и его старое увлечение альпинизмом и туризмом (у него даже какой-то высокий спортивный разряд по этому делу).

Когда все они начинали ему порядком надоедать, Валера нередко спрашивал: "Где они, прекрасные девушки?" - видимо, забывая, что этот интересный и правомерный сам по себе вопрос уместен далеко не во всякой компании.

Почему он почти не знал и не знает более привлекательных, интересных и уважающих себя девушек? Заранее чувствовал, что с ними ему ничего не светит?..

7 января. Серьезный разговор с Валерой, который чуть было не привел к разрыву. Под конец я кое-как сгладил все расхождения и перевел разговор на дружеский лад. Вот почти дословный наш диалог:

- Хорошо. Но путь-то, сами убеждения-то подлежат оценке или нет?

- Нет! Соответствовать своим убеждениям и все! Потому что убеждения всегда правы, ведь они из жизни, а не с неба.

- Значит, нет никакой разницы между добром и злом, умом и глупостью, благородством и низостью? И нет никакой разницы между путем праведника и развратника? Ведь каждый из них просто "соответствует своему пути и своим убеждениям"...

- Не знаю. Сейчас для меня идеал - Степной волк, он эти пути как-то умел совмещать.

- Но ты же сам знаешь, что Гессе писал свой прекрасный роман во время тяжелейшего душевного кризиса, он же сам нас специально предупреждал, что изображенный им путь Степного волка - это не идеал, а болезнь. Болезнь и попытка ее излечения. Причем попытка, как писал Аверинцев, во многом сомнительная.

- Тогда предложи другой путь. Жить затворником, создать нечто бессмертное, вроде того же "Степного волка", я не могу.

- Но ведь это, наверное, и необязательно. Это кому что дано. Да и какие из нас с тобой затворники?.. Но есть же и другие пути, не менее достойные... Возможно, даже более важные, более необходимые сегодня, нежели чистое художественное творчество...

- Я не знаю их. Моя задача - превратить жизнь в праздник - с широким разнообразным общением, вечно новыми и острыми переживаниями, увлекательными романами... И при этом, заметь, - с серьезным творчеством, напряженной работой ума. Согласись, богемная жизнь все же ярче, интересней мещанской.

- Согласен. Но как ты себе представляешь "гармонию" между "богемой" и настоящим творчеством? Разве они не противоречат, не исключают друг друга?

- Может, и нет. Попробую. Идеал должен быть более реальным, более гибким. У тебя он чересчур догматичен.

- То есть идеал должен быть менее идеальным?

- Если угодно, да. Я даже допускаю, что моя жизнь пройдет вне моральной сферы. Ведь за свою короткую жизнь мы не сможем переделать мир.

Его манера спорить, мягко говоря, ужасна. Откуда эта нетерпимость к чужому мнению, эта крайняя категоричность, обличающая саму себя?

Он думает, ведя беспорядочный образ жизни, заниматься еще чем-то серьезным? Сам-то понимает, что говорит? Ведь в реальной-то жизни дальше пьяного чтения Блока дело не идет. Я и сам люблю, не менее его, "Поэтов" Блока:

Спору нет, уж лучше такая жизнь, нежели спокойная и самодовольная "обывательская лужа". Вот только много ли в таком больном состоянии наработаешь? О чем поведаешь людям?

11 января. Случайно встретились на улице с Ксюшей и так искренне обрадовались друг другу. Сразу позвала к себе, угощала кофе. Еще упрекала за то, что редко звоню, никуда не приглашаю. А после жаловалась на свое одиночество.

- А как же твой психфак? - спрашиваю. - Должны же там быть достойные молодые люди! Где же их еще искать, если не в университете?

- Не знаю, таких за пять лет я не встречала. Знакомых, конечно, много, но такого, кто был бы действительно интересен, оригинально мыслил, кто жил бы напряженной духовной жизнью, - такого я еще не видела. Подавляющее большинство студентов озабочено прежде всего будущей карьерой, теплыми местами, до остального никому дела нет.

- Что-то не верится... - прикидываюсь я простаком. - Неужели "наука о душе" влияет на человеческую душу, формирует ее не больше, чем все иные, заведомо бездушные науки?

- Не знаю, только я ничего не выдумываю. Вот недавно мы с подругой задумались: а что университет дал нам для жизни? Что, прослушав сотни скучных лекций и сдав почти все экзамены на "отлично", мы стали лучше разбираться в людях, в самих себе? Или стали менее одиноки? Да ничего подобного! Учеба наша всегда шла сама по себе, а жизнь сама по себе... Не замечая друг друга.

Приятели позовут куда-нибудь, соберемся - вроде бы все хорошо, танцуем, поем, смеемся, всем весело... Все сразу лучшие друзья, все до того предупредительные и приветливые, до того остроумные и откровенные, что и расходиться не хочется... А назавтра опять одна. И опять не знаешь, что же тебе делать со своим одиночеством, зачем вообще жить, где искать счастье... Ты же знаешь, психология такими наивными вопросами не интересуется. Она больше волнуется по поводу преобладания интернального или экстернального локуса контроля и других подобных важных вещей.

Да, наверное, никакое образование не спасает от одиночества...

Пришел домой и задумался.

"Никакое образование не спасает от одиночества"... Но ведь она не знает иного образования, кроме университетского. Конечно, если долго и всерьез изучать всякие локусы, мультимодальности, лонгитюды с аттитюдами и прочие интересные вещи, кто же тут спасется?

15 января. Еще раз решил перечитать "Степного волка". Думаю, роман будет для меня рубежным, многое решающим в жизни. Неслыханная смесь Моцарта и джаза, Гете и наркотиков, духа и разврата, героизма и мещанства... Читаю очень медленно, ибо в книге - наш с Валерой спор. Что-то будет...

20 января. Валера, кажется, вернулся к живописи, опять много работает. Чтобы иметь собственную мастерскую, устроился учить детишек рисованию в какой-то студии при ЖЭКе. Занимаются где-то в крохотном подвальчике. Говорит, что ему нравится с детьми, у некоторых есть уже первые успехи.

26 января. Чем больше занимаюсь по-настоящему (иногда по 10 часов в день), тем яснее вижу, какая пропасть разделяет меня от людей. И она все растет и растет. Заговори о чем-нибудь серьезном, так ведь никто не поймет, даже Валера.

Так что же мне делать с моим одиночеством? Бросить занятия, перестать знать то, что я знаю? Это невозможно.

Да, но почему я принимаю свое одиночество, а Валера нет? Он давно уже не может выносить никакого уединения. В чем же разница между нами? Где скрытые пружины?

3 февраля. ...Подражая Степному волку, Валера находит заманчивым утром посидеть в библиотеке, а вечером в кабаке; или послушать в консерватории музыку "бессмертных", а после всю ночь пить бог знает с кем, слушая и распевая блатную похабщину... Головокружительность контрастов-то более всего и привлекает; как и захватывающие дух острые ощущения, соблазнительные эксперименты с собственной совестью и восприимчивостью: мол, где же границы моей безграничной, как две бездны, "широкости"? а не подмешать ли еще немного грязи к чистой красоте? и - кто знает? - вдруг от этого наш идеал станет еще ярче и богаче, шире и современнее, не таким старомодным и оторванным от жизни?.. Я ведь по себе все это знаю, сам долго был таким... Не зря же Митя Карамазов говорил Алеше: "Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил".

Соблазн подражания и впрямь велик, поскольку герой Гессе, по сравнению с окружающими его образованными мещанами, "не шутя годится в идеалы" (Аверинцев). Он в высшей степени независим, исполнен истинной духовности и по-человечески очень симпа-тичен. И вот эти редчайшие достоинства каким-то образом умудря-ется совмещать с самыми грубыми пороками, а свой искушенный ум использует для того, чтобы не судить себя, но оправдать.

Увы, мой любимейший роман дает немало поводов предста-вить распущенность как "богатство натуры", отрицание нравствен-ности - как путь к "свободе" и "душевному миру", а произволь-ные умственные игры - как серьезное мышление. Но ведь долго жить на грани такого раздвоения сознания невозможно. Рано или поздно, но между библиотекой и кабаком придется сделать недвусмысленный выбор. Одно из двух: либо человек, преодолевая все соблазны и двоящиеся мысли, обретает искомую гармонию, - либо он излечивается от раздвоенности тем, что безнадежно опускается в своей вседозволенности. (Третий, клинический, исход - шизофрению - нужно оставить врачам.)

Судя по всему, из нашей любимейшей книги мы с Валерой сделали диаметрально противоположные выводы.

12 апреля. Грустные наблюдения о Валере. Поразительно неделикатен, а ведь дружба еще более, чем обычные отношения, требует деликатности. Над всем серьезным и возвышенным хохочет, как фельдфебель. Подумалось: не так ли ржали его офицеры над "голой бабой" Рембрандта? Вместо того, чтобы учиться задавать вопросы (как он призывал меня когда-то), - отвратительное всезнайство. Не хочу его видеть.

Вчера он как бы пошутил, отлично понимая, что уподобляется этим Стиве Облонскому: "Меня философия больше не интересует, я уже подобрал себе философию под свой образ жизни". И ему весело. Рад, что сказал это.

Уже и Камю ему не нравится: "много морали". Ищет таких писателей, у кого было бы "чистое творчество", "без этих надоевших нравственных проблем и нравоучений". Ну, это не проблема.

30 мая. Валера оставил свои занятия с детьми:

- Художником никто из них все равно не станет. Да и мастерская мне уже ни к чему. Серьезно работать, писать я уже не могу, а учить кого-то, это, наверное, не мое, да и смысла не вижу.

Знал ли он смысл своих занятий? Очевидно, нет. Разве дело педагога в том, чтобы растить профессионалов? Разве искусство существует для художников и искусствоведов? Сам-то он почему оставил живопись? Ведал бы ее высший смысл, вряд ли бы оставил. Сам же мне раньше объяснял, что современным творцам нечего сказать людям...

3 июля. Встретил Ксюшу на Тверском, ехала с подругой в какой-то модный тряпичный магазин. Сама не знает, чего хочет, в чем ее призвание. Получила уже диплом, но где будет работать, пока не знает. Мечтает не как выпускница столичного университета, а как домохозяйка: "Хочу, чтобы работа была денежная, разумеется, и интересная, и неутомительная..." Богатые родственники пытаются устроить ее на какое-то торговое "совместное предприятие", а она, кажется, не против. Если устроят, станет безнадежна. Внешность, лицо - каких тысячи и тысячи кругом. Ах, господи...

1 августа. Звонит Валера, зовет к себе. Бросаю свои занятия, еду через всю Москву, с Преображенки на Речной вокзал, а его нет дома. Прождал полчаса и поехал обратно. Позже звоню, спрашиваю, что случилось. Оказывается, он пошел в магазин, что-то там задержался, а я должен был его дождаться: "Я же все равно вернулся бы когда-нибудь!" И ни слова сожаления! Как ни в чем не бывало звал снова: "Ну ладно, приезжай сейчас". И, услышав отказ, даже рассердился на меня.

И если б такое было в первый раз! Похоже, все элементарные понятия окончательно перепутались в его голове. Это и значит "жить вне морали"?

Помню, я как-то пошутил по поводу наших бесконечных цыганских шатаний: "А ведь есть другая жизнь...", на что он вдруг совершенно серьезно ответил: "Я искал эту другую жизнь и не нашел. Значит, ее нет".

27 августа. Валера говорит, что стал пить уже один, боится, что спивается. Жалуется, что не может уснуть. Тянется ко мне, я вижу, но чем я могу ему помочь? Сам понимает, что его временные связи, они не от хорошей жизни, но на большее уже не надеется: "Я уже смирился с отсутствием любви. Тебе вот везет с женщинами, а мне нет..." Но "везет" ли мне? Да, у меня есть несколько хороших, порядочных друзей женщин, искренне привязанных ко мне, а у него нет никого.

Странно, но многие мои знакомые почему-то его не любят, находят в нем что-то отталкивающее... Я как-то этого никогда раньше не замечал, а сейчас вижу, что они, пожалуй, в чем-то и правы. Валера сам мне как-то говорил, что в него довольно трудно влюбиться. Находя свое лицо некрасивым, он отрастил старящую его бороду; такая близорукость, что без очков совсем ничего не видит... Внешне во многом похож на Пьера Безухова: те же грузность, неуклюжесть, косолапость, так что во всем облике чувствуется что-то медвежье. К тому же в последнее время часто стал поразительно неопрятен: неглаженая одежда, грязная обувь, сальные волосы, перхоть, непереносимый запах изо рта... Хотя, если сравнивать с Сократом, его можно считать красавцем.

Подумалось: может, коренную, решающую причину всех его бед нужно искать прежде всего в том, что он оказался банкротом в "искусстве общежития" (Пушкин)? Не в этом ли вся суть? Не потому ли он и живопись бросил? Ведь трудно, наверное, писать картины (в конце концов не для себя же!), постоянно ощущая свою отчужденность от людей, чувствуя, что многие из них вовсе не рады тебя видеть. Ведь, по большому счету, наверное, нет принципиаль-ной разницы в том, посредством какого именно языка разговаривать с людьми, - естественного, или языка красок, образов, звуков... И в таком случае всякое творчество, очевидно, должно быть не путем к людям, не задушевным диалогом с ними, но каким-то бесконечным выяснением отношений с ними, слепым и безразличным ко всему, кроме собственного успеха, "самоутверждением " , неизбежно так или иначе компенсаторным.

Но если так, чем же тогда объяснить его несостоятельность в "искусстве общежития"? Помимо всего прочего, может быть, еще и тем, что, в отличие от меня, вырос он в бесприютной семье (отец рано ушел от них, а мать всегда была далека от него) и в детстве его мало любили? Ведь, получая мало тепла, трудно, наверное, отдавать его другим. И не отсюда ли и его странное, страстное увлечение альпинизмом? Не было ли оно бессознательным бегством от людей и тем же отчаянным "самоутверждением"?

17 сентября. Редкая, почти забытая откровенность с Валерой. В последнее время он стал заметно серьезнее, заговаривает даже о "пользе Родине"... Однако по-прежнему не знает, как ему жить, чем по-настоящему заниматься. Его долгие поиски в новой фототехнике, синтезе фотографии и живописи его не удовлетворяют. Наконец-то понял то, что прекрасно знал и раньше, - что деньги и творчество несовместимы. Хотя признается, что от своих мелких капризов, вроде ресторанов и коньяка, он никогда отказаться не сможет.

Опять ломает голову и никак не может твердо решить: кто же "объективно" лучше живет - он, бедный фотохудожник, или масса сытых мещан? Всезнайство сменили болезненные сомнения во всем на свете. Сам мучается от этого, но преодолеть свою неуверен-ность, свою раздвоенность не может, не хватает сил. Сказал, что если у него когда-нибудь будут дети, то не знает, как их воспиты-вать, чему учить...

5 октября. Знакомая актриса Большого театра пригласила послушать "Иоланту", ходили с Ксюшей. Вообще-то нам понравилось, правда, мы мало чего поняли. А после спектакля, взяв меня под руку, между прочим она мне говорила с милой улыбкой: "Да, я люблю "красивую жизнь", хорошо одеваться, отдыхать, путешествовать... То есть мне не очень-то много и надо, но без известных вещей и комфорта я себе жизни не представляю". Стала одеваться, как журнальная красавица. Объясняет честно: "Иначе чувствую себя неполноценной". Вот тебе и психолог!

Печально и то, что слишком уж много у нее кругом "умных" и "образованных". О ком ни заговорит, всякий оказывается у нее "умным", даже либеральные журналисты, экономисты и программисты.

25 ноября. Опять огорчает Валера. Опять одни на все готовые ответы и никаких вопросов. Рядом с ним все время кажется, что его "много". Хоть он и не сомневается, что ведет себя совершенно естественно, но для окружающих это утомительно. С ожесточением ругает "умные книжки" - за то, что они далеки от его проблем. Посильное стремление к идеалу называет "уходом от жизни": "Сейчас это никому не нужно. Сначала нужно заработать побольше денег, а потом уже думать об идеалах..." - Сам-то верит тому, что говорит? И чем повторять эту избитую пошлость, лучше взглянул бы хоть мельком на "золотых мешков" - западных и наших доморощенных - как многие из них сильно уже задумались и о чем.

1 9 9 0 год

3 января. ...Валера перепечатал и повесил у себя дома на видном месте известную строфу Тютчева:

...Живя, умей все пережить:

Печаль, и радость, и тревогу -

Чего желать? О чем тужить?

День пережит - и слава Богу!

Когда я снял этот листок и сказал, что не стоит возводить грустную иронию гения в принцип своей жизни, он виновато засмеялся, но аккуратно прикрепил его на прежнее место.

В последнее время он сблизился со своим отцом, небедным доктором физико-математических наук, давно уже живущим отдельно от них с матерью. Каждую неделю ходят вместе в ресторан, всякий раз в новый. Валера от него в восторге - и кормит, и поит, и в теннис отлично играет, и денег дает.. . Говорит, что у них с батюшкой появилась заманчивая цель - обойти все рестораны в Москве, чтобы наконец-то узнать, где же лучше готовят мясо, рыбу, где богаче выбор салатов, вин, где уютнее и выше уровень сервиса...

Действительно, должно же быть в жизни хоть какое-то разнообразие, да и какая-то цель!

Уже и фото свое, кажется, забросил: "С его помощью много не заработаешь". Сейчас организует свой кооператив - будет издавать и продавать ходовую литературу. Дело, говорит, верное, уже почти все готово.

24 марта. Валера, уже преуспевающий председатель кооператива, с компаньоном пригласили в "Эрмитаж" на Петровке, угощали икрой, осетриной, коньяком... Только сели, ему показалось, будто официантка что-то не так сделала (хотя я никакого пренебрежения не заметил), и такая мелочь буквально взбесила его. "Я ей плачу, так пусть она обслуживает нас как положено!" - возмущался он, выходя из себя. Еле успокоился через полчаса.

Каша в голове такая, что ни о чем серьезном лучше не заговаривать. Какая-то тягостная неловкость за столом, словно мы с ним совсем, совсем чужие.

10 апреля. Надо же, Ксюшке уже 25... Вспомнил, как она когда-то с увлечением рассказывала мне о своем школьном литературном кружке... А сейчас?

- Я уже давно ничего не читаю. Не вижу никакого смысла. Если бы книги могли кому-нибудь помочь в жизни, тогда стоило бы их читать, а так...

Зато стала верить в переселение душ, порчу, гадания...

И еще нетерпеливо, чуть ли не с раздражением говорила:

- Вот ты такой странный, много читаешь, о чем-то думаешь, чего-то ищешь... А зачем много читать, думать? Что толку быть образованным, умным? Ведь каждый живет так, как ему нравится, у каждого свое счастье, свое понимание жизни... И разве "умные" счастливее остальных?

Есть над чем задуматься. Я ведь и сам не раз приходил в недоумение от этих простейших вопросов. Сразу-то и не сообразишь, что на них ответить. А ответить необходимо.

13 июля. Зашел к Ксюше, стал простодушно рассказывать о своих занятиях философией, литературой, о планах на будущее, и так увлекся, что ничего не замечал, а когда вдруг взглянул на нее, замер: завороженно меня слушая, она чуть не плакала. От неожиданности я растерялся и замолчал. А она тоже молчала и так пристально, так тепло и грустно смотрела на меня...

Сейчас, дома, вспомнил ее пронзительный взгляд и подумал: наверное, так смотрят тогда, когда неожиданно живо вспоминают в себе что-то бесконечно родное, интимное, когда-то близкое... но ставшее уже безнадежно далеким и невозвратным... Не об этом ли сказано у Вл. Соловьева:

Ветер с западной страны

Слезы навевает;

Плачет небо, стонет лес,

Соснами качает.

То из края мертвецов

Вопли к нам несутся.

Сердце слышит и дрожит,

Слезы льются, льются.

Ветер с запада утих,

Небо улыбнулось,

Но из края мертвецов

Сердце не вернулось.

Но что означают эти невольные слезы в ее глазах, когда я неосторожно заговорил о высоком? Откуда бы им взяться, если б все идеальное было необязательным и произвольным?

11 сентября. Спешу записать нечто отрадное о Ксюше. Говорит, что опять стала много читать, хочет со мной и в Третьяковку, и в консерваторию, и в Абрамцево... Как же она тянется ко мне! Сказал, что хочу подписаться на "Наш современник", а она сразу: "И я хочу!"

Как-то так получилось само собой, что общение наше, несмотря на очевидную симпатию друг к другу, всегда было и остается эпизодическим. Настоящей дружбы у нас почему-то не сложилось. Наверное, потому, что я всегда относился к ней не иначе, как к "маленькой", младшей сестре. Увы, я не могу часто видеть всех, кого хотел бы, - просто не хватит никакого времени.

Но как же она изменилась! Лицо - как в ранней юности - одушевленное, умное, глаза внимательные, живые... От прежней апатии не осталось и следа. Стало быть, тоскующее сердце не захотело хоронить себя заживо?

Главная проблема сейчас для нее - где искать полноценное общение? Так прямо и спрашивала: "Где же мне знакомиться с интересными молодыми людьми? Я же не могу, как вы, подходить к незнакомым и предлагать познакомиться на улице, в кафе..." К сожалению, я тоже не могу. Так что мне и самому было бы нелишне это узнать. Сколько мы с Валерой ни мучились над этим, ничего придумать так и не смогли. Ничего, кроме самого простого: знакомиться с новыми людьми лучше и естественнее всего через знакомых и знакомых своих знакомых .

Еще Ксюша спрашивала, что бы ей сейчас почитать. Посоветовал то, что в таких случаях советовал Толстой: лучше всего начинать серьезное чтение с Чехова, потому что у него множество истинных вопросов и почти нет ответов, то есть прямых ответов. Их еще надо отыскать - и не столько в том, что "сказано", сколько в том, что невольно, может быть, "само сказалось" у писателя.

17 октября. После долгого перерыва виделись с Валерой. Упорно и даже с какой-то яростью все повторяет свою старую глупость о том, что основа всякого достоинства - это "экономическое достоинство", то есть деньги. Не хочет и слушать о том, что, следуя этой логике, необходимо провозгласить тогда и "рыночную совесть", ведь достоинство и совесть - оборотные стороны друг друга.

Слушать совсем не умеет. Поистине, не говорит, а бредит сам с собою. О женщинах лучше не заговаривать - несет что-то уж совсем невообразимое. Капризен, нервозен до крайности. Так и колотит всего от малейшего пустяка... с "экономическим-то достоинством".

Подумалось: когда к его лицу все меньше шло достоинство человеческое, он выдумал денежное. И стал стараться забыть то, что хорошо знал, но не хотел больше знать, - то, что "Себе вполне лишь нищий знает цену" (Шекспир).

Сейчас безоглядно отрицает уже не только Толстого, но и недавно еще боготворимого Достоевского: "Вечно они лезут со своей нравственной проповедью, мешают быть свободным". Теперь ему гораздо милее Арцыбашев:

- Вот Санин - чем не герой нашего времени? Декадент? Ну так что же? Зато нет никаких нудных нравоучений, одно чистое искусство. Ты только послушай: "...он без всякого желания валил девушку на траву... видел, что уже не может и не хочет, а все-таки лез на нее". - Ну скажи, разве это не здорово, не смело ?

Куда уж здоровее, а главное - "никаких нравоучений" и никто не мешает быть "свободным".

31 декабря. Подводя итоги года, вспомнил Валеру и долго думал о нем... В "Жизни моего приятеля" у Блока есть строфа, которую можно было бы поставить эпиграфом ко всей его несчастной судьбе:

...И, наконец, придет желанная усталость,

И станет все равно...

Что? Совесть? Правда? Жизнь? Какая это малость!

Ну, разве не смешно?

Не могу понять, не укладывается в голове: каким же образом безусловно талантливый, возвышенный, честолюбивый юноша всего за несколько лет превратился в жалкого, безнадежно опустившегося торговца? Как он, - понимая и любя "бессмертных" как редко кто умеет в юности, - смог так скоро предать их и не только прельститься, но и успокоиться на потребительской скуке?

Такого потрясающего падения незаурядного когда-то человека я никогда не видел. И как ни пытаюсь объяснить его, не могу. Чувствую, что-то ускользает от меня.

1 9 9 1 год

8 января. Валера стал снимать отдельную двухкомнатную квартиру. Подписался на газету "Коммерсант" и читает ее с таким серьезным видом, словно это Библия. Поразительно то, что, опускаясь все ниже, он упорно, с ожесточением твердит о своем "счастье". Примерно так же, как это делал спивающийся герой из "Падения" Альбера Камю: "...Я счастлив, - счастлив, говорю я вам, запрещаю вам сомневаться, что я счастлив, я смертельно счастлив!" И тут же, несколько успокоившись, он добавлял: "Но я все-таки не плачу".

Помнится, раньше эта умная, бесконечно захватывающая повесть была одной из его любимейших... Очевидно, лишь до тех пор, пока она не превратилась в беспощадное зеркало.

Когда-то, в малодушную минуту, он стал завидовать той сытой мещанской бессмыслице, которая больше известна под названием "счастья". И вот теперь, неплохо разбогатев, имея свою квартиру, возможность одеваться в дорогих магазинах, покупать почти любы вещи (уже собрался покупать и машину) и есть и пить что угодно и сколько угодно, он сполна изведал это "счастье" и узнал на себе то, что должен был узнать: качество этого счастья таково, что многие от него спиваются. Особенно те, кто поумнее.

Думается, его хроническое пьянство есть не что иное, как бессознательное отношение его чистой юности к его нынешней жизни.

13 марта. Валера звонит и просит поискать кого-нибудь для работы в его кооперативе. Обещал платить хорошие деньги, рублей 500 в месяц. Спрашиваю, а что надо делать? - Продавать около метро порнографическую литературу с картинками и другие полезные книжки вроде: "Гадание на картах", "Астрология - путь к свободе", "Практическая магия", "Иисус Христос - экстрасенс"... Говорит, что сейчас это самая читаемая литература.

Нет, серьезно? В конце XX века? В России?

И ведь раз позвонил, значит надеялся, что я стану ему помогать в его славном деле.

Думается, Валеру могло спасти только одно - свое Дело. Дело, которое исподволь делало бы его человеком и которому было бы не стыдно посвятить целую жизнь. Увы, такого дела он не нашел. А не найдя своего Дела, он и стал "деловым человеком".

Он пробовал заниматься то живописью, то фотографией, то литературой, то театральной декорацией, то педагогикой... но ко всему скоро охладевал. Почему? - Очевидно, по той же самой причине, что и потерявшийся Бельтов у Герцена в "Кто виноват?": во всех своих делах и увлечениях он думал прежде всего не об их человеческом смысле, а всего лишь о том, насколько это ему инте-ресно, о "самовыражении". Начиная что-то делать, строя новые планы, он ни разу, кажется, всерьез, по-настоящему не задумался: а кому вообще это нужно? Что конкретно мое творчество, мой труд может дать другим людям? Хорошо ли сам знаю, что я хочу им дать или сказать?

20 апреля. Перечитывая "Анну Каренину", вдруг увидел потрясающее сходство между Николаем Левиным (рано умершим братом главного героя) и Валерой. Толстой пишет, что Николай, уже безнадежно опускаясь, хотел организовать какую производственную артель, чтобы только спастись от презрения к себе. Прочтя это, даже вздрогнул. Но это сходство станет еще разительнее, если вспомнить, что и Николай выгнал жившую с ним бесконечно преданную ему женщину - за то, что она самоотверженно заботилась, ухаживала за ним, как за больным...

Прототип Николая - родной брат самого Толстого Дмитрий, который, по словам писателя, в юности был необыкновенно возвышенным, аскетичным, строгим к себе человеком... И вот потом наступил перелом, он стал пить, сорить деньгами, ездить к женщинам. Писатель предполагал, что брат его погиб не столько от нездоровой жизни, которую он вел в Москве, сколько от внутренней борьбы укоров совести.

Давно было замечено, что дорога пороков лишь в самом начале идет под уклон, а дальше - под откос. Как-то незаметно, без конца экспериментируя со своими мыслями, жизнью и совестью, Валера зашел слишком уж далеко. Есть же предел того, что может вынести наш разум и наша совесть! И то, что произошло с ним, кажется, можно передать с помощью такого сравнения.

Спускаешься по веревке в пропасть. Хотя тебя никто не просил и тебе там нечего делать. Просто со скуки, ради праздного интереса. От незнания того, чем бы тебе заняться. Спускаешься сначала осторожно, с опаской, неглубоко, нимало не сомневаясь, что ты сам себе хозяин и подняться всегда успеешь: "Когда захочу, тогда и поднимусь". Потом постепенно привыкаешь, осваиваешься. Уже не так страшно, уже начинает казаться, что острых ощущений маловато, дальше должно быть еще интереснее. И так все глубже и глубже - до тех пор пока, нечаянно подняв глаза к небу, вдруг не обнаруживаешь, что очутился у самого дна непролазного каменного мешка, и праздное любопытство не сменяется оторопью. И вот когда ясно видишь весь ужас своего отчаянного положения и хочешь поскорее вернуться наверх, - не тут-то было. Так долго и беззаботно опускался, что сил подняться уже не осталось.

Не в меру любопытный не сообразил, что выкарабкиваться из пропасти придется уже другому человеку: вроде бы, тому же самому, только не полному сил, а смертельно уставшему.

27 сентября. Вчера с Валерой в нашем когда-то любимом кафе на Лубянке проели и пропили 300 руб. - месячную зарплату врача, инженера, педагога... Так уже привык к своим пяти тысячам в месяц, что когда выходит по 2-3, мучается и искренне считает себя "бедным". При встрече, когда только увидишь такое знакомое, улыбающееся лицо, что-то шевельнется внутри, начинает казаться, что не все еще потеряно, что тоска по идеалам и вправду оживет в нем... Но пройдет полчаса, и вновь видишь, что прошедшее не воротишь. И вновь чувствуешь рядом с ним одну неловкость и безысходность. И вижу, что ему самому плохо, одиноко, но понимания нет как нет, говорить совсем не о чем, разве что о политике и экономике. Так ведь и это одна только трата времени: что убежденный либерал может понимать в политике и экономике, если он не знает ничего более важного, чем политика и экономика? Что-то почитывает, но в голове давно уже все перепуталось и, похоже, безнадежно. Долго убеждал меня, что Рублев умер раньше Сергия. Хочет жениться на какой-нибудь простушке, которая бы ухаживала за ним, вкусно готовила и сидела дома. Деньги-то есть, а квартира неубранная, грязная, пустая.

1 9 9 3 год

20 марта. От знакомых узнал, что Ксюша около года назад вышла замуж за какого-то богатого дельца, который лет на пятнадцать старше ее. Купили новую "Вольво", шикарную квартиру на Маяковке... Неожиданно подумалось: уж не потому ли она вышла замуж (явно ведь не по любви), что не терпелось поскорее убежать от родителей, от их непонимания, пустого морализаторства и назойливых требований благодарности за то воспитание, которого они ей не давали? Или уже отчаялась встретить любовь? Лишь бы не оставаться одной?

25 марта. Сколько же мы не виделись с Ксюшкой? Года три, кажется. Заметно подурнела, постарела. Походка вялая, лицо бесчувственное, глаза пустые... Стала даже какой-то неразговорчивой, необщительной... Или это только со мной? С нашей общей и очень близкой подругой она вчера была предельно откровенна. Рассказывала, что иногда становится так непередаваемо плохо, что жить не хочется. Оказывается, муж на нее кричит, даже оскорбляет последними словами... И она не раз уже думала уйти от своего постылого "спонсора", но удерживает страх одиночества: "Да я и не знаю, - говорила она подруге, - стоит ли уходить, чего-то снова искать? Все мои знакомые живут примерно так же... Мне уже ничего не хочется. Вот только рожу себе ребенка и буду его воспитывать".

Что же ты наделала, бедная моя Ксюшка! Никогда бы не поверил, что ты сможешь терпеть такое откровенное унижение! И как же ты смогла выйти за нелюбимого человека? Где была твоя неподдельная гордость, которая раньше так бросалась в глаза?

Она говорила, что хочет воспитать своего ребенка... Но ведь воспитание не может быть не чем иным, как только повторением себя в других...

Как понять то, что множество молодых, без всякого сомнения хороших, очень даже не глупых и тонких женщин по своей собственной воле выбирают унизительную роль содержанки? Что же необходимо думать о самой себе, о жизни вообще, чтобы добровольно согласиться на противоестественное сожительство с тем, кто тебя не то что явно не достоин, но по отношению к кому говорить о каких-либо нежных чувствах можно разве что в насмешку?

"Стерпится - слюбится"? Но ведь так обычно выходили замуж крепостные рабыни. - "Все знакомые живут примерно так же"? - Конечно, многие. Но позор-то от этого не перестает быть позором. Вот что действительно непостижимо: как это страх формального одиночества может быть сильнее самого что ни на есть реального бесчестия? Все ложные, лишенные всякого смысла отношения между людьми безнадежны: они разрушаются или разрушают .

Увы, сегодня достойной девушке почти невозможно выйти замуж, не роняя при этом своего достоинства. Но ведь жить без своей семьи - вовсе не значит жить в одиночестве. Как известно, большинство крайне одиноких людей сожительствуют как раз в семьях.

Ставшее привычным семейное одиночество, разумеется, безнадежнее формального, поскольку труднее всего разбудить не спящего, а того, кто притворился спящим.

1 9 9 6 год

19 июня. Гуляли вместе с Ксюшей в детском парке, ее Кристине уже три года. Работает в одной акционерной компании референтом. Деньги, говорит, большие, а скука еще больше. От компаньонов ее тошнит: "В головах ничего, кроме денег". При первой возможности бежит из дому и бродит с подружками по всяким выставкам, магазинам, вернисажам...

Что может быть противоестественней ситуации: стоит рядом с тобой неглупая, необыкновенно женственная и обаятельная молодая женщина, с которой у тебя самые дружеские, самые доверительные отношения, а говорить совершенно не о чем. Скажешь что-нибудь - и опять молчание, опять нужно искать, чего бы сказать, о чем бы спросить, лишь бы только не молчать.

С помощью Бахтина я давно уже пришел к тому, что я существую не рядом с другим человеком, как бы симпатичен он мне не был, но рядом с его сознанием. Заговорить о том, что я читаю, чем живу, то есть быть попросту искренним, было недопустимо - это значило бы быть жестоким. Поэтому ничего другого не оставалось, как обсуждать с умным видом самую насущную проблему: где же этим летом ей лучше отдыхать - в Арабских Эмиратах, где помягче песочек, или в Италии, где побольше красот?

31 августа. Сегодня, увидав Ксюшу, шедшую с мужем, невольно спрятался за деревья, чтобы она меня не заметила. Мне показалось, что наша встреча будет ей неприятна. Слишком уж нелепым, противоестественным выглядело это чинное семейное шествие: красивая стройная женщина под руку с надутым собой толстым супругом самой отталкивающей наружности.

Вот ведь как бывает: благо порой может состоять не в том, чтобы идти к человеку с открытой душой, а в том, чтобы спрятаться.

