|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
ЧЁРНЫЙ ГЛАДИОЛУС
НОЧИ
РАСТАЯВШИЙ
СУГРОБ
О эти вскрытые копилки
Весеннего полураспада.
В листве разбившейся бутылки
Цветок из кожи апельсина
Звенит, как летняя цикада,
И щурится в двуликий синий.
Чьи губы трогали здесь тело
Зелёных змиев, райских яблок?
Чем посреди толпы свербело?
Какая речь гортань теснила,
Пока душа под кожей зябла,
Краснея, кисть под ветром стыла?
С асфальтом встретились останки.
А утолявшие, те, двое,
Шли несинхронно по
Таганке
И скрылись, каждый в свой урочный.
Там ветер мечется и воет
И разрывает тучи в клочья.
ЧЁРНАЯ
ТАРАНТЕЛЛА
Посвящение Владимиру Ковенацкому
Уродлив день и всё короче.
Но умирает, хорошея.
И чёрный гладиолус ночи
Ложится в улицы траншею.
Его глубокие воронки
со slow-motion
рапида
Сознанья раздвигают кромки
За геометрию Евклида,
И то, что в пестроте враждебной
Мелькало противоположным,
На кривизне пустот волшебной
Прикосновенно и подкожно.
Но контрапункт неузнаваем.
Повсюду расцветая вольно,
Он притворяется вещами,
Рисунком сольным и трёхдольным:
Покуда город, старый шулер,
Из рукава метает карты
Случайных встреч, как снайпер пули,
С убийственным вполне азартом,
С живыми ручкаются
тени,
В стакане перспективы взболтан,
Потеет месяц от радений
Над луковицей горько-жёлтой,
Бренчит игриво lacrimosa
Огней, растянутых в аллее,
Лишь коры траурная поза
Холодным белым пламенеет.
* * *
Там, где сходит на нет белопанцирный
город,
прорастает в рассвет галактический
солод,
где ладонь опускается жестом
бессилья
на земной вавилон и железные
крылья,
мнёт и месит по новой из красной и
влажной,
из подножной, подкожной, отравленной
жаждой,
проникающей в поры бессонной горячки
солью вроссыпь высокой и солью
незрячей,
речевой, на вальцах проскрипевшей, не в
пальцах,
под какие кресты слов натянутся пяльца,
чтоб себя продевать из земных
оболочек
в многоточия дым, говорения прочерк.
ИЗ ПОЗДНЕАНТИЧНОЙ ЛИРИКИ
Хайре, Солнце! Твой луч всё
выше.
По воздушным складкам виссона
Рассыпаются хлопья вишен —
Тень светлеет, и ночь бессонна.
Хайре, медленных капель линзы,
Ускользающие в тремоло.
То, что пело потоком Янцзы,
И что спряталось вглубь, умолкло.
Хайре, неба прищур и
щебет,
Пересыпавший шипы монстров!
Звон клепсидр сквозь фасадов щели,
Тишины утаённый остров,
Всё, что мы потерять успели,
Чем не проговорились всуе…
Всё, чему твой привет, Аврелий.
Что тебе не сдавалось, Юлий.
ПРОГУЛКА
утоптан снег и звонче, чем фарфор.
морозный люстр качается в ресницах,
когда, под невесомый разговор,
удвоенная ночь в себя глядится:
летят навстречу волны и поля,
и в реках отразившиеся луны
огромны, и лиловая земля
качается под паводком бурунным.
как весело зажечь в её морях
по огоньку, и встретиться в тумане,
пока прозрачен вечер, и горят
на небе купола, и на экране
стекла, смотри, уже рисует луч
такие узнаваемые тени.
и вечер льёт расплавленный сургуч
багровых солнц на синие ступени.
АНТИНОМИИ
в час
московского неба цвета александрита
ветер падает
в
лужу как пустой кошелёк.
вертикальные
взлёты свойства электролита
генерируют,
перьями
проводя звёздный ток.
с тротуаров
обуженных серых стен пропилеи
тянут звуки
гармошками, придыхая в
басах.
просиявшее
кружево крупной солью Эгеи
в пемзу окон
смывается и дрожит на весах
двухсторонней
камеи Прохожего профиля:
слева
— тёмного космоса шорох о
воротник,
чёрный глянец
авто… справа — цвета
картофеля
фри, коленок
и
ростбифа бродит в стёклах двойник.
Он помедлит
ещё,
раздвоеньем измучится…
но Большая
Медведица развернула свой ковш.
Рубикон
перейдён. молодая попутчица.
горсть
серебряной мелочи. Чёрный кофе. Бриошь.
* *
*
ещё рассвет
дрожит как стеклотара
расколотая в
тишине молочной
и на просвет
текут текут отары
туда где
горизонта позвоночник
чуть гнётся
над
затихшей чашей моря
и мы выходим
из
небесной чащи
чтоб среди
цепких трав на косогоре
дышать друг
другом то светлей то чаще
и заполнять
горячие пустоты
предплечьями
переплетаясь с речью
когда круги
как
гласные долготы
к согласным
берегам плывут навстречу
ВЕТРЕНЫЙ
ДЕНЬ
Воробьёвы
горы,
птичьи
стрешни.
здешней,
город,
лакомься
черешней
голубооктавных
междометий.
шёрохокартавный
шарит
ветер —
не
таятся ль
в
кровлях лип над пляжем
древлие
паяцы?
в
клёнов пряже
не
скликают ли? —
лови
беглянок! —
сатирессы скайпов
троп,
полянок
дрожь
пугливых
шёпотокасаний,
ног
извивов
в
беге, в танце дланей
для
летучих в дали —
мир
не тесен —
над
бетоносталью
птичьих
песен
с
полосканьем
взоров,
губ и прядей,
тверди
обмираньем —
звона
ради
над
шарманкой
улицы
кромешной
неба
щелью манкой,
синей
стрешней.
|
Проголосуйте за это произведение |