30 декабря. Опять вспоминал Валеру. Не звоним друг другу, не видимся, да, наверное, уже никогда больше не увидимся. Просто боюсь сейчас его увидеть. Да и ему, наверное, радости наша встреча не принесет.

Только сейчас вдруг понял, что чуть ли не основной причиной его краха был и мой личный пример. Когда он падал, сомневался во всем, нуждался в поддержке, - какой пример я ему подавал? - Пример пьянства и самоуничижения, дешевого умствования и никому не нужного морализаторства ... Он как-то раз назвал меня даже своим "учителем", а "учитель" часто на его же глазах опускался ниже некуда. В своем последнем письме-исповеди он просил у меня поддержки, надеялся на помощь... А я? Чем же я ему помог?

И вот только сейчас начал действительно понимать, что самой лучшей, самой мощной поддержкой для него мог бы быть мой образ , его "благообразие"...

1 9 9 9 год

5 мая. Сегодня случайно встретил Ксюшу. С работы она давно ушла, денег и так полно. Чем она занимается? - Пока горничная убирает квартиру и готовит, она ходит в бассейн с сауной, на новые выставки, на массаж, к визажисту, делает увлекательные "шоп-туры"...

По ее словам, жить у нас невозможно: "Кругом одни воры, бандиты, взяточники, наркоманы, подлецы или идиоты..." Так все безнадежно плохо, что хочет уехать отсюда навсегда, в какую-нибудь тихую западноевропейскую страну, "где тебе надежно обеспечено все главное в жизни - благосостояние, комфорт и безопасность". Я слушал и не возражал, хорошо понимая: в ее положении думать так совершенно естественно. Было бы даже странно, если б она думала как-то иначе. Все же другие положения, очевидно, ей уже недоступны.

Признавалась, что не знает, как воспитывать дочь, которая на следующий год пойдет в школу, скорее всего в частную: "В современном духе? Так я воспитывать не могу . Я совсем другая. А как иначе? По-старому? В духе "честности и благородства"? Тогда она пропадет в этой жизни. И вообще не представляю, чем она будет заниматься когда вырастет..." Она ждала от меня какой-то помощи, я видел, но что я мог ей сказать?

Расставаясь, взглянула мне в глаза и тихо сказала: "Если ты соберешься куда-нибудь на выставку или на концерт, позвони мне..."

Перечитывал недавно Чехова, "Мою жизнь". Там есть такие слова: "...Лишь от одних девушек веяло нравственною чистотой; у большинства из них были высокие стремления, честные, чистые души; но они не понимали жизни и... выйдя замуж, скоро старились, опускались и безнадежно тонули в тине пошлого мещанского существования".

Читал и думал о Ксюше, о ее обыкновенной истории ...

Вспоминаю ее прежнее, настоящее лицо - задумчивое и одушевленное, бесконечно милое и дорогое... лицо, которое я вижу теперь какой-то холеной, удручающе бессмысленной, фальшивой маской, и мне становится не по себе...

Думаю, думаю и не могу понять: чего же все-таки не хватило этой безусловно тонкой, гордой и одаренной девушке? Чего же именно недостало ее юности - такой разнообразной и веселой, такой насыщенной и жизнелюбивой юности? Где логика в ее судьбе? А ведь она, эта логика, непременно существует, не может не существовать.

Чеховские провинциальные девушки "не понимали жизни", но они же были почти необразованные, а Ксюша - выпускница лучшего столичного университета... Да и что это вообще значит: понимать жизнь? И как этому научиться?

2. ИЗ ДНЕВНИКА МОЛОДОСТИ

1 9 8 4 год

9 декабря. ...Громадное, непередаваемое впечатление от чтения "Игры в бисер" Германа Гессе. Под влиянием этой редкой книги и начат этот дневник. С его помощью хочу узнать, кто я такой и чего в действительности стою. Только сейчас, при чтении "Игры...", осознал, что являюсь страшным неучем и к тому же лентяем. Мне уже 23 года, но сравнивать себя с лучшими героями Гессе мне стыдно.

Для начала нужно прийти к тому, чтобы заниматься своим образованием каждый день часов по 5-6. Благо, моя нехлопотная работа смен-ного инженера (по сути, тот же сторож, только в очень серьезном техническом НИИ) это вполне позволяет. С завтрашнего дня отмечать по минутам время занятий.

18 декабря. Жаль, что не вел дневника раньше. Было бы полезно пристальнее вглядеться в самого себя, каким я был в недалеком прошлом. Вглядеться и отчетливо увидеть самого себя со стороны: как фанатично, целыми днями с утра до вечера, буквально до изнеможения занимался любимым футболом, мечтая стать знаменитым и богатым спортсменом; как совершенно случайно попал в Московский авиационный институт, где на скучных лекциях, часто не понимая ни слова, взахлеб начал читать пресерьезные книги по философии и психологии; как где-то около двадцати лет или чуть позже непонятным образом пришел к необходимости самообразования, еще не зная толком, зачем мне это нужно и каково будет его практическое, жизненное приложение... Было бы поучительно получше вспомнить самого себя в старших классах школы: как я безмерно гордился собой за то, что совсем бросил учиться и целыми вечерами просиживал со своими более старшими приятелями в самых престижных кафе - в то время, как мои сверстники дома делали уроки. Еще больше мне нравилось небрежно рассказывать на переменах своим одноклассникам, слушавшим меня с восхищением, в каком именно кафе в самом центре Москвы мы вчера отлично гуляли и какие красивые были у нас спутницы, что мы пили и сколько оставили денег...

Как же мне, совсем недавно, удалось оставить своих старших товарищей, общением с которыми я так раньше гордился? Не знаю. Наверное, со временем мне стало стыдно сравнивать себя с ними. У них было больше денег, они богаче и моднее одевались, несравнимо легче сходились с девушками... но мне постепенно как-то открылась их дешевое тщеславие, дремучая необразованность и откровенная неумность, чем большинство из них чуть не гордились. Если не ошибаюсь, именно мое здоровое честолюбие вместе с природной любознательностью и преодолели мое неуемное подростковое тщеславие и привели меня к образованию, к философии и психологии, истории и литературе...

30 декабря. Друзей нет, хотя хороших приятелей множество. Вот недавно познакомился с Олей, а кажется, что ближе нее у меня никого нет... Она моложе меня на пять лет, работает в моем НИИ секретаршей, вечерами учится в музыкальном училище при консерватории по классу фортепьяно.

Что будет со мной дальше? Не знаю. Сплошная неопределенность. Необходимо какое-то большое дело. Без него можно сойти с ума. Нет настоящих друзей? - Их надо найти!

И еще узнать: возможно ли мне с моим дипломом МАИ работать в школе, преподавать, скажем, историю?

Чтение в этом году: Ю.И.Селезнев. "Достоевский" (ЖЗЛ); все стихи Блока; "Игра в бисер" Гессе; Х. Картасар; Достоевский: "Белые ночи", "Бедные люди", "Неточка Незванова"... Вот как мало я читал в этом году.

1 9 8 5 год

6 февраля. Написать бы рассказ, сравнить два пути жизни. Один путь - обыкновенный, престижный и безбедный, с многочисленными приятелями и своими несложными удовольствиями; другой - беспоко-йный, одинокий, наполненный познанием, вечными сомнениями и мучительными исканиями... Причем на втором пути запросто можно так ничего и не добиться (так ведь случается, и не редко). Где же правда? На каком из этих двух путей возможно счастье? Как ответить? Пока не знаю.

Неотступные думы о смысле жизни. Как узнать его? И узнать безошибочно, так, чтобы не оставалось больше никаких сомнений в его истинности.

Вот еще одно назначение дневника: нужны свои собственные наблюдения за жизнью, за самыми будничными, кажущимися мелкими, незначительными фактами обыденной жизни, в которых раскрывались бы ее глубокие закономерности, - и свои самостоятельные попытки осмыслить их... Иначе никогда ничего в жизни не понять. И никогда не узнать самого себя. На бегу думать невозможно.

С Олей видимся почти каждый день, часто бываем в консервато-рии.

19 мая. Живу под неотразимым влиянием Толстого. Купил его 22 тома, читаю. Ясно, что я должен стать делателем добра, но никак не равнодушным к общей жизни сытым обывателем. Но что есть высшее

добро сегодня? Как называется то добро, в котором сегодня более всего остального нуждаются люди? И в какой форме его возможно осуществ-лять? Для меня это вопрос вопросов.

2 июня. До чего же мне близка и понятна мысль позднего Толстого - "писать вне всякой формы", ничего не выдумывать, не сочинять, а прямо говорить "то, что сильно чувствуешь".

Но чтобы писать, у меня слишком мало знаний, мало пережитого. После чтения книги А.Ф. Лосева о Платоне это более чем очевидно. Приходится расплачиваться за затянувшееся до двадцати лет беззаботное детство.

28 июня. У Сухомлинского прочитал - и замер пораженный: "Я считаю, что школа лишь тогда школа, когда главный предмет в ней - человековедение, когда познание мира начинается с познания человеческой души..." Надо же! Просто невероятно, но великий наш педагог до того близок мне, что часто кажется, будто он выразил не свои собственные, а мои самые задушевные мысли и цели. Может быть, педагогика - это и есть мое подлинное призвание? Но что я могу дать школьникам? Не более того, что есть во мне.

14 июля. При чтении "Прощания с Матерой" В. Распутина подумалось: человек, живущий сознательно, несет ответственность не только перед будущим, но непременно и перед прошлым. Ведь подумать только: сколько святых, мучеников, подвижников, великих мыслителей и художников и никому не известных скромных праведников жило у нас в России, на всем белом свете! Ради кого же они жили, страдали, творили, творили жизнь? - Ради всех. В том числе и ради нас нынешних, а значит, и ради меня. В том-то и решающее отличие живого, культурного человека от всех остальных, что он воспринимает историю, то есть общую жизнь людей, не столько одной головой, не просто как информацию или какую-то научную задачу, а всем естеством своим. Всем сердцем своим ощущая неразрывную, кровную связь с теми, кто жил до него и чьи кости давно уже сгнили в земле. У Бахтина прекрасно сказано: что живет только в настоящем, умирает вместе с ним. Еще он писал: для того, чтобы отнестись к миру эстетически (то есть сознательно и творчески), нужно понять его "как мир других людей, совершивших в нем свою жизнь, - мир Христа, Сократа, Наполеона, Пушкина и проч." ("Автор и герой в эстетической деятельности").

Стало быть, смысл моей жизни (такой несовершенной и скоротечной) приоткроется мне тогда и только тогда, когда я смогу увидеть и осознать собственную жизнь не иначе, как пусть маленькое, но совершенно необходимое звено в бесконечной цепи жизненных судеб, творящих общую жизнь людей. Если этого не сделать, о каком бы то ни было смысле собственного существования можно будет забыть: ему просто неоткуда будет взяться.

8 сентября. После тяжелого объяснения с Олей впал в какой-то нигилизм, во всем разуверился, много пил... С любимой хочется таких взаимоотношений, в которых есть и полное понимание, и безусловное доверие, и абсолютная свобода... А с Олей этого нет. Следовательно, нет смысла заводить семью, все равно ничего из этого не выйдет.

В школу меня берут, но только учителем физики, а какой из меня сейчас физик? Для историка же у меня нет необходимого диплома.

12 сентября. Что со мной? Живу в каком-то нереальном, фантастическом мире. Все растерял, все идеалы, ориентиры, надежды... Внутри ничего - кроме опустошенности и безверия. А ведь еще вчера все казалось таким ясным и незыблемым... И вот все летит куда-то. Сегодня на выставке в ЦДХ на Крымском валу стоял, долго смотрел на один любопытный портрет симпатичного молодого человека и ничего не мог понять - ни образа, ни художника. Не мог - потому что себя не понимаю. Так ясно это увидел, что даже улыбнулся горько.

Я ведь один совершенно. Никто меня не понимает. Вопросы, которыми я живу, больше ни для кого, кажется, не существуют.

Разуверился даже в самом воспитании. Сейчас совершенно не уверен, что другого человека вообще возможно как-то изменить в лучшую сторону. Вот до чего дошло.

С другой стороны, я понимаю, что подобные кризисы, сомнения необходимы для моего роста. На что надеяться? На разум. Больше не на что. Читать и думать! Все образуется, я верю.

19 сентября. То, что Толстой смело критиковал знаменитейших художников и мыслителей прошлого, учит меня до всего доходить самому. Никому не верить на слово! Ни одного авторитета, каким бы "великим" он не был, не принимать заранее, без критики, не узнав его как следует. Прежде всего - как человека.

Видел Олю на работе. С ней так уютно, спокойно, тепло... Что дальше-то будет? Никто не знает. Но любит она меня так, как никто больше не любит. Столько делает для меня, переживает, вот даже похудела из-за меня на 6 кг. На мой вопрос: "А можно ли вообще со мной быть счастливой?" - ответила простодушно: "Не знаю, но очень люблю тебя".

Какая-то пустота внутри. Да, но я ведь не так уж и много знаю и мало чего пережил, чтобы отчаиваться. Образ жизни и ценности большинства людей я отверг, а жить-то мне с ними. Других-то людей нет. Неужели мой удел - одиночество? Может, для того, чтобы жить, как все, я слишком горд и высокомерен? Так хочется чего-то чистого, идеального, настоящего, а встречаешь повсюду что-то путаное и неопределенное, какую-то серость и убогость...

Ладно, сначала нужно разобраться с собой. Работа долгая, время есть, бумага есть...

5 октября. Опять плохо расстались с Олей: "Ты мне больше не звони". Как же трудно разбираться в своим чувствах! Ничего не понимаю. Она говорит, что я ее не люблю... Да нет, люблю, только не как обычно, а так, как часто любят герои Достоевского - как слабое, беззащитное существо, жалостью люблю .

Сегодня гуляли по Тверскому и она спрашивала, почему я не интересуюсь, чем она живет без меня, что у нее на душе? А я не знал, что ответить, ибо в этот момент подумал, что мне это как-то неинтересно, что я и так все знаю - знаю, что ничем особенно она не живет...

И все-таки боюсь, что подобной преданности я больше никогда не встречу. Опять все идет как-то само собой, и идет под откос. И я ничего не хочу менять. Время само все покажет и подскажет.

Чего мне не хватает с Олей? Понимания. Но ведь подобное познается подобным. А где взять "подобное"? Увы, мы "не ровня". Прости меня, милая моя...

14 октября. Оля просто излучает тепло, нежность! Может быть, этого вполне достаточно для жизни вдвоем? А что делать с недопонима-нием? Не знаю. Может, я слишком многого от нее требую? Добрая, красивая женщина, которая безумно любит меня и целиком доверяется мне - неужели этого может быть мало?..

Простились очень хорошо. Но ни она, ни я - никто не знает, что делать дальше.

10 ноября . Почти все мои старые добрые приятели таковы, что полноценное общение с ними невозможно. Общаясь с ними, я лучше узнаю людей и... незаметно опускаюсь - до их уровня.

Поистине: "Как тяжело ходить среди людей..." И отчего это люди такие пустые, легкомысленные, односторонние, несчастные? И почему никто не хочет стать хоть немного умнее и человечнее? Непонятно.

21 ноября. По дороге из гостей подумалось вот что. Быть или не быть писателем, ученым - дело второстепенное. Обязательно для каждого только одно - неустанное собственное развитие . Независимо от способностей и достигнутого уровня. Да, но о каком развитии речь? О развитии не каких-то специальных (научных, музыкальных, художественных, спортивных и проч.) способностей, но - способности думать, чувствовать, понимать других людей... Речь идет о развитии нашей собственной человеческой природы, способности жить, быть воистину человеком. Это есть как раз то самое измерение - высшее, собственно человеческое измерение - мимо которого всегда проходило и сейчас проходит громадное большинство людей. Да почти все.

Что сегодня мы видим у нас - в самой социально справедливой стране мира? - Неуклонно растущее благосостояние, трудолюбие, выдающиеся научные и технические достижения... и - непонимание самих себя, очевидное неумение жить. И оттого-то - все большую и большую поглощенность суетой, жалкими мещанскими заботами о деньгах, дачах, машинах, вещах... Да ведь оно и естественно - без сознательного обращения к самым главным и насущным вопросам жизни. Конечно, естественно - когда человек сам для себя еще не стал ни проблемой, ни главной заботой, ни высшей целью.

В известном смысле, каждый человек должен стать "философом". Ведь философия - это школа мышления. Без бескорыстной любви к мудрости никому не научиться думать, а значит, никому не узнать, как и ради чего ему жить.

6 декабря. Чувствую, что читаемые мною большие писатели, поднимаемые ими большие проблемы и меня делают больше, не дают опускаться.

Я спешу, забегаю вперед, хочу исчерпывающе и немедленно ответить на все вопросы, а освоенного мало, выжитого и основательно продуманного мало. Только сейчас впервые подхожу к сознательной, совершенно самостоятельной постановке для себя самого главных вопросов жизни, а до ответов, как до Луны. Может быть, это и есть взросление?

Простая мысль насчет своего призвания в жизни: больше всего остального, изо всех сил я должен всю жизнь развивать свою душу, свой ум. Развивать, жертвуя всем остальным, относясь к этому именно как к безусловно главнейшему своему делу, а какое это будет иметь значение для других людей - этого никто сейчас не знает и знать не может. Сейчас я нахожусь лишь в самом начале этого бесконечного пути, на первой ступеньке той лестницы, что возвышается до неба.

Но по-настоящему заниматься собой, своим образованием возмож-но - лишь имея в виду благо других людей.

17 декабря. Звонила Оля, плакала: "Спасибо тебе за этот год, что мы были вместе. Несмотря ни на что я была счастлива с тобой. Но если ты меня не любишь, то, конечно, ничего не поделаешь..."

Как же больно... Опять я - причина слез, боли дорогого, любящего меня, беззащитного человека. Сколько можно ?

Я не знаю, могу ли я вообще быть чьим-то мужем? Думал сегодня целый день и пришел к тому, что семья - это не для меня. Кажется, что я физически никогда не смогу жить в семье, что мне всегда в ней будет тесно, душно, несвободно. Хотя сомнения еще остались.

19 декабря. Пронзительно искреннее письмо от Оли, которое чрезвычайно тронуло меня.

"Решила написать тебе, как Татьяна Ларина... Пишу, потому что не могу больше терпеть, сердце разрывается. Я никогда в жизни так не переживала, а сейчас чувствую - конец. Какое страшное слово! Но не хочу, чтобы мы расстались. Я просто этого не перенесу. Я никогда не писала такого рода писем-исповедей и, наверное, что-то у меня будет не так. Только, пожалуйста, не жалей меня, жалость - плохой советчик. Что тебе подсказывает чувство, то и делай.

...Я тебя очень люблю, такой любви, наверное, ни у кого не было и быть не может. И поэтому я счастлива, что это испытываю, и пускай мне сейчас больно, но я не считаю себя несчастной . Потому что люблю. Мне не нужны никакие штампы в паспорте, главное не это. Мне более чем достаточно, что ты меня будешь любить. А весь этот быт - все это ерунда.

Остается одно - выяснить, любишь ли ты меня и хорошо ли тебе со мной? Если да, то все можно поправить. Я готова идти за тобой на край света. Хочешь, я уйду от родителей и будем жить вместе? Без тебя я не мыслю дальнейшего своего существования... Ну вот, думала, что на бумаге будет легче все тебе сказать, но я ошиблась. Может, это письмо тебе покажется смешным: в наше время - и такие чувства! Мне стыдно, что я до такого опустилась, что пишу тебе все это. Но я без тебя не могу ни дня. Будь всегда рядом, мне от тебя больше ничего не нужно, ни штампов, ни ЗАГСа, если ты так хочешь, я согласна на все. Боже мой, даже перечитывать страшно, что я тут понаписала. Но все это правда! правда!

...Милый мой, любимый, ну давай будем вместе, не бросай меня, без тебя я как слепой котенок. Может быть, это не гордо, низко, но я согласна быть с тобой вместе на любых условиях, как тебе только будет угодно. Но только если, конечно, ты меня любишь... Мне почему-то кажется, что ты смеешься над моим письмом; может, ты думаешь, что все это наиграно? Но пойми, такие письма играючи не пишут. От того, как ты воспримешь это письмо, зависит моя дальнейшая жизнь. Возможно, после него я стану тебе противной, ты скажешь, какая же уважающая себя девушка станет так унижаться... Но я не унижаюсь, я люблю .

Да, и еще, если уж писать, то все, тем более, что откровеннее уже некуда. Насчет твоих новых знакомых женщин я, конечно, была не права. Сейчас я понимаю, что ты человек общительный, любишь новые знакомства. Действительно, все время сидеть вдвоем в четырех стенах невозможно и сосредоточивать все свое внимание только на одном человеке всю жизнь нельзя. Это будет тогда болото, а не жизнь. Если будем вместе, обещаю впредь не делать тебе никаких замечаний по поводу твоих знакомых. Тебе не стало противно из-за того, что я со всем соглашаюсь? Когда человек любит, он хочет счастья любимому. Мне кажется, я смогу принести тебе счастье. Пусть это и громко, и нескром-но сказано.

Перечитывать не буду, боюсь. Надеюсь, что это письмо не испортило ничего и я не стала после этих признаний тебе омерзительна.

Оля. 2 часа ночи.

PS . Если ты все же надумал бросить меня, то бросай сразу, не тяни, не звони мне больше никогда и не приходи. Это будет очень больно - слышать и видеть тебя. Хотя я знаю точно, что тебя я никогда не забуду, хоть и говорят, что время лечит, это ко мне не относится. Тут нечего лечить. Любовь - это не болезнь, наоборот, это здоровье".

Такой беззаветной преданности, такой нерассуждающей любви я еще никогда не встречал. Да и встречу ли когда-нибудь еще? Только зачем она так часто спрашивает, не стала ли она из-за своей безоглядной искренности мне противна? Неужели так плохо знает меня?

22 декабря. Отдал письмо Оле, где был предельно откровенен и написал все о себе, о своем отношении к семье... Когда писал, был уверен, что прав, а сегодня опять сомнения. Вчера у меня выходила возможность... слишком уж оригинальных отношений между полами, вроде "полигамии"... А сегодня опять мучаюсь: что есть нравственное и безнравственное, истинное и ложное в отношениях мужчины и женщины? Где решающий критерий? Что дает санкцию на интимную близость? Как ответить?

24 декабря. Только что посмотрел изумительный фильм С.А.Герасимова "Лев Толстой". Жаль, что Сергея Аполлинариевича уже нет с нами... В огромном зале кинотеатра "Россия", где на прошлой неделе был нескончаемый аншлаг на фильме об А. Пугачевой, "которая поет", сегодня я насчитал человек десять, из которых двое вскоре ушли.

Нет слов как тронуло. Несколько раз слезы подступали, чуть не плакал. Что-то невероятно родное, близкое для меня - Лев Толстой. Думаю, что на всю жизнь. Решил съездить в Ясную поляну, поклонить-ся. Счастлив, что я русский, что Толстой и Достоевский тоже жили в России, тоже ходили по этой земле. Остальное суета.

Запомнились слова писателя: считать, будто искусство может быть бессмысленным, - опасное заблуждение. Толстой - моя опора в жизни, поистине "воплощенная совесть". Без него падаю, заблуждаюсь, путаюсь. Чаще прикасаться к нему. Возвышает и очищает, как никто.

Эпиграф к фильму - запись из дневника позднего Толстого:

- Странное дело, что я вынужден молчать с современниками и обращаться к будущим поколениям.

К кому же он обращается? - К пустому залу. Москва - "центр науки, просвещения и культуры"? Еще чего! Давно уже - признанный центр тщеславия и мещанства.

30 декабря. Во время прогулки пришла мысль: лет до сорока (как это было нередко в античности - у Сократа, Платона, Аристотеля и других) мне нужно учиться. Учиться по-настоящему, основательно, а потом только пытаться как-то отдавать накопленное другим. Без внут-ренней готовности нельзя прикасаться к душам людей.

Чтение в этом году: Евангелие, Платон (и книжка Лосева о нем), Достоевский, Толстой, Блок, М. Друскин. "Бах"; Б. Бурсов. "Личность Достоевского"; Булгаков. "Мастер и Маргарита"; М.Фриш. "Штиллер"; Сухомлинский; "Игра" Бондарева; "Пожар" Распутина; "Барьер" Вежинова; Маркс и Энгельс. "Из ранних произведений..." Мало, конечно. И только сейчас увидел, что читал много такого, что читать вовсе не обязательно. В выборе своего чтения еще плох.

1 9 8 6 год

3 января. Смотрели с Олей мою любимую "Крейцерову сонату" в театре Ермоловой. Столичная публика просто шокирует: в момент очередной жуткой ссоры супругов, когда Позднышев в бешенстве кричит жене Лизе: "Чтоб ты сдохла!", - многие дружно так и весело засмеялись. В антракте несколько десятков человек - из "пестрого стада зрителей" (Толстой) - ушли.

Новый год встречали вдвоем с Олей. Опять у нас все хорошо. Может, это потому, что стали реже видеться?

9 января. ...Так хочется помочь всем моим добрым знакомым измениться, стать образованнее, внимательнее друг к другу... Слишком уж очевидно, что они нуждаются в помощи. Но как им помочь? Сейчас не знаю, но я обязательно узнаю это и помогу.

13 января. Звоню Оле, честно рассказываю, что недавно в одной компании познакомился с интеллигентной танцовщицей из Большого театра... и опять в ответ слышу упреки, обвинения, что она "все поняла"... Она никак не может привыкнуть к полностью свободным, дружеским отношениям. Ведь от друга мы ничего не требуем, не пытаем его унизительными допросами и ревностью. Она видит в этом нелюбовь, хочет обычных отношений, "как у всех".

Посмотрел на Олино фото... и сердце разрывается. Что-то родное, дорогое, ласковое... Как же все понять и решить все противоречия в любви? Неужели опять ошибся? Опять из-за меня страдают живые люди, а я философствую?

17 января. Сильнейшая депрессия. Все противно, ничего не могу делать... Такая во мне потребность в полноценном общении - и не с кем, совсем не с кем эту жгучую потребность разделить! Не могу же я серьезно общаться только с книгами!

Оля просит встретиться, а я чувствую, что не могу сейчас почему-то видеть ее. Она спрашивает: "Это все, конец?"

Вот что. Решать я ничего не буду. Жениться не собираюсь. Со всеми людьми отношения должны быть дружескими - безо всяких подозрений, требований, объяснений, упреков и претензий на собствен-ность. Все эти "обязательства", "чувство долга" и проч. - не для меня.

19 января. Прав ли я, отказываясь от общепринятого однолюбия и предлагая всем знакомым девушкам дружбу? Ведь эта дружба не есть что-то надуманное, головное, нет! Это - простое выражение того, что уже есть. Я не знаю женщину, с которой мог бы сложить семью.

С Олей решили пока оставить все как есть.

Проблема любви. Я хочу знать, как должно быть в идеале, истинно по-человечески, а не "как у всех".

24 января. Вдруг пронзило: сколько же лет своей жизни, своей юности я валял дурака, был чудовищно равнодушен к самому себе! Сколько было всяких глупостей и гадостей, даже несмываемой грязи и позора, и при этом - безмерного высокомерия и самодовольства... А понял я это только сейчас - когда все свое свободное время (нередко по 8-10 часов в день) занимаюсь и чувствую, как пугает меня мое невежество.

5 февраля. Вспомнился эмоциональный разговор с Олегом в одной ленинградской гостинице, года 3 назад, когда мы еще были с ним лучшими друзьями. Ложась спать, отчего-то вдруг заговорили о смысле жизни. Я стал говорить, что жить нужно ради других, развивая для этого свои высшие способности... И вот до сих пор стоят в ушах его истеричные взвизгивания: "Ну, а себе-то, себе-то что? Я не хочу жить ради кого-то, тем более тех, кто будет жить после меня и кого я не знаю! Всякому нормальному человеку естественно жить прежде всего ради себя и своей семьи, а все остальное - дурацкая коммунистическая пропаганда".

Тогда я не смог вразумительно ему ответить, да и сейчас, наверное, не сумею. Однако вот что ценно: я впервые убедился в том, что слова о благородстве и бескорыстии могут вызвать самую настоящую истерику.

11 февраля. ...С Олей нередко нам не о чем говорить, понимания должного нет и ясно, что не будет. Что меня удерживает от окончатель-ного разрыва? Жалость? Но ведь мы не можем точно знать наше будущее, поэтому и решать сейчас ничего нельзя. Хотя и кажется, что наши отношения все же обречены...

Один из обычных аргументов против "экспериментов" в любви. Допустим, человек, желающий быть честным, имеет связи с несколькими женщинами, с которыми у него самые дружеские, доверительные и теплые отношения. Но вот с одной из них случилось непредвиденное - беременность. Как тут быть? Я ребенка вообще-то не хочу, но ведь решать здесь буду не я один. Что же, вступление в половую связь в таком случае - это подлость? Кажется, сама природа говорит моим поискам - "нет".

Но ведь случайная, нежелательная беременность возможна и в законном браке. Какая же здесь разница? И почему в одном случае - это "подлость", а в другом - всего лишь досадная случайность? Значит, природа ничего нам здесь не говорит? А что же или кто же тогда - "говорит"?

17 февраля. День рождения, 25 лет... Но вместо радости - какая-то тягостная неудовлетворенность. В настоящем многое не так, более или менее определенного будущего нет, уверенности в своей необходи-мости другим нет, а годы идут...

Хочется в будущем найти такую деятельность, которая имела бы самое непосредственное отношение к душам людей, чтобы она была в то же самое время и живым общением с ними. Если поставить такую деятельность целью всей жизни, видеть в ней свое настоящее призвание, то, кажется, она будет уникальной, не имеющей аналогов в наше время. Но возможна ли эта деятельность как общение? Что это может быть конкретно? Не утопия ли это? Ведь в научной литературе, да и в самой жизни "деятельность" и "общение" принято резко разделять.

Так одиноко, что появились мысли о возможном браке с Олей. Не знаю, что из этого получится, но раньше таких мыслей не было.

8 марта. Спасаясь от непонятной тоски, пошел вечером гулять в центр, хотелось выпить, побыть среди людей... И вот на Горького влюбился в незнакомку. Мне показалось, что это была именно та самая невстреченная девушка, по которой я так долго тосковал... Все в ней было удивительно гармонично: и стройный стан, и неброская, с безукоризненным вкусом подобранная строгая одежда, и красивое юное и в то же время задумчивое лицо... Какой-то воплощенный идеал женст-венности. Но более всего меня поразил и очаровал ее осмысленный взгляд - взгляд, обращенный не только вовне, но и внутрь себя. Именно этот редкий взгляд придавал всему облику редкую глубину, обаяние и привлекательность... Невольно показывая главное, он делал всю красивую внешность второстепенной, почти незаметной, как рама к содержательной картине. Жалею, что не заговорил с ней, не набрался дерзости. А сейчас даже и не знаю, узнал бы ее, если б довелось еще раз встретить. Зато я знаю теперь, что на свете есть кого любить. Без этой уверенности трудно жить.

23 марта. Не раз подмеченная мною закономерность: ни у одной молодой красавицы в подчеркнуто модной одежде я никогда не видел не то что элементарной задумчивости, но даже просто неглупого выраже-ния лица. Отсюда естественный вывод: не в меру красивая, показная внешность есть верный атрибут пустоты .

Не надо ничего выдумывать, только смотри внимательнее, что происходит вокруг, в самой жизни, пристальнее вглядывайся в то, что перед глазами - и так и познавай людей и жизнь. Вот, например, простой факт. Почему в дорогих автомобилях, тем более иномарках, практически невозможно увидеть дурнушку? Ведь если вдуматься в этот простой жизненный факт (настолько обыденный и привычный, что мимо него все проходят мимо) и объяснить его, он сможет, пожалуй, расска-зать о современном человеке побольше, чем иная толстая научная книга.

11 апреля. Не раз замечал, что когда я рассказываю Оле что-либо важное, чрезвычайно волнующее меня, она смотрит куда-то по сторонам, почти не слушает. Видно, то, чем я живу, ей не очень-то близко или понятно. Ее же иные рассказы о своей жизни приводят меня в недоумение: какие-то дешевые "мальчики", о которых ей нечего или стыдно рассказывать, но с которыми ей ужасно весело, да еще с описаниями глупейших подробностей - как они красиво и модно были одеты, как резво танцуют... Как же мы все-таки далеки друг от друга!

Вот в душе принял уже решение (30 минут назад) расстаться - и сразу пронзила острая боль. Мне тяжело, а каково Оле? Ведь виделись чаще чем через день полтора года... "Сердце отстает, потому что любит, и когда ум приговаривает и казнит, оно еще прощается" (Герцен. "Былое и думы").

Да, я еще не встречал ту, с которой захотел бы жить вместе, каждый день которую хотел бы видеть, говорить с ней. И насколько я себя знаю, от поисков, от своей открытости людям, от их всегдашнего узнавания я никогда не откажусь.

...Хочу,

Всегда хочу смотреть в глаза людские,

И пить вино, и женщин целовать,

И яростью желаний полнить вечер,

Когда жара мешает днем мечтать,

И песни петь! И слушать в мире ветер!

16 апреля. Оля продолжает встречаться с Сашей, своей "первой любовью". Это ее, конечно, дело.

Заметил, что невольно сравниваю всех своих знакомых подруг с тем "идеалом женственности", которого я встретил на Горького. И все мои знакомые от этого сравнения проигрывают.

Толстой боялся в свои 26 лет будущей своей ничтожности. Вот и я боюсь того же. Вдобавок к конспектам, нужно попробовать писать еще рефераты по всем вопросам, которые меня интересуют, которые я сейчас изучаю. Писать, выделяя самое главное в тексте, особенно - мое "обогащение души" - то, что наиболее близко и важно для меня, для моего повседневного мышления. В прошлом веке это была общеприня-тая, проверенная форма занятий в кружках лучшей молодежи.

4 мая . Звонит Оля, гуляет в какой-то пьяной компании. Завтра будет уверять, что там все дураки, правда, веселые, и что я лучше всех. А потом все повторится вновь. Между нами пропасть духовная. Читать ей скучно, так как непонятно - зачем? Читает только ради меня, через силу. Чем больше я занимаюсь, тем дальше мы друг от друга. Жаль, но это удаление, судя по всему, неотвратимо.

18 июня. Недавно один приятель, очень добрый и необразованный, сказал мне: "Что бы ты ни написал о человеке, о счастье, любви и прочем, все твои мысли и идеи всегда будут субъективными: ведь все это у каждого свое". Оказывается, он еще не знает, что если бы все всегда было всего-навсего "субъективно", то ничего бы вообще не было - ни культуры, ни философии, ни науки, никаких объективных ценнос-тей. Не было бы даже самой субъективности. Он не знает, что всякая "субъективность" уже предполагает наличие "объективности", без которой она лишается всякого смысла, отрицает саму себя. Таков один из элементарных уроков античности .

Сгораю желанием начать действовать, идти в школу, но так мало знаю, что сейчас это невозможно. А сроки моего обучения, моего ликбеза зависят только от меня одного.

27 августа. Неотвязчивые мысли о школе. Как услышу, что где-то говорят о школе - сердце замирает. Чувствую, что педагогика - дело, важнее которого сегодня ничего нет.

Прежде чем думать о своих конкретных занятиях со школьниками, мне необходимо уяснить - какими людьми я хочу их видеть в буду-щем. Мне должна быть предельно ясна высшая цель воспитания. Что есть в моем понимании прекрасный человек, идеал человека? И даже не в моем только понимании (причем тут я?), а предельно объективно, с точки зрения всей тысячелетней мировой культуры. Лишь хорошенько уяснив себе это, можно будет думать о каких-то конкретных занятиях, темах, методиках и прочем.

1 октября. Посмотрел фильм Андрея Смирнова "Осень" - о том, как двое немолодых уже "интеллигентов", любя, мучают друг друга, потому что совершенно не представляют, в чем заключается смысл любви. Их отношения (благодаря, разумеется, мужчине) не поднимают-ся даже до уровня простой жалости, душевности, то есть до самого низшего уровня любви.

Посмотрел на это обычное недоразумение и вдруг увидел, что сам-то никогда еще не любил, как хочу и могу любить. Все, что было - не то, лишь бледная тень...

13 ноября. Знакомый, считающий себя писателем, говорит, что любит Достоевского с Толстым, хотя я точно знаю, что еще сильнее он любит смотреть балет и хорошо поесть. Любит на досуге порассуждать о "духовности", но абсолютно не понимает и не любит ни философию, ни христианство, ни великую классическую поэзию и музыку... Откуда же в таком случае душе-то взяться? Его любимые писатели - Гашек, Фрейд, Набоков, Хэмингуэй, Аксенов... То есть те, кто либо вообще ничего не слышал о духе, либо прямо отрицает его. С видом знатока объяснял мне: "Цель искусства - наслаждение. Если кому-то что-то нравится, то это уже искусство".

Вывод прост: сами эстетические вкусы жестко определяются жизнью, которую ведет человек, его нравственностью. Смешно было бы, если отъявленный эгоист стал бы вдруг с увлечением читать о примерах бескорыстного служения людям.

4 декабря. Андрей Рублев у Тарковского, размышляя о Страшном суде и отказываясь писать его устрашающие, лишенные милосердия сцены, говорит: "Надо почаще напоминать людям, что они люди..." И чем привлекательнее зло, царящее в мире, чем глубже мир погружается во зло, тем чаще, настойчивее нужно напоминать людям, что они люди. Так - по мысли Андрея Тарковского.

После фильма - публика на ул. Горького. Поневоле сравниваешь: там - горение духа, аскеза, познание земного и божественного, бескорыстное творчество и жизнь ради всех людей, а у нас на уме - где бы подсуетиться, где что достать, чтобы поразить всех своим великолепием, развлечения дешевые, изучение всего на свете, кроме самого необходимого... Тут у кого хочешь руки опустятся. Никакой Рублев, никакие божественные иконы, никакая высшая красота ровно ничего не говорят нам. Все это для нас, что лира для осла.

Вспомнил, как часто я бывал безудержен, без всякой меры резок, зол и даже жесток в спорах с друзьями, как во что бы то ни стало хотел доказать свою правоту, выказать свой ум... А вот инок Андрей кротко молчал даже тогда, когда его ни за что били до крови по лицу (сцена со скоморохом). Смирение паче гордости - вот еще один урок мне.

Фильм помог мне понять и то, что я не смогу стать настоящим человеком, ведя старый образ жизни. Без усилий, без напряжения всех своих сил, сколько бы тебе не было дано от природы, никто ничего значительного не достигал.

И нужно перестать без конца сравнивать себя с большинством, с "кисельной массой" (Достоевский), ибо что же это такое, как не нетребовательность к себе? Так легко и дешево самоуважение не покупается.

25 декабря. Вот встал утром человек, у которого есть много свободного времени, но нет цели в жизни. Можно заняться одним, можно другим, а можно и вовсе ничего не делать, просто полежать, послушать музыку, сходить куда-нибудь, с кем-то поболтать, выпить, можно что-нибудь от скуки почитать, а можно и не читать... Какая разница?

Что же может организовать всю его жизнь? Да ничего. Ничего, кроме цели. Без цели, без высшей идеи жизни все сразу рушится, становится случайным, необязательным и бессмысленным.

Думаем дальше. Вопрос: почему же у одних (ничтожного меньшинства) есть цель, а у других (громадного большинства) - ее нет? Откуда берется она? Пока не могу ответить. Знаю только, что без цели нет человека. Нет цели - нет человека.

И еще. Если мое развитие, мое самообразование не ведают никакой иной цели, кроме меня самого, то они не только вконец обесцениваются

и обессмысливаются, но становятся попросту невозможными. Бахтин писал, что даже моя смерть имеет значение не для меня, а только для других, что уж там говорить о жизни. Итак, заботиться о себе, и заботиться о других - это одно и то же. Сознательно изменять самого себя я могу - лишь думая об изменении других. Я читал об этом у Маркса и Толстого, но лишь теперь это стало моим собственным убеждением, взятым не только из книг, но и из самой жизни.

31 декабря. Из прочитанного в этом году: "Преступление и наказание", "Идиот", "Записки из подполья", Записные книжки и тетради 1860-1881 гг. Достоевского; "Исповедь", "Что такое искусство?", "Анна Каренина", "Воскресение" Толстого; Тютчев, Герцен, Маркс, Гессе, Бахтин; из современных - Фриш, Айтматов, Тендряков, Маканин, Ильенков, психологи Кон, В.А. и А.В.Петровские.

1 9 8 7 год

14 января. Раньше мне, как и всем, казалось, что нормальная, соответствующая человеческой природе жизнь - это жизнь без тревог и волнений, без страданий и угрызений совести... Нет. Какое может быть спокойствие, когда кругом столько пошлости и глупости, невежества и несчастия, грубости и бесчеловечности! Когда кругом столько работы! Молодой Толстой писал своей двоюродной тетушке: "...Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокой-ствие - душевная подлость" (1857). Так кого же может прельстить спокойная, бесчувственная жизнь в сытости и комфорте? - Скорее животное, чем человека.

2 февраля. Теплое письмо от И.С. Кона. Написав ему, что много-му научился на его известных книгах о становлении личности, я хотел посоветоваться насчет своих педагогических планов. И вот он пишет в ответ, что в современной школе много рутины и формалистики, что перестройка до сих пор нашей школы не коснулась... Советует искать что-то вроде юношеского клуба, там-де больше свободы и возможностей для неформального общения, чем в самой школе.

17 февраля. Мне уже 26... Этот тихий Олин голосок по телефону: "Не бросай меня..."

Жизнь безжалостно ломает все мои прежние грубые схемы, все бесконечно усложняет и запутывает. Раньше как было все просто: развивается человек или нет? способен он к развитию или не способен? - ответишь на этот простой вопрос и все - мое отношение к этому человеку готово. Раз и навсегда. А сейчас? Думаю, может, бог с ним, с этим развитием? Может, отношение человека к другим людям, его элементарная человечность и способность сострадать превыше всякого развития? Больно развитых-то что-то почти совсем не видно. Как хрупка человеческая жизнь, какого бережного отношения к себе она требует! Прежде чем думать о каких-то сложных вещах, научиться бы всем нам простой, естественной жалости, душевности, чуткости друг к другу... Ведь путь к духовности, как говорят знающие люди, лежит только через душевность.

14 марта. ...Как же много плохих книг! Всякие кандидаты и доктора разных наук упиваются своими специальными тонкостями, своим искусственным бездушным языком, а когда, намучившись, переведешь все это на русский, получается давно всем известное. Только время зря потратил. Раньше я читал в основном современных ученых, наивно полагая, что уж они-то все знают, и вот только теперь увидел, что за редчайшим исключением все они прячутся от жизни и ее насущных вопросов в дремучий, но совершенно безопасный и мало кому интересный лес своих темных научных категорий и узеньких специаль-ных тем. Сколько же нужно было прочитать научного хлама, чтобы понять простое: по-настоящему учиться думать и понимать жизнь можно только в сомышлении с великими .

19 апреля. Прочитал в газете последнее интервью Андрея Тарковского, данное им незадолго до смерти, в октября 1986 г. Удивительный человек! Несомненно, он встал в один ряд с лучшими мировыми художниками прошлого. Напоминая известную мысль Достоевского о назначении искусства, он говорит: "Искусство несет в себе тоску по идеалу. Оно должно поселять в человеке надежду и веру". И еще поразившие меня слова: "Художник свидетельствует об истине, о своей правде мира. Художник должен быть уверен, что он и его творчество соответствуют правде. Я отвергаю идею эксперимента, поисков в сфере искусства. Любой поиск в этой области, все, что помпезно именуют "авангардом", - просто ложь". А о психоанализе лучший кинорежиссер современности сказал, что его подход к художественному творчеству "даже удручает". "Я считаю, что психоаналитические истолкования искусства слишком упрощены, даже примитивны". Впрочем, лучшим умам русской культуры это было известно с момента появления психоанализа.

Да, но почему настоящий художник не имеет права на эксперимент в искусстве? Потому, что он берет на себя ответственность не только за искусство, но и за то целое, частью чего оно является. И только такое понимание искусства - как части жизни - способно сделать его действительно серьезным и важным делом и придать ему безусловный смысл, как об этом писал, в числе других, Бахтин.

5 июня. Давно уже напряженно занимаясь часов по 8-10 ежедневно, стал лучше понимать любителей поболтать на досуге о философии, литературе, эстетике... Этим пожизненным дилетантам нетрудно баловаться словами потому, что они не знают и не хотят узнать настоящую цену своим словам.

В "Анне Карениной" Кити, глядя на Вареньку, недоумевала: как это ей удается быть всегда возвышенно спокойной и доброжелательно ровной со всеми людьми? И вот урок Толстого мне: для этого необхо-димо жить тем, что бесконечно выше всего мелкого и суетного, модного и престижного... Не сам по себе человек выше других, а то, чем он живет. А потом только и он сам.

14 июля. Слушали с Олей в консерватории Первый скрипичный концерт и Десятую симфонию Шостаковича. Катарсис. Кажется, я стал лучше слышать глубокую музыку. Раньше я головой "расшифровывал" отдельные фрагменты, темы, теперь же мое восприятие музыки стало более естественным, непосредственным и целостным.

Судя по всему, правы те психологи, которые советуют искать достоинства всякого произведения искусства не только в нем самом, но и непременно - в душе и сознании культурных зрителей, слушателей или читателей. Что именно оставляет то или иное художественное произведение в человеке, куда его зовет, возвышает или унижает его? - От ответов на эти вопросы зависит как правдивая оценка произведения, так и вообще его принадлежность к самому искусству.

Оля меня убивает: "Лучше тебя мужчин все равно нет..." Вот так. А выводы?

24 июля. Прочтя изумительные письма А.А.Ухтомского к ученикам, шел по Горького и проверял на деле свои выводы. Эффект потрясающий! Главное, чему учит Ухтомский, это - предельная концентрация внимания на лице каждого встреченного человека ("доминанта на другое лицо"). Думать не о себе, не о своем, но о том, чем живет, в чем нуждается всякий человек, в данную минуту оказавшийся рядом с тобой. И до чего же тогда все становится на удивление ясно, чисто и понятно! И как же при таком истинно человеческом подходе к людям сразу исчезают всякие эгоистические и похотливые соблазны и появляются мысли совсем о другом - о том, в чем нуждается каждый встреченный человек и как помочь ему...

Не могу выразить, как же я благодарен прекрасному мыслителю и человеку.

19 августа. Посмотрел "Солярис" Тарковского и окончательно убедился: насколько же вера, любовь, мудрая человечность выше голого познания, чистой науки! По-другому стал смотреть на свои занятия. Пора навсегда оставить мышиное копошение в рухляди профессорской психологии и философии, которые и с жизнью-то имеют мало чего общего. До самого последнего времени я был ослеплен этими науками и, жадно читая десятки и десятки лучших книг, наивно ждал от них вразумительных ответов на насущные вопросы жизни. И вот лишь сейчас мне открылось, что о научной психологии и философии правомерно сказать то, что говорил Толстой о науке вообще: она отвечает на те вопросы, которые ей никто не задает. Можно вспомнить и Достоевского, писавшего, что наука не дает нравственного удовлетворения, на главные вопросы не отвечает. Действительно, о самом главном - что есть безобразный и что - прекрасный человек? что есть настоящее мышление и мудрость? как и ради чего человеку жить? - ни психология (наука принципиально безоценочная), ни философия профессоров (наука принципиально бездушная) ничего не говорят. А если вдруг и говорят, то давно известное в истории культуры. И говорят на таком безжизненном, противоестественном языке, что я уж и не знаю, кем же это надо быть, чтобы самому заговорить, то есть начать думать, на нем.

Насколько же настоящее искусство выше и мудрее современной науки!

30 августа. ...Подхожу в метро к явно заблудившейся девушке, спрашиваю, не могу ли я чем-нибудь ей помочь. Она резко, даже с презрением отвернулась и чуть не побежала от меня. Почувствовал, будто меня оскорбили. Да ведь она и оскорбила меня своими грязными подозрениями. Как же с такими представлениями о людях она собирается жить?

16 сентября. Сенека открыл мне глаза: смерть не впереди нас, а за плечами. Все, что нами прожито, принадлежит смерти. Как я раньше этого не понимал? И как же больно сознавать, что у меня за плечами накопилось столько грязи, несмываемой грязи. Так вот и войдет мое прошлое, вся моя жизнь в вечность - вместе с грязью. А изменить уже ничего нельзя.

2 октября. Ходил в свою старую школу, узнавал насчет работы. Предлагают мне вести мой экспериментальный курс нравственной философии факультативно, после уроков, с любыми старшими классами.

Невыносимо, когда ты никому не нужен, а потребность делать что-то разумное и необходимое людям огромная. Если я хочу узнать себе цену как учителю, надо идти в школу. Пусть даже и за 50 руб. в месяц.

17 октября. Первые занятия со старшеклассниками показали, что все "факультативное", в точном соответствии с этимологией, для них и означает "необязательное". Нет, наверное, надо искать что-то другое.

При переходе от мечтаний молодости к действительности всегда очень тяжело (Гегель знал что говорил). Очень уж велик разрыв между моими планами и реальностью нашей школы. Какие пошлые, пустые слова! А я чуть не плачу...

2 ноября. Стоило провести в подмосковном "доме отдыха" два безумных, пьяных выходных дня в случайной компании инженеров, ответственных комсомольских работников и модных универсальных продавщиц универсального магазина, чтобы послушать " Deep Purple ", Антонова, "Машину времени", "Наутилус"... и еще раз воочию убедиться: пустоты не могут сильно отличаться друг от друга .

А Оля вчера весь вечер ревела. Ей тяжелы наши странные отношения. Она хочет большего - "чтобы было все, как у людей". Свобода ей невыносима, просто ни к чему. Я ее понимаю, но... Знаю, что это "но" на бумаге выглядит страшно.

21 декабря. В юности избавляешься от тщеславия, когда догадываешься: быть даже среди первых в толпе - все равно оставаться в толпе. У меня получилось так, что сами тщеславцы (самые близкие мои друзья тогда) и излечили меня от тщеславия.

Переехал на Университетский проспект, стал снимать комнату в коммуналке. Лучше уж жить впроголодь, зато в своей комнате. Тихо, никто не мешает, сносные доброжелательные соседи.

Чтение в этом году: Диоген Лаэрций, Платон, "Никомахова этика" Аристотеля, Феофраст, Лукиан, Цицерон, Сенека, Гераклит, Демокрит, Эпикур, Ларошфуко, Лабрюйер, Паскаль, Белинский (все письма), "Братья Карамазовы", "Война и мир" и Дневники Толстого, "Былое и думы", "С того берега", "Письма из Франции и Италии" Герцена, Лотман (биография Пушкина), "Дружба" Кона, Дневники Пришвина, Письма Ухтомского, "О любви" Стендаля.

1 9 8 8 год

15 января. Верю, что только мои собеседники, только мои будущие юные друзья спасут меня. Когда увижу, что у нас есть полноценное общение, тогда буду спасен. Только тогда.

Бахтин помог мне понять: не только через других я познаю самого себя, но и - для других, ради других. Все мои человеческие качества имеют цену и смысл только для других. Кому какое дело, какой я сам по себе, в лесу? Да и мне самому какое дело?

В чем глубочайшая причина всех моих кризисов, моего безверия? - В ощущении своей ненужности людям. Я никто - потому что я никто среди людей и для людей .

15 февраля. Почему я увлекся по-настоящему философией и литературой? - Потому что был честолюбив. Потому что один только выбор этого пути - пути познания жизненной мудрости - поставил меня на самый верх человеческой иерархии и дал законное право уважать самого себя. Я ощутил это довольно скоро, еще ничего не добившись, ничего толком не успев узнать, а именно - только встав на этот редкий, неуклонно возвышающийся и возвышающий путь.

Обыкновенных учителей по разным предметам множество, даже хороших учителей, а вот учителей в высшем смысле совсем нет. А ведь именно они сейчас, со всеобщим-то ростом благосостояния, необходимы как никто.

17 февраля. Может ли человек после 25-ти лет начать сознательно изменяться, начать мыслить, если до этого он жил так, как все живут? Жизнь показывает, что это практически невозможно. Очевидно, правы были те, кто говорил, что обычно наша судьба решается в возрасте от 16 до 25 лет.

"Всему свое время, и время каждой вещи под небом": время верить великим, и время верить окружающим; время быть странным, и время быть стадным; время идти - все вперед и выше, и время ходить на службу; время дерзать, и время заводить семью...

21 марта. Надо же! Не знал, что мышление может разъединять людей, даже самых близких, кого знал долгие годы. Начав думать, я увидел, что не могу больше общаться со своими прежними лучшими друзьями. Что же, безмыслие, выходит, объединяет? Да, но всего лишь в касту, или в кружок, или в семью, или в толпу.

29 апреля. Только что проводил Машу от университета до дома. Учится на вечернем отделении юрфака, работает секретаршей в своей школе. Только что ей исполнился 21 год. У меня, кажется, не было еще такой хорошей знакомой. Маша восприимчивее, тоньше, воспитаннее всех моих прежних подруг. К тому же она стройна, непосредственна, общительна и как-то без усилий красива своей неброской красотой... Это лучшее из того, что я встречал. Что-то будет? Не хочу завтра ехать к Оле. Натянутость наших отношений все более очевидна .

Но поймет ли меня Маша?

5 мая. ...Каждый раз, видя Машу с ее подружкой, совсем юной учительницей начальной школы, убеждаюсь, какая же между нами пропасть... Жаль. Они еще дети по уму.

Достоевский говорил: "созерцать две бездны сразу". А ведь это мне не то что знакомо, но даже близко. Благоговение и искреннее стремление ко всему высокому, чистому, идеальному... и в то же время - какое-то непонятное влечение к чему-то двусмысленному, скользко-му, сомнительному...

И вот еще одно мучительное противоречие. Стремление к ясному и твердому знанию о человеке, о жизни... и временами - отчетливое, безжалостное понимание того, что человек, и жизнь, и смерть есть до конца не познаваемая тайна. И как же мучительно осознавать свою принципиальную, ничем не устранимую ограниченность буквально во всем: в любви, в общении, в образовании, в мышлении... Ясно осознавать, что даже самая яркая и счастливая, самая мудрая и содержательная жизнь - всегда будет далека от совершенства, реализацией лишь какой-то части, далеко не всего заложенного в нас богатства, наших способностей...

Тяжело смириться с этим обескураживающим пониманием. Тяжело, а нужно. Все равно ведь с этой неизбежностью ничего не поделаешь.

18 мая. Очень дружны с Машей. Тянет обоих друг к другу.

А с Олей расстались. Это же было ясно раньше! Чего я тянул? Господи, как же ей больно сейчас! Что я наделал? Ну, "не ровня" мы, да, но глаза-то на что? ум-то на что? Когда же я повзрослею?

19 мая. Маша говорила, что плохо умеет разбираться в людях, а

потом она сама пришла к простому вопросу: "Что значит узнать человека? Что именно нужно узнать в нем?" А я, столько читавший об этом, растерялся и совершенно не знал, что сказать. Не станешь же красивой девушке рассказывать о "взаимодействии иерархий основных подструктур личности и их свойств", о чем я как-то читал в одной серьезной психологической книге. Тем более, что ученые никак еще не могут точно сосчитать даже количество этих самых "подструктур", у всех получается по-разному, и этот актуальный вопрос до сих пор остается горячо дискуссионным.

Когда прощались у ее дома на площади Гагарина, сказала едва слышно: "Я буду очень благодарна тому человеку, кто поможет мне узнать саму себя". Милая моя, как же я на тебя надеюсь! Кто бы знал...

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо -

Все в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо;

И молча жду, - тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты...

22 мая. Кажется, я могу испытать ранее неведомое: я люблю Машу, а она меня отвергает. Такого я еще не испытывал. Ну и хорошо. Нечего нос задирать. Не перестрадав страданиями человеческими, как учит русская литература, никому человеком не стать.

И вот еще что. Мы будем вместе только в том случае, если Маша пойдет за мной в своем развитии. Это условие непременное. Иначе всякие увлечения, даже самые сумасшедшие, пройдут, и пройдут скоро.

27 мая. Долгое время я считал, что вполне возможно любить сразу нескольких женщин. Узнав Машу, понял, что по-настоящему любить можно только одну. Где вторая, там и третья, и четвертая... Принципиальной разницы ведь нет, все критерии размыты.

И еще я вижу, что мое мышление до сего дня было всего лишь отражением моей жизни. Я не любил никого по-настоящему, невольно экспериментировал с живыми людьми, предлагая всем "дружбу" и выдумывая разные "теории", чтобы успокоить свою совесть. Это не мышление, а всего-навсего оправдание своего поведения. Разве так мыслят ?

2 июня. Звонила Оля. Ей страшно тяжело, долго болеет. Спрашивала: "У тебя кто-то есть?" - "Да". - "Нельзя так ходить по людям". Видеться не хочет, не хочет изводить себя.

Бедная моя, прости меня. Мне тоже больно.

Ночь. Маша гуляет все время со своими старыми приятелями. Бесконечные кино, вечеринки, катания на машине, пикники, пляжи...

Решил отойти в сторону. Пусть сама выбирает, что ей дороже.

А как же "любовь", "свобода"? Ей нужно помогать, вести за собой, а не вставать в позу. Она, конечно, оставит своих пустых приятелей, нужно только время. Она же тянется ко мне. Ей трудно сразу перестроиться, изменить привычный образ жизни. Сама же говорит, что ее компании ничего ей не дают, просто бегство от одиночества.

Почему же я оставил (хотел написать: бросил) Олю? Так хочется полноценных отношений, а у нас их не было и не могло быть. Почти полное отсутствие хоть какой-то умственной общности. Всего остально-го было предостаточно - тепла, искренней заботы, нежности... Она же была готова идти за мной куда угодно, жить со мной в бедности...

Что же мне делать?.. Допустим, я вернусь к ней, но успокоюсь ли, обрету ли мир в душе? Нам часто скучно вместе, то есть мне с ней. И так и будет всегда. Как же жалко ее... но я не могу. Мое "я" говорит: "Уходи, все равно из этого ничего не выйдет". Мое сострадание, мое сердце говорит: "Останься. Ты делаешь слабому, беззащитному человеку больно". И "я" побеждает. Больно, но натура требует своего. Дух требует своего.

Ах, как же... Да что тут говорить.

5 июня. Осенило! Я расстался с Олей и со всеми другими женщинами раньше потому, что ни с одной из них у нас не сложилось дружбы. И все. Вот и все объяснение. Точнее не скажешь, глубже не объяснишь.

6 июня. Первый раз Маша зашла ко мне без звонка. А когда прощались у ее дома, так долго, так выразительно смотрела мне в глаза... Глаза ее говорят, что любят меня. Как-то само собой, естественно понял, что хочу жениться на Маше. Так просто и хорошо - жениться. Мы будем счастливы, я верю.

Завтра она с приятелем едет на машине на пляж.

7 июня. О ревности. Кажется, я начинаю понимать, почему Достоевский был так ревнив к Анне Григорьевне. Он боялся разувериться в самом близком человеке. Разумеется, это не та позорная и унизительная ревность тупого собственника, что мы видим на каждом шагу. Ревность Достоевского - это мольба одинокого, бедного, безмерно страдающего, живущего в немыслимом напряжении всех своих сил человека не отнимать последнюю земную опору в жизни, отчаянная мольба о сохранении веры в любимую. Наверное, и я так начинаю ревновать Машу к ее пустым приятелям. Как это у Бальмонта:

О, только бы знать, что могу я молиться,

Что можно молиться, кому я молюсь,

О, только бы в мыслях, в желаниях слиться

С тем чистым, к чему я так жадно стремлюсь!

И что мне лишенья? И что мне страданья?

И что мне рыдающих струн трепетанья?

Пусть буду я ждать и томиться года,

Безумствовать, падать во тьме испытанья, -

Но только бы верить всегда,

Но только бы видеть из бездны преступной,

Что там, надо мной, в высоте недоступной,

Горит - и не меркнет Звезда!..

13 июня. Допустим, я женюсь на Маше. Вопрос: какие возможны тогда отношения с Олей? Чистая дружба возможна, нравственна ли будет? Ведь мы были близки. Нет, кажется, что никакие отношения невозможны. Какая дружба, если ее и раньше не было? Нет, ничего невозможно.

Маша вчера сказала, что ее мама боится меня. Чего бояться? Мы просто поженимся и все .

Еще говорила, что, и живя со мной, ей необходимо будет видеться с другими людьми. Разумеется. А как же иначе?

Она очень молода и почти в каждом видит интересного человека. Но это пройдет - когда она лучше узнает людей и обретет более высокое мнение о человеке. По слову Ницше, "чем тупее глаз, тем шире простирается добро" ("Веселая наука").

15 июня. Оля, кажется, до сих пор не работает, все болеет. Боюсь за ее здоровье. Вот, смотри, что ты наделал!

Помню, она мне как-то говорила, что покончит с собой, если я ее брошу... Как же мне жить?

Пронзила мысль: у нас с Олей чуть не было ребенка. У нее тогда было что-то со здоровьем и все зависело от слепого случая. Да, у меня мог быть сейчас ребенок... Это был бы крах. В 27 лет...

16 июня. Ночь. Только проводил Машу домой. Хотел сегодня признаться ей в любви и не смог. Страшно. А она, кажется, ждала, ибо вчера я обещал сказать ей что-то важное.

Вот сижу и думаю: а не ошибаюсь ли я опять? Но как узнаешь точно? Никак. Она женственна? О, да! Добра? Несомненно! Умна? Да. Любит она меня? Да. Чего тебе еще? Понимаем ли мы друг друга? Кажется, да. Пойдет ли она за мной в своем развитии? Хочет идти. Все. Больше сказать ничего нельзя. Это не математика. Нужно жениться.

18 июня. Поздно вечером заезжала Маша. Она мается со своими бесчисленными знакомыми, устает от них, все они уже давно надоели ей... но она "не может без них". Внутри я ужасно разозлился на нее за это. Что за легкомыслие? Что за детское безволие? Потом успокоился. Это пройдет. Развивай хорошее, - учил Сухомлинский, - дурное само уйдет. Будем вместе, будем вместе читать, обсуждать, учиться - и все наносное пройдет. Я верю.

Как мне относиться к ее приятелям, с кем она попусту тратит свое время, которого ей и без того не хватает на серьезное чтение, сознательное уединение? Очевидно, мне нужно показать ей иную жизнь, более интересную и достойную. Просто взять и показать воочию. А выбирать все равно ей. О ее пустых знакомых ни слова!

Я могу любить Машу, заботиться о ней - исходя только из своего понимания блага. Если она понимает благо иначе, то у нас, конечно, ничего не получится. Тогда нам никогда не стать друзьями.

Поговорить с Машей о ее чтении, подобрать ей книги. Для начала думаю предложить ей "Анну Каренину", "Исповедь" Толстого, Сенеку, ранние (сократические) диалоги Платона, Паскаля, хорошую биографию Достоевского (Селезнева)...

23 июня. Звонила Оля, говорит, что быстро успокоилась. На меня особенно не сердится: "Что так кончится, было ясно давно. Ты такой уж человек и ничего тут не поделаешь. Твоя участь - вечные разрывы". Что ж, пусть думает так, так ей легче.

Сегодня ночью уезжаем вдвоем с Машей в Ленинград. Как же я люблю ее! В ней много от ребенка, и она не спешит с этим расставаться. И мне это нравится. Но как быть с развитием?

28 июня. Только что приехали из Ленинграда. Как же было здорово! И все благодаря Маше. Правда, сам город, люди не понравились: какие-то унылые, угрюмые, невзрачные. Лучше всего - музеи Достоевского, Блока и Волково кладбище. Столько необыкновенно близких, родных, бесконечно дорогих для русского сердца имен...

Маша призналась мне в любви и была счастлива, по ее словам. Как и я. Маша прелесть. В ее присутствии невозможны не то что никакие пошлые вольности, но невозможно иметь даже никаких нечистых мыслей.

Но вот странный разговор в поезде, на обратном пути. Ни с того ни с сего она вдруг говорит мне, чтобы мы временно расстались. Я опешил... Почему? Зачем? После такого неземного счастья быть целыми днями вместе, рядом! - Сказала, что ей надо подумать, разобраться во всем. Все так серьезно со мной, неожиданно... И еще ей тяжело расставаться с Юрой, своим близким другом, который очень много сделал для нее. "Но ты не думай, я вас не сравниваю. Просто очень хорошо к нему отношусь, не более..."

Что ее больше всего беспокоит? Главное - наша разница в развитии. Ей даже страшно немного: "Не знаю, смогу ли я быть счастлива с тобой, таким сложным, таким не похожим на всех человеком... Знаю только, что беззаботности с тобой никогда не будет".

Я отвечал, что сама по себе разница в образовании не так важна, как желание вместе идти в одном направлении, жить одними интересами и заботами. Если то, чем я живу, ей дорого, то все будет хорошо.

Еще она сказала: "Если со мной случится, как с Олей, если ты потом будешь меня лишь жалеть, то я этого не переживу".

Еще говорила, что не может сразу порвать со всеми своими прежними приятелями. Да, она понимает, что это не настоящее, что часто скучает с ними, но пока ей это нужно, она ничего не может с собой поделать: "Мои приятели - это своего рода замена того глубокого, интимного общения, которое было у меня с одним человеком до тебя".

Кажется, она дала мне понять, что несмотря ни на что она будет со мной: "Я сама к тебе приду, ты меня не ищи". И мне показалось, что при прощании ее губы прошептали: "Я тебя люблю..." Или только показалось?

А накануне вечером в поезде: "Ты такой человек, которого я себе придумала в детстве и которого уже не думала никогда встретить... И все с тобой так хорошо, что даже страшно".

Когда сделал ей предложение, сказала, опустив глаза: "Разве так шутят?" - "Кто ж такими вещами шутит?"

Забыл вот что. Когда вечером в гостинице читал ей своего любимого Блока, например, такое:

...О, если б знала ты величье

Неслыханное бытия!

О, если б пало безразличье,

Мы знали б счастье - ты и я!

Но это счастье невозможно,

Как невозможны все мечты,

Которые порою ложно

Моей душе внушаешь ты.

- когда читал ей, она порой останавливала меня: "Подожди немножко..." Почему? Что это значило? Может быть, то, что мои любимые стихи невольно говорили ей о том, чего она как раз больше всего страшится? А я ничего особенно не выбирал, просто был искренним, читал то, что мне наиболее близко. Читал о несостоявшемся (как это почти всегда у Блока). О возможном, страстно желанном, совсем близком, но так и не состоявшемся...

29 июня. Утро. Я как-то сказал Маше, что у нее редкие глаза. Не просто говорящие (это еще встречается), а говорящие много больше языка. Чудо какое-то! Ей часто и говорить ничего не надо, достаточно просто взглянуть на меня своими большими, чуть близорукими, по-детски чистыми, непосредственно все отражающими глазами, и я все понимаю. Первый раз в жизни вижу такие выразительные глаза. И это - глаза моей любимой.

Поздно вечером заходила Маша. Опять сказала, чтобы я не звонил ей, она сама...

Написал и опустил сегодня в ее почтовый ящик письмо, где пытался объяснить ей, что мы должны быть счастливы вместе. И добавил, что если она мне предпочтет другого, я буду рад за них. А сейчас думаю: так ли? Не буду ли я втайне, про себя считать, что она ошиблась? Наверное, буду. Значит, я соврал в письме? Злобы, ревности или зависти - этого, конечно, не будет никогда. Просто буду считать, что она не доросла до меня.

Вот это самомнение!

3 июля. Маша звонит каждый день - с тех пор, как просила меня не звонить ей. Говорит, что не может без меня.

Кажется, нельзя, просто невозможно человеку, да еще юному, не ошибаться. Я вот о чем. Гессе писал, что истина должна быть пережита, а не преподана. Так можно ли сейчас требовать от Маши осмысленного чтения, серьезных усилий самообразования, а значит и - решительного отказа от бессмысленного времяпрепровождения бог знает с кем? Нельзя. Я же был таким до вчерашнего дня! Все настоящее входит в душу всегда естественно и постепенно. И так же естественно и постепенно, лишь узнавая что-то более прекрасное, душа должна отказываться от всего необязательного и лишнего.

Но возможно ли при этом избежать тяжелых, непоправимых ошибок? Неужели никак нельзя? Нет, наверное, все-таки каким-то образом можно.

Новое ощущение. Раньше я не мог себе и представить, что когда-нибудь смогу так остро чувствовать ценность семьи, - настоящей семьи, основанной на взаимном чувстве, дружбе и общем деле, - как чувствую это сейчас.

Ночь с 4 на 5 июля. Тяжелый разговор с Машей. Она не знает, что такое любовь, не знает, что ей вообще нужно, и потому не может сейчас сказать мне "да". А тут еще мама ей сказала, что если Маша будет со мной, то она, мать, откажется от нее, перестанет считать ее своей дочерью. И еще Маша не знает, что ей делать с Юрой, который тоже ее любит... И еще она не такая хорошая, как я ей говорю. Она считает, что она много ниже меня... И еще она не может отказаться от своей прежней, во многом пустой жизни. Вот так.

Что же делать? Я-то думаю, что брак со мной для нее был бы благом. Но, конечно, навязываться я не буду. Лучше отойду в сторону. - Так советует мне закипающее в душе самолюбие.

И в то же время я очень боюсь ее потерять, боюсь, что она одна не сумеет во всем разобраться. Сейчас ей крайне тяжело, а я хочу гордо удалиться, оставить ее одну со своими проблемами. Разве так любят? - Так говорит моя жалость, моя любовь к ней.

Как узнать настоящую любовь? У Толстого в "Анне Карениной" сказано, что для этого необходимо сначала иметь в душе своей идеал. И идеал даже не столько самого человека, сколько всей собственной жизни, всего образа жизни. А уж потом только искать того, с кем можно было бы приблизиться к этой идеальной жизни. Очевидно, Толстой прав. Ведь любовь - хоть и безусловно важная, но все-таки часть всей жизни, а не наоборот.

Что же необходимо для того, чтобы этот идеал, эта идея всей жизни - были, и были ясными и понятными самому человеку? И где же все это взять в молодости? Вот потому-то все и мучаются и путаются и без конца ошибаются.

6 июля. Решили с Машей месяц не видеться. Ей нужно во всем разобраться: "Я устала от людей, мне все надоели. Хочется побыть одной". Собирается с подружками в Юрмалу.

Месяц не видеться... Но это же невозможно! Я никогда, никогда еще так не любил...

Проблема. Что мы сейчас видим? Неслыханная свобода в общении, неизвестная ранее возможность выбора в дружбе, любви... и - никто не знает, что с этой свободой делать. Бесконечные связи, основанные на одной лишь симпатии, мешают человеку найти настоящее общение. Эти во многом случайные, неразборчивые, часто вовсе ненужные связи связывают, опутывают его невидимыми сетями, из которых не так-то просто выбраться. Где же выход? - С самого начала знакомства стремиться к предельной ясности в общении с каждым. Сразу давать себе отчет: чего я от этого человека жду? Чего от него вообще можно ждать? И чего я вообще ищу в своем общении? Бежать от этих вопросов - значит предаваться разврату общительности.

7 июля. Маша поведала о моей маленькой педагогической победе: "Я стала читать "Каренину" с карандашом, как ты и советовал. Иначе, действительно, ничего не поймешь".

8 июля. Вчера на ночь глядя прибежала Маша. Руки трясутся, говорить не может. Оказывается, ее мама тайком, без спроса прочитала все мои 13 писем к ней. Разругалась с мамой до того, что хотела уйти из дома. Советовалась со мной, а я успокаивал, уговаривал помириться - маму ведь тоже можно понять, она же переживает за свою единствен-ную дочь. Но для Маши это было потрясением, она никак не ожидала такой низости от мамы. Думала, что они с ней и вправду друзья.

Маму, действительно, понять можно: Маша - это единственное, что у нее осталось. Отец ("очень тяжелый человек") давно с ними не живет. Да, но она хоть и чиновник, но все-таки "педагогический", а не прокурорский, и должна же понимать элементарные вещи...

Сегодня утром они помирились, просили друг у друга прощения. Мама боится, что я, ненормальный "философ", замучаю нормальную девушку всякой заумью и поучениями. Наверное, она думает, что лучшие часы нашей жизни мы проведем за конспектами Гегеля.

Маша сказала своему Юре, что, наверное, скоро выйдет за меня замуж. Он промолчал, был совсем белый.

10 июля. Звонила Оля. Очень уж ей плохо без меня. Говорит, что ей нужно меня слышать. Обещал ей звонить, видеться. Так - по-человечески. Так лучше она все переживет, успокоится и дальше будет жить сама, без меня.

Ночь с 19 на 20 июля. Маша сказала, что никого не любит, не может никого любить. И не может быть до конца откровенной со мной:

- Есть какой-то темный уголок в душе, глубоко-глубоко, куда я сама боюсь заглядывать. А ты это чувствуешь, и это мучительно. Это ужасно, невероятно, но твоя любовь - такая чистая, добрая и возвышенная - иногда тяжела мне, потому что я не могу ответить тебе тем же, такой же сильной любовью...

Я сказал, что люблю ее такой, какая она есть, без прикрас. И не требую ничего взамен. Спасибо за возможность любить.

- Я понимаю, - продолжала она, - что живу неправильно, что в моей жизни много суеты, бессмыслицы, а сделать ничего не могу. Сознавать это тяжело еще и потому, что для тебя таких проблем нет и они для тебя "детские". Не понимаю, куда делось мое самолюбие? Сама себе часто противна. Раньше такого не было.

И еще:

- Я не знаю, в чем мое призвание... Мне очень хочется пирожки печь, готовить что-нибудь вкусное и необычное. Только вот не знаю, получится ли у меня?

Я говорил то, что пишут об этом мудрые, - что понять и изменить себя всякий человек может только в деятельности, исполняя то, чего от него "требует насущный день" (Гете), но никогда - чисто умозрительно. Чего же требует насущный день от студента? Ясно чего - учиться, заниматься своим образованием. Только, разумеется, не казенным, не каким-нибудь специальным, а человеческим. Тем самым, которое как раз помогает нам находить свое дело и цель.

Но я что-то не вижу, чтобы Маша искала какого-то иного образования, кроме своего юридического.

22 июля. Была Маша, говорит, что две ночи не спит, все плачет. Решила, что все-таки лучше нам пока не видеться. Замуж сейчас выйти не может. Прощаясь, все целовала меня и приговаривала: "Хороший мой..."

Что ж, пусть будет так.

Что творится сейчас в ее душе? Она не готова к серьезной перемене своего привычного образа жизни, которая, она понимает, обязательно произойдет после замужества? Похоже. Боится, что не оправдает моих надежд и я ее разлюблю? Кажется, что она никак не может поверить в свою исключительность, в свою высочайшую ценность. Это для меня она такая, а для себя? Я в нее верю много больше, чем она сама в себя. А это для каждого, наверное, должно быть мучительно. Что же это за любовь, которая приносит уничижение? И как же тут любить?

Ночь. Неожиданно пришло в голову: одна из главных причин ее сомнений, того, что мы не вместе, - нам попросту негде жить.

Снимаемую в коммуналке комнату трудно назвать своим домом, а на большее нет денег. И вряд ли когда-нибудь они будут.

Надо же, как все просто! Такая мелочь, такая глупая случайность... и вдруг - чуть ли не все решающая причина! Вот тебе и разгадка человеческих тайн и целых жизненных судеб.

Ну, разве это не издевательство?

23 июля. Почему мне сейчас тяжело? Потому, что поставлена под сомнение ценность меня как человека. Однако Валера вот говорит: "Если не ты, то кто же?" Да и Маша мне говорила: "Лучше тебя встретить никого нельзя".

Самолюбие на всех парах.

Маша считает, что я ее "выдумал", слишком вознес... - И она боится этой высоты? Боится с нее упасть? Вот, наверное, в чем все дело.

Но как же ей поверить в себя? Как эта вера вообще складывается, откуда берется? Почему у одних она есть, а у других ее нет, или почти нет? Почему первых единицы, а вторых подавляющее большинство? И что тут зависит от самого человека? Ах, опять пришел к этому старому проклятому вопросу о свободе и несвободе человека!

Ясно, что человек обладает какой-то свободой, не может не обладать, иначе он просто не человек, а говорящее животное. Но если его никто никогда не воспитывал (это ведь сплошь и рядом!), если в школе и университете он слышал по большей части глупости или то, что к его жизни, к его тоскующей душе не имеет ровно никакого отношения, то в чем же этот человек, совсем молодой человек, виноват? Как он может отвечать за свою необразованность, за усвоенные в семье и школе искаженные или прямо ложные представления о жизни, за свое неумение думать, если его учили некультурные учителя - учили безмыслию и тому, что можно и не знать?

Можно возразить: "Но ведь есть же умные книги, мудрецы. И они доступны каждому человеку". Разумеется, доступны. Да только самые лучшие книги существуют лишь для того, кто умеет, кого научили читать; и великие мудрецы прошлого существуют лишь для того, кто сам ищет мудрости, кто уже начал самостоятельно думать. А кто нас этому учил - читать, искать и думать? Никто и никогда.

Итак, человек свободен и в то же время несвободен. А дальше? А дальше, раз истина конкретна, то и каждый отдельный случай разбирать нужно конкретно. Только все же не забывая при этом: отнимая у человека его свободу, его ответственность за собственную жизнь, мы тем самым отнимаем все его достоинство человека и приравниваем его к вещи.

Ну, так что же мешает Маше пойти за мной, заняться всерьез своим образованием? Она же свободна, молода, самолюбива, умна, тонка, любознательна, красива, учится в МГУ... Что мешает? Не понимаю.

29 июля. После недельного перерыва виделись с Машей. Глаза все красные, часто плачет. Ее близкий друг Юра, который ее "тоже любит", назло всем сделал что-то себе с глазами: было минус 6, стало минус 9. Показала фотографию своего шантажиста: некрасивое, заурядное и не очень умное лицо. Какой-то "технарь". Думаю, показала его фото для того, чтобы я понял: она нас не сравнивает.

Ночь с 1 на 2 августа. С тех пор, как мы не видимся с Машей, выросло мое чувство "я". Буду ли убиваться в случае окончательного отказа? Думаю, что не очень. Хотя и не могу себе представить это последнее "нет". Не укладывается в голове эта дикость, эта чудовищная нелепость.

3 августа. Так холодно, одиноко, что опять появились старые мысли о тихом, мирном уюте... чтоб только не одному! Неужели нельзя основать семью на одной жалости, порядочности, простой человечности? Разве этого мало? Поди еще найди такую семью. Но так

мне кажется сейчас, в моем нынешнем состоянии. Вечно ли оно? Не минута ли это слабости? Что я буду говорить завтра? Не обратное ли этому?

Конечно, спасение в работе. Я знаю. Но ведь у невероятно близкого мне Блока есть и такое:

Есть времена, есть дни, когда

Ворвется в сердце ветер снежный,

И не спасет ни голос нежный,

Ни безмятежный час труда...

Работы настоящей нет, семьи нет, любви нет, друзей нет, ясного будущего нет... Совсем один. "А счастье было так возможно..."

Может, я ошибся с Олей? Второй раз Достоевский выбирал себе жену не умную, а добрую...

5 августа. Нет, с Олей я все же не ошибся. Так - можно со многими, слишком со многими. Высшее же чувство предполагает нечто незаменимое, конгениальное. Стендаль прав: мы не можем любить женщину, которая много ниже нас по уму. Не будет необходимой естественности в общении.

7 августа. Стал больше думать о Маше, чем о себе, и, чувствую,

сразу изменилось мое отношение к ней. Обижаться, злиться, вставать в позу вообще глупо, а сейчас так тем более. Какая к черту поза, когда хрупкая, любимая девушка страдает! По-христиански переносишь свое внимание, свои чувства с себя на другого (та же "доминанта" Ухтомского) и сразу - на душе ясность и покой. Будь счастлива и здорова, моя милая, любимая Маша.

Если нужно, я готов всегда быть рядом, помочь в любую минуту. Если ты готова на большее, я тоже готов. Если нет, что ж, ну и ничего. Вот так все чисто и истинно по-человечески.

18 августа. Оля позвонила, и я понял, что ничего не понимаю. Она сейчас со своей "первой любовью", Сашей. Почти живет у него. Думает о замужестве. Но звонила же мне на днях, плакала, что осталась совсем одна... Говорит, что раньше ходила со мной в консерваторию, в театр, а

сейчас ходит с Сашей на футбол. Самой смешно. А дома солит грибы. Он - простой инженер, заботливый и даже "умный", вот только ужасно ревнивый. Что же она сомневается, идти за него или нет? Мешает сравнение? Пугает будущее - с футболом и грибами?

Обо мне говорит: "Ты даже не представляешь, как сильно ты отличаешься от всех остальных. Твой мир даже страшен. Не знаю, захотела бы я еще раз в него окунуться..." И Маша говорит, что ей иногда страшно со мной... Чем же я страшен?

А может, страшен не я, а те, кто, в истинном, буквальном смысле, сотворил меня? Ведь если убрать из моего сознания и сердца моих учителей, много ли от меня останется?

...Подумалось лежа в постели: Маша приедет из Крыма, а я так устал, что не смогу

...Пошевелить больной рукою,

Сказать, что тосковал о ней...

А что дальше? Известно что:

...Земное сердце уставало

Так много лет, так много дней...

Земное счастье запоздало

На тройке бешеной своей!

Неужели и у меня будет так? Оставить Машу совсем? - Похоже на гордость, на "эгоизм страдания" (Достоевский). А что делать? Радоваться случайным встречам, редким, по ее настроению, посещениям выставок и театров? Нет, я так не смогу.

Устал от одиночества, нет слов как устал...

Как же быть счастливым в любви? Что делать со слепыми влечениями молодости (так ведь в молодости других-то и быть и не может)? Лекции-то читать можно, но будет ли от них толк? Как сделать так, чтобы первая любовь была и последней? Я не знаю этого! Раньше искать, находить самого себя? - Да, конечно. Но что делать совсем юному человеку, девушке до нахождения себя? Сидеть дома и книжки читать? Смешно.

Хорошо, что все запутал. Нечего изображать всезнайку.

Перечитал свои недавние записи о христианском отношении к Маше. Сейчас опять этого нет. Сейчас во мне громче всех говорит мое "я", оно требует своего, требует любви к себе. И разве эти простые требования не являются совершенно законными и естественными? Я сам жить хочу, себе тоже хочу счастья, а не только другим!

22 августа. Завтра прилетает Маша! Милая, любимая моя Машка!

23 августа. Утро. Только что звонил Машке. Когда сказал ей, что ужасно соскучился по ней, она спросила: "Правда?" А потом, прощаясь, тихо сказала: "Наверное, мы больше не увидимся..." Вот так. Как жить дальше-то? Руки-то трясутся.

Валера успокаивает: "Ну, если не ты, то кто же? Если уж это не любовь, то где же она вообще?"

25 августа. День разговора с Машей. Так несказанно рад был снова видеть ее, так любовался ее длинными роскошными волосами, тонкими нелепыми руками, чуть близорукими, слегка щурящимися бархатными глазами, ее открытым загорелым лицом... А потом все это такое родное и ласковое, такое бесконечно любимое поспешило сказать мне: "Знаешь, на юге я поняла, что у меня есть человек, который мне ближе, чем ты. Ты... не очень расстроился?"

Немного прошлись по Ленинскому. Рассказала, что целыми днями лежала на пляже, читала свою любимую фантастику и даже не шутя хотела участвовать в конкурсе на самую красивую девушку пляжа, для чего нужно было походить в купальнике перед опытным жюри. Лишь в самый последний момент почему-то передумала, а победить ужасно хотелось .

Проводил ее на удивление спокойный. Сам на себя удивляюсь: откуда взялось это ненарушимое хладнокровие, когда сердце готово было разорваться? Договорились, если будет нужно, она позвонит. В последнюю минуту она, кажется, нервничала и у нее были влажные глаза.

26 августа. Подумалось (как "психологическая защита"?): а что если я ее и вправду выдумал? Может, то, чем я живу, ей не очень-то близко и нужно? На юге была в восторге от общения с "технарями", с которыми ей стыдно меня знакомить, читала фантастику, да еще этот пошлый конкурс, чего от нее я уж никак не ожидал... Сама же мне не раз говорила, что она не такая, как я думаю, гораздо проще, обыкновеннее...

Жуткое опустошение в душе, на месте сердца - пепелище.

Да, забыл: когда сидели вчера у меня и я бегал в ресторан еще за одной бутылкой коньяка, она сказала Валере, что еще ничего не решила.

В конце концов я все узнаю. Узнаю, почему она не смогла меня полюбить, и что такое вообще у нас было, и кто и почему оказался "лучше" меня...

Сейчас вижу, что плохо знаю Машу. Ведь по большей части говорил все я, а она только слушала. Правда, я видел, что она живо интересуется моими словами и, вроде бы, понимает меня... Но что в действительности происходило тогда у нее в душе? И что происходило после? Этого я не знаю. Кажется, я больше додумывал, воображал наше понимание. Сократ учил: "Заговори, чтобы я увидел тебя". Видно, это не пустые слова.

Что я оставил в ее душе, чем конкретно обогатил ее сознание? Знаю я это? Нет, не знаю. А ведь в этих "вкладах" - суть всего.

4 сентября. Валера говорит: "Маша, конечно, очень мила, добра и женственна... но мне кажется, что она чуть выше среднего уровня и больше ей ничего не надо - никакого образования, никаких поисков... Выше - трудно, неизвестно, рискованно. А так, как сейчас, - в приятной праздности, беззаботной суете среди своих не очень умных знакомых - удобно, спокойно и, главное, лестно для своего самолюбия. Не очень, кстати, развитого".

Неужели я придумал себе Машу?

А интересно я повернул: вместо того, чтобы убиваться, пишу, что это она недостойна меня. И похоже, это не "психологическая защита", а правда. Только очень горькая.

20 сентября . Только три недели проработал "организатором воспитательной работы" в школе, в двух шагах от Елоховки, а уже завтра думаю написать заявление об уходе. Совсем не то, что искал.

После долгого перерыва видел Машу. Поправилась, влажные глаза, пронзительный взгляд. Серьезных разговоров всячески избегает (нервничает?). Чего она боится и чего высматривает во мне?

Опять на распутье. Опять будущее отворачивается от меня.

Только сейчас, вот буквально сейчас понял, точнее, прочувствовал всем существом своим, что страдание - это величайшая ценность, то, без чего никому человеком не стать, а став, не остаться. Ведь что такое жизнь без истинно человеческого страдания? - Одна непроходи-мая пошлость.

Когда на то нет божьего согласья,

Как ни страдай она, любя, -

Душа, увы, не выстрадает счастья,

Но может выстрадать себя...

Мое нынешнее состояние: что бы я ни сказал, что бы ни подумал, заранее знаю, что все это неполно, относительно, сомнительно. Полшага до релятивизма. Мир усложнился до крайности, весь рассыпался, и собрать воедино я его не могу.

24 сентября. Перечитывал свой дневник. Какие хорошие были планы, какие благие намерения были у меня, когда я шел в школу, к старшеклассникам... И вот уже написал заявление об уходе. Почему?

Основная причина ухода - никак не складывающееся общение с подростками. Восприимчивость старшеклассников я, кажется, переоценил: часто совсем не знал, о чем с ними можно говорить. Хотя некоторые из них успели, кажется, привязаться ко мне, а я - к ним.

И вдобавок - страшный дефицит свободного времени, потому что с утра до вечера был занят пустяками: составление никому не нужных, кроме директора, "планов мероприятий", смена стендов, которых никто не читает, подготовка всяких бессмысленных сборов, походов, каких-то пустых линеек, утренников, торжеств... Чтобы всерьез заниматься всей этой показной бессмыслицей, нужно впасть в детство.

Дело в том, что моя работа в школе никак не связывается с моими личными, задушевными поисками и целями, а собой, высшим в себе я поступиться не могу, не имею права. Это был бы тягчайший грех.

Что дальше-то? Не знаю. Дальше заниматься своим образованием, учиться думать. Что же еще? А что из этого выйдет, пока не знаю.

Опять выкинут из общества, опять для всех "странный", бедный чудак... А жизнь проходит. Правильно ли сделал, что ушел из школы, о которой мечтал все последние годы? Правильно ли живу? Мучает этот вопрос, и с годами все сильнее...

Вот что. Это очень важно, что сейчас запишу. Я искуплю все свои мытарства, лишения, поиски, заблуждения, страдания, которые я невольно приносил дорогим мне людям, только при одном условии - если сумею максимально использовать свою свободу таким образом, чтобы в своих поисках мудрости стать "не ниже самого себя" (Платон). Если я этого не смогу, из-за своей лени или малодушия не смогу, - это будет означать крах всей моей жизни.

И еще мне кажется, что мне еще рано идти в школу, я слишком мало знаю. Это другие, педагоги с детства, пусть учат всех всю жизнь, когда даже Библию не знают. Пусть учат и воспитывают... себе подобных.

26 сентября. Выходные - глупое пьянство с Валерой. Какое-то искусственное, натужное веселье, когда на самом деле совсем не весело. Устал от пустой болтовни.

Совсем, совсем один. И это при том, что хороших, душевных приятелей и подруг у меня побольше, чем у остальных. Маша явно от меня скрывается, избегает встреч. Но это выше моего разумения.

Выход один - новые люди, новые знакомства.

Вечер. Только что видел Машу. Ездил к университету, смотрел на нее издали, потом немного проводил... Не понимаю, ничего не понимаю.

27 сентября. По возможности подробно сейчас записываю свою жизнь. Наверное, потому, что много в ней неясного, не могу во всем разобраться. Надеюсь, эти записи потом помогут мне все понять.

Сегодня была у меня Оля. Она заметно изменилась - лицо много пережившего человека, глубокие морщины, ласковые глаза, вместо прежнего заразительного смеха - тихая улыбка... Еще один дорогой мне и в то же время безнадежно далекий от меня человек. Сказал ей, что к Маше у меня никаких чувств уже не осталось. Нет, это была неправда. Надежда все-таки осталась. Все-таки я верю, что мы еще можем быть вместе...

Мне необходимо знать, что я кому-то нужен. Без этого не могу жить, замерзаю. И если кто и спасет меня, так это одна молодежь, только она одна. Ко взрослым с моими вопросами обращаться, увы, бесполезно.

28 сентября. В метро смотрел на людей, едущих вечером с работы, на их унылые, опустошенные лица, и подумал: невозможно, ну никак невозможно, работая ежедневно в каком-нибудь НИИ или конторе, хоть как-то приближаться к полноте бытия. Или даже так: при такой работе - самой обыкновенной работе городского служащего - невозможно не деградировать. Какая еще там полнота бытия! (У Маканина это хорошо показано в "Один и одна".) Вочеловечение предполагает полноценное общение, серьезное неспешное чтение, осмысление всей своей жизни... И все это не урывками, не на бегу, не в жалкий остаток времени от поденной работы ради заработка, смысл которой скрыт от самого работника... Ницше даже говорил, что тот, кто не принадлежит самому себе три четверти дня, есть раб. Сказано, возможно, и слишком резко... но не случайно же, не просто так. Надо полагать, спасение возможно лишь в той работе, которая по самой своей глубочайшей сути предполагает, даже настоятельно требует от работника максимального, ничем не ограниченного развития его человеческой сущности. Какие же это профессии? Сразу-то и не сообразишь. Надо подумать и перечислить. Очевидно, их совсем немного.

30 сентября. Оля сегодня сказала: "Да, Саша, конечно, не идеал, но и ты тоже не идеал. Хотя ищешь ты именно идеал женщины, но его нет, не бывает". А жаль, что она так сказала. И жаль, что любит этого дурака Сашу. Впрочем, это не мое дело.

После "Ностальгии" Тарковского понял, что мучаюсь мелкими вопросами. Нет ничего великого в жизни. Мелко все! Погряз в "женских вопросах".

4 октября. Три дня мертвого пьянства. Тяжело. Таких сомнений, разуверений, такой жуткой пустоты и безысходности я, кажется, еще никогда не испытывал. Как же это я во всем разуверился? Совсем потерял, зачем мне жить...

Буду читать "Исповедь" Толстого, может, он поможет. Он ведь мучился этими же проблемами, только в более старшем возрасте. Жуткая пустота внутри. Даже не верится, что существует вообще какой-то выход, возврат к жизни.

Причины кризиса на поверхности: стремительный уход из школы и потеря Маши. Самые большие мои надежды потерпели сокрушитель-ный крах, да еще почти одновременно. Что же делать?

...Что же делать, если обманула

Та мечта, как всякая мечта,

И что жизнь безжалостно стегнула

Грубою веревкою кнута?

Необходима вера, жизненная сила, но где их взять, если их нету?

Где взять? Ощутить свою кровную связь с людьми - с живущими и умершими, почувствовать свою близость к делу великих, общность пути и целей... И ничто не спасет меня, ничто - кроме моего настоящего дела, насущно необходимого для людей, моих будущих молодых друзей, и любимой женщины. Верю, что так оно и будет.

Валеру давно мучает вопрос: когда мы встретим "идеал" женщины, будем ли готовы к этой встрече? Раньше я не думал об этом, точнее, никогда не сомневался, что уж со мной-то будет все в порядке. Теперь начал сомневаться. Кому я нужен - со своими вечными сомнениями, неопределенностью, неустроенностью, бедностью? У Макса Фриша где-то хорошо сказано: мы не имеем права связывать собой женщину, не имея будущего. Только, разумеется, совсем не того "будущего", как его представляет себе и о чем хлопочет большинство.

И все же благодарю небо за то, что сейчас много страдаю. Я страдаю? - значит живу.

5 октября. Думал о Маше. Почему она панически боится побыть в одиночестве, наедине с собой? Она ведь, я знаю, практически никогда не бывает одна: то кино или видео с друзьями, то дачи и шашлыки, то купания и пляжи, то гости и опять кино... И так без конца, без остановки. Любит и праздные хождения по модным выставкам, театрам, музеям, пригородным усадьбам... И как в этой нескончаемой искусственной занятости ей заметить, что все эти выставки и театры ровно ничем ее не обогащают, помогают не изменяться, а забываться? Из всех "культур-ных заведений" она выходит точно такой, как входила, только уставшей.

Но ведь ей лишь 21 год. Я в это время был еще глупее.

Промелькнуло в сознании: мы еще будем вместе, она еще будет моей женой...

6 октября. Кризис совсем прошел. Я живой. Опять читаю, думаю, могу смеяться... Понял, что надо еще раз перечитать те книги, которые меня воспитали: Платон, Евангелие, Паскаль, Достоевский, Толстой, Тютчев, Баратынский, Блок, Гессе, Камю... От одного или двух прочтений, оказывается, толку-то не много.

Звонила Маша. Вчера ходила к нервному доктору, который сказал, что она нуждается в серьезном лечении; пьет много транквилизаторов. Не понимаю, отчего это?

14 октября. Какое-то светлое христианское настроение. Жгучее желание добра людям, совершенно всем людям, без разбора. "Возлюби ближнего..." - как это близко мне, как знакомо! Так искренне хочется, чтобы и Оля была счастлива со своим Сашей, и Маша с Юрой...

Это - что-то новое во мне и это - настоящее приобретение. От такого любовного взгляда на жизнь легко, ясно и радостно на душе.

19 октября. В трудные дни перечитал "Исповедь" Толстого, и учитель помог мне. Слова и поступки - это не только то, что мы делаем, но и то, что делает нас. Толстой пишет: сначала нужно жить хорошо, имея смысл, а потом только нужен разум, чтобы понять этот смысл. Я жил плохо, баловался жизнью, - откуда же мне было понять смысл, если его не было в моей жизни? Как можно увидеть то, чего нет? Это, конечно, справедливо. Но зачем тогда нужен нам разум? Неужели он годится только на то, чтобы всего лишь констатировать, пассивно отражать то, что уже есть? Неужели он сам не может руководить человеком, направлять и изменять нашу ложную жизнь? Грош цена такому разуму.

31 октября. Во всех моих хороших знакомых женщинах чего-то не хватает. Одна и обаятельная, и живая, и юная, но от избытка игривости и недостатка образования в голове у нее завелся заяц, совершенно неуловимый. Другая вроде бы и неглупа, и в школе работает, и поет с чувством под гитару, но до того мнительно-обидчива и неопрятна, что иногда с отчаяния ходит в рваных колготках и с нечищенными ногтями... Третья и воспитанна безукоризненно, и читать любит, и понимает многое, но с явной наклонностью к толщине... Четвертая и на редкость красива, и изящна, и спортивна, и танцует на загляденье, но до того лишена всякого содержания, что когда остается одна или без денег, чувствует себя самой несчастной на свете... И так до бесконечности. Как бы все достоинства взять и соединить вместе, в одной женщине? Та же беда, что и у Баратынского:

...Душа родная - нос чужой...

...Враждуют чувства меж собой...

Вижу, как почти все вокруг поразительно невнимательны к себе, другим, ко всем повседневным проявлениям жизни. Ярче всего это бросается в глаза прежде всего в мелочах (хотя какие же это мелочи?) -

в быту, одежде, привычках, манерах... Как можно что-либо понимать в жизни, в людях, когда нет элементарной восприимчивости, чуткости - к жизни и людям? Например, что можно ждать от варвара, который никогда не придерживает за собой дверь? Или от того стадного существа, кто в свободном вагоне метро простодушно липнет к кому-нибудь и привычно трется об него.

2 ноября. Во сне видел Машу и она мне сказала: "Я тебя люблю". Ну почему, почему мы не вместе?

Вчера она мне сказала:

- Мама говорит, что мне с тобой будет тяжело, потому что ты мало получаешь, работы нормальной нет и ты ее не ищешь, целыми днями сидишь и читаешь непонятно зачем... И вообще она считает, что философия, умные книжки - все это лишь пустые разговоры, заумь, которая только мешает жить, отвлекает от настоящего дела.

Сказала это и молчит, и смотрит на меня. Не сказала ведь, что все это чушь! А я молчал. Не мог же я ей сказать, что эта пошлость вполне достойна важного педагогического чиновника, которому умные книги, действительно, только мешают делать карьеру.

7 ноября. Вечеринка со знакомыми молодыми педагогами. Впечатление такое, словно побывал на экскурсии в одном известном учреждении.

Молодая, на редкость красивая учительница начальных классов, к которой я простодушно подсел поговорить, вдруг ни с того ни с сего ошарашила: "Ты меня презираешь? Да? Ну скажи, за что ты меня презираешь?" И говорила это с такой лютой, нескрываемой ненавистью в мутных глазах, что мне стало не по себе. Потом носилась по квартире чуть не в исподнем, визжала, страшно ругалась... А в школе всегда такая подтянутая, опрятная, в строгом красивом костюме, неизменно приветливая... Загляденье.

Словесница, горячо доказывавшая существование счастья (в качестве решающего аргумента она приводила в пример себя), в ответ на осторожное напоминание, что вот Пушкин, в числе многих других, думал иначе, приятно всех удивила, твердо заявив: "А я не глупее Пушкина! Потому что я читала Лотмана, а Пушкин не читал... И вообще, ссылаться на Пушкина не стоит, потому что понять его невозможно".

Школьная психологиня, учащая деток тому, что "человек несвободен", что "нравственность есть насилие над природой человека" и другим полезным вещам, потеряла последние тормоза: напилась до бесчувствия, хваталась за нож, кричала, чтоб ее не держали, она хочет порезать себе вены...

Все "несчастные и одинокие", кроме, разумеется, словесницы... Трудно встретить более жалких людей.

11 ноября. Перечитывал книги, что меня создали, и вижу, что я вырос. Наконец-то я вплотную подошел - не как ученик, а самой своей жизнью подошел! - к тем самым вопросам, которыми мучились и мои великие учители. Сами вопросы выросли во мне. Ответы будем искать вместе. Но в вопросах мы сравнялись. И это - серьезно, без натяжки, ибо без этих простых вопросов я не мыслю себе жизни.

15 ноября. Часто вспоминаю Машу: что же ты, моя милая, наделала?

Вечер. Звоню Маше и слышу: "Я целыми днями сплю, желаний нет никаких..." Бедную, ее запичкали таблетками, закололи уколами... О, ужас!

Не дает покоя выбор своего пути. Быть бескорыстным, настоящим "любителем мудрости" - что это значит сегодня? Скорее всего - работать каким-нибудь сторожем, жить впроголодь, в добровольном уединении, все свое свободное время посвящая образованию, мышлению и интимному дружескому общению. Я согласен на это. А если из этого ничего не выйдет? Если цель не будет достигнута? Слишком уж она высока, слишком необычна... А если крах?

Нет, совсем уж полного краха быть не может. Чего-нибудь я обязательно добьюсь. Я же вижу, не могу не видеть, что все то, чем я занимаюсь, о чем думаю, сегодня как никогда необходимо людям. А непонимания и одиночества бояться не стоит: по слову Чаадаева, "все великое приходит из пустыни..."

Итак, решено: я становлюсь "отшельником", занимаюсь все свободное время, без выходных, и лет через десять посмотрим. Великие учители античности, прежде чем говорить что-либо от себя, двадцать лет были прилежными учениками.

24 ноября. Ну вот, стал серьезнее... и рушатся все привычные связи. Приехал к Оле и вижу, что она меня совсем, ну совсем не понимает. Стало больно, а сделать ничего нельзя. Понял, что надо уходить.

С мирным счастьем покончены счеты,

Не дразни, запоздалый уют.

Всюду эти щемящие ноты

Стерегут и в пустыню зовут.

Спасительная догадка: да, я не гений, я знаю, но ведь и князь Мышкин, и Подросток, и Алеша, и Левин, и Нехлюдов тоже не были "гениями". Пусть я не гений, но, может быть, я из тех, о ком пишут вечные книги?

Кажется, и с Машей уже ничего никогда не получится. Что-то сломалось, что не должно было ломаться.

Мне, созданному для дружбы и любви... и быть одному! Одни лишь занятия и труд, пусть самые мудрые и благородные, не могут заполнить всей жизни, это не по-человечески.

И все равно, нужно сейчас еще упорнее заниматься своим образованием - не изменять же себе! Хоть и ясно видишь, как твои занятия все дальше отдаляют тебя от людей...

Чуть ли не физически ощущаю, как какая-то скрытая во мне мощная жесткая пружина движет меня все вперед и вперед, а отдача ужасно далеко, опоры в любви нет, постоянно чувствуешь неудовлетворенность собой... Но ни за что не хочу отказываться от своей цели, не хочу ее облегчать. Честолюбие мое (то есть любовь к чести) растет вместе со мной. И не нужно мне сравнивать себя, свою образованность с лучшими нашими учеными: путь ученого - не мой путь. У нас разные цели, разные задачи, стало быть, и образованность наша должна быть, в известном смысле, различной. Мои великие наставники не были учеными. Сравнивать себя я должен не только с великими и знаменитыми, но и с окружающими, а главное - с собой вчерашним. Главное - куда и как идешь, а не где стоишь.

28 ноября. Подростком играя в футбол за "Спартак", становясь несколько раз чемпионом Москвы, я мечтал в будущем играть за сборную СССР - на меньшее я был не согласен. Будучи секретарем крупной комсомольской организации в своем институте, думал о глубоком реформировании всего комсомола, об обращении его к насущным вопросам молодежи и всей жизни. Думая о педагогике, мечтал стать в один ряд с Сухомлинским, не ниже... Что это все - безумное превышение своих сил? Возможно. Но это честолюбие помогало мне расти, становиться другим. Примерно так, как поначалу помогало расти чеховскому Коврину из "Черного монаха".

В последние дни какое-то наваждение - всегда и всюду перед глазами Маша. Что это - последний всплеск угасающего чувства? Прощание с последней надеждой ?

Даже письмо не могу ей написать. Не могу лицемерить, притворяться спокойным, а писать о своем горе - нельзя. Жутко хочу ее видеть, а нельзя.

Нет, я не "отшельник". Слишком сильны чувства, потребность в человеческом участии и общении...

8 декабря. Подумалось: моя встреча с Машей - не только мука, но и благо. Благодаря ей я многое узнал, пережил, стал чуточку мудрее. Спасибо ей за это. Хоть и сейчас все кажется, что она ошиблась...

17 декабря. После долгого перерыва виделись с Машей. Обрадовались друг другу. Однако я остался так спокоен, что даже странно. Что-то безвозвратно ушло. Она по-прежнему поглощена внешней жизнью, совсем не готова учиться. И "Анна Каренина" так и осталась по-настоящему непрочитанной, диалога с писателем так и не получилось... Она по-прежнему мила и непосредственна, но хочется чего-то более взрослого, понимающего. Детскость хороша, но в меру, детский лепет быстро надоедает. Да, слишком уж мы разные, живем разным.

26 декабря. То, чего я ищу - не чистое знание, а жизненная мудрость. Ученых много, возможно, даже чересчур много, мудрых же - то есть понимающих и помогающих - единицы.

31 декабря. Вот и все. Последний день года. Такого событийного года я еще не переживал. Пусть и не праздничное вовсе настроение, но чувствую, что год прошел не зря.

Круг чтения в этом году: Платон, Гераклит, Демокрит, Эпикур, Сервантес, Кант, Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Писарев, Белинский, Достоевский, Толстой, Кафка, Лосев, Фромм, Фриш, Гессе, Аверинцев, Швейцер...

1 9 8 9 год

3 января. Быть ни на кого не похожим - что это значит сегодня? Для меня - быть действительно умным и добрым. Надо же, как просто! А вот поди, попробуй.

...Чего мне больше всего не хватает во всех моих хороших знакомых женщинах? - Возвышенной грусти, образованности, поэзии... Не надо понимать Лао-цзы и Гессе! Но можно же, наверное, чуть поменьше косметики, озабоченности пустяками и чуть побольше образования и понимания. Некоторые большие писатели, говоря о развитой незаурядной женщине, употребляли эпитет "литературная". Вот: о всех моих знакомых можно сказать, что они недостаточно литературны. Какое простое и какое необыкновенно емкое понятие! И как сразу оно многое проясняет! Да почти все . Литературность - другое название женственности, немного усиленное.

Чего унывать? Сам виноват: где высоко, там много народу не бывает.

7 января. Самонаблюдение. Нередко утром - вялость, плохое настроение, не хочется ничего делать... но вот открыл "Степного волка" и через минуту уже весь горел, чувства ожили, разум заработал. И прежде не раз было подобное.

Что выше и ценнее всякого отдельного человека? Человечество. Значит, цель жизни каждого из нас - содействовать братству, то есть вочеловечению людей. Тогда каждого можно и нужно спросить: "А что ты для этого сделал?" И это никакая не "философия", не "идеология", а то, ради чего жили и живут лучшие из людей.

14 января. Письмо от Маши, единственное на многие десятки моих писем.

"Вовка, это я. Здравствуй!

...Мне по-прежнему тяжело с тобой говорить... Понимаю, что должна объяснить эти свои слова.

Вот сейчас почему-то вспомнила Ленинград. Жара, бешеная усталость. И все-таки - здорово!

Думаю, думаю, как начать, и не выходит... Но я знаю - ты поймешь.

Сначала я почувствовала, а уже гораздо позже поняла, что мы не сможем быть вместе. Казалось бы, что? Я мечтала о встрече с тобой. Ты

прекрасно понимаешь и чувствуешь меня, ты знаешь столько много, что я не могу не уважать тебя, вместе с тем ты мягкий, веселый, добрый, нежный... Мне тяжело писать.

Но: я знаю, для тебя не так важно, чтобы жена торчала целый день у плиты, готовя всякие вкусности, как ее самообразование, самосовер-шенствование. Я не очень пошло выразилась? Эта дурацкая учеба так выматывает...

А для меня - это самое главное! Да, да и еще раз - да! Вероятно, прежде всего я женщина. Я хочу иметь свой настоящий дом, очаг - в полном смысле этого слова. Хочу путешествовать по свету, дарить своим близким красивые подарки, жить в спокойствии и комфорте... Знаю, что без книг, наших мыслей, работы я не проживу, это само собой. Но самое главное - это мои мелкие женские радости. Понимаю сейчас это слишком отчетливо.

Самое страшное то, что рядом с тобой у меня их не то что не будет, - они не смогут быть такими значимыми и счастливыми, как мне необходимо. Поэтому - грубо и пошло прозвучит - ты для меня прежде всего друг, учитель. Но муж? - нет. Ну, а если до конца - я не умею после тех отношений близости переходить на просто дружбу. Я хотела и пыталась - ты знаешь, но я не могу...

...Мне очень-очень больно поступать так, как поступаю. Прости.

Мария.

PS. Милый мой человек! Всем сердцем желаю тебе счастья, силы души и жизни. Когда куранты бьют полночь, я всегда говорю себе: все будет очень хорошо! Позволь от души пожелать тебе того же".

19 января. Из того, что лучшие люди всех времен приходили к бедности сознательно, следует, что к потребительскому "счастью" возможно прийти не иначе, как бессознательно, отказавшись от мышления. Стало быть, степень осознанности, осмысленности жизни всякого человека можно безошибочно определить по степени его бедности, если она, разумеется, сознательная. Конечно, в наше время это звучит обескураживающе. Ну так о чем же это говорит?

26 января. Вчера на Гоголевском бульваре слышал такой искренний, добродушный смех милой девушки. Что-то защемило, заныло внутри. Потом малыш при мне так нежно позвал: "Ма-ма..." Как же моя душа мгновенно отзывается на эти простые и прекрасные проявления жизни! Но как их совместить с моим горним одиночеством?

Потом посмотрел по телевизору КВН: сколько очаровательной молодости, грации, веселого юмора! И подумалось не без грусти: как же я далек сейчас от всего этого, от этих милых симпатичных студентов... А ведь я старше их всего лишь на 5-8 лет. Неужели жизнь - лишь кабинетные занятия? Это было бы чудовищно. Так не обкрадываю ли я себя, занимаясь с утра до вечера? Не засушиваю ли свою человеческую природу? Как бы это совместить: буйное цветение молодости - и трезвое мышление; яркое ликование чувств - и нерассеянное созерцание; опьянение жизнью - и ее понимание?.. Да и возможно ли совместить столь разные, даже противоположные вещи? А так хочется...

1 февраля. Вспомнил, как знакомая директриса, которая на базе своей вконец развалившейся школы создает сейчас "православную гимназию" и над самодурством которой потешаются даже дети, на выпускном экзамене по биологии не шутя объясняла кому-то из школьников, что "формирование личности начинается прямо в утробе матери и заканчивается к пяти годам". И точно, судя по всему, именно тогда у нее все и закончилось.

15 февраля. Первый день как вернулся в свой старый НИИ, опять работаю дежурным инженером. И вот сегодня в нашем шикарном конференцзале показывали "Сталкера" Тарковского. Выходя после фильма, слышу, как знакомый доктор технических наук, профессор, сетовал кому-то: "Ничего непонятно. Целый фильм все, ждешь, ждешь чего-то, но ничего так и не случается".

Напряженно размышлять о том, что из себя представляет современный человек (художник, ученый-физик), о его сокровенных целях и отношении к миру - все это для профессора "ничего не случается".

Хотя чего удивляться? Он же всю свою жизнь добросовестно изучал то, что не имеет к человеку никакого отношения. Конечно, он понял бы гораздо больше, - если б на экране показывали не людей, а формулы.

5 марта. Мучает вопрос, без разрешения которого невозможно идти к людям: ну чем, чем конкретно моя жизнь лучше других? Что я - более счастлив? Нет, конечно. Скорее наоборот. Пришвин писал в своем дневнике: "Если душа болит, разве же не ясно, как быть? Надо положить душу свою за друга - и будешь здоров". Раньше я так и думал. А сейчас... Да за кого класть душу? Кому это надо?

22 марта. Психологи А.В. и В.А. Петровские (отец и сын) писали, что безличность - это человек, "безразличный для других людей, чье присутствие или отсутствие ничего не меняет в их жизни..." ("Индивид и его потребность быть личностью"). Но ведь отсутствие вредителя никак не назовешь безразличным для окружающих, которым он отравляет жизнь. Так что стать безличностью, безразличностью - для иных есть высокий идеал, к которому нужно стремиться.

11 апреля. На моих глазах из прекрасных, совсем юных школьниц, затем из очаровательных девушек студенток стремительно, всего за несколько лет вырастают необразованные пустые мещанки. Именно - на моих глазах! Многих таких я лично очень хорошо знаю и все это видел и вижу. Из чистой красоты вырастает чистое недоразумение. Что может быть страшнее?

21 апреля. Еду в метро. Недалеко стоят беседуют две прекрасно одетые, изящные молодые красавицы, посматривают на меня. Подумалось: "Интересно, о чем это они так оживленно разговаривают? Вот бы мне с ними познакомиться... Но, к сожалению, я не из их круга. Денег мало, одет не по последней моде, в рестораны не хожу... Может, я не прав, что сижу в своей библиотеке? Может, нужно стараться хоть немного разбогатеть, войти в их изысканный круг?.. О чем же они разговаривают?"

Тут на станции мои красавицы вышли и с радостным визгом бросились в объятия поджидавших их кавалеров. Молодые люди были до того смазливы, до того откровенно пошлы, что мне стало стыдно своих фантазий и своей слепоты.

4 мая. Да, человек часто думает о себе то, что о нем думают ближние (теория "зеркального Я" Ч.Кули). Но ведь это справедливо лишь для начальных, подростковых ступеней развития. Смешно было бы, если Толстой или Ницше стали бы смотреть на себя глазами не Идеала, а окружающих.

Подбирать себе тот узенький круг знакомых, в глазах кого ты только и чувствуешь себя молодцом, предусмотрительно избегая при этом всякого иного общения, узнавания все новых и новых людей, - значит быть не очень-то высокого мнения о себе.

Не так ли вела себя и моя Маша?

15 мая. У Геродота читаю: обычная человеческая жизнь состоит примерно из 20 тысяч дней (если не считать бессознательного детства и жить до 70 лет). Как же после этого можно говорить, что человек несвободен?

22 мая. В 19 веке лучшие люди почти все друг друга знали, переписывались, часто встречались в кружках, литературных салонах... А я? С кем я общаюсь? Стыдно! А время идет, проходит впустую. И это не где-нибудь в глуши, а в Москве! Вопреки известному изречению "Большой город - большое одиночество", я не могу смириться со своим одиночеством посреди огромной Москвы. Одиночество в городе, где живут многие десятки тысяч студентов, где ежедневно видишь вокруг столько юных прекрасных лиц, было бы каким-то чудовищным абсурдом, если не катастрофой.

Нет, нужно не дожидаться какой-то счастливой случайности, а сознательно строить свое общение. Ясно же, что это строительство тождественно созиданию всей своей жизни и своего облика.

14 июня. Звонок Оли: "Чего делаешь?" - "Читаю". - "Скучно живешь". И эта женщина чуть не стала моей женой!

30 июня. Не знаю, как это случилось, но я стал заметно взрослее, терпимее к людям, проще в общении. День, когда занимаюсь 5 часов, считаю днем отдыха. Как же я изменился?

Очевидно, не без влияния прочитанного. Растет количество и качество моих наставников - расту и я с ними. Вот недавно открыл чрезвычайно близкого для себя мыслителя - Николая Николаевича Трубникова, почти никому не известного (верный признак глубины), замечательного советского философа, к несчастью, рано умершего. Его небольшая работа "Притча о Белом Ките" в "Вопросах философии" обогатила меня, как редко какая из книг. Лучше него о ценности и смысле смерти, кажется, никто не писал.

"Не "не убий", а полюби же ты, наконец, эту жизнь, твою, единственную, ибо другой не будет никогда. Вслушайся в это ужасное слово: никогда! Полюби ее, и ты легко научишься любить и ту, другую, чужую жизнь, так по-братски тесно переплетенную с твоей, - тоже единственную, ибо другой такой же никогда не будет. Не бойся умереть, прожив. Бойся умереть, не узнав жизни, не полюбив ее и не послужив ей. А для этого помни о смерти (...). Прими ее (...) не как разложение (...), но как цену, какую тебе приходится платить за жизнь".

Несмотря на одиночество, чувствую, что сейчас более счастлив, чем когда-либо в своей жизни. Следую долгу, упорно иду к большой цели - как же мне не уважать себя?

6 июля. Озадачило интервью С.С.Аверинцева в книжке "Этическая мысль" 1988 года. "Кто говорит о морали, берет на себя страшный риск" - "заболтать вопросы совести". И дальше: "Известно: чем нравственно совершеннее человек, тем менее он склонен учить кого-то, морализировать..." То, что всякое высказывание по нравственным вопросам есть страшный риск и ответственность, это ясно. Но как же "не учить"? Люди же, громаднейшее большинство людей не знают, как им жить, как понимать и воспитывать детей, бесконечно путаются сами и путают других, они ждут живого умного слова... Как же "не учить"? Пусть мучаются дальше?

Аверинцев спрашивает самого себя: "Кто я такой, чтобы говорить о морали, на каком костре стою, чем заплатил за право высказываться?" И он тысячу раз прав, что спрашивает об этом. Спасибо за вопросы. Только "профессиональный резонер", "так сказать, специалист по этике" никогда не мучается этими вопросами.

Кто же мне даст санкцию высказываться, говорить о нравственности? Никто, кроме моей совести, то есть тех великих учителей человечества, кто лучше и мудрее меня, чьи заветы и дело жизни я добровольно обязался продолжать. Без них, разумеется, ни я, никто не имеет права говорить что-либо о морали.

Но есть и другое, не менее важное: "На каком костре стою? .."

13 июля. Видел Машу. Мне показалось, что ее нынешнее состояние внутренне противоречиво. Она недостаточно глупа для того, чтобы успокоиться на "тихом домашнем счастье", на "мелких женских радостях", но ничего другого, более интересного, она не знает, или страшится узнать. Слишком уж долго и азартно она ругала свою школьную подругу, которая опрометчиво вышла замуж за милиционера, а теперь вот сидит дома, скучает и вытирает пыль. Она словно оправдывалась, убеждала кого-то, что уж она-то не такая.

Как она живет? Подозрительное увлечение политикой, беспорядочное чтение, по-прежнему ни дня не сидит дома. Сама же говорит: "Все время где-то бегаю, что-то смотрю, с кем-то вижусь... а впечатлений нет". То, что она в самую жару, в душных залах умудряется за день посмотреть 3-4 пустейших фильма из программы международного кинофестиваля, показалось мне неким символом всей ее жизни: скучно, тяжело, душно, но почему-то надо. Жалуется на бессонницу и на свою бестолковую учебу в университет. Очень плохо выглядит.

Однажды поймал на себе ее пристальный взгляд. Чего она во мне

высматривает? Хотела убедиться, не ошиблась ли? Дал ей почитать "Восстание масс" Ортеги-и-Гассета.

16 июля. Замечательный эпизод в Сокольниках, невольным свидетелем которого я стал. В благоухающий розарий, славящийся своей красотой и редким для Москвы богатством, вошло милое семейство - муж с женой средних лет и с ними две симпатичные юные дочери, на вид около 20 лет. Издали увидев железное механическое устройство, поливавшее цветы, хитро вращаясь по кругу, глава семейства радостно встрепенулся и решительно повел всех мимо всяких цветов прямо к нему: "Пойдемте я объясню вам принцип действия..." Вот настоящий инженер! Так сказать, на всю голову.

Интересно, а своих прелестных дочерей он хочет сделать тоже инженерами?

17 июля. Вспомнил, как Маша говорила мне о своей маме: "Жизнь ее так черна, что ей в радость даже детектив..." А может, это она... и о себе? И она тянется ко мне? Может, ее попытки понять Ортегу искренни? А я?

18 июля . Очень даже возможно, что никакой "несчастной любви" вовсе не существует. Если налицо непонимание, то какая же это любовь? Где сама любовь? Например - наша с Машей "любовь". Несчастье-то есть, но только не любви, а непонимания, чуждости друг другу. Само выражение "несчастная (неразделенная) любовь", кажется, есть такое же противоречие в определении, как несчастная (неразделенная) дружба. Любовь, "по определению", всегда разделенная.

Есть любовь - нет несчастья; есть несчастье - нет любви .

5 августа. Не до конца понимаю вот что. Иногда кажется, что я со своим "высоким и прекрасным" придумал себе целый мир, живу в нем спокойно и ужасно горд этим (ибо вижу, что мало кто в нем живет). Главное же, стараюсь отогнать от себя важнейший вопрос - зачем? - зачем все это нужно, что это даст людям? Стоп: людям даст то же, что дало и мне. А мне уже что-то дало? Чем же я отличаюсь от всех остальных? Может быть, я более общителен? Лучше умею слушать, понимать людей? Человек для меня - большая ценность, нежели для других? Больше знаю? И не просто знаю, а знаю действительно что-то важное, необходимое для жизни? В моей жизни больше смысла? Мои "вклады" в души других людей более глубоки и существенны, нежели у других?

Что ж, кое-что прояснилось. Не зря старался.

13 августа. Виделись с Н., инженером, возомнившим себя писателем. Сознание таково, что какие-то знаменитые предсказатели для него много значимее Лосева, Бахтина, Аверинцева и других, кого он, разумеется, не знает. В бедной голове одни гадалки, экстрасенсы, недавно изобретшие душемер парапсихофизики, НЛО, астрологи, какие-то невменяемые верующие, доказывающие (в том числе собой) подлинность чудесных явлений... и ни одного великого мыслителя, праведника, поэта! Вместо того, чтобы осваивать мировую культуру, учиться думать, он бредит "параллельными мирами", биоволнами и читкой через стенку. Волн-то в голове много, как в трансформаторе, а мыслей нет. И этот современный технический варвар нисколько не сомневается, что его призвание - скорее писать книги и всех нас просвещать!

24 августа. Так много хороших знакомых, десятки небездушных, откровенных со мной, по-своему любящих меня людей, которых я знаю долгие годы и раньше считал своими друзьями... Увы,

...И время их не изменило,

Они все те же! - я не тот...

(Лермонтов)

Ясно, что полноценное общение ни с кем из них уже невозможно. А они, ничего не понимая, по-прежнему тянутся ко мне, обижаются, когда я "забываю" их. Что же делать? На всех угождать, самому в дураках сидеть. Нет, иного выхода нет, кроме как сознательно ограничить свое общение, оставить его лишь с теми немногими, с кем есть хоть какой-то смысл видеться. Со всеми остальными, как это ни жалко, надо рвать.

12 сентября. Заезжал к Маше в школу. Она тянется ко мне, звала в гости... А внутреннего огня жизни нет, любознательности и вопросов нет. Наряду с Ортегой продолжает читать свою фантастику... Ругает свою жизнь, как какую-то чужую. Прочитала с грехом пополам "Восстание масс" и нашла там много интересного - из того, что относится к области... права. Ну как такое вообще возможно? Не укладывается у меня это в голове: как можно не заметить того, что прямо обращено лично к тебе, что непосредственно касается твоей жизни, и заинтересоваться тем, что не имеет к тебе ровно никакого отношения? В этом же самом тексте она читала о современном "варварстве специализации", о том, что наука есть бегство от жизни... Читала ведь о самой себе! И что же? Ничего. Что читала, что не читала. Как же ей научиться читать? Все-таки 22 года уже.

14 сентября. У Леонида Андреева в "Рассказе о Сергее Петровиче" есть интересное и глубокое наблюдение о том, как молодой студент читал биографии великих: "Чем больше узнавал он великих людей, тем меньше становился сам". И, действительно, я это сам нередко видел: одних чтение классиков возвышает, других унижает. Здесь, очевидно, и нужно искать основную причину того, почему множество молодых неглупых людей никак не могут начать мыслить, всерьез заняться своим образованием. Большинство невосприимчиво к культуре именно потому, что им явно не хватает самоуважения. Разве освоение культуры не есть то же бесстрашное самопознание?

В культуре - вопросы, насущные, задушевные вопросы самой жизни; но в нас нет никаких вопросов, кроме пустых.

В культуре - созерцание, углубление и возвышение; а мы столь поверхностны и трусливы, что бежим от всякой тишины, глубины и высоты.

В культуре - неизбывная тоска по идеалу и, стало быть, критическое отношение к жизни; а мы всеядны, неразборчивы и всем довольны, даже самими собой, иначе говоря - отрицаем идеал и все идеальное.

Культура, мудрость, несмотря ни на что и даже вопреки всему безоговорочно верят в разум, добро и красоту; а мы до того малодушны, что даже в самих себя поверить боимся.

Герцен писал, что, атеизм аристократичен, то есть доступен далеко не всем. Стало быть, и культура аристократична. В том смысле, что она не падает в объятия первого встречного, но предполагает известное качество человека .

24 сентября. Вчера заезжал к Олегу, в прошлом лучшему моему другу, который в истерике когда-то кричал мне: "Ну а себе-то, себе-то что?" И вот после невероятных трудов и хлопот все его заветные желания наконец-то осуществились. Стал солидным торговцем, разбогател, недавно купил новый дорогой "Опель", какие-то немыслимые швейцарские часы примерно за ту же цену, о которых он "давно мечтал"... Примерно раз в месяц, а то и чаще, летает за границу, куда захочет - в Испанию, в Швейцарию, во Францию, в Америку, в Италию... - то покупаться и позагорать, то покататься на горных лыжах, то друга навестить, то просто отдохнуть и развлечься. Так называемое "благосостояние" полнейшее, ублажает себя, чем только хочет, а все равно скучно. Смотрит любые (то есть доступные его пониманию) западные фильмы - скучает; с ног до головы одет во все парижское, а на плоском лице - непроходимая скука; целыми днями, как ребенок на аттракционе, катается на своем автомобиле, даже до булочной в соседнем доме, - уже увлекательнее, но он все-таки не ребенок... То самое обывательское "счастье", отличительный признак которого в том, что "нет ничего волнующего" (Пришвин).

И еще я понял: маска уставшего, все повидавшего и разочаровавшегося в жизни человека, она больше всего идет тем, кто еще и не начинал жить, кто и понятия не имеет о том, что значит жить .

Когда-то давно, и учась в институте (из которого его скоро выгнали), и после, без конца меняя самые разные места работы, получая от 150 до 200 рублей в месяц, Олег не раз искренне говорил мне, что ему не нужно много денег, вполне хватит четырехсот рублей, чтобы иметь все необходимое, жить и не думать о деньгах. Но чем больше становилось у него денег, тем больше он о них думал.

Впрочем, разве это удивительно?

25 сентября . Измучился: что же такое любовь? В "теории" вроде бы все знаю, а в жизни - ничего. Все мои многочисленные ослепления не сделали меня зрячим.

Не знаю из женщин никого, в ком бы теплился дух (хотя душевных много). А совсем без духа (без идеала, без цели) - это значит: или мещанская пошлость, или забитость домохозяйки, или блестящая бесчувственность, или научная ахинея...

9 октября. Грустно. Не могу заниматься. Такое настроение, что сейчас бы я, пожалуй, не ушел от Оли. Она недавно звонила, 25-го у нее свадьба.

Оглядываясь назад, вижу одни потери, расставания, разрывы - друзья молодости, родные, успевшие ко мне привязаться школьники, Оля, Маша... Сердце словно разорвано на эти осколки, оно все болит.

Ледяное одиночество Степного волка. Скоро, как он, буду радоваться встрече с кондуктором в трамвае.

...Всюду встречи безотрадные!

Ищешь, суетный, людей,

А встречаешь трупы хладные

Иль бессмысленных детей...

10 октября. Читал Ухтомского и поразился тому, что открыватель и проповедник "доминанты на другое лицо" в жизни, оказывается, был одинок. Семьи не было, друзей не было. Спасала его только молодежь, его студенты. Чего уж мне-то жаловаться?

Как это хорошо у него сказано: любить людей, и не любить их образа жизни. А если уж критиковать кого-то, то только как врач - ради исцеления. Основное его чувство в жизни - жалость. И мне это понятно, близко. Знаю, что именно жалость есть верное, единственно истинное основание всему остальному.

"Доминанта на другое лицо", предельное внимание к каждому встреченному человеку - да, конечно, лучше ничего не придумаешь... но как быть, если лиц-то и нету? Иначе сам-то разве прожил бы всю жизнь в одиночестве?

12 октября. Был у Маши. Ничего-то она не знает. Смеется: "Замуж никто не берет". Ладно. За меня она сама не пойдет. Смогу быть ей полезен, и хорошо. Звала еще к себе.

Нет ничего выше, как ощущать себя совершенно естественным, без всяких масок и "социальных ролей". Пусть непонимание, одиночество, бедность... Пусть. А я буду самим собой. И искать тех, кому я нужен.

После "Святых Древней Руси" Г.П.Федотова глупо жить по-старому. И глупо ныть.

Не стоит сердиться на людей, мол, что же вы не развиваетесь, не думаете, не ищите подлинных радостей, а довольствуетесь жалкими удовольствиями? Чего сердиться, если люди в буквальном смысле не ведают, что творят и что твердят? Если громадное большинство людей за всю свою жизнь никогда не видели ни одного мыслящего, настоящего человека, то как же им измениться?

18 октября. Целый день бродил в центре, смотрел на куда-то спешащих красивых женщин, завидовал тем, к кому они спешили. Думал о своей квартире, где меня тоже ждал бы кто-нибудь...

"Красота этих женственных ликов..." Маша как-то сникла от этого сравнения (сегодня видел и ее). На Остоженке зашел в бар выпить кофе.

В углу заметил одинокую, стройную симпатичную девушку, судя по всему, студентку. Она не без интереса, как мне показалось, поглядывала на меня. И так вдруг захотелось познакомиться с ней, но я почему-то подумал, что она вряд ли сильно отличается от массовой городской девушки, так что все равно ничего серьезного из этого не выйдет, а "романы" не для меня. И вот только теперь дома, в своей берлоге, понял, что все это тогда подумал не я, а моя робость. Знакомиться-то надо было. Умная бы все поняла, а на остальных никто не обижается. Веду себя как Молчалин:

...как ни твержу себе,

Готовлюсь нежным быть, а свижусь и простыну.

20 октября. Недавно в письме к Маше написал, что по-прежнему люблю ее. Нет, я не могу любить болезненное, бледное невлекущее создание. И куда девалась ее былая свежесть?

Раньше я думал: буду жить в коммуналке, пусть бедно, зато свободно и с любимой... Чушь все это! Детские фантазии! Ну, подумай сам: какая девушка способна целиком довериться тебе, способна понять и оценить твой идеал человека, с радостью разделить твои странные вкусы, мысли и цели? Кто из городских девушек согласится жить в какой-то коммуналке, без денег, без всего того, что у всех есть и что иметь "принято", да еще чтоб при этом она была образованной и красивой, женственной и гордой? Очнись! Кому я нужен - целыми днями уткнувшийся в книги, бедный, сам не знающий, какое будущее меня ждет, где буду работать, чем заниматься?..

Разве что задумчивой девушке с глубокими и веселыми глазами?.. Возможно. Нет, надежда и я - одно и то же.

...Молчи душа. Не мучь, не трогай,

Не понуждай и не зови:

Когда-нибудь придет он, строгий,

Кристально-ясный час любви.

27 октября. ...Чувствую, что кротость, смирение, ласковое внимание к людям - ко всем без исключения людям - сами по себе неотразимо действуют на людей. Без всяких слов и поучений. Это я точно знаю.

30 декабря. Вот чем заканчиваю год... Вчера новогодний вечер в институте - вино, смех, танцы, песни, приятели, незнакомые красивые девушки... И снова стоят передо мной старые вопросы: зачем осваивать культуру? зачем какое-то напряжение, требовательность к себе, жажда праведности?.. А коли вопросы стоят, значит, все старые аргументы не удовлетворяют. И вообще - зачем нужна нравственность? Почему нельзя жить легко и красиво, без всяких угрызений совести веселясь при первом удобном случае? И точно ли прав Фромм, утверждая, будто западное общество - общество одиноких, несчастных невротиков? Да, все мои небедные знакомые периодически жалуются на скуку, хандрят и напиваются, надо думать, не от счастливой жизни... но обязательно ли скучать, живя "красивой жизнью"? Широкое, часто небездушное общение, кино, спорт, путешествия, вино, веселые друзья и ласковые подруги, автомобиль... Когда же тут скучать?

В самом деле, разве нельзя жить легко и приятно и - счастливо? Да, без духа, без усилий, без познания... Зато спокойно, в сытости, душевном и всяком ином комфорте. Чем не жизнь? Что же ты возразишь, домашний философ? Чего молчишь?

Хорошо заканчиваю год, нечего сказать. После стольких усилий, занятий, освоенного... пришел к отрицанию духа. Да что дает мне и кому он нужен, этот беспокойный, любящий горный воздух, стало быть, - высоту и одиночество - дух? Только пугает всех.

Стоп. Культура мышления требует осознания того, почему я сейчас, вот в эту самую минуту, думаю так, а не иначе (так учил Ницше). Так вот мои теперешние сомнения имеют причиной всплеск эгоизма и чувственности. Итак, не на всяком инструменте можно играть, не во всяком состоянии можно думать. Однако все свои старые аргументы придется еще раз проверить. И хватит истерик.

Круг чтения в этом году: Гомер. Гесиод, досократики, софисты, Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Диоген Лаэрций, Тютчев, Гоголь, Тургенев, Герцен, Достоевский, Ницше, Флоренский, Шестов, Федотов, Лосев, Аверинцев, Тарасов ("Паскаль", ЖЗЛ), Т.Манн, Сартр, Камю, Ортега-и-Гассет, Фромм, Трубников...

1 9 9 0 год

5 января. Прошедший год - год метаний, падений, отрицаний, но и находок. Я на деле, на собственном опыте убедился, прочувствовал до конца, что жизнь в духе и трудах, в напряжении и любви, с чистой совестью - такая жизнь несравнимо лучше, выше и приятнее (прав был Эпикур!), нежели всякая иная жизнь. Лучшая жизнь та, за которую более всего можно себя уважать.

И помнить: "На каком костре стою?"

24 января. Безмерно любящая меня В. (раньше смешившая меня: "Не женись, подожди, пока я вырасту") сегодня сказала мне: "Если б не было тебя, я была бы хуже. Когда одолевают лукавые мысли, я вспоминаю тебя, понимаю, что ты бы этого не одобрил, и это удерживает меня". Сказал, что для меня такая же поддержка - мои великие учители.

Ту новую ступень, на которую я сейчас поднимаюсь, можно определить словами Чаадаева: переход от поисков "счастья" к поискам совершенства. Только теперь начинаешь понимать, что достоинство бесконечно выше всякого "счастья".

14 февраля. Скоро 29 лет... Мое лицо - каким хочу видеть его?

Живым, то есть разным. Хочу, чтобы оно вмещало в себя все то, что мне чрезвычайно близко и дорого: безудержная страстность Достоевского и тихая ласковость Амвросия; лукаво-веселая общительность Сократа и таинственная уединенность Паскаля; свободолюбивое странничество Сковороды и непринужденная светскость Гете; гордый аристократизм Чаадаева и нежная внимательность Ухтомского; язвительный критицизм Шопенгауэра и искреннее благоговение ко всему живому Швейцера; постоянная неудовлетворенность собой Толстого и стоическая amor fati , радостное принятие судьбы Ницше; суровый аскетизм, "худые ризы" Феодосия и уморительный юмор Соловьева; просветленная умиротворенность Конфуция и бурная мятежность Блока; природная простота Пришвина и изощренный эстетизм Гессе... Да всего и не перечислишь. Но возможна ли такая целостность? Возможна ли некая гармония между столь различными феноменами духа, многие из которых не просто противоречат, но, на первый взгляд, решительно отрицают друг друга? Не знаю. Хорошо чувствую только, что душа моя непосредственно, живо откликается на все эти (и еще на многие другие) проявления единого духа. По слову Гете, "лишь все человечество в своей совокупности представляет истинного человека".

Еще вчера я не относился к себе во всю меру строгости. Сейчас хочу научиться действительно отвечать за каждое свое слово, каждый поступок. Помнить каждую минуту: я - носитель русской культурной традиции. Своим обликом непреложно свидетельствовать о правде русской интеллигентности. Шутка ли? Серьезно, во весь рост встать в один ряд... страшно сказать с кем.

2 марта. Знакомая учительница русского языка и литературы рассказала, как недавно хотела перечитать Чехова. Не для уроков, а для себя. Ничего не получилось: "Через несколько страниц я с ужасом заметила, что, читая, невольно про себя отмечаю, где сложносочиненные, а где сложноподчиненные предложения. Так и бросила".

Если уж на глубоко человечных профессиях, как выясняется, трудно стать человеком, то что тогда говорить о собачьих ?

31 марта. "Кто умножает познания, умножает скорбь"... Неужели Екклезиаст прав? И неужели это - вся правда? Но разве умножающий свои познания не умножает любовь? не умножает радость? Ну хотя бы радость ощущения полноты бытия, собственного достоинства, уверенности в неложности своего труда и всей жизни...Или скорбь все равно все перевесит? Как ответить? Или сначала нужно дожить до того возраста Проповедника, когда эти поразительные слова были сказаны?

3 апреля. Встреча с Машей. По-прежнему у нее социальные вопросы - на первом месте. Да других-то вопросов, кажется, и нет вовсе. В ее собственном сознании нет... самой себя. А если так, зачем тогда социальные и всякие иные вопросы? И как тогда их возможно разрешить? Странно, но она много говорит о пустом, о мелочах, какой-то парикмахерской... Нервничает? Или, может, это для нее уже нормально? Столько не виделись, так хотелось поговорить, а тут... парикмахерская. Почему она интересуется политикой? Чтобы не думать о себе?

4 апреля. Личность - это когда все время трудно, это неустанное напряжение сознания. Личность - это мучение.

Все дальше от людей. Трудно дышать таким рязреженным воздухом. А пути назад, в "детскую", нет, Трубников об этом прекрасно писал. Главное же, боюсь не встретить любимую. К людям-то, ясно, любовь будет. Но ведь этого мало... Однако каков же должен быть горизонт души мой любимой! Даже на Машу сейчас смотрю с недоумением и чуть не стыдом. Шума и пошлости не переношу, эстетические вкусы не то что большинства, но большинства "специалистов" и "искусствоведов" не разделяю, всерьез говорить могу далеко не со всеми, уважаю лишь немногих... Какая девушка сможет все это понять и принять?

6 апреля. "Начинающий писатель" в споре со мной смеялся над Вл. Соловьевым и третировал его, как мальчишку. Вот интересно: молодой человек, известный тем, что с удовольствием смотрит боевики с порнографией, тщательно следит за своими физиологическими отправлениями и заботится о комфорте, ужасно любит покушать и изменить при первом удобном случае своей жене, - этот страстно влюбленный в себя расслабленный сибарит безжалостно, свысока судит прекрасного человека, подвижника, крупнейшего русского мыслителя и поэта. Почему? Оказывается, он недавно издал свой первый роман, получив за него приличный гонорар. Графоман издал роман. И ему нет никакого дела до того, что если кто от скуки и прочтет его, то сразу же забудет, или что считать его "писателем" может только его жена.

А чего стоят его откровения о своем "символе веры": "Никакого духа нет, это жалкая выдумка невротиков, больных христиан и поэтов. А что действительно существует, как доказанный научный факт, так это либидо, которое и руководит жизнью каждого нормального, здорового человека. И никакая философия не нужна, вполне достаточно одной психологии, точнее, одного психоанализа, так как он уже знает правильные ответы на все вопросы жизни".

И правда, зачем похотливому Дуримару мозги, когда есть либидо?

8 мая. "Начинающий писатель" до смерти испугался новых больших налогов, говорит, тогда надо бросать писать.

- Ну, а если тебе за твою новую "Войну и мир" заплатили бы сейчас, к примеру, тысячи три или четыре, неужели не стал бы писать? - поинтересовался я у него.

- Конечно, нет.

И он уверен, что любит именно литературу, а не что-то другое.

13 мая. Полдня с Машей. И стало беспощадно ясно, что сейчас она уже не отвечает моему представлению о любимой. Да, мягкий хороший человек, женственна, но избалованна, заражена мещанством и без денег жизни себе не представляет. В главных понятиях "благо - зло", "правда - ложь", "самоуважение - тщеславие" и др. путается безнадежно. Понимания нет как не было. Она стала искать встреч со мной, ждет моих звонков... но она уже не может быть моим другом, моей женой.

24 мая. Нет мира в душе. Читаю древних китайских мудрецов, Сковороду, но они плохо входят в душу, ибо полностью противоречат всему тому, что ежедневно вижу вокруг себя. По-настоящему принять их в душу и сделать "своими" - значит стать до предела странным, до крайности одиноким. А я этого еще не могу, не готов. Не могу еще сказать вместе со Сковородой: "Мир ловил меня, но не поймал".

Нет мира в душе потому, что хочешь нравиться людям, установить с ними хоть подобие, хоть видимость общения. Идешь на компромиссы, пригибаешься, а понимания все равно нет как нет.

Но ведь большинство моих учителей тоже были одиноки, чего ж роптать? Терпение, терпение.

Еще и еще раз: праведности, настоящей интеллигентности не достигают между делом, живя легко и приятно. Страдание нужно, а не веселые хмельные компании. И искать нужно вовсе не "счастья", которого все равно нет, по слову поэта, но - достоинства. Вспомни Соловьева:

Если желанья бегут словно тени,

Если обеты - пустые слова, -

Стоит ли жить в этой тьме заблуждений,

Стоит ли жить, если правда мертва?

Вечность нужна ли для праздных стремлений,

Вечность нужна ль для обманчивых слов?

Что жить достойно, живет без сомнений,

Высшая сила не знает оков.

Высшую силу в себе сознавая,

Что ж тосковать о ребяческих снах?

Жизнь только подвиг, - и правда живая

Светит бессмертьем в истлевших гробах.

Глупый, я раньше не понимал простого: всякое учительство (в высшем смысле) уже предполагает "странность", резкое и глубокое отличие от всех, крайнюю степень непохожести на всех остальных. Как же иначе? Если ты такой же, как все, чему же ты сможешь научить других? В прекрасной книге В.Н.Сергеева "Рублев" сказано: "инок" - означает инакий, живущий иначе, чем все. Стало быть, и современный интеллигент - тот же инок, инок в миру.

Спасибо незнакомому автору. Если бы не он, я бы многого сейчас не понимал ни в русских иконах, ни в русской праведности... Уже по одному стилю, по неспешной и сдержанной манере доходчиво рассказывать о самых высоких и сложных вещах видно, что Валерий Николаевич - тот редкий мудрый ученый и человек, у которого можно и хочется учиться.

Кто-то из древних китайцев сказал, что чужие пороки нужно исправлять молча. Так оставим бесполезные нравоучения и займемся собой. Пусть посреди бессознательной жизни вырастет до конца осознанная, посреди потребительской пошлости - бескорыстие и благородство, посреди разливающегося равнодушия ко всему, кроме собственного благополучия, - искренняя забота об общем и целом...

29 мая. Попалась на глаза фотография, где нам с приятелями лет по двадцать. Стыдно до отвращения, до тошноты. В тех, с кем я дружил, кого любил, я увидел непроходимую пошлость. Значит, сам был пошляком.

От многих, самых разных людей я часто слышал такое: "Каждый человек по-своему интересен и умен, каждый по-своему счастлив, по-своему понимает жизнь, у каждого свой смысл жизни..." Но если повнимательнее приглядеться к людям, не окажется ли гораздо ближе к истине прямо противоположное: "Каждый человек по-своему не умен, каждый по-своему несчастлив, у каждого своя бессмыслица жизни..." Не зря же наша пословица говорит: "Кто как умеет, так и бредит".

12 июня. Думаю об одной симпатичной девушке с работы. И красива, и стройна, и горда, и все что вы хотите... Знакомиться или не стоит? Нет, пожалуй, не стоит: слишком уж она дорого и модно одевается. На собственном опыте я уже не раз убеждался в мудрой проницательности Лао-цзы: внешний вид - это "начало невежества".

28 июня. Знакомая молодая пара химиков, в общем добрые и хорошие люди, вдруг помешались на иеговизме. Посмотрели какой-то западный фильм о Христе, о котором ничего прежде не знали, послушали заезжих миссионеров и сразу превратились в фанатичных сектантов. По доброте своей и меня звали с собой: "Мы уже записались в списки тех, кто обязательно спасется. Тебе надо спешить, пока еще есть свободные номера из 144-х тысяч, а то они все скоро будут заняты и тогда все, ничего уже не сделаешь..." Теперь целыми днями изучают последние новости Библии. И детей своих, двух прекрасных девочек школьниц, которые очень любят своих родителей и искренне считают их образованными, затащили в свою секту.

Поражает вот что. Ведь не имеют ни малейшего понятия ни об античности и патристике, ни об исихазме и Рублеве, не знают даже ни Тютчева с Гоголем, ни Достоевского с Толстым, ни Лескова с Чеховым... зато хорошо знают свои сектантские брошюрки об истине, с картинками, по которым все и оценивают. Смеются над православием, потому что там два архангела, когда на самом-то деле, как недавно точно посчитали ученые, всего один.

4 июля. Вспомнил Машино письмо-отказ, где она высшим человеческим радостям предпочла кухонные, и подумалось вот что. Прав, оказывается, был Достоевский, утверждая, что все дело в идеале, какой есть у человека. Именно идеальным образом человека, идеей человека, так или иначе сложившимися у каждого из нас, определяются в конце концов решающие наши поступки, желания, наша совесть и сами наши облики.

Качество человека - качество его святынь.

Заметил, что стал очень медленно читать. Но что делать, если читаю сейчас такие книги, что душа невольно замирает? Сковорода, Баратынский, Вл. Соловьев, "Рублев" Сергеева, "Жизнь" Лосева... Читаю-то медленно, а душа обогащается быстро.

26 июля. Жизнь ума горит, а жизнь сердца сохнет. Смотришь на счастливые молодые пары в метро, на улице, и невольно отводишь глаза: сердцу больно.

Но и ошибаться уже не могу, даже если в слабости своей и захочу обмануть себя. Как это у Пушкина:

...Увы! нельзя мне вечным жить обманом

И счастья тень, забывшись, обнимать.

6 сентября. Почти ото всех своих знакомых женщин в разное время я слышал такие добровольные признания: "Я серенькая", "я глупенькая", "тебе не стыдно со мной идти?", "ты для меня слишком умный", "мне страшно с тобой стоять", "я не знаю, в чем мое призвание; может, суп варить..." Такие милые, симпатичные, близкие лица - со своим характером, темпераментом, взрослые и совсем еще юные - вроде бы разные, но, с высшей точки зрения, как-то все на одно лицо. Лиц-то много, а качество одно.

Не могу понять: как же так получается, что буквально все мои хорошие знакомые женщины - такие милые, душевные и нередко женственные - в свои 28-30 лет гораздо бесцветнее, неинтереснее самих же себя двадцатилетних? Почему так происходит? В чем тут дело? А в этой чудовищной закономерности я ошибаться не могу - все перед глазами.

1 октября. В своем одиночестве скучаешь по людям. Выходя из библиотеки, начинаешь думать, что они все же хорошие, неглупые и желания у них вовсе не такие пустые. Думаешь, что они исправились, стали лучше, умнее... когда сам ты сидел в библиотеке.

Хотел было совсем расстаться с Машей, а сегодня тепло так поговорили, даже упрекала мягко: "Куда ты пропал?"

23 ноября. Знакомый уехал в Америку, хорошо устроился, грузчиком в супермаркет, и говорит, ни за что уже не вернется в Россию, где он родился и вырос. Почему не вернется? Потому что у него здесь никогда не будет стометровой квартиры, как там, такого большого "Форда", такой зарплаты и комфорта...

Видно, совсем не случайно то, что именно американские психологи пришли к выводу, что человек - это биологическое существо, поддающееся дрессировке и принципиально не отличающееся от животного. Ведь истина, как известно, всегда конкретна.

31 декабря. ...Год, в течение которого мне открылась глубокая мудрость нашей пословицы: "На всех угождать - самому в дураках сидеть".

Когда я бываю спокоен, внимателен, сосредоточен, то есть не хохочу, не рассказываю анекдотов, не пью, знакомые не раз говорили мне, что я не в духе. Когда я был именно в духе. Ничего не поделаешь, нужно от чего-то отказываться: либо от общения с ними, либо от своего лица.

Чтение в этом году: Библия, Плутарх, древнекитайские философы, Абеляр, Епифаний (Житие Сергия), Сковорода, Печерин, Шопенгауэр, Достоевский, Толстой, Вл. Соловьев, Эрн, Федотов, Франк ("Смысл жизни"), Е.Н.Трубецкой, Лосев, Тарасов ("Чаадаев", ЖЗЛ)...

1 9 9 1 год

5 января. Видел Машу. Она заметно подурнела. Во всем облике чувствуется что-то болезненное, потухшее, мелкое... А ведь еще студентка! Умная, да не знает, что со своим умом делать. Что она читает, о чем думает, чего ищет? Из ее слов этого не понять. Или кроме мелочей ее ничего уже не интересует?

31 января . Критерий выбора в любви. Я всегда в пути. Следовательно, могу быть лишь с той, кто пойдет со мной. Пусть тихо, но пойдет. Стоять грех. Не могу. Я поднимаюсь по лестнице, и она должна подниматься. Иначе пропасть будет неизбежно расти.

8 февраля. Непонятно, почему нельзя иметь с несколькими женщинами дружеские, интимные отношения? До какой степени интимные - это никого не касается, кроме двоих. - Нарушение всех норм и приличий? Да, конечно. Этого большинство никогда не поймет? Да. Но мало ли чего не понимает это самое большинство? Так если исходить не из того, что "принято" (мало ли чего у нас "принято"!), не из "общественного мнения", а из живых человеческих чувств, из жизни сердца? И если рассматривать интимную близость как естественное продолжение свободных дружеских отношений. Где все по-человечески, без обмана. Где есть и забота, и взаимная симпатия, и некоторое понимание... Да, нет исключительности, нет настоящей любви. Но где ж ее взять? Зачем непременно нужна исключительность в близости? В дружеских отношениях ее никто не требует... Нет должного понимания? Но его часто нет и у самых близких людей, долгие годы живущих в одной семье. А если его вообще ни с кем нет?

Умственные игры? Разврат?.. Но почему?

11 февраля. Переизбыток общения. Я вот писал, что можно со многими женщинами дружить... Нет. Так я теряю себя. И общение это во многом пустое. Переизбыток общения не оставляет времени для занятий.

Такой образ жизни слишком легок, чтобы быть достойным. Дух без одиночества, без аскезы хиреет, задыхается.

Степной волк, тебя приручили?

17 февраля. Уже 30 лет. В душе мир. Приходишь к самому себе, и на столичных красавиц смотришь, как на маленьких девочек, которые плохо учатся в школе. Сверху вниз. И что интересно - они безошибочно это чувствуют. Когда я суетен, не в меру любезен, заискиваю перед ними, они ко мне высокомерны, воспринимают меня как одного из несметной толпы похотливых козлов, то есть таким, каким я в действительности и являюсь им.

4 марта. Как же старуха соседка боится смерти! Хуже ребенка. Обливается слезами, трясется и бормочет: "Врачи должны мне делать операцию после 8 марта, и у них руки будут дрожать, я знаю..." Вот закономерный итог пустой, жалкой жизни исключительно ради удобств - своих и своей семьи. Умирают святые, праведники - умирают спокойно, благословляя жизнь, даже по своему желанию. А тут... Закон, что ли, такой: чем ничтожнее жизнь, тем больше за нее цепляются.

29 марта. До сих пор в отношениях с людьми я знал только две крайности: либо безоглядное, обжигающее сближение, либо холод высокомерия. Нужна какая-то дистанция, позволяющая избегать их.

В чем моя ошибка? В чрезмерной прихотливости:

...Между красавиц городских

Искал он девы дум своих.

Я искал дружбы там, где ее не могло быть. Даже монахи, и те не всем помогали, но лишь тем, кто сам искал их душевной помощи, кому еще можно помочь. Задача, стоящая передо мной - и для ума, и для сердца - научиться относиться к людям не чувственно, не бес-чувственно, но со-чувственно (по слову Максима Исповедника). И вот именно для этого со-чувствия и необходима некая дистанция - чтобы лучше понимать другого и себя не терять. Сохранять дистанцию - значит сохранять трезвенность. Пример - помощь наших православных старцев: помогать помогали, но дистанцию соблюдали.

4 апреля. Я не люблю людей. Не хочу их видеть, разговаривать с ними. Раздражает их глупость, пошлость, грубость...

Но я хотел любить их! А теперь вот замыкаюсь, ухожу в свое одиночество. Монахи тоже бежали от мира.

А что еще делать, если я не знаю иного общения, кроме того, где я теряю себя, где нет смысла?

Нужно узнавать людей? Я узнавал. Одну пошлость за другой.

Нет, прав я, прав. Необходимо одиночество. Прежде чем идти в мир, монахи сначала бежали от него. Это путь исихастов и Рублева.

- Я бегу не от людей, а от соучастников в слабостях и от пороков - своих и чужих. То есть от болтливости, вина, праздности, безмыслия... Так я сам не спасусь и никому не помогу. А в суете какие еще помощники?

Нужна моя душа - я весь внимание; нужно поболтать - мне некогда.

Аминь.

10 апреля. Опасность обожествления женщин. Как это было не раз. Настолько боготворишь, столько предчувствуешь захватывающего, святого, трепетного... что ничего не видишь. Воображая сплошные совершенства, не видишь реального человека, того, что есть. Как это у Соловьева:

...С рассудком чувство даже не боролось:

Рассудок промолчал, как идиот.

Задача: сохранить трепетное отношение к женщине и в то же время трезвенность. Трепетность и трезвенность.

17 апреля. Единственное средство избежать самозванства, отсебятины - держаться традиции, связи с культурой, с лучшими умами человечества. Кто отвергает учителей, показывает всем пример. Пример отношения к самому себе. Всякий нигилизм, если что-то и отрицает, то прежде всего сам себя.

25 апреля. Я искал одиночества и труда. Но рядом страдают и ждут от меня помощи живые люди. Я русский, а не немец, стало быть, выбор ясен. Спасибо Лескову, которого сейчас читаю, и его праведникам.

Вот недавно своей надменной задумчивостью, своим отрешенным лицом до смерти напугал искренне любящую меня женщину, дорогого мне человека. Так нельзя. Занимайся сколько хочешь, до одури, но когда с людьми, будь внимателен. Никто не обязан понимать того, что тебе интересно и о чем ты думаешь. Мысли - для бумаги, ласка - для людей. Если уж никак нельзя это совместить.

4 мая. Разбирая свои дружеские интимные отношения, неожиданно увидел, что весь вопрос упирается... в меня самого: что я такое? как мне жить? кем мне стать? Именно от этого все и зависит, решительно все .

Я хочу любить в полную силу. А не просто жалеть. Я хочу чувствовать, знать, что моя любимая - лучшая, а не просто одна из хороших... Любовь есть результат сравнения (кто это сказал? Руссо?), того сравнения с другими женщинами, которое всегда было бы в пользу любимой.

26 мая. После успешной сдачи госэкзаменов гуляли с Машей на Воробьевых горах, и у нее невольно вырвалось: "Ничего не читаю, ничего толком не знаю... Как же я деградировала!" А ведь училась в основном на пятерки.

7 июня. В новостях сейчас передали, что в автокатастрофе погибла знаменитая гимнастка, 22-х лет. Подумалось: молодость в самом расцвете сил, божественная красота тела, грация... и совсем рядом, в противоестественной близости - смерть. И все. И ничего уже нельзя поправить в ее жизни. В такой блестящей, такой успешной и благополучной, с точки зрения "общественного мнения", жизни.

С чем же войдет в вечность, в общую жизнь людей эта прославленная гимнастка, нелепо погибшая молодая девушка? Со своим красивым натренированным телом, многочисленными медалями, неосознаваемым тщеславием?..

Как же смерть все проясняет в жизни !

10 июня. Неожиданное сближение с Машей. Вижу, что тянется ко мне, ей со мной "интересно". Про себя говорит: одинока, замуж идти ни за кого не хочет, где работать, не знает. На распутье. Спрашивала: "Тебе со мной не скучно?" Чуть что - сразу все сваливает на "среду", на обстоятельства (это "теория" у нее такая).

Христианства совсем не знает, а начнешь объяснять самые азы, тут же начинает спорить, и не просто спорить, а яростно отрицать все то, что давно уже вошло во всю европейскую и русскую культуры. Что более всего ее нервирует в христианстве? - Его отношение к деньгам, как к "корню всех зол", его понимание идеала человека и истинной жизни, требовательность человека к себе... Словом, она внутренне не принимает в христианстве (а значит, и во всей мировой культуре) все то, что прямо отрицает мещанство, современное потребительство. В таком случае ей действительно недоступны ни Паскаль, ни Гете, ни Баратынский, ни Достоевский, ни Толстой, ни Лесков, ни Соловьев, ни Чехов, ни Гессе, ни Пастернак... Никто из великих. Сама же признает в себе "этот дурацкий дух противоречия", только вот не видит, что он лишает ее последней возможности когда-нибудь стать образованной. Как сказано у Лосева в "Жизни", само познание есть результат всей жизни.

Подарил ей книжечку А. Меня "Мир Библии".

Предложил пойти поработать в свою же школу, хотя бы попробовать, но она так испугалась, натурально так испугалась, что я сразу понял безнадежность своей затеи. Она оправдывалась: "Я очень мало знаю, сама из себя еще ничего не представляю, чтобы кого-то учить и воспитывать". Однако в этих отговорках мне слышался страх не столько школьников, сколько самой себя. Ведь важно не столько то, как много молодой учитель знает (откуда ж ему много знать? ) , сколько то, как сильно он любит знания, к чему стремится. Ей никто не мешает расти вместе с учениками. Но вот такого желания-то у нее и нет. Веры в себя нет.

Совсем не тянет к ней. Совсем комнатная, мамина. Что я ей могу дать? Зачем мы видимся? Ведь любовь почти невероятна...

3 июля. Видел сегодня Олю с ее грудной дочкой Инной. С виноватой улыбкой жаловалась на свою жизнь: "Ничего не читаю, нигде не бываю, никого не вижу, музыкой не занимаюсь, деградирую..." Но уже более оживленно говорила, что скоро купят машину, собираются в Германию... Проворный муж целыми днями где-то бегает, зарабатывает деньги, а все хозяйство и уход за ребенком целиком на ней.

Обрадовалась мне, звала еще к себе, когда мужа нет дома. Жаль ее.

29 июля. Нет определенного, ясного собственного лица. Кто я? Кто я для людей? Какой-то заурядный инженер? неплохой футболист? добрый малый, весельчак? зачитавшийся чудак?.. Почти никто.

Тяжело, потому что никто не знает моего истинного лица. Оно видно пока лишь мне одному, да и то не всегда. Но со временем его должны увидеть все.

Что есть мой идеал? Не могу жить без него.

Зачем нужны подвижники, чистые образцы? Затем, чтобы все мы, самые простые люди, не герои, могли укрепляться их красотой, понемногу изменяться. Без них сразу наступит кромешный мрак. Они так же необходимы, как чистые колодцы для утоления жажды. Из мутных луж никто не пьет, кроме свиней.

15 августа. Вот Машина молодость: круглый год суетная, бесцельная жизнь в Москве, и абсолютное безделье летом, месяц расслабленного лежания на пляже в Алуште. Приехала домой и опять - варенье, соленье, печенье, тщательное ухаживание за своим любимым привередливым котом, для которого необходимо что-то специально покупать, готовить... Вот почти и вся жизнь.

Пошла бы в школу, к живым растущим душам, некогда было бы заниматься бездельем.

17 сентября. Редко пишу дневник. Измельчал как-то, много пустого, ненужного в жизни.

Чем плохо пьянство? Во хмелю перестаешь воспринимать жизнь как трагедию, мир - как зло ("Мир лежит во зле"). Сам становишься "миром".

Маше не звоню, не хочу. То, что я могу дать ей, ей не нужно; а то, что ей нужно, я дать не могу. По слову Баратынского,

...Я для души ее не нужен, -

Нужна другая для моей.

И все-таки не хочу верить в ее безнадежность.

16 октября. Критерий выбора в любви. Я раньше недоумевал: что можно возразить против "полигамии", против абсолютно свободных, дружеских, каких угодно интимно близких отношений с несколькими женщинами? Да, теплых, душевных, где все без обмана, где все еще более по-человечески, чем во многих законных браках. Когда есть такая же свобода, как и в дружбе: есть взаимное желание - увидимся, нет - извини...

В чем же дело? Где суть всего? - В близости. В том, что в "полигамии" как раз должной близости-то и нет, да, наверное, и не может быть. Значит, не будет и искомой естественности. Всякая распущенность предполагает способность отнестись к хорошей женщине без уважения. Прав, оказывается, был Аверинцев, называя целомудрие "школой самоуважения".

Итак, половая близость предполагает близость человеческую. Для близости нужны близкие. Близость неблизких - это и есть не только распущенность, но и противоестественность - для всякого уважающего себя человека.

"И от божественного тела // Не жди любви, Пигмалион".

После очередного ослепления, после трех месяцев наваждения, когда я представлял милую, но далекую от меня С. даже своей женой и чуть не сделал ей предложение, начинаешь понимать - в который уже раз! - давно известное: жить вместе - значит получать радость от ежедневного общения с близким человеком. Критерий выбора в любви предельно прост, это - качество и смысл общения .

Когда же, наконец, я по-настоящему усвою то, что не раз читал в "Мыслях" Паскаля и, как казалось, понимал: "Мы любим не человека, а его свойства".

31 декабря. Сравниваешь себя с лучшими умами древности и современности - и приходишь в отчаяние от своего невежества и никчемности. Сравниваешь себя с окружающими или с современными известными актерами, художниками, политиками, журналистами, учеными - и сразу чувствуешь свою значительность.

Чтение в этом году: Марк Аврелий, патристика (Василий Великий, Феодор Студит, Григорий Синаит, Иоанн Златоуст, Антоний Великий, Иоанн Лествичник и др.), Византийские жития святых, Сенека, "Исповедь" Августина, весь Лесков, биографии Гоголя и Ницше, Флоренский, Лосев, Тарасов ("В мире человека"), открытие А.В.Михайлова (его книжечка "М.Хайдеггер: человек в мире")...

1 9 9 2 год

10 января. Давно уже вертится в голове идея создания чего-то вроде светской общины из близких людей, где было бы и задушевное общение, и совместное чтение, и заинтересованное обсуждение, и взаимопомощь... Какая-то общая жизнь, общее дело. И Ницше об этом же мечтал. Но как это сделать реально?

Таким очагом будет моя будущая квартира.

Очень уж плохо мы все живем. Все как-то врозь.

12 января. Идея-то "светской общины" хороша, но вот беда: этот не может общаться с этим, эта - с той, другой - еще с кем-то... Все закрыты, разобщены. Не хватает культуры общения, общезначимого содержания. Утопия.

17 февраля. Наши способности, как и все человеческое, строго иерархичны. Дело вовсе не в том, чтобы развивать все свои способности и таланты, но в том, чтобы заниматься тем немногим, что только и способно сделать тебя настоящим человеком. Забота о своем высшем "я", как известно, предполагает жестокость по отношению к своим способностям второго ранга. Кем стали бы, скажем, Паскаль или Толстой, если б развивали все свои многочисленные способности? Как и все великие, они потому и стали собой, что узнали: развивать все, или второстепенные свои таланты - значит зарывать свой высший талант в землю .

16 апреля. Скоро Маше 25 лет... Написать ей письмо? Ведь письма есть цвет общения: и сказать можно больше, и услышать. Увещевать проснуться? Будет жестоко. Я не могу за нее начать думать, за нее выбрать ее место в жизни, найти ее дело... Нет, она не проснется, ей будет лишь больно от моих слов. Совсем не верит в себя и так же не знает себя, как и в 20 лет. Не знает, чего хочет. Идеалов нет, цели нет, сознания нет. Пустое место.

Но ей же было дано побольше, чем другим. Душа и ум ее, без сомнения, лучше ее самой нынешней, лучше ее вялости, лени, суеты.

21 мая. Хандра. После прогулок по улице становлюсь больным, без всяких метафор. Двадцатилетний Гете писал в своем дневнике: "...стоит только выйти из дому, как попадаешь в сплошное дерьмо..." Жил бы он сейчас, с нами!

Смотришь на людей, а людей-то и не видно. Страдаю от этого. Мучаюсь, что не могу жалеть всех людей. Не получается. Достоевский в конце жизни говорил, что ему "ужасно за народ", за то, кого он считает своими "лучшими людьми" (адвокат, банкир, ученый специалист, купец, промышленник...). Может, и наше время такое? "Перестройка", "реформы", "суверенитет", "свобода"... и неслыханное, эпидемическое разложение людей. Буквально на глазах.

Реформировались по дням, глупели по часам.

23 мая. ...Стал раздражителен, самолюбив потому, что забыл небо. Митрополит Антоний (Блум) прав: важен не я сам по себе, не то, что со мной происходит, а ради чего живу. Спасибо, мудрый человек.

29 июня. Что значит вносить в мир добро? Сегодня это значит вносить в мир прежде всего знания, мышление о жизни. У Камю в "Чуме" кто-то правильно говорит, что царящее в мире зло - почти всегда результат невежества. Очевидно, сейчас уже мало одной жалости, одного сострадания, ибо жизнь и человек безмерно усложнились, и всякая доброта без уразумения этой растущей сложности и глубокой противоречивости современной жизни обречена быть слепой, а значит, и недоброй.

20 июля. Все-таки решился написать Маше письмо. Вот оно.

"Маша, здравствуй! Если бы я не написал тебе это письмо, меня бы мучила совесть. Я бы упрекал себя за то, что смалодушничал, испугался непонимания близкого мне человека тогда, когда нужно было попытаться помочь ему. Мне очень хочется видеть тебя радостной, живой, образованной, живущей полноценной жизнью, то есть знающей, ради чего ты живешь. Ты сама понимаешь, что сейчас ты далека от всего этого, то есть - от самой себя. Очень хочу помочь тебе, ибо желаю тебе блага, и верю, что оно доступно тебе.

Известно, что самодовольный человек - потерянный человек. Но, может быть, ты недовольна собой, своей нынешней пустой жизнью, и просто не знаешь, как ее изменить, что делать? Это было бы спасением.

Четыре года назад я знал тебя совсем иной - чуткой ко всему умному и прекрасному, ищущей, любознательной, юной... Ты любила жизнь, мечтала познать людей и себя... Тебе только 25 лет! Жизнь-то только начинается! Опомнись, Маша! Опомнись, ибо во всякой жизни есть только две возможности: либо возвышение - либо опошление. Вспомни Ортегу: "Если стрела не взлетает, она падает ".

Нет, никогда я не поверю, что хорошая, умная, добрая Машка может превратиться в жалкую, мелкоозабоченную мещанку. Не могу поверить.

А ведь никакой трагедии еще не случилось. Кто не ошибается, кто не устает от жизни? Я, например, ошибался и ошибаюсь, наверное, побольше других. Только бы мы верили в себя...

"Почему же мы дрянь? " - спрашивал Достоевский, и отвечал: "Великого нет ничего " . В чем же состоит то настоящее, сокровенное, что направляет всю твою жизнь? Не думать об этом - значит не жить, а погружаться в болото пошлости и безмыслия. Это же очевидно.

Величайший писатель лучше других понимал: "Человеку без красоты (т.е. красоты идеала. - В.Х.) нечего делать. Железные дороги, банки и т.п. не могут наполнить жизни, одна красота есть цель, для которой живет человек " ("Бесы ").

Где есть хоть капля достоинства, там есть и потребность идеала. Именно из величия своего идеала человек черпает и свое достоинство. Если не поклониться высшей красоте, неизбежно поклонишься царящей вокруг красивой пошлости. Так - по мысли Достоевского, которого, по твоим словам, ты любишь.

Маша, читай Достоевского! Это подлинное образование своего ума и сердца. У кого же еще нам учиться, черпать веру в людей и себя, как не у него?

Ты мне когда-то писала, что твой удел и чуть ли не назначение - кухня, маленькие женские радости. Сейчас ты тоже так думаешь? Еще не убедилась, что это самообман? Да, разумеется, ты прежде всего женщина... но ведь "женщина " и "кухня " - понятия не то что не близкие, но, скорее, противоположные. Подумать только: выпускница Московского университета в конце ХХ века ищет радости и смысл своей жизни... на кухне!

Ты можешь спросить: "Ну, а в чем же мое дело, где мой путь и цель? " Из уважения к тебе и к этим вопросам мы не будем говорить об этом походя. Поговорим после, если, конечно, захочешь. Здесь могу сказать лишь самое основное: руководствуясь исключительно своими желаниями, тем, что тебе "интересно " , никогда своего места в мире не найти, - слышишь? - никогда. Мало ли что нам может быть интересно, или даже что у нас хорошо получается! Путь к себе, как известно, лежит через мир, через поиски себя среди людей и для людей. Всякое же так называемое "самовыражение " на деле естественно и неизбежно всегда оборачивается самоопустошением. Но об этом надо говорить отдельно.

Сейчас же необходимо решить: согласна ли ты искать нечто настоящее - или тебе милее ничего не выбирать и по-прежнему забываться в мелочах?

Помнится, во время окончания университета у тебя невольно вырвалось: "Как же я деградировала! " Значит, понимала ведь, чувствовала всю пропасть между дипломом и образованием. И я просто не представляю, как можно всерьез что-либо выбирать в жизни, отдавая себе отчет в собственной непросвещенности, в том, что еще не знаешь ни людей, ни себя, ни жизни и ее смысла... А значит - не зная и смысла различных профессий. Скажи мне, ну как тут чего-то выбирать ?

Маша, милая моя Маша, ты должна понять: еще несколько лет такой мелочной, такой пустой жизни, какую ты ведешь, - и уже ничего нельзя будет поправить. Ничего и никогда! Красивая, живая Машка превратится в "массовую девушку " , совершенно неотличимую в огромной толпе городских кукол. Неужели не страшно? Если помнишь,

стать заурядной, неоригинальной, решительно "как все " - самое обидное, самое оскорбительное, по Достоевскому.

Психологи и психиатры утверждают: наше самоощущение зависит прежде всего от того, как мы представляем себе свое будущее , какие цели перед собой ставим. Решающая причина всех современных неврозов - это как раз отсутствие будущего, отсутствие напряжения между сущим и должным, между тем, что есть, и тем, что должно быть (это все ученые говорят). Подумаем о твоем будущем.

Рано или поздно ты выйдешь замуж, у тебя будут дети... Что ты сможешь дать своим детям? Чему научить? "Воспитание, - писал Сухомлинский, - это жизнь, но только более умная, более осмысленная жизнь, чем жизнь обычного человека " . Стало быть, обыкновенная жизнь воспитать никого не может. Поэтому каждый, кто неравнодушен к своим детям, должен спросить самого себя: "Чем же моя жизнь умнее и осмысленнее обыкновенной жизни? "

Твоим будущим детям, всем, кого еще ты повстречаешь в своей жизни, нужны будут твоя живая душа, твои знания, твое понимание жизни, а (прошу не обижаться) не твое умение готовить.

Если ты мне опять станешь говорить, что у тебя нет воли изменить свою жизнь, я напомню тебе слова Достоевского: человек без воли - это арестант. Но ты же не арестант, значит и воля у тебя есть. И никаких подвигов, ничего героического не требуется для того, чтобы изменить свою жизнь. Это чтоб ты знала.

Еще раз: ты хорошо чувствуешь то настоящее, что есть в жизни, но хочешь обмануть себя каким-то бытовым счастьем, чтобы в нем окончательно забыться. Получается это у тебя, слава богу, плохо. Не кто-то другой, а сама жизнь, твоя собственная жизнь доказывает тебе, что выдумываешь ты напрасно. Доказательство простое: ты скучаешь.

Из самого сердца: очень хочу протянуть тебе руку помощи, помочь тебе начать жить более осмысленной и радостной жизнью... Ты ведь сможешь, я верю.

Не думаю, что я здесь был жестоким. Желание блага - это не жестокость.

Маша, напиши, что ты думаешь о моем письме. Не спеша подумай и напиши. Буду ждать. Желаю тебе добра и силы быть честной перед собой ".

22 сентября. Читаю Александра Викторовича Михайлова, его текст "Итоги " в "Нашем современнике " (1990): редкое наслаждение и одновременно - школа мысли. Вот кто по-настоящему открыл мне глаза на все, что происходит сейчас в стране, на "реформы " , "рынок " , "демократию " , на всех нас. Такой изумительный, абсолютно ни на кого не похожий язык, что сразу, с первой страницы понимаешь, что ему можно полностью доверять. Чувствуешь, что за словами остается неизмеримо больше, нежели есть в самих словах, что невысказываемого гораздо больше высказанного. Так писать может только совершенно необыкновенный, уникальный, глубочайший мыслитель.

Сейчас выделю только два первых урока Александра Викторовича для себя: 1) Всякое нетерпение всегда играет на руку разрушителям, поэтому "единственное средство борьбы с нетерпением - это терпение " . Итак, терпение, смирение должны стать основными моими добродетелями: так лучше всем - людям, мне самому и, главное, тому делу, которому обязался служить. 2) "Помни о смерти " . Раньше я не раз читал об этом, но действительно уяснил смысл этих слов, только сейчас, да и то, наверное, не во всей их глубине. Жить по-настоящему, в полную силу - это значит жить всегда перед лицом смерти, делая ее мерой всех своих слов и поступков. Не какой-то абстрактной смерти вообще, а своей собственной. И спрашивать себя мы должны не так, как мы обычно это делаем: мол, зачем это еще я буду думать о смерти и тем портить себе жизнь, а наоборот: "что я не буду думать о смерти и этим портить себе жизнь? "

Над остальными уроками думать и думать.

31 декабря. Ушел еще один год жизни. Плохой во многом год. Так часто и низко падал, что и вспоминать больно и стыдно. Пережил такой позор, что после плакал и горел со стыда не один день...

Опять забыл напрочь все уроки, всех своих учителей. Опять хотел угождать пустым людям, искал общения с теми, кто его недостоин. И вот с этим позором в душе теперь мне жить. Жить и умирать.

Но нет худа без добра. Грехи, если уж нельзя без них, требуют искупления. Итак: раскаяние, смирение и труд.

Ах, взойти бы мне на ту ступеньку, с которой уже невозможно никакое падение. Вот бы мне на нее...

Чтение в этом году: Макарий Египетский, Григорий Палама, Нил Сорский, Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Лихтенберг, Кант, Гегель, Ницше, Гете, Мопассан, Куприн, Л.Андреев, Гаршин, Чехов, Хайдеггер, Ясперс, Швейцер, Бахтин, Михайлов, Ахматова, Фет, Пастернак, Франкл...

1 9 9 3 год

2 января. Массовое принять за ценное, престижное - за умное, диплом - за образование, потребителя - за человека... так и становятся усредненными "людьми массы ".

Герцен писал, что чем глубже человек понимает окружающее общество, тем больше с ним расходится. Чем меньше сознания, тем больше слияния со средой, тем больше тех, кого можно считать поголовно. В самом деле: разве не стремится среда сделать всякого молодого человека подобным себе, то есть средним, посредственным ?

3 января. Чистое всегда выходит из грязи, а человек - из среды.

В молодости выбирать самого себя - значит выбираться из толпы.

Что способно преодолеть всяческий индивидуализм? Более высокая оценка самого себя.

12 февраля. Мой опыт познания людей подтверждает правоту Сухомлинского: по-настоящему образованным, самостоятельно мыслящим человеком можно стать только тогда, когда собственный ум, собственная образованность выступает как высшее самоосуществление, как важнейшее личностное самоутверждение (в хорошем смысле). Великий педагог говорил: "Без самоутверждения не может быть настоящего интереса к знаниям ".

Вот у Маши этого-то и не было. В ее "самоутверждение " входило все что угодно, но только не знания, не образованность, не умение думать. Потому-то она и не смогла ничего взять для себя ни у своего "любимого " Достоевского, ни у Толстого, ни у Чехова, ни у кого. В ее нынешнем сознании невозможно обнаружить даже малейших следов тех, кого она читала, кроме разве что фантастов.

И то же самое мы видим вокруг себя, сплошь и рядом. Большинство людей "самоутверждаются " в таких занятиях, или в такой профессиональной деятельности, где образованность и ум не только совершенно бесполезны, но прямо вредны.

2 апреля. То, что я, от природы застенчивый, и в 32 года порой краснею по пустякам, говорит, наверное, о том, что я часто не могу удержаться на высоте своей естественности, теряюсь, сбиваюсь и начинаю смотреть на себя глазами близорукого большинства, а не божества. На небесах не краснеют.

18 мая. Был в Литературном институте, где познакомился с Борисом Николаевичем Тарасовым, автором замечательных книг, которые в немалой степени сформировали мое сознание. А он (как и все другие мои учителя) об этом и не знает. Вот так. И это тоже мне урок: думать и беспокоиться не о том, чтобы воочию увидеть результаты своего труда, но - о собственном облике, чистоте примера.

Очевидно, о жизни всякого настоящего интеллигента правомерно сказать то, что Пастернак говорил о жизни поэта, - что ее "нельзя найти под его именем и надо искать под чужим, в биографическом столбце его последователей... Ее составляет все, что творится с его читателями и чего он не знает ".

В своей замечательной книге о Чаадаеве Тарасов писал, что выдающийся мыслитель и гордый аристократ Петр Яковлевич нередко забывал: чтобы исправлять людей, сначала нужно их любить. И это - еще один урок мне.

4 июня. Первый разговор с Машей после моего письма к ней. После общих фраз, шуточек и неловкого молчания она не без усилия сказала:

- Я давала читать твое письмо маме и друзьям. Все они посоветовали его порвать, а с тобой больше никогда не видеться.

- Почему? Не понимаю.

- Когда прочитала, почувствовала, будто получила пощечину. Это жестоко с твоей стороны.

- Неужели ты не знаешь меня? Разве я жестокий человек?

- Нет.

- Зачем же повторять чужие глупости? Неужели ты так и не поняла, ради чего я писал тебе? Неужели больше нечего сказать мне?

- Мне кажется, ты несправедлив ко мне.

- И все? Ну, если так, то, конечно, лучше было бы не писать. Очевидно, мы совсем не понимаем друг друга. Что ж, такое бывает, и, к сожалению, нередко. И ничего с этим не поделаешь.

Собрался уходить, но заметил, что она этого не хочет. Не хотела, чтобы я уходил... навсегда?

- Знаешь, - говорит нерешительно, - все мои друзья обвиняли тебя в высокомерии, даже в неслыханном самомнении: ты пишешь так и таким тоном, будто один знаешь истину.

- Да, это мне хорошо знакомо, подобное я слышал не раз. Но только дело в том, что я сам больше других боюсь всякого высокомерия и самомнения, ибо лучше других понимаю не только их ложь, но и свою ограниченность. Однако объяснять это другим, если они этого не чувствуют, - праздное занятие. Если и ты заодно со своими друзьями, что ж, порви письмо, а я пойду... Не знаю, что еще делать с таким явным непониманием. Письмо-то порвала?

- Нет. И никогда не порву.

20 июня. ...То, чем я занимаюсь, в чем вижу свое призвание, - это так странно, что многие даже не понимают, о чем вообще идет речь и зачем это нужно. Но ведь я ничего не выдумывал, а просто продолжаю размышлять о том же самом, о чем думали Сократ и Конфуций, Эпикур и Сенека, Ларошфуко и Паскаль, Сковорода и Лихтенберг, Гете и Шопенгауэр, Герцен и Достоевский, Толстой и Ухтомский, Ницше и Гессе, Пришвин, Сухомлинский и Трубников, и многие другие. Я чувствую, что это мое, но как этим заниматься сейчас? Можно ли это преподавать? Изучать "мудрость " в школе, в университете? И после экзамена ставить в зачетке студента отметку о том, что он "удовлетворительно " или "отлично " мудр?

Только я не могу не видеть того, что хорошо вижу, в чем убеждаюсь с каждым днем все больше, - что неспешное и непрестанное размышление о самых простых вопросах жизни и есть то необходимое, что острее всего остального недостает современному человеку.

3 августа. Вот я кого-то собираюсь учить, а чем моя жизнь лучше других? Чем я лучше других как человек? Имею ли право кого-то учить? Отвечай честно.

Отвечаю. Стараюсь хорошо думать о самом главном. Стараюсь стать действительно образованным человеком, прилежным учеником великих и мудрых наставников. Стараюсь быть требовательным - к себе, внимательным - к другим. Худо-бедно, но стараюсь, как могу. Вот единственное, что могу сказать в свое оправдание. Мало кто старается...

11 сентября. Маша поведала, как интересно они с Юрой проводят выходные. Вчера они обедали в "Пекине " и, увидев в меню какой-то экзотический салат по неслыханной цене, так разволновались, что специально ходили по залу и смотрели, заказал ли его кто-нибудь... А потом ходили пешком по историческому центру Москвы и он ей рассказывал, где какие старинные ворота, дома, церкви раньше стояли и чем были знамениты, когда их снесли, кто чего построил и в каком веке и стиле, кто из знаменитостей в каком доме жил и помер...

- Он много читает об этом, увлекся по-настоящему. И очень расстраивается, видя, что на следующий раз, проходя по тем же самым местам, я уже почти ничего не помню из того, что он мне говорил. Я стараюсь, но ничего запомнить не могу.

Действительно, запомнить то, что тебя не касается, должно быть и впрямь нелегко.

Краеведение как представление бездуховных о духовности.

18 сентября. Чем "нравственно грязнее " (Толстой) профессии и занятия, чем меньше в них смысла и чем больше они приносят денег, тем они сегодня престижнее.

По всему видно: без долгих раздумий мы спешим за Западом, копируя устройство его общества и все, что только можно... Нам все говорят, что нам необходим такой же высокий, как на Западе, уровень либерализма, комфорта, потребления... И почти никто не говорит, что все это естественно и неминуемо даст нам такой же высокий, как на Западе, уровень овеществления человека, низведения его до стадного "человека массы " , жалкого потребителя... На то и "потребительское общество " , чтобы превращать человека в потребителя.

По слову Пастернака,

...Уходит с Запада душа,

Ей нечего там делать.

10 октября. На 15-летие окончания школы - встреча с одноклассниками, многих из которых я ни разу не видел с тех пор. В нашем старом родном классе состоялась очная ставка юности со зрелостью. В один день я случайно встретился с юностью и... с ее очевидным увяданием. Словно удалось невольно подсмотреть незаметное, глубинное течение самой человеческой жизни - будничной, повседневной нашей жизни, - которая вдруг предстала какой-то до предела наглядной, явственно реальной, осязаемой. Течение таинственной реки жизни, постепенно мельчающей и впадающей... в болото.

И еще я воочию увидел, как же деньги разъединяют людей, даже самых близких когда-то людей. Те ребята, что стали солидными богатыми чиновниками или "деловыми людьми " , и те, кто стали как большинство людей, не могли общаться между собой. И тем и другим было явно неловко рядом друг с другом. Они чувствовали, что у них уже все бесконечно разное - костюмы, привычки, заботы, возможности... Когда хотели собрать денег нашему старому учителю, чтобы он смог себе купить хоть что-нибудь из самого необходимого, один подгулявший добряк доктор сразу предложил, "пока мы еще не пьяные " , скинуться по 1000 долларов, а его бывший лучший школьный товарищ сказал, что он может дать самое большее 5.

В духе Хайдеггера можно сказать, что в самом злом плену у вещей мы оказываемся тогда, когда думаем, будто вещи могут быть нейтральны по отношению к нам.

Две красивые одноклассницы недавно умерли от рака. Большинство же остальных к тридцати годам превратились в "теток " , как смеялся и о чем без конца напоминал им шутник доктор. Да, они по-русски душевные, отзывчивые, и поют замечательно, особенно вот это:

В школьное окно смотрят облака,

Бесконечным кажется урок.

Слышно, как скрепит перышко слегка,

И ложатся строчки на листок.

Первая любовь, школьные года,

В небе промелькнувшая звезда -

Не повторяется, не повторяется,

Не повторяется такое никогда...

- но, глядя на них, трудно было узнать в них когда-то юных, цветущих девушек...

В "Подростке былых времен " Франсуа Мориак писал, что всякая девочка-подросток есть чудо, самое удивительное и прекрасное чудо...

И вот это неповторимое чудо через 15 лет я увидел заурядными "тетками " , чистую красоту - до неузнаваемости искаженной и обанкротившейся...

Припомнил разговор с красивой и необщительной Настей, ныне директором какой-то крупной торговой фирмы.

- Насть, наверное, скучно целый день сидеть на твоей фирме-то? - спрашиваю у нее добродушно.

- Что ты! - испуганно отвечает она. - Очень даже интересно.

- А что именно интересно? Объясни, - пристаю я.

- Да все интересно. Вот недавно мы снизили цены на наши товары на 2% и смотрим, как пойдет торговля. Разве это не интересно?

Думал, она умнее. В школе точно была умнее и искреннее.

Дочку отправила учиться в закрытый пансион в Швейцарию: "Хочу, чтобы она стала по-европейски образованной " . Персональная иномарка с шофером, самые дорогие курорты мира, лучшие билеты на самые престижные спектакли и концерты в любых залах Москвы, в выходные - крытые теннисные корты, сауна, рестораны и проч. - все это сейчас к ее услугам, как она мне скромно поведала. Понятно, что с неба все это не падает. "Тяжело, конечно, - говорила она. - Работаю с утра до 9-10 вечера. Свободного времени совсем немного. Уже два месяца ничего не читаю. Зато в отпуск читаю по книге в день: надо наверстывать... "

Как тут не вспомнить Сенеку, написавшего Луцилию о тех, кто поглощен заботой о вещах: "Всякий ценит самого себя дешевле всего ".

16 октября. Пожилая учительница истории, еще до полета Гагарина окончившая вместе с институтом и свое образование, долгие годы бывшая членом партии и директором школы, откровенно говорила мне:

- Я 20 лет воспитывала ребят, учила их честности, патриотизму, всяким высоким идеям... А оказалось, что все это вздор. Только сейчас, благодаря реформам, я наконец-то поняла, что жить надо ради денег. И нечего этого стесняться!

Но какие еще "идеи " могут быть у тех, у кого вместо головы - телевизор?

21 декабря. Был в Институте мировой литературы у Александра Викторовича Михайлова. Беседовали с ним час. Я спрашивал его о том, что происходит сейчас с нашей страной, с обществом. Он повторил то, что писал еще в 1991 году: наше общество потеряло свою историческую цель, потеряло даже видимость цели. И ситуация, судя по всему, почти безнадежна. И то, что сейчас говорят о переходе к "рынку " , о "приобщении к мировой цивилизации " , - есть "огромная и непроглядная ложь " . Ибо (его точные слова) "западное общество построено на ложном основании " . Что он имел в виду? Частную собственность?

Глубочайший мыслитель напомнил мне хорошо известную в русской культуре мысль о том, как нужно оценивать всякую социальную действительность, всякое общество: прежде всего - с точки зрения нравственности, качества людей. Запомнил такие его слова: "Водораздел сегодня между всеми нами проходит не по партиям, не по политическим ярлыкам, а гораздо глубже - по нашему отношению к Родине " . И его тихим, совестливым словам веришь еще и потому, что слышишь их от необыкновенно скромного, деликатнейшего, даже застенчивого человека, предельно далекого от всякой политики и всяких партий.

Одобрял меня за то, что пытаюсь думать "о простом " , как он сказал. И советовал: "Только избегайте нравоучительства. Кому это сейчас нужно? "

Не забуду и то, как ученый с мировым именем, обладающий не то что энциклопедическими, но прямо-таки пугающими, нечеловеческими познаниями и мало кому видимой глубиной мышления, запросто говорил мне, неизвестному человеку с улицы: "Если вы не согласны, спорьте ".

31 декабря. Стал вспоминать всех своих знакомых, в том числе бывших одноклассников, и вдруг увидел, что все они или почти все несомненно и глубоко одиноки. Многие так даже до патологии. Почему так произошло?

Большинство из них хорошие специалисты, небездушные и неглупые люди... Дело, очевидно, в том, что человеческое общение никогда не было ни для кого из них высшей ценностью, а стало быть - и главнейшей проблемой и заботой. Всегда находились дела поважнее, и они незаметно для себя прошли мимо главного в жизни. Жизнь для них так и не стала общением, то есть самой собой. Как же им было не остаться в одиночестве?

1 9 9 4 год

5 января. В одном из писем к Луцилию Сенека писал: когда я принимаю в свое сердце лучших, мудрейших людей прошлого, "их великие имена возвышают и меня самого " (письмо 64). В самом деле: откуда возьмется в нас хоть искра величия (то же достоинство), если не от великих? Откуда еще возьмется в нас возвышенность, если не от общения с небожителями?

А Ницше выразил ту же мысль так: "В каких людей верил ты? Их сумма выдает тебе твою веру в себя " ("Злая мудрость ").

18 февраля. ...Плохо, что часто забываю о том, что существует на свете такая незаменимая вещь, как юмор. Забываю, что без юмора наша жизнь становится нестерпимо серьезной, какой-то ходульной, до оцепенения скованной. Очевидно, правы те мыслители, которые писали, что гармония духа невозможна без гармонии его извечных, хоть и неравноправных, полюсов - "неба " и "земли " , "идеального " и "реального " , "серьезного " и "смешного " ... Одно без другого всегда как-то неполно, ущербно, бесплодно. И если "дух " , забывающий "жизнь " , становится безжизненным, то чрезмерная "серьезность " , забывающая спасительный "юмор " , - несерьезной, даже неумной.

И разве случайно, что в нашей русской культуре самые глубокие, самые проникновенные умы в то же время - и самые веселые, исполненные безудержного смеха и тонкого юмора? Вспомнить хотя бы Герцена, Достоевского или Вл. Соловьева. Надо полагать, что эта органическая неразрывность "духа " и "жизни " , "трагического " и "комического " как-то особенно близка и понятна широкой, богатой русской душе. Соловьев знал что говорил:

...Таков закон: все лучшее в тумане,

А близкое иль больно, иль смешно.

Не миновать нам двойственной сей грани:

Из смеха звонкого и из глухих рыданий

Созвучие вселенной создано.

11 марта. Знакомая рассказала, как аспирантка педагогического университета (кажется, с "красным дипломом " ) на семинаре по философии, подозрительно возбудившись, чуть не кричала на всю аудиторию:

- Зачем еще думать о каком-то там смысле своего труда или всей жизни? Зачем заниматься этими бесполезными вопросами? Жить надо так, как все живут... А идеи вашего Достоевского - это просто его личные концепции, и не более того. Когда же мы, наконец, поймем, что человек - это не какая-то идея, а биологический организм с определенными потребностями, такими же, какие есть и у животных.

- Прошу не обобщать, - съязвил тут ее сосед.

У Лосева во "Встрече " точно сказано: развратить человека - это значит "принизить и уничтожить его в собственных глазах ".

28 мая. Умер дядя Сережа. Опять мысли о смысле жизни и смерти.

Вот я еду в метро на работу. В это время я живу? Нет. Вот я сплю, ем, занимаюсь туалетом, бреюсь, стираю, убираю квартиру, стою в очередях, разговариваю на работе с начальником... Живу я в это время? Нет, почти что нет. Когда же я воистину живу? - Когда по-настоящему общаюсь (очень редко), когда во мне оживает все истинно человеческое: когда думаю, переживаю, сопереживаю, забочусь о ком-то, когда восхищаюсь, благоговею перед красотой человека и страдаю от ее искажения и безобразия... "Жизнь для волненья дана: жизнь и волненье - одно " (Баратынский).

Вот умирают те, кого я близко знал, а жизнь идет себе и не замечает этого. Рождаются и вырастают новые девушки, юноши; они вновь о чем-то мечтают, думают, поют новые песни, влюбляются, читают тех, кто умер сотни, тысячи лет назад... Какой-то бесконечный, безостановочный жизненный поток. Поток, в котором рядом, в какой-то жуткой близости, всего в нескольких десятках метров друг от друга (стоит только выйти из церкви) - нарядные толпы людей на улице, привычная суета, оживление и - гробы в церкви, слезы, отпевания, поминки... И забвение. У многих еще при жизни.

У Пастернака в "Живаго " хорошо сказано о смерти и бессмертии: "Человек в других людях и есть душа человека. Вот что вы есть, вот чем дышало, питалось, упивалось всю жизнь ваше сознание. Вашей душою, вашим бессмертием, вашей жизнью в других. И что же? В других вы были, в других и останетесь. И какая вам разница, что потом это будет называться памятью. Это будете вы, вошедшая в состав будущего ".

Да, смерть осуществляет лишь перемену в формах нашего участия или неучастия в жизни других. Ясно же, что умерший 2400 лет назад Сократ участвует в моей жизни, помогает мне жить несравнимо больше, чем долго живший рядом со мной дядя Сережа.

Значит, жизнь - это сознание? Это жизнь сознаний? Ведь все остальное, оказывается, не есть жизнь.

Вот сам когда-нибудь умру, осталось не так уж и много, сам буду лежать в гробу. Но я - это не мое тело (как утешал Сократ перед казнью своих дрогнувших учеников). Я - это мое участие - реальное и потенциальное - в жизни друзей, мои "вклады " в их сознание... По слову того же Пастернака:

...Жизнь ведь тоже только миг,

Только растворенье

Нас самих во всех других

Как бы им в даренье.

Дядя Сережа прожил 75 лет, баба Лена - почти 90, а Пушкин с Белинским - по 37... Поневоле задумаешься.

Когда видел дядю в гробу (точнее, вспоминая это в метро), ощутил вдруг то, что Бахтин писал о творчестве Достоевского: физическая смерть его практически не интересовала. Для него куда важнее была совсем иная смерть.

13 июля. Сама возможность дискуссии о том, что же лучше - социализм или капитализм - говорит не столько о "свободе " , сколько о глубине нашего падения. Ибо всякие дискуссии в делах справедливости и совести есть очевидный признак разложения.

Знакомая из так называемого "среднего класса " , работая в иностранной фирме, что-то продавая и перепродавая, без особых усилий получает в месяц 8 млн. рублей, т.е. 400 тыс. руб. в один рабочий день. Другая знакомая, замечательная, как никто знающая и любящая свой предмет и своих детей школьная учительница русского и литературы, имея высшую квалификацию, падая от усталости, зарабатывает в месяц 160 тыс. руб. Ей заплатили такие отпускные, что все лето она кое-как питалась, однажды на улице чуть не упала в обморок от голода. И "деловая женщина " , имея доброе от природы сердце и живя одна, как-то серьезно уверяла меня, что зарабатывает она совсем не много и что ей часто не хватает денег.

Я хочу знать: на всех выборах аккуратно голосуя за "демократию " , неужели она и правда не понимает, за что именно она голосует?

29 ноября. Во МХАТе на Тверском смотрели со старшеклассниками "Грозу " Островского. Такой драмы я еще никогда не видел: многие школьники были одеты в спортивные костюмы, спокойно пили вино и пиво во время спектакля и катали по проходам пустые бутылки, не обращая никакого внимания на девочек и учителей, матерились в голос, без конца ржали на весь зал... Особо буйных выводили наряды милиции с дубинками, предусмотрительно вызванные администрацией. Такие вот новые русские школьники, наше будущее.

И еще говорят, что реформы у нас идут хорошо, только медленно!

31 декабря. С благодарностью вспоминая тех ученых, мыслителей, у кого я многому научился и с кем довелось хоть немного поговорить (Тарасова, Михайлова, Гаспарова, Бочарова и др.), их высшую интеллигентность и "благообразие " , я только теперь в полной мере понимаю и могу оценить то, о чем говорил Ницше:

"Для меня философ имеет значение ровно в той мере, в какой он может подавать пример. Он должен давать пример своей видимой жизнью, а не только книгами, то есть так, как учили философы Греции: выражением лица, осанкой, одеждой, пищей, привычками более, чем речью, а тем паче писаниями " ("Шопенгауэр как воспитатель ").

1 9 9 6 год

9 января. Две различные сущности человека. В отличие от животного и дикаря, человек потому и называется человеком, что способен любить, то есть думать не об удовольствиях, но о благе - других людей и своем собственном. Потому-то и всякая похоть есть не что иное, как "недостаток любви " (Иоанн Златоуст). Животное и человек, извечно сожительствуя в каждом из нас, отрицают и борются друг с другом, и тем определяют наш облик - животный или человеческий.

17 февраля. Периодически повторяющиеся мучительные приступы отчаяния, равнодушия ко всему на свете, неверия ни во что - какая растущая живая душа может избежать их? Иногда это может быть предвестником второго рождения человека. Того собственно человеческого рождения, которое по необходимости должно быть болезненнее первого, всего лишь физического. Ведь чем ценнее вещь, тем дороже за нее приходится платить. И не будет ли тогда благополучное отсутствие этих жестоких, опустошительных приступов - гораздо страшнее их самих?

4 апреля. Воспоминание из студенческой жизни. Еде на другой конец Москвы, кажется, в Новые Черемушки, к милой, нравившейся мне однокурснице специально только за тем, чтобы взять какие-то лекции. Даже не помню, как звали эту мягкую, воспитанную, симпатичную девушку... Было утро. Она была дома одна, несколько раз приглашала меня выпить с ней кофе, а я топтался в дверях, как медведь, ужасно стеснялся и бубнил, что я куда-то спешу... Так и ушел... с дурацкими лекциями.

Кем она стала? Что с ней сейчас? Как сложилась ее жизнь? Счастлива ли она? Теперь я ее даже не узнаю при встрече.

Щемящее воспоминание об этом нелепом эпизоде, как о чем-то несбывшемся, навсегда утраченном... Как об ушедшей юности и чистоте.

27 апреля. Сегодня, после трехлетнего перерыва, виделись с Машей в ее коммерческом банке, где она работает юристом. Внешне она почти не изменилась, только вот стала вся какая-то манерная, искусственная, неживая. Нехотя рассказала кое-что о себе:

- Эта суматошная работа (с 10 утра до 6 вечера) почти ни на что не оставляет времени и так выматывает, что половину выходных я отлеживаюсь. Зато вот купила недавно маме такую стиральную машину, которая все делает сама, разве что не гладит, и о которой она мечтала всю жизнь. Читать почти ничего не читаю, так, что-нибудь легкое, чтобы отдохнуть и развлечься. На что-либо серьезное не хватает концентрации внимания.

Я заговорил было что-то о смысле, но она ничего не поняла, даже искренне удивилась моему сомнению в том, что ее мертвящая работа действительно кому-то очень нужна. Не без гордости говорила о том, как ценит ее банковское начальство. Очевидно, за то, что она самоотверженно и профессионально защищает интересы этих обездоленных в арбитражном суде. Для того и училась?

Потом долго, местами даже увлекаясь, рассказывала о своей недавней поездке в Индию и Японию, о тамошней экзотике... А о чем же еще ей рассказывать?

Еще одна несостоявшаяся жизнь. Еще одна мертвая душа. Сможет ли она когда-нибудь прийти в сознание? Вряд ли. Есть же такая степень опустошенности, когда лучше не думать, когда всякая мысль есть только лишняя боль. И, вероятно, ей ничего другого не остается, как "забыться сном жизни " , что хорошо умел делать Стива Облонский у Толстого. А для этого забытья магазинные, кухонные, телевизионные, туристические и прочие старческие удовольствия, надо полагать, просто незаменимы.

Значит, Маша никакого выбора так и не сделала. В самом деле, нельзя же сознательно, всерьез выбирать между смыслом и бессмыслицей, между своей интересностью и заурядностью, между своей образованностью и своей же некультурностью, и оказаться... в банке!

Видя ее нынешнее, офисное, ничего не выражающее лицо, я чувствую, что где-то во мне живет и никак не может стереться совсем иное - такое юное и задумчивое, такое живое и естественное - когда-то бесконечно любимое мною лицо... Между этими лицами так мало общего, что кажется, будто принадлежат они совсем разным людям. Разделяет их всего-навсего восемь лет.

30 мая. По НТВ передали о разрешении правительства покупать всеми желающими слитки золота, без ограничений, что раньше было запрещено. Наиболее авторитетный в вопросах рыночной нравственности комментатор этого телеканала В.Лусканов сказал по этому поводу буквально следующе: "Теперь у нас появилась точная мера оценки каждого человека, его труда и ценности ".

Ясно как день, что либерализм никогда не знал, не знает, да и, по самой своей сути, не может знать никакого другого идеала, кроме "идеала богатства и богатых свиней " (Достоевский).

Наконец-то ставшие свободными и теперь свободно ходящие по рукам рыночные журналисты сами же о себе рассказывают такой смешной анекдот. Встречаясь в редакциях, они сразу после "здравствуйте " весело спрашивают друг у друга: "Ну, кто теперь вас купил? "

В свое время Мопассан писал, что "всякий хороший журналист должен быть немного проституткой " ... Степень податливости с тех пор могла, конечно, измениться, и весьма существенно, однако кто же станет отрицать, что у нас сейчас как никогда много хороших журналистов?

17 июня. Выборы президента России еще раз показали, что для мещан всякие слова о справедливости и правде, просвещении и нравственности - не что иное, как крайнее унижение.

Почему у нас сегодня торжествует "демократия " ? - Да потому, что многие, слишком многие наконец-то почувствовали себя людьми лишь тогда, когда общество открыто провозгласило животные идеалы.

20 июля. Когда люди, обрадовавшиеся у нас рынку, говорят: "Теперь-то мы стали свободными! " - они, разумеется, заблуждаются, ибо судят по американцам.

Когда другие говорят: "Человек не свободен " , - они говорят правду, ибо судят по себе.

Хоть никто из них и не понимает, о чем идет речь, все же ясно, что первые безнадежнее вторых.

12 августа. Жертвующим собой. Молодая мама, не знающая, чем бы ей заняться, нередко решает: "Принесу себя в жертву. Нарожаю детей, буду жить ради них и найду себя в них " . - Она найдет себя в детях? Но что дети найдут в ней?

Как же будет ценить своих детей тот, кто себя мало ценит? Замыкаясь в семье, человек недостаточно живет, в том числе, разумеется, и для своих детей. И любовь такого человека неизбежно будет так же мелка, как и он сам.

Рождение детей и уход за ними не может быть смыслом человеческой любви. Бессмыслица одной жизни, сколько ее ни продолжай в последующих поколениях, все же останется бессмыслицей. Главный признак любви Толстой видел в "деятельности, направленной на благо других " ("О жизни " ). Но как может приносить благо другим тот, кто не знает, в чем именно заключается его собственное благо?

1 сентября . Что значит познавать жизнь и людей? - Прежде всего - познавать жизнь лучших людей, когда-либо живших на земле. Познавать, как и о чем они думали, о каком обществе и человеке тосковали, от чего страдали, ради чего они вообще жили и творили.

3 октября. Маша рассказывала о своей поездке с приятелями в Чили, на остров Пасхи: "Четыре дня там вообще-то скучали, делать было нечего... но там такая уникальная "аура " , которую нигде больше не понять " . Теперь вот собираются той же дружной компанией на Новый год слетать на острова Океании: там тоже "аура " , только совсем другая.

Тратя ежегодно тысячи долларов на одни только авиабилеты, искренне считает свою зарплату в банке "маленькой " . Настолько перестала что-либо понимать, что творящееся у нас в стране вопиющее безобразие без тени сомнения назвала "великим делом " . Сознание хуже чем пустое. Больно видеть ее. Да, наверное, больше и не нужно.

...Чем помочь обманувшей, обманутой доле?

Как задачу судьбы за другого решить?

Кто мне скажет? Но сердце томится от боли

И чужого крушенья не может забыть.

22 ноября. Человеком делает дело. Непосредственно себя никому не найти. Поиски себя в действительности есть поиски не себя, а своего дела. Такого дела, посредством которого только и возможно стать воистину человеком.

В своем дневнике Толстой писал: "Служба, торговля, хозяйство, даже филантропия не совпадают с делом жизни...

Жизнь истинная - в улучшении себя и улучшении жизни мира через улучшение других людей. Все, что не ведет к этому, не жизнь, тем более то, что препятствует этому " (03.01.1895).

Осталось подумать: чем же конкретно может быть сегодня это дело истинной жизни?

Перечел Дневники Толстого и поразился его человеческим слабостям, которые, как он ни старался, вновь и вновь одолевали его. Некоторые, зная об этом, от души радуются: "Ну, вот видите, чему же у него можно учиться? Он такой же слабый и мерзкий, как и мы ".

Разница между нами в том, что я от этих слабостей и заблуждений страдаю, а они злорадствуют - чтобы лучше было не замечать собственно самого Толстого.

Хорошо видеть слабости большого человека, и совсем не видеть его бесспорного величия, - что означает эта удивительная способность? Что же еще, если не чудовищную близорукость и малодушие?

Когда меня мучили сомнения в смысле своих занятий и целей, когда я чувствовал себя страшно одиноким, я говорил себе: "Мои великие учители тоже были одиноки, чего уж мне-то роптать? Ясно, что эту пустыню одиночества нужно пройти. Нужно освоить из мировой культуры то, что мне необходимо для моей жизни, для моего дела; освоить, насколько хватит ума и сил. Когда-нибудь я должен выйти к людям, было бы с чем ".

Когда я сравнивал себя со сверстниками, то это не я, а они, мои истинные наставники, жившие во мне, сравнивали нас и оценивали. Так складывалось мое достоинство и моя совесть. Не я сам, а они во мне пристально смотрели на мою жизнь и судили ее. Не я, а они отвечали мне, когда я честно спрашивал себя: что я делаю? с кем общаюсь? о чем и как думаю? как и ради чего живу?.. И я внимательно слушал их негромкий, но внятный голос, потому что более всего боялся ошибиться в главном, боялся не так, зря прожить свою жизнь, которой больше никогда не будет.

Но когда это стало возможным - доверять голосу своих великих наставников? Разумеется, не раньше, как они стали моими самыми интимными, самыми задушевными собеседниками. Кто же доверяет незнакомым?

3. ИЗ ДНЕВНИКА МОЛОДОГО УЧИТЕЛЯ

Из одного дерева икона и лопата.

Русская пословица

1

Март 1998 года. Скоро мои ученики окончат школу. Это будет мой первый выпуск в качестве классного руководителя. Прошло всего семь лет, как мы впервые увидели друг друга. И вот мои нелепые пятиклашки, смешные и трогательные "пятаки " как-то незаметно превратились в стройных симпатичных девушек и рослых юношей.

Кем и какими они станут? Смогут ли хотя бы некоторые из них начать думать? Начать думать о простом. Думать не о том, как бы получше устроиться в жизни (ибо что же такое эти мысли, как не чистое безмыслие?), но о самой жизни, о ее конечности и бесконечности, смысле и бессмыслице... Вглядываясь в своих подростков, я вспоминаю слова Гете, написанные, правда, давно, но с тех пор лишь выросшие в цене : "...оживление в торговле, шелест банкнот (...) - вот те чудовищные стихии, во власть которым отдан теперь молодой человек. Благо ему, если природа наделит его умом воздержным и спокойным и он (...) не допустит, чтобы мир определял его сущность " ("Годы странствий Вильгельма Мейстера ").

Вот я и думаю : смогут ли мои ученики сами определять свои цели, свой образ жизни - или за них это сделают не в меру заботливые родственники, или случайные приятели, или телевизор, или еще кто-нибудь? Сумеют ли ощутить ту нравственную и умственную атмосферу, которой все мы с недавних пор вынуждены дышать, не как что-то естественное и неизбежное, но именно как нечто "чудовищное " ? Кто находит ее ароматной, скорее всего обречен ; кто задыхается, имеет шанс выздороветь. Окруженные буквально со всех сторон красивой пошлостью и дипломированным безмыслием, смогут ли когда-нибудь узнать, что же это такое - пошлость и безмыслие? Ведь, по слову древнекитайского мудреца, рыба не знает, что живет в воде.

Оглядываясь назад, я пытаюсь вспомнить наиболее существенное из нашей совместной жизни, из того, что исподволь формировало их юные души. Однако главное - это будущее. Ибо где еще, как не в будущем моих учеников, воочию раскроются смысл и ценность моего труда? Где еще я смогу явно и безобманно увидеть смысл и ценность моего труда, как не сквозь экран их сложившихся душ - темных и просвещенных, рыночных и благородных, собственнических и человечных? Будущее моих учеников - приговор мне.

2

Что было в самом начале, в пятом классе? В начале была дружба. Это у В.А.Сухомлинского, лучшего нашего педагога, я научился, что без дружбы с учениками никакое воспитание немыслимо. И мы с удовольствием ходили в музеи, театры, филармонию, собирались у меня дома - попить чаю и откровенно поговорить о наших делах. (Как они сняли и гордились, что бывают у учителя дома! И как другие ребята им завидовали!) А на день рождения не забывал каждому из них подарить хорошую книжку. К тому же им нравилось и мудрое правило того же Сухомлинского, которому я старался по возможности следовать - не ставить унижающих ученика двоек. Так мы и подружились.

А что же уроки? Прежде всего остального я старался, чтобы они были как можно более эмоциональными, волнующими, чтобы в основном школьники не усердствовали в запоминании чего-то бездушного и отвлеченного, но острее ощущали непосредственную связь между тем, что мы изучали, и нашей действительностью, нашей собственной жизнью, чтобы проблемы урока были по возможности и проблемами жизни, чтобы познание мира начиналось и заканчивалось познанием человека.

У меня хранятся их детские сочинения. Странно, но ничего лучше во все последующие годы они, кажется, не написали : столько в этих детских работах чистосердечия и естественной человечности. Вот что и вправду поразительно : описывая события из истории Древнего мира, они так волновались, так переживали за незнакомых людей, живших за тысячелетия до нас, словно речь шла об их близких. Не то что у взрослых, но даже у подавляющего большинства нынешних старшеклассников и студентов невозможно встретить такого живого отношения к чтению, такого искреннего неравнодушия к людям, к добру и справедливости, какие в избытке были у моих "пятаков ".

Одно незабываемое событие из нашей жизни в шестом классе. Накупив гостинцев, мы поехали в больницу навестить нашу одноклассницу Оксану. В самом деле, разве такое можно когда-нибудь забыть : худенькая, бледненькая девочка, в пижамке, бежит к нам во весь дух по коридору и с разбегу бросается мне на шею. Крепко обнимая меня своими тоненькими ручками, она утыкается в меня, пряча свое лицо, и замирает, не в силах говорить...

Как же непростительно редки подобные простые и естественные проявления наших лучших чувств, нашей человеческой сущности! Например, у меня.

3

Где-то с шестого класса мы стали читать вслух, помимо всего прочего, детские рассказы и фрагменты из романов Достоевского. Собирались обычно у меня дома, сначала пили чай, а потом я им читал и кое-что пояснял. Слушали, затаив дыхание. Помню, когда мы читали "Мальчика у Христа на елке " , впечатлительная Таня отвернулась лицом к окну, с трудом сдерживая себя, чтобы не расплакаться.

Добрая отзывчивая девочка, всеобщая любимица, она привязалась ко мне, как никто. Бывало целый час поджидала меня после своих уроков : "Можно я вас провожу домой? " Однако вскоре ее мама, прослышав о моем свободомыслии, категорически запретила ей видеться со мной вне уроков. Бедная девочка не ведала, что росла в семье исступленных религиозных фанатиков. По сути дела, это самые настоящие сектанты, рьяно исповедующие какое-то православное обрядоверие и искренне считающие всех инаковерующих и атеистов порождением дьявола. Все как в настоящей секте, пусть многочисленной и с богатыми традициями, - что это меняет? Эти набожные родные нещадно эксплуатировали маленькую девочку в домашнем хозяйстве, заставляя ее делать самую тяжелую и грязную работу, истерично кричали на нее и оскорбляли последними словами, не только много молились, но и пили, и ничего не читали, кроме похабщины и молитвослова. Батюшка, которому все они исповедуются, оказался таким убежденным "демократом " , что не замедлил превратить свою церковь в некое подобие лавочки. Забавно наблюдать, как он у всех на виду, прямо около лавочки, в ризе, с самым серьезным видом изгоняет чертей из новеньких иномарок. Таня не могла всего этого не видеть. Однако случилось нечто необъяснимое для меня. Отличавшаяся здравым умом прекрасная девочка выбрала в качестве высших нравственных и умственных авторитетов не кого-нибудь, а своих умо-ис-ступленных родственников и очень даже себе на уме батюшку.

Больно было видеть, как ее природная любознательность, начавшееся было самостоятельное чтение скоро сменились явной умственной апатией. Родные же не могли нарадоваться, видя, что дочь растет в послушании и смирении, прилежно исполняет все положенные церковные обряды. Очевидно, надеялись, что со временем она станет такой же благочестивой и умной, как они сами. К несчастью, это тем более вероятно, что они, видимо, вспомнив наконец-то Христа, недавно устроили бедную Таню в одну престижную школу бизнеса. Нет сомнения, что эта душеспасительная затея успешно осуществилась не без благословения рыночного батюшки.

Надо полагать, правы были все те большие мыслители, которые утверждали, что обратиться к церкви - значит так или иначе принести в жертву здравый смысл. Я просто еще раз увидел это своими глазами. Ум, как известно, ведет к вольномыслию, а не к догмам.

На моих глазах умерла прекрасная девочка. Навсегда или только на время? Иногда мне хочется верить, что только на время : я же любил и люблю ее всем сердцем. Чаще же мне кажется, что она безнадежна. Еще школьницей войти в какую-то секту - это ведь не шутка. Сегодня, издали случайно завидев меня на улице, Таня густо краснеет и нервно ищет глазами, куда бы ей спрятаться.

4

Семьи моих учеников, разумеется, самые разные. Во многих из них любят своих детей и, как умеют, заботятся о них. Между тем чувствуется, что в жизни старших явно чего-то недостает, какого-то еще одного измерения. Думаю, что кто-то из них и сам понимает это и тоскует в душе о более интересной и содержательной жизни. Однако служебные, материальные и семейные заботы, очевидно, изматывают и опустошают их настолько, что ни на что иное времени и сил уже не остается. Ребята сами признавались мне, что родные не только плохо понимают их, но почти и не разговаривают с ними. Но все-таки несомненно, что многие из них хорошие и порядочные люди.

Есть, конечно, и совсем другие семьи, - непроходимо мещанские, видящие свой долг воспитания в том, чтобы получше развратить своих детей деньгами, вещами и развлечениями. Глядя на бедных подростков из таких богатых семей, я вспоминаю деликатнейшего Чехова : "...Только едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами... и неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра Божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери... " ("Три сестры " ). Понятно, что с тех пор способы борьбы с отупением от скуки заметно расширились (хотя вряд ли стали эффективнее), но вот "неотразимо пошлое влияние " подобных родителей на своих детей, боюсь, стало еще более неотразимым.

Почти все мои ученики, вырастающие в таких семьях, слышали эти ошеломляющие чеховские слова, поражались им, волновались, но... в конце концов решали, что к ним они не имеют никакого отношения : ведь написаны они были давно и не про них. Многие так даже возмущались резкостью писателя и обвиняли его в "высокомерии " и "жестокости " . Ну так что же? Повозмущаются, успокоятся и, когда вырастут, то, судя по всему, лишний раз докажут, сами того не ведая, бессмертие писателя.

5

Три последних года наиболее любознательные занимались со мной на факультативе, где мы пытались впервые прикоснуться к вопросам "житейской мудрости ": что есть настоящее общение и одиночество, дружба и любовь? Что значит понять человека и что именно нужно понять в нем? Что такое истинное образование и чем оно отличается от обыкновенного? Как найти свое призвание, не ошибиться с выбором своей будущей профессии? Ради чего жить? Как преодолеть страх смерти и есть ли в ней какой-нибудь смысл?..

Самые нетерпеливые приставали ко мне даже на перемене : "Ну что вы нас мучаете? Скажите сию минуту и прямо : в чем смысл жизни? " Многие из них до сих пор находятся в недоумении потому, что впервые в своей жизни столкнулись с такими некнижными вопросами, на которые нет и не может быть удовлетворительных ответов ни в школе, ни в университете, нигде, но которыми можно только жить. Они еще не знают (да и узнают ли когда-нибудь?), что в юности настоящие вопросы куда важнее и плодотворнее любых возможных "ответов " . Пробуя, явно забегая вперед, без конца ошибаясь и вновь пробуя, я на своем - часто горьком - опыте убеждался в том, что "истина должна быть пережита, а не преподана " (Герман Гессе).

Может быть, прежде всего ради этого задушевного общения с десятью-пятнадцатью подростками я и пришел в школу, ради того, чтобы в них зародились те простые вопросы, без которых невозможно никакое сознание, никакое мышление о жизни.

Беседовали, занимались, спорили почти в домашней обстановке, за непременным чаем со сладостями. Когда я рассказывал им о сложной, часто противоречивой, почти всегда трагической, но прекрасной жизни великих мыслителей, писателей, подвижников, они слушали с нескрываемым восхищением. Однако после, поостыв, говорили :

...в узкой голове придворного глупца

Ну что же, пришло время нам расставаться. Но как можно расставаться с теми, дороже кого для тебя нет, кто олицетворяет твою высшую надежду? Только на время. Во всяком случае мне хочется в это верить.

И еще мне нужно попросить у вас прощения. Горько сознавать, что я нередко бывал невнимателен и несправедлив к вам. С вами училась хорошая девочка (она год назад перешла в другую школу), от мамы которой я недавно случайно узнал, что, приходя из школы домой, она нередко плакала, потому что остро чувствовала мою нелюбовь к себе, и в то же время видела, что к другим ученикам я отношусь гораздо лучше. Я же, ничего не подозревая, легко оправдывал свою черствость тем, что-де нельзя же любить всех одинаково. И при этом нисколько не сомневался в том, что я добрый и замечательный учитель. Мне тяжело говорить. Простите меня.

Видя мою редкую взволнованность, мои влажные глаза, растроганные ученики бросились ко мне, долго не отходили от меня, даже робко, по-детски стесняясь, поглаживали меня по плечу и дружно, как могли, успокаивали : "Ну что вы, что вы, не переживайте вы так... Никуда же мы от вас не уходим и никогда не уйдем. Обязательно будем и дальше видеться и заниматься с вами... "

10

Вчера бессонной ночью увидел какую-то странную картину из будущего некоторых моих учеников. Отчетливо, словно наяву, видел, как то, что еще вчера казалось туманным будущим, на глазах становилось настоящим, поистине реальным. Да и что в этом очень-то уж удивительного или фантастического? Ведь, как сказано у Блока в "Возмездии ",

...Грядущее отделено

Едва приметною чертою

От настоящего...

Беспокойный Женя, который, бегая по подготовительным курсам, все переживал, что его юность проходит как-то бесполезно, глупо, стал не по годам солидным, знающим себе цену юристом. В школе он боялся, что за суетой может так и не узнать чего-то главного... Теперь же он, блестяще закончив юрфак, нимало не сомневается, что все это ему достоверно известно - из лекций и учебников. Зря, что ли, он столько занимался? Он уже твердо решил посвятить свою жизнь вопросам приватизации и даже написал нравоучительную брошюру под названием "Юноше, приватизирующему лавочку " . Располневший, лоснящийся, благодушный, он преспокойно ожидает скорого прогресса нашего общества не от людей, а от министерства финансов.

Тонкая задумчивая Лена, как и хотела, поступила на филфак МГУ - чего, казалось бы, лучше? Она так любила читать, так мечтала стать достойной ученицей лучший русских писателей... Но вот настали студенческие будни, когда к зачетам нужно прочитывать по пятьдесят романов за неделю. Серьезное чтение как-то само собой превратилось в некое подобие спорта. Какие-никакие размышления о насущном незаметно сменились какими-то странными разговорами трудно даже сказать о чем. В них было множество ученых словечек вроде "семиотики " , "структурализма " , "семасиологии " ... Не было только жизни. И не было самой Лены. Она стала добросовестной ученицей, но не писателей, а профессоров. Так увлеклась наукой о литературе, что позабыла о самой литературе. Поглощенная сложными специальными вопросами литературоведов, она перестала и вспоминать о задушевных вопросах самих писателей. С увлечением занимаясь своей дипломной работой "Роль запятых в стилистике Баратынского " , она никак не может сообразить : ради чего вообще писались лучшие книги? Все глубже увязая в своей специальности, никак не может заново открыть в самой себе те простые вопросы, с которых только и может начаться познание жизни и человека.

Все-таки странная это вещь - университетская филология. Ну, как же не странная, если именно с ее помощью те, кто профессионально изучает литературу, умудряются пройти мимо главного в ней, мимо ее смысла! Ведь это и вправду надо еще ухитриться : годами прилежно изучая творчество мудрых собеседников человечества, не только ничему у них не научиться, но как нельзя дальше уйти от всякой мудрости!

Подозрительно спокойная Аня, зевавшая даже при чтении "Крейцеровой сонаты " , легко окончила с помощью родни и денег какую-то новейшую академию бухгалтерии и устроилась работать в банк. Когда-то она простосердечно и горячо говорила мне, что ни за что не согласится жить так скучно, как живут ее родственники, которые "как соберутся, так только и знают что кушать, пить да разговаривать все о деньгах, вещах и курортах " . Прошло всего несколько лет. И вот теперь Аня, как-то сразу возмужав, старательно помогает своим небедным родителям копить деньги, которых им почему-то никогда не хватает, по вечерам вместе с ними сидит у телевизора и мечтает о том, как она, чуточку разбогатев, будет всласть путешествовать по всему миру. По выходным они аккуратно встречаются с близкими, дружно смотрят телевизор, самоотверженно закусывают и неторопливо, со знанием дела беседуют о деньгах, вещах и курортах. Попутно они легко и уверенно решаю попадающиеся им на язык различные социальные, экономические, эстетические и прочие несъедобные вопросы. И так, славно посидев, поговорив и закусив, они не спеша расходятся, изрядно отягощенные не только своим желудком, но и сознанием своей весомости. Начинающая полнеть Аня всех их очень уважает за умение жить, и уже больше не вспоминает о том, что когда-то в сердцах говорила мне.

На днях она поведала мне о высоком назначении "среднего класса " . Вся в золоте, она объясняла мне : "Россия возродится лишь тогда, когда "средний класс " станет основой общества. Как во всем цивилизованном мире. И когда-нибудь, когда мы научимся как следует работать и собирать налоги, большинство людей наконец-то заживет так же хорошо и достойно, как некоторые живут уже сейчас ".

Непосредственная, с огромными черными глазами Вика, писавшая в пятом классе самые искренние, волнующие сочинения о страданиях древних египтян, скоро превратилась в хорошего экономиста с плоским, ничего не выражающим лицом. Уже в институте стало заметно, что ее почти ничего не волнует, кроме денег, нарядов, развлечений и поисков "приличной партии " , которая облегчила бы ей исполнение своих заветных желаний. Как-то так получилось, что годы-то шли, а ее честолюбие стояло на месте; стояло, и осталась навсегда недоразвитым. В юности она мечтала стать интересной и обеспеченной сразу, но стала, как оно и положено при таких фантазиях, всего-навсего обеспеченной.

И вот я с ужасом думаю : "Зачем, ради чего моя умная, живая Вика просиживает свою молодость в какой-то постылой, никому не нужной конторе, этой "гробнице для живых " (Мопассан)? Неужели в таком ежедневном отупении, так бездарно и бессмысленно и пройдет вся жизнь этой многообещавшей когда-то девочки? "

Случайно встречая ее на улице, видя ее старательно накрашенное, но бесцветное лицо, я прихожу домой, нахожу нашу старую школьную фотографию и с замиранием вглядываюсь в редкое по выразительности и красоте лицо тринадцатилетней Вики. И она как живая приветливо смотрит на меня своими прекрасными, широко раскрытыми глазами.

Когда-то колебавшиеся с выбором ВУЗа (гуманитарный или технический?) Сережа и Коля, два неразлучных друга, самозабвенно трудятся в одном хлебном НИИ, один инженером, другой компьютерщиком. В школе, на словах, они, казалось, понимали, что дороже человеческого общения ничего в жизни нет и быть не может, на деле же... Не кто-нибудь, а сам их трудолюбивый образ жизни красноречивее всяких слов показывает, что дороже техники и зарплаты ничего нет.

Почему они совсем перестали читать? - Но что общего у литературы с ее страстями, трагедиями, поисками идеала - и каким-нибудь серьезным НИИ, сотрудники которого большую часть времени своей жизни вынуждены заниматься тем, в чем нет и намека на чувство и человеческое мышление? О чем волноваться, какие там еще идеалы, если завтра, и через неделю, и через год, всю жизнь - спешить не к людям, а к своим сложным расчетам и компьютерам?

Почему они все меньше способны понимать искусство и людей? Почему они стали такими скучными, неинтересными собеседниками? Может быть, именно потому, что стали хорошо разбираться в технике? Каждый из них стал тем высококвалифицированным специалистом, о котором лучше Маркса не скажешь : "...чем выше стоимость созданного им, тем больше сам он обесценивается и лишается достоинства ; ...чем замысловатее выполняемая им работа, тем большему опустошению (...) подвергается сам работник " ("Экономическо-философские рукописи 1844 года ").

Ради чего же мои хорошие, способные мальчики добровольно принесли в жертву свои добрые души? Они и сами не знают.

Марина, первая красавица и модница в школе, глядя на которую мальчики забывали дышать, окончила ин.яз. и устроилась переводчицей в туристическую фирму. Деловые встречи, банкеты, презентации, ночные клубы, рабочие командировки на заграничные курорты и т.п. - при таком образе жизни не деградировать просто невозможно, хотя и скучать особенно некогда. Приходя поздно вечером домой, усталая, она сразу включает телевизор или магнитофон. "Иначе, - говорит, - страшно " . - "Чего тебе страшно, Марин ?" - "Не знаю. Не могу объяснить. Просто страшно, когда тишина и остаешься одна ".

Может, страшно приходить в сознание? И чувствовать, как где-то глубоко в груди у тебя просыпается что-то тоскующее, родное, что-то сокровенное, но такое измученное и безнадежно одинокое, такое запуганное и заброшенное... Просыпается то, что обычно, в дневной деловой суматохе, крепко спит, да и не может жить в каком-нибудь роскошном офисе. Это случается в те редкие тихие вечера или бессонные ночи, когда неожиданно вдруг что-то накатывает, захлестывает тебя и не отпускает. Что-то такое же неизбежное, грозное и неумолимое, как безжалостный античный Рок. И ничего, совершенно ничего с этим невозможно поделать, не в человеческих силах.

В эти редкие, болезненные часы ее сознание постепенно возвращается к ней, и она наконец-то начинает видеть саму себя - видеть себя со стороны. Видеть не только свою ежедневную красивую суету и скуку, но и ложь и грязь многих своих человеческих отношений, к чему давно уже успела привыкнуть, свыкнуться, свое обеспеченное одиночество, свою непоказную цену...

Разумеется, эти внезапные, болезненные вспышки сознания скоро гаснут. И высыхают невидимые никому слезы. (Однажды с горечью пошутила по телефону: "Моя лучшая подружка - подушка " ). Чего зря убиваться, если не знаешь, совершенно не представляешь, как изменить свою постылую жизнь? Просто заранее хорошо чувствуешь, что как ни крутись, ничего из этого не получится. Поздно. Так что нечего об этом и думать.

Наверное, трудно встретить более одаренного и восприимчивого подростка, нежели на редкость музыкальная и литературная Оля. Смущало, правда, то, что ее дикое домашнее воспитание, исполненное недоверия и глупости, жестоких принуждений и бесконечных унижений со стороны заботливых родственников, научило ее смотреть на мир и на саму себя не иначе, как из угла... Однако мне всегда казалось, что столь способная, симпатичная девушка рано или поздно сумеет преодолеть свою вынужденную замкнутость, острую неуверенность в себе, свою девическую мечтательность и выйти к людям.

Образцовую ученицу отличало и то, что она без конца и без разбора всех жалела. В ее экзальтированной, слепой жалости ко всему немощному и убогому чувствовалось что-то нездоровое, слабодушное. Может быть, ее невольное тяготение ко всем слабым и несчастным было бессознательным бегством от здоровых и сильных, от тех, кому мало одной жалости? Нечего и говорить, что без жалости возможна лишь безжалостность, однако считать, будто выше жалости ничего нет, - значит быть невысокого мнения о человеке. И разве человек, всецело поглощенный слепой жалостью, сам не заражается, не пропитывается ею, не становится сам жалким? "Каждый человек - личность " , "каждый по-своему интересен и умен " - любила говорить она, имея в виду даже свою ветхую бабушку, которая только тряпки не сосала.

В общем, Оля как могла усложнила себе и без того сложную жизнь тем, что стала врачом. Смалодушничала и пошла по более легкому пути, предпочтя бесстрашному самопознанию и высшим заботам о человеке - заботы о его здоровье.

У Куприна есть рассказ "Жрец " , где известный, всеми уважаемый доктор мучается и никак не может найти высший смысл, "философию " своего труда. Догадываясь, что у кого-то труд возвышает душу, он спрашивает: "Скажите, что дает врачу медицина? " Он все лечил, лечил, "а своя жизнь уходила безвозвратно. И вот уже ушла " , - с горечью понимает он, хотя ему было только 45 лет.

Робкая Оля не то что забыла, но всегда боялась подумать вот о чем. Что даст ей и, значит, чего лишит медицина? Научившись хорошо разбираться в болезнях, научится ли разбираться в людях? Что станет с ее богато одаренной душой, если она всю жизнь будет заниматься тем, что к душе имеет самое отдаленное отношение? Заканчивая школу - почти на одни только пятерки - она слышала все эти естественные вопросы, но так пугалась, что бежала от них, как от оскорблений.

И вот к тридцати годам она стала действительно хорошим специалистом, чутким и добросовестным врачом. Времени читать что-то еще, помимо медицинских журналов, определенно не хватает, но его все-таки можно при желании найти. Но кому это нужно? Ради чего заниматься своим просвещением, своей любимой музыкой и живописью, читать и перечитывать своих любимых когда-то Тургенева, Достоевского, Булгакова и других, когда ты заранее прекрасно знаешь, что все это в твоей больнице совершенно никому не нужно и что из коллег совсем не с кем даже поговорить об этом? Ей-то, как всякому живому человеку, разумеется, нужно, а вот в ее жизни, в ее общении ровно никому не нужно. А значит, не нужно и ей. Она и не музицирует, не рисует и не читает... Работой же своей дорожит чрезвычайно: это единственное место на свете, где ее по праву ценят и уважают. Всем людям она нужна всегда и только как врач, и никому - как живой, неповторимый человек.

Для меня несомненно одно: взрослая Оля - это всего лишь часть , небольшая и даже неглавная часть того, что могло бы быть. Уровень мышления и понимания жизни тридцатилетней женщины примерно тот же, на котором она остановилась при выходе из школы.

Мягкая, отзывчивая Лиза, поступила в МГУ и стала изучать психологию. Можно было только порадоваться за миловидную, жизнерадостную общительную девушку, которая искала небездушного образования, много читала самостоятельно, с интересом знакомилась с новыми людьми. На первых курсах она была настоящей студенткой: не только много занималась, но и с удовольствием гуляла с подружками и приятелями в клубах, на вечеринках, нередко до самого утра, после чего у многих болела голова... Все, как и положено в молодости.

...Все чередой идет определенной,

Всему пора, всему свой миг;

Смешон и ветреный старик,

Смешон и юноша степенный.

Ибо что может понимать в жизни тот, кто никогда не был легкомысленным? Как может прийти к себе тот, кто никогда из себя не выходил?

Правда, меня иногда настораживал в способной многое понимать девушке бросающийся в глаза недостаток самостоятельности, отсутствие само-стоянья, какая-то даже детская бесхарактерность. Немаловажно было и то, что, еще учась в школе, она часто и с охотой бывала у своих очень богатых родственников, "людей искусства " , видела, в какой роскоши те живут, в огромной квартире напротив Кремля, с прислугой, кожаной мебелью, ежемесячными поездками в Париж и прочим; и было заметно, что все это производило на самолюбивую девочку неотразимое впечатление. В ней, как почти во всех подростках, в одно и то же время жили и как-то уживались высокие стремления и дешевое тщеславие, сердечная доброта и поразительная невнимательность даже к самым близким людям, искренняя жажда идеального и удивительная расхлябанность... Но ведь в юности это, наверное, и естественно.

Случилось так, что каким-то необъяснимым, диким образом прекрасная Лиза в 20 лет скоропостижно вышла замуж за какого-то набожного книжного спекулянта, надутого собой розовощекого шалопая. Лишь после замужества, да и то далеко не сразу, ей постепенно стали открываться в своем счастливом избраннике такие неожиданные черты, как элементарная неопрятность и душевная черствость, барское самодурство и откровенно крепостнические замашки, самодовольная ограниченность и ничем не ограниченное самомнение... Дело, кажется, обстояло именно так, как об этом сказано у Герцена: "...мы сначала близки; потом знакомимся " ("Былое и думы ").

Как понять это никому не нужное, абсолютно бессмысленное замужество? Не замужество даже, а какое-то личностное самоубийство. Неужели до такой степени была не уверена в себе, в своей женственности, что поспешила, теряя голову, доказать всем обратное? А что доказала? Давно известное - что всякий ранний брак, как правило, есть не что иное, как отказ от поисков любви и самого себя.

Живут они вдвоем в просторной трехкомнатной квартире мужа. Модная кожаная мебель, лучшая бытовая техника последних моделей, старинные иконы в дорогих окладах (муж любит помолиться, чтобы дела шли хорошо), два новейших компьютера, богатая библиотека (спекулянт все же), шикарная дача, дорогой автомобиль, словом, все, что с детства так волновало воображение, стало теперь и ее собственностью. Сразу после лекций, когда друзья и подруги однокурсницы не спеша идут вместе что-то посмотреть и обсудить, или просто посидеть в кафе, она безропотно бредет домой. Виновато объясняет: "Муж не любит, когда я бываю с кем-то еще, кроме него. Считает, что это вовсе ни к чему. Он хочет, чтобы я всегда была дома " . По дороге заходит в магазины и с тяжелыми сумками возвращается домой. Потом долго, тщательно убирает большую квартиру, стирает, готовит, как умеет, и вечером, усталая и опустошенная, тихо поджидает своего милого супруга, двадцатипятилетнего мальчугана, чтобы повкуснее и посытнее накормить его. А что еще остается? Это только пожрать он не дурак, а говорить с ним совершенно не о чем.

Время читать у Лизы вроде бы есть, но что-то не хочется. Читая великие книги, еще начнешь невольно сравнивать, и вдруг узнаешь себя или своего мужа в ком-нибудь из героев. И что тогда? Нет, гораздо безопаснее почитывать специальную психологическую литературу и с удовлетворением узнавать из нее, например, то, что оценивать ни в коем случае никого нельзя, а можно только "понимать " , или что психоанализ уже разгадал последние тайны обезьяны и человека, если у кого из них еще какие оставались. Подобные научные открытия успокаивают и прогоняют назойливые сомнения на свой счет.

Никто и не заметил, как живая, ищущая студентка превратилась в бессловесную хозяйку (чрезвычайно емкие понятия у Достоевского). Превратилась, и зажила той замкнутой, лишенной всякого общения, всякого содержания жизнью исполнительной прислуги и содержанки в богатом доме, - в которой все, что тебе нужно делать, можно и нельзя делать, - определяет господин. Все так удручающе мелко и скучно, ничтожно и пусто, что и рассказывать-то не о чем. Как рассказывать о жизни, в которой нет никаких событий, ничего волнующего?

Впрочем, кое-что в ней изредка все же случается. "Вот мы недавно были в такой-то церкви такого-то века, - говорила мне Лиза, - там так красиво пели... " Или: "А мы ездили на машине с мужем в один подмосковный монастырь; кругом лес, тишина, благодать... Там еще неподалеку в скиту живет прославленный старенький монах, к которому приезжают за помощью и наставлением многие известные люди из числа столичной интеллигенции. Мы тоже его видели. Так интересно... " - "А что именно тебе интересно и почему? - спрашиваю. - Дальше-то что? " Но оказывается, что дальше ничего нет. Просто "красиво " и "интересно " , и больше ничего.

В разговоре у нее появилась подозрительная манера заранее все, что ни скажи, безусловно одобрять, всему и всем улыбаться. Если с помощью этого компенсаторного благодушия она хочет исключить всякую возможность искреннего общения, то это ей вполне удается: серьезно заговорить с ней - значило бы проявить бестактность. На удивление несамостоятельная, всегда со всем соглашающаяся, бегущая от всякого сознания, от всякой критики, - чем не современная чеховская Душечка?

Изредка они принимают у себя гостей. Хорошенько выпив и закусив, друзья психологи любят поговорить о том, как с помощью родной науки сегодня лучше зарабатывать деньги, или о том, что Толстой был несчастным невротиком, а Достоевский и вовсе безнадежно больным, и что все их "высокие идеи " , "благородные идеалы " , как выяснили психоаналитики, они не иначе, как от нездоровья, фрустрации и известных комплексов. Еще искренне пожалеют тех, кто не изучал психологию и не знает таких элементарных вещей, и по своей темноте и наивности все еще воспринимает их мысли всерьез. Душевно поговорят таким образом и перейдут затем к своему любимейшему занятию - психологическим тестам и играм. Такие сообразительные и просвещенные, без малейших комплексов, такие небольные и довольные собой, они играются часами, до самозабвения. Сразу видно - не зря учились. Будущие-то специалисты по душе.

Учится бедная Лиза на "отлично " , но какой еще из Душечки психолог? Кого может понять и кому может помочь человек, влачащий свое существование? И что это вообще за "психология " , которая нисколько не помогает познать самого себя даже тем, кто ее успешно изучает? Какая-то насмешка над психологией, то есть над научной, разумеется, психологией.

Думаю, думаю о своей любимой ученице и никак не могу понять: почему в ней так мало желания жить, в молодости быть молодой? Куда девалась юная, любознательная, прекрасная студентка? Неужели она навсегда успокоится на этом диком, унизительном сожительстве со своим прожорливым самодуром? На глазах опускаясь, она еще притворяется, будто так счастлива, что и мечтать больше не о чем. Неужели не страшно своей собственной судьбой, единственной своей жизнью лишний раз доказать проницательность Ницше: "Многое мелкое счастье дарит нас многим мелким убожеством... " ("Злая мудрость ").

Помню как еще школьницей она однажды невольно проговорилась при мне: "Я согласна много читать, всерьез заниматься своим образованием, честно искать свое место в жизни... но только при одном непременном условии: живя в полном комфорте ".

Вот такое печальное видение будущего некоторых моих учеников. Не знаю почему, но среди них я не увидел никого, кто в молодости обещал бы стать не ниже самого себя. Может, уже уснул? Насколько мои грустные предчувствия окажутся соответствующими действительности, это в самом скором будущем покажет время.

11

Прошел год, как мои ученики окончили школу. Сейчас все они студенты - будущие юристы, экономисты, врачи, педагоги, инженеры, переводчики, филологи, психологи... Наш гуманитарный кружок, на который я возлагал свои главные надежды, как-то сам собой развалился. На одном из последних собраний они растерянно говорили мне:

- Если б вы знали, как тяжело постоянно чувствовать свою отчужденность от сверстников... Почему мы, в нашем маленьком кружке, всерьез читаем и стараемся понять разных древних мудрецов, великих писателей, а все остальные студенты, знакомые просто живут себе и живут в свое удовольствие, и при этом прекрасно себя чувствуют. Совсем не то что мы. Что же это за мудрость такая, если она стеной отделяет тебя от всех нормальных людей и делает тебя бесконечно одиноким? Ведь даже среди студентов лучших гуманитарных университетов не с кем серьезно обсудить прочитанное! Ради чего же тогда стараться читать, думать, жить какими-то высшими вопросами? Никакой кружок никогда не переделает мир, не изменит всех остальных людей, которых в миллионы раз больше. Читай, не читай, занимайся, не занимайся, все останется точно таким, как было и будет всегда.

Узнавая в их отчаянии свое собственное, не так уж и давно и с огромным трудом преодоленное, я пытался их как-то подбодрить:

- Вы переживаете из-за того, что не можете сейчас, сию вот минуту вразумительно ответить на все свои достойные, естественные для каждой живой души вопросы? Страдаете от одиночества? Мучаетесь проблемой смысла своего чтения, образования, всего своего существования?.. Так ведь это же делает вам честь! И хорошо, что мучаетесь. И помучайтесь! Иначе что же это будет за жизнь - без глубоких сомнений и томительных поисков, без одиночества в душе и даже отчаяния? Какая-то нечеловеческая, какая-то безжизненная жизнь. Один замечательный немецкий поэт говорил, что нам надо бы гордиться болью, ибо она есть память о нашем высоком назначении...

Вы, конечно, правы в том, что серьезное, неформальное отношение к своему образованию, мышление о жизни делают человека резко не похожим на других, странным, то есть одиноким... Но подумайте: одиноким среди кого? Неужели кого-то из вас может прельстить такое самоубийственное общение, где знания и ум - лишь помеха? Мне кажется, ваше нынешнее одиночество (все же не абсолютное, а относительное, терпимое) - это лишь цена, немалая, конечно, но всего лишь цена, которую требуется заплатить за возможность когда-нибудь узнать самого себя и непустое общение. Начавший мыслить и уважать самого себя человек не просто вынужден, но согласен ее заплатить, ибо он понимает, что еще накладнее эту цену не платить. Так что когда нас многие, даже подавляющее большинство людей решительно не понимают и считают странными - это еще не самое страшное.

В начале прошлого столетия Стендаль, в числе других, логично предполагал, что "именно в возрасте от 16 до 25 лет обычно решается наша судьба " ("О любви " ). Поскольку с тех пор в жизни людей и, надо думать, в самих людях многое и существенно изменилось, я все больше склоняюсь к тому, что сегодня - в наше гнусное время неслыханного, эпидемического помрачения, перерождения и открытого торжества мирового мещанства - судьба молодого человека обычно решается еще раньше и решается, увы, окончательно и навсегда. И, как ни странно это сказать, решается как-то без него самого, помимо него и за него, и именно тогда, когда он не только ничего самостоятельно не решал и решать не собирался, но, если немного подумать, даже при всем желании не мог еще никоим образом ничего решать. От нескольких студентов (учащихся на разных курсах, в разных университетах и друг с другом не знакомых) я недавно слышал почти дословно такое: "Да, я согласен с тем, что еще мало чего знаю и понимаю в жизни, но я уже все для себя решил - как мне жить и чем мне заниматься. Причем решил окончательно, и не надо мне ничего говорить " . Выходит какое-то странное, решительное, но никогда ничего не решавшее решание.

Говорил, убеждал, утешал... а мы все дальше и дальше друг от друга. Неужели все было напрасно, все мои труды, бессонные ночи, сокровенные надежды?.. Неужели то мое печальное видение будущего моих учеников и в самом деле начинает сбываться? Что же это такое будет? Как же мне жить тогда? Ради чего и ради кого? Все-таки они - моя первая, самая светлая любовь, которой я отдал семь лучших лет своей жизни, честно отдал все, что мог...

Но, может быть, они еще "маленькие " ? И это время пришло для них такое - от неуверенности в себе поскорее и во что бы то ни стало почувствовать себя "нестранными " , подобными всем остальным сверстникам, многое знающими и ни в чем не сомневающимися - и это трудное время юности необходимо просто переждать? Может, это ничего, что они стали сейчас не шутя уверять меня, будто ныне модный подростковый писатель Пылевин "несомненно актуальнее и выше Толстого, который уже устарел " , а постмодернизм есть не постсовременный нигилизм, а "вершина всей тысячелетней человеческой мысли и культуры " ?.. Был же когда-то Кукольник популярнее Пушкина, и ведь ничего. И если это смутное время возрастного, во многом обезьянничающего "самоутверждения " - по неведению или с испугу все смело отрицающего и, в конце концов, так ничего и не утверждающего самоутверждения - как-нибудь терпеливо переждать, то, возможно, кто-то из них еще сумеет стать образованным и начать мыслить о простом?

Как же мне - несмотря ни на что - не верить в это? Ведь если в это не верить, тогда... тогда ничего другого не останется, как поневоле поверить в то, что сложившееся у нас за годы "демократических реформ " новое поколение студентов совершенно безнадежно уже в свои 17-20 лет.

Скандальное родство душ. Чем похваляется и самый ничтожный из людей, разве может это быть благом?

Поражает, сколь ничтожно мало число людей, в том числе "философов " и "педагогов " , которые задумывались бы над таким общеизвестным фактом. Едва ли не подавляющее большинство хороших, симпатичных девушек и юношей, успешно оканчивая школу или университет, мечтают сегодня точно о том, желают точно того же, что и последние ничтожества, падшие создания, отъявленные подонки и бандиты. А ведь "желания есть самая сущность человека " (Спиноза).

Что же означает это скандальное родство душ? И чего тогда стоят все эти благопристойные, образованные по лучшим западным стандартам юные стандартные души?